Я никогда не разглядывал эту баночку. Это была круглая баночка из-под кольд-крема. Американского производства, но с испанской надписью на этикетке.
Тяжелая, с волнением заметил я. Тяжелее, чем можно было ожидать от обыкновенной баночки с кремом.
— Скорее, Питер, — капризно кричала Вера. — Дайте мне.
Я взглянул на нее. Несмотря ни на что, я невольно восхищался ею. Успех всей ее отчаянной деятельности зависит от того, передам я ей эту баночку или нет, и тем не менее она отлично владела своим лицом. Выражение лица было самое правильное: немного волнения, немного досады на свою собственную глупость и неловкость и на свою медлительность.
— Я помажу вам, — сказал я. — Я с отличием окончил курс первой помощи. Давайте вашу руку.
Она протянула руку. Обожжен был только один палец. Я отвинтил крышку. Вероятно, банка была полная до того, как Дебора израсходовала немного, смазывая мою спину. Это была пытка: знать, что решение всех проблем находится сейчас в моих руках и я ничего не могу сделать.
Я помазал ей палец. Руки ее дрожали. Все еще держа баночку в руке, я пошарил в саквояже и нашел бинт. Аккуратно завязал ей палец.
— Вот так. Пальчик как новенький.
Я завинтил крышку. Вера только смеялась.
— Какая же я дура. Такая неловкая. Питер, дайте мне мазь. Она будет у меня в сумочке. Хорошо?
Я ожидал эту просьбу.
— Я бы на вашем месте не стал с ней так возиться. Эта мазь хороша только для солнечных ожогов. Потерпите до Браунсвилля. Там мы купим какое-нибудь более подходящее средство.
Я знал, что она не сможет возражать против этого. Она не решится поднимать из-за нее спор из боязни вызвать мои подозрения.
По радио сначала сказали что-то по-испански, потом по-английски: «Пассажиры рейса номер пятьсот шестьдесят четыре на Браунсвилль, Новый Орлеан и Нью-Йорк, пожалуйста, сдайте ваш багаж».
Еще раз я долю секунды поколебался, прежде чем принять решение: взять баночку с собой или положить ее обратно в саквояж? Она была слишком велика для кармана. Если я ее оставлю, Вера непременно предложит спрятать ее у нее в сумочке. И вероятно, мне будет трудно отказаться от такого разумного предложения. Лучше я оставлю ее в саквояже. Мне выдадут квитанцию, и я буду ее хранить.
Я положил мазь обратно в саквояж и застегнул «молнию». Потом подсунул его под мышку, взял свой чемодан в одну руку, Верин — в другой и сказал:
— Пошли.
После того, как наш багаж взвесили и наклеили ярлычки, мне выдали три квитанции. Номер квитанции на ее чемодан отличался от номера квитанции на габардиновый саквояж. Если я отдам квитанцию ей, как бы она в Новом Орлеане не подменила мне ее каким-нибудь образом. Поэтому я все три квитанции оставил у себя. Я знал, что она не сможет возражать. Когда мужчина путешествует с дамой, вполне естественно, что заботу о багаже берет на себя мужчина.
Когда вы выезжаете из страны, таможенный осмотр — пустая формальность. Пока таможенный чиновник осматривал наш багаж, я все время вертелся около габардинового саквояжа. Вскоре я увидел, что носильщик понес все три места в самолет.
До Браунсвилля мазь была в такой же сохранности, как если бы я положил ее в банковский сейф.
Я купил целую кипу журналов, чтобы нейтрализовать Верину болтовню в самолете. Но она сделала вид, что ей хочется читать еще больше, чем мне. Когда самолет стартовал, набирая высоту, и пролетал над распластавшимся под нами городом Мехико, она проявляла чрезвычайный интерес к журналу, который рассказывал, как сделать ваш дом более красивым, чем чей бы то ни было, и всего за сорок долларов в неделю.
И она не поднимала от него носа до тех пор, пока внизу не показался город Браунсвилль.
Пожалуй, сейчас ее положение было хуже моего. Это сознание давало мне некоторое удовлетворение. Во всяком случае контроль над баночкой в данный момент в моих руках. А для нее это морковка, привязанная над носом осла.
У нее было много времени, чтобы выработать план, как перехитрить меня в Браунсвилле. Поэтому я удвоил бдительность. Но она не предпринимала никаких шагов. Наши чемоданы прошли таможенный осмотр, и теперь уже представители Американской Восточной линии взвесили их, наклеили новые ярлычки и погрузили на самолет, который должен отвезти нас в Новый Орлеан. Все три новые квитанции я снова убрал в свой бумажник.
Пока что счет в мою пользу. Правда, победа невелика, но все же. Подлинная опасность ожидает меня в Новом Орлеане, где в игру вступит Холлидей.
Перед тем как сесть в самолет, я купил какую-то мазь и снова перевязал палец Веры. Как только мы очутились в воздухе, она углубилась в другой журнал. Изредка я заговаривал с ней, чтобы казаться вполне естественным, но большую часть времени я думал о Новом Орлеане. Если я сразу поеду к мистеру Бранду, Вера захочет пойти со мной, и, поскольку мы официальные союзники, я не смогу остановить ее. Пожалуй, лучше сначала взять номер в отеле. Может быть, в отеле я что-нибудь придумаю.
Пока наш самолет тащился над монотонным Техасом, я придумал план. Этот план поможет мне обезвредить Веру. Но он ни в коем случае не обеспечивает безопасность баночки. Насколько я знаю Холлидея, он может так же спокойно убить мистера Бранда, как он уже убил Дебору и Лену. Если я повезу баночку сразу на Дофин-стрит, дом тысяча четыреста шестьдесят два, я могу доставить ее прямо в руки врагу.
Я начал нервничать. К тому времени, когда мы пролетали над пустынной болотистой местностью Луизианы и приближались к аэропорту, я все еще не принял окончательного решения. Когда мы спускались по трапу, меня охватило чувство, похожее на панику.
Теперь, когда мы приземлились, Вера была что-то уж очень подозрительно спокойна. Она взяла меня под руку и веселым голосом, который звучал ужасно фальшиво, спросила:
— Ну, Питер, что мы сначала будем делать?
— Поедем в отель, я полагаю. Нам нужна база для начала наших операций.
— Да-да. В отель «Сент-Чарльз»? Да?
Она что-то уж очень быстро назвала этот отель. Вероятно, Холлидей велел ей остановиться именно в этом отеле.
— Давайте лучше поедем в «Монтедеро», — сказал я. — Я всегда там останавливаюсь.
— Но «Сент-Чарльз»…
Ее голос замер. Снова она побоялась показаться мне слишком настойчивой. Боязнь возбудить у меня подозрение все время связывала ей руки. Пока что счет все еще был в мою пользу.
Я так долго пробыл в Мексике, что уже привык к звуку испанской речи, к яркой, мишурной, неофициальной атмосфере. И мне странно было вернуться в страну, где нет нищих, нет бездомных собак, бродящих в поисках отбросов. Мы продвигались вместе с дружелюбной толпой людей, которые выглядели феноменально изящными и процветающими. За стойкой бара американский бармен подавал американские напитки. Я с удовольствием выпил бы стаканчик виски, но каждую минуту могут подать багаж.
Мы направились с Верой, все еще державшей меня под руку, к багажному залу. Я все время осторожно посматривал по сторонам: нет ли тут Холлидея. Хотя я не думаю, чтобы он действовал так грубо, чтобы показаться мне в аэропотру. Его здесь не было.
Но я до сих пор был в нерешительности, что мне делать с баночкой. Она была слишком большая, чтобы хранить ее в кармане. Как бы осторожен я ни был, Вера непременно улучит момент и украдет ее у меня, когда мы приедем в отель.
К нам подошел носильщик-негр.
— Чемодан, сэр?
— Да. — Я выдернул свою руку из Вериной.
— Подождите здесь. Я сейчас вернусь.
Я передал носильщику квитанцию, и мы с ним пошли в багажный зал. Вера пошла за нами. У прилавка толпилось довольно много народа. Очевидно, только недавно прибыло еще несколько самолетов. Чемоданы вносили в зал из двери, находящейся в левом углу. Все что-то кричали, указывали свой багаж, словом, царила обычная суматоха. Показался Верин чемодан из свиной кожи.
— Вот один, — сказал я носильщику.
Он подхватил его, даже не взглянув на квитанцию. Затем подали мой большой чемодан. Я указал на него, и носильщик подхватил и его. Привезли новую порцию багажа. Я увидел свой габардиновый саквояж. Он был сверху на груде других чемоданов. Служащий переложил его вниз. Когда он это сделал, я увидел на багажной тележке точно такой же габардиновый саквояж.
Оба саквояжа были совершенно одинаковые. Вероятно, таких миллионы. Но я хорошо знаю свой по масляному пятну с одной стороны. Я вспомнил, как Холлидей когда-то в Мехико хотел обменять наши саквояжи. И вдруг догадался, что мне надо делать.
Я протолкался сквозь толпу, наклонился над барьером и подхватил чужой саквояж.
— Вот. — Я прошел мимо Веры и отдал саквояж носильщику. Тот опять не взглянул на квитанцию. Я знал это. потому что он не смотрел на них и в тех двух случаях.
Как-то однажды я взял в аэропорту чужой чемодан, и я хорошо знаю всю процедуру, которая следует за этим. Человек, чей чемодан я возьму, вероятно, скоро заметит ошибку и вернет мой саквояж. И пока авиалиния будет разыскивать меня, чемодан будет автоматически отправлен в бюро находок в Атланту, Джорджия.
Когда носильщик нес наши чемоданы к такси, я торжествовал. Конечно, это было жестоко по отношению к невинному путешественнику, чей саквояж я стащил. Но не это было главной причиной моего беспокойства. Если только каким-нибудь совершенно невероятным способом баночку уже не извлекли из моего саквояжа, Холлидей никак не сможет ее получить. А когда я установлю связь с дядей Деборы, я могу позвонить в аэропорт, и через два часа мне из Атланты пришлют мой багаж.
Вера уселась в такси. Я заплатил носильщику и сказал шоферу адрес отеля «Монтедеро». Минут через десять мы проезжали мимо массивного здания отеля «Сент-Чарльз». Вера бросила на него быстрый взгляд и тут же отвернулась.
Интересно, ждет ли нас Холлидей в вестибюле отеля?
Мы подъехали к «Монтедеро». Из отеля выбежал за багажом носильщик. Я попросил дать нам два соседних номера, и, пока мы поднимались в лифте, я снова еще раз мысленно проверил план, который я составил в самолете. Я не видел причин, почему бы он мне не удался. У двери своей комнаты я сказал Вере:
— Когда вы окончите распаковывать свои вещи, Вера, приходите ко мне на «военный» совет.
Она радостно улыбнулась. Ей это очень понравилось.
— Да, Питер. Быстро приду.
Лифтер проводил ее в комнату, потом внес багаж в мою. Я дал ему на чай и закрыл дверь. Комнаты были с телефонами. Я знал, что Вера сейчас позвонит Холлидею. Я никак не мог помешать этому, да мне, собственно, было безразлично, позвонит она или нет. Мы с ней ни о чем определенном не договаривались. Она ничего не сможет сказать ему, за исключением того, что мы приехали и где мы остановились. Конечно, расскажет ему о баночке. И он скажет ей, что она должна обязательно любыми средствами добыть ее.
Если только я не ошибаюсь, на некоторое время Холлидей уйдет со сцены. Вера будет действовать в одиночку.
Спальня была обыкновенной гостиничной спальней с ванной комнатой в углу. Я посмотрел, запирается ли ванная комната на ключ. Да, запирается. И стены здесь не мексиканские. Никто не услышит голос Веры. Я раскрыл большой чемодан и начал вынимать оттуда вещи.
Как я и ожидал, через несколько минут раздался стук в дверь. Я открыл. Вошла Вера без шляпки и без лисьей накидки. На ней все еще был красный костюм. Она только что заново причесалась и подправила косметику. Выглядела она великолепно — голливудская модель балерины в цветном широкоэкранном фильме. Я подумал: почему бы ей не поехать на побережье и не произвести там сенсацию в киномире вместо того, чтобы вертеться с убийцами?
Я взял связку галстуков и понес их в шкаф.
Она сказала:
— Я уже все распаковала. Я быстро, быстро. Помочь вам? Нет?
Я ожидал этого. Очевидно, приказ Холлидея уже получен. Я кивнул на габардиновый саквояж.
— Как насчет того, чтобы потрудиться над ним? Хотя лучше отнесите его в ванную комнату, в нем в основном предметы туалета.
Она так и подпрыгнула к саквояжу. Я теперь так хорошо ее знал, что, кажется, мог прочитать ее мысли. «Вот сосунок, — вероятно, думала она своим хитрым умом, — наконец-то подает мне баночку на серебряном блюдечке».
Она понесла саквояж в ванную комнату. Я пошел вслед за ней с галстуками в руках. Когда она нагнулась, чтобы открыть саквояж, я взял ее за локоть и повернул к себе лицом:
— Знаете что, Вера?
Черные ресницы затрепетали. Она с трудом сдерживала свое нетерпение.
— О, Питер?
— Вы такая девушка, от которой любой парень может сойти с ума. Как это ни абсурдно, я совсем этого не хотел, но был такой момент, когда этим парнем мог оказаться и я.
Она захихикала грудным смешком.
— Действительно вы так думали? Вы, который так привязан к своей жене?
— Я мог бы развязаться с ней.
Я наклонился к ней. Она подняла кверху свое лицо и положила руки мне на плечи.
— Питер…
Ее губы почти касались моих. Они казались мне сейчас чересчур толстыми, но отличной формы.
Я заткнул ей рот рукой. Она издала приглушенный крик и начала брыкаться. Я вставил ей между зубами носовой платок. Она чуть не укусила меня. Я зажал ей голову под мышкой и галстуком связал ее руки за спиной.
Очень легко справиться с женщиной, даже если она брыкается, как мул. Через пару минут я связал и ее ноги тоже. Потом сделал отличный кляп, чтобы она могла дышать, но и только.
— Гоп-ля, детка.
Я подхватил ее и положил в ванну. Даже не будучи связанной, трудно выбраться из скользкой ванны.
Она смотрела на меня пылающими от негодования и страха глазами. Я улыбался.
Я дружелюбно помахал ей рукой и забрал чужой саквояж. Он может мне понадобиться. Потом вышел из ванной комнаты и запер за собой дверь.
Операция «Вера» прошла успешно.
Теперь предстоит гораздо более опасная операция. Операция «Бранд».
Я разделался с Верой. Но я еще не разделался с Холлидеем, а он гораздо более опасен. Вероятно, он находится в Новом Орлеане вот уже в течение шести или семи часов. Времени совершенно достаточно, чтобы поступить с мистером Брандом так же, как он поступил с Деборой и Леной… и что его друзья, возможно, сделали с отцом Деборы.
Однако после моего хотя и маленького, но все же успеха я был настроен весьма оптимистически. К тому же находящийся в кармане кольт придавал мне уверенности.
Надо же когда-то покончить с этим делом. Может быть, именно сейчас настал самый подходящий момент для этого. Может быть, я найду мистера Бранда в целости и сохранности в доме номер тысяча четыреста шестьдесят два на Дофин-стрит.
Я вышел из комнаты, запер за собой дверь и отдал ключ портье. Я взял с собой чужой габардиновый саквояж, потому что, если мне удастся установить контакт с мистером Брандом, я, возможно, верну его в аэропорт раньше, чем получу свой.
Холл отеля был переполнен веселой туристской публикой. По дороге к выходу я увидел несколько телефонных будок. Хотя мне казалось совершенно невероятным, чтобы в этой кутерьме, где мне все давалось с таким огромным трудом, я смог бы легко найти номер телефона Бранда, я все же просмотрел в телефонной книге фамилии на «Б». И как это ни невероятно, увидел имя «Бранд Уильям С. 1462. Дофин-стрит».
Такой быстрый успех окрылил меня. Это был добрый знак. Совершенно очевидно, было более благоразумно и безопасно, прежде чем пойти на квартиру к мистеру Бранду, которая может быть в настоящее время превращена в очередную западню, — позвонить ему. Я вошел в будку и набрал номер телефона Бранда. Почти тотчас же мне ответил низкий хрипловатый голос. Этот голос принадлежал не Холлидею.
Я сказал:
— Мистер Бранд?
Голос ответил:
— Да, это я.
Что-то уж слишком легко все получается. Я сказал:
— Говорит Питер Дьюлет. Вы меня не знаете. Я друг Деборы.
— Деборы? — Видимо, Бранд старался говорить спокойно, однако в его голосе слышалось трудно сдерживаемое волнение.
— Мне нужно сообщить вам нечто очень важное. От Деборы. Можно зайти к вам сейчас?
— Конечно, мистер Дьюлет.
Хотя это, вероятно, звучало несколько мелодраматически, но я счел нужным добавить:
— Возможно, вам ничего неизвестно, но есть люди, которые могут причинить вам большие неприятности. Я позвоню три раза. Не впускайте никого до моего прихода.
Я ожидал, что он удивится, однако мистер Бранд продолжал говорить все тем же спокойным голосом:
— Да, мистер Дьюлет, мне все известно об этом. Значит, три раза?
— Три раза.
Я положил трубку. Руки дрожали от волнения. Наконец-то я у цели, дело заканчивается. И заканчивается оно не очередной «перестрелкой, погоней и грабежом». Оно заканчивается спокойно в мирной квартире одного из американских городов. Может быть, я смогу еще успеть на сегодняшний вечерний самолет и в назначенное время явиться на свидание с Айрис в Нью-Йорке? Когда я записывал номер телефона на листочке бумажки, я обратил внимание, что около имени Бранд дано два адреса: домашний и служебный. «Бранд Уильямс С., минералог». И адрес на Докер-стрит.
Значит, дядя Деборы минералог. Проходя по залитой солнцем улице, я думал, какая может быть связь между тем, что я только что узнал, и делом Деборы, как я его называл.
Часы показывали четыре тридцать. Я оглянулся, чтобы быть уверенным, что Холлидей не следует за мной. Его нигде не было видно. Я пошел по улице, внимательно вглядываясь в лица прохожих и изредка оборачиваясь, чтобы посмотреть, не идет ли за мной «хвост».
Конечно, если бы Вера успела предупредить Холлидея, за мной непременно кто-нибудь следовал бы. С чувством огромного удовлетворения вспомнил я о Вере, как она лежит сейчас связанная в запертой ванной комнате.
Я раньше несколько раз бывал в Новом Орлеане и достаточно хорошо знаю этот город. Вье Карре — довольно маленькая полоска, я уже шел по Ройял-стрит. Насколько я помню, Дофин-стрит идет параллельно этой улице, кажется, в двух кварталах отсюда.
После Мексики французский квартал Нового Орлеана показался мне довольно фальшивым с бесчисленными дутыми американизированными рекламами. Старые дома с изящными завитушками и железными балконами были, конечно, очаровательны, но и здесь чувствовалась какая-то фальшь, подделка. Повсюду броские, чисто американские рекламы: «Лавка античных древностей» с современными витринами из стекла и стали; «Куриная кухня матушки Хусид», «Единственная пивная с настоящим абсентом». Америка не может не вторгнуться в любое хорошее дело с тем, чтобы не оставить на нем свой отпечаток американизма.
Я прошел мимо старинной аптеки, похожей на декорацию спектакля «Капризная Мариетта» в постановке братьев Шуберт. Меня ни на минуту не оставляла мысль о том, что мистер Бранд минералог. У меня появилась новая идея, она порхала где-то около моего сознания, как голубь вокруг голубятни. Южная Америка исключительно богата полезными ископаемами. Отец Деборы — археолог. Археологи выкапывают разные вещи.
Может быть, разрешение этой таинственной истории каким-то образом связано с рудниками?
Я дошел до Дофин-стрит. Вот еще одна чрезвычайно живописная улица. Какая-то женщина в блузе в богемском стиле устроилась на тротуаре перед мольбертом и рисовала с натуры «Добрый старый Новый Орлеан». Мои мысли-голуби все еще порхали. Что, если мистер Бранд в своих археологических раскопках наткнулся на залежи какого-либо минерала, на какой-нибудь пласт, который имеет колоссальную ценность? Однако археологи на месте, без лабораторной проверки специалистов-минералогов, не могли установить, что это за минерал? Отец Деборы послал ее к своему брату, и послал ее секретно, потому что есть какие-то другие люди, имеющие свои виды на этот рудник. И эти другие люди всячески старались не допустить Дебору к мистеру Бранду. Такая вещь, как рудник, сулящий колоссальное состояние человеку, владеющему им безусловно, может быть достаточно веской побудительной причиной для совершения убийств и похищения людей. До сих пор у меня не было ни малейшего, хотя бы приблизительного, представления о том, что скрывается за этой драмой, в которую оказался вовлеченным и я. А может быть, именно в этом и состоит дело? Брат Бранда и Дебора против Холлидея — Веры Гарсиа?
Номера домов на Дофин-стрит начинаются от Канад-стрит. Я вышел к кварталу с номерами домов второй сотни, прошел мимо женщины с мольбертом и дальше, вниз по Дофин-стрит.
В детективном романе могла быть зашифрована какая-нибудь очень важная информация об этом руднике. А баночка? Что может быть в баночке? Образец руды?
Наконец-то несколько фантастическое объяснение насилия и ужасов последних дней — когда я думал, что речь идет о бриллиантах или реликвиях инков — уступило место грубой и опасной борьбе во имя чисто коммерческих интересов. Но кто были соперники мистера Бранда? Очевидно, это довольно многочисленная организация, если они смогли одновременно похитить отца Деборы в Перу, послать Холлидея за Деборой в Юкатан и нанять в качестве агента Веру Гарсиа в Мехико?
Агент. Это слово открывает еще более широкие перспективы. Может быть, за всем этим стоит какое-нибудь правительство? В наш век, знаменующий собой эпоху самоуничтожения, по всему земному шару происходят миниатюрные неофициальные войны за право контроля над некоторыми минералами. Неужели все это время я невольно принимал участие в этой войне?
Я дошел до квартала с номерами домов тысяча четыреста. Никто за мной не тащился. И никого не было видно около дома тысяча четыреста шестьдесят два. Это был старый особняк, реконструированный под дом с меблированными квартирами. Железные балконы, выкрашенные красной краской, были украшены кустами дикого винограда. В горшочках стояла герань. Первый этаж здания занимал магазин, торгующий книгами по искусству. На окнах гравюры парусных судов.
Рядом с магазином дверь подъезда с жилыми квартирами. Я подошел к подъезду. На дощечке рядом с кнопками зуммеров имена жильцов. Около кнопки квартиры номер четыре фамилия Бранд Уильям С.
Настроение у меня было приподнятое. Я три раза нажал кнопку звонка. Почти тотчас же замок отщелкнулся. Я вошел в маленький холл, отделанный желтой краской, и начал подниматься по лестнице.
Поднявшись на три марша, я очутился на самом верхнем этаже. Очевидно, Бранд занимал весь этаж. К единственной двери прибита дощечка с его именем.
Все оказалось до крайности просто.
Я постучал в дверь. Дверь открылась. На пороге стоял высокий мужчина с красно-рыжими волосами и удивительно голубыми глазами. Он застенчиво улыбнулся мне и протянул руку.
— Ну, мистер Дьюлет, наконец-то вся эта неразбериха закончилась, и я очень рад видеть вас.
Сначала я предполагал встретиться здесь с опасностью и Холлидеем. Затем я предвкушал мирную спокойную беседу с мистром Брэндом. Но такого сюрприза я никак не ожидал.
А именно это чувство охватило меня сейчас: чувство глубочайшего изумления. Это была потрясающая неожиданность. Потому что передо мной стоял мистер Джонсон, молодожен из Юкатана.
Знакомая милая улыбка, хотя сегодня как бы несколько извиняющаяся.
— Я действительно очень рад видеть вас. Если бы только я догадался сам несколько дней тому назад! Входите.
Я немного задержался на пороге в нерешительности. В этом деле, в котором рано или поздно все оказывалось не тем, чем было с самого начала, было, пожалуй, вполне естественным, что даже юкатанский молодожен оказался действующим лицом этой драмы. Но мне почему-то не верилось, что именно он оказался дядей Деборы, к которому она так торопилась, рискуя своей жизнью.
Вероятно, он угадал мои мысли.
— Я вижу, вы не верите мне. Вы, вероятно, никак не можете смириться с тем фактом, что я дядя Деборы.
Он кивнул в сторону находящихся сзади него комнат.
— Вы, вероятно, думаете, что я здесь устроил ловушку для вас. Почему бы нам не выяснить все наши дела где-нибудь в баре или в кафе?
Конечно, его откровенность могла быть просто игрой, но я не думаю, чтобы это было так. Кроме того, у меня есть револьвер. Я сказал:
— Нет, все в порядке. Можно и здесь.
— Отлично. — Он повернулся и направился с грацией тяжелоатлета через маленький коридор в длинную комнату, в которой был страшный беспорядок. Я пошел вслед за ним.
Около окна стоял огромный письменный стол, заваленный какими-то бумагами и маленькими пузырьками, очевидно, содержащими различные металлы и руду. Через полуоткрытую дверь была видна следующая комната.
— Это моя мастерская, — сказал он. — Конечно, серьезную работу я веду в лаборатории. А здесь занимаюсь всякими мелочами. У меня есть дом за городом, в котором царствует жена. А здесь моя старая холостяцкая квартира. Садитесь.
Он указал на довольно старое, потертое кожаное кресло. Я сел и поставил габардиновый саквояж на ковер около своих ног. Он сел за письменный стол.
— Конечно, мистер Дьюлет, теперь, оглядываясь назад, мне совершенно ясно, как поступила Дебора. Но в то время я считал, что вы просто обыкновенный турист. И не больше.
Он подозрительно посмотрел на меня.
— Вы догадываетесь, о чем я говорю?
— О том, что Дебору убили, — сказал я, — ради того, чтобы забрать у нее что-то, что она везла из Перу?
— Совершенно верно, — обрадовался он.
— Что-то связанное с раскопками, не так ли?
Он положил свои громадные ручищи на письменный стол и внимательно разглядывал их.
— Я вижу, Дебора доверяла вам.
— Нет. Нисколько не доверяла. Я просто сопоставил кое-какие факты и обдумал все — в периоды между очередными покушениями на мою жизнь. Может быть, вы расскажете более подробно? Возможно, это странно, но мне очень любопытно узнать все.
На его губах снова появилась улыбка.
— И я вас за это не упрекаю.
Он помолчал.
— Но прежде всего вот что: по телефону вы сказали, что вы мне что-то принесете. Вы ведь принесли что-то? У вас была книга и… образец.
Я действительно был прав в отношении баночки с кремом от загара.
— Нет, книги у меня нет. Ее взял Холлидей. И образца у меня тоже нет. Но я могу его достать. Он в абсолютной сохранности.
Он взглянул на меня своими голубыми глазами. Я не мог понять: мои слова о том, что книга находится у Холлидея, явились для него неожиданностью или нет?
— И вы готовы отдать его мне, как только удостоверитесь в моей честности?
— Да, — сказал я.
— Тогда, пожалуй, будет лучше, если я расскажу вам все с самого начала. Когда вы услышите всю историю, я полагаю, у вас не будет никаких оснований сомневаться в моей честности.
Его губы слегка скривились.
— Я не знаю, одобрите ли вы мое поведение в этом деле. Я все ужасно запутал. Но ведь в вопросах конспирации я простой любитель, не профессионал.
Он предложил мне сигару из ящика, стоявшего на столе. Я отказался.
— Прежде все — о моем брате, — начал он. — Джозеф раньше тоже был минералогом. Потом заинтересовался археологией и отказался от всего ради этого нового увлечения. В течение последних пятнадцати лет он жил в различных местах Южной и Центральной Америки, Гватемале, Эквадоре, Перу. Три или четыре месяца тому назад Джозеф и другой человек…
— Франк Лиддон, — перебил я его, вспоминая газетную заметку. — Между прочим, я читал об исчезновении вашего брата.
Он печально посмотрел на меня.
— Читали? Да, Джозеф и Лиддон предприняли экспедицию в глубинные районы Перу. Это дикая страна, находящаяся за много миль от какой-либо цивилизации. Джозеф искал древний город инков. Между прочим, этот город так и не нашли. Однако в течение довольно продолжительного времени они что-то там копали. И вдруг, по-моему, это было недели три тому назад, Джозеф совершенно случайно натолкнулся на пласт какой-то руды. Он достаточно опытный минералог, чтобы не приходить в восторг от любой найденной им руды, однако он понял, что эта руда безумной ценности.
Он все время внимательно наблюдал за мной.
— Он полагает, что эта руда содержит очень высокий процент тория.
— Тория? — механически повторил я.
— Вы, вероятно, не знаете, что такое торий. Это нечто вроде двоюродного брата урана, только более редко встречающийся. Его ценность, а также политические последствия подобной находки в наш атомный век трудно переоценить. Джозеф, естественно, сразу понял колоссальную важность этой находки и немедленно же принял все меры предосторожности, чтобы сохранить свое открытие в секрете.
Хотя он до этого долгое время работал с Лиддоном и вполне доверял ему, как своему старому другу, даже и ему он не рассказывал подробностей, отделался лишь легкими намеками. И конечно, он тотчас же вспомнил обо мне. Во время войны моя фирма работала в тесном контакте с правительством Соединенных Штатов, мы и до сих пор сотрудничаем в некоторых вопросах. Он знал, что если он сообщит об этом мне и если его догадки оправдаются, то при моем посредстве полный контроль над соответствующей территорией попадет в надлежащие руки, ибо через меня правительство Соединенных Штатов и перуанское правительство смогут начать совместные работы.
Он закурил.
— Казалось бы, все очень просто. Однако это не так. Потому что незадолго до его открытия на сцене появилась другая археологическая экспедиция. Она была организована группой, политическая благонадежность которой вызывала у Джозефа некоторые сомнения. И по нескольким небольшим эпизодам Джозеф начал подозревать, что это открытие или, по крайней мере, некоторые детали каким-то образом просочились к этой группе. Он не мог понять, как это произошло, но, во всяком случае, он был уверен в этом. А тут еще через пару дней была совершена попытка похитить его.
Я слушал теперь очень внимательно.
— Как? Другая попытка?
— Да. Но она была очень грубо организована. Ничего у них не получилось. Но этого было достаточно, чтобы он понял, что под видом другой археологической экспедиции прибыла какая-то группа, заинтересованная в этих копях. И вдруг совершенно неожиданно к нему приехала Дебора. Она училась в колледже в Буэнос-Айресе и приехала на каникулы повидаться с отцом. Джозеф отлично понимал, сколь велика опасность для девушки оставаться там, особенно его дочери. И тогда он захотел решить одновременно обе проблемы. Я не думаю, чтобы он много рассказал Деборе, — просто то, что было необходимо, чтобы она поняла важность обстановки. Он начертил грубую схему прохождения пластов на последней странице детективного романа. И отдал эту книгу ей. Он дал ей также образец руды и велел ей немедленно же ехать прямо ко мне в Новый Орлеан.
Да, действительно, все было очень просто, именно так, как я и предполагал сегодня по дороге сюда.
И я был прав относительно того, что меня невольно вовлекли в активные военные действия.
— Но прежде чем Дебора выехала, — продолжал мистер Бранд, — Лиддон получил из ближайшего города телеграмму о том, что его брат умирает в Аргентине. Следовательно, он должен был немедленно же уехать. И только после того, как оба — и Лиддон и Дебора — уехали, Джозеф совершенно случайно обнаружил, каким образом просочились на сторону сведения об его открытии. Он прочитал в газетах — я не знаю точно, как это было, — но, во всяком случае, из газет он узнал, что Лиддон, которому он абсолютно доверял, продался противной стороне. Лиддон, конечно, знал не все. Он не знал действительного местонахождения пласта и не знал, какая именно руда в нем содержится. Но все же знал достаточно. И, что хуже, он знал также о поручении, с которым отец послал Дебору ко мне.
Джозеф понял, что они сделают все, чтобы не дать возможности Деборе передать мне все эти сведения. Но предупреждать ее было уже поздно. Поэтому он подъехал к ближайшему телефону, позвонил мне и рассказал все, что я только что рассказал вам. Он буквально с ума сходил, страшно беспокоился о Деборе. Я предложил ему единственный план, который пришел мне тогда в голову. Если за ней вышлют погоню, то нападение-то совершат в самом Новом Орлеане. Я предложил следующее: я полечу в Мериду, где у нее пересадка, и провожу ее сюда.
Он пожал плечами.
— Вот где на сцене появляюсь я. И вот где началась путаница, принявшая такой драматический характер.
Было одно затруднение. Дебора давно уехала из Штатов, она уехала, когда была совсем ребенком. И она совсем не знала меня в лицо. Единственное, что она обо мне знала, это то, что я недавно женился на мексиканке. Я решил — хотя это оказалось совершенно бесполезным — взять Люп с собой, частично для того, чтобы помочь Деборе опознать меня, частично для того, чтобы вся моя поездка приобрела характер невинных каникул. Я приехал в Мериду вовремя. Мы с женой были на аэродроме до того, как туда прибыл самолет Деборы из Бальбоа. И тут произошло первое недоразумение. Я никогда не видел Лиддона и не имел ни малейшего представления, как он выглядит. Конечно, версия об умирающем брате была самая настоящая липа. Это именно Лиддона послали вслед за Деборой. Он тоже был на аэродроме в Мериде, чтобы воспрепятствовать Деборе лететь дальше.
Теперь мне все стало совершенно ясно. Я уже догадывался об этом, как только он начал свой рассказ.
— Лиддон, — сказал я, — Холлидей?
Уильям С. Бранд кивнул.
— Я могу только предполагать, что случилось дальше. Но все совершенно ясно. Возможно, Лиддон откуда-то узнал, как я выгляжу. Во всяком случае он узнал меня на аэродроме и понял, что Джозефу известно о его предательстве и поэтому он связался со мной.
Как только Дебора сошла с самолета, он перехватил ее раньше, чем я успел представиться ей. Поскольку она абсолютно доверяла ему, как старому другу своего отца, ему очень легко было рассказать любую фальшивую историю. Вероятно, он сказал ей, что Джозеф Бранд послал его вдогонку, чтобы предупредить ее, что ее собирается похитить человек, который выдает себя за ее дядю. Возможно, он рекомендовал ей для большей безопасности скрыться на время в Чичен-Ица, пока он не разделается с самозванцем. Его план преследовал цель отвезти ее в такое место, где ему будет легче убить ее.
Я видел его затуманенные печалью голубые мальчишеские глаза. Теперь мне все было ясно. Дебору обманом заставили убежать от человека, который пришел, чтобы спасти ее. Дебора подсела ко мне в машину и боялась любой машины, ехавшей вслед за нами. Она обратилась ко мне за защитой от воображаемой опасности, в то время как над ней безжалостно нависла подлинная неминуемая опасность.
— Об остальном вы можете догадаться сами, мистер Дьюлет. Я упустил ее в аэропоту, но мне удалось настигнуть ее в Чичен-Ица. К этому времени она уже совершенно безнадежно боялась меня. Она не дала ни мне, ни моей жене никакой возможности хотя бы на минуту остаться с ней наедине.
Он развел руками.
— И до того, как я осознал, что ей угрожает непосредственная опасность, Лиддон столкнул ее в сенот.
Начиная с этого момента все остальное мне было известно лучше, чем ему. Человеческая фигура под окном Деборы был Лиддон-Холлидей. Очевидно, он назначил ей свидание у сенота. Возможно, он уверял ее, что отец хочет, чтобы она через него вернула отцу и книгу, и образец руды, поскольку слишком велика была опасность для такой юной девушки. Но ему не удалось убедить ее. Во всяком случае, не вполне. Потому что она оставила баночку с мазью у меня на столе и потому что в последнюю минуту она решила отдать мне и книгу. Да, так оно все и было. Дебора оказалась более умной, чем предполагал Лиддон, она начала подозревать его. Она была достаточно умна, чтобы не передать ему сведения, касающиеся руды, до тех пор, пока у нее не будет окончательной уверенности в нем, но недостаточно умна, чтобы спасти собственную жизнь.
Спокойный голос Бранда продолжал:
— Вероятно, вы считаете меня простофилей. Но сначала в Чичен-Ица я никак не мог подозревать убийство. Я думал, это несчастный случай. Только немного позднее я начал догадываться, что человек, который называет себя Холлидеем, вероятно, на самом деле Лиддон. О вас я совсем не думал. Я никак не мог предположить, что Дебора отдала вам и книгу и руду. Я был уверен, что их взял Холлидей. И я понял, что для моей жены создалась слишком опасная ситуация. Я отослал ее домой. Когда миссис Снуд увидела меня в «Реформе», я выдумал эту историю насчет госпиталя. Поскольку мы выдавали себя за молодоженов, путешествующих в свой медовый месяц, я не мог сказать правду. В Мехико я предпринимал всяческие уловки, чтобы забрать у Холлидея книгу и руду. Стоит ли говорить о том, что он меня перехитрил. И вот вчера я прочитал в газете, что им все-таки удалось похитить Джозефа в Перу. Я знал, что они сделают все, чтобы выжать из него нужную информацию, поэтому не было никакого смысла продолжать действовать в одиночку. Дело приняло слишком серьезный оборот. Я вернулся сюда и рассказал обо всем соответствующим властям.
— Значит, теперь правительству все известно?
Бранд улыбнулся своей милой обезоруживающей улыбкой.
— Да, мистер Дьюлет. Наконец-то дело находится в более компетентных руках, чем мои. Они уже связались с перуанским правительством, и скоро все будет закончено.
Улыбка исчезла с его лица.
— Надеюсь, они успеют спасти Джозефа.
— Да, но все еще остается Холлидей, — сказал я. Я чуть не упомянул имя Веры тоже. Однако воздержался.
Уильям С. Бранд покачал головой.
— Вам нечего о нем беспокоиться. Вчера вечером, когда приземлился самолет, прямо на аэродроме его забрали федеральные власти.
Итак, значит, Холлидею конец. Опасность, которую я считал неминуемой со времени моего приезда в Новый Орлеан, существовала только в моем воображении. Я вспомнил Веру, которая лежала сейчас в ванной, связанная, и мне стало немного жаль ее. Если она пыталась связаться с Холлидеем по телефону, ей это не удалось. И в последний момент, когда она была так близка к успеху, она, оказывается, уже действовала в одиночку.
Все закончено. Я ужаснулся при мысли о размерах противоречий, которые скрывались за этой «перестрелкой, погоней и грабежом» в Мексике. И меня начали больше волновать мысли о себе самом. Может быть, я им больше не нужен? Может быть, я все-таки смогу попасть на десятичасовой самолет, чтобы сегодня же улететь к Айрис?
Бранд сказал:
— Ну, вот и все. Вероятно, вы пережили несколько удивительных волнующих дней, мистер Дьюлет. Мне бы хотелось послушать, что произошло за эти дни с вами. Но прежде всего скажите: вы теперь доверяете мне настолько, чтобы вручить мне образец руды?
Я сам был очень рад наконец-то отделаться от него. Чем скорее он попадет в правительственную лабораторию, тем лучше. Я рассказал ему об обмене саквояжами и позвонил в аэропорт. Клерк сообщил мне, что, к счастью, мой саквояж еще не отправили в бюро находок в Атланту. Владелец того чемодана, который забрал я, поднял ужасную шумиху, они открыли мой саквояж, нашли в нем мое имя, и так как они знали, что я высадился в Новом Орлеане, они послали его в городское бюро находок, а сами начали лихорадочно разыскивать меня по всем отелям. Когда они узнали, что чужой саквояж при мне, они сказали, что немедленно же вышлют ко мне посыльного с моим саквояжем.
В ожидании посыльного я дал мистеру Бранду подробный отчет о том, что произошло со мной в Мехико-сити. Я еще не успел закончить свой рассказ, как раздался звонок. Мы поспешили к двери. На лестнице стоял посыльный с моим габардиновым саквояжем. Я отдал ему другой.
Мы с Брандом вернулись в гостиную. Я поставил саквояж на письменный стол, открыл его, достал баночку с мазью от загара и извлек из нее маленький твердый комочек.
Дрожащими от волнения руками Бранд взял его у меня, поспешил в свою мастерскую и обмыл его под водопроводом. Когда он потом показал его мне, для меня это был просто маленький кусочек блестящей руды, нечто абсолютно не стоящее всех тех убийств и волнений, которые он вызвал. Но мистер Бранд впал в исследовательский транс. Я чувствовал, что его пальцы так и рвутся, чтобы или расколоть молоточком, или раздробить в ступке, или нагреть в пробирке, или что они там с ним делают, эти минералоги.
Я тоже рвался. Рвался поскорее уйти отсюда. Я выполнил свое безмолвное обязательство в отношении Деборы. Не оставалось ничего, что могло бы продлить мое участие в этой маленькой частной войне, в которой теперь участвуют гораздо более компетентные люди, чем я. И странно. Хотя волнения в связи с предстоящей встречей с Айрис должны были занимать в моих чувствах первое место, однако образ Веры властвовал над всеми моими мыслями.
Она обманывала и предавала меня всеми возможными способами. Она была, как и Холлидей, столь же опасна и враждебна моим идеям о том, каким должен быть мир. И сейчас она целиком в моей власти. Все, что мне надо было сделать, это сказать о ней пару слов, и о ней позаботятся так же, как о Холлидее.
Но мне не хотелось говорить о ней Бранду. Я и сам сейчас не знал, что я, собственно, буду с ней делать. Я только знал, что хочу как можно скорее вернуться в свою комнату в отель.
Мистер Бранд все еще был погружен в рассматривание образца руды глазами просвещенного минералога. Я сказал:
— Ну что ж, кажется, все. Я вам больше не нужен?
Он взглянул на меня.
— У вас есть еще какие-нибудь дела?
— У меня сегодня свидание с женой в Нью-Йорке, — сказал я. — Я хочу успеть на вечерний самолет.
Он положил образец на стол.
— Что ж, я не вижу никакой необходимости в том, чтобы вы оставались здесь. Очевидно, позднее в Вашингтоне состоится частное слушание этого дела. Конечно, вас непременно вызовут.
— Конечно.
— Будьте любезны, оставьте мне ваш нью-йоркский адрес…
Я нацарапал его на листочке бумажки. Он проводил меня до двери, протянул мне свою огромную лапу и улыбнулся.
— Когда власти узнают о том, что вы сделали, мистер Дьюлет, вам будут очень благодарны.
Я пожал ему руку.
— О, ерунда. Со мной всегда приключаются самые невероятные вещи.
Он улыбнулся.
— Желаю вам провести ваши следующие каникулы более спокойно. Во всяком случае, не так колоритно. До свидания, мистер Дьюлет.
— До свидания.
Я быстро спустился с лестницы и вышел на улицу. Приближался вечер, а вместе с ним вечерняя толпа. Маленький тротуар, на котором тут и там попадались столбы, поддерживающие нарядные железные балконы, был заполнен веселой гуляющей толпой. В доме напротив на железном балконе с розовыми геранями и белой бегонией выставили магнитофон. На углу беседовали два огромных солидных полисмена. Вье Карре было почти так же живописно, как декорация в Бродвейском театре музыкальной комедии.
Я прошел мимо полисменов, направляясь вверх по улице к «Монтедеро». Навстречу мне шла девушка. На ней был красный костюм, который напомнил мне о Вере. И потому что я все время думал о Вере, я обратил на эту девушку особое внимание. Она совсем не была похожа на Веру. Она была меньше ростом и смуглая — вероятно, латиноамериканка. Но что-то в ее движениях, довольно толстых ногах и в ее деланной застенчивости показалось мне знакомым. Она почти поравнялись со мной. Когда она была всего в нескольких футах от меня, я узнал в ней жену мистера Бранда. «Новобрачную» Джонсона из Чичен-Ица.
Я остановился и улыбнулся ей.
— Хэлло, миссис Бранд. Я только что был у вашего мужа.
Она испуганно оглянулась на меня, как будто почувствовала какую-то опасность. Крепко прижав к себе белую сумочку, она хотела пройти мимо меня. Я повернулся и пошел рядом с ней.
— Вы меня не помните? Я Питер Дьюлет из Чичен-Ица.
Она все еще ничего не отвечала. И тут я вспомнил, что никогда не слышал, чтобы она говорила. Может быть, она не понимает по-английски?
— Не помните меня? — пробормотал я по-испански.
Мы проходили мимо ярко освещенной витрины магазина сувениров. Яркие неоновые лампочки осветили ее маленькую фигурку. Я внимательно разглядывал ее: ее здоровенные ноги, красную юбку и довольно плоскую грудь. Из-под белой шапочки были видны черные волосы, мелко завитые. Довольно некрасивые. Под ними темное индейское лицо с огромными невыразительными глазами. Оно было спокойно и прелестно, как цветок.
Прелестно, как цветок! Я несколько раз повторил в уме эти слова, и с быстротой молнии весь мир, казалось, вдруг встал с ног на голову. На какой-то момент страшная догадка почти парализовала меня.
Этого не может быть! Но это так.
Вот уже второй раз на протяжении всей этой истории, только на сей раз более грубо и чудовищно, я был одурачен, классически одурачен. Ибо жена «мистера Бранда, доверенного лица правительства Соединенных Штатов, дяди Деборы», которому я только что доверил образец руды, была совсем не «жена».
Она была парнишкой в хлопчатобумажном комбинезоне, парнишкой с холщовым мешком под мышкой, парнишкой с клеткой для птиц, парнишкой из светло-синего седана, парнишкой с револьвером в руке.
Я шел не с миссис Бранд, я шел с юношей, одетым в женское платье.
Я теперь понял, почему мальчишка с мешком под мышкой показался мне таким знакомым, когда я впервые увидел его у порога своего дома в Мехико. И я понял еще тысячу других вещей. Но я также понял и самое важное и существенное: я понял, что попал-таки в ловушку и в конце все-таки предал Дебору. Я передал образец руды самозванцу, хозяину юноши, убийце Деборы и Лены, самому ловкому мошеннику, которого я когда-либо встречал. Я передал его Врагу.
Юноша торопился, все время отворачиваясь от меня. Нужно было действовать быстро и решительно. Иначе я пропал. Мимо меня проходили люди в обоих направлениях. Болтающие, смеющиеся. Впереди на углу два полисмена все еще продолжали свое тайное совещание.
Я сразу понял, что мне надо делать.
Теперь юноша почти бежал. Я все время держался рядом с ним. Мы переходили улицу. Когда мы почти поравнялись с полицейскими, я схватил белую сумочку юноши и бросил ее на тротуар. Вероятно, в ней револьвер. Я знал это. Юноша всегда носит с собой револьвер.
Оба полисмена в удивлении повернулись к нам. В эту секунду я схватился за белую шляпку и завитые локоны юноши и дернул их. И шляпка и волосы остались у меня в руке. Перед нами стоял человек с подстриженными по-мальчишески волосами. Я отбросил шляпку и парик. Юноша как-то вывернулся и побежал по боковой улице.
Я крикнул полисменам:
— Это человек, которого разыскивают. Переодетый женщиной. У него оружие.
Я побежал вслед за юношей, а оба полисмена за мной. Я догнал и швырнул юношу в руки одного из них. По улице рассыпалось содержимое его сумочки. Прохожие все видели и остановились. Вскоре собралась толпа. Все что-то кричали, суетились.
А мне как раз нужна была суматоха. Пока один полисмен кричал: «Что здесь происходит?», а второй, схвативший юношу, свистел в свисток, я нырнул в толпу и побежал к дому номер тысяча четыреста шестьдесят два.
Юноша теперь в надежных руках. О нем теперь нечего беспокоиться. Ни один полисмен в мире не отпустит мальчишку, пойманного на улице переодетым в женскую одежду, без того, чтобы отвести его в полицию. С ним можно будет заняться позже.
Теперь мне только надо позаботиться о руде и о «мистере Бранде».
Входная дверь дома номер тысяча четыреста шестьдесят два была приоткрыта. Вероятно, это я ее не закрыл. Чувство удивления и унижения за свою собственную доверчивость перешло теперь в злобу. Поднимаясь по лестнице, я буквально задыхался от ярости.
Наконец-то четвертый этаж. Я постучал в дверь. Сейчас должен был вернуться домой юноша. Вероятно, «мистер Бранд» ожидает его. Я рассчитывал на это.
Я услышал шаги. Дверь открылась, и на пороге стоял огромный, неуклюжий «мистер Бранд».
— Но, мистер Дью… — начал он.
Но он больше ничего не мог произнести. Из всех имеющихся у меня сил я ударил его в челюсть правой рукой. Раздался глухой звук. Он глупо заморгал, неуклюже повернулся и бухнулся спиной на пол в холле.
Я вошел и захлопнул за собою дверь. Я слышал его тяжелое дыхание. Он барахтался на ковре. Я прыгнул на него и ударил раз, два, три, до тех пор, пока он уже больше не двигался.
Я втащил его в гостиную. Он потерял сознание. Я обыскал его карманы. Нашел револьвер и положил его в свой карман. Потом сорвач с него галстук и связал ему руки. Сорвал ремень и связал ему ноги.
Я побежал в мастерскую. И меня обуяла прямо-таки головокружительная радость: образец руды все еще был там, тускло поблескивая на столе у окна.
Все происходило так быстро, что у меня практически не было времени думать. Задыхаясь от чрезмерного напряжения, я схватил сигарету и закурил.
Образец руды был цел. По крайней мере хоть этот на месте. А что еще было? Со вновь вспыхнувшей тревогой я подумал: юноша где-то был. Вряд ли он стал бы рисковать появляться публично на улице в переодетом виде, если только на это не было особых причин.
Может быть, он ходил в «Монтедеро»? В то время как «мистер Бранд» занимался мною, он решил заняться Верой?
Я сейчас не был способен на то, чтобы сначала обдумать, потом действовать. Я выбежал в гостиную, схватил телефонную трубку и вызвал отель «Монтедеро».
Дежурной телефонистке я сказал:
— В ванной комнате номер шестьсот семнадцать лежит связанная женщина. Пожалуйста, выпустите ее и скажите, чтобы она немедленно шла в дом номер тысяча четыреста шестьдесят два на Дофин-стрит.
Я положил трубку. Теперь, когда я позвонил, мне уже не казалось, что с Верой могло что-нибудь случиться. Может быть, юноша приходил в ее комнату, но ее там не было. И конечно, никто, за исключением ясновидящего, не мог догадаться, что она лежит связанная у меня в ванной комнате.
Возможно, своим ошибочным нападением на нее я спас ее от смерти.
Меня мучила совесть. Потому что, хотя я все еще плохо соображал, что происходит, я был абсолютно уверен, что Вера стояла на правильной стороне, на стороне настоящего мистера Бранда.
Настоящий Бранд. Я стоял посреди длинной комнаты, и потерявший сознание фальшивый Бранд лежал у моих ног. Это была квартира Бранда, и все же фальшивый Бранд смог использовать ее в качестве ловушки, для того чтобы вытянуть у меня образец руды. Что же произошло с настоящим Брандом?
На этот вопрос был только один совершенно очевидный ответ: Бранд или труп Бранда был здесь, в этой квартире.
Я выбежал в коридор, оттуда в спальню. Там было совсем темно. Я зажег маленькую лампочку у кровати. Никого там не было. Сзади была дверь, ведущая в ванную комнату. И там тоже пусто. Я собрался уже идти в мастерскую, поискать там, когда увидел в углу огромный шкаф. Я подошел к нему и хотел открыть дверцу. Шкаф был заперт, но ключ оставался в скважине. Я повернул ключ и открыл дверцу.
Из шкафа к моим ногам вывалилось тело человека.
Я встал на колени и слега подтащил его на ковер. Руки и ноги у него были связаны. Рот заклеен липким пластырем. Я отодрал пластырь. Вероятно, это было больно, но это надо было сделать. Этого человека с заклеенным ртом запихнули в шкаф, наполненный платьями, которые могли помешать ему дышать носом.
Он мог уже умереть. И он, наверное, умер бы, если бы я не подоспел вовремя. А теперь, наклонившись к нему, я обнаружил чуть слышное дыхание.
И он двигался. Руки его дрожали. Он расправил одну ногу. Он лежал на полу в тени стола. Поэтому я не мог видеть его лицо. Я подтащил его поближе к свету. И в это время он открыл глаза. Он взглянул на меня. Я взглянул на него.
Я должен был уже догадаться, и все же это было для меня большой неожиданностью. Фальшивый Бранд в действительности, конечно, был Франком Лиддоном. А теперь настоящий Бранд с изумлением смотрел на меня.
И настоящий Бранд был Билл Холлидей.
Было восемь часов вечера. Уильям Бранд, Вера Гарсиа и я сидели в неприбранной гостиной Бранда. Образец руды лежал на столе около окна: Уильям Бранд, которого я знал в Мексике как Билла Холлидея, вполне оправился от последствий неприятного часа, проведенного им в шкафу. Вера с ее молниеносными славянскими переменами настроений уже больше не сердилась. Наоборот, она теперь восторгалась мной. Как мы узнали в отеле, юноша действительно приходил в «Монтедеро». Благодаря мне, ей, как и Бранду, удалось избежать весьма неприятной смерти.
Так много произошло за такое короткое время. Мистер Бранд действительно был тесно связан с правительственными органами. К нему уже приходил человек из ФБР и забрал Франка Лиддона, бывшего «молодожена» из Юкатана. Представитель ФБР забрал также в полицейском участке и юношу. Оба были надежно упрятаны.
Бранд, со своей стороны, тоже рассказал мне всю историю. Как я и ожидал, версия Франка Лиддона относительно начала дела в Перу полностью соответствовала действительности. В своем рассказе он только поменялся ролями с настоящим Брандом. Это Бранд под именем Холлидея приехал из Нового Орлеана, чтобы охранять свою племянницу, а Лиддон в образе «молодожена» восстановил ее против Холлидея, завлек в Чичен-Ица и убил ее. Сегодня, когда он завлек меня на квартиру Бранда, «молодожен» оказался достаточно умным, чтобы понимать, что правда будет звучать наиболее убедительно, она притупит мою бдительность, поможет ему завоевать мое доверие к нему и я отдам ему образец руды.
Но слова Лиддона о событиях, происшедших после смерти Деборы, ни в коей мере не отражали действительности. Они были придуманы им только ради того, чтобы укрепить мое доверие к нему. Не зная Лиддона в лицо, «Холлидей», увидев Дебору в Чичен-Ица в моем обществе, допустил логическую ошибку. Он решил, что это я представляю угрозу для Деборы. Он видел, как мы рано утром отправились на прогулку к сеноту. и пошел вслед за нами. Он слышал крик и прибежал к сеноту слишком поздно, чтобы увидеть, как «молодожен» убил Дебору, но все же несколько раньше меня и менеджера. У него как раз хватило времени, чтобы подобрать красную сумочку и скрыться в джунглях, прежде чем мы выбежали к сеноту.
Он забрал сумочку, потому что надеялся, что, хотя Дебора и погибла, он сможет еще спасти карту и руду. Ни он, ни Лиддон не знали, что карт а находилась в детективном романе, до тех пор, пока болтовня Лены в «Реформе» не помогла им догадаться. И конечно, они никак не могли догадаться, что Дебора спрятала образец руды в баночку с мазью от загара. Только благодаря счастливой случайности Лиддон не заглянул в ванную комнату, когда он обыскивал мою квартиру в Мехико.
Когда «Холлидей» обнаружил, что в сумочке нет ничего, то, хотя он и не решился выбросить ее до соответствующих анализов в лаборатории на предмет обнаружения тайнописи, он был убежден не только в том. что я убил Дебору, но и в том, что карту и руду забрал я. Сконцентрировав все свое внимание на мне, он совсем выпустил из виду «молодожена». И вот почему он хотел украсть мой саквояж в аэропорту.
Позднее в Мехико он подослал ко мне Веру. И только после того, как юноша избил меня Лос Ремедиос, он понял свою ошибку и понял также, что «новобрачные» в действительности были Лиддон и его помощник. И с тех пор он никак не мог понять мою роль: был ли я еще один независимый мошенник, работающий на себя, или я действительно был невинный турист, который случайно оказался втянутым в это дело. Но поскольку Лиддон и его подручный охотились за мной, было очевидно, что именно у меня находятся и карта, и образец руды, которые были им так необходимы. Поэтому я и представлял для них особый интерес.
После эпизода в Лос Ремедиос отношение «Холлидея» ко мне еще более усложнилось. Теперь перед ним стояли две задачи: первая — всеми способами — путем ли завоевания доверия или путем обмана — забрать у меня карту и образец. И вторая — сделать все, чтобы я не попал в лапы Лиддона и юноши.
В функции Веры входило завоевание моего доверия. Сам же «Холлидей» сконцентрировал все свои усилия на защите меня. Вот почему он спас меня от юноши в такси, вот почему он притворился пьяным у себя дома, чтобы я почувствовал, что он мне теперь не страшен и я вполне могу провести одну ночь в том единственном месте, где мне гарантирована безопасность от любых происков юноши.
Мои собственные подозрения в отношении его и Веры еще больше затруднили его положение. В последнее время Вера почти убедилась в том, что я тот, за кого я себя выдаю. Она считала, что мне вполне можно довериться и посвятить меня во все дело. Но, благодаря исключительной важности задачи, стоящей перед ними, и потому что они знали, что я слишком сильно подозреваю их, чтобы поверить их рассказу, они решили не посвящать меня в подробности и постараться каким-нибудь путем забрать у меня образец руды.
И не удивительно, что мне в Мехико дали по зубам. Я все время исполнял роль волана в игре в бадмингтон. Партия Лиддон и юноша против Холлидей — Вера со мной в роли волана.
— Если бы вы были хоть немного поглупее, мистер Дьюлет, — сказал Бранд с усмешкой, — все было бы значительно проще. Но вы относились ко мне с таким подозрением, что было бы совершенно безнадежно попытаться довериться вам. То же самое с Верой. Поскольку вы слышали ее телефонный разговор со мной, она знала, что бы она ни сделала, вы никогда не поверите ей. До тех пор, пока вы находились в Мексике, мы ничего не могли поделать. К счастью, вы вспомнили о Дебориной криптограмме относительно Жанны д'Арк и решили поехать в Новый Орлеан. Как только вы очутились бы на нашей территории, мы были бы вполне спокойны за вас. Если бы Лиддон не ворвался сюда, не ударил бы меня и не занял моего места, я сам рассказал бы вам всю правду.
Я взглянул на него. Перемена, происшедшая с ним с тех пор, как он назвал свое настоящее имя, была поистине изумительной. Черты лица, даже выражение лица были те же, но довольно плохо разыгрываемая маска бизнесмена полностью исчезла. Он выглядел тем, кем он и был на самом деле — образованным, умным, волевым человеком. И я глубоко уважал его как актера.
— Вы отлично сыграли роль в этом спектакле, — сказал я.
Он пожал плечами.
— Нет, отнюдь не отлично. Я не смог обмануть вас. Вот Лиддон справился со своей ролью куда более успешно. Он трижды пытался похитить вас, и вы никогда не подозревали его. Вы так и не узнали в мальчике «новобрачную» из Чичен-Ица.
— Кстати, я никак не могу понять, зачем это? К чему это переодевание в Чичен и здесь, в Новом Орлеане? Для того, чтобы еще более все запутать?
— О нет. Это вызывалось настоятельной необходимостью. Через Перуанское посольство ФБР уже установило личность этого мальчика. Это известный в Лиме преступник. Кстати, полиция разыскивает его за убийство. Когда Лиддон решил нанять его в качестве своего подручного, он мог контрабандой перевозить его через границу только одним путем: переодетым. Вы знаете, Лиддон принадлежит к довольно могущественной организации. Им было очень легко подделать для мальчишки паспорт, выдать его за жену Лиддона.
— Ах, так вот почему он не носил женскую одежду в Мехико. Парик и красный костюм были нужны ему только для переезда через границу.
— Совершенно верно. — Лицо Бранда сделалось суровым. — Да, это было очень печальное дело. Дебора и бедная миссис Снуд. Мне почему-то особенно жаль ее. Да и Джозефа тоже.
Он помолчал.
— Перуанское правительство уже ликвидировало почти всю их группу. Я надеюсь, что они успели спасти Джозефа.
Он вздохнул.
— Но не следует слишком огорчаться. Если Джозеф прав в отношении тория — а я почти уверен, что он прав, — важность этого факта трудно переоценить. Сейчас, по крайней мере, после всех ужасов и несчастий, мы получили то, что необходимо, — образец и карту.
— Карту? — переспросил я. — Значит, вы вернули детективный роман?
— О да.
— Работник ФБР отобрал его у Лиддона?
Он хитро подмигнул.
— Нет, мистер Дьюлет. Эта книга у меня вот уже несколько дней.
Он достал из кармана маленькую книжонку в яркой обложке «Убийство по ошибке». Он открыл ее на последней странице и, перегнувшись через стол, показал мне. На краях страницы остались следы клея. Посередине страницы карандашом аккуратно была нарисована карта.
— Вот площадь залегания пласта, — сказал он. — Мы примерно знаем, где это находится. С этой картой в руках нам совсем нетрудно будет установить точное местонахождение рудника.
Я с недоумением посмотрел на него.
— Но каким образом эта карта попала к вам несколько дней назад? Еще вчера она была у Лены. Ради этой книги Лиддон похитил Лену и убил ее.
— Боюсь, что у Лены Снуд был не тот экземпляр. — Губы Бранда растянулись в усмешку. — Помните, мы были у нее в гостях у Сиро, когда я пришел к ней, слегка подвыпивши? По дороге из Мериды в самолете Лена сказала мне, что книга, которую она читает, принадлежала Деборе. И я сразу понял значение этой книги. Я пришел к ней в гости с другим экземпляром этой книги, я купил ее в городе. Когда я пошел в ванную, то забрал у Лены с ночного столика Деборину книгу и подменил ее другим экземпляром.
Мое восхищение Уильямом С. Брэндом как актером возросло. Он разыгрывал из себя подвыпившего человека, болтавшего спьяну всякую чепуху, а на самом деле он ни на секунду не терял ясности рассудка. Бедная Лена. Лиддон привез ее на курган и обнаружил, что книга не та. Не удивительно, что он так настойчиво старался заманить меня на Кикилко и захватить меня живым.
— Да, мистер Дьюлет, — продолжал между тем Бранд. — Книга была у меня. Нам нужен был только образец. Благодаря вашей изобретательности, ну, скажем лучше, настойчивости, он теперь у нас тоже.
Все было ясно. Почти все.
— Еще одна деталь. Каким образом вы попали на эту квартиру? На Динамарка?
Бранд посмотрел на Веру и улыбнулся.
— Это очень легко. Вера очень богатая, у нее много недвижимого имущества. А это один из ее домов с меблированными квартирами, которые она сдает. И квартира оказалась в тот день свободной, новые жильцы должны были переехать только на следующий день. И она дала мне ключ от этой квартиры.
Он взглянул на часы и, положив образец руды в карман, встал:
— Ну, пожалуй, мне пора идти. У меня в лаборатории свидание с одним минералогом из ФБР. Мы произведем анализ этого кусочка.
Он протянул мне руку.
— Вы, кажется, собирались успеть на десятичасовой самолет?
— Да, — сказал я.
— Нет никакой необходимости в том, чтобы болтаться здесь, если вы не хотите пожить в Новом Орлеане. Позже вы нам понадобитесь. Надеюсь, вы понимаете, что подобные вещи не следует разглашать. Вы понимаете всю важность этого для Америки, да и всего мира, фактически. — Он улыбнулся. — Передайте привет вашей жене.
Он помахал рукой Вере и ушел.
Вера встала. Я тоже. На ней все еще был тот же самый красный костюм. Я не понимаю, как можно было сохранить цветущий вид, пробыв столько времени связанной в ванне?
Она улыбалась своей милой приветливой улыбкой. Я подошел к ней ближе и взял ее за руки.
— Бросать женщин в ванны — не относится к числу моих постоянных привычек. Я надеюсь, вы простите меня.
Она откинула свои черные волосы.
— Простить? Вы говорите о прощении, в то время как я все время лгала, обманывала и обжуливала вас? Это я должна просить у вас прощения.
— Примите также огромный букет от меня. Спектакль, который вы разыграли, был всем спектаклям спектакль.
— Спектакль? — возмутилась она. — А что такое спектакль? Вы думаете, я совсем не такая, какая я есть?
— Ну, ваш акцент, ваша…
— Вы все еще говорите об акценте? — Глаза засверкали. — Вы все еще думаете, что я поддельная? Нет, я не подделываюсь. Я так говорю. И всегда так говорила. Неужели вы думаете, что, если бы я могла говорить по-другому, я не стала бы так говорить?
— И вероятно, вы на самом деле балерина? Да?
— Конечно, я балерина. Артистка балета. И критик. Критики говорят, что если я буду работать…
— И вы действительно вышли замуж за старого мексиканца?
— А что вы думаете? Вы думаете, он является мне только в сновидениях? Конечно, я вышла замуж за старика. Из-за денег. И он умер. А почему, вы думаете, я ношу на кладбище туберозы и лилии?
— Значит, это действительно все правда? — сказал я. — И притом работаете на правительство Соединенных Штатов? Что за девушка!
— Кто сказал, что я работаю для правительства Соединенных Штатов? — Глаза все еще сверкали, но она уже смеялась своим заразительным смехом. — Вы думаете, они завербуют такую девушку, как я? С птичьими мозгами? Пуфф. Это смешно.
— Тогда каким же образом вы включились в эту историю? Я никак не могу понять.
— Как я включилась? — Она пожала плечами. — Из-за мистера Бранда. Он позвонил мне по телефону в Мехико и сказал: Вера, мне нужна твоя помощь. Вот каким образом я включилась.
— Он ваш друг?
— Кто? Мистер Бранд? — Она была, по-видимому, очень довольна. — А вы что? Ревнуете? Вы вспомнили о ноге, которая разговаривает под столом? Пуфф. Это чепуха. Я это все выдумала. Никакого разговора ногами между мной и мистером Брэндом не было. Моя мать, вы помните, я говорила вам о ней? Она тоже танцовщица. Великая…
— Да, я знаю.
— Ну так вот: это моя мамочка год назад вышла замуж за мистера Бранда.
— Значит, вы падчерица Холлидея?
— Падчерица? Ах, это так называется? Падчерица? — Она еще ближе подошла ко мне и подняла вверх свое личико. — Но хватит говорить об этих вещах. Я знаю, вы думаете об этой красивой женщине, которая ждет вас.
Она была совсем близко. И такая очаровательная! Я думал о многих вещах, которым никогда не суждено совершиться…
— Да, — сказал я. — Пожалуй, да.
— Тогда позвоните ей. — Она улыбнулась. — Всегда вы, красивые мужчины, по-скотски обращаетесь с женщинами. Откуда ей известно, когда вы приедете в Нью-Йорк? Вы ей сказали? Вы послали ей телеграмму? Нет. Она должна сидеть там и ждать, когда ее повелитель соблаговолит прийти.
Она показала на письменный стол.
— Телефон.
Вера в качестве покровительницы жен? Это нечто новое. Но идея с телефоном была неплохая идея. Я подошел к нему и заказал разговор с Нью-Йорком. Пока я ожидал соединения, меня охватило странное чувство — как будто я переселялся из одного мира в другой.
Послышался голос Айрис:
— Хэлло.
— Хэлло, — сказал я.
— Питер. — Голос радостный, и радость постепенно охватывала все мое существо. — Питер, где ты? В Мексике?
— Нет, — сказал я. — В Новом Орлеане. Я вылетаю с десятичасовым самолетом.
— В Новом Орлеане? А что случилось? Вынужденная посадка?
Я взглянул на Веру.
— Нет, не вынужденная посадка. Это целая история.
— История? Что-нибудь случилось? Что-нибудь очень интересное?
— Да, очень интересное.
— С хорошими людьми?
Я снова взглянул на Веру.
— С чудесными людьми. Неземными.
— Ой, мне не терпится услышать. И вообще мне хочется, чтобы ты поскорее приехал.
Я подумал о ней, находящейся на другом конце провода. И эта мысль отдалила от меня все остальное. Все казалось нереальным.
— Мне тоже не терпится увидеться, Айрис.
— Тогда торопись. У тебя не много времени. Скорее клади трубку. До свидания, милый.
— До свиданья.
Я положил трубку. Ко мне подошла Вера. Она с тоской смотрела на меня из-под своих густых ресниц.
— Чудесные люди, — проговорила она, — это я?
Я улыбнулся ей.
— Да, вы.
По лицу скользнула тень сомнения.
— А что такое неземная?
Я обнял ее и поцеловал. Это был печальный поцелуй, напоминающий о том, чего так никогда и не случилось.
— Неземная, — сказал я, — это значит великолепная, красивая, очаровательная, величайшая артистка во всех четырех полушариях…
Через две недели мы с Айрис лежали в постели, завтракали и просматривали воскресные газеты. Когда Айрис перегнулась через меня, чтобы взять театральный раздел газеты и объявление о предстоящей премьере моей пьесы, я заметил внизу страницы маленькую статейку. Я прочитал: «Американский археолог вернулся в джунгли». И далее сообщалось, что Джозеф Бранд, знаменитый финско-американский археолог, таинственно появился опять в лагере своей экспедиции. Вот и все, что там было сказано. Но я прочитал между строк гораздо больше. Это значит, что перуанское правительство поработало. Это значит, соучастники Лиддона в тюрьме.
— Милый,— сказала Айрис, размахивая листком с театральными новостями. — Посмотри, какой чудесный мой портрет. Посмотри. Верно ведь, я хорошо получилась?
Я обнял ее и посмотрел.
— Lindissima, — сказал я.
Она подозрительно взглянула на меня.
— А что такое lindissima?
— Красивая, — сказал я.