Телефон Милы завибрировал под прилавком, когда она аккуратно заворачивала покупку клиента в тонкую оберточную бумагу.
Пожилой джентльмен купил весьма вычурную салатницу с асимметричным ободком и брызгами блестящей небесно-синей глазури. Он объяснил, что это для его внучки, которая только что съехала из дома с целой горой семейного скарба. Пусть у нее будет хоть что-то свое собственное.
После его ухода Мила вытащила телефон и оперлась бедром о прилавок. Пятница выдалась напряженной, с наплывом покупателей, искавших подарки. У нее оставалось еще полчаса до прихода напарницы, Шери, и до начала занятий, – урчащий живот напомнил Миле, что пора бы и перекусить.
«Ланч?»
Как она и ожидала, это была эсэмэска от Себа.
«Конечно. „У Педро“?»
Сообщения Себа стали привычным делом за эти две недели, прошедшие с их теннисного матча, и… Мила даже не знала, как это описать.
Напряженной ситуации? Неловкой? Щекотливой?
Взрывоопасной.
К счастью, Себастьян, судя по всему, ничего взрывоопасного не ощутил. Он лишь прикладывал все усилия, чтобы восстановить их дружбу.
Что, похоже, включало регулярную доставку ее любимого кофе – двойного, с молоком, и всего несколько дней назад переросло в совместные ланчи.
Они перекусывали в многолюдном новомодном бразильском кафе – «У Педро», а потом прогуливались до ее магазина и его реконструируемого помещения. Они не могли уединиться или поговорить по душам, что, казалось, устраивало их обоих.
Время от времени напоминание об их старой дружбе все же проскальзывало – они смеялись над шутками друг друга, обменивались понимающими взглядами и улыбками, как старые друзья. Но это случалось крайне редко. Большей частью между ними висела еле уловимая напряженность. Словно что-то изменилось после того падения Милы на теннисном корте. Когда во взгляде Себа она прочитала то, что заставило все у нее внутри таять, а ее кожу – гореть.
И, словно придя к молчаливому согласию, что это было неуместно, они довольствовались поверхностным общением. Мила знала: как только Себ переживет горе и угрызения совести, все вернется на круги своя. И ее жизнь потечет в привычном русле.
Телефон, все еще стоявший на беззвучном режиме, завибрировал в руке. На экране высветился незнакомый номер.
– Алло?
– Мила Молинье? – спросил женский голос с сильным американским акцентом.
Внутри Милы все оборвалось. Она знала, кто звонил.
– Слушаю, – ответила она личной ассистентке своего отца.
Какое-то мгновение, показавшееся бесконечным, она подумывала повесить трубку. Именно так поступили бы ее сестры. Но ведь Блейн Спенсер не потрудился позвонить им, не так ли? Он точно знал, какая дочь мирилась с его ложью и невыполненными обещаниями.
Такой она и была. Бесхарактерной, полной надежд, глупой дочерью.
– Лапочка!
– Мила, – поправила она, впрочем, как и всегда. – Мне не три года, папа.
Столько ей было, когда он ушел.
– Но для меня – все еще да, моя милая девочка!
Каждый мускул в ее теле напрягся еще сильнее.
– Никаких шансов, что ты позвонишь мне сам, хотя бы один раз? – Она даже не пыталась скрыть разочарование. – Знаешь, найти мое имя в своем телефоне, нажать кнопку вызова. Это несложно.
– Только не начинай, Мила, ты ведь знаешь, какая тяжелая у меня работа!
Все как обычно: очередное Оправдание. Мила всегда мысленно писала это слово с большой буквы.
Их разговор обычно проистекал так:
«Почему ты не позвонил на <вставить важное событие жизни>?» «Ты ведь обещал, что приедешь на <вставить важное событие жизни>?»
А потом – Оправдание.
«Ты ведь знаешь, какая тяжелая у меня работа».
Но при этом неизменное: «Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, да?»
Ну конечно…
– Выходит, ты был занят своей тяжелой работой все три последних месяца, так?
В сущности, для него это было неплохо. Обычно отец звонил пару раз в год. Видимо, именно поэтому она и не повесила трубку.
– Да, именно так, – отозвался он, не понимая или игнорируя ее сарказм.
Если честно, Мила не знала отца настолько хорошо, чтобы понять его реакцию. Наверное, поэтому и цеплялась за иллюзию, что он был просто беспечным, а не эгоистичным горе-отцом, не понимающим, сколько боли причинил.
– Я только что прилетел в Сидней на премьеру моей новинки.
Он, как всегда, ожидал, что Мила знает о нем все.
– Какой еще новинки, папа?
– Фильма, – пояснил он, явно не веря своим ушам.
Мила закатила глаза.
– «Цунами». Режиссер – из Перта, так что австралийская премьера пройдет там завтра вечером. Сегодня я даю несколько интервью в Сиднее, потом, вечером, прыгаю на самолет. Ты не поверишь, у меня билет на последний рейс, потому что Серена понятия не имеет, как далеко этот чертов Перт…
Блейн Спенсер все говорил и говорил, но Мила уже не слушала.
– Подожди, папа. Ты летишь сюда?
– Серьезно, я бы не удивился, если бы она забронировала нам отель в Мельбурне вместо Перта. Все крупные города для нее одинаковы…
Он наконец-то осознал, о чем спрашивала Мила.
– Да, – ответил он, словно встреча с дочерью впервые за шесть лет была чем-то совершенно обычным, чтобы лишь мельком вклиниться в разговор. – Всего на одну ночь, – пояснил он.
Вполне в его духе: отец ни за что не продлил бы визит ради общения с дочерью.
– Понятно… – протянула Мила. Ей нечего было сказать.
– Если хочешь пообщаться, приходи на премьеру, – добавил он. – Завтра утром у меня интервью на радио, а потом большую часть дня мне придется проспать. Ты ведь знаешь, я совсем не могу спать в самолете.
Она не знала. Она вообще его не знала.
– Значит, если я не попаду на премьеру, мы не увидимся?
– Нет. Прости, милая. На этот раз я не могу остаться.
Ну вот, начинается…
– Уже стартовала подготовка к съемкам моего следующего проекта. Пора приступать к работе!
Мила надолго замолчала. С языка уже рвались не самые вежливые слова. Приглашение, сделанное в последнюю минуту, то, что он умудрился переложить ответственность за их встречу на ее плечи, совершенно не поинтересовался ее планами на уик-энд… Да и вообще всей ее жизнью.
Что тут, собственно говоря, нового?
Если – каким-то чудом – Блейн узнал бы номер Айви или Эйприл, и кто-то из них не успел бы вовремя повесить трубку, сестры отреагировали бы на это с позволения сказать приглашение однозначно.
Словом «нет». Очень ясным, очень четким. Твердым «нет», за которым скрывалось бы что-то вроде «Я лучше отдраю туалет, чем потрачу время на тебя!».
Они обе пришли бы в ярость даже от того, что Мила допускала встречу с ним. Даже от того, что она ответила на его звонок.
Звяканье дверного колокольчика на миг отвлекло Милу от разговора с отцом.
Это пришел Себ. А кто же еще?
Он жестом дал понять, что подождет снаружи, но Мила вскинула руку, прося его остаться. Телефонный разговор не занял бы много времени.
– Пусть Серена пришлет мне подробности по электронной почте, – решилась Мила.
– Так ты придешь?
Вот в чем было дело. Вот причина, по которой она в любую минуту готова была бежать на премьеру отца. Это самое мизерное предположение, что его мог волновать ее отказ увидеться с ним. Намек на то, что он искренне хотел встретиться с младшей дочерью.
В конце концов, для чего еще он пригласил бы ее?
Тьфу, она ведь столько раз зарекалась от этого!
Но она ничего не могла с собой поделать…
– Увидимся завтра, – начала Мила, но отец уже вернул трубку своей ассистентке. Мила с досадой покачала головой, но не могла не улыбнуться при виде Себа.
– Кто это был? – спросил он, подходя к прилавку.
За спиной Мила услышала знакомый скрип и стук задней двери мастерской, возвестивший о приходе Шери.
– Папа, – просто ответила Мила. Она подумывала солгать Себу – темы о неполных семьях и родителях-авантюристах как-то не подходили их легкомысленным беседам. Но, с другой стороны, – это ведь был Себ.
Интересно, а как он отреагирует на то, что она все еще общалась со своим отцом? Разозлится, как Айви и Эйприл?
Себ знал всю историю. Он наблюдал печальные последствия выходок Блейна Спенсера, выслушивал жаркие речи Милы и однажды – в тот ужасный шестнадцатый день рождения – стойко вынес поток ее слез и готическую подводку для глаз на своей футболке, пока Мила отчаянно цеплялась за него со Стеф.
Она ожидала увидеть жалость. Жалость к женщине, которая – в свои почти тридцать – в эмоциональном развитии ушла не так далеко от себя шестнадцатилетней. По крайней мере, в том, что касалось ее отца.
Он был бы прав и в жалости, и в злости. Мила и сама злилась на себя.
– Готова идти? – вместо этого спросил Себ. – Умираю с голоду.
А потом он улыбнулся. И в этой улыбке было понимание – и ни капли осуждения, гнева.
Именно то, что ей так сейчас требовалось.
Как и ланч, проведенный за рассматриванием витрин по дороге, поеданием бразильских хот-догов с колбасой чоризо и разговорами о всяких пустяках.
До тех пор, пока они не вернулись к магазину Милы, откуда уже доносилась болтовня ее учеников.
– Я иду с тобой, – постановил Себ, твердо и резко. – Понятия не имею, где ты с ним встречаешься и какие у тебя планы, но я буду с тобой. По крайней мере, пока своими глазами не увижу, что этот идиот действительно явился на встречу с дочерью, которой недостоин.
Мила растерянно моргнула.
– Ты пойдешь со мной?
– Да. Скинь мне эсэмэской подробности, которые пришлет тебе ассистентка этого эгоистичного придурка.
Мила невольно рассмеялась вместо того, чтобы спорить, – а потом Себастьян поспешил удалиться, не оставив ей шанса хоть что-то сказать. Хотя любые возражения отдавали бы фальшью. Мила от души радовалась, что Себ будет рядом.