Побудь в моей шкуре

1

Завидев автостопщика, Иссерли всегда сначала проезжала мимо, чтобы оценить его на вид. Ее интересовали только экземпляры с хорошо развитой мускулатурой, с мясистыми ногами. От хилых и тщедушных мало прока.

Надо сказать, что определить с первого взгляда, с кем имеешь дело, иногда бывает практически невозможно. Может показаться, что одинокий автостопщик на сельской дороге виден за милю, что он стоит неподвижно, словно памятник или зернохранилище, а значит, не составит никакого труда медленно проехать мимо него, оценить на ходу его параметры, чтобы затем, мысленно раздев его в своем воображении, рассмотреть со всех сторон. Но почему-то у Иссерли из этого постоянно ничего не выходило.

Езда по дорогам горной Шотландии сама по себе требует немалой затраты сил – движение на них гораздо оживленнее, чем можно заключить из туристических открыток. Даже в перламутровом безмолвие зимнего утра, когда туман еще лежит в полях по сторонам дороги, шоссе А-9 редко остается долгое время пустынным. Мохнатые тушки безвестных лесных тварей усеивают асфальт по утрам, и каждая из них – застывший в вечности миг, когда очередная зверюшка перепутала автостраду со своей естественной средой обитания.

Иссерли порой отправлялась в путь рано, когда вокруг еще царило доисторическое спокойствие и ее автомобиль легко можно было принять за первого представителя этого железного племени. Мир в эти часы казался только что сотворенным: возможно, горы еще будут подвергнуты дополнительной шлифовке, а лесистые долины впоследствии станут морским дном.

Тем не менее, стоило Иссерли оказаться на пустынном шоссе, над которым клубились едва заметные испарения, и в течение считанных минут за ней выстраивался хвост из машин, направляющихся на юг. И владельцы их явно не рассчитывали, что Иссерли будет задавать им темп, словно овца, плетущаяся по узкой тропе в голове стада; ей следовало или прибавить ходу, или же свернуть на обочину узкого двухрядного шоссе, чтобы пропустить транспорт.

К тому же на шоссе ей приходилось постоянно следить за всеми вливавшимися в него капиллярными притоками. Только немногие из перекрестков были четко обозначены дорожными знаками, словно особо отличившиеся в эволюционной борьбе; остальные, скрытые лесом, возникали неожиданно под самым носом. Можно было делать вид, что этих боковых дорог просто не существует – двигаясь по главной, Иссерли имела преимущество, – но каждая из них могла обернуться стволом орудия, заряженного нетерпеливо подрагивающим трактором. Трактору, встань он на пути у Иссерли, вряд ли придется дорого заплатить за свою ошибку, в то время как ее, несомненно, будут потом долго отскребать от асфальта.

Но в основном на нервы ей действовали все же не столько возможные опасности, сколько красоты природы. Ров, наполненный блестящей дождевой водой, стая чаек, кружащая над сеялкой, ползущей по глинистому полю, серые струи дождя вдалеке за ближайшей горной цепью и даже парящий высоко в небе одинокий кулик-сорока – из-за всего этого Иссерли часто забывала о цели своей поездки. Она ехала и ехала, до тех пор, пока солнце не появлялось на небе, заливая золотым светом далекие фермы, и тогда то, что казалось ветвью дерева, окутанной грязно-серой тенью, или кучей бурелома, превращалось внезапно у нее на глазах в мясистое двуногое существо, стоящее на обочине с вытянутой рукой.

И тогда она вспоминала, зачем здесь находится, но часто лишь в тот миг, когда уже проносилась мимо автостопщика, чуть не задевая кончики его вытянутых пальцев, которые, несомненно, переломились бы, как веточки, окажись они на пару сантиметров длиннее.

Но тормозить было нельзя – ни в коем случае. Вместо этого она спокойно продолжала давить на акселератор с прежней силой, сохраняя дистанцию в ряду, и ограничивалась тем, что мысленно фотографировала тот участок дороги, на котором встретила автостопщика.

Иногда, внимательно изучив мысленный образ, Иссерли приходила к выводу, что автостопщик был женщиной. Женщины ее не интересовали – по крайней мере, в смысле работы. Пусть кто-нибудь другой подвозит их.

Если же автостопщик оказывался мужчиной, она обычно делала круг и проезжала мимо него вторично – за исключением тех случаев, когда с первого взгляда было ясно, что перед ней доходяга. Если же автостопщик производил на нее благоприятное впечатление, Иссерли разворачивалась в первом же подходящем месте: разумеется, вне поля зрения объекта – ведь ей совсем не улыбалось, чтобы тот понял, что им заинтересовались. Затем, проехав в противоположном направлении, так медленно, как только позволял поток автомобилей, она производила повторную оценку.

В редких случаях она больше не находила автостопщика на прежнем месте: какой-то другой водитель, менее осторожный или менее разборчивый, очевидно, остановился и увез его, пока Иссерли разворачивалась и возвращалась обратно. Скосив глаза на то место, где только что стоял мужчина, она видела лишь пустую полоску щебенки. Тогда она смотрела дальше, за край дороги в поле, на тот случай, если он зашел куда-нибудь за куст, чтобы помочиться. (Они часто поступали подобным образом.) Ей казалось абсолютно непостижимым, как он мог исчезнуть столь быстро; его тело было таким хорошим – просто великолепным – совершенным, – так почему же она упустила свой шанс? Почему она не остановилась в тот самый миг, когда увидела его впервые?

Иногда с потерей было так трудно смириться, что она проезжала по шоссе еще немало миль, в надежде, что подобравший автостопщика водитель высадит его где-нибудь в другом месте. Коровы невинно моргали Иссерли вслед, провожая взглядами проносящуюся мимо в облаке выхлопных газов машину.

Но обычно автостопщик оказывался на том самом месте, где она видела его в первый раз, разве что рука его от усталости уже начинала слегка клониться к земле, а одежда (если накрапывал дождь) покрывалась мокрыми пятнышками. Когда Иссерли приближалась к нему по другой стороне дороги, ей удавалось иногда рассмотреть ягодицы или бедра или даже различить под одеждой тугие мышцы плеч. Кроме того, по самой манере держаться часто легко было определить, что перед ней – нахальный и самоуверенный представитель мужского пола во всей своей красе.

Затем, возвращаясь уже по той стороне дороги, где стоял автостопщик, она рассматривала его в последний раз, дабы убедиться, что впечатления ее не обманули и она не поддалась игре воображения.

Если автостопщик действительно подходил по всем параметрам, она останавливала машину и брала его.

Иссерли занималась этим не первый год. Не проходило и дня, чтобы ее побитая красная «тойота коралла» не выползала на шоссе А-9 и не начинала курсировать по нему. Даже когда Иссерли все время сопутствовало везение и она верила в свои силы, ее постоянно мучило опасение, что последний найденный ею автостопщик может оказаться последней же настоящей удачей и в будущем ей уже никогда не удастся наткнуться ни на кого, кто оказался бы с ним хотя бы на одном уровне.

В действительности Иссерли, конечно же, получала определенное удовольствие оттого, что ей приходилось постоянно поднимать планку. Даже когда рядом с ней в машине сидел очередной откормленный бык и Иссерли была на все сто уверена, что доставит его к себе домой как миленького, она уже думала о следующей победе. Даже восхищаясь своей находкой, любуясь очертаниями мускулистых плеч или бугрящейся под футболкой грудью и смакуя мысль о том, как великолепно все это будет выглядеть без одежды, она постоянно косилась на обочину, на тот случай, если вдруг там покажется нечто лучшее.

Сегодня день не задался с самого начала.

На железнодорожном переезде возле погруженной в вечную кому деревушки Фирн, задолго до выезда на шоссе, Иссерли услышала стук где-то повыше левого переднего колеса. Она прислушалась, затаив дыхание и пытаясь понять, что автомобиль старается сообщить ей на своем непонятном, чужом наречии. Был ли этот дребезг мольбой о помощи? Минутным приступом дурного настроения? Дружеским предупреждением? Она послушала еще, теряясь в догадках.

Красная «королла» была далеко не самой лучшей машиной, которую ей довелось водить; особенно часто она скучала по серому «ниссану универсал», на котором училась вождению. Это была податливая и удобная в управлении, бесшумная машина с очень просторным салоном – сзади, при желании, можно было устроить даже постель. Но не прошло и года, как им пришлось расстаться.

С тех пор она сменила еще пару тачек, но все они были меньше, и специальное оборудование, перенесенное с «ниссана» и подогнанное под его размеры, создавало немало проблем. Нынешняя красная «королла» плохо слушалась руля и часто проявляла строптивость. Вне всяких сомнений, она старалась быть хорошей машиной, но у нее не очень-то выходило.

Где-то за несколько сотен ярдов от выезда на шоссе Иссерли заметила семенящего по обочине волосатого юнца, который, услышав приближающуюся машину, остановился и поднял большой палец. Иссерли проехала мимо, не сбавляя скорости, и он, прибавив к большому пальцу еще два, лениво проводил ее непристойным жестом. Ее лицо явно было ему смутно знакомо, а Иссерли узнала его рожу. Они оба были местными, хотя встречаться им доводилось только в ситуациях, подобных этой.

Иссерли строго придерживалась правила: никогда не подвози местных.

Выехав на А-9 в Килдари, она посмотрела на часы на приборной доске. День прибавлялся очень быстро: было только 8:24, а солнце уже показалось над линией горизонта. Небо, похожее на алую плоть в синих разводах ушибов, слегка прикрытых бинтами снежно-белых облаков, обещало ясный и морозный день. Снег не выпадет, но иней будет сверкать до самого вечера, и прежде чем воздух успеет прогреться, уже настанет ночь.

Для Иссерли ясная и холодная погода была выгодна с точки зрения безопасности вождения, но крайне осложняла оценку товарного вида. автостоп-щика. Особо стойкие экземпляры отваживались и в такую погоду появляться на улице в рубашке с короткими рукавами, дабы продемонстрировать свою закалку, но большинство все же укутывали тела в пальто и шерстяные свитера, чем сильно усложняли Иссерли жизнь.

В зеркале заднего вида не было видно ни одной машины, поэтому Иссерли позволила себе сбросить скорость до сорока миль в час – в основном для того, чтобы посмотреть, что там со стуком. Он исчез – возможно, поломка устранилась сама собой. Разумеется, ни одна поломка сама собой не починится, но подобные рассуждения успокаивали Иссерли в столь ранний час, после целой ночи, наполненной мучительной болью, кошмарами и тревожным сном.

Она шумно втянула носом воздух, а затем старательно выдохнула его через свои необычно узкие ноздри. Воздух был свеж и колюч и слегка пьянил, словно медицинский кислород или пары эфира. Сознание Иссерли никак не могло сделать выбор между возбуждением бодрствования и неодолимой сонливостью. Иссерли отлично знала, что оно выберет, если ему будет не на что отвлечься.

Она проехала мимо нескольких излюбленных автостопщиками точек, но не обнаружила ни души. Дорога была так же пустынна, как и огромный мир, расстилавшийся по обе стороны от нее.

Несколько отбившихся от стада дождевых капель упали на ветровое стекло, и стеклоочистители тут же начертили на нем две мутные серые радуги. Иссерли надавила на кнопку, и вода из резервуара, скрытого под капотом, полилась на стекло. Она лилась, как показалось Иссерли, бесконечно долго, прежде чем видимость полностью восстановилась. После этой операции Иссерли почувствовала такую усталость, словно оросила стекло не водой, а какой-то жизненно важной жидкостью из собственных жил.

Она стала представлять, что ей повезло и рядом уже сидит упитанный молодой автостопщик, вот она, тяжело дыша, поправляет его волосы и обнимает за талию, чтобы усадить поудобнее. Но этих фантазий еле-еле хватило только на то, чтобы не дать себе заснуть.

И вот, когда Иссерли уже совсем было собралась остановить машину в подходящем месте и немного вздремнуть, где-то у самого горизонта возникла еле различимая на фоне неба фигура. В то же мгновение Иссерли приподнялась, широко распахнула глаза и поправила очки на носу. Она посмотрела в зеркало заднего вида, проверяя, в порядке ли ее лицо и волосы, и даже надула для пробы ярко накрашенные губы. Проехав мимо автостопщика в первый раз, она заметила, что это мужчина, довольно высокий, широкоплечий и небрежно одетый. Он голосовал, оттопырив одновременно большой и указательный пальцы, с таким вялым видом, словно стоял здесь не один год. Или, возможно, ему просто не хотелось, чтобы у него был уж слишком просительный вид.

На обратном пути она заметила, что автостопщик довольно молод и коротко подстрижен: так стригут заключенных в шотландских тюрьмах. Тускло-грязная одежка приметно бугрилась в разных местах, но что ее приподнимало – мышцы или жир, – еще предстояло выяснить.

Приближаясь к автостопщику в последний, третий, раз, Иссерли поняла, что он действительно необычно высок. Мужчина внимательно смотрел на машину, скорее всего уже заметив, что она проезжает мимо не в первый раз – при полупустой дороге не увидеть этого было невозможно. Тем не менее он не попытался воззвать к водителю более энергично – рука его была протянута все так же лениво. Умолять было явно ниже его достоинства.

Иссерли притормозила и остановилась прямо напротив мужчины.

– Садитесь, – сказала она.

– Ну, наконец-то! – беззаботно бросил мужчина, усаживаясь на переднее сиденье.

Уже одно это слово в сочетании с неприветливым тоном, которым оно было произнесено» несмотря на сопровождавшее его движение лицевых мышц, обозначавшее улыбку, многое сказало Иссерли. Он явно относился к категории тех типов, что изо всех сил стараются не говорить «спасибо», как будто, выразив благодарность, тут же попадутся в ловушку. В представлении таких особей мир – это место, где все их желания обязаны исполняться, поэтому любая благодарность просто лишняя. Она остановилась, чтобы подвезти его, – и отлично! Что тут такого? Она предоставляет ему бесплатно услугу, за которую таксист попросил бы кучу денег, а он всего лишь небрежно бросает «Ну, наконец-то!», как будто Иссерли – его собутыльник, сидящий с ним в пабе за одним столом и оказавший какую-то пустячную, сиюминутную любезность – подвинул, например, поближе пепельницу.

– Не за что, – ответила Иссерли, сделав вид, что он ее все-таки поблагодарил. – Куда вам?

– На юг, – ответил он и взглянул в том направлении.

Повисла секундная пауза, затем автостопщик набросил ремень безопасности на свой торс с таким видом, словно это была единственная возможность заставить машину тронуться наконец с места.

– Просто на юг? – спросила она, трогаясь от обочины, как всегда тщательно проследив, чтобы привести в действие сигнал поворота, не включив при этом по ошибке фары, стеклоочистители или икпатуа.

– Ну, это вопрос открытый, – ответил мужчина. – А вам куда?

Она кое-что прикинула в уме, потом внимательно посмотрела на него, стараясь угадать, к чему он клонит.

– Я еще не решила, – сказала она. – Пожалуй, начну с Инвернесса.

– Мне Инвернесс тоже подходит.

– Но вам нужно дальше?

– Я не спешу с первого раза достигнуть поставленной цели.

В этот момент сзади возник автомобиль, и Иссерли отвлеклась от беседы, пытаясь понять намерения сидевшего в нем водителя. Когда она наконец вновь повернулась к мужчине, лицо того уже ничего не выражало. Как следовало понимать последнюю реплику? Как проявление мальчишеской заносчивости? Как намек на некий сексуальный интерес? Или просто как констатацию очевидного факта?

– Долго пришлось ждать? – спросила она, надеясь вытянуть из него дополнительную информацию.

– Чего?

Он посмотрел в ее сторону, прервав попытки расстегнуть молнию на куртке. Неужели уровень его умственного развития так низок, что он не в состоянии одновременно слышать обращенные к нему элементарные вопросы и расстегивать молнию? Она заметила у мужчины над правой бровью тонкий, почти заживший, шрам, покрытый черной коростой – возможно, упал, напившись? Белки глаз у него были чистые, волосы недавно мытые, от него не исходило неприятного запаха – может, он просто глуп?

– Долго вам пришлось стоять, прежде чем я остановилась? – уточнила Иссерли.

– Не знаю, – ответил он. – У меня нет часов.

Она бросила взгляд на запястье его правой руки – оно оказалось широким, покрытым золотистыми волосками, по внутренней его стороне струились две голубоватые вены.

– Ну, а по ощущениям?

Он ненадолго задумался над вопросом.

– Пожалуй, долго.

Он улыбнулся. Зубы оказались плохими.

За окном автомобиля солнце внезапно начало светить намного ярче, будто какое-то агентство, ответственное за его обслуживание, обнаружило, что оно включено на половину положенной мощности. Лобовое стекло вспыхнуло, словно прожектор, послав потоки инфракрасного излучения на лица Иссерли и автостопщика – чистое тепло, тщательно отфильтрованное от примеси стылого воздуха. Печка в машине тоже работала на полную мощность, так что гостю вскоре стало жарко в куртке и он снял ее совсем. Иссерли украдкой следила за ним, изучая бицепсы, трицепсы и крутые плечи.

– Можно, я брошу это на заднее сиденье? – спросил он, тиская куртку в своих больших ручищах.

– Конечно, – сказала она, заметив, как напряглась рельефная мускулатура под его футболкой, когда он повернулся, чтобы положить куртку поверх одежды Иссерли. Брюшной пресс слегка заплыл жирком – явно пивного происхождения, – но укладывался в пределы нормы. Многообещающе выглядела и выпуклость под ширинкой джинсов, хотя большую ее часть, скорее всего, составляли яички.

Устроившись поудобнее, он откинулся на спинку кресла и подарил ей улыбку, слегка подпорченную многолетним потреблением нездоровой шотландской пищи.

Она улыбнулась в ответ, размышляя про себя, большое ли значение имеет состояние его зубов.

Она чувствовала, что вот-вот примет решение. Честно говоря, она его, в сущности, уже приняла. Ее дыхание участилось.

Она попыталась обуздать свои железы, активно выделявшие адреналин, послав им успокаивающие сигналы. Да – он хорош собой, да – он нужен ей, но сначала надо хоть что-то узнать о нем. Иначе какое разочарование постигнет ее, когда, уже совсем решившись взять его с собой, она узнает, что дома его ждет жена или подруга?

Если бы только у него развязался язык! Интересно, почему те, кто ей нравится, обычно молчат, в то время как те, кого она отвергает с первого взгляда, трещат без умолку, не дожидаясь даже приглашения с ее стороны? Как-то она посадила в машину одно злосчастное создание, которое, тут же скинув объемистый пуховик, продемонстрировало тощие лапки и цыплячью грудь. Не прошло и мгновения, как этот субъект уже излагал ей в подробностях всю историю своей жизни. Дюжие же мужчины, как правило, молча пялились на дорогу или вели беседы на общие темы, с проворством фехтовальщика парируя любые вопросы, касающиеся их личной жизни.

Минута пролетала за минутой, но ее спутник, казалось, был вполне доволен повисшим молчанием, хотя он время от времени бросал взгляды в сторону Иссерли. Точнее говоря, в сторону ее груди. Насколько ей удалось понять из пойманных ею вороватых взглядов, он бы предпочел, чтобы она повернулась к нему лицом: тогда он смог бы беззастенчиво пялиться на ее сиськи. Раз так, она позволит ему налюбоваться вдоволь, если это поможет делу. Приближался поворот на Эвантон. Иссерли слегка вытянула шею и с преувеличенным вниманием стала следить за дорогой, предоставив молчуну во всех деталях изучить ее фигуру.

В то же мгновение она поймала на себе его взгляд, который прожигал не хуже инфракрасного излучения солнца.

Как бы хотелось Иссерли знать, что он, в своем неведении, думает о ней. Заметил ли, что весь этот маленький спектакль разыгран исключительно ради него? Иссерли выпрямилась и откинулась на спинку сиденья, выпятив грудь.

Она знала – этого он не сможет не заметить.

Ну и титьки же у нее! Фантастика! Но кроме титек – почти ничего. Крохотная-то какая – едва из-за руля видно. Словно ребенок. Интересно, какого она роста? Сто пятьдесят с кепкой, не больше, да и то если на цыпочки встанет. Странно, но вот именно у таких пигалиц обычно самые большие буфера. Эта девчонка, видимо, в курсе, что у нее дыньки первый сорт, иначе не стала бы надевать на себя маечку в обтяжку. Вот для чего в машине жарко, как в печке, – чтобы можно было сидеть в одной маечке и показывать всем свои буфера. Показывать свои буфера ему.

А в остальном с фигурой у нее проблемы. Руки длинные, тощие, локти шишковатые – неудивительно, что маечку-то она носит с длинными рукавами. Запястья тоже все в буграх и ладони как весла. Но титьки, титьки…

И все же руки – ну очень уж странные! Сама маленькая, а лапы – как у лягушки, длинные и узкие. И кожа на них как у фабричной работницы. Ноги ему толком рассмотреть не удалось, потому что на ней были эти жуткие клеши, как в семидесятых, которые снова вошли в моду, – да еще в зеленых блестках, прости господи! – и ботинки «Доктор Мартинс», но он все-таки заметил, что ходули коротковаты. Но титьки, титьки… титьки словно… он не мог подобрать сравнения. Они были просто обалденно хороши, уютно лежащие рядом и ярко освещенные солнечным светом, бьющим сквозь лобовое стекло.

Да ладно, забудь ты про эти титьки – что там с личиком? Сказать пока трудно, прическа такая, что ничего не поймешь, пока она совсем к тебе не развернется. Волосы густые, пушистые, каштановые, длинные, прямые, и в профиль лица за ними не видно. Легко поверить, что у девушки с такими волосами должно быть лицо красивое, как у актрисы или поп-звезды, но он знал, что это не тот случай. Когда она мельком повернулась в его сторону, он вздрогнул. Маленькое личико в форме сердечка, как у эльфов в детских сказках, с крохотным носиком и невероятно большими пухлыми губами супермодели. Но щеки при этом пухлые, как у хомячка, и очки – таких он в жизни не видел – с толстенными стеклами, увеличивавшими глаза чуть ли не вдвое.

Короче говоря, та еще штучка. Помесь Памелы Андерсон и бабушки-старушки.

Машину она уж точно водит как бабушка-старушка. Пятьдесят миль в час – и хоть застрелись! А старая затрапезная теплая куртка с капюшоном на заднем сиденье – это к чему? Видать, у дамочки не все дома. Может, даже на учете состоит. И говор не здешний – наверно, иностранка.

Вставить ей, не вставить?

Ну, если случай подвернется, почему бы и нет? Она в койке, пожалуй, будет получше, чем Дженин, – да наверняка.

Дженин. Вот ни фига себе – стоит о ней подумать, как сразу настроение ни к черту. Пока о ней не вспомнишь, все идет как по маслу. Старушка Дженин. Вспомнишь – и сразу кувырк с неба на землю. Черт, может, выкинуть ее из головы навсегда? Посмотри лучше, какие у этой цыпочки титьки, ярко освещенные солнцем, они похожи… Тут он понял, на что они похожи: на луну. Ну, если быть совсем точным – на Две луны.

– А что у вас за дела в Инвернессе? – внезапно спросил он.

– Бизнес, – ответила она.

– Какой?

Иссерли задумалась. Молчание тянулась так долго, что она забыла, кем решила представиться на этот раз.

– Я адвокат.

– Точно?

– Точно.

– Как в телевизоре?

– Я не смотрю телевизор.

Это была почти правда. Очутившись в Шотландии, Иссерли поначалу смотрела телевизор сутки напролет. Но теперь она ограничивалась новостями, да еще тем, что показывали, пока она занималась гимнастикой.

– Уголовный кодекс? – предположил он.

Она быстро заглянула ему в глаза. Там теплилась искорка интереса, которую следовало раздуть.

– Иногда, – ответила она, пожимая плечами. Вернее, пытаясь пожать плечами. Когда сидишь за рулем, это не так-то просто, особенно с такой грудью, как у Иссерли.

– Какая-нибудь «клубничка»? – заинтересовался он.

Она посмотрела в зеркало заднего вида и притормозила, чтобы пропустить вперед «фольксваген» с прицепом.

– Смотря что вы считаете «клубничкой», – отозвалась она, завершив маневр.

– Не знаю, – вздохнул он, одновременно меланхолично и игриво, – Ну, скажем, когда муж убивает жену, потому что та забавлялась с другим парнем.

– И такое случается, – уклончиво ответила Иссерли.

– И вы ему дадите на всю катушку?

– На всю катушку?

– Ну, за решетку на всю жизнь засадите?

– А с чего это вы решили? Может, я буду защищать его? – хмыкнула Иссерли.

– Да ладно, для баб все мужики – сволочи.

Все это говорилось со странной интонацией: мрачной, даже злой и в то же время явно игривой. Иссерли пришлось долго думать над тем, как следует ответить в подобной ситуации.

– Да нет, я не считаю, что все мужики – сволочи, – сказала она, машинально перестраиваясь в другой ряд. – Особенно те, кто женат на стервах.

Она надеялась, что это заявление развяжет ему язык.

Но вместо этого он затих и как-то слегка обмяк. Она посмотрела в его сторону, но он отвел глаза, как будто она перешла границу приличий. Зато ей удалось прочитать надпись на его футболке. «AC/DC» было написано на ней, а чуть-чуть ниже – «МУДОЛОМ». Она не имела ни малейшего представления, что бы это могло значить, и внезапно испугалась, что им не удастся понять друг друга.

Опыт, однако, научил ее, что в подобной ситуации надо переходить в атаку.

– Вы женаты? – спросила она.

– Был, – отрезал он. На лбу у него, чуть пониже границы волос, выступили блестящие капли пота. Он поправил большим пальцем ремень безопасности с таким видом, словно тот душил его.

– В таком случае у вас с адвокатами должны быть свои счеты, – предположила она.

– Да нет, – сказал он. – Разошлись без проблем.

– Значит, детей нет?

– Она забрала их. Ну-ну, пусть повозится! – Он произнес это с таким выражением, словно его жена была далекой и враждебной страной, в которой не действуют законы цивилизованного общества.

– Извините, что сую нос в чужие дела, – сказала Иссерли.

– Да ладно, все нормально.

Дальше они ехали молча. Возникшее было между ними доверие внезапно превратилось в недовольство друг другом.

Впереди солнце поднялось над крышей машины, заливая лобовое стекло резким белым светом, от которого начинали побаливать глаза. Лес с левой стороны дороги поредел и перешел в крутую насыпь, заросшую ползучим вьюнком и голубыми колокольчиками. Дорожные знаки на нескольких незнакомых Иссерли языках напоминали иностранцам о том, по какой стороне дороги принято здесь ездить.

В салоне постепенно становилось слишком тепло даже для Иссерли, которая обычно легко выносила и холод, и жару. Стекла ее очков запотели, но она не могла снять их – ему не следовало видеть, как выглядят ее глаза без очков. Тонкие струйки пота медленно струились по шее, затекая под вырез трикотажной майки. Но ее попутчик, казалось, всего этого не замечал. Он выбивал ладонью на внутренней стороне бедра какой-то отрывистый ритм, явно сопровождая им мелодию, которую напевал про себя, а как только заметил, что Иссерли смотрит на него, демонстративно сложил руки на животе.

Что с ним такое стряслось? Что нагнало на него такое уныние? Только она начала рисовать себе радостные перспективы, как он вдруг словно сдулся у нее на глазах и превратился в полную противоположность тому уверенному представителю сильного пола, которого она подобрала на дороге двадцать минут назад. Неужели он – один из тех вечно неуверенных в себе олухов, сексуальность которых проявляется лишь тогда, когда им не напоминают о существовании других женщин? Или, может, она упустила что-то важное?

– Если вам слишком жарко, можете открыть окно, – предложила она.

Он кивнул, но не сказал ни слова.

Иссерли осторожно прибавила газу, надеясь хотя бы так завоевать расположение своего пассажира. Но тот только вздохнул и поудобнее устроился в кресле, как будто это незначительное ускорение лишь напомнило ему о том, как медленно они едут.

Вероятно, Иссерли не следовало выдавать себя за адвоката. Представься она продавцом или воспитательницей детского садика, пассажир оказался бы куда более разговорчивым. А все потому, что она с самого начала приняла его за грубого и решительного типа, который станет ей рассказывать какие-нибудь уголовные истории, чтобы подразнить ее. Возможно, следовало с самого начала выбрать для себя какую-нибудь безопасную роль – домохозяйки, например.

– А дом? – Она возобновила попытку, отчаянно пытаясь придать своему голосу дружеские, ободряющие интонации, какие в ходу между приятелями-мужчинами. – Дом ваша жена тоже забрала себе?

– Ну… да-нет… не совсем… – Он глубоко вздохнул и признался: – Мне пришлось продать его и половину денег отдать ей. Она переехала в Брэдфорд. Я здесь остался.

– Здесь? – спросила она, кивнув головой в сторону пустой дороги, чтобы напомнить ему, как далеко они уже отъехали.

– В Милнафуа, – хихикнул он, словно в этом названии было что-то неприличное.

Для Иссерли. это название звучало совершенно нормально – намного нормальнее, чем Лондон или, скажем, Данди: выговаривая эти слова, она только что язык не ломала. Она догадалась тем не менее, что ему оно казалось, невероятно диковинным.

– С работой гам трудно, я думаю, – предположила она, надеясь, что на этот раз ей удалось достаточно убедительно изобразить мужскую участливость.

– Еще бы, – буркнул он, а затем неожиданно громким и высоким голосом прибавил: – Но ведь побеждает тот, кто не сдается, верно?

Недоверчиво посмотрев на него, Иссерли убедилась, что он не шутит, а на полном серьезе предпринял жалкую попытку изобразить оптимиста. На его потном лице даже появилось некоторое подобие улыбки, словно он вдруг сообразил, что ему грозит опасность, если он признается в собственной праздности и в том, что уже давно существует на пособие. Неужели это все «из-за того, что она представилась адвокатом? И теперь он, наверное, боится, что у него могут возникнуть проблемы? Что в один прекрасный день она использует против него полученные сведения? Может ли она» смеясь, признаться в своем обмане, извиниться и начать все сначала? Сказать ему, что торгует программным обеспечением или одеждой для полных женщин?

Большой зеленый знак на обочине сообщал, сколько еще миль осталось до Дингуолла и Инвернесса – кстати, не так уж и много. Слева насыпь расступилась, открывая вид на сверкающие под солнцем воды устья реки Кромарти. Был отлив: отмели и скалы показались на поверхности. Одинокий, словно потерявшийся, тюлень возлежал на вершине одной из скал.

Иссерли прикусила губу, признав совершенную ошибку. Адвокат, продавщица, домохозяйка – какая разница! В любом случае он просто ей не подходит. Она опять промахнулась. Уже не в первый раз.

Только теперь до нее дошло, куда направляется этот нервный здоровяк с комплекцией боксера. Он едет в Брадфорд повидаться со своей женой или по крайней мере с детишками.

Если это так, то, с точки зрения Иссерли, риск слишком велик. Когда имеются дети, все становится слишком сложным. Как бы она его ни хотела – а она только сейчас начала осознавать, сколько усилий уже затратила, чтобы заполучить его, – проблемы ей были совсем ни к чему. Придется оставить его в покое. Вернуть туда, откуда взяла.

Весь остаток дороги они сидели молча, словно расстроенные тем, что разочаровали друг друга.

Вокруг них скопилось много автомобилей; они попали в очередь, которая неизменно возникала при въезде на Кессокский мост, протянутый над заливом, как проволока канатоходца над ареной. Иссерли посмотрела на свою добычу, и ее неприятно кольнуло то, что мужчина, оказывается, глядит в окно, рассматривая промышленную зону Инвернесса, раскинувшуюся на другом берегу. Он оценивающим взглядом изучал унылые строения из уродливых железобетонных блоков, казавшиеся издалека игрушечными, пялился с не меньшим интересом, чем на ее грудь. Крохотные грузовики, исчезающие в бетонных пастях фабрик, – вот что интересовало его сейчас больше всего на свете.

Иссерли, держась в левом ряду, ехала сейчас быстрее, чем до этого. Дело было даже не в скорости движения потока транспорта – она хотела покончить с этим как можно скорее. Усталость навалилась на нее с новой силой. Ей отчаянно захотелось найти какое-нибудь тенистое местечко в стороне от дороги, откинуть голову на спинку сиденья и немного вздремнуть.

На другой стороне моста, там, где дорога возвращалась на материк, она выехала на кольцевую развязку и преодолела ее с выражением напряженной и неподдельной сосредоточенности, чтобы не попасть в поток машин, направлявшихся в центр Инвернесса. Выполняя маневр, она даже не пыталась скрыть охватившую ее тревогу. В конце концов, он все равно уже был для нее потерян.

Однако для того, чтобы скрасить впечатление от последних минут, проведенных ими вместе, напоследок, в качестве утешения, она решила оказать ему любезность:

– Я проеду чуть-чуть дальше и высажу вас возле съезда на Абердин. Там, по крайней мере, все машины едут на юг.

– Замечательно, – безразлично отозвался он.

– Кто знает, – решила поддразнить его Иссерли, – возможно, вам удастся добраться до Брэдфорда уже к вечеру.

– До Брэдфорда? – нахмурился он, резко повернувшись в ее сторону. – А кто вам сказал, что я еду в Брэдфорд?

– Ну, детей повидать, – напомнила она.

Повисло неловкое молчание, затем он мрачно сообщил:

– Детей я не вижу, даже не знаю их адреса. Где-то в Брэдфорде – а больше мне ничего не известно. Дженин – это моя бывшая жена – не хочет со мной даже разговаривать. Для нее я больше не существую.

И он посмотрел вперед с таким видом, словно пытался прикинуть, сколько тысяч населенных пунктов ему предстоит обследовать по пути к югу, прежде чем он окончательно сдастся.

– К тому же это было давно, – продолжил он. – За это время она, блин, на Луну могла улететь.

– Но тогда… – осведомилась Иссерли, так неловко при этом переключив скорости, что в коробке передач что-то жутко заскрежетало, – тогда куда же вы надеетесь добраться сегодня?

Пассажир пожал плечами.

– Глазго будет самое то, – сказал он. – Там много хороших пабов.

Заметив, что она вглядывается в дорогу, явно ища взглядом знак, указывающий стоянку, он понял, что его вскоре высадят, и, собравшись с силами, выпалил полную горечи сентенцию:

– Это все же лучше, чем сидеть в баре «Коммерческой гостиницы» в Алнессе с кучкой старых хрычей и слушать, как какой-нибудь долбаный идиот пытается петь «Копакабану».

– Но где же вы заночуете?

– У меня есть пара знакомых в Глазго, – сказал он, снова начав запинаться, словно вся энергия оставила его и развеялась в атмосфере. – Главное – застать их дома, и дело в шляпе. Никуда не денутся – мир-то тесен, верно?

Иссерли посмотрела вперед, туда, где возвышались заснеженные горы.

– М-м-м, – протянула она, сомневаясь в том, что Глазго только и ждет появления ее попутчика, чтобы распахнуть свои объятия. Почувствовав скепсис, мужчина развел своими огромными мясистыми ручищами, словно показывая, что в них ничего нет.

– Это правда: от ближних можно всего ждать, – сказал он. – Поэтому всегда нужно иметь варианты про запас.

И сглотнул слюну так энергично, что кадык заходил ходуном.

Иссерли кивнула в знак согласия, стараясь не выдавать своих истинных чувств. По спине у нее струился холодный пот, пробегали судороги, похожие на разряды электрического тока. Сердце прыгало в груди, и Иссерли с большим трудом удавалось дышать размеренно и спокойно. Крепко сжимая руль правой рукой, она посмотрела в зеркало заднего вида, изучив обстановку на дороге сзади и во втором ряду, затем проверила спидометр и еще раз посмотрела на пассажира.

Все в полном порядке, лучшего момента просто не придумать.

Заметив волнение Иссерли, он неуверенно улыбнулся и неловким резким жестом убрал руки с живота с таким видом, словно его внезапно разбудили и он удивленно взирает на мир, не зная, чего от него ждать в следующую минуту. Чтобы подбодрить его, она улыбнулась и едва заметно кивнула головой, словно в знак согласия.

И тут же средним пальцем левой руки повернула закрепленный на колонке руля рычажок, который выглядел как обычный переключатель света фар, поворотного сигнала или стеклоочистителей. Но это не было ни то, ни другое, ни третье. Этот рычажок приводил в действие маленькие впрыскивающие икпатуа иглы, которые бесшумно выскакивали из скрытых в обивке пассажирского сиденья трубочек.

Мужчина вздрогнул, когда иглы, пронзив ткань его джинсов, впились в ягодицы, по одной в каждую. В этот момент он по случайности смотрел в зеркало заднего вида, но заметить выражение его глаз, кроме Иссерли, было некому: огромный грузовик с надписью «КОРМА ДЛЯ СКОТА» – ближайшая к ним машина – был еще так далеко, что его водитель казался вцепившимся в баранку муравьем. В любом случае изумление пассажира длилось недолго: такая доза икпатуа могла свалить с ног и гораздо более крупное существо. Он потерял сознание, уронив голову на мягкий подголовник.

Иссерли слегка дрожащими пальцами взялась за другой рычажок. Тихое пощелкивание реле указателя поворота совпало с ритмом ее дыхания. Она съехала с дороги на парковочную площадку и плавно затормозила. Стрелка спидометра, подергавшись, застыла на нуле, машина остановилась, мотор заглох, а возможно, она сама выключила зажигание. Работа была сделана.

В такие моменты она всегда словно смотрела на себя сверху: маленькая красная «тойота», взятая в скобки асфальта. Грузовик с надписью «КОРМА ДЛЯ СКОТА» промчался мимо.

Потом, как всегда, у Иссерли закружилась голова и она, камнем рухнув с неба, вернулась обратно в свое тело. Голова ее при этом стукнулась о подголовник гораздо сильнее, чем голова ее попутчика, и Иссерли испустила судорожный вздох. Задыхаясь, она схватилась за рулевое колесо, словно пытаясь предотвратить дальнейшее паденье в недра земли.

Вернуться обратно на поверхность ей обычно удавалось далеко не сразу. Она считала про себя частоту дыхания, пока та не замедлилась до шести вдохов в минуту. Тогда Иссерли выпустила наконец из пальцев руль и сложила руки у себя. на животе. Это почему-то всегда ее успокаивало.

Наконец содержание адреналина в крови упало, и тогда она, уже совсем успокоившись, принялась за работу. Мимо в обоих направлениях проносились автомобили, но об этом Иссерли могла догадаться только по производимому ими шуму – после того, как она нажала кнопку на приборной доске, стекла «тойоты» помутнели, приобретя темно-янтарную окраску. Иссерли сама не заметила, как дотронулась до кнопки – очевидно, это произошло в тот момент, когда ее с головой захлестнул адреналин. Впрочем, и раньше, когда она приходила в себя, стекла всегда оказывались затемненными.

Мимо проехала такая массивная машина, что задрожала земля. Иссерли дождалась, пока отброшенная громадиной длинная тень проползет по «тойоте» и исчезнет.

Тогда она открыла перчаточный ящик и извлекла оттуда парик. Это был мужской парик, светлый и кудрявый. Повернувшись к пассажиру, который по-прежнему сидел неподвижно, как окоченевший, она водрузила парик ему на голову. Затем поправила несколько локонов сбоку и расчесала острыми ногтями челку так, чтобы та ровнее легла на лоб. Откинулась назад, чтобы оценить общий эффект и внести кое-какие поправки. Впрочем, пассажир выглядел точно так же, как выглядели до него все другие, а когда она переоденет его, он станет совсем от них неотличим.

Иссерли выгребла все из того же ящика несколько пар очков, выбрала наиболее подходящие и водрузила их мужчине на переносицу.

В завершение она взяла с заднего сиденья теплую куртку с капюшоном, скинув при этом на пол ту, которая принадлежала пассажиру. На самом деле это была не совсем куртка: спина у нее отсутствовала. Она накинула на мужчину отороченный мехом перед, заткнула края рукавов за его плечи и прикрыла их рассеченным посередине капюшоном.

Можно было ехать домой.

Иссерли снова нажала на кнопку, и янтарная окраска стекол начала бледнеть, пока совсем не развеялась, словно туман. Мир за окном был по-прежнему стылым и солнечным. На дороге установилось временное затишье – машин почти не было. У Иссерли в наличии имелось еще два часа до того, как кончится действие икпатуа, а езды до дома было не более пятидесяти минут. К тому же часы показывали всего тридцать пять минут десятого. В конце концов, ей все же повезло.

Иссерли повернула ключ зажигания. Как только двигатель завелся, она снова услышала то же самое постукивание, которое обеспокоило ее в самом начале дня.

Вернувшись на ферму, надо будет посмотреть, в чем там дело.