Побочный продукт

Мне кажется, иногда, что, если бы чувства раскаяния или боли материализовались, вырвавшись изнутри, по улицам невозможно было бы пройти.

На вокзале провели ремонт с той поры, как видела его в последний раз, поставили турникеты, убрали столы распродаж с платформ.

От станции до дома, в котором я родилась и выросла, – пятнадцать минут ходьбы.

Дед, известный учёный, построил его в красивейшем пригороде после получения государственной премии.

Путь даётся с трудом. Медлю, медлю, а должна спешить.

Сестра Нина работает в Штатах, прилетит завтра, мы совсем не похожи, у неё – свой отец, а у меня – свой… Был. И наша мама уже была.

Была ли?

Почему она вышла замуж сразу после окончания школы, никто не понял, не было любви между ней и моряком Саней. Возможно, сыну уборщицы и слесаря из депо захотелось стать членом самой уважаемой в городке семьи, а маму замужество избавляло от необходимости «соответствовать» родителям: учиться в ВУЗе, защищать диссертацию.

Когда их дочери Нине не исполнилось и шести месяцев, мама познакомилась с моим папой. С тех пор они не представляли существования друг без друга, хотя разлуки длились годы в соответствии с приговором суда.

Отец был красивым и лёгким, учился блестяще, закончил элитную школу, поступил в университет. Кроме точных наук, интересовался музыкой, литературой, писал стихи. Намеревался прожить без утомительного прозябания на работе, «баловался» спиртным и наркотиками. Деньги сами «прилетали» от продажи «дури».

После «открытия» друг друга, мама переехала жить к возлюбленному, оставив Нину на попечение бабушки, дедушки, и старшей сестры Кати, преподавателя математики в университете, имеющей к этому времени мужа и сына, нашего брата Мишу, двумя годами старше Нины.

Саня, вернувшись из плавания, не обнаружил дома жены, забрать дочь с собой не мог и «растворился» для Нины в морских просторах.

Безумная любовь двоих не предполагала третьего, мама неоднократно прерывала беременность на раннем сроке, но однажды, этот временной промежуток пришёлся на пребывание в тюремном изоляторе, супругам инкриминировали сбыт наркотиков. По какому-то закону беременных женщин освобождали за первое незначительное правонарушение.

Так появилась я: плод безумной любви или побочный продукт великого чувства.

После родов мама исчезла, уверенная, что дед, бабушка и Катя не дадут пропасть, не только Нине, но и мне.

Отец освободился из заключения, два любящие сердца воссоединились вновь.

Они посещали наш дом несколько раз. Мама была ласковой, ни в чём не отказывала дочерям, но это длилось недолго, мы, снова, оставались с бабушкой и Катей, а меня тянуло к загадочным, наполненным друг другом, людям, свободным от обязательств. Всё внутри восставало против нудных правил, распорядка дня, «приличных» разговоров за обедом, необходимости ложиться вовремя спать, ходить в детский сад, а потом в школу.

Как понимала отца, живущего по принципу: «Кому должен, всем прощаю», как чувствовала маму, когда на просьбу сделать что-то, отвечала: «Хорошо» и сразу же забывала об обещанном. Какие только причины не придумывала я, чтобы объяснить «проколы» в поведении.

Бабушка верила, «хлопая» большими серыми глазами, Катю не удавалось «надуть».

Статная, несгибаемая, она напоминала собор в конце нашей улицы, стоявший третий век при любой погоде. Вражеский бомбардировщик пытался его развалить во время войны, но не развалил.

У нас в семье не было бомбардировщика, все поступали так, как Катя велит. Дядя Володя, её муж, тоже не спорил, хотя, иногда, мелькало недовольство на его лице.

Дед же занимался наукой, и ни на что другое не обращал внимания.

Нина слушала тётю с уважением, а в сторону нашей мамы и моего папы смотрела исподлобья. Я трактовала взгляд так: мама оставила отца Нины, обычного моряка, ради моего, необыкновенного.

С самого рождения мне не доставало чего-то, не та еда, не то питьё, не тот воздух, не те звуки, не то окружение.

Лет в пять разодрала колено в саду, Катя промыла ссадину водкой.

Родным пахнуло от марлевого тампона, рука сама понесла в рот источник «живительного» аромата.

– Нельзя! – Катя выбросила тампон. – Ты запомнила запах? Никогда ни при каких обстоятельствах не бери в рот эту жидкость, иначе умрёшь! Поняла?

– Да.

Слово «нельзя» ассоциировалось в детской голове со страшным происшествием. Я была настолько маленькой, что два пальчика поместились в отверстия электрической розетки.

Крик: «Нельзя!»

Катя прижала меня к себе. Встряска, ступор, страх смерти навсегда вписались в это слово, взрослые старались при мне его не произносить. Теперь к прежнему потрясению добавился запах водки.

Отойдя в сторону, услышала, как Катя говорит бабушке, понизив голос:

– Что ты хочешь, мама, ребёнок алкоголиков и наркоманов.

Я и представить не могла, что отличаюсь от других детей, посмотрела вокруг:

«Где этот ребёнок? Интересно, кого Катя имеет ввиду?»

Не себя я считала другой, а родственников.

Дом наш полнился книгами, они увлекали меня все, без разбору. Несоответствие некоторых произведений детскому возрасту приводило к абракадабре в голове, по ночам придумывались стихи – компоновка в рифму неизвестных слов, сходных по звучанию. Утром Катя заставляла просыпаться, подниматься, идти в школу.

Голова была тяжёлой, тело – вялым. Пока завтракала, бабушка расчёсывала мои волосы, после этого подавала выглаженную форму, несла портфель. Я забывала сменную обувь, физкультурный костюм, теряла учебники, не обращала внимания на замечания учителей.