Поцелуй святого Валентина

Часть 2

Это случилось первого марта — прошлое повторилось спустя ровно две недели, будто заново прокрутили пленку.

— Группа двадцать три — в деканат, — мрачно известил Александр Александрович. — С вещами.

Я хотела было пошутить, что еще кто-то сверзился с балкона, но, взглянув на лицо Иры, передумала. Она, похоже, приняла бы данную версию всерьез. Глаза ее судорожно обшаривали аудиторию, выискивая наших.

— Нет Олега и Галки. Галки и вчера не было. Надеюсь, с ними ничего не…

— Конечно, ничего, — успокоил ее Димка. — Я думаю, вскрылось что-то новое в отношении Марины. Или, например, были неправильно составлены протоколы, поэтому надо заново подписать.

Я почувствовала прилив благодарности. Все-таки Димка — отличный парень! Ванька вел себя хуже. Нет, в отличие от Иры он не высказывал глупых предположений, просто был сосредоточен и напряжен, явно ожидая неприятностей. Лицо Камилы, по обыкновению, казалось непроницаемым. Ромка выглядел тоже, как всегда, — в смысле, как в последнее время. Даже не несчастным и не печальным, а… это трудно сформулировать… странное сочетание испуга, почти затравленности с мечтательностью, углубленностью в себя. Словно пытался отгородиться от тяготящего его внешнего мира, но удавалось это лишь частично. Андрей с Настей шагали рядом, однако не прикасаясь друг к другу, а ведь обычно либо держатся за руки, либо обнимаются — у Андрея пристрастие к подобным вещам, уж я-то знаю. Не в первый раз после поездки в Стокгольм у меня мелькнуло подозрение, что между ними пробежала черная кошка. Неужто в данной роли выступаю я? Иначе почему Настя цепляется ко мне сильнее, чем раньше, а Андрей время от времени обращается с совершенно ненужными вопросами? Я вздохнула. Мне, конечно, нравится, когда в меня влюблены, и чем больше народу, тем лучше, только хочется, чтобы это было весело, а не наоборот. Если наоборот, тогда не надо.

Надежда Викторовна, замдекана, сидела за столом, опустив голову на руки, и у меня екнуло сердце. Случилось что-то плохое, теперь сомнений нет! Какие тут неправильные протоколы… Поза совершенно ясно выражала отчаяние. Нашего появления Надежда Викторовна как будто не заметила. Не поздоровалась, не сдвинулась с места.

— Ой, — невольно вырвалось у меня.

Ванька прижал меня к себе, усадил на стул и шепнул в самое ухо:

«Держись». Я ощутила, как он дрожит, хотя по виду этого не скажешь. У него железная выдержка, не то, что у нас с Ирой.

— Галку убили, — произнесла Ира, стуча зубами. — Галку убили.

— Да типун тебе на язык! — вскипела Настя. — Молчи!

— Галку убили, Галку убили, — словно заведенная, монотонно бормотала Ира.

Димка по примеру Ваньки обнял ее и усадил. Вообще-то Андрею следовало поступить аналогично в отношении Насти, но он не двигался. Почему? Мне стало стыдно за подобные посторонние мысли, однако они упрямо лезли в голову. Вместо переживаний о неизвестном пока горе я разглядывала своих друзей. Удивительнее всех поступил Ромка. Он передвинул стул подальше и впал в привычную задумчивость, будто ничего особенного не происходило. Что касается Камилы, та не посрамила собственной репутации, хотя, пожалуй, в обычных обстоятельствах ее реакция была бы побыстрее.

— Надежда Викторовна! — громко и внятно обратилась Камила. — Объясните, пожалуйста, что случилось. Почему вы нас вызвали? Я не люблю пропускать лекции Александра Александровича. Он очень хорошо читает.

— Вам объяснят, — тихо ответила Надежда Викторовна, поднимая, наконец, голову. — Вы объясните, Денис Борисович?

В дверях стоял въедливый клещ Полухин, и последние мои надежды на лучшее развеялись дымом.

— Почему вы решили, что Найденову убили? — требовательно осведомился он у Иры. — Вы что-то знаете?

— А ее убили? — почти неслышно прошептала Ира.

Воцарилась тишина, все уставились на милиционера.

— Почему вы решили, что Найденову убили? — повторил он.

Ира, казалось, не слышала вопроса. Она молча смотрела на Полухина, ожидая. Тот взял ее за руку, отвел в соседний кабинет и плотно закрыл дверь.

— Так убили Галку или нет? — на грани истерики вскричала Настя, едва они скрылись. Но не бросилась на грудь Андрею в поисках утешения, лишь вглядывалась ему в лицо. Андрей, наконец, ее обнял, и она судорожно зарыдала.

— Наверное, убили, но милиция решила не говорить нам этого заранее, потому что хочет выяснить нашу реакцию, — предположила логичная Камила. — Вполне естественно с их стороны. Надежда Викторовна, раз вам запретили говорить про Галку, я вас понимаю. А про Олега вам говорить не запрещали? Он-то хотя бы жив?

Надежда Викторовна вздрогнула.

— Олег? Как, еще и Олег? Что с ним?

— Его здесь нет.

Камила склонна сообщать очевидные вещи.

— О господи! Мне и двоих-то начальство не простит… Телефон… телефон Гуляева… где?

— Домашний или мобильный? — уточнила Камила, вытаскивая сотовый. — Сейчас.

Она нажала вызов, Надежда Викторовна жадно выхватила трубку.

— Олег? Что? Вы где? Проспали? Быстро собирайтесь и в деканат. Да, случилось. На месте узнаете. Как можно скорее!

На лице замдекана мелькнула улыбка облегчения. Положение прояснялось. Похоже, интуиция Иру не обманула. Кто-то и впрямь погиб, иначе почему такая паника? И, боюсь, этот кто-то Галка. Олег дома, остальные здесь. Конечно, может оказаться человек не из нашей группы, вроде Марины, но тогда зачем вызывать именно нас? Галка… неужели мы с Димкой так сильно ее напугали, что она умерла? Нет, с тех пор прошло пять дней, и Галка выглядела нормально. Или она покончила с собою из-за Ромки? Он не противился открыто ее приставаниям, однако при возможности по тихому сбегал. Только не верю, что это достаточный повод. Значит…

Я почувствовала холод в позвоночнике и крепче прижалась к Ваньке. Если не думать плохого, оно не произойдет! Мы сидели и молчали, пока не появилась Ира. Она рванулась было ко мне, но Полухин твердой рукою ее удержал.

— Есть еще свободное помещение? Волкову разместим туда… и всех, кого я допрошу, тоже. Они еще могут понадобиться. Сережа, постереги детей… и, естественно, с их стороны никаких мобильных звонков… немобильных, впрочем, тоже.

Из-за двери возник второй милиционер, помоложе, ободряюще улыбнулся Ире и повел ее в соседнюю аудиторию. Улыбка меня утешила. Это тебе не Полухин с его вечно мрачной миной! Между тем последний остановил взгляд на Камиле, коротким кивком заставил ее встать и направиться в его логово. Или у клещей логова не бывает, а бывает засада?

— Да, я не вижу здесь того лощеного парня… — обернулся вдруг капитан.

— Гуляев проспал, сейчас едет, — испуганно отчиталась Надежда Викторовна.

— Хорошо.

И вот мы снова ждем, и все почему-то молчат, хотя разговаривать нам вроде бы не запрещено. Я тоже молчу, твердя про себя стихи Винни-Пуха, которые всегда поднимают мой дух в сложных ситуациях. «Опять ничего не могу я понять, опилки мои в беспорядке. Везде и повсюду, опять и опять меня окружают загадки». Мои опилки действительно в беспорядке, а Иры, чтобы посоветоваться, нет.

Наконец, появилась Камила, лицо ее выражало непривычно много эмоций, среди которых явно доминировало огорчение. Она проследовала в соседнюю аудиторию, а клещ вызвал к себе Настю, однако держал у себя недолго, а следующей оказалась я. Я даже обрадовалась. Чем скорее отмучаешься, тем лучше, сколько можно терзаться неизвестностью!

— Расскажите-ка мне подробно, как вы упали с лестницы на пароме, — без предисловий начал Полухин. Но я не была намерена ему потакать.

— Нет, лучше вы сперва скажите, что случилось. Галка жива или нет?

На один сладкий миг мне почудилось, что он рявкнет: «Вы что, сбрендили?

Конечно, жива». Но он ехидно сообщил:

— Допрос веду я, а не вы.

— А в чем я подозреваюсь? — не менее ехидно осведомилась я. — Не думаю, что вы имеете право допрашивать безо всякого повода.

Капитан взглянул на меня с еще большим отвращением, чем две недели назад, и сквозь зубы процедил:

— Да, Найденову убили. Теперь вы будете отвечать?

Меня как обухом по голове ударило. Все-таки я, оказывается, надеялась.

Галку убили… убили…

— А точно убили? — вырвалось у меня, и я не узнала собственного голоса. — Может, случайно… или она сама…

— Возможно, нож в спину ей воткнули случайно. Или она сделала это сама, — любезно согласился Полухин. — Почему бы и нет?

Меня затошнило. Нож в спину… в живого человека… так не бывает! Нет, бывает, но не по-настоящему. В кино там или в новостях. «Киллер застрелил директора крупнейшего концерна» — это даже интересно. Но чтобы убивали твоих знакомых, да еще как — ударом ножа… Почему-то подобный способ казался мне особенно отвратительным. Столкнуть с высоты можно случайно. Отравить… налил яду, а его кто-нибудь выпил. Застрелить… нажал курок, и ружье выстрелило. Ты словно бы не осознаешь заранее последствий. А в ноже есть отвратительная наглядность. Он втыкается в живого человека. Я и в мертвого-то не могла, предпочитая получать тройки по медицине, но чтобы в живого… в знакомого…

Полухин протягивал мне стакан воды.

— Пейте! Скорей, а то вытошнит, и кто будет за вами убирать?

Я, захлебываясь, выпила воду. Действительно полегчало.

— Заметно, что по анатомии вы самая отстающая, — прокомментировал Полухин. — А кто самый успевающий?

— Камила, как и везде. И еще Ромка. А что?

Лишь тут до меня дошло. Не так-то просто зарезать человека. Надо знать, куда ударить, да и тогда жертва, скорее всего, успеет закричать.

— Вы… а почему вы уверены, что это кто-то из наших? — с трудом выдавила я. — Может, посторонний? В стране разгул преступности, правильно? Грабежи и насилие… мафиозные разборки… международный терроризм…

— Потому что Найденова не стала жертвой грабежа, насилия и даже, представьте себе, международного терроризма. Да, я склонен думать, что убийца учится в вашей группе, — жестко заявил Полухин и после паузы добавил: — А следующей жертвой намечены вы.

Он сделал новую паузу, словно ожидая какого-то особенного эффекта, однако на меня последнее сообщение подействовало мало. Ира с Ванькой уже успели меня морально подготовить, к тому же я все равно не верила.

— Нам нужна ваша помощь, — гораздо мягче продолжил милиционер, — хотя в первую очередь это вам нужна наша помощь. Но сперва скажите точно… вас на пароме столкнули с лестницы или вы упали сами? Неужели вы не понимаете, что это важно? Неужели вы не способны хоть иногда быть серьезной?

Я искренне попыталась сосредоточиться, но мысли разбегались… в смысле, опилки по-прежнему находились в беспорядке.

— Сперва я была уверена, что меня столкнули. Я уцепилась рукой за перила, но заболел палец… вот это, укушенный… мне показалось, по нему ударили… А потом, когда я пришла в себя, мне показалось, что это мне показалось… в смысле, что никто меня не сталкивал. Я не знаю, честное слово!

— Ладно. Но свет точно кто-то погасил?

— Света не было, да. Наверное, кто-то погасил. Денис Борисович, я не помню, был ли свет, когда я сбегала вниз. Я не обратила внимания.

— А как вообще вышло, что вы отправились вниз? По чьей инициативе это произошло?

— По моей. У Иры заболела голова, ей была нужна таблетка. Я побоялась, если она спустится в каюту, то совсем уйдет с дискотеки. Поэтому вызвалась я. Я взяла у Камилы ключ и побежала.

— Полагаю, ваша подруга с легкостью могла предугадать подобную реакцию, — задумчиво пробормотал Полухин.

Я, не выдержав, демонстративно постучала себя пальцем по лбу.

— Ира столкнула меня с лестницы? Вы это имеете в виду? Да она переживает за меня, как родная мама! Когда она решила, что меня хотят убить, она собиралась меня охранять. Она и Ванька. Она… она моя лучшая подруга, понимаете?

— Да не волнуйтесь так, — неожиданно улыбнулся капитан. — Никто вашу подругу не обвиняет. Я просто констатирую факт. Ира Волкова знала, что вы идете вниз. Еще знала Нагимова Камила, раз вы брали у нее ключ. На редкость серьезная девица. Еще наверняка знал Дмитрий Кузнецов, приятель вашей подруги. Она вряд ли скрыла от него свою головную боль.

— Не скрыла, — подтвердила я. — Ну и что? Димка наверняка все время был рядом с Ирой, так что у него алиби. Не говоря уж о том, что он ни за что не столкнул бы меня с лестницы. Разве что в шутку.

— В шутку свернуть человеку шею — мысль интересная.

— Так не свернули же, — напомнила я.

— Исключительно из-за вашей ловкости. Другая бы на вашем месте расшиблась насмерть.

— Значит, это не Димка. У нас с ним прекрасные отношения, лучше некуда.

— А с кем не прекрасные?

— Ну… — я, помявшись немного, решилась, — с Настей и Андреем. Скорее с Настей. Мы с Андреем раньше дружили, а потом он подружился с Настей. Но это не значит, что она готова столкнуть меня с лестницы, вовсе нет.

— «Женщина, не умеющая хранить верность, недостойна жить», — мрачно процитировал Полухин. — На редкость странная история. Я все думал, что связывает между собою Пози и Найденову, кроме учебы на одном факультете. Оказывается, обеих обвинили в неверности. И вас тоже. Обе погибли… убиты. Надеюсь, вы последняя, кто получил эту чертову валентинку? Других претенденток на убой нет?

— В жизни бывают самые удивительные совпадения, — горячо сообщила я. — Я вот недавно встретила в метро девочку, с которой училась с первом классе, а потом она переехала в Воронеж, представляете? И мы друг друга узнали. Марина упала случайно, а Галку убил какой-нибудь псих… тоже случайно. А у меня подвернулась нога на лестнице…

— Тоже случайно, — прервал меня собеседник. — Кстати, вам знаком этот предмет?

Он вытащил из пакета огромный блестящий нож. С точно таким я изображала африканскую принцессу… но этих наборов полно в продаже.

— Похож на Настин, только… Вы ведь, наверное, уже спросили у нее, все ли ножи на месте.

— Волобуева уверяет, что все. Даже если так, все равно это новая связь между событиями. Вы устроили представление с ножом, а потом обсуждали, как легко им кого-нибудь убить. Помните? Олег Гуляев поминал ваши медицинские занятия. Мол, нежные девушки кромсают трупы в морге. Между прочим, Найденову ударили удивительно профессионально. Прямо в сердце, смерть наступила мгновенно. И оставили нож в ране. Это правильно, иначе преступника забрызгало бы кровью, а так крови почти не было.

Я закрыла лицо руками и заткнула уши.

— Ну, уж нет, — громко заявил Полухин, — и не надейтесь! Вы хоть понимаете, зачем я вам все это рассказываю, Натка?

Он впервые назвал меня по имени, и я от неожиданности стала слушать.

— Я хочу, чтобы вы осознали серьезность ситуации. Мы не можем предоставить вам круглосуточную вооруженную охрану на неизвестный срок… не говоря уж о том, что охрана не всегда помогает. Куда больше помогает бдительность. Кто предупрежден, тот вооружен. Вы должны постоянно помнить: один из ваших одногруппников собирается вас убить. Надежнее всего было бы сразу определить, кто это, и арестовать этого человека. Но сегодня мы вряд ли сможем это сделать… бесспорных доказательств нет. Какое-то время он будет оставаться на свободе… каждую минуту вы должны остерегаться, понимаете? Лучше всего не выходить из дома и никого не пускать к себе. Этот человек — убийца. Дважды убийца… нет, трижды. А, если учитывать историю с лестницей, почти четырежды.

— Трижды? — в ужасе переспросила я. — Марина, Галка… кто еще?

Собеседник нахмурился, потом обреченно махнул рукой.

— Тут большой тайны нет, но я попрошу вас на эту тему не болтать. Как вы думаете, от кого Марина Пози ждала ребенка?

— Ни от кого, — удивилась я. — Она сама говорила, нет на свете мужчины, ради которого она стала бы рожать… то есть… — До меня вдруг дошло. — Она ждала ребенка? Правда? Никогда бы не догадалась… и как раз в это время ее…

Стало так жаль Марину, прямо до слез. Одно дело, когда посторонняя, пусть и красивая девушка случайно падает с балкона, и совсем другое, если какой-то гад убивает беременную женщину. Марина, оказывается, всерьез кого-то любила, иначе не решилась бы на подобный шаг. Я не сомневаюсь, она прекрасно ориентировалась в средствах контрацепции. Кто же этот человек? Почему она скрывала свою любовь?

— В кино обычно делают генетический анализ, — решила помочь Полухину я. — На определение отцовства, понимаете? Если вам действительно это нужно.

— Пози кремирована, — сухо ответил капитан. — Мы же не предполагали, что имеем дело с убийством. Врач занес в протокол, что она беременна, и даже не указал срока. Давайте не отвлекаться. Я пытался донести до вас мысль, что некто из ближайшего окружения намерен вас убить. Если жизнь вам еще не надоела, советую…

— Но теперь, когда вы его заподозрили, он не станет предпринимать ничего плохого. Ведь этим он себя выдаст! Я не думаю, что должна особо остерегаться.

Я рассуждала абстрактно, словно не о себе и об одном из моих друзей, а о гипотетической ситуации, каковой я все и полагала.

— Да опомнитесь вы, черт возьми! — рявкнул Полухин, трахнув кулаком по столу. — Думайте головой! Он маньяк, понимаете? Тронутый, чокнутый, если вам больше нравится. К нему нельзя подходить с обычными мерками. Вы хоть знаете, какой сейчас среди молодежи процент душевно больных? Пускай часть из них нарочно косит от армии, достаточно половины, чтобы объявлять национальное бедствие. Да стоит открыть данные по одной наркомании, люди начнут шарахаться от каждого, кому нет тридцати! Уже эти валентинки, они явно написаны ненормальным. Требовать от женщины верности может только псих. Но сперва ненормальность была тихой и безобидной, а потом ваша красотка Пози заморочила парню голову, и он ее убил, а убийство — сильный стресс, способный искалечить даже здоровую психику. И мощный выброс адреналина, который хочется повторить. Вот тут-то его крыша поехала окончательно. Он решил избавить мир от всех неверных женщин. Это его фетиш, цель его жизни. Он увлекается медициной, а вы как раз недавно проходили строение сердца. Возможно, он и признается сегодня во всем, но я видел его лицо, и я в это не верю. Маньяка очень трудно припереть к стенке. Они хитры и изворотливы, их поступки не поддаются логическому анализу, мотивы нелепы, а улик у нас пока нет. Я могу на свой страх и риск задержать его на сутки, но не уверен, что за эти сутки найду доказательства. Вот когда он вас убьет, тут, конечно, доказательства появятся. Тебя это устраивает, дурочка?

Капитан смолк на полуслове, затем холодно произнес:

— Извините. Я погорячился.

Мне стало его жаль. Он оказался вовсе не злой, наоборот.

— Вы не волнуйтесь так, — попросила я, прикоснувшись к руке собеседника, чтобы побыстрее его успокоить. — Ничего не случится. Вы Ромку подозреваете, да? Галка тоже его подозревала. Но я уверена, это ошибка. Он очень переживает после смерти Марины, правда! Значит, он не мог ее убить. И Галку тоже.

— Он единственный, кто был тесно связан с ними обеими.

— Почему? — удивилась я. — А Олег? У него был роман с Мариной, целый месяц, наверное, а потом с Галкой, правда, всего несколько дней. Так что это ничего не значит. Вы не обижайтесь, но это неправильно, что вы даже не допрашивали человека, а уже приговорили. Может, у Ромки алиби? Я не понимаю, почему вы так однозначно выбрали его.

— Да ничего я не выбрал, — устало ответил Денис Борисович (мне вдруг расхотелось называть его по фамилии). — Если б я был однозначно уверен, я бы плюнул на все и задержал парня… а в изоляторе мы бы заставили его признаться.

— Он и так не в себе, а в изоляторе заболеет и умрет, — не выдержав, прервала я. — Вы его не знаете, а я знаю.

— Он вам что, нравится? — неожиданно заинтересовался милиционер.

— Ну… если в смысле, как мальчишка, то нет. Забитый такой и грустный… я совсем других люблю. А как человека жалко очень. Я вижу, ему плохо. Я не верю, что он виноват. Вы ведь тоже не верите, правильно?

— У меня нет однозначной уверенности, а это не одно и то же, Натка. Настоящего алиби у него не будет… как и у остальных. Преступление произошло позавчера, а тело обнаружили только вчера вечером, так что время смерти определяется весьма приблизительно. Все вы были позавчера в институте и на обратном пути могли заглянуть на эту стройку… десять минут, и дело сделано. Нетребко представляется наиболее вероятным вариантом… тогда проступает хоть какая-то логика… но фактов, способных убедить начальство, у меня нет. У меня даже нет фактов, способных по-настоящему убедить меня самого. Это дело слишком безумное… нелогичное, нелепое. Что снова и снова наводит на мысль о маньяке.

— Но ведь он не обязательно Ромка, — обрадовалась я. — Поэтому вы Ромку не арестуете. Раз у маньяка нет логики, им может оказаться кто угодно.

— Я уже не знаю, как лучше говорить с тобой, по-хорошему или по-плохому, — с тоскою произнес Полухин. — Бесполезно. То-то и страшно, Натка, что маньяка почти невозможно определить. Я задержу одного, а им окажется другой. А если тебя прикончат, какая разница, кто это сделает, Нетребко или Гуляев? Ты должна опасаться каждого.

— А если валентинки вообще не при чем? — попыталась я утешить собеседника. — Тогда никакой опасности для меня нет.

— Случайное совпадение… — съязвил капитан. — Когда мне сказали, что рядом с вашим институтом найдена мертвая девочка, я сразу потребовал фото. Ап — знакомая мордашка. Оставим совпадения любовным сериалам. Я предположил, что опознаю убитую, и опознал. Себе на голову, разумеется…

— Хорошо, пускай не совпадение, — продолжила абстрактные рассуждения я. Мне страшно не хотелось считаться следующей жертвой. — Кто-то… например, отец ребенка… столкнул Марину с балкона, и Галка это видела. Или не видела, но о чем-то догадалась. Поэтому Галку и… мм… того. А валентинки — чья-то независимая шутка. Дурацкая, но невинная.

— Не исключено. Я бы распределил шансы как один к трем. Треть — что тебя хочет убить съехавший с катушек Нетребко, треть — что маньяк кто-то другой, и треть — что убийства не связаны с валентинками и тебе ничего не угрожает.

— Вот видите! Один к трем — это немало.

— Возможно, в эпицентре атомного взрыва вероятность погибнуть и впрямь была бы несколько выше, — холодно заметил Денис Борисович. — Я не хотел вмешивать ваших родителей, но к вашему разуму обращаться, по-видимому, бесполезно. Надеюсь, вы пошли не в них и они воспримут ситуацию адекватно.

— Они отдыхают в Египте, — злорадно сообщила я, но, увидев, как искренне огорчился собеседник, поспешила добавить: — Зато у меня есть Ира.

— Наташа, вы когда-нибудь чего-нибудь боялись? — вдруг обратился ко мне капитан.

— Занятий в прозекторской.

— Возможно, вскоре вы проведете там массу времени — на столе прозектора. Ладно, идите. Я сделал, что мог, и куда больше, чем имел право. Идите!

— Не обижайтесь на меня, пожалуйста, — попросила я. Денис Борисович был такой расстроенный, что у меня защемило сердце. — Я вам очень благодарна. Я постараюсь, чтобы ничего не случилось. Я обещаю остерегаться, если вас это успокоит. Успокоит?

— Частично. — Полухин невольно улыбнулся. — Насколько могут успокоить мужчину обещания столь неверной женщины.

На этой интригующей ноте мы и расстались. Полухин вызвал к себе Ваньку, а я отправилась к Ире, Камиле и Насте. Похоже, бедная Ира не отводила глаз от дверей, ожидая. Здорово же Полухин ее запугал! Она крепко вцепилась в мою руку, словно я могла взвиться в воздух и улететь прямо маньяку в пасть. Мы молчали. Вскоре появился Ванька с перекошенным лицом и сел от меня с другой стороны с видом собаки, охраняющей ценную кость. Ох, и нелегкая же мне предстоит жизнь! Но сердиться на Дениса Борисовича я не могла — он хотел, как лучше. Следующим пришел Димка, однако Ира не среагировала на него, продолжая стеречь меня. Обстановка сложилась такая, что даже он не решился произнести ни слова, лишь сочувственно мне подмигнул. Его, по-моему, допрашивали не больше пяти минут, как, впрочем, и Андрея с Олегом. Последний выглядел несколько обалдевшим, что немудрено — намереваешься честно прогулять занятия, а тебя вместо этого грузят убийством. Оставался Ромка. Мы ожидали его так долго, что на какой-то миг я вдруг подумала, как здорово было бы, если б он и впрямь оказался маньяком, а Полухин его расколол и арестовал. Тогда все успокоились бы и перестали ко мне цепляться. Но я представила себе, как беднягу тащат в тюрьму, и устыдилась. А еще больше устыдилась, когда герой моих нелепых фантазий предстал передо мной воочию. Он брел, словно сомнамбула… нет, не так. Словно человек, убеждающий себя, что происходящее — сон. Бодрствуя, он надеется, что спит.

Ромку сопровождал Денис Борисович.

— Итак, я должен вкратце обрисовать ситуацию, — мрачно заявил он. — Галина Найденова позавчера зарезана кухонным ножом в подъезде строящегося дома. В двух шагах от вашего института. В свете этого представляется вероятным… более, чем вероятным… что Марине Пози тоже помогли умереть. Обе девушки четырнадцатого февраля получили одинаковые валентинки… и еще Наталья Потапова. — Полухин взглянул на меня с былым отвращением, от его недавней симпатии не осталось и следа. — С этой минуты Потапова находится под негласной охраной милиции. Попрошу всех иметь в виду. И напоминаю, что все вы дали подписку о невыезде. А пока вы свободны.

Я опешила. Сам же говорил, об охране не может быть и речи, а теперь! Это что же, мало мне Иры с Ванькой, за мной станет бродить целый милицейский пост? Я возмущенно запищала, но Ира, не отпуская моей руки, прошипела:

«Молчи!» — и потащила меня по коридору с такой силой, какую трудно было ожидать в хрупкой женщине. Обнаружив свободную аудиторию, она впихнула меня туда и облегченно вздохнула.

— А ведь нет худа без добра, — вдруг сообразила я. — Раз меня будет охранять милиция, тебе беспокоиться не о чем. Уж они-то сделают это профессионально. Только странно, почему сперва Денис Борисович уверял, никакой охраны мне не дадут, а потом передумал.

— Потому что он очень хороший, а мы были к нему несправедливы, — тихо откликнулась Ира. — Это была моя идея — наврать про охрану. Я решила, это отпугнет убийцу, и он тебя не тронет. Только я боялась, Полухин не согласится. Понимаешь, ему это как раз невыгодно… если убийца испугается и затаится, его будет куда труднее поймать. Чтобы поймать, надо, наоборот, спровоцировать — но это значит рискнуть тобой. А капитан не хочет тобою рисковать — а охрану дать не может. Вот такие дела.

— Мне он тоже сегодня понравился, — согласилась я. — Значит, милицейской охраны нет? Ну, и ладно. Преступник, если он существует, думает, что она есть, а это главное.

— Что значит — «если он существует»? — вскипела Ира. — Галку зарезали!

— Если он и впрямь хочет убить меня, — поправилась я. — Ведь это не обязательно так, правильно? Даже Полухин оценивает шансы как один к трем. Один за Ромку, один за неизвестного маньяка, а один — что валентинки, и я вместе с ними, не при чем. Надеюсь, так оно и есть. Я не намерена до конца своих дней остерегаться, не надейся.

— А если тебе взять путевку и куда-нибудь уехать? — неуверенно предложила Ира. — К родителям в Египет. Надо позвонить им и все рассказать… посоветоваться.

— Только попробуй! — теперь уже вскипела я. С детства убеждена: вмешивать в свои заморочки родителей — последнее дело. Точнее, предпоследнее, а самое последнее — портить людям отдых.

— Если что-то важное, родители обязательно должны знать, Натка.

— Ну, и знают твои, что вы с Димкой каждый день сейчас трахаетесь у меня в квартире? Или это неважное? — съехидничала я.

Ира улыбнулась, необычайно похорошев. Она вообще последние дни словно светилась изнутри.

— Ладно, тут ты права. Значит, за тобою буду следить я, и ты, пожалуйста, с этим смирись. Я понимаю, неприятно, но, пока убийцу не обнаружат, выхода нет.

— А если его вообще никогда не обнаружат? Если Марина упала случайно, а Галку убил какой-нибудь бомж?

— Причем не изнасиловал и ничего не украл, — помрачнев, сообщила Ира. — Нет, Натка. В одну случайность я еще поверить способна, но не в несколько подряд.

— Хорошо, тогда поверь, что я случайно упала с лестницы. Никто меня не собирается убивать, никому я не нужна. Вот Марина — другое дело. Вся из себя, кругом поклонники, к тому же обожала дразниться.

— Дразниться? — усмехнулась Ира.

— Я называю это так. Вспомни, как она вела себя на нашей встрече! Пришла с Ромкой, а переключилась на Андрея и твоего Димку. То есть одновременно дразнила Ромку, Димку, Андрея, тебя и Настю. Еще, возможно, Олега. А когда дразнишь сразу столько народу, всегда можно нарваться на того, у которого нет чувства юмора. Говорят, ревность — это нечто. Отелло вон задушил любимую жену на основании одних косвенных улик…

— Заколол, — машинально поправила Ира.

— Задушил. Ира, это же общеизвестно! Отелло задушил Дездемону из-за платка. Удивительно мерзкий тип.

— Начал душить, но не успел и был вынужден заколоть штыком. Натка, ты просто не знаешь, что такое ревность.

— И слава богу! Короче, кто-то взревновал и столкнул бедную Марину с балкона, а Галка догадалась. Тогда этот гад ее зарезал, а валентинки не при чем. Полухин считает, это возможно с вероятностью тридцать процентов. А я считаю, все шестьдесят. То есть шансов, что меня никто не тронет, больше, чем что хотят убить. А каждый разумный человек будет вести себя в соответствии с более вероятным развитием событий, правильно? Значит, я могу жить спокойно.

У меня даже возникло чувство гордости за собственную безупречную логику.

Проценты, вероятность, развитие событий — вон как я умею!

— О господи! — вскричала Ира, хватая меня за руку. — Да пускай шанс погибнуть один из ста, надо жить, помня о нем поминутно! Если он реализуется, ты ведь умрешь, понимаешь, и поправить ничего будет нельзя! А если поостережешься зря, ничего плохого не случится.

— Ничего себе — ничего плохого. Жить и вечно опасаться — большое спасибо. В конце концов, у каждого есть шанс попасть под машину и умереть, но мы же не сидим в четырех стенах.

А Ира взяла и заплакала. Вообще-то она часто нервничает, но никогда не плачет, и я увидела ее слезы впервые. Неужели из-за меня? Она тихо всхлипывала, отвернувшись к стенке, а я чувствовала себя свиньей.

— Ируня, — попросила я, — не плачь. Скажи, и я сделаю. Честно!

— Ты не должна быть одна, должна со мной, — с трудом выдавила Ира. — И дома тоже. Я знаю, он позвонит в дверь, и ты его сразу впустишь.

— Кого?

— Откуда я знаю? Убийцу. Я буду ночевать у тебя, и мы никого не впустим. Да?

— Да, — согласилась я со вздохом. — Надолго?

— Пока его не поймают.

— Нет, — в ужасе поспешила откреститься я. — Я на это не подписываюсь. А если его никогда не поймают? Ира, вот скажи честно: неужели ты веришь, что Ромка — маньяк? Только отвечай не чтобы меня запугать, а по совести.

— В голове не укладывается, — кивнула немного успокоившаяся Ира. — Ромка парень нервный и типичный интроверт, но чтобы маньяк… не верится. Я читала, они в основном крайне самоуверенные, а Ромка наоборот.

— Вот видишь!

— Зато с точки зрения логики все сходится. Вот смотри. Он дружил с Галкой, но инициатива тут принадлежала не ему, а ей. В прошлый день святого Валентина она прислала ему письмо с признанием, помнишь? Кстати, меня это всегда удивляло. Ромка не из тех, в кого можно до безумия влюбиться. Это тебе не Онегин, правильно?

— Да, но Галка-то в него влюбилась.

— Сомневаюсь. Помнишь, что она говорила нам на пароме? Мол, она бы хранила верность, если б какой-нибудь питерец с квартирой женился на ней и прописал. Меня тогда так и дернуло. Ромка, он и есть питерец с квартирой! Андрей с Ванькой иногородние, Димка сразу подружился со мной… остаются Ромка и Олег. Естественно, Галка предпочла синицу в руках журавлю в небе.

Я кивнула. А ведь точно! В последней нашей поездке Галка неожиданно раскрылась с новой стороны. Или просто раскрылась. Была тихая и молчаливая, а тут распсиховалась и стала откровенной. Я не могла не заметить, что она… ну, скажем, прагматичная. Галка сама объяснила причину — ей не хватает денег. Живет в общежитии, сама себя содержит — каждый на ее месте сделался бы расчетливым. Что касается Олега, его даже Марина не сумела удержать, куда там Галке! Ромка хоть и беднее, зато не острит.

— Я ее не осуждаю, — словно прочла мои мысли Ира. — Тем более, теперь. Но надо смотреть правде в глаза. Целый год Галка аккуратно обхаживала Ромку, а недавно все рухнуло. Кстати, ты не знаешь, почему?

— Потому что он был тайно влюблен в Марину, и Галка обиделась.

— А с чего он вдруг сообщил, что тайно влюблен в Марину?

— Ну… не знаю, — удивилась я. — Шестого февраля мы вернулись после зимних каникул и узнали, что Галка с Ромкой расстались, и она рассказала, почему. Весь курс это обсуждал, бедный Ромка не знал, куда ему спрятаться. А Галка на каждом углу целовалась с Олегом, и еще их шуточки… помнишь?

Ира слегка покраснела. Она такая — наедине со своим Димкой наверняка чем только ни занимается, но при людях ни-ни. А Олег наоборот. Он громко спрашивал Галку: «Ты предпочитаешь вкус клубники или вишни, моя крошка?» — И вытаскивал соответствующие презервативы. Не самая изысканная из его шуток, но каждый развлекается, как может.

— Короче, Галка рассказала всем, что Ромка влюблен в Марину, — продолжила Ира. — Над ним стали смеяться, он очень переживал.

— Разве? А я не замечала.

— Ты умеешь не замечать неприятного, пока оно совсем уж не бросается в глаза. Последняя неделя перед днем святого Валентина была большим испытанием для Ромкиных нервов, Натка. Марина не просто его игнорировала, а демонстративно кокетничала с парнями с кафедры истории средних веков, а Галка… Я знаешь, что думаю? Ромка наверняка верил, что она искренне его любит, и хотя не любил сам, ему это импонировало. А потом он увидел, что на самом деле он был Галке не нужен, она с легкостью заменила его другим.

— Так она ж это назло!

— Да, но Ромка бы предпочел, чтобы она сохраняла верность. Вот он и написал эти дурацкие валентинки. Марине, Галке, а заодно тебе. Ты просто попалась под горячую руку. Убивать он никого не собирался. А потом случилось невероятное — Марина пришла с ним на наш праздник. Ромка был счастлив, да? Неописуемо счастлив. А его в ответ — мордой об стол. Мол, ты мне был нужен на минутку, а теперь предпочитаю других. Ромка понял, что и Марина, и Галка использовали его, и ничего больше. Это был стресс. Марины вышла покурить на балкон, Ромка за ней, надеясь уговорить, разжалобить… а она посмеялась. Не помня себя, он столкнул ее вниз.

Я аж вздрогнула, настолько живую картину нарисовала мне Ира. Я видела балкон, слышала Маринин смех и прерывающийся Ромкин голос. Пришлось тряхнуть головой, отгоняя наваждение.

— Не каждая психика выдержит убийство, — помолчав, добавила Ира. — Ромкина не выдержала. Он сошел с ума. Ему надо было внутренне оправдать свое преступление, и он убедил себя, что его миссия — очистить мир от неверных женщин. Вспомни, сколько он наговорил тебе гадостей в день святого Валентина, особенно под конец. Откуда такое раздражение, ведь ты всегда относилась к нему по-доброму? А потом на пароме он попытался столкнуть тебя с лестницы. И случай представился удобный, и поощряло, что одно подобное убийство уже сошло ему с рук. Кстати, Галка говорила, на дискотеке они потерялись, так что алиби у Ромки нет. И вообще, Галка должна хорошо знать человека, с которым целый год была близка. Она считала, Ромка хочет ее убить.

— Но при этом за ним гонялась, желая возобновить отношения, — не выдержала я.

— Она ведь не была уверена, только подозревала. Да еще ты убедила ее, что никто на тебя не покушался, а ты споткнулась сама. Но она продолжала нервничать… возьми хоть ее реакцию на твою идиотскую маску.

Я вспомнила маску и с трудом сдержала улыбку.

— Нет, Натка, все логично. Ромка заманил Галку на стройку и ударил ножом в сердце. У него блестящие медицинские способности, это я знаю. А на мысль о ноже его навел наш разговор в день святого Валентина, согласна?

— Согласна, что это в принципе возможно, — осторожно произнесла я, — но не с тем, что это несомненный факт. Милиция-то Ромку не арестовала! Значит, есть и другие подозреваемые.

— Олег… — пробормотала Ира. — Вот он-то весьма самоуверенный, как и положено маньяку. Кстати, помнишь, он улыбался, когда нам сообщили о смерти Марины? Меня это тогда просто поразило. И еще. В день святого Валентина мы обсуждали, куда делась Марина, и обнаружили, что ее пальто исчезло. И тогда Олег сказал… я сразу обратила на это внимание… он сказал: «Соболью накидку Марина взяла с собою на балкончик». Откуда он знал, а? Либо следил за нею, либо тоже выходил. Кстати, он курит.

— Какая ты наблюдательная! — восхитилась я. — Лично я ничего не помню.

— Запомнишь тут, — вздохнула Ира. — Ты права, ревность — это нечто. Мне хотелось понять, выделяет ли Марина кого-нибудь из мальчишек или одинаково кокетничает со всеми, и я обрабатывала информацию получше любого компьютера.

— И как?

Ира нахмурилась.

— Ты должна понимать, Натка, это мое собственное мнение, не подкрепленное ничем конкретным. Мне показалось, Марина неравнодушна к Андрею.

— К Андрею? Серьезно? Никогда бы не подумала.

— Возможно, это плод моего воображения. Давай вернемся к Олегу. У них с Мариной был роман. Потом они расстались — вроде бы по взаимному соглашению. Мы уже с тобой, кажется, это обсуждали. Оба привыкли играть первую скрипку, поэтому им было тяжело вместе. Но — Марина тут же переключилась на других парней, а Олег оставался один, пока в начале семестра к нему не прицепилась Галка. Недельку он демонстрировал всепоглощающую страсть, а потом резко прервал отношения. Почему?

— Он продолжал любить Марину, — сообразила я. — Надеялся, она взревнует к Галке и вернется к нему, но она этого не сделала. Поэтому Галка стала ему без надобности.

— Марина не вернулась к Олегу, зато неожиданно пришла на наш праздник, где кокетничала со всеми, кроме него и, пожалуй, Ваньки. Логично предположить, что Марина и Олег по-прежнему неравнодушны друг к другу, особенно он. Он такой самолюбивый. Если он вышел с Мариной на балкон, а она его оскорбила, мог в гневе ее столкнуть.

Я неуверенно спросила:

— А валентинки? Ты можешь себе представить, что их написал Олег? Ромка — да. Он такой тихий, ему трудно сказать что-нибудь в лицо. Записка без подписи для него самое то. Но Олег… у него все напоказ. К тому же он говорил, нельзя ждать от женщин верности.

— Ну, это-то как раз не показатель. Он так активно на этом настаивал, словно старался обязательно отвлечь от себя подозрения. И в то же время его рассуждения о хрупких созданиях, орудующих острыми ножами, не свидетельствуют о добром отношении к женщинам. Но ты права, анонимки в качестве мелкой пакости — не его стиль. Разве что… разве что это сразу была не мелкая пакость, а предупреждение об убийстве, — тихо закончила Ира.

— В каком смысле?

— Я имею в виду, — жалобно ответила мне подруга, — что Олег посылал валентинки, уже собираясь вас убить. Не сошел с ума, уже столкнув Марину, как это можно предположить про Ромку, а сперва стал одержимым манией, а потом столкнул. Его больно задела Маринина измена, а тут еще Галка…

— Галкина любовь должна была его утешить.

— Не обязательно. Олег и раньше ополчился против неверных женщин, а тут Галка предала Ромку, с которым дружила целый год. То, что она выдала всем Ромкину любовь к Марине — это ведь предательство. По крайней мере, так мог решить Олег. Ему не льстило, что она прыгнула к нему в постель, наоборот, укрепило в отвращении к неверным женщинам. Да еще ты — то тебе нравится один, то другой, и вечно смеешься. Его могло раздражать, что неверная женщина так счастлива.

— Чушь! — возмутилась я. — Разве может раздражать, когда кто-то счастливый?

— Во-первых, да, а во-вторых, я ведь рассуждаю в предположении, что Олег тронулся, понимаешь? Что он и есть маньяк. По своей склонности к демонстрации он не захотел убивать неожиданно. Ему требовалось сперва запугать свои жертвы, послушать, как они теряются в догадках. Вот, кстати, одна из причин, по какой валентинка была прислана тебе. Марина с Галкой могли скрыть ее получение, а ты безусловно нет. А Олегу хотелось насладиться своею избранностью. Он один из всех знает, что означают эти послания смерти, но притворяется таким же глупым, как остальные, потешаясь над всеми в душе. Это его стиль юмора, только доведенный до крайности. Вспомни, как он издевается над Камилой.

— Но Олег не занимается с нами медициной, — напомнила я. — Думаешь, он попал бы ножом в сердце?

— Ох, не знаю. Я вообще не представляю, как он проводит свободное время и чем увлекался в прошлом. Я ведь не уверяю, что маньяк Олег, просто говорю, что это не исключено. То-то и страшно, что им может оказаться кто угодно.

Тут Ира вздрогнула и быстро добавила:

— Кроме Димки. Натка, ты веришь мне? Может, я слепая, глухая и недоразвитая, но уж тут-то не ошибусь. Димка не при чем, честное слово! Я бы почувствовала.

— Нет, это он, — хихикнула я. — Хочет нас развлечь, понимаешь? От чистого сердца. — Но, увидев выражение лица подруги, поспешила сообщить: — Конечно, он не при чем. Ты что, Ира, с ума сошла? Где ты видала таких маньяков?

— Ванька, мне кажется, тоже не при чем, — задумчиво произнесла Ира. — Я видела его лицо, когда ты упала с лестницы. Так притворяться невозможно. Ты ему нравишься, и он страшно переживал. Да и вообще, на маньяка он не тянет. Я бы сказала, даже слишком нормальный. Разумный, практичный и все такое. Ну, а в то, что на предмет женской верности свихнулась женщина, тем более не поверю. Так что последняя кандидатура — Андрей.

— Он тоже нормальный, — вступилась я. Все-таки мы когда-то дружили!

— Он — вещь в себе. Я не понимаю, какой он. При этом он безусловно какой-то.

— Это надо законспектировать. На слух подобные сложности я воспринять не могу.

— Вот Ромка — он никакой… блеклый то есть, правда? А в Андрее безусловно присутствует индивидуальность, только я не могу ее уловить. Мне кажется, из-за этого ты и вынуждена была с ним расстаться. Ты его не чувствовала.

Я пожала плечами.

— Не знаю. Андрей — он взрослый… в смысле, взрослее нас. Может, армия сказывается. Он относится к нам немножко снисходительно и почти всегда молчит. Зато очень красиво умеет признаваться в любви.

— Ты хорошо выразилась — умеет признаваться, — усмехнулась Ира. — Словно это идет не от души, а достигается тренировкой. Кстати, в каких войсках он служил?

— В элитной десантной части, — похвасталась я.

— Где их наверняка обучали владению холодным оружием, да?

— Понятия не имею. Но Андрея ничего не связывает ни с Мариной, ни с Галкой. И чья неверность, по-твоему, свела его с ума? Неужто моя? Правда, с опозданием в полгода. В жизни бы не догадалась, что я столь роковая женщина. И вообще, хватит про маньяков. Девчонок убил вполне нормальный гад, и точка. Например, тот, от кого Марина ждала ребенка. Ты такая начитанная, так вспомни хотя бы «Американскую трагедию» Драйзера. Там как раз…

Я осеклась. Денис Борисович просил меня не болтать на эту тему, а я… Ох, нельзя мне доверять тайны! Но я ведь не кому-нибудь, а Ире. Ире, наверное, можно? Я взглянула на нее. Как она побледнела…

— Ируня, ты что?

— Марина ждала ребенка? — с непередаваемым ужасом переспросила она. — Их убили… обоих? Ребеночка и ее?

Она прижала руки к животу странным защищающим жестом, и меня вдруг пронзила догадка.

— Ты тоже, — вырвалось у меня.

Ира медленно улыбнулась. Это звучит нелепо, но выглядело именно так. Улыбка медленно возникла на губах и постепенно озарила все лицо… нет, вообще все!

— Даже Димка пока не знает. Первым должен был узнать, конечно, он, но, раз ты догадалась…

— Ты… ты уверена?

— Теперь да. У меня будет ребенок… трудно поверить, правда? Такое счастье…

— А учеба как же?

— Постараюсь совместить. В случае чего, переведусь на вечерний или на заочный. Ребенок — это важнее.

— А жить где?

— Как решит Димка. У моих родителей или у его. Какая разница? Я собиралась сегодня ему сказать, но это несчастье с Галкой… не хочется совмещать несчастье и счастье, понимаешь? Наверное, подожду да завтра.

— А ты уверена, что для Димки это будет счастье? — осторожно произнесла я.

Очевидно, что Ира создана для материнства, а вот созрел ли Димка для отцовства, большой вопрос. Меня бы, например, огорошило, если б в скором времени пришлось брать на себя ответственность за младенца. Уж всяко я бы не скакала до потолка.

— Димка знает, что аборт исключен. Я ему сказала об этом давно… даже если бы хотела, не могу, понимаешь?

Я кивнула. Ирина школьная подруга умерла от аборта. Правда, она легла под нож в шестнадцать, тайком от родителей. Я не знаю подробностей, Ира не любит об этом говорить, но с тех пор в ней укоренилось убеждение, что и она, если сделает аборт, умрет. Я бы сказала, фобия. Димка, разумеется, тоже в курсе.

— Я честно предупредила Димку, что у меня опасный день, но ему страшно не хотелось предохраняться, — не без ехидства сообщила Ира. — Он сказал: «Под мою ответственность. Что будет, то и будет». Ну, а я-то не собиралась возражать. Вот оно и получилось. Ничего, прорвемся. В смысле денег, конечно, придется ужаться, зато будет ребенок.

Я задумалась. Ира станет матерью! Фантастика! Родит дочку или сына. Короче, молниеносно перескочит в другую категорию — из девчонки превратится во взрослую. А я останусь девчонкой. Наверное, нашей дружбе конец — я стану Ире неинтересна. Но, раз Ира рада, буду радоваться и я.

Я улыбнулась, однако лицо подруги, наоборот, стало мрачным.

— Бедная Марина… Я знала, чувствовала, что она не такая, какой хочет казаться. Помнишь, я говорила тебе это? Она несчастная. Она любила кого-то… любила, раз решилась на ребенка. А он не любил ее. Это самое ужасное, когда отец твоего ребенка тебя не любит!

— Может, любил? — возразила я. Ире в ее положении не следовало так волноваться.

— Никто не признался, что он отец, — горячо воскликнула она. — А кто по-настоящему страдал в крематории? Ромка, один Ромка, я видела. Но отец ребенка не он, ведь Марина впервые обратила на него внимание за неделю до своей смерти. Значит, отец ребенка — мерзавец и подлец. Он должен был волосы на себе рвать от отчаяния, а он ничем себя не выдал! Не выдал — значит, думал только о себе, а не о ней и не ребенке. Потерять еще не родившегося сына для нормального мужчины должно быть самой страшной трагедией!

Я не была уверена, что всякий мужчина считает самой страшной трагедией, например, аборт любовницы, но предпочла не спорить. Меня посетила интересная мысль. Возможно, непорядочная — разве порядочно использовать слабости подруги в корыстных целях? Зато полезная.

— Точно, — с воодушевлением подхватила я. — Отец ребенка — мерзавец и подлец. Он не хотел ребенка. Скорее всего, он и убил Марину. Вышел на балкон, чтобы уговорить ее сделать аборт, она отказалась, а он разозлился и столкнул ее вниз. Чего еще ждать от такого гада! А Галка шла покурить и встретила его на лестнице. Сперва не придала этому значения, но постепенно сообразила, что к чему, и задала ему прямой вопрос. Мол, не ты ли убил Марину? А он в ответ Галку зарезал. Теперь милиция будет искать маньяка, которого нет, а этот гад останется безнаказанным. Полухин вопросу о ребенке не придает ни малейшего значения. Мне проговорился случайно, а тебе вообще ничего не сказал. Это потому, что он мужчина, а мужчины многого не понимают.

— Да, — проглотила наживку Ира, — ты права. Ребенок, он ведь все меняет. Неужели Полухин не осознает этого?

— Абсолютно.

— Если кто-то убил собственного ребенка, он не должен остаться безнаказанным, — задыхаясь, продолжила Ира, и лицо ее покрылось красными пятнами. — И тот, кто отрекся от своего ребенка, тоже. Мы должны найти его и все узнать. Если мы укажем на конкретного человека, Полухин вынужден будет с этим считаться.

Я поняла, что перестаралась. Я хотела просто-напросто уверить подругу, что действовал не маньяк и меня незачем охранять, а вовсе не создавать ей лишние проблемы. Но теперь ее было не остановить. Слово «ребенок» совершено лишало ее разума. Неужели все беременные женщины такие?

— Ируня, не волнуйся, — попросила я, — тебе сейчас вредно.

— Я совершенно спокойна, — прерывающимся голосом сообщила она. — Я спокойна, как никогда. Сейчас ты убедишься, я буду рассуждать логически. Версию маньяка отбрасывать нельзя и тебя, разумеется, надо оберегать, но зацикливаться на этой версии нельзя тоже. Если милиции плевать, кто убил ребенка, то мне нет. В конце концов, ты права, нельзя жить под охраной до бесконечности. Надо найти убийцу, и тебе нечего будет бояться, а Маринин ребенок будет отомщен. Это мой долг как будущей матери и как подруги.

Я вздохнула. Вот вам обычный результат моих хитростей. Вместо того, чтобы сплавить одну проблему, я к ней впридачу заполучила вторую.

— Это плохо скажется на твоем состоянии, — сделала последнюю попытку я, но Ира лишь отмахнулась.

— Мы пойдем к Ане. Если кто-то знает, то она. Скорее, сейчас как раз начнется обеденный перерыв.

Ира схватила меня за руку и поволокла вперед. Никогда еще ее настроение не менялось так быстро… тяжело, наверное, быть беременной? Может, именно поэтому Марина последнее время вредничала больше, чем обычно? Что касается Ани, это Маринина подруга. Вернее, подруг у Марины не было, не тот характер. Их отношения скорее напоминали мне симбиоз акулы с рыбой-прилипалой. Опять зоологическое сравнение, что за напасть! Я следующее имею в виду. Прилипала питается остатками пищи акулы, что выгодно им обеим. Аня — девочка совсем не симпатичная. Она высокая и сутулая, а еще в прыщах, даже тональный крем не помогает. Наверное, поэтому она особенно восхищалась красоткой Мариной и ее любовными успехами. В ответ Марина иногда таскала Аню с собой, и та оказывалась в компании парней, что действовало на нее, словно хорошая доза наркотика. Аня начинала заливисто хохотать и виснуть на любом, до кого была в силах дотянуться. Обычно ей удавалось найти кого-нибудь, кто не возражал.

Звучит так, будто я Аню осуждаю. Честное слово, нет! Во-первых, каждый развлекается, как умеет, лишь бы никому не мешал, а Аня не мешает. А во-вторых, если она теряет над собой контроль от присутствия мальчишек, разве она виновата? Наверное, я на ее месте вела бы себя точно так же. Просто мне повезло, что нахожу другие радости в жизни. Мы с Ирой даже поспорили как-то на данную тему. Ира уверяла, что Аня позорит весь женский род, а я возражала, что ей следует только посочувствовать.

Прозвенел звонок. Аня вышла из аудитории в полном одиночестве и остановилась, разглядывая инструкцию по противопожарной безопасности. Сутулилась она еще сильнее, чем обычно, словно стеснялась собственного роста и пыталась стать пониже. Мимо тек оживленный поток ее одногруппников. Неужели никто не догадывается, что бедняжке грустно и надо ее развеселить?

— Привет, — обратилась Ира.

— Привет, — охотно отвлеклась от пожарной безопасности Аня. — Скажи, это правда, что Найденову убили? Наши все гудят.

— Правда.

— Расскажите, а? — попросила Аня, жалобно улыбнувшись. — А я расскажу нашим. А то никак не придумаю, о чем с ними говорить. Раньше само собой получалось, а сейчас…

И она умудрилась снизу вверх заглянуть нам по очереди в глаза, хотя была существенно выше обеих. Мне почему-то захотелось отвернуться.

— Это довольно долгий разговор, — ответила Ира. — Может, пойдем присядем?

Мы уютно устроились в уединенном месте.

— Найденову что, изнасиловали? — жадно поинтересовалась Аня. От недавней скованности не осталось и следа, на губах гуляла странная, я бы даже выразилась, сладострастная улыбка. — Подробности знаете? Групповуха?

Я вдруг страшно разозлилась. Ты жалеешь человека, а он, оказывается, вовсе не жалеет других. В смысле, она. Смерть Галки для Ани — лишь повод для извращенных сексуальных фантазий. Вот ее бы ножом в спину, она бы так не улыбалась! Наверное, и на Марину ей по большому счету плевать. Переживает, что осталась без мужского внимания, а вовсе не из-за смерти подруги. Это ж надо, насколько Ира умнее меня. Она давно поняла правду, а я ничего не замечала. Ну, теперь-то она поставит эту особу на место!

Однако нет.

— Галку зарезали, — любезно произнесла Ира. — И, похоже, тот же человек столкнул с балкона Марину. Если ты догадаешься, кто это, парни на руках тебя будут носить.

— Ты уверена? — изумилась Аня.

— Конечно. Вряд ли две смерти подряд — случайное совпадение.

— Да нет, — отмахнулась Аня. — Ты уверена, что парни снова обратят на меня внимание? Они ведь со мною почти не разговаривают.

Мне захотелось хорошенько ее стукнуть. Она словно бы не заметила сообщения о том, что Марину убили! Лишь бы парней не упустить. Вон Ира охраняет меня, будто великое сокровище, хотя я не приношу ей никакой пользы, не то что Марина Ане. Неблагодарная эта Аня! Правильно, что одногруппники ее избегают.

Между тем Ира продолжала загадочные речи.

— Обязательно обратят. Марины больше нет, и ее место… оно как бы вакантно, понимаешь? Кто раньше сумеет его занять, тот и будет вместо нее. Если ты поможешь расследованию, все станут тобою восхищаться, как раньше Мариной.

— Она почти одного роста со мной, — пожаловалась Аня, — да еще каблуки носит, но ее почему-то никто не зовет дылдой.

— И тебя не будут звать. Как ты думаешь, кто мог Марину ненавидеть?

— Да любая девчонка, — спокойно пояснила Аня.

У Иры аж глаза расширились от удивления. Я еще пару минут назад догадалась о цели ее маневров: она хитростью наводила Аню на нужную тему. И много ли преуспела? Надеялась услышать о таинственном любовнике, а получила совсем другое. Мысль о том, что убийцей может оказаться девчонка, явно не приходила раньше Ире в голову. Хотя почему нет? Настя, например, взревновала. Или… а кто или? Не я, не Ира, не Галка. Остается Камила. Ревнующая Камила — это вроде горячего мороженого или другого какого чуда.

— Девчонка… — ошарашено повторила Ира.

— Ну, да, — кивнула Аня. — И не парь, что ты, например, Марину обожала, все равно не поверю.

— Не обожала, но и не… Чтобы убить человека, нужна причина. У кого-нибудь она была?

Аня пожала плечами.

— Последним она обрабатывала Лениного Лешку. Лене повезло, теперь он останется при ней. Но я не верю, что она решилась бы. Марина ведь погибла на вашей вечеринке? Я, например, даже не подозревала, что она туда пойдет. Она мне ни словом не проговорилась, а ведь я как бы подруга! Значит, Лена тем более не знала. Это надо было проследить за Мариной, потом весь вечер караулить на лестнице, не выйдет ли она покурить… Лене слабо.

— А кому не слабо?

— А черт его знает… — мрачно пробормотала Аня.

— Может, не девчонка, а парень? — небрежно предположила Ира. — Который ей по-настоящему нравился. Может, она замуж за него хотела, даже ребенка завести…

— Держите меня! — рассмеялась Аня. — Марина хотела ребенка… Да она говорила, при одной мысли о беременности ее тошнит. Мол, что солитер, что ребенок, одинаково противно. Сидит внутри и сосет твои соки.

— Не могла она такого сказать! — не выдержала Ира. — Сравнивать ребенка с глистом! Ни одна женщина так не сказала бы! Не поверю!

— А зря. Марина эгоистка. Ей фигуру было жаль и все такое. Я больше скажу. Она голову-то морочила многим, а трахалась только в крайнем случае. Фригидная была, ясно? Не понимаю, как могла мальчишкам нравиться. В женщине главное — темперамент, а Марина была рыба. Ей хоть вообще без секса, все равно.

— Что значит — трахалась только в крайнем случае? — уточнила крайне заинтригованная Ира.

— Ну, если без этого ей парня было не получить. Ей нравилось, чтобы все были в нее влюблены, а секс — одно из средств, понимаешь? Она сама мне призналась. Мол, изображает что-то в постели, стонет, а на самом деле ничего не чувствует и удивляется, какие мужики идиоты. Она никого не любила, ни одного.

— Но с кем-то ведь спала, да?

— Ну, с Олегом вашим, конечно. Он парень умный, его на мякине не проведешь. Наверное, и с другими тоже. Она ведь мне не отчитывалась. Но я точно знаю, она всегда заставляла их предохраняться. Считала, это обязанность мужчины, а не женщины. Я вот, например, думаю не о своей безопасности, а об удовольствии партнера, потому что я не эгоистка. Я уверена, со мной удовольствия куда больше, а им почему-то хотелось Марину. Это она так сумела себя поставить. Ей всеми парнями надо было вертеть, понимаете? Хоть любовью, хоть как, лишь бы знать, что она главная. Характер плохой, понимаете? Неженственный. Женщина должна быть тихая и покладистая.

Я чувствовала, что вот-вот лопну от гнева. Единственный способ избежать сей страшной участи — высказать мерзкой Аньке все, что накипело. Я открыла было рот, но Ира пихнула меня в бок, и пришлось замолчать.

— Значит, Марина никого не любила и ребенка ни от кого не ждала? — деловито уточнила она.

— Ни малейших сомнений.

— Прямо-таки ни малейших? — послышался мрачный голос откуда-то сзади.

Я судорожно вскочила и обернулась. Передо мной стоял Полухин… интересно, давно ли он тут? Он сверлил меня полным отвращения взглядом.

У меня загорелись щеки, и я жалобно пролепетала:

— Я не нарочно и только Ире…

— Что — не нарочно? — холодно осведомился он.

— Проболталась… не нарочно, честное слово!

— Это я виновата, — вступилась Ира. — Так получилось… Мы никому не проболтаемся, честное слово!

— Лучше бы вы оберегали жизнь своей подруги, а расследование я как-нибудь проведу сам. Ясно?

Ира кивнула и поволокла меня прочь. По-моему, ожидание ребенка сделало ее вдвое энергичнее.

Я сказала:

— Мне Марину стало очень жалко. Это ты правильно придумала, что надо расследовать ее смерть. Как удивительно, да? Даже Аня не догадывается, что Марина была беременна. Она говорила окружающим всякую чушь, а сама тайно кого-то любила, как в кино. Интересно, кого?

— Недостойного человека, — сурово ответила Ира. — Того, кто заставлял ее скрывать беременность… хуже, скрывать саму любовь. Значит, надо искать не из тех, с кем у нее в последнее время был роман. Теперь смотри! Марина неожиданно пришла на нашу вечеринку. Даже Аня об этом не знала. Пришла Марина с Ромкой, а потом завлекала Димку и Андрея. Зачем? Наверное, чтобы показать кому-то, как она привлекательна, вызвать ревность.

— Чью ревность? — не поняла я.

— Да уж вряд ли Ваньки, например. Как-то не тянет он на таинственного любовника. А вот Олег… Марина с ним спала, это общеизвестно. И по срокам как раз подходит. Они расстались — предположим, по его инициативе, а не по ее. Видишь, она ведь не такая, как пыталась изобразить. Несчастная запутавшаяся девчонка.

— Ставшая пленницей собственного имиджа, — вспомнила я Ирин вердикт, вынесенный в день святого Валентина. — Как ты верно догадалась! Она не могла признаться, что Олег ее бросил, потому что нарушила бы этим свой имидж роковой женщины. И не могла открыто за ним бегать. Но любила.

— Любила и поэтому не предохранялась, — кивнула Ира. — Узнав, что беременна, понадеялась, что Олег к ней вернется. Но он не соглашался. Тогда она решила все равно рожать, а его это не устроило, вот он ее и убил.

— Погоди! — прервала я. — Ну, родила бы. И чего страшного было бы Олегу? Во-первых, поди докажи, что отец именно он, а во-вторых, все равно, наверное, невозможно заставить мужчину жениться или выплачивать алименты? Разве возможно?

— У Марины богатые и крутые родители, — неуверенно сообщила Ира. — Мы не знаем их возможностей. Я и не говорю, что отец ребенка обязательно Олег. Есть еще Андрей.

— Он-то тут при чем? У них ничего не было.

— Зато он ей нравился.

— Ты же уверяла, это плод твоего воображения.

Ира пожала плечами.

— Я, конечно, не телепат и мысли читать не умею. Только я смотрела на Марину и видела, что Андрей ей небезразличен. Но он собирается жениться на Насте, а Настя очень ревнива. Помнишь, Марина еще съязвила: «Тебе вряд ли нравятся женщины, которые закатывают скандалы по поводу и без»? Настя тогда страшно обиделась, а Андрея всего перекосило. Между прочим, Андрей иногородний, а Настя питерская.

— Ну и что?

— Вспомни Галку. Ей хоть бы кто, лишь бы прописаться. Может, и для Андрея это существенно.

— Марине родители с легкостью могут купить здесь квартиру, — возразила я. Мне не нравилось, что Андрея обвиняют в корыстности. Все-таки я с ним дружила.

— Да, но Марина из тех, кто командует окружающими, а Андрею это не подходит. Сперва он надеялся на лучшее и даже позволил Марине забеременеть, а потом понял, что ее характера не переделаешь никакой любовью.

— Но почему тогда их роман проходил в тайне?

— Андрей — парень предусмотрительный и не хотел терять возможность жениться на Насте. А романа с Мариной Настя бы ему не простила. Вот и сумел уговорить Марину скрывать их связь. Но, забеременев, она потребовала узаконить отношения, поэтому Андрей столкнул ее с балкона. Его заметила Галка, и он ее зарезал. Андрей служил в десантных войсках, так что холодным оружием должен владеть. Выходит, и Олег, и Андрей годятся в убийцы дважды. И в качестве маньяков, и в качестве нормальных мерзавцев. Именно их ты должна особенно остерегаться. Их и Ромку. Не оставаться наедине ни под каким видом. Запомнила? Натка, ты что?

У меня даже слезы выступили на глазах.

— Я не согласна ни на маньяков, ни на мерзавцев. Ира, неужели ты веришь, что Андрей, или Олег, или Ромка… они ведь хорошие парни!

— Успокойся, в глубине души не верю, — вздохнула Ира. — Есть еще Анина идея, что убила девчонка. Тогда из наших годится Настя. На что она способна в порыве ревности, я не знаю. Мне всегда казалось, кто легко закатывает скандалы, вряд ли пойдет на большее, потому что выпускает пар и таким образом успокаивается. Хотя что-то с Настей последнее время не так, как раз после дня святого Валентина. И с Андреем у них нелады, ты не замечала?

Я кивнула, добавив:

— Мне вообще кажется, валентинки прислала Настя. Уж слишком горячо она уверяла, что не при чем! Предположим, она заметила, что Марине нравится Андрей, вот и решила осадить нас обеих. Не убить, разумеется, а просто обидеть. Все сходится.

— А зачем ей обижать Галку? Та уж точно не соперница. Нет, Натка, сходится не все. Конечно, есть еще небольшая вероятность, что преступник вообще не из нашей группы. Кто-то проследил за Мариной до Настиной квартиры, а Галка встретила его, когда шла покурить. В этом случае валентинки и твое падение на пароме — случайное совпадение.

Настроение мое слегка повысилось. Конечно, Галку убили, и это ужасно, но ее не вернешь, а вот считать кого-то из друзей злодеем очень не хочется. Ира бы, наверное, успела добавить какую-нибудь гадость о том, что шанс на постороннего убийцу ничтожно мал, однако прозвенел звонок. Мы машинально побежали к нужной аудитории.

Она оказалась полупуста. За первой партой, как обычно, восседала обложенная учебниками Камила, а у двери маячили Димка с Ванькой.

— Явились! — накинулся на нас Ванька. — Где вы были? Я все обыскал. Боялся, Натка шляется где-нибудь одна, а ей нельзя. Я бы на твоем месте, Ира, не очень-то доверял этой милицейской охране. Не верю я, что они и впрямь будут ходить за Наткой по пятам, а убить человека — дело минутное.

— Я и не доверяю, — холодно сообщила Ира. — Пока Наткины родители в отъезде, я переселяюсь к ней.

— Молодец, — похвалил Ванька. — А, если тебе одной тяжело, я предлагаю чередоваться.

— Напрашиваешься ночевать у Натки? — весело спросил Димка. — Раз нет родителей.

— Я без всяких глупостей, — ничуть не обиделся Ванька. — Ну, не обязательно ночевать. Могу охранять днем. Короче, вы, девчонки, имейте меня в виду.

Пока мы болтали, подошла преподавательница.

— Можете идти домой, — сказала она. — Вам наверняка не до занятий, да и вообще с половиной группы заниматься бессмысленно.

— Мы можем дома прочесть нужный материал, — предложила Камила. — Вы задайте страницы, а мы передадим остальным. Потому что тогда мы не отстанем от программы.

По-моему, Нина Васильевна диктовала нам задание без особой охоты, зато Камила записала с энтузиазмом.

— Потому что учеба — это не развлечение, — прокомментировала она. — Ею можно заниматься при любых обстоятельствах, ничего плохого в этом нет.

Трудно возражать тому, кто всегда прав. Ничего плохого в учебе нет, хотя иногда очень хочется от нее увильнуть.

Нина Васильевна ушла, и Ира мертвой хваткой вцепилась в замешкавшуюся Камилу.

— Вы ведь с Галкой живете в одной комнате… то есть жили. Неужели тебя не встревожило, что она не ночевала дома?

— Сейчас объясню, — с привычной обстоятельностью ответила та. — Меня и капитан про это спрашивал. Думаю, он потому и вызвал меня второй, что я Галкина соседка. А тебя первой, потому что ты догадалась, что Галку убили. Он решил, ты что-то знаешь.

— А почему третьей вызвали Настю? — невольно заинтересовалась я.

— Потому что капитан хотел узнать, на месте ли ее нож, — без тени сомнения сообщила Камила. — Он помнил, что четырнадцатого февраля в квартире Насти фигурировал острый нож, и подобным же убили Галку. Естественно, требовалось уточнить, один и тот же это или нет. Настя уверяет, что нет. А четвертой была ты, Натка, потому что ты, подобно обеим убитым, получила валентинку. Капитан действовал логично. Я рада, что тебя теперь охраняют. Уверена, нужно положиться на милицию и не заниматься самодеятельностью. Каждый должен работать в той области, в которой он специалист.

— Ты начала про Галку, — невежливо прервала Ира.

— Я помню, но предпочитаю, чтобы все было по порядку. Сегодня первое марта, четверг. Вернемся на неделю назад. Пятницу, субботу и воскресенье мы провели в поездке, а с понедельника приступили к занятиям. Ночь с понедельника на вторник Галка провела дома, потом во вторник отсидела все четыре пары, и больше я ее не видела. Иногда мы возвращаемся в общежитие вместе, но тут Галка убежала, не дождавшись меня. Не исключено, что договорилась с кем-то встретиться. Ночевать она не пришла, но я не удивилась, потому что иногда такое случалось. Я решила, они помирились с Ромкой и проводят время вдвоем. Или, например, Галка познакомилась с парнем и осталась у него на ночь. Она не была заботливой соседкой и могла загулять без предупреждения. Наутро ее не было на занятиях, и тут я уже немного забеспокоилась. Позвонила Галке на сотовый, но абонент оказался недоступен. Спросила у Ромки, где Галка, он ответил, что не знает. Однако Галка из тех, кто готов пренебречь учебой ради других интересов, поэтому я сочла, что бить тревогу преждевременно. Но вот когда она не появилась и на следующую ночь, я всерьез стала обдумывать вариант привлечения милиции. Хотя знала, что Галка бы этот вариант не одобрила.

— Что значит — не одобрила? — удивилась я.

— Она считала, что большой процент сотрудников правоохранительных органов не чужд коррупции, — серьезно поведала Камила. — И определенная доля истины в этом утверждении есть. Хотя Полухин мне кажется очень добросовестным работником. Галку убили во вторник вечером на стройке, а тело обнаружили только через сутки, то есть вчера. Рабочие обнаружили. Документов при ней не было, и она могла бы долго оставаться неопознанной, если б Полухин не просматривал сводку происшествий. Увидев, что рядом с нашим институтом совершено преступление, он решил потребовал фотографию убитой и узнал Галку. Это прекрасно его характеризует! Он правильно осудил меня, что я сразу не сообщила об исчезновении Галки. Глупо, что я не решалась. Просто она очень не любила, когда вмешиваются в ее дела. Галка не допускала меня в свой внутренний мир и в круг своих интересов.

— Точно, — подтвердил Ванька. — И меня тоже. Обсуждала наши проблемы по работе, а про постороннее не болтала.

— И все же от наблюдательного человека не могли укрыться кое-какие ее черты, — вновь перехватила инициативу Камила. — Превыше всего Галка ценила деньги. С одной стороны, это понятно. Если у тебя их не хватает, приходится, наверное, постоянно о них думать. С социальной справедливостью в нашем обществе пока плохо, и малообеспеченные студенты вынуждены отвлекаться от учебы, зарабатывая себе на хлеб, что не идет учебе на пользу. С другой стороны, материальные ценности не должны полностью заменять духовные. Любовь, дружба, тяга к прекрасному — без этого жизнь оскудевает. Вы согласны?

Мы подавленно кивнули.

— А вот Галка не была согласна. Она полагала, материальное благополучие должно быть достигнуто любой ценой, а духовным развитием можно пренебречь. Именно эта позиция определяла ее поведение. Например, она нередко крала у меня одну-две купюры из пачки. Видимо, полагала, что я не замечаю, а у меня очень хорошая память на числа.

— Галка крала? — ужаснулась я. — Ты никогда раньше не рассказывала…

— Я предпочитала делать вид, что ничего не произошло. Мне эти двести рублей погоды не делают, а ей были, наверное, нужны.

— А почему теперь рассказала? — с явным неодобрением осведомилась Ира.

Камила искренне удивилась.

— Как почему? Любая черта Галкиного характера может оказаться важной при поиске убийцы, поэтому я не имею права ничего скрывать. Мне очень Галку жаль, и я стараюсь помочь милиции. А, раз милиции я сказала правду, нет смысла скрывать ее от вас. Кстати, Галка последнее время надеялась, что ее материальное положение изменится к лучшему, но не объясняла, почему.

Я подумала, что Камила хорошая. Это тебе не Аня, которая наговаривает на подругу из зависти. Просто Камила настолько умная, что объективность у нее в крови. Кого-то это раздражает, но по большому счету разве правильно закрывать глаза на недостатки окружающих? Надо любить людей, несмотря на недостатки. Так она и поступает.

— Галка недавно ездила в Париж, а вспоминала только, как выгодно там покупать чемоданы на колесиках, — решила поддержать Камилу я. — Ты молодец, что не заводилась из-за кражи. Ей действительно не хватало.

— Смотрите, что получается, — вздрогнула Ира. — Если бы Галка догадалась, кто убил Марину, она не сообщила бы о нем милиции по нескольким причинам сразу. Во-первых, из-за недоверия к милиции, а во-вторых, она ведь могла потребовать с убийцы денег! Шантажировать, то есть. Раз ее принцип — деньги любой ценой. Вот почему она рассчитывала, что ее материальное положение скоро изменится к лучшему!

Теперь вздрогнула Камила — вот уж, совершенно для нее нехарактерно.

Первый раз вижу, как она волнуется!

— В шантаж не верю, — отрезала она. — Не настолько Галка была беспринципная. К тому же шантажировать опасно, а она была весьма осторожной.

— Но ведь все сходится, — продолжала настаивать возбужденная Ира. — Подумай сама!

— Не собираюсь, — холодно заявила Камила, — и вам не советую. Нет ничего хуже дилетантизма. До завтра.

Мы изумленно смотрели ей вслед.

— Чего это она? — обрел, наконец, голос Димка, всю нашу беседу, похоже, отчаянно скучавший. — Не Камила, а прямо-таки вулкан страстей.

— А я понял, — неуверенно проговорил Ванька. — Кого можно шантажировать? У кого есть деньги. А у кого больше всего денег? У Камилы. Она решила, мы намекаем на ее причастность, и обиделась.

— Точно, — обрадовался Димка. — Камила и есть убийца, я давно это утверждал. Очищает наши ряды от недостойных. Марина была особой легкого поведения, а Галка так и вовсе воровкой. Интересно, кто следующий на очереди?

— Ты, — раздраженно ответила Ира. — У тебя язык без костей.

— А за это убивают? — комически перепугался Димка. — Где бы мне добыть кости, а?

Мы невольно улыбнулись. Тут я вспомнила, что Ира еще не сообщила Димке счастливую — или не слишком счастливую — новость о его грядущем отцовстве. Очевидно, что подобные признания делаются не при свидетелях. Как же Ира намеревается поступить, если собирается ни на шаг не отпускать меня от себя? Или она доверит на время мою ценную персону, например, Ваньке? Он вроде бы вне подозрений.

— Ира, — предложила я, — давай меня до дому проводит Ванька. А вы можете прогуляться с Димкой. Вам есть, что обсудить.

— Нет уж, — твердо возразила Ира. — До завтра, мальчики.

По дороге мы молчали. Я только попросила зайти в парикмахерскую. Мне вдруг страшно надоели африканские косички, просто ни минуты больше не могла с ними выдержать. Мне сделали короткую стрижку, и африканская принцесса благополучно сгинула. Туда ей и дорога! Не к добру она взялась за нож.

Дома Ира позвонила своим родителям и долго убеждала их, что ее святой долг на недельку переселиться ко мне, не то я умру с голоду. Мол, без мамы некому обо мне, бедненькой, позаботиться. К тому же мне боязно ночами одной в пустой квартире. Я надеялась, что в подобную чушь не поверят, однако разрешение было получено.

А потом Ира принялась маяться. Я не в силах объяснить, в чем это выражалось, но другого слова не подберешь. Она маялась, и маялась, и маялась.

Наконец, я не выдержала.

— Ну, чего ты бродишь, словно тигр в клетке? У меня уже в глазах рябит.

Я тебя что, силой сюда загнала?

— Я думаю про Димку, — жалобно сообщила Ира. — Я так нехорошо с ним рассталась… осадила его грубо. Мне стыдно. И вообще, он бы мог уже радоваться, что у нас будет ребенок, а из-за меня ничего не знает. Я как будто его обманываю, понимаешь?

— Позвони ему и договорись о встрече. Я понимаю, это не телефонный разговор.

— А ты?

— А ко мне ворвется злой маньяк и раскромсает на куски. Предварительно, правда, сломав две двери. Полагаю, это будет терминатор собственной персоной. Или обычный человек, но с электродрелью. Ира, ну, подумай хорошенько! Вчера я ночевала одна, и ничего, а сегодня вдруг и на минуту нельзя остаться.

— Обещай мне, что никого не впустишь, — помолчав немного, решилась Ира. — Только действительно никого. Ромку, Олега, Андрея, Настю… даже Ваньку или Камилу. Только меня.

Я тихонько захихикала. Прямо-таки сказка про волка и семерых козлят! А Ира — мама-коза.

— Не впущу, — согласилась я. — Даже президента страны собственной персоной.

— И почтальона, — зачем-то добавила Ира.

Я не возражала и против почтальона. Ради счастья подруги на что только ни пойдешь! Ирино настроение тут же повысилось, и она радостно помчалась к Димке на свидание, а я включила телевизор, чтобы немного развеяться. День выдался невероятно тяжелый.

Телефонный звонок заставил меня подпрыгнуть. «Оказывается, и у меня нервы», — подумала я, поднимая трубку.

— Ты умрешь, — произнес странный приглушенный голос.

— Ты тоже, — машинально ответила я. — Все умрут.

— Ты скоро и страшно, — после паузы добавил мой собеседник. Раздались частые гудки. Я с удивлением их считала, лишь после десятого положив трубку на рычаг. Может, мне померещилось? Долдонили с самого утра про маньяка, вот я и услышала не то, что есть. «Ты умрешь. Скоро и страшно». Ерунда! Я собираюсь жить долго, а умереть во сне.

Меня затрясло. Впервые я вдруг осознала, что опасения Иры и Дениса Борисовича не совсем уж беспочвенны. До этого я была уверена, что маньяк не более реален, чем какой-нибудь призрак оперы или темный лорд из книг о Гарри Потере. Меня смешило и немного раздражало беспокойство окружающих. Оно походило на слишком настойчивую неудачную шутку. Но кто-то действительно сказал мне только что: «Ты умрешь. Скоро и страшно». Или это розыгрыш? Тот же Димка… обнаружив, что Галка боится убийцы, он устроил представление с маской, а теперь решил разыграть меня по телефону. Правда, Димка сейчас, наверное, с Ирой, она бы ему не позволила. Значит, кто-то другой… Олег? Точно, он ведь любит острить. К тому же Ира уверяет, у Олега склонность к демонстрации. Ему, мол, требуется сперва запугать свои жертвы, послушать, как они теряются в догадках. Жертвы? Нет, неправда! Угроза не всерьез, я уверена в этом. Но чей это голос, почему он звучал так неестественно? Наверное, специально изменен. Неужели меня действительно хотят убить? Подойдет кто-то хороший и близкий, кому я верю, раз — и убьет, скоро и страшно. Господи, когда же вернется Ира, я боюсь!

— Кто там? — стуча зубами, задала я нелепый вопрос, едва в дверь позвонили.

— Я, — ответил незнакомый женский голос.

— Кто «я»?

— Ира.

Но голос был не ее, чужой и хриплый.

— Ну, открывай! — нервно поторопили меня. Я заворожено принялась отпирать замки. Один, второй… зачем я это делаю? Прикончат ведь в два счета… Подобные мысли проносились где-то в глубине сознания, а руки выполняли привычную процедуру.

За дверью стояла Ира. Несомненно, это была она, хотя лицо оказалось не менее чужим, чем голос. Опрокинутое, потерянное, бледное, словно мел.

— Ируня! — в ужасе вскричала я. — Плюнь на все! Нельзя так переживать! Он просто дурак, обыкновенный дурак. Он еще совсем не взрослый.

Ира молча прошла в комнату и забралась с ногами в кресло.

— Тебе нужно выпить, — предложила я. — Это помогает. Сейчас налью.

— Нет, — с трудом двигая губами, прошептала Ира. — Это повредит ребенку.

— Правильно, — обрадовалась я. — Думай о ребенке.

— Я думаю. Ему будет плохо без отца. Особенно если мальчик. И девочка тоже.

— Ничего, поднимем, — махнула рукой я. — Я помогу.

Вообще-то я страшно боюсь младенцев. Они такие маленькие, и не догадаешься, что у них на душе, поскольку не умеют говорить. При выборе между младенцем и, например, собакой я, безусловно, предпочла бы собаку, она мне как-то понятнее. Но ради подруги придется потерпеть.

— Лучше я лишусь Димки, чем убью ребенка, — громко и тоскливо произнесла Ира. — Аборт — это убийство.

— Димка смирится, я уверена. У него просто был шок, а, когда он привыкнет, то…

— Он совсем меня не любит. Он знает, от аборта я умру. Как он может толкать меня на это?

— Это тебе кажется, ты умрешь от аборта, а Димка знает, что куча девчонок проходит через это без малейших последствий. Конечно, он тебя любит. Но ты ведь сама говорила, он избалованный маменькин сынок. Нельзя требовать от него слишком многого. Давай я поговорю с ним, объясню…

— Нет! — вскинулась Ира. — Пожалуйста, не надо. Такие дела надо решать вдвоем. Он и я.

— Хорошо, не буду. Потерпи немножко, все образуется само собой, правда! Димка поймет. Ты, главное, не волнуйся. В твоем положении вредно волноваться. Ложись-ка спать.

Ира кивнула. Я сделала ей постель, заварила чаю. Чем еще я могла помочь? Говорят, главный целитель — это время. Завтра Ира встанет в лучшем настроении, чем сейчас. Я, надеюсь, тоже. Я так ждала подругу, чтобы рассказать ей про страшный звонок, а получилось, что умолчала. Во-первых, он временно вылетел у меня из головы, а во-вторых, нехорошо было грузить Иру лишними проблемами, у нее хватало своих. В результате я долго ворочалась на тахте на грани яви и сна. Мерещились острые ножи, люди с провалами вместо лиц, орущие младенцы и веселый Димкин смех.

Утром при взгляде на Иру у меня закололо сердце. Это ж надо так осунуться за одну ночь! Но объявлять об этом вслух я не стала. Вряд ли подобное сообщение прибавит моей подруге уверенности.

Димка маялся у дверей аудитории с огромным букетом роз. Протянув букет Ире, он виновато улыбнулся. Ира подняла глаза и тоже улыбнулась той медленной улыбкой, которая поразила меня еще накануне. Словно из-за горизонта поднимается солнце, освещая один предмет за другим. Взявшись за руки, Ира с Димкой вошли в кабинет.

Вся группа уже собралась, но обстановка выглядела странной. Ромка почему-то занял первую парту, прямо рядом с преподавательским столом, хотя обычно предпочитал галерку. Он ссутулился и походил на испуганную обезьянку. Камила, прислонившись к стенке, сверлила его осуждающим взглядом. Ладно, пусть Ромка оккупировал ее любимое место, кто мешает ей сесть за соседнее? Неподалеку от Камилы пристроился Олег — опять-таки стоя. У противоположной стены стояли Андрей с Настей, нежно прильнувшей к его груди (нашла время), и Ванька. Как будто, стремясь оказаться подальше от бедного Ромки, вокруг него очертили круг и теперь не рискуют нарушить незримые границы.

И что бы вы думали сделала Ира? В точности то же самое. Она умудрилась за короткий миг вычислить наиболее уединенное место и вместе с Димкой направилась туда. Молча. Ведь, помимо прочего, все молчали не хуже рыб в аквариуме. Нет, подобного безобразия я не потерплю! Пускай один из нас маньяк (при этой мысли похолодело в груди), нельзя травить человека, чья вина не доказана. Если бы вы видели Ромкино лицо, вы бы меня поняли.

— Привет, — весело сказала я. — Камила, ты чего не садишься? У Александра Александровича будет инфаркт, если он не обнаружит тебя за первой партой.

— Инфаркт? — недоверчиво переспросила Камила. — Нет, он просто удивится. Потому что привык, что тут сижу я, а не он.

Она так произнесла «он», словно имя Ромки было ругательством, которое пришлось опустить.

— Места-то за партой два.

Камила присела, однако не возле Ромки, а в стороне. Тогда рядом с Ромкой села я, заявив:

— Смотрите, у меня новая прическа. Мне идет?

Ромка вздрогнул, поднял голову и громким голосом, срывающимся на визг, сообщил в направлении классной доски:

— Я никого не убивал. Ни Марину, ни Галку. И Натку тоже не буду. Я во вторник сразу поехал домой. Это мама может подтвердить, честное слово! Она меня ждала.

— Ничто не мешало тебе забежать на пять минут на стройку и убить Галку, — бестрепетно возразила Камила. — Лично я предпочитаю перестраховаться. Вот если твоя невиновность будет доказана, тогда другое дело.

— Я вообще не понимаю, как можно держать человека на свободе, если каждому ясно — он маньяк, — поддержала ее Настя. — Что они там в этой милиции думают?

— Они дают нам возможность собрать материал для воспоминаний «Как я учился вместе с маньяком», — иронично предположил Олег. — Издательства с руками оторвут. Хотя двух убийств, боюсь, по нынешним временам маловато. Натка, придется тебе пожертвовать собою ради благополучия друзей.

Ира, резко вскочив, пересела ко мне. За нею Димка, волоча букет. Ну, а появившемуся Александру Александровичу достаточно было взглянуть, чтобы остальные тоже заняли места за партами. Мы приступили к учебе.

У Иры с Димкой, похоже, дела обстояли прекрасно. Я не зря предполагала, что вчера он просто был в шоке, а, привыкнув, смирится. Парочка ворковала, словно два голубка. Зато Андрей и Настя поссорились. Я не знаю, из-за чего, но надеялась, из-за Настиной вредности по отношению к Ромке. В итоге Настя отсела к Олегу, а Андрей… Андрей стал проводить перемены возле меня, сильно нервируя этим Ваньку. Впервые в жизни я почувствовала себя роковой женщиной, но большого удовольствия, к сожалению, получить не сумела. Не лезла мне в голову любовь, а упорно лезли маньяки. Не для того ли Андрей пытается возобновить отношения, чтобы ловчее меня убить? Ира уверяла, он — загадочная вещь в себе, от которой можно ожидать чего угодно. Нет, неправда! Уж я-то знаю Андрея лучше — не зря с ним дружила. Или не знаю? Ира ведь умнее. Я внимательно всмотрелась в его лицо. Оно выглядело на редкость мужественным, хоть в рекламе снимай.

— Ты хочешь о чем-то поговорить? — неожиданно спросил Андрей.

— Да, — вырвалось у меня. Я действительно хотела. Шел обеденный перерыв, мы стояли в очереди в столовой. Мы — то есть Ира с Димкой, я, Ванька и Андрей.

— Только не здесь. — Андрей кивнул на окружающую нас толпу. — Зайдем в аудиторию.

— Мы ненадолго, — сообщила я Ваньке, увлекаемая прочь из столовой. Он так опешил, что не успел возразить. А Ира в тот момент, презрев свои строгие правила, целовалась с Димкой и вообще ничего не видела. После ссоры в Димке проснулся бешеный темперамент.

Андрей плотно закрыл дверь аудитории, и лишь тут я испугалась. Господи, какая же я дура! Добровольно остаться наедине с одним из трех кандидатов в маньяки — и это после того, как подруга носилась с моей безопасностью, словно с писаной торбой! Убьют меня — значит, заслужила. Или не убьют? В конце концов, куча людей видели, что я удалилась именно с Андреем. Если я не вернусь в столовую, а приступившая после обеда к занятиям группа обнаружит мой хладный труп, не составит большого труда догадаться, чьих это рук дело. Андрея сразу арестуют. Да, но меня-то уже не воскресишь! Я снова глянула в мужественное серьезное лицо. Если Андрей и маньяк, то не беспутный и глупый, а умный и осторожный. Не станет он убивать при подобных невыгодных для себя обстоятельствах.

Андрей молча мне улыбнулся. Он вообще отличается немногословностью.

Взбодрившись, я решила сама проявить инициативу, раз выпал удачный случай.

— Ты не звонил мне вчера вечером? — спросила я.

— Нет.

Что-то еще? Да, Ира считала, Андрей нравится Марине.

— Андрей, скажи, ты и Марина… вы…

— Между нами ничего не было, Натка.

Пока я судорожно сочиняла новый вопрос, Андрей обнял меня и поцеловал. Я не стала сопротивляться. Во-первых, слишком занята была сочинением вопроса, а во-вторых… во-вторых, Андрей уникально целуется. Не знаю, в чем секрет. Причем сейчас на меня подействовало куда сильнее, чем в былые времена. Впервые за последние дни я вдруг почувствовала себя полностью защищенной от внешнего мира. Мне ничего больше не угрожало, никакие маньяки.

Опомнилась я, лишь когда Андрею уже почти удалось стянуть с меня джинсы. Они очень узкие, и я вечерами вылезаю из них, словно змея из кожи, извиваясь на разные лады. Будь я в юбке, дело было бы сделано. По крайней мере, Андрей был вполне готов.

— Дурак! — возмутилась я, снова вползая в брюки. — С тобою говорят, как с человеком, а ты…

— Я тебя люблю.

До чего приятно слышать эти три слова, просто не передать! А то долдонят всякие гадости, что я недостойна жить. Видимо, эти мысли ясно отразились на моем лице. По крайней мере, Андрей ловко сунул руку ко мне под свитер.

Именно эта ловкость неожиданно меня разозлила. Как там говорила Ира? «Андрей признается в любви, словно это идет не от души, а достигается тренировкой». Очень похоже!

— У тебя есть Настя, — отстранившись, напомнила я. — Вы помиритесь.

— Если ты согласна, я ее брошу.

— А потом бросишь меня ради кого-нибудь другого, — парировала я.

Андрей покачал головой.

— Не бойся. У тебя легкий характер, а у Насти нет. Я тебя не брошу.

— Ничего у нас с тобой не выйдет, пробовали, — немного смягчившись от комплемента, напомнила я и от греха подальше сбежала из аудитории.

В столовой меня ждала свирепая Ира.

— Димка с Ванькой носятся по корпусу, ищут тебя, — накинулась на меня она. — Ты думаешь иногда головой?

— Редко, — созналась я. — Во была бы сцена, если б они нас нашли. Андрей пытался меня соблазнить и почти преуспел. Зрелище было для порножурнала.

Как я и предполагала, подобное известие тут же изменило Ирино настроение.

— Пытался соблазнить… во тип! Но он, конечно, умеет. Ему одной Насти мало?

— У меня легкий характер, а у Насти нет, — процитировала я. — Поэтому он предпочел бы меня. По здравом размышлении, не слишком для меня лестно.

— Зато разумно со стороны Андрея, — пробормотала Ира. — Помнишь, мы обсуждали, из-за чего он мог не захотеть жениться на Марине, даже если ей купят квартиру в Питере? С Мариной еще тяжелее, чем с Настей, а Андрей не дурак. Он понимает, что надо сочетать материальную выгоду с психологической.

— Но у него с Мариной ничего не было, — отчиталась я. — Он сам сказал.

— Еще бы он сказал другое — особенно собираясь тебя соблазнить.

Логика меня поразила, и я смолкла. Вскоре вернулись мальчишки. Димка при виде меня расхохотался, Ванька надулся. Ревнует? Тогда почему он не признается мне в любви? Вот Андрей признался, и даже если врал, все равно порадовал. Мне последнее время явно не хватает приятных эмоций.

Домой мы ехали вчетвером — я, Ира, Димка и Ванька. Мне очень хотелось хотя бы Ваньке рассказать о телефонном звонке, однако при Ире я не решалась. А так требовался чей-то совет! Я не из тех, кто способен осмыслить подобные вещи самостоятельно.

Однако мне повезло. Ира с Димкой стояли у дверей моей квартиры, не в силах отлипнуть друг от друга, и я совсем уж собралась предложить им зайти и уединиться в спальне, когда он жалобно попросил:

— Иринка, Ирунечка, раз Натка уже дома, мы с тобой можем немножечко погулять? А потом ты вернешься.

Ира перевела на меня томный, несколько осоловелый взгляд, и я поспешила ответить:

— Вчера выжила, выживу и сегодня. Снова обещаю не впускать даже почтальона.

Я осталась в одиночестве. Ваньке на дорогу требуется полчаса, а потом я позвоню ему и все расскажу. В общежитии есть телефон в студовете, и Ваньке как общественнику всегда разрешают им пользоваться.

Но меня опередили.

— Ты умрешь. Скоро и страшно, — повторил вчерашний голос и, прежде, чем я обрела дар речи, отключился.

Сердце билось где-то в горле, по всему телу забегали мурашки, а ноги подкосились. Я села и дрожащими руками набрала номер.

— Тихонова нет, — доложили мне. — Перезвоните позже.

Действительно, он не успел доехать. Но есть еще мобильник. О господи, абонент недоступен! Наверное, Ванька сейчас в метро. Что же делать? Мне почему-то казалось, главное — немедленно что-то предпринять, тогда ничего плохого не случится. Я металась по квартире, словно обалдевший заяц, время от времени упрямо нажимая кнопку сотового.

— Натка? — откликнулся, наконец, Ванька. — Что-то случилось?

— Да! — выкрикнула я. — Мне позвонил маньяк.

— Я возвращаюсь.

— Я тебя не впущу, — вырвалось у меня. — Я впущу только Иру. Я ей обещала.

— Дура, — огрызнулся Ванька.

— Да, — подтвердила я.

— Ладно, тогда я бегу в общагу, там перезвоню тебе с городского, а то разоришься. Никого, кроме Иры, не впускай, правильно.

Через пять минут я, задыхаясь от наплыва чувств, повторяла:

— Он сказал: «Ты умрешь. Скоро и страшно». Что мне делать?

Все мои невероятные события уложились в одну фразу. А мне-то чудилось, предстоит длинная и страшная повесть.

— Прежде всего сообщить Полухину, — посоветовал Ванька. — Он ведь тебя охраняет.

— Да туфта это, — возразила я. — Это он выдумал для понту. Никто меня не охраняет, я одна!

— И очень плохо. Тем более, надо сообщить. Пускай, наконец, пошевелится! Маньяк на свободе, а ты одна. Понесло же твою Иру гулять именно сегодня…

— У них будет ребенок, — объяснила я. — Им надо быть вместе.

Я прикусила язык, да было поздно. Честное слово, ни за что бы не проболталась, если б не шоковое состояние, в которое меня привел отвратительный звонок! Я не имела права выдавать Ирину тайну. Единственное утешение — Ванька не обратил особого внимания.

— Да? Ну, бог с ними. Только никого не впускай и, если в дверь станут ломиться, звони мне. И в милицию.

— Ломиться… — ужаснулась я. — Думаешь, будут ломиться?

— Откуда я знаю? Надеюсь, что нет. Полухин оставил тебе свой телефон?

— Да, но…

— Что «но»?

Мой страх немного поутих, и я сказала:

— А если звонил не маньяк, а шутник? Скорее всего, так и есть. Меня разыграли, а я стану в милицию ябедничать. Вспомни Галку на пароме, она же перепугалась зря.

— Вовсе не зря! Ведь вскоре после этого ее убили по-настоящему.

— Ну, не мы же с Димкой убили, а разыграли ее мы, — напомнила я.

— А, — злорадно произнес Ванька, — все-таки ее пугал маской Димка, а не ты, я так и знал. Он мастер прятаться за чужую спину.

Да что же со мной сегодня, сколько можно проговариваться! Всех выдала. А теперь еще собираюсь натравливать милицию на безобидного шутника лишь потому, что у меня неожиданно атрофировалось чувство юмора.

— Я пока не буду звонить Полухину, Ванька. Подожду Иру и посоветуюсь с ней.

— Ладно, но я не сомневаюсь, что она меня поддержит. Даже если это идиотский розыгрыш, лучше перестраховаться. Да и кому придет в голову подобная шутка? Димка сейчас под присмотром Иры, значит, звонил не он.

Я невольно улыбнулась сходству наших мыслей и предположила:

— А Олег?

— Олег? Ну, разве что. У него странный юмор. Андрей, конечно, тоже может. Не знаю, Натка.

— Андрей? Ты что? Он взрослый, зачем ему так развлекаться?

— Не развлекаться, а отомстить. Попортить тебе нервы.

— Зачем?

— А ты не догадываешься? — язвительно осведомился Ванька. — Мужикам не очень нравится, когда их бросают. А Андрею вдвойне.

— У него есть Настя, — возразила я.

— Можешь не сомневаться, он предпочитает тебя.

Это была правда, но знать ее Ваньке неоткуда, разве что почувствовал. Наверное, я действительно очень ему нравлюсь. Я попыталась понять, испытываю ли ответные чувства, но не сумела в себе разобраться. Как-то было не до того.

Между тем Ванька, не догадывавшийся, что я решаю его судьбу, неумолимо продолжил:

— Надо решить два вопроса. Первый: маньяк звонил или шутник? И я высказываюсь за маньяка. Надо быть полным идиотом, чтобы в наших обстоятельствах так шутить. Все-таки произошло два убийства. Тогда второй вопрос: кто этот маньяк? Ты, конечно, жалеешь Ромку и все такое, но скорее всего, это он. Больше просто некому, понимаешь?

— Олег, — вспомнила Ирины рассуждения я. — Или Андрей.

В этот момент зазвонил мой мобильник. Я вздрогнула, уронив трубку. Да что же это такое, маньяк обложил меня со всех сторон! Мобильник надрывался, а я смотрела на него, словно на ядовитую змею, грозящую укусить. Однако на дисплее неожиданно высветилось «Ира».

— Да? — обрадовано завопила я.

— Наточка, — тихо произнесла Ира, — ты извини меня, пожалуйста. Обещаешь, что никого не впустишь? И сама не будешь до утра выходить, хорошо? Обещаешь?

— Конечно, — удивилась я.

— Спасибо. Утром тебя на занятия проводит Ванька, я его попрошу.

— Да я сама попрошу, он согласится.

— Хорошо. А потом я приеду на занятия, к обеду или даже раньше. На занятиях тебя никто не тронет, там народ.

Лишь тут я заподозрила неладное. Если Ира решила провести ночь с Димкой, почему появится только к обеду?

— Ты где? — спросила я. — Ты что собираешься делать?

— Я еще не знаю. Пожелай мне… а, не надо! Не переживай, Наточка. Все обойдется.

Связь прервалась. Из трубки стационарного телефона доносился удивленный голос Ваньки:

— Эй, ты где? Кто звонил? Что случилось?

— Звонила Ира, — ответила я. — Ты сможешь завтра утром заехать и проводить меня на занятия?

— Да, но… Ясно. Заеду, разумеется. И позвони Полухину, поняла?

Я нажала на рычаг. Пропади он пропадом, этот Ванька со своим Полухиным!

Ира, где же Ира? Ее сотовый оказался отключен — когда только успела? Димкин тоже. Я позвонила Димке домой. «Его пока нет, где-то гуляет с Ируней», — любезно сообщила мама. Ира ей очень нравится.

Я вновь ошалелым зайцем заметалась по квартире, хотя какие у меня были основания для паники? Фактически никаких. Ира предупредила, что проведет ночь с Димкой, вот и все. Да, еще имелся маньяк, которого некоторые тоже сочли бы подходящей причиной для беспокойства, однако он как раз перестал меня занимать. Ира вытеснила его из моей головы целиком и полностью. Я была почти уверена, что подруга решилась на аборт и что от него она умрет.

Слово «аборт» произнесено не было, это точно. Я бы его не пропустила. Но Ирин тон, голос, сам факт, что она оставила меня одну — все упорно возвращало к страшной мысли. Причем вот что интересно! Совсем недавно Ирино опасение умереть от данной операции казалось мне чудачеством, а сейчас превратилось в стопроцентно верное предчувствие. Я знала, что под ножом Ира погибнет. Этого нельзя допустить!

Мобильники по-прежнему не отвечали, а теперь перестал отвечать и домашний Димкин номер. «Успокойся, — вслух произнесла я. — Ты все это выдумала. Ира мирно ночует где-то с Димкой». Не помогло. Это мне-то, всегда ожидающей лучшего!

Заснула я лишь под утро, однако проснулась без будильника. Вытащила из холодильника колбасу и сыр, посмотрела на них с отвращением и сунула обратно. Вскоре в дверь затрезвонил Ванька, и я вышла.

— Это что ж тебе такое сказал Полухин? — вместо приветствия изумленно спросил он.

— Какой Полухин? А, этот… Ничего не сказал. Я ему пока не звонила.

— Не звонила? Ты что, совсем? Тебя преследует маньяк, на самой лица нет, а от милиции скрываешь?

— Да отвяжись ты со своим маньяком, — невежливо потребовала я. — Помолчи лучше.

Ванька надулся, но у меня не было сил с ним миндальничать. Меня терзало нетерпение.

На первой паре ни Иры, ни Димки не было, но ко второй он появился. Я заметила его еще в другом конце коридора и ринулась туда, словно голодный лев, завидевший тучную лань.

— Ну! — начала я.

— Все в порядке, — бодро отрапортовал Димка. Лицо его выражало откровенную, незамутненную радость. — Операция прошла удачно. Я только что оттуда. К Ире меня не пустили, все-таки женское отделение, но состояние удовлетворительное. Какие-то там мелкие осложнения, но без них никогда не обойтись. Я же знал, Ируня психовала зря. Обычная девчоночья мнительность.

И тут я совершила величайший в своей жизни подвиг. Мне захотелось тут же броситься на Димку и выцарапать ему глаза, но я догадывалась, что после этого он вряд ли сообщит мне адрес больницы. И я сдержалась.

— Адрес, — произнесла я.

Димка продиктовал, и лишь после этого я размахнулась и дала ему по морде. Не символически, а самым натуральным образом. Так сильно, как только сумела. Димка отшатнулся, приоткрыв рот от безграничного изумления, поэтому следующий мой удар пришелся в воздух. А еще на один не было времени. Я схватила одежду и помчалась к выходу.

Уже на улице меня поймал Ванька.

— Тебе нельзя ходить одной, — задыхаясь, напомнил он. — Еле догнал!

— Ничего со мной не случится. Я… я еду по делам.

— Ну, видишь ли, — замялся Ванька, — когда ты вчера говорила с Ирой по трубке, я ведь не был отключен и кое-что слышал. Ира ждала ребенка, а сегодня… в смысле, ты и Димка только что… Ты едешь в больницу к Ире?

— Да, — неохотно призналась я.

— Я с тобой. Посижу где-нибудь в холле.

Я пожала плечами, а Ванька продолжил:

— Только ты сперва остынь, а потом уже разговаривай с Ирой. Ей не понравится, что ты настраиваешь ее против Димки, и вы поссоритесь, а как раз сейчас это тебе совершенно невыгодно.

— Ничего не поняла, — помотала головой я. — Объясни!

— Ты дала Димке пощечину. То есть недовольна, что он уговорил Иру на аборт, так? Но ведь он совершенно прав, и Ира по здравом размышлении с ним согласилась. Она девчонка умная. Заведешь ребенка — а как же институт? Бросать? А жить где? С родителями, которые будут вечно давать советы? А сколько с детьми хлопот! В нашем возрасте хочется еще погулять, а не взваливать на шею ярмо. Залетела — ну, значит, недосмотрела, а недосмотр нужно исправлять. Благо, сейчас это просто. Ира поступила правильно, пусть даже под влиянием Димки, а не по своей охоте. А теперь ты явишься и будешь вбивать между ними клин, а девчонка всегда предпочтет парня, а не подругу, поняла? Вы поссоритесь, и Ира раздумает тебя охранять, а тебе ее охрана очень нужна. Вот исходя из этого и строй свою линию поведения. То, что ты сразу помчалась в больницу — это плюс. Ира захочет ответить заботой на заботу. Но Димку лучше не критикуй, ясно?

Я слушала, и в груди возникала не ненависть, как к Димке, а липкое, тихое отвращение. Как я могла предполагать, что мне нравится Ванька? Каждая его фраза была чужой и противной. Он рассуждал так деловито, словно не о жизни и смерти, дружбе и любви, а взвешивал на весах продукты. Ответить заботой на заботу… только не просчитаться… дали заботы на доллар, и верну на доллар и ни центом больше. Нельзя ссориться, потому что Ира мне нужна… а станет не нужна, так пожалуйста! Залетела — значит, недосмотрела, а недосмотр нужно исправлять. В нашем возрасте хочется погулять, а не взваливать на шею ярмо. Вроде бы это верно, совершенно верно, но неправильно! А уж говорить так, когда Ира лежит в больнице… она надеялась появиться на занятиях к обеду, но возникли осложнения. Хорошо устроились мужчины! Им легко исправлять ошибки, ведь кромсать ножом на операционном столе будут женщину.

— Ты и сам не лучше Димки, — тихо сказала я. — Не завидую той девчонке, которая в тебя влюбится. Не хочу иметь с тобой дела, и охрана мне от тебя не нужна. Ни сейчас, ни потом.

— Ну, как хочешь, — с обидой ответил Ванька. — Только не пожалей.

Я фыркнула и нырнула в метро.

Слава богу, в больницу меня пустили. Я боялась каких-нибудь строгостей, а от меня лишь потребовали приобрести сшитые из мешка тапочки и надеть их на сапоги.

Ира лежала бледная, даже зеленая, с капельницей в руке. Меня замутило. Сильный запах крови и мочи перебивал даже запах лекарств, но ни одна из восьми находящихся в палате женщин, похоже, не обращала на него внимания. Форточка была закрыта наглухо.

На короткий миг мне почудилось, что, увидев меня, Ира испытала жгучее разочарование. Впрочем, она почти сразу попыталась улыбнуться.

— Наточка… живая.

— Ты тоже, — одними губами прошептала я, но Ира услышала.

— Не совсем, — вырвалось у нее.

Я вздрогнула.

— Врач говорит, никакой опасности для жизни! Недельку в больнице, и тебя выпишут.

— У меня никогда не будет детей, — с какой-то удивительной покорностью, нет, с тихой обреченностью произнесла Ира. Обреченно и покорно.

— Есть же всякие лечения… процедуры… может, со временем…

— У меня теперь нет матки.

Я закрыла глаза… не помогло. Слезы катились и катились, хоть я и не имела права расстраивать подругу еще сильнее. Надо сдержаться, объяснить, что дети — не главное в жизни, что без них легче… но почему горе свалилось именно на Иру? Она создана для материнства. Кому угодно, только не ей! Это несправедливо!

— Бог меня наказал, — словно прочла мои мысли Ира. — Я сама во всем виновата.

— В чем, ну, в чем ты виновата? — всхлипывая, возмутилась я. — Ты такая хорошая! Я ненавижу их всех… всех парней. Убила бы! Димка такой бодрый… говорит, все прекрасно.

— Он не знает. И никто не знает, даже родители. Они думают, я у тебя.

Не говори никому, хорошо?

— Хорошо. Но Димка должен знать, что он наделал! Это он виноват, он один! Думаешь, я ничего не соображаю?

— Мне врач объяснила… — Ира вскинула полные боли глаза. — Мужчинам лучше про это не знать… про операцию то есть. Если он не знает, то ничего не заметит, а будет знать, так ему покажется, что-то не так… я секс имею в виду, понимаешь? Будет брезговать.

— Брезговать? — вскипела я. — Сам довел тебя, и сам же…

— Пускай не брезговать, просто думать, что не получает теперь полного удовлетворения. В сексе настрой — это очень важно. Димка должен верить, что у меня все на месте. Ты даже не представляешь, Натка… я так люблю его… непереносимо люблю. Я скрываю любовь, как могу, потому что боюсь на него давить, но иногда все равно прорывается. Я сама во всем виновата. Я ведь знала, что нельзя ложиться на операцию, точно знала. Я все пытаюсь понять, как же это я согласилась… не понимаю. Затмение какое-то, помутнение рассудка! Так быстро все вышло… раз — и я уже на столе. Без анализов, без справок. У Димкиного приятеля мать тут завотделением.

Страшная мысль заставила меня вздрогнуть.

— Он устроил все заранее! Он договорился, а потом заманил тебя сюда!

Цветочки подарил, целовал, а сам заманивал. Он знает, как ты от него млеешь.

— Я не дура, Натка, — тихо и горько сказала Ира. — Но не делай мне еще больнее… пожалуйста!

Я закусила губу, чтобы слова кипящей ненависти не вырвались наружу. Я вдруг вспомнила вчерашнюю сцену под моей дверью. Если бы Димке и впрямь было невтерпеж, он бы попросился ко мне, я б выделила им с Ирой отдельную комнату. Но нет, он предложил погулять, а сам так наглаживал Иру под свитером, что она совсем потеряла голову. Вот и погуляли в направлении больницы. Теперь он счастлив, что ловко уладил свои проблемы, а она лежит тут, в вонючей душной палате, искромсанная изнутри ножом. Но она любит Димку, и я не имею права делать ей еще больнее… я должна молчать. Это так непривычно, так трудно — молчать, когда хочется кричать изо всех сил. Однако вот передо мною Ира, ей в сто раз хуже, и она терпит. Терпит моральные и физические мучения, которые я не в силах даже представить… но, возможно, в силах избавить ее хотя бы от части из них?

— Я скоро вернусь, — пообещала я, вскочив.

Я обегала пол-отделения, пока выяснила, что да, есть свободная коммерческая палата на одного пациента. Плати и перебирайся. Там чисто, телевизор стоит… все-таки лучше, чем в общей, правда? Я помчалась домой. Вроде бы родители, уезжая, оставили мне приличную сумму, но деньги куда-то поразбрелись. Пришлось выгрести все, включая собственные накопления, не слишком, впрочем, великие. Хватило! Конечно, это мнительность и самовнушение, только, уложив Иру на чистые простыни в хорошо проветренное помещение, я почувствовала удовлетворение, словно и впрямь сумела помочь подруге. Хотя она моей помощи не заметила, покорно позволяя делать с собою что угодно. Как она осунулась, боже мой! Она лежала с закрытыми глазами, и я не узнавала ее лица. Нос увеличился и заострился, губы истончились. Я колебалась, остаться или уходить, но Ира, не открывая глаз, взяла меня за руку, и я, разумеется, осталась. А потом она вдруг села в постели.

— Ты что? — испугалась я.

— Бог меня наказал, — словно прочла мои мысли Ира. — Я сама во всем виновата.

— В чем, ну, в чем ты виновата? — всхлипывая, возмутилась я. — Ты такая хорошая! Я ненавижу их всех… всех парней. Убила бы! Димка такой бодрый… говорит, все прекрасно.

— Он не знает. И никто не знает, даже родители. Они думают, я у тебя.

Не говори никому, хорошо?

— Хорошо. Но Димка должен знать, что он наделал! Это он виноват, он один! Думаешь, я ничего не соображаю?

— Мне врач объяснила… — Ира вскинула полные боли глаза. — Мужчинам лучше про это не знать… про операцию то есть. Если он не знает, то ничего не заметит, а будет знать, так ему покажется, что-то не так… я секс имею в виду, понимаешь? Будет брезговать.

— Брезговать? — вскипела я. — Сам довел тебя, и сам же…

— Пускай не брезговать, просто думать, что не получает теперь полного удовлетворения. В сексе настрой — это очень важно. Димка должен верить, что у меня все на месте. Ты даже не представляешь, Натка… я так люблю его… непереносимо люблю. Я скрываю любовь, как могу, потому что боюсь на него давить, но иногда все равно прорывается. Я сама во всем виновата. Я ведь знала, что нельзя ложиться на операцию, точно знала. Я все пытаюсь понять, как же это я согласилась… не понимаю. Затмение какое-то, помутнение рассудка! Так быстро все вышло… раз — и я уже на столе. Без анализов, без справок. У Димкиного приятеля мать тут завотделением.

Страшная мысль заставила меня вздрогнуть.

— Он устроил все заранее! Он договорился, а потом заманил тебя сюда!

Цветочки подарил, целовал, а сам заманивал. Он знает, как ты от него млеешь.

— Я не дура, Натка, — тихо и горько сказала Ира. — Но не делай мне еще больнее… пожалуйста!

— Я знаю, что будет дальше, — четко и изумленно произнесла Ира. — Точно знаю.

— И что будет? — вырвалось у меня.

— Мы помиримся с Димкой… нет, нам незачем мириться, мы не ссорились. Мы будем дружить до конца института… может, немного дольше. К этому времени родители купят ему квартиру, чтобы он смог жениться… вернее, чтобы мы с ним смогли пожениться… ведь Димкины родители очень меня любят. А еще они захотят внуков. Он тоже будет не против, ведь рано или поздно он созреет до нормальной, полноценной семьи… до ребенка.

— Шиш ему, а не ребенок, — свирепо прокомментировала я.

— И тогда мне придется сказать правду, — все с тем же легким изумлением продолжила Ира. — Я не смогу обманывать, раз для всех это будет так важно. Сперва Димка скажет, что ничего страшного… он любит меня, несмотря ни на что. Но постепенно я начну чувствовать, что его раздражаю. Наверное, я и сама стану раздражительной. Он все реже и реже будет хотеть меня… а потом признается, что одна молоденькая милая девочка ждет от него ребенка, поэтому, как честный человек, он должен жениться. Вот и все, Натка. Вся история. Смешно?

Возражения застыли у меня на губах. Ира говорила спокойно, почти монотонно, словно капля за каплей струилась вода, и в этом журчании слышалась такая безысходность, такая неотвратимость, что сомневаться было невозможно. Ира действительно видела будущее, словно в тех стихах…

Поздно вечером меня выдворили на улицу. Как я ни умоляла, ночевать в больнице почему-то не позволили. Вот с утра, мол, приезжайте в любое время, а сейчас остаться нельзя. Мрачная и подавленная, я брела по темному, холодному двору. Завывал ветер, взметая струйки снега. И вдруг я услышала странный звук. Словно кто-то постукивает в такт моим шагам, негромко, но гулко. Тук-тук, тук-тук.

Я остановилась — звуки прекратились. Сделала пару шагов. Ясно, что стучу не я, мне просто нечем. Да и вообще, я не глухая и прекрасно слышу, это где-то за спиной. Стоило сдвинуться с места, как опять возникло загадочное «тук-тук». Эхо? Кошка в водосточной трубе? Запоздалый пешеход с палочкой? Больше всего смахивает на последнее. Хромой инвалид бредет из больницы моим маршрутом. Его тоже, беднягу, выгнали в ночь. Я обернулась, и мне почудилось, что какая-то тень молниеносно метнулась к стене. Для хромого инвалида больно шустро… И тут меня словно обухом по голове ударило. Я вспомнила про своего маньяка. Господи, какая же я дура! Одна, в темноте, на безлюдной улице, а ведь все советовали не высовывать носу из дома! Что будет с Ирой, если меня убьют прямо под окнами ее палаты? Она сочтет себя виноватой и будет ужасно мучиться. И вообще, я не хочу, чтобы меня убивали! За что? А самое главное, зачем он стучит? «Ты умрешь скоро и страшно». Чего такого страшного он для меня приготовил? Снова «тук-тук», да еще впридачу какое-то железное лязганье. Маньяк опробует орудие пытки? Я застыла на месте, словно несчастная Лотова жена, и кто знает, к чему бы это привело, если б не огни приближающегося автобуса. Их вид вывел меня из оцепенения, и я рванула вперед.

Жаль, под рукой не было секундомера. Уверена, что побила все рекорды. Ни один атлет на ровной и удобной дорожке стадиона не развивал той скорости, какой я достигла на заснеженной улице, полной колдобин. Я впрыгнула в автобус в последний момент, застряв в дверях полой куртки. Впрочем, подобные мелочи не могли меня смутить. Главное, я ускользнула от нерасторопного маньяка. Где ему меня догнать! Меня переполняло чувство законной гордости. Мысль о том, что стучать мог безобидный инвалид, я наотрез отвергла. Меня столько убеждали в наличии маньяка, что я наконец-то в него поверила. Тем более, он названивает мне каждый вечер. А сегодня названивать некуда, вот и вынужден был стучать. Зачем? Кто их разберет, этих маньяков. Уж всяко не с добрыми целями. Теперь пускай помучится. Я успела на последний автобус, а он нет. Так ему и надо!

Победа над маньяком сильно повысила мне настроение. Я смело вышагивала от остановки к своему дому, полагая, что незадачливый преследователь мается около больницы. «Тук-тук», — неожиданно раздалось за спиной. Ледяной холод пронзил меня от макушки до самых пяток, потом снова вверх, остановившись где-то внизу живота. Господи, да что же это такое? Чего от меня хотят? Зачем преследуют? Я обернулась — и сердце комом забилось в горле. В темноте светились страшные нечеловеческие глаза и щелкали огромные желтые клыки. Я завопила.

Думаю, тут я тоже поставила рекорд. Не знаю, каким прибором измеряются децибелы, но громкость, похоже, получилась потрясающая. У меня заложило уши, а не успевший морально подготовиться маньяк отскочил метра на два. Это меня взбодрило, и я решила не прекращать боевых действий, а продолжать орать. В этот момент из-за угла вынырнул второй враг. Он не светился, но на всякий случай я завопила и на него. Надо себя защищать, а разбираться будем потом!

— Что? — нервно спросил он, и я поняла, что это Ванька. — Где оно?

— Удрало вон туда, — с презрением объяснила я. — Струсило.

— Каждый струсит, — согласился Ванька. — Голос у тебя классный. Кто услышит, инфаркт заработает запросто.

— Не собираюсь заботиться о здоровье маньяков. Хоть сто инфарктов, только порадуюсь. А ты что тут делаешь?

— Тебя дожидаюсь, — довольно раздраженно сообщил Ванька. — Так и знал, что у тебя хватит ума возвращаться глубокой ночью. А если б он тебя убил? Я ведь еле успел.

— Что значит — еле успел? — возмутилась я. — Я его прогнала, ты сам видел, как оно улепетывало. И вообще, оно мне что-то напоминает. Главное — понять, зачем оно стучало…

— А затем, — заявил Ванька, — что если ты не позвонишь утром Полухину, это сделаю я. Хватит, доигрались! Нельзя скрывать от следствия важные вещи.

— И какие такие важные вещи я скрываю?

— Что маньяк два дня подряд звонил тебе и угрожал убить, а сегодня… что он сделал тебе сегодня? Не зря же ты вопила.

— Оно стучало и светилось, — подумав, объяснила я. — Сама теперь не понимаю, почему я так перепугалась. Возможно, оно не имеет ко мне ни малейшего отношения.

— Ежу ясно, что имеет.

Я неохотно кивнула:

— Сперва оно стучало у больницы, а теперь здесь. Наверное, это все-таки мой маньяк.

— Еще и у больницы! — взвился Ванька. — Ладно здесь, здесь хоть я тебя охраняю, а если бы он напал там? Ведь милицейской охраны тебе на самом деле не дали, правильно? Дай слово, что утром позвонишь Полухину.

— Завтра воскресенье, — напомнила я. — Выходной день. В понедельник позвоню.

Теперь, в присутствии знакомого человека, мои страхи совершенно развеялись. Ну, поскрежетал кто-то железякой и посветился немного — тоже мне, повод вызывать милицию!

— Значит, до понедельника я не выпущу тебя из виду ни на минуту, — процедил Ванька.

— Так я тебе и разрешила!

— А тебя не спрашивают. Рисковать жизнью только потому, что обиделась из-за бабской чуши — никогда б не подумал, что ты такая дурочка.

Я вспомнила, о какой бабской чуши идет речь, перед глазами возникло бледное Ирино лицо, и я поняла вдруг, что не в силах больше находиться рядом с Ванькой. Наверное, он хороший и даже любящий. Он оберегает меня, хоть я его и оскорбила. Он рассуждает весьма логично. Только его уверенный голос, его полный превосходства над глупыми женщинами вид раздражают меня до предела. Все, что угодно, только бы отвязаться. Неужели я превратилась в мужененавистницу?

— Ладно, я прямо сейчас позвоню Полухину на сотовый. Это тебя устроит?

— Нет, — неожиданно взъерепенился Ванька. — Он небось уже спит. Вот разозлится, что ты его разбудила, и не захочет с тобой разговаривать. Звонить надо утром, в рабочее время.

Звучало разумно, однако на меня напало упрямство. Чего этот Ванька о себе воображает? То непременно звони, то, видите ли, не звони…

— Какое тебе в воскресенье рабочее время? — ехидно осведомилась я и набрала номер.

— Денис Борисович? Извините, что так поздно. Это Натка Потапова. Вы меня помните? Очень рада. У меня тут такая смешная история получилась. Сперва кто-то звонил мне домой и говорил, что я умру, причем скоро и страшно. Это вчера вечером и позавчера. А сегодня… сейчас… кто-то за мною крался. Или не крался.

— Где вы сейчас? — коротко уточнил Полухин.

— У подъезда.

— Одна? С вами все в порядке?

— С Ванькой Тихоновым. Это он настаивал, чтобы я вам позвонила, — не удержалась от кляузы я. — Со мной полный порядок.

— За исключением мозгов, — невежливо ответил капитан. — Идите домой и ждите меня там. Никого к себе не пускайте, включая Тихонова. Ясно?

— Да, но…

Гудки.

— Ну, вот, — упрекнула Ваньку я, — из-за тебя бедному Денису Борисовичу пришлось все бросить и на ночь глядя тащиться сюда. Он злой, как черт, и я его понимаю.

— Говорил же я тебе, подожди до утра, — мрачно парировал Ванька. — Раз едет, значит, захотел. Я тебя защищаю, и я же еще виноват. Спасибо!

— Извини, — вздохнула я. — У меня был тяжелый день. Это, наверное, нервы. Я очень тебе благодарна. Езжай домой, уже поздно. Моя милиция меня сбережет.

Ванька обиженно удалился, предварительно проводив меня до дверей квартиры, а я страшно пожалела, что из нелепого упрямства заманила к себе Полухина. Так хотелось свернуться в клубок и поплакать, но приходилось терпеть. Хотя бедной Ире куда хуже, чем мне, даже сравнивать невозможно! Как там она? Лежит и думает об одном и том же. О том, что у нее не будет детей и Димка ее бросит, вот о чем. Это подтачивает ее волю к жизни, и она умрет, умрет сегодня ночью, потому что мне не позволили остаться в больнице и держать ее за руку. А Димке что, дрыхнет без задних ног, довольный жизнью и собой. Почему Ира его любит? Зачем? Зачем вообще нужна любовь, раз от нее столько страданий? Марина, и та, оказывается, терзалась от неразделенного чувства. Конечно, терзалась, иначе не решилась бы на ребенка. Почему горе достается женщинам, а радости мужчинам? Справедливо ли это? Вот бы мне стать роковой красавицей, чтобы все были от меня без ума! Я бы тогда восстановила справедливость. Я бы показала этим мужикам, почем фунт лиха, помучила их, как они мучают нас! Я вдруг поняла, что двигало Мариной, упоенно обводящей парней вокруг пальца. Она даже трахаться с ними не хотела без необходимости — так сказала ее подруга Аня. А в постели притворялась, чтобы покрепче привязать к себе и побольнее потом обидеть. Я бы тоже так хотела, если бы справилась! А чтоб самой любить и страдать — нет уж, ни за что…

Звонок. Я молча открыла дверь.

— Дура! — без предисловий заорал Полухин. — Надо спрашивать, кто там, поняла? Сам бы тебя убил, своими руками. А где твоя подруга? Она же обещала за тобой следить, а не шляться по мужикам…

Этот незаслуженный, злой упрек в адрес Иры окончательно меня добил. Слишком многое сегодня навалилось, а тут еще это. Сдерживаться не было больше сил, и я зарыдала.

— Ну, тише, тише, девочка, — ласково повторял Денис Борисович, осторожно прижимая меня к себе. — Все хорошо, никто тебя не тронет. Все хорошо.

— Все плохо! — провыла я. — Очень плохо! Ира в больнице. Вдруг она умрет? Я не согласна! Пускай она не умирает! Сделайте что-нибудь!

Вообще-то врачи утверждали, что опасности для жизни нет, но сейчас я им не верила. Плохо, так уж все плохо! Ира погибнет от несчастной любви, а меня зарежет маньяк. Не просто зарежет, а скоро и страшно. А мне наплевать!

— Стой, — отстранил меня собеседник. — На нее что, покушались?

— Нет.

— Тогда почему она в больнице?

— Не скажу, — вырвалось у меня. Действительно, я не собираюсь выдавать чужим Ирины тайны. Хватит, что проболталась Ваньке.

— Успокойся, — снисходительно улыбнулся Полухин. — От аборта в наши дни не умирают.

Кровь бросилась мне в голову. Очнулась я оттого, что мне больно выворачивали руки.

— Извини, — произнес Денис Борисович, ослабляя хватку. — Но ты и так расцарапала мне лицо, а при моей работе это ни к чему.

Мне стало стыдно.

— Нечего было издеваться, — мрачно пробурчала я, обрабатывая царапину йодом.

— А я издевался?

— Конечно. Прекрасно знали, что случилось с бедной Ирой, а сами нарочно несли чушь.

Неожиданно капитан захохотал, но, заметив, как во мне снова закипает гнев, поспешил объясниться:

— Я вовсе не знал, что случилось с бедной Ирой. Просто догадался. По косвенным признакам, понимаешь? А что, с нею действительно плохо?

— Не очень хорошо, — обтекаемо ответила я. — А Димка даже ее не навестил!

— Ну, это как раз к лучшему, — явно думая о другом, пробормотал Полухин. — Она наверняка выглядит сейчас отвратительно, а Кузнецов не из тех, кто сочувствует больным и несчастным. Пускай девочка сперва придет в норму.

Я вздрогнула. Откуда капитану знать, что Димка — жестокий эгоист, избалованный маменькин сынок? Я, отучившись с ним полтора года, догадалась только сегодня. Неужели Денис Борисович такой умный? Я посмотрела на собеседника с уважением. Правильно его взяли работать в милицию…

— Расскажи-ка мне по порядку про звонки и про то, как за тобою крались, — продолжил между тем капитан. — Кстати, свяжись ты со мной сразу после первого звонка, поставили бы твой телефон на прослушивание и сейчас, глядишь, кое-что бы знали.

Я покаянно кивнула.

— Так получилось… не знаю, почему. Я не хотела говорить про звонок Ире, чтобы ее не расстраивать. И потом, я думала, это шутка.

— Чья? Кузнецова или Гуляева?

Полухин действительно умный! У нас два шутника — Димка и Олег.

— Это не Димка, потому что он в это время был с Ирой. Голоса я не узнала, голос явно изменен. Наверное, мужской, но не точно. А сегодня вообще было что-то странное. Сперва, когда я вышла из больницы, за моей спиной что-то стучало и немножко скрежетало. Но я успела впрыгнуть в автобус, поэтому была уверена, что удалось сбежать. А у самого дома оно застучало снова, и я увидела в темноте страшную светящуюся рожу. Слушайте, это же маска вампира! Господи, какая я дура!

Действительно, надо быть круглой идиоткой, чтобы не узнать маску вампира, купленную Димкой в Стокгольме. А я еще удивлялась Галке, всерьез ее испугавшейся. Если заорала я, лично выбиравшая это чудо в магазине приколов, каково было несчастной Галке?

— Значит, Ира выбросила маску в мусорную корзину? — уточнил Полухин после моего подробного рассказа. — И кто угодно из вашей группы мог ее подобрать? Я правильно понял?

— Да, наверное. Мне самой страшно хотелось это сделать, но я побоялась Иры.

— А теперь, пожалуйста, сосредоточься, — попросил Полухин. — Ты увидела маску и закричала, а потом появился Тихонов. Ты видела их одновременно или по очереди?

— Вы думаете, это Ванька мог быть в маске, а потом ее снял? — сообразила я. — Нет. Светилось с одной стороны, а он появился с другой, и какое-то время я видела их одновременно. И вообще, Ванька не стал бы меня убивать. Я ему нравлюсь.

— Значит, Тихонов тоже отпадает, — словно бы с неудовольствием произнес Денис Борисович.

— А кто еще отпадает? — заинтересовалась я. — Ну, Ира, конечно…

— Первое, что я сделал после твоего звонка, — пожав плечами, ответил мне собеседник, — срочно позвонил твоим одногруппникам. В такое время нормальный человек должен быть дома, правильно?

— Это вы здорово придумали! И кто был дома?

— Прежде всего, представь себе, — Роман Нетребко. Дома в окружении любящих родных. Я лично слышал его голос.

— То есть с него подозрения сняты? — обрадовалась я.

— По крайней мере, светился и стучал определенно не он. Ну, и не твоя Ира, разумеется. И не Дмитрий Кузнецов, который тоже находится дома. И не Иван Тихонов. И не Камила Нагимова. Я позвонил на вахту в общежитие и попросил позвать Камилу Нагимову и Андрея Лебедева. Она подошла, а его на месте не оказалось.

— Может, он у Насти? — предположила я.

— Насти Волобуевой нет дома, — задумчиво сообщил милиционер. — Родители уже волнуются.

— Настя гуляет вместе с Андреем, вот их обоих и нет. А на мобильные вы им звонили?

— Вне зоны действия сети или отключены. По мобильному ответил Олег Гуляев — мол, как раз едет на машине от родителей на свою квартиру. Хотя откуда он едет, проверить, как ты понимаешь, невозможно.

— Олег, Андрей, Настя… — повторила я. — Но ведь маньяком не может быть женщина, правильно? Олег или Андрей. Нет, Андрей бы не стал.

— Почему?

Не очень-то хотелось объяснять, однако пришлось.

— Он вчера сказал, что меня любит… что хочет бросить ради меня Настю.

— А ты что?

— Я? Я давно его разлюбила. Я вообще больше не собираюсь никого любить, — вспомнила я.

Денис Борисович засмеялся.

— Вы что?

— Просто любопытно, чем вызвано столь суровое решение.

— Тем, что я теперь знаю, какие мужчины на самом деле. С виду хорошие, а в душе — настоящие гады. Тот же Димка… и Ванька тоже… и Андрей. И еще тот, от кого у Марины был ребенок… то есть еще не был… вы узнали, от кого?

— К сожалению, нет, — вздохнул Полухин. — Хотя до твоего звонка полагал, именно за эту ниточку и следует тянуть. Зачем скрывать, что охмурил первую красотку курса? Очень подозрительное поведение. Тут мог оказаться повод для убийства, а Найденова поплатилась за то, что что-то видела. Но теперь получается, все-таки маньяк. По крайней мере, тебя действительно кто-то преследует.

Я просто вскипела от гнева.

— Что значит — действительно преследует? Вы меня запугивали, уверяя, что за мной охотятся, а получается — сами в это не верили? Мужчины что, вообще не умеют говорить правду? Всегда врут? Неужели вам не стыдно, Денис Борисович… а, плевать…

Я в отчаянии махнула рукой. Все они одинаковы! Лучше б их вообще не было на свете.

— Ты пойми меня, Натка, — примирительно заметил капитан. — Да, есть более разумные поводы для этих убийств, чем идиотская мания женской верности, а я ведь мент, а не психиатр. Я упорно ищу в преступлениях логику, а не воплощение болезненных фантазий. Так устроены мои мозги. Ну, а вдруг в данном конкретном случае логики нет? Точнее, она извращена. Эти чертовы валентинки, их никак не выкинуть из головы. И с лестницы ты упала. Будь на твоем месте другая женщина, требовалось бы успокаивать ее, чтобы она не свихнулась со страха, а тебя я предпочитал запугать, усугубить в твоих глазах опасность… мне очень хотелось, чтобы ты соблюдала хоть элементарную осторожность. Если тебя прикончат, меня не утешит соображение, что шансы на такой исход были в моем представлении невелики. А теперь вот выясняется, шансы как раз велики… сам не пойму, ч т о выясняется, как-то не вяжется одно с другим. Это ж надо — маска вампира…

— Еще стук и скрежет, — гордо добавила я.

— И телефонные звонки. Ну, телефон твой будет прослушиваться, я думаю, ты не против. А что ты собираешься делать завтра? Занятий в институте нет.

— Поеду к Ире в больницу.

— Так же допоздна, как сегодня?

— Конечно.

— Ладно, передавай ей привет.

Я обрадовалась, что Полухин не стал возражать, и вежливо проводила его до дверей, а потом, едва успев раздеться, бросилась на кровать и крепко заснула. Утомили меня события последнего дня.

Проснулась я от урчания в пустом желудке. Вытащила из холодильника колбасу с сыром, отвергнутые накануне, и смела в пять минут. Показалось мало. В буфете завалялась банка кукурузы, и, лишь прикончив ее, я испытала чувство некоторого удовлетворения. Что-то с припасами дома негусто… Впрочем, естественно после моего недельного пребывания без родителей. Надо сбегать в магазин. Маньяки маньяками, а умирать с голоду я не собираюсь.

Я заглянула в кошелек. Ну, хлеб на это приобрести можно, а мясо и конфеты вряд ли. Почему так мало? Точно, я ведь заплатила вчера за отдельную палату для Иры. Это я, разумеется, правильно сделала, но без денег не проживешь. Значит, надо занять. Даже знаю, у кого — у Камилы. Она одалживала Галке, наверняка не откажет и мне.

Я села в автобус и отправилась в общежитие. Камила встретила меня доброжелательно.

— А я собиралась тебе звонить, — сообщила она. — Потому что хотела проверить, жива ты или нет. Что жива, это хорошо. Но приехала ты зря, потому что тебе лучше остерегаться и сидеть дома.

— Я приехала не зря, а попросить у тебя денег. На время. Я все истратила, а родители в отъезде.

— Могла бы позвонить по телефону, я бы привезла, — назидательно заметила Камила. — Потому что мне безопасно, а тебе нет. Ты должна минимизировать риск, понимаешь? И каждый свой шаг поверять этим. Потому что умереть в твоем возрасте — это очень рано. Согласна?

Я подавленно кивнула — действительно рано, — и Камила с удвоенным энтузиазмом продолжила:

— Выслушай, пожалуйста, мой совет. Ты зря обиделась на Ваньку. Мужчина не в силах понять, какой сильной моральной травмой для женщины является аборт, в особенности первый. Им это недоступно по их физической природе.

— Аборт? — переспросила я. Откуда ей знать? Я проговорилась про Иру только Ваньке. — Ванька что, всем рассказал?

— Сначала Димка, а потом и Ванька, — бестрепетно подтвердила Камила. — Я лично не очень сильно осуждаю тебя за то, что ты Димку при всех ударила. Холерики вроде тебя обязательно должны выплеснуть свои эмоции, а известие про Иру стало для тебя дополнительным стрессом, наложившимся на стресс, связанный с преследованием маньяка. Я Димке все объяснила, и он тебя простил. Можешь быть спокойна.

Я была отнюдь не спокойна, меня переполняла злоба. Димка меня, видите ли, простил! Сам довел Иру до полусмерти, да еще и разболтал окружающим то, что она заведомо предпочла бы скрыть, и он еще кого-то прощает! Какое счастье, что Ира не сообщила ему подробности своей операции, а то их обсуждал бы сейчас весь факультет… Камила же, не замечая моих чувств, упорно давала мудрые советы.

— Теперь вернемся к Ваньке. Ты должна перестать на него дуться. Пускай он побережет тебя, пока Ира в больнице. Он парень ответственный, на него можно положиться.

— А если он и есть убийца? — ехидно осведомилась я. — Хороша я буду, ему доверившись.

— Ванька — маньяк, помешавшийся на женской верности? — изумилась Камила. — Да что ты! Он здравомыслящий и практичный. На женской верности помешался Ромка, ты что, забыла? Вот на него очень похоже.

— Между прочим, вчера, когда маньяк в маске преследовал меня у подъезда, Ромка был дома, это подтверждает милиционер, который лично беседовал с ним по телефону! Так что у Ромки алиби, — с торжеством заявила я, нарочно утаив, что алиби имеется и у Ваньки. Нечего Камиле меня поучать!

— У Ромки алиби? — медленно повторила она. — По телефону? Так вот зачем капитан вчера сюда звонил… Андрея не было на месте, и Ваньки тоже. А Димка и Олег?

— Димка был дома, а Олег якобы ехал в машине. Так что кто маньяк, большой вопрос. Может, вообще дело не в этом, а совсем в другом.

— Что значит — не в этом, а совсем в другом? — с легким презрением повторила моя собеседница. — Кто ясно мыслит, четко формулирует, а ты не можешь.

— Очень даже могу, — парировала я, довольная, что хоть раз в жизни сумею осадить не умеющую ошибаться Камилу. — Есть более разумные поводы для этих убийств, чем идиотская мания женской верности. Так считает капитан Полухин, а он не дурак. Марина ждала ребенка, и никто не признается, что от него. Зачем скрывать, что охмурил первую красотку курса? Очень подозрительное поведение. Тут мог оказаться повод для убийства, а Найденова поплатилась за то, что что-то видела. Видела, как убийца, он же отец ребенка, выходил на балкон.

Фразы Дениса Борисовича всплывали в памяти, словно стихи. На миг кольнуло сердце — я вроде бы обещала не трепать языком, да и хорошо ли выносить на свет божий Маринины тайны? — однако торжество было слишком сладко. Когда еще доведется блеснуть умом? Вон, Камила так и застыла на месте, явно пораженная моею проницательностью.

— Марина ждала ребенка… — тихо произнесла она. — Разве генетический анализ не позволяет определить, кто отец?

— Марина кремирована, поэтому не позволяет.

— А кого подозревает капитан? Он наверняка с тобою поделился.

Не больно-то Полухин делился, поэтому я предпочла загадочно улыбнуться.

— Это пока тайна.

— Но он знает, — голос Камилы окреп, — он знает, что Марину что-то связывало с Андреем? Я могу подтвердить это где угодно. Я лично видела… я видела, как они тайком встречались.

— Где встречались? Когда? — вырвалось у меня. Да что ж это за Андрей такой? Настя, я, а теперь еще и Марина? Не может быть! Хотя Ира утверждала, Марине он нравится…

— Здесь, в первый день семестра, — уверенно отрапортовала Камила. — Марина приехала в общежитие с компанией парней, потому что здесь вовсю шла гулянка, а сама сбежала от них и горячо обсуждала что-то с Андреем в его комнате. Слов я не слышала, но оба очень волновались.

— Погоди… слов ты не слышала, но видела? В комнате, что ли, была открыта дверь?

Камила слегка покраснела.

— Я увидела, как Марина проскользнула в соседнюю комнату. Дверь она за собой закрыла. Я удивилась, потому что она сделала это как-то тайком, и стала прислушиваться. Невольно, понимаешь? Не подслушивать, а просто прислушиваться.

Я не стала уточнять разницу между этими понятиями, заинтересовавшись другим.

— Но ведь в соседней комнате живут двое — Андрей и Ванька. Скорее уж Ванька… у него нет девчонки, а Андрей дружит с Настей.

— Ванька был в тот момент с Галкой, они занимались делами своего комитета. Оба этим увлечены, и это правильно. Связи между различными университетами способствуют интеграции молодежи. Им даже стол специальный выделен в помещении студсовета, а за каникулы накопилось много дел. Галка жила со мной в одной комнате, поэтому я знаю. Нет, это был Андрей. А Марина, когда от него выходила, была очень бледная. Наверняка он и есть отец ее ребенка.

— Но почему ты не рассказала раньше?

— А меня никто не спрашивал, — пожала плечами Камила. — Теперь поняла, насколько это важно, и делаю заявление. Могу позвонить капитану хоть сейчас… хотя нет, завтра. Сегодня ведь воскресенье. Ты куда?

Я уже мчалась в соседнюю комнату, Камила за мной. Меня переполняло жгучее нетерпение. Пусть хоть что-нибудь прояснится, сил моих больше нет!

— Натка, — обрадовался Ванька, — привет. Ну, приезжал вчера Полухин?

Что сказал?

— Ромка и Димка были в этот момент дома, так что маской меня пугали не они, — выпалила я. — Андрей, ты врал, что у вас с Мариной ничего не было! Она была от тебя беременна, а ты скрываешь! Говори сейчас же правду! Неужели ты убил ее за это? Как ты мог?

— Бедная Наточка, — слегка усмехнулся Андрей. — Успокойся. Ничего у меня с Мариной не было, не ревнуй.

Я аж задохнулась от возмущения. Я ревную? Да он мне даром не нужен, и другие парни тоже! Любить их, чтобы они тебя потом предавали — да ни за что!

— Беременна? — вздрогнул Ванька. — Откуда такие сведения?

— От милицейского врача. Андрей, Марина приходила к тебе сюда тайком в первый день семестра, это видела Камила. Посмотри мне в глаза! Ты убил ее?

Андрей взял меня за плечи и пристально посмотрел в глаза. Сердце мое заходило ходуном, внутри похолодело, а он ласково произнес:

— Я не убивал Марину, и у нас с нею ничего не было. В первый день семестра она действительно устроила мне скандал, потребовав, чтобы я отправился на вечеринку в качестве ее кавалера. Ее нервировало, если хоть один видный парень принадлежал не ей. Я отказался. Не люблю, когда мною распоряжаются.

Мне стало стыдно. Почему я сразу поверила в плохое? Андрей — не убийца.

Я улыбнулась ему, и он прижал меня к себе.

— Марина иногда звонила тебе на сотовый, — мрачно заметил Ванька. — Я не придавал этому значения, а теперь вспомнил.

— Откуда тебе знать, кто звонит мне на сотовый?

— Мы живем в одной комнате. Ты не называл ее по имени, но теперь я догадался. А как-то раз ты оставил телефон на столе, он звонил, и на дисплее высветилось «М».

— А вдруг я обозначил так телефон любимой мамочки? — сыронизировал Андрей.

До меня вдруг дошло, что я нахожусь в его объятиях, и я поспешила отодвинуться. Есть все-таки в Андрее нечто завораживающее!

— Ты сколько угодно можешь выкручиваться, но у меня теперь открылись глаза, — обличающе произнес Ванька, явно потрясенный. — Как я только раньше не догадался, идиот! Открыто ты встречался с Настей, а тайком с Мариной. И ты выходил к ней на балкон, я видел! В день святого Валентина.

— Я выходил не к ней, а покурить, — спокойно парировал Андрей. — Ты тоже куришь. И что?

Ванька повернулся ко мне.

— Насчет убийства — не знаю, это решать ментам. Но что у Андрея с Мариной были шашни, уверен на все сто. Где у тебя номер Полухина? Надо срочно ему звонить.

— В воскресенье у милиции выходной, — напомнила Камила.

— У Натки есть его сотовый.

— Так что ты молчала? — возмутилась Камила. — Занимаешься тут самодеятельностью, а это плохо, потому что приносит вред. Если Андрей преступник, получается, ты его предупредила. Теперь капитан не сможет застать его врасплох. Звони!

Я совершенно растерялась. Кому верить, что предпринимать? Андрей говорит одно, Камила с Ванькой другое. Я молча протянула свой мобильник с номером Полухина, но в этот момент в дверь постучали.

— Даже Натка здесь? — удивился Олег. — А я полагал, ты забаррикадировалась дома. Смелость, конечно, украшает юную девицу, однако благоразумие украшает ее еще больше.

— Я и так достаточно красивая, — возразила я. — Ты к кому пришел-то?

— К Андрею с Ваней, разумеется. Кого еще я мог ожидать найти в их комнате? — Мне почудилось, Олег говорит немного быстрее и нервнее, чем обычно. Словно объясняется или оправдывается — в чем? — Вчера вечером мне позвонил наш придворный мент и осведомился, где я. Интересно, подобная честь мне одному или остальным тоже?

— Ты мог бы узнать это у нас по телефону, а не тащиться в общагу, — ответил Андрей. Похоже было, и у него поведение Андрея вызвало определенное недоверие.

— Решил, что это не телефонный разговор. А что, я некстати?

— Мы пришли к выводу, что Марина ждала от Андрея ребенка, — глухим голосом сообщила Камила, глядя не на Олега, а мимо.

— Никогда не слышал о заочной гинекологии, — вздернул брови Олег. — Боюсь, выводы сей новой науки не отличаются достоверностью.

— Беременность Марины обнаружена врачами, а на Андрея указывают факты.

Я и Ваня, мы оба можем их подтвердить.

У Олега передернулось лицо, но тон был по-прежнему ироничен.

— Если так, остается снять перед Андреем шляпу. Мои робкие попытки пренебречь презервативом не увенчались успехом — у Марины на сей счет было весьма твердое мнение. Я, впрочем, особо не настаивал. Береженого бог бережет. То же самое я говорил и Галке, как она ни настаивала на противном. Так что, если и она была беременна, это тоже, увы, не я.

— Тело Галки забрали родители, чтобы похоронить у себя, — деловито объяснил Ванька. — Наверное, будь она беременна, врачи бы им сказали. Я не думаю, что кто-нибудь стал бы трахаться с нею без презерватива, даже Ромка. Она была такая цепкая, что наверняка попыталась бы заставить жениться.

— Есть соответствующий опыт? — заинтересовался Олег.

— С Галкой-то? — изумился Ванька. — Зачем я ей нужен? Я иногородний, а она хотела прописаться в Питере.

Меня замутило. Господи, всего две недели назад я любила всех и каждого — а теперь, оказывается, ненавижу. Ненавижу, ненавижу! Андрея, сделавшего из любви ремесло. Олега, выставляющего на смех самые интимные тайны погибших девчонок. Ваньку, отмеряющего чувства на весах. А главное, Димку, веселого Димку, легко решающего свои проблемы, взваливая их на женские плечи. Я люблю только Иру, умную, добрую, несчастную. А она страдает сейчас одна, потому что я зачем-то сижу среди чужих людей и переливаю из пустого в порожнее. Они хотят звонить Полухину? Пожалуйста, а я не намерена больше находиться здесь ни минуты! И, оставив мобильник в твердых руках Камилы, я рванула в больницу.