Почему собаки гораздо умнее, чем вы думаете

Глава 6. Собака говорит

С тех пор, как я проводил первые опыты с Орео в родительском гараже, наука о собачьей когнитивной деятельности шагнула далеко вперед. Собака уже не воспринимается как какой-то непримечательный зверь, отупевший в результате одомашнивания, теперь это животное стало одним из самых активно исследуемых видов. Более десятка научных групп по всему миру проводят когнитивные исследования на собаках, чтобы понять, как работает мозг животных, а также наш мозг.

На первом этапе основная масса исследований собачьей когнитивной деятельности была посвящена коммуникативным навыкам собак. Мы уже убедились, что способности собак к пониманию наших жестов можно считать гениальными. Их умения в этой области вполне сравнимы с навыками, которыми обладают маленькие дети. Ментальная гибкость, свойственная собакам, позволила исследователям (и мне в том числе) предположить, что наши четвероногие друзья могут на базовом уровне понимать коммуникативные намерения человека. Собаки часто ориентируются на наше поведение, логически заключая, чего мы хотим. А мы обычно хотим им помочь.

Тем не менее такая коммуникация бывает не только визуальной и не сводится к получению и осмыслению информации. Коммуникация бывает и голосовой — в таком случае требуется издавать значимые звуковые сигналы. Понимают ли собаки слова так же, как и мы, означают ли их вокализации что-либо, общаются ли они по-разному в зависимости от аудитории? Были проведены десятки исследований, призванных ответить на эти вопросы и помочь более детально понять собачий гений.

Как-то раз отец заметил, что на дальнем краю нашей длинной и крутой подъездной дороги к гаражу валяется газета. Почему-то он решил, что Орео должен ее принести. На тот момент Орео было уже семь лет, и я думал, что пес уже слишком стар, чтобы учиться новым фокусам.

Отец спустился к нижнему краю дорожки, указал на газету и сказал: «Принеси газету!» Воскресный номер оказался таким тяжелым, что Орео даже согнул шею под весом газеты, но выполнил приказ. Отец пожал псу лапу, похвалил: «Хороший мальчик!», а Орео благодарно повилял хвостом.

Потом отец всю неделю приказывал Орео приносить ему утреннюю газету. В следующее воскресенье отец просто встал на верхнем краю дороги и крикнул: «Неси газету!» Орео помчался вниз и выполнил приказ. Вот и все — оказалось, что теперь у нас есть собака, которая может подносить папе газету. Помню, меня очень занимало, что не пришлось дрессировать Орео для этого сотни дней, и я удивлялся, как быстро он выучил новое слово.

Чтобы лучше понять эту историю, вновь вспомним о псе Рико, знавшем названия сотен игрушек, и о колли Чейзер, выучившей более тысячи наименований. Мы рассказывали об этих собаках в главе 1. Оказалось, что они способны запоминать названия новых предметов, действуя методом исключения. Когда Рико или Чейзер слышали новое слово, они могли логически заключить, что оно обозначает новую игрушку. Обе собаки были способны запомнить пару «предмет — название» не менее чем на десять минут, для этого требовалось произнести новое название всего дважды. Рико мог припомнить некоторые наименования через месяц после опыта. Еще интереснее случай Чейзер, которая, почти не практикуясь, запоминала почти все слова, которым ее учили. Со временем ее словарный запас только рос.

Умение Рико и Чейзер пользоваться методом исключения и ассоциировать новые человеческие слова с новыми объектами, а также надолго запоминать множество таких названий — наиболее близкое явление, которое можно сравнить с изучением слов маленькими детьми.

Тем не менее, когда ребенок выучит слово, например «носок», он не просто ассоциирует его с тем конкретным носком, который ему показали. Слово «носок» означает все объекты, которые можно определить как «одежда для нижней части ног». Название «носок» охватывает категорию объектов, которые могут иметь разный цвет, форму, текстуру, размер. В первом исследовании, проведенном с Рико, не проверялось, понимает ли пес, что слова обозначают категории объектов. Именно поэтому Пол Блум, профессор из Йельского университета, специализирующийся на психологии развития, предположил, что «дети изучают слова, а собаки — нет».

Джон Пилли, хозяин Чейзер, задумал исследование, позволявшее проверить этот аспект. Пилли использовал различные категории игрушек: диски для игры фрисби, мячики и всевозможные собачьи игрушки разных форм и размеров.

После того как Чейзер выучила сотни названий предметов различных категорий, Пилли опробовал новый тест, в котором использовал игрушки из одной категории — например, только фрисби или только мячики. Затем он просил Чейзер принести игрушку, говоря: «Принеси…» и называя категорию.

Поскольку все игрушки относились к одной и той же категории, Чейзер получала награду независимо от того, какую игрушку она приносила. После трех таких удачных попыток с группой предметов из каждой категории Пилли брал игрушки из других категорий, которые не использовались на вводном этапе. Далее он просил Чейзер принести фрисби либо мяч. Хотя Чейзер никогда не работала с игрушками таким образом, она всегда приносила объект именно из той категории, которую называл Пилли.

Чтобы усложнить задачу, Пилли повторил опыт с набором обиходных домашних предметов, знакомых Чейзер. В частности, он использовал обувь и книги. Пилли положил несколько вещей, которые раньше не позиционировались как игрушки, перемешав их с собачьими игрушками. После этого он просил Чейзер принести игрушку или не игрушку. Опять же, Чейзер действовала безошибочно. По-видимому, собака, точно как и человеческий ребенок, не только выучивала названия новых игрушек, но и спонтанно категоризировала их по признаку «игрушка — не игрушка». Игрушки собака делила на подкатегории (фрисби, мячики и т. д.).

Каким бы впечатляющим ни казался этот опыт, специалист по психологии развития все равно усомнится в том, что собаки действительно выучивают слова. Дело в том, что дети осознают и символическую природу слов. Одно из простейших доказательств этого — способность ребенка ассоциировать предмет с его изображением. Например, если экспериментатор прячет игрушку в треугольном контейнере, а потом показывает ребенку маленький рисунок такого контейнера, то малыш сразу же понимает, что искать игрушку нужно именно в треугольном контейнере, а не в контейнерах других форм. Кроме того, дети быстро усваивают, что плоские картинки могут представлять объемные предметы. Они знают, что та игрушка, которая на фотографии имеет размер около сантиметра, в реальности гораздо больше.

При общении мы часто пользуемся такими уровнями значений. Клинопись была одним из первых видов письменности, она состоит из ряда пиктограмм. Компьютерные ярлыки (иконки) — еще один пример символьной знаковой системы. Если мы хотим распечатать электронный документ, то ищем на панели инструментов маленькое изображение принтера. Графический дизайнер использовал такой ярлык в качестве эффективного и краткого сообщения об акте печати.

Юлиана Камински, проводившая первые исследования с Рико, решила проверить, могут ли собаки спонтанно воспринимать визуальные изображения как символы. Она разработала тест, подобный тому, что применялся в опытах с детьми. Как и в предыдущих тестах с Рико, Камински располагала игрушки в другой комнате, а потом просила Рико и нескольких других бордер-кол-ли по очереди их приносить.

Но на этот раз Камински не называла игрушки словами, а показывала картинки. Если собаки понимали коммуникативную природу такой просьбы, то они должны были приносить «правильные» игрушки, ориентируясь только на визуальное представление.

Впервые услышав о таком эксперименте Камински, я полагал, что практически невозможно, чтобы собака спонтанно уловила связь между картинкой и предметом. К счастью, я ошибался.

Все собаки спонтанно приносили предмет, показанный на рисунке. Если Камински показывала им изображение хот-дога, то они бежали в другую комнату и приносили игрушечные хот-доги. Большинство собак справлялось с задачей и в случае, когда рисунок соответствовал хот-догу в натуральную величину и был его миниатюрным изображением. Рико и еще один пес приносили верную игрушку даже с первой попытки, всего лишь посмотрев на фотографию предмета. Такая спонтанная успешность возможна лишь при условии, что собаки комбинируют свое понимание наших коммуникативных намерений с пониманием символической природы наших подсказок.

Последние эксперименты показывают, что как минимум некоторые собаки понимают категориальную и символическую природу коммуникативных человеческих сигналов. Рико, Чейзер и другие собаки отчетливо демонстрируют, что способны использовать множество коммуникативных навыков, которые все более полно соответствуют таким умениям, наблюдаемым у маленьких детей. Ни одно другое существо, кроме человека и собаки, пока не показало умения так быстро и настолько гибко изучать значения слов.

Каждый любитель собак, и я в том числе, пожалуй, хотел бы узнать, свойственны ли такие навыки лишь небольшому проценту наших четвероногих друзей либо большинству псов. Поскольку подобные исследования проводились лишь с бордер-колли, не исключено, что эти умения встречаются лишь у одной этой породы.

Но возможно, что Рико и Чейзер — это всего лишь верхушка айсберга. Хозяева Рико и Чейзер не думают, что их собаки отличаются исключительной одаренностью. Ведь ни Рико, ни Чейзер никто специально не отбирал из большой группы собак, которые не смогли продемонстрировать такие способности. Например, Чейзер была случайно выбрана из помета и натренирована для участия в исследованиях. Было бы невероятным совпадением, если бы первая же собака, отобранная для такой цели, побила бы мировой рекорд в изучении слов среди сородичей.

Ряд исследований указывает на то, что многие собаки способны совершать такие же логические выводы, как Рико и Чейзер, пользуясь так называемым быстрым схватыванием. Как мы помним, собаки умеют делать выводы методом исключения, когда ищут игрушки или судят о новых картинках, показываемых на экране компьютера. Собакам не удается играть в сложную игру, связанную с поиском предметов, но после подсказки экспериментатора они сразу же делают правильный вывод о том, где искать.

Существуют и данные, согласно которым собаки могут изучать названия новых объектов, просто слушая беседу двоих людей. Так, два человека неоднократно упоминали новый предмет в разговоре, а потом просили собаку принести его. В награду пес получал только похвалу, а не лакомство. Собаки, участвовавшие в таких опытах, обучались медленнее, чем Рико и Чейзер. Но они были способны выучить названия двух новых объектов после обычного упоминания о них, если на тренировках использовалось более традиционное вознаграждение лакомством. Вероятно, большинство собак самопроизвольно научаются реагировать на некоторые наши слова без всяких целенаправленных тренировок.

Возможно, ваша собака не дотягивает до уровня Рико и Чейзер, а может быть, и превосходит их. В любом случае комнатные собаки, вероятно, обладают хотя бы некоторыми логическими навыками Рико и Чейзер, если не всеми. Этот вопрос прояснится после новых исследований, посвященных изучению коммуникативных умений комнатных собак.

Конечно, очень интересно исследовать, как собаки нас понимают. Но это лишь одна сторона коммуникации, которая не сводится только к получению информации. Что, если наше общение с собаками и в самом деле двунаправленное?

В заповеднике «Лола Я Бонобо», где мы с Ванессой изучаем приматов, живет собака по кличке Мистик. Днем она ласковая и застенчивая, а вот ночью совершенно преображается. Мистик охраняет наш дом, грозно облаивая тех, кто подходит достаточно близко. В Конго знают, что всегда лучше дополнительно перестраховаться. Единственная проблема заключается в том, что наш дом стоит у главной дорожки в заповеднике, по которой работники ночной смены постоянно ходят туда-сюда. Мистик исправно облаивает каждого прохожего, независимо от того, познакомилась она с человеком вчера или знает его всю жизнь. Наконец, мы просто научились спать под этот лай. Но я подумываю: а если возникнет серьезная опасность — например, приблизится незнакомец с ружьем, — сможет ли Мистик залаять как-то необычно? Так, чтобы мы поняли: в человеке, подходящем к дому, есть что-то странное и настораживающее.

Может показаться, что собачьи вокализации довольно просты. Раймонд Коппингер указывал, что большая часть собачьих звуковых сигналов сводится к лаю и что лай, по-видимому, никак не дифференцируется. Коппингер рассказывает о собаке, которой было приказано охранять свободно пасущийся скот. Собака непрерывно лаяла на протяжении семи часов, хотя в радиусе нескольких миль не было ни одной другой собаки. Если у лая есть коммуникативная составляющая, то собака не гавкала бы, когда ее никто не слышит. Коппингер полагал, что с помощью лая собака просто выплескивает какое-то внутреннее раздражение. Такая «модель с раздражением» означает, что собаки практически не контролируют свой лай. Они не учитывают, слушает ли их кто-нибудь. Сами звуки не несут практически никакой информации, а всего лишь выражают эмоциональное состояние собаки.

Возможно, умение лаять — еще один побочный продукт одомашнивания. В отличие от собак, волки лают очень редко. Лай составляет менее 3 % волчьих вокализаций. Кстати, экспериментальные лисицы, которых мы изучали в России, тявкают при приближении человека, а контрольные лисицы — нет. Активный лай при раздражении — вероятно, еще одно следствие отбора, направленного против агрессивности.

Однако последние исследования показывают, что лай, возможно, — более сложное явление, чем нам до сих пор казалось. Собаки имеют очень пластичные голосовые связки, или «модифицируемый голосовой канал». Собаки способны тонко изменять голос и издавать довольно разнообразные звуки с разными значениями. Возможно, собаки умеют изменять голоса так, что эти вариации будут различимы для других псов, но не для человека. Когда ученые снимали спектрограммы собачьего лая, то есть пробовали визуально его представить, оказалось, что лай бывает разным даже у одной и той же особи. В зависимости от контекста лай отличается по длительности, высоте и амплитуде. Вероятно, лай может иметь различное значение.

Я знал двух австралийских собак — Шоколадку и Сину, — которые любили играть на пляже в «брось-принеси». После каждого броска мяча они устремлялись по волнам прибоя, преследуя волшебную резиновую сферу. Если Шоколадка поймает мячик, то Сина пытается вырвать игрушку у нее из пасти, даже когда Шоколадка громко ворчит. Эти подруги любят есть вместе, но когда Сина пытается вытворить такой трюк с лакомством Шоколадки, результат получается совсем другим. Шоколадка отгоняет нахлебницу тихим, но грозным ворчанием.

Сложно понять, как Сина угадывает, в каких случаях можно вырвать что-либо из пасти Шоколадки, — ведь и в первой, и во второй ситуации Шоколадка ворчит, когда раздражена и не желает делиться. В любом случае Шоколадка рычит громче и, казалось бы, страшнее именно при игре, а не во время трапезы.

Эксперименты показывают, что собаки используют различные варианты лая и рычания, чтобы сообщать разную информацию. В одном из опытов исследователи записали «обеденное рычание», которое собака издает над пищей, и «рычание на чужого», которое означает приближение незнакомца. После этого ученые проигрывали эти варианты рычания собаке, которая приближалась к сочной косточке. Собаки заметно больше нервничали, если слышали «обеденное рычание», а не «рычание на чужого».

В другом опыте были записаны «лай в одиночестве» и такой лай, которым собака пытается отпугнуть приближающегося чужака. После того как исследователи проигрывали три «лая в одиночестве» разным собакам, животные обращали на звуки сравнительно мало внимания. Но когда вслед за этим воспроизводился четвертый фрагмент, «лай на незнакомца», собаки быстро настораживались. Аналогичная ситуация наблюдалась и при проигрывании записей в обратном порядке. Таким образом, собаки четко различают два типа лая. Подобный тест также позволил убедиться, что собака хорошо различает лай разных собак.

Насколько хорошо мы понимаем то, что пытаются нам сообщить собаки? Ученые предлагали группе людей послушать несколько записей собачьего лая. Большинство испытуемых, независимо от того, была ли у них собака, могли правильно определить по лаю, одна ли собака, приближается ли к ней чужак, играет она или проявляет агрессию. В отличие от псов, люди не слишком хорошо отличали лай разных собак. Единственный вариант, при котором человек вполне справлялся с этой задачей, имел место в случае с «лаем на незнакомца». Именно в такой ситуации хозяину собаки наиболее важно понимать значение лая, так как незнакомец может быть опасен.

Эти первичные исследования демонстрируют, что варианты лая и рычания могут иметь разные значения. Их хорошо различают собаки, а в некоторых случаях — и люди. Это оказывается довольно неожиданным, но только не для собак. Уверен, для Шоколадки и Сины все эти вещи очевидны. Но мы до сих пор достаточно плохо разбираемся в собачьих вокализациях.

Группа людей участвовала в эксперименте Центра изучения когнитивной деятельности собак при Университете Дюка. Аналогичное исследование проводилось в онлайн-режиме на сайте www.cultureofscience.com. По полученным данным, 86 % участников когда-либо ощущали, что лающая собака пытается им о чем-то сказать.

Дело не только в том, что мы понимаем некоторые коммуникативные сигналы собак. По-видимому, собаки способны определять, слышим мы их или нет. Так, наша австралийская четвероногая знакомая, Шоколадка, обожает мягкие игрушки. Когда кто-то из друзей подарил моей дочери Малу на Рождество плюшевого Санта-Клауса, эта игрушка никого так не обрадовала, как Шоколадку. Санта-Клаус скрипел, если его мяли, и собака приходила от этого звука в неописуемый восторг. Мы сразу поняли, какая опасность грозит Санте. После несколько строгих команд «Фу!» Шоколадка неохотно бросала игрушку.

За обедом мы услышали приглушенный скрип Санта-Клауса. Вообще, Шоколадка очень любила терзать и потрошить свои игрушки на виду у людей. Но на этот раз она утащила Санта-Клауса в укромную спальню, так далеко от нас, как смогла. К счастью, писка Санты хватило, чтобы спасти бедного дедушку. Когда мы прибежали на помощь, Шоколадка только-только успела отодрать от него помпон. Возможно, собака хотела просто уединиться с новой игрушкой, но не исключено также, что она просто пыталась спрятаться от людей и сделать свое черное дело там, где мы ее, скорее всего, не услышим.

В одном эксперименте исследователи положили набок две открытые коробки и укрепили в отверстиях шнурки с нанизанными на них колокольчиками. В коробку поместили лакомство, и, чтобы заполучить его, испытуемым собакам требовалось как-то пробраться через колокольчики. Весь фокус заключался в том, что в одном из наборов колокольчиков ученые удалили язычки.

После того как собаки осваивались с «бренчащей» коробкой и «тихой» коробкой, экспериментатор клал еду в оба ящика и запрещал животным в них залезать. Затем человек становился между двумя контейнерами. В случае, когда человек смотрел и на собак и на коробки, животные таскали лакомство из обеих емкостей, но когда он поворачивался к собакам спиной, они не лезли в коробку со звенящими колокольчиками. Еще интереснее то, что они поступали таким образом с первой же попытки.

Итак, даже если нам кажется, что собаки лают независимо от того, кто находится вокруг, опыты говорят об обратном. Собаки хорошо понимают, кто есть поблизости и что могут услышать присутствующие.

Как известно, мы общаемся не только голосом, но и визуальными сигналами. Существуют целые жестовые языки, например амслен. Дети учатся указывать на предметы пальчиком примерно тогда, когда начинают понимать жесты окружающих. Собаки, разумеется, не пользуются такими сложными жестами, из которых состоят языки глухонемых. Тем не менее ведутся исследования, призванные прояснить, могут ли собаки общаться с помощью визуальных сигналов, подобно маленьким детям.

В ходе естественных взаимодействий с сородичами собаки часто пользуются визуальными сигналами и таким образом общаются. Внимательно наблюдая за собачьими играми и за сопутствующей им жестикуляцией, например за припаданием на передние лапы (собака ложится грудью на землю и готовится отпрыгнуть, если только за ней погонятся), можно сделать вывод, что собака сигнализирует о своем желании позабавиться. Быстрое приближение и силовой контакт обычно означают агрессию, но если перед этим собака продемонстрирует игривое припадание, то «атакует» она также понарошку. Если собака видит игривое припадание, она может согласиться на игру ответным жестом. Обычно такое согласие выражается притворным «подставлением живота» — собака катается на спине, открывая свои уязвимые места. Соответственно, собаки способны на гибкую жестовую коммуникацию, которая у них отличается даже большим разнообразием, чем голосовое общение.

Эксперименты показывают, что собаки намеренно пользуются визуальными жестами, чтобы сообщать о своих желаниях в новых контекстах. Когда мы осознали, насколько хорошо Орео понимает, что мы пытаемся ему сказать, то стали удивляться тому, как много он способен сообщить нам. Так, я натянул веревку между двумя деревьями на заднем дворе у моих родителей и повесил на нее три плетеные корзины. Потом попросил Кевина, моего младшего брата, спрятать еду в одну из них, пока я сам был в доме. Корзины висели высоко, и Орео не мог достать из них лакомство.

Выйдя из дома, я не знал, в какой из корзин находится еда. Чтобы угадать, мне оставалось только наблюдать за поведением Орео. Пес не мог мне ничего сказать, не мог показать пальцем, но при этом выразился предельно ясно. Он покружил под той корзинкой, в которой было спрятано съестное, посмотрел то на меня, то на корзину и полаял. Пока я не вышел из дома, Орео ничего этого не делал. Поскольку собака проявляла коммуникативное поведение только в моем присутствии, это означало, что Орео специально подсказывает мне, где лежит еда.

Впоследствии были проведены подобные исследования с большими выборками собак, показавшие, что Орео в этом отношении не исключителен. Большинство собак демонстрируют такое «указывающее» поведение и могут очень настойчиво требовать у человека помощи. Однако собаки не будут так себя вести, если рядом появится человек, а ничего поблизости не спрятано. Данные эксперименты показывают, что собаки не только понимают наши сообщения, но и сами способны нам кое-что рассказать.

Голосовые связки собак не подходят для того, чтобы имитировать человеческую речь, как это делают попугаи, но не исключено, что рано или поздно собаки смогут освоить довольно нетривиальный язык.

Александр Понграз-Росси из Университета Сан-Паулу в Бразилии уже работает в этом направлении. Он поставил совершенно новый опыт, обучив свою собаку Софию работать с клавиатурой, на которой имеются символы «прогулка», «еда», «вода», «игрушка», «игра», а также «плетеная корзинка» — в такой корзинке собака спит.

Когда София нажимает одну из клавиш на клавиатуре, устройство произносит слово. София научилась нажимать нужные клавиши в подходящем контексте. Например, если Росси покупает ей новую игрушку, она бежит к клавиатуре и нажимает символ «игрушка». Кроме того, нажимая на эту клавишу, София переводит взгляд с Росси на игрушку и обратно. Очевидно, это попытка общаться. Если София облизывается, а потом бежит к клавиатуре, то она всегда нажимает кнопку «вода» или «еда». Кроме того, собака никогда не трогала клавиатуру, будучи в одиночестве.

С учетом умения Софии общаться с помощью этих символов возникает вопрос: а способна ли она выучить еще больше символов? Сможет ли она когда-нибудь связать два символа — например, нажать «прогулка», «вода», если хочет сходить к озеру или «корзинка», «игрушка» — если хочет игрушку, спрятанную в ее корзинке. Конечно, собаки никогда не сравнятся в коммуникационных умениях с детьми, которые начинают одновременно говорить и жестикулировать, а также, вероятно, не смогут соперничать в этом отношении с человекообразными обезьянами. Так, бонобо Канзи умеет обращаться с клавиатурой с 348 символами. Но будущие исследования помогут нам лучше понять, когда и чего хотят собаки. Возможно, нам удастся точнее узнать, как они видят мир. Например, впервые увидев морскую свинку, София побежала к клавиатуре и нажала кнопку «еда» (а не «игрушка»!).

Собаки могут издавать и демонстрировать как минимум несколько голосовых и визуальных сигналов, понятных людям и другим собакам. Это означает, что они, возможно, сознательно пытаются общаться с нами. Если это так, то собачьи сигналы должны возникать не рефлекторно (под действием определенного набора естественных стимулов) — именно так принято интерпретировать облаивание незнакомца. Вероятно, собаки должны сообщать кому-либо о происходящем — например, подзывать лаем других, чтобы общими усилиями отпугнуть чужака. Один из способов определить, способны ли животные на целенаправленную коммуникацию, — проверить, могут ли они корректировать свои «сообщения» в зависимости от того, кто эти сигналы воспринимает.

Многие животные, в том числе насекомые, широко пользуются обонятельными сигналами (запахами). Скорее всего, обонятельные сигналы так распространены потому, что они не требуют целенаправленной коммуникации. От сильного запаха никуда не скрыться, он долго сохраняется, его легко оставить во многих местах. Это означает, что при общении «на языке запахов» животным можно и не учитывать вероятную аудиторию — так или иначе, сигнал будет воспринят.

Визуальные сигналы гораздо более детальны и персонализированы. Они доступны в течение сравнительно краткого времени и могут быть восприняты лишь в том случае, когда адресат наблюдает за сообщающим. Если визуальный сигнал будет подан в момент, когда адресат отсутствует или просто смотрит в сторону, его ничего не стоит упустить. Последние исследования показывают, что собаки способны учитывать, что видит и чего не видит их адресат. Эти данные подкрепляют гипотезу о том, что собаки целенаправленно общаются как с нами, так и с другими собаками.

Пока я был ребенком, Орео приносил мне теннисный мячик всякий раз, когда замечал меня на улице. Я мог болтать с другом или делать что-то другое, четко показывая, что занят, но Орео все равно клал мячик мне под ноги. Иногда я пытался игнорировать пса, повернувшись к нему спиной или уставившись куда-то вдаль. Однако Орео подбрасывал мне мяч именно в такие моменты, когда был уверен, что я это замечу. Орео действительно учитывал, что оказывается у меня в поле зрения, в этом можно было не сомневаться.

Вдохновившись этими примерами, мы решили провести еще один простой эксперимент. Я бросал Орео мячик, а когда пес возвращался с игрушкой в зубах, либо смотрел прямо на него, либо поворачивался к нему спиной. Орео почти всегда оставлял мячик передо мной — там, где я его замечу. Было и несколько исключений, когда Орео так не делал, а легонько кидал мячом мне в спину и гавкал.

Александра Горовиц из Барнард-колледжа провела специальное исследование, чтобы проверить, как собаки общаются друг с другом в естественных условиях. Горовиц записала на видео сотни часов, снятых в собачьем парке Сан-Франциско, обращая особое внимание на моменты, в которые одна собака пыталась завязать социальную коммуникацию с другой — например, игриво припадала на грудь. Основываясь на этих наблюдениях, Горовиц хотела выяснить, пользуются ли собаки визуальными сигналами при завязывании отношений, при условии, что адресат их видит.

Горовиц замедлила пленку и обнаружила, что в большинстве случаев собака дает такие визуальные сигналы (например, припадание) только тогда, когда адресат видит ее и может заметить этот жест. В тех случаях, когда адресат не видел собаку, она использовала не визуальные, а тактильные сигналы — например, прикосновение лапой.

Еще один эксперимент показал, что собаки-поводыри, живущие со слепыми, с большей вероятностью используют звуковые сигналы, указывая, где находится еда, — например, начинают громко лизать ее языком. У собак, не натренированных на работу со слепыми, такое поведение встречается реже. Никто специально не учит собак подобному «громкому лизанию», эта привычка вырабатывается именно в результате жизни рядом с человеком, не реагирующим на визуальные сигналы. Систематические наблюдения естественного поведения собак указывают, что они его корректируют в зависимости от того, что видят и чего не видят другие.

В следующем эксперименте собаку ставили перед выбором: она могла попросить еды у одного из двух людей. Суть опыта заключалась в том, что один человек ее не видел. Например, у него была темная повязка на глазах. У другого человека такая же повязка закрывала рот. В нескольких исследовательских группах собаки тестировались в подобной ситуации, и все опыты показали, что собаки предпочитают обращаться к тому человеку, который смотрит на них или, по крайней мере, сидит с открытыми глазами. Люди с завязанными глазами или в солнечных очках интересовали их гораздо меньше. Такие исследования свидетельствуют, что собаки могут учитывать очень тонкие нюансы того, насколько мы способны воспринимать информацию. Собака знает, что если она видит ваше лицо и глаза, то может о чем-то вам сообщить.

На основании этих результатов были поставлены другие эксперименты, призванные проверить, насколько собаки учитывают нашу область видимости. Мы, кстати, все время обращаем внимание на область видимости других людей. Если кто-то попросит у вас ручку, то вы сделаете логический вывод, что этот человек заметил ручку у вас в руке, хотя вы вполне можете видеть и другую ручку, которая лежит на полу за спиной у просящего. Учитывая область видимости другого, я могу догадаться об ответе, если сам пока не вижу, что у меня просят. Достаточно обратить внимание, куда сейчас смотрит сам просящий. Для таких суждений с учетом области видимости я вынужден отказаться от эгоцентрического взгляда на мир и подумать о том, что видят и чего не могут видеть мои собеседники.

Юлиана Камински с коллегами поставила следующий эксперимент. Исследователь клал по одному идентичному мячику рядом с каждым из двух барьеров. Один барьер был прозрачным, а другой — матовым. Собаку сажали сбоку от барьеров, так что она могла видеть оба мяча. За барьерами стоял человек, и он мог наблюдать только тот мячик, который лежал за прозрачной стенкой. После этого экспериментатор просил собаку принести мяч и в награду играл с ней, независимо от того, какой из мячиков она принесет.

Собаки с большей вероятностью приносили тот мяч, который был виден человеку, хотя никакой специальной награды за это не получали. В контрольном опыте экспериментатор стоял по ту же сторону от барьеров, что и собака. В таком случае собака приносила мячики со случайной вероятностью.

Как минимум, в этой ситуации собаки реагировали на коммуникативный запрос человека в зависимости от того, что мог и чего не мог видеть просящий. Собаки способны отслеживать, что мы видим, когда слушают нас или пытаются с нами общаться.

Вероятно, собаки не просто интерпретируют поведение «целевой аудитории», но и корректируют свои коммуникативные стратегии в зависимости от того, что известно и что неизвестно адресату. Один из самых ранних способов оценки чужих знаний, который развивается у маленьких детей, связан с оценкой того, что другой человек мог видеть в прошлом. Например, если ребенок наблюдает, как взрослый ищет какой-то предмет, то он поможет ему найти эту вещь. Если взрослый был вне комнаты и в это время в помещение вошел кто-то другой и спрятал предмет, ребенок покажет взрослому, где спрятана вещь. Но если взрослый был в комнате, когда другой прятал вещь, ребенок с гораздо меньшей вероятностью станет указывать, где она лежит. Уже в возрасте одного года дети информируют взрослых в зависимости от того, что взрослые могли видеть в прошлом.

Достаточно долго ученые полагали, что мы — единственный вид, способный распознавать осведомленность или неосведомленность другого о чем-либо, но не так давно этот общеизвестный факт стал вызывать сомнения. Например, известны опыты с Филиппом — кобелем бельгийской овчарки, натренированным в качестве собаки-поводыря. Йожеф Топал из венгерского Университета имени Лоранда Этвёша решил провести с Филиппом несколько первичных тестов, чтобы проверить, может ли собака отличать людей, осведомленных и неосведомленных о каком-либо факте. Филипп, являясь поводырем, был научен находить разные предметы и приносить их хозяину.

Топал подготовил несколько специальных коробок, в которые мог помещать разные предметы. Каждую коробку можно было запереть на ключ, а ключ — спрятать. Вопрос заключался в том, будет ли Филипп понимать: нужно ли сообщать человеку о местонахождении ключей и о спрятанном предмете, учитывая, что видел этот человек. Предполагалось, что Филипп либо станет помогать найти предмет всегда, независимо от ситуации, либо (как ребенок) будет корректировать свои действия, принимая во внимание то, что человек видел или чего не видел ранее.

Оказалось, что поведение Филиппа очень напоминает детское. Если ассистент не видел, как Топал прячет объект, то Топал приносил этому человеку ключи и указывал, где спрятана вещь. Но если ассистент присутствовал в комнате, когда Топал прятал игрушку, Филипп с гораздо меньшей вероятностью пытался подсказать, где спрятан ключ либо предмет.

Воодушевившись результатами, которые продемонстрировал Филипп, Топал провел более крупное исследование с группой собак, чтобы проверить, подтвердятся ли у них такие способности. Он обнаружил, что даже декоративные собаки часто помнят, что другие могли видеть в прошлом. Собаки с большей вероятностью будут указывать на спрятанную игрушку лаем и движениями головы, если человек не видел, как кто-то ее прятал. Исследователи даже предположили, что собаки могут дифференцировать людей по признаку осведомленности или неосведомленности.

Но в ходе не менее строгого исследования это гипотеза не подтвердилась. Родственное исследование показало, что, хотя собаки и могут просить о чем-то с помощью указательного поведения, они поступают так только при работе с интересующими их неодушевленными объектами. Собака не будет подсказывать человеку, где лежит спрятанный предмет, если человеку этот предмет интересен, а собаке — нет. Таким образом, собаки, вероятно, не различают осведомленности или неосведомленности. Кроме того, можно заключить, что собака готова нам помогать, если это выгодно для нее, и в меньшей степени мотивирована, если это полезно только для нас.

Учитывая успешные результаты Филиппа и других собак-поводырей, допустимо предположить, что результат в большей степени зависит от популяции тестируемых собак, чем от возможности собак нам помочь.

Беседа между человеком и собакой — далеко не односторонний процесс. Оказывается, она гораздо сложнее, чем предполагал я и некоторые другие ученые. Собаки подают разные голосовые сигналы с различными значениями. Другие собаки и люди способны различать контексты, в которых возможны те или иные собачьи вокализации. Собаки даже могут узнавать по таким звукам конкретного индивида. Коммуникативное поведение собак отнюдь не сводится к неконтролируемым шумам, обусловленным лишь эмоциями. Собаки корректируют свои визуальные и голосовые сигналы в зависимости от того, каким образом этот сигнал будет удобнее донести до слушателей.

Правда, как показывают последние исследования, подобные коммуникативные навыки присущи и некоторым другим животным. Собаки и близко не дотягивают до коммуникативной деятельности детей, которые начинают пользоваться жестами и словами на том этапе развития, когда усваивают грамматику. Кроме того, собаки, конечно, могут просить вещи с помощью визуальных сигналов, но никто из них (пожалуй, кроме Филиппа) не пользуется такими сигналами, чтобы информировать других.

Если сравнивать псов с остальными животными, то именно собачья способность понимать человеческую коммуникацию кажется по-настоящему выдающейся. Некоторые собаки могут выучивать сотни названий объектов. Они запоминают эти наименования очень быстро, логически пользуясь методом исключения. Кроме того, наши питомцы способны спонтанно объединять различные объекты в одну категорию. Некоторые собаки даже осознают символический смысл картинок, изображающих различные предметы. Собаки могут по-настоящему понимать слова.

До сих пор мы говорили о том, как собаки умеют решать проблемы с помощью коммуникации. Но собаки справляются со сложными задачами и в случаях, когда не могут положиться на других членов стаи, когда вокруг нет никого, с кем можно было бы пообщаться. Как наши четвероногие друзья поступают в таких ситуациях?

Глава 7. Потерявшиеся собаки

Конечно, человек — суперсоциальный вид, но некоторые проблемы каждому из нас приходится решать в одиночку. Так, мы вынуждены действовать самостоятельно, если нужно выехать задним ходом из гаража, решить, упадет коробка с полки или нет, поразмышлять о том, что нам известно или неизвестно. Успех нашего вида — это не только история о триумфальной социализации. Взрослея, мы все больше узнаем о силах, на которых зиждется окружающий мир, — например, о гравитации. Нам часто приходится двигаться из точки А в точку В так, чтобы не потеряться в пути.

Мир собак примерно такой же.

Все животные должны находить пищу, воду и укрытие, чтобы выжить. Кроме того, важно уметь ориентироваться в пространстве и запоминать, где находятся те или иные вещи. Но собаки (а также другие домашние животные) представляют собой особую категорию живых существ, так как об их выживании уже давно заботятся люди, удовлетворяющие все их жизненно важные нужды (иногда, конечно, мы даем нашим любимцам гораздо больше). Возвращаясь к мнению о том, что в результате одомашнивания животное глупеет, зададимся вопросом: ухудшаются ли у домашних животных способности к ориентированию? Ведь многим из них никогда не приходится путешествовать дальше входной двери.

Бывая в Австралии, я каждое утро отправляюсь на пляж и беру с собой собак Шоколадку и Сину. По пути домой нам приходится взбираться на довольно крутой холм. Шоколадка всегда усердно карабкается вместе со мной, а вот Сина пробегает только половину пути, а потом предпочитает срезать дорогу домой прямо по соседским дворам.

Недавно было исследовано умение собак срезать путь. В ходе эксперимента собака следила за тем, как кто-то прятал лакомство на большом поле. После этого исследователь отводил собаку на 30 м от этого места, поворачивал на 90° и отходил с ней еще на 10 м в другом направлении.

В таком случае кратчайший путь к лакомству уже не соответствовал тому пути, который проделали экспериментатор и собака. Пса отпускали, чтобы он нашел еду.

Этот тест может показаться очень простым, но необходимо оговориться, что после того, как лакомство было спрятано, собаке завязывали глаза, затыкали уши, а пищу маскировали. Животное не видело еду и, что еще важнее, не могло ее унюхать или отыскать по каким-то ориентирам. Собаке оставалось только вообразить себе кратчайший путь к лакомству, а не полагаться на органы чувств.

В большинстве опытов собаки находили еду в среднем через 20 секунд. Это означает, что они понимают элементарную тригонометрию — могут найти гипотенузу треугольника, то есть кратчайшее расстояние между точкой, в которой находятся, и местом, где спрятана награда.

Во время одной из наших утренних прогулок Шоколадка и Сина гоняли мячики по волнам. Шоколадка — городская собака, а вот Сина выросла поблизости от пляжа. Шоколадка сразу бросается в воду и спешит прямо к мячу, независимо от того, как я его бросил. Сина же учитывает направление броска и корректирует стратегию. Если я кину мяч прямо в воду, то Сина бежит наперегонки с Шоколадкой. А если я брошу его параллельно береговой линии, то Сина забирает в сторону. Она пробегает большую часть пути по песку, пока не сравняется с мячиком — тогда остается проплыть совсем немного, чтобы достать его. Иногда она даже вылезает из воды, пускается по пляжу во всю прыть и только на финише плюхается обратно в море. Возможно, это гибкий навык, основанный на понимании обходных путей, а может быть — и негибкая привычка, сформировавшаяся в ходе ловли мячиков на пляже.

Практика показывает, что собаки способны путаться в пространстве, если им приходится иметь дело с множеством обходных путей и барьеров. В одном эксперименте собаке требовалось обогнуть барьер, чтобы добраться до хозяина, который награждал ее едой и лаской. При первых четырех попытках собака могла проскочить через отверстие, оставленное в барьере.

Но потом отверстие перемещали на другой край барьера — и ни одна из собак не справилась с этой простой задачей с первой попытки.

Даже притом, что собаки видели новое отверстие и уже не было старого, они все равно пытались найти предыдущий лаз. Только после нескольких попыток собаки бежали прямо к новому отверстию, а некоторые испытуемые вообще не могли справиться с этой проблемой. Когда требуется найти путь, собакам порой бывает сложно осознать, что стратегия, которая еще недавно была верной, уже не годится. Именно этим можно объяснить проблемы, с которыми собаки сталкиваются при обучении маневрированию или профессии поводыря.

Поскольку собаки не способны решить простейшую проблему, требующую обходного маневра, они легко запутываются в лабиринте. В ходе исследования более 200 щенят пяти различных пород проверялись на умение выбираться из лабиринта. При этом им приходилось совершать различные повороты и не попадать в пять тупиков.

Лабиринт имел длину всего 5,5 м, но щенки проводили в нем от двух до семи минут при первой попытке. После того как они, наконец, выбирались, экспериментатор обнимал их и угощал рыбкой. Со временем щенки проходили лабиринт увереннее. С десятой попытки все находили выход менее чем за минуту. Интересно отметить, что представители разных пород используют различные стратегии. Ищейки (бигли) отвлекаются потому, что стремятся обнюхать каждый угол, фокстерьеры теряли время, так как на первом этапе всерьез пытались прокусить стены, а басенджи терпеливо, но сравнительно быстро находили выход из лабиринта. За первые несколько попыток большинство щенят совершали примерно по 20 ошибок, но некоторые особо смышленые находили выход почти без промахов. Они медленно пробирались через лабиринт, внимательно выбирая новое направление на каждом повороте. Это довольно примечательно, учитывая, что большинство щенят на протяжении нескольких первых попыток попадали в тупики примерно по 20 раз.

Однако даже самые успешные испытуемые по-настоящему не понимали, что они делают. Вскоре они вырабатывали стратегию «влево-вправо». В таком случае на каждом следующем повороте щенок идет то влево, то вправо, независимо от того, что видит перед собой. Чем больше раз талантливые щенки проходили лабиринт, тем хуже у них это получалось, пока их результаты не становились такими же, как у менее талантливых.

Ситуация оказывается еще печальнее, если сравнивать собак с представителями других видов. Гарри и Марта Франк из Мичиганского университета проверяли, как волки и собаки решают простые задачи, требующие обходного маневра. Лакомство размещали за сетчатой изгородью, которая могла быть короткой (около 1 м), длинной (примерно 7 м) или U-образной. Группу волков и собак тестировали на умение обходить преграду, чтобы добраться до пищи.

Волки быстро решали самые разные проблемы с огибанием преград, а собаки то и дело пытались дотянуться до еды из-под изгороди либо неоднократно бежали обратно, не достигнув конца ограды. В опыте с длинной изгородью собаки совершали вдвое больше ошибок, чем волки, а в случае с U-образной — почти в десять раз больше промахов. Как мы помним, один из критериев гениальности — значительное превосходство над близкими родичами. Создается впечатление, что волки — настоящие гении по огибанию преград.

Если говорить о памяти — то для собак еще не все потеряно. В ходе одного опыта экспериментатор прятал еду на виду у кошки и собаки в одну из четырех коробок. И собакам, и кошкам приходилось подождать, прежде чем им разрешалось искать лакомство. Кошки быстро забывали, где находится пища, уже через десять секунд, а собаки начинали забывать это постепенно, и только через 30 секунд. Через минуту у кошек практически полностью стиралось из памяти, где лежит еда, а собаки даже через четыре минуты кое-что помнили.

Итак, около трети участников опроса правильно угадали, что в некоторых отношениях кошки уступают собакам. Но еще больше процент тех, кто полагает, что шимпанзе не во всем умнее собак. На самом деле шимпанзе обходит собаку по большинству интеллектуальных навыков, но с одним важным исключением — собаки гораздо лучше умеют общаться с людьми.

Но если собаки и обладают лучшей памятью, чем кошки, это не так уж и важно. Был поставлен эксперимент, тестирующий накопление опыта и память. Собак и крыс сажали в лабиринт с восемью ответвлениями, отходящими от центрального круга, как солнечные лучи. Изначально в каждом из ответвлений была спрятана пища, и животным требовалось запоминать, в какие из «лучей» они уже сходили. Собаки действовали правильно в 83 % случаев, а крысы более чем в 90 % первых попыток. В немного усложненной версии игры крысы демонстрировали 95-процентную точность, а собаки — всего 55-процентную.

Учитывая, как активно сейчас обсуждаются в новостях «GPS-подобные» способности собак, многие удивятся, что собаки, в отличие от волка, с трудом огибают забор либо не могут вспомнить, где они были, — не то, что крысы. Тем не менее Принц, лохматая собачка породы ши-тцу, пришел к хозяевам через пять лет, даже несмотря на то что они четырежды переезжали. Терьера Мейсона унес торнадо, но пес вернулся домой, хотя сломал две лапы.

В 1991 году моя теща Джеки ехала в гости к подруге — та жила в 6,5 км. С Джеки отправилась ее собака, Снупер. Как только Джеки ненадолго отлучилась по делам, Снупер тоже вырвалась из дому и убежала. Дело было зимним вечером, на дворе уже стояла кромешная тьма. Собаку стали искать, но к полуночи все следопыты разошлись по домам, Джеки тоже поехала обратно к подруге. Когда она добралась туда, Снупер, как ни в чем не бывало, ждала ее прямо на подъездной дорожке, виляя хвостом. Как же ей удалось найти обратный путь?

В некоторых случаях собаки запоминают ориентиры на местности, которые помогают найти целевую точку из нескольких положений. В одном опыте собаки наблюдали, как экспериментатор прячет игрушку под равномерным слоем древесных стружек, покрывавших в комнате весь пол. Игрушка была спрятана настолько эффективно, что собаки не могли ни отыскать, ни унюхать ее. После этого экспериментатор ставил деревянную чурку в полуметре от того места, где была закопана игрушка. Собаки успешно ориентировались на эту чурку и находили игрушку довольно быстро.

Даже если исследователь незаметно для собак передвигал чурку, животные изменяли область поиска пропорционально новому положению ориентира. Такой сдвиг не наблюдался бы, если бы собаки не руководствовались при поиске расположением метки.

Однако хотя собаки и могут ориентироваться таким образом, обычно они этого не делают. Допустим, угощение спрятано слева от собаки. Повернем собаку так, чтобы она подходила к лакомству с противоположной стороны. В таком случае еда будет находиться уже справа. К сожалению, собаки все равно принимаются искать слева. Такой метод поиска называется эгоцентрическим.

Собака моей тещи и все остальные псы, которым удалось найти дорогу домой, — просто счастливчики. Адам Миклоши считает, что «большинство потерявшихся собак никогда не возвращаются домой». Ежегодно в приюты попадают от 6 до 8 млн кошек и собак, примерно 30 % из собак забирают хозяева. Многие из попавших в приюты бродячих псов просто потерялись. Поскольку способности собак в решении навигационных задач, связанных с обходными маневрами, ориентирами на местности или использованием кратковременной памяти, оставляют желать лучшего. Не надейтесь, что ваш песик найдет дорогу домой. Лучше снабдите его микрочипом.

Уже в раннем детстве человек быстро начинает осознавать простейшие физические законы. Совсем маленькие дети понимают, что если бросить игрушку, она упадет вниз, что мячик не может проскочить через твердое тело (например, через стену), что если две игрушки соединены, то, двигая одну, вы передвинете и вторую. Базовые физические знания помогают нам находить, доставать вещи, а также класть их туда, куда мы хотим.

Думая о том, способны ли собаки усваивать такие же принципы, я всегда вспоминаю, как мне доводилось холодными днями гулять с моей собакой Мило в Германии. Взяв себе Мило, я совершенно не представлял, что придется каждый день проходить с ней по 8 км. В Лейпциге большинство жителей ездят по городу на велосипедах. С Мило такой вариант просто не рассматривался, так как во время прогулок пес имел неприятную привычку обходить все фонарные столбы с противоположной от меня стороны. В таких случаях поводок запросто обматывался вокруг столба. Если бы это случилось, пока я еду на велосипеде со скоростью 30 км/ч, дело обернулось бы катастрофой. Итак, пока Мило не научился обходить столбы по ту же сторону, что и я, было решено ходить пешком. Так и повелось. Подозреваю, что Мило — не единственный пес, сталкивавшийся с такой проблемой. Даже Орео довольно скоро намертво обматывал поводок вокруг дерева, если его привязывали к стволу.

Эксперименты показывают, что собаки не понимают принципов связываемости. Гарри и Марта Франк ставили перед маламутами и волками ряд задач, сводившихся к тому, что животное должно дергать за веревку, чтобы подтянуть к себе еду. Только волки сразу решали различные проблемы такого рода; собакам же никогда не удавалось справиться со сравнительно сложными версиями испытания.

Еще один опыт показал, что собакам сложно научиться пользоваться шнуром, чтобы вытягивать еду из прозрачной коробки.

Поначалу собаки вообще игнорировали шнур. Они просто царапали прозрачный верх ящика, пытаясь добраться до лакомства. Только после десятков попыток собака могла случайно обнаружить решение этой проблемы.

После того как собаки научались дергать шнур, чтобы вытягивать пищу, достаточно было лишь немного изменить положение веревки — и проблема вновь оказывалась неразрешимой.

А если лакомство клали рядом с отверстием у края коробки, собаки вообще забывали о шнуре и прибегали к хитроумному, но совершенно неэффективному методу — пытались дотянуться до еды кончиком языка.

Постепенно собаки достигали некоторых успехов в прохождении этого теста, но другой опыт показал, что они совершенно не понимают, почему со временем задача решается легче. Так, в другом эксперименте применялся не один шнур, а два, натянутые крест-накрест. Еда была прикреплена только к одному из них. Собаки пытались тянуть за тот конец шнура, который располагался ближе к лакомству, — то есть не понимали, что им нужен именно тот шнур, который привязан к съестному.

Напротив, и приматы, и вороны (самые умные птицы) гораздо увереннее справляются с набором схожих проблем (хотя некоторые такие задачи вполне под силу и собакам).

Когда для решения задачи требуется разбираться в соединении предметов, собаки показывают такие же слабые результаты, как и кошки. Для кошек подобные опыты очень сложны. Вот почему мне не довелось поездить по Лейпцигу на велосипеде и почему не следует оставлять собак без присмотра, когда привязываешь их к дереву.

Собаки известны отличным слухом. Они слышат многие звуки, которые наше ухо просто не воспринимает. Разумеется, собаки понимают голосовые сигналы других, но ведь есть и обычные шумы, не имеющие никакого социального смысла. Если собака стоит у края водопада, поймет ли она, что плеск — это признак мощного потока воды, которого следует беречься?

Простой опыт подсказывает, что не всегда. Группе собак предлагалось искать пищу в одном из двух контейнеров, после того как экспериментатор встряхивал их. Если собаки понимают, что при столкновении предметов возникают звуки, то они будут искать в коробке, из которой при встряхивании доносится шум. Тем не менее собаки, в отличие от шимпанзе, всегда выбирают ту чашку, до которой дотронулся человек, — независимо от того, шумит ли она при встряхивании.

Правда, собаки вполне понимают, что такое твердое тело. В частности, они догадываются, что один твердый объект не может свободно пройти через другой. Например, собака осознает, что вы не можете бросить мячик сквозь диван или стену дома. Для проверки этого свойства собакам показывали две деревянные доски. Экспериментатор поднимал одну из них и прятал под ней пищу, из-за чего доска оставалась лежать под наклоном. Другую доску он просто приподнимал, но ничего под нее не клал, так что она лежала ровно. Поскольку еда не может просочиться через доску, она должна приподнимать деревяшку. Вероятно, собаки делали именно такой вывод, так как в подавляющем большинстве случаев искали лакомство под той доской, которая наклонена.

В схожем эксперименте собакам показывали кусочек еды, соскальзывающий по трубке в коробку. Кусочек скатывался в дальний угол ящика, достать пищу можно было только через дверцу в стенке, дальней от трубки. Затем в ящик вставлялась перегородка, делившая его на две части. Теперь еду можно было достать только через другую дверцу, расположенную ближе к месту скатывания.

Все собаки учитывали при поиске пищи появление барьера. Вероятно, они делали логический вывод, что если в коробке присутствует перегородка, то лакомство не может проскочить через нее в отдаленный угол.

Тем не менее, хотя собаки и понимают принцип твердости, они немного путаются, когда приходится учитывать связь твердости с силой тяжести. В одном из опытов собаки наблюдали, как экспериментатор бросает пищу через трубку в одну из трех коробок. Иногда трубка спускалась прямо в коробку. В других случаях трубка искривлялась, и еда попадала из нее не в ту коробку, которая находилась прямо под отверстием трубки.

Если трубка шла прямо вниз, собаки догадывались, что под действием силы тяжести пища попадет в ту коробку, которая находится прямо под трубкой. Но если трубка искривлялась и уходила в другой ящик, то собаки не понимали, что еда не будет падать прямо вниз, как в первом случае. В отличие от маленьких детей и некоторых приматов, после определенного количества тренировок собаки частично избавлялись от подобных ошибок. Скорее всего, собаки могут преодолевать неверное представление о гравитации. Но поскольку спонтанно проходить такие тесты собакам не удается, они, вероятно, не понимают, почему пища может падать, отклоняясь от прямого направления силы тяжести.

Учитывая факты, известные в настоящее время, вряд ли в обозримом будущем собака получит Нобелевскую премию по физике. Собака совершенно не представляет, каким законам подчиняются соединенные предметы. Наши псы обладают базовым пониманием того, что такое твердость, но путаются, если приходится соотнести твердость тела с действием силы тяжести.

В самом первом из моих экспериментов с Орео я проверял, может ли он следовать моему указательному жесту, когда плывет за теннисным мячиком. Я замечал, что если он теряет мяч в озере, то плывет ко мне, пока я не покажу ему, где игрушка. Это означает, что собаки обладают определенным самосознанием. Орео понимал, что раз уж он не знает, где мячик, то нужно «спросить» меня, куда следует посмотреть.

Есть еще один эксперимент, подтверждающий такую версию. Он показывает, что собаки умеют вспоминать, какой вид печенья спрятан в банке, не хуже человекообразных обезьян. Если собаки наблюдают, как вы прячете в банку определенную еду, они, подобно высшим обезьянам, очень удивляются, если вы вынимаете из емкости какую-то другую пищу. Например, собака видела, как вы положили в банку печенье. Она ожидает, что после этого вы достанете оттуда точно такое же печенье. Видя на выходе что-то другое, они озадачиваются именно потому, что, казалось бы, точно знают, что там внутри.

Вероятно, собаки быстро осознают свою неосведомленность о чем-либо, так как сразу обращаются к человеку за помощью, если сталкиваются с неразрешимой проблемой. Если пища заключена в контейнере, то собака посмотрит на человека и бросит пытаться открыть емкость самостоятельно. Возможно, дело не в том, что собака расстраивается и обращается к старшим за помощью, как только встречается со сложностями. По-видимому, собака просто понимает, что не знает решения и ей нужна помощь.

Правда, при постановке опытов, призванных непосредственно проверить, понимает ли собака свою осведомленность или неосведомленность о чем-либо, почти не удалось получить доказательств того, что собака может осознавать собственную неосведомленность. Если шимпанзе не знает, где спрятана еда, он проверит разные укромные места, пока не найдет нужное. Например, если еда лежит в одной из двух трубок, шимпанзе нагнется над каждой из них и посмотрит, что в них есть. А вот собаки в двух подобных экспериментах не продемонстрировали такого саморефлексивного поведения. В обоих исследованиях собаки сразу же делали выбор, даже когда не знали, где находится пища. То есть они просто действовали наугад, хотя у них была возможность осмотреть перед выбором оба укромных места.

Понимание того, видели вы что-нибудь или нет, — это только один из типов самосознания. Другой тип — умение отличать себя от других. В 1970-е годы Гордон Гэллап разработал зеркальный тест, в ходе которого животное на несколько часов оставляли рядом с зеркалом. Большинство животных вели себя так, как будто из зеркала на них смотрит другое животное (например, они подолгу угрожали зеркалу или заглядывали за него, чтобы найти этого зверя). По некоторые виды, в том числе человекообразные обезьяны, быстро начинали вести себя иначе. Они прекращали воспринимать отражение как другую особь и начинали пользоваться зеркалом как инструментом, помогающим рассмотреть некоторые части тела — те, которые животное, как правило, не видит. Бонобо считали себе зубы, шимпанзе — двигали бровями, гориллы — осматривали серебристую шерсть у себя на спине, а орангутаны совали пальцы за щеки.

Собаки относятся к тем видам, которые не понимают природу зеркального отражения. Полаяв на зеркало и поискав за ним другую собаку, они быстро утрачивают к нему всякий интерес.

Однако Марк Бекофф, известный специалист по собакам, работающий в Университете Колорадо, скептически относится к опыту с зеркалом. Он стал наблюдать за тем, как его пес Джетро обнюхивает мочу других собак в свежем снегу. Джетро очень разборчиво подходил к тому, где понюхать, а где пометить место своей мочой. Бекофф заметил, что Джетро почти не тратит времени на обновление ранее поставленных им меток. Вместо этого он гораздо внимательнее осматривал и перемечал те места, где успели помочиться за последнее время другие собаки. Джетро совершенно четко отличал свои автографы от меток других собак.

Большинство собак также могут оценивать собственный размер по сравнению с размерами других собак (хотя не исключено, что эта способность отсутствует у некоторых отчаянных джек-рассел-терьеров). Итак, несмотря на то что собаки могут довольно многое понимать о других, их возможности саморефлексии довольно ограничены. Собаки способны перцептивно отличать себя от других собак (например, по запаху), но у нас почти нет экспериментальных доказательств в пользу присутствия у собак самосознания. По-видимому, собаки также не могут судить о том, что они знают и чего не знают.

Один из самых впечатляющих номеров, который мне доводилось видеть, — отплясывание чихуахуа серии сложных балетных па под хит Джастина Бибера «Бэйби». Этот спорт называется музыкальный собачий фристайл. Оказывается, чихуахуа способны выучить довольно виртуозные комбинации танцевальных движений и даже потягаться в этом с самим Бибером.

Поскольку собаку можно научить множеству экстравагантных трюков, логично предположить, что наши четвероногие друзья обладают отличными способностями к ассоциативному обучению. Тем не менее даже в этой области собаки показывают довольно посредственные результаты. Гарри Франк полагал, что собаки быстрее волков смогут научиться ассоциировать раскрашенный кубик с местом, где спрятана пища. В поставленном им опыте белый кубик означал место, где спрятана еда, а два черных кубика — пустые емкости.

Франк самостоятельно вырастил для этого опыта группу волчат и сравнил их с группой маламутов. Примерно через 50 попыток волки уже уверенно выбирали емкость с белым кубиком, а не с двумя черными, собакам же для этого понадобилось более сотни тренировок. Когда Франк поменял ассоциативные связи — так, что черный кубик означал лакомство, а белый — пустоту, собакам, чтобы перестроиться, понадобилось на 30 % больше времени, чем волкам. Итак, без посторонней помощи собаке лучше не тягаться с одиноким волком.

Мы с Викторией Уоббер ставили подобный эксперимент, но, помимо произвольной ассоциации (цвет означает место, где спрятана награда), выполнили и социальную версию этого теста. Мы предположили, что собаки уступают волкам из-за того, что им приходится обучаться довольно отвлеченной ассоциации. Если бы собакам пришлось иметь дело с более привычной задачей — например, с идентификацией индивида, — то они могли бы справиться лучше.

В нашем опыте один экспериментатор всегда потчевал собаку чем-то вкусным, а второй ничего не давал. Мы записали, как долго собаке требуется тренироваться, чтобы безошибочно обращаться к «щедрому» человеку. Потом мы внезапно менялись ролями, так что «щедрый» человек вдруг становился «жадиной» и наоборот. Опять же мы записывали, сколько времени требуется собаке, чтобы усвоить эту новую ассоциацию.

Сравнив успехи собак с результатами шимпанзе, мы пришли к выводу, что когда один человек все время вел себя «щедро», результаты у двух видов были практически одинаковыми. Но когда один из экспериментаторов начинал «жадничать», шимпанзе схватывали это изменение почти сразу, а у собак на перестройку уходило значительно больше времени. По-видимому, шимпанзе и волки гораздо способнее к ассоциативному обучению, чем собаки.

В этой главе мы убедились, что животное, превосходно умеющее общаться, оказывается довольно беспомощным, если речь заходит об ориентировании в пространстве или понимании физических законов мира. Разумеется, собаки могут постепенно натренироваться решению подобных проблем путем ассоциативного обучения. Но по сравнению с волками, шимпанзе и крысами, собаки демонстрируют совершенно непримечательные результаты, если оказываются один на один с проблемой. Собаки вновь начинают казаться гениальными, если возвращаются в свою стихию — то есть в бегущую стаю.

Глава 8. Стайные животные

Собаки и одинокие волки — это совершенно несхожие животные. Собака с трудом решает ряд когнитивных проблем и, по-видимому, не понимает простейших законов природы, очевидных даже для маленьких детей. Но именно благодаря коммуникативным способностям собаки отлично приспособлены к жизни в социуме.

Один из основных плюсов такого образа жизни — потенциал к обучению новым вещам у собратьев, таким, которые особь может и не открыть самостоятельно. Еще одна выгода — возможность сотрудничать и побеждать «числом, а не умением». Многие животные способны учиться друг у друга и взаимодействовать, а необходимая при этом когнитивная деятельность может быть несложной или требовать значительного понимания со стороны сородичей. Возможно, многие грани собачьего гения еще предстоит открыть, изучив, как собаки ведут себя в стае.

Летом мой брат приходит к нам в гости вместе со своим псом Кузеном Картером. Я беру с собой нашего Тэсси, и мы вчетвером идем гулять на озеро. Картер и Тэсси примерно одного возраста, но Картер лабрадор, поэтому он обожает плавать с тех самых пор, как научился ходить. Любимая игра Картера гоняться по озеру за теннисным мячом. Тэсси в щенячьем возрасте более сдержанно относился к воде. Он едва заходил в воду, а если я бросал ему мячик, то Тэсси плыл за ним, пока мог не окунать голову.

Но у Тэсси есть сильная соревновательная жилка. Когда мы впервые пришли на озеро с Тэсси и Картером, мой пес не стал терпеть триумфа собрата, плюхавшегося животом в воду и гордо возвращавшегося с мячиком в зубах. Вскоре Тэсси стал прыгать в озеро еще до того, как я кидал мяч, чтобы оторваться от Картера уже на старте.

С тех пор Тэсси плавал без проблем. Разумеется, он научился бы плавать и без посторонних стимулов, но я считаю, что само поведение Тэсси изменилось именно под влиянием Картера.

Собаки, несомненно, могут поддаваться влиянию окружающих. Один из основных навыков, которыми требуется овладеть животному, это умение отличать хорошую пищу от плохой. Например, если крыса учует новый запах на морде недавно погибшей крысы, то она будет избегать любой еды с таким запахом (из-за этого большинство крысиных ядов практически бесполезны).

Напротив, крыс привлекают новые запахи, исходящие из пасти здоровых собратьев.

Чтобы проверить, учатся ли собаки различать качество пищи подобным образом, экспериментатор предлагал животному выбрать один из двух кусков незнакомой еды. Один образец был обработан базиликом, другой — чабрецом. Изначально собаки не отдавали предпочтения тому или иному угощению. Но если они сталкивались с другой собакой, которая выбрала один из двух ароматов, то также начинали предпочитать именно этот вкус. Если вашей собаке сложно перейти на новое питание, то переход на незнакомую диету пройдет легче в таких подражательных социальных условиях.

Общаясь с сородичами, собаки решают не только, чем стоит питаться, но и сколько нужно есть. В другом эксперименте собаку кормили либо в одиночестве, либо в компании других едящих собак. Животное съедало гораздо больше пищи при виде насыщающихся собратьев (увеличение вплоть до 86 %), чем в одиночестве. Таким образом, если вашей собаке требуется похудеть, можете просто устроить ей персональный стол.

Наблюдая за другими, собаки способны спонтанно решать проблемы, с которыми с трудом справляются в одиночестве. Выше мы говорили о том, что волк в одиночку находит путь к пище быстрее и с меньшим количеством ошибок, чем собака, особенно если приходится обходить сложные барьеры. Но Питер Понграз из венгерского университета имени Лоранда Этвёша предположил, что, поскольку собаки — стайные животные, они могут учиться избегать опасностей и преград на примере сородичей, если не способны решать такие проблемы самостоятельно. Ученый подумал, что собаке удастся гораздо быстрее обойти барьер, если сначала она посмотрит, как эту задачу решает кто-то другой.

Перед собаками ставили несколько проблем. Чтобы справиться с ними, требовалось обогнуть V-образную преграду. Эта изгородь состояла из двух пролетов длиной по 3 м каждый, а пища была спрятана в «острие» V.

В одиночестве собакам с трудом удавалось зайти за край изгороди. Животное бегало взад-вперед не менее 30 секунд, прежде чем догадывалось, как добраться до лакомства. Даже после многократного преодоления барьера собака справлялась с этой задачей так же медленно.

Все изменилось в социальном варианте данного теста. Если собака видела, как эту проблему до нее решает человек или другая собака, то она обходила преграду с первой попытки, тратя на это менее 10 секунд.

Таким образом, собакам иногда удается решать проблемы, если они видят, как с ними успешно справляется другой. Собственные успехи такого рода они усваивают медленнее.

Терьер Тони, пес Ллойда Моргана, научился открывать ворота методом проб и ошибок. Тони — классический представитель собак, овладевших сложным поведением, опираясь на самые простые познавательные процессы. Терьеру пришлось действовать методом проб и ошибок, так как он не понимал, что достаточно отодвинуть щеколду, чтобы разорвать прочное сцепление между воротами и остальным забором. Но, возможно, все было иначе, и Тони научился открывать ворота практически мгновенно — после того, как у него на виду это сделал кто-то другой.

Пусть собаки и неважно понимают принципы соединения предметов (вспомним, как они обматывают поводок вокруг древесного ствола), они очень хорошо обучаются решению проблем на чужом примере. Собаки могут не понимать сути того или иного действия, но быстро усваивают, как это действие совершаете вы. В одном из недавних исследований экспериментатор прятал еду в коробке, стоящей за дверью. Дверь можно было открывать влево или вправо. Собакам давали возможность открыть дверь и съесть лакомство. Даже притом, что награда ожидала испытуемых независимо от того, куда они толкнут дверь — налево или направо, — собака с первой же попытки открывала дверь в ту же сторону, что и другая собака.

Тем не менее подобный тест показал, что собаки не копируют действия человека так же спонтанно. В данном исследовании собаки наблюдали, как человек двигает ручку в определенном направлении, чтобы достать игрушку. Животные начинали значительно сильнее интересоваться ручкой, после того как ее трогал человек, но они не двигали ручку в ту же сторону, что и экспериментатор.

Хотя собаки и не подражают нам спонтанно, их можно понемногу к этому приучить. Так, экспериментаторы тренировали группу собак открывать дверь толчком. Половина животных получала вознаграждение, если пользовалась тем же методом, что и люди, а половина — за применение иного способа.

Собаки, вознаграждавшиеся за подражание человеку, учились гораздо быстрее, чем те, которым требовалось действовать иначе. По-видимому, собаки имеют естественную предрасположенность к копированию чужих действий. Поэтому им бывает сложно освоить тот или иной процесс, если вы учите животное действовать одним способом, а сами поступаете иначе.

Судя по результатам исследований, собаки способны спонтанно копировать одиночное действие другой собаки, а в некоторых случаях имеют склонность подражать человеку. Но многие проблемы требуют более сложных решений, чем огибание изгороди или открывание двери вправо или влево.

Уже в раннем детском возрасте люди умеют копировать серию действий, если это нужно для решения задачи. Чтобы проверить, обладают ли собаки такими же способностями, Йожеф Топал из венгерского университета имени Лоранда Этвёша ставил опыты с овчаркой Филиппом, о которой мы уже говорили ранее.

Филиппа натренировали совершать три различных действия в ответ на три разных вербальных команды. Затем Топал не произносил эти команды, а говорил Филиппу: «Делай как я!» — и совершал одно из известных собаке трех действий. Таким образом, Филиппу приходилось выбирать без опоры на выученную команду, а ориентироваться лишь на пример, подаваемый человеком. Но Филипп очень быстро научился копировать действия Топала.

Чтобы проверить, сможет ли Филипп обобщить свои подражательные навыки, Топал решил испытать собаку комбинацией новых действий. Филиппу зачастую удавалось спонтанно копировать новые движения, даже притом, что псу приходилось учитывать физические различия между собой и человеком. Например, если Топал крутился вокруг себя на двух ногах, то Филипп — на четырех.

В последнем удивительном опыте Филипп наблюдал, как Топал передвигает с места на место различные предметы. Хотя Филиппу никогда ранее не приходилось сталкиваться с подобными проблемами, Топалу достаточно было скомандовать «Делай как я!» — и Филипп не сомневался. Он уверенно передвигал объекты на другие позиции, точно так же, как и экспериментатор.

Итак, собаки могут спонтанно копировать решение проблемы — по меньшей мере в тех случаях, когда для этого требуется одиночное действие. И как минимум одну собаку удалось натренировать на воспроизведение более сложных последовательностей. Возникает вопрос: совершают ли собаки логические выводы при таком подражании? Допустим, вы наблюдаете, как кто-то собирает предмет мебели IKEA, и прямо за работой этот мастер вдруг почесывает себе нос. Когда вам придется собирать такую же мебель по его примеру, вы не будете чесать нос. Вы делаете логический вывод, что такое действие никак не относится к процессу сборки.

В ходе одного из экспериментов исследователь на виду у детей зажигал свет, нажимая на выключатель головой. Дети логически приходили к выводу, что существует какая-то причина, по которой взрослый не включает лампу рукой. Поэтому они также пытались нажимать на выключатель головой. Но если взрослый вновь включал лампу головой, предварительно обернув руки одеялом, дети больше не пытались нажимать выключатель головой, а действовали руками. Во втором случае ребенок заключал, что взрослый не пользуется руками потому, что они связаны. Таким образом, дети просто игнорировали странный метод взрослого и включали лампу руками.

Во время другого исследования наблюдались неоднозначные факты, позволяющие предположить, что собаки способны совершать логические выводы, точно так же как дети. Одну собаку учили демонстрировать другим собакам довольно неудобный прием — вытягивать лапой шнур для того, чтобы выпало лакомство.

Когда собаки наблюдали, как такую операцию проделывает демонстратор, они исправно его копировали, даже притом, что им было удобнее сделать это пастью. Но если исследователь засовывал в рот собаке-демонстратору мячик, так, что ей приходилось пользоваться лапой, собаки-наблюдатели чаще тянули шнур пастью.

Этот результат довольно примечателен, так как он позволяет провести аналогию с тем опытом, в котором участвовали дети. Но он также противоречив, поскольку до сих пор его не удалось воспроизвести.

Несомненно, собаки зависят от влияния стаи. Хотя им бывает очень сложно решать некоторые проблемы в одиночку, при жизни в группе повышается вероятность того, что кто-то из ее членов обнаружит ответ — пусть даже случайно. Как только кто-то натыкается на правильное решение, остальная стая быстро его перенимает.

Это еще не означает, что собаки обучаются социально — как люди. Хотя эти животные умеют совершать социальные логические выводы — так они решают, чему подражать, а чему нет, они копируют действия далеко не так гибко и умело, как это делаем мы. Во многих отношениях это не может не радовать. Например, если бы собаки научались пользоваться инструментами, наблюдая за нами, — представьте себе, какие замки пришлось бы вешать на каждую дверь!

Очень многие собаки не живут в человеческих семьях, некоторые практически не имеют контактов с людьми либо это взаимодействие минимально. Такие собаки называются одичавшими. Это животные, предки которых (или они сами) были домашними, но вернулись к дикому существованию. К ним относятся и те псы, которые живут совершенно независимо от человека (таковы новогвинейские поющие собаки и дикие собаки динго), и бродячие собаки, питающиеся человеческими пищевыми отбросами. Во многих популяциях бродячих собак свободное скрещивание без всякого контроля человека продолжается на протяжении многих поколений. Изучая бродячих собак, мы можем узнать, как собаки принимают решения без вмешательства человека.

В некоторых отношениях стаи бродячих собак напоминают волчьи. Как правило, такая собачья стая насчитывает сравнительно немного особей, но может стабильно включать в себя и более десятка животных. Аналогичная ситуация наблюдается и в волчьих стаях — чаще всего стая состоит менее чем из семи особей, однако может разрастаться до 30 животных, если в данном районе нет недостатка в пище.

Исследователи наблюдают в некоторых стаях бродячих собак иерархию подчинения. В таких группах взрослые животные, как правило, доминируют над подростками и щенками. Как и у волков, у собак в стае есть друзья, с которыми они проводят больше времени и сильнее социализируются.

Наиболее четкий признак того, что собаки и волки ценят других членов своей стаи, заключается в том, что животные стремятся помириться после любого конфликта. Представители обоих видов обычно пытаются сгладить напряжение всего через несколько минут после драки или даже обмена рычанием. Волки с большей вероятностью примиряются после драки, если между ними существовали прочные связи. Собака охотнее мирится со знакомым сородичем, чем с незнакомым. Миролюбивое общение вскоре после конфликта — мощный механизм, помогающий восстанавливать социальные связи и способствующий взаимопомощи.

Тем не менее стаи бродячих собак отличаются от волков рядом важных аспектов. Группы бродячих собак собираются из неродственных особей, тогда как члены волчьих стай имеют прочные родственные связи. Точно как и люди, предпочитающие свою семью компании незнакомцев, животные стремятся помогать родичам. Поскольку у каждой бродячей собаки в стае найдется совсем мало близких родственников, сотрудничество организуется иначе, чем у волков.

В волчьих стаях, за исключением самых крупных, одна активно размножающаяся пара доминирует над всеми остальными. Эта пара пользуется своей властью, чтобы препятствовать спариванию между другими членами стаи. Доминирующие волчицы агрессивны на протяжении всего года и могут по собственной прихоти нападать на других самок, не позволяя им размножаться. Если подчиненной самке удается родить волчат, доминирующая волчица часто их убивает. Волки-самцы становятся наиболее агрессивными в брачный сезон. Особенно часто они бросаются в драку, если замечают другого самца, пытающегося спариться с приглянувшейся им самкой. Это поведение может быть вызвано чувством, похожим на ревность.

Молодые и подчиненные члены стаи обычно являются потомками доминирующей пары, выведенными в предыдущие годы. Молодняк вынужден оставаться со своими родителями, так как встреча с другой волчьей стаей может быть для них опасна, пока они не полностью повзрослели. Чтобы прокормить себя, молодежь помогает родителям воспитывать новые поколения. После успешной охоты молодые волки носят еду волчатам и охраняют их, пока родители охотятся. Пусть такие «подростки» и не могут сами произвести на свет потомство, они опосредованно передают свои гены, помогая выживать маленьким братьям и сестрам. Доминирующая размножающаяся пара извлекает пользу из такой системы взаимопомощи, поскольку более взрослые отпрыски продолжают матереть под защитой остальной группы, а их присутствие в стае повышает шансы на выживание молодых волчат.

В сообществах бродячих собак выстраивается иная система отношений. В некоторых из их стай также существует иерархия подчинения, регламентирующая очередность доступа к «ресурсам» — в частности, к пище и готовым к спариванию половым партнерам, — но эта иерархия не такая строгая, как у волков. В группе нет доминирующей пары, руководящей жизнью всех остальных особей. В стае бродячих собак лидером становится тот кобель, у которого больше всего друзей. Когда стая решает, куда идти, она подчиняется не желанию доминирующего самца, а воле того пса, который обладает наиболее широкими социальными связями.

Среди бродячих собак отсутствует как «кооперативное размножение», так и активно плодящаяся доминирующая пара. Вместо этого в собачьих стаях практикуется промискуитет. Суки обычно спариваются с множеством кобелей и редко образуют стабильную пару с определенным самцом. В отличие от волчиц, доминирующие суки в собачьих стаях не препятствуют размножению других самок.

Такая «сексуальная свобода» оборачивается для одичавших сук значительно более сложным материнством. Без поддержки постоянного самца или подчиненного молодняка самка практически не получает содействия при выращивании щенят. Никто не помогает ей добывать пищу. По этим причинам в стаях бродячих собак исключительно высока детская смертность, лишь 5 % щенят доживают до года.

Хотя самки бродячих собак и не помогают друг другу при воспитании молодняка, исследователи заинтересовались тем, способны ли они на сотрудничество в условиях конфликта. Жизнь в стае очень напряженная, конфликты часто случаются и среди волков, и среди собак. В одной волчьей стае, содержащейся в неволе, был зафиксирован случай, когда три брата объединили усилия и сместили своего отца с доминирующей позиции. Подобные альянсы сложно наблюдать в стаях бродячих собак, но известно, что щенята в таких сообществах способны объединяться во время игривых схваток. Если двое щенков играючи борются, то третий, присоединившись к ним, скорее всего, начнет нападать на того, который проигрывает. Такие объединения, вероятно, унаследованы собаками от волков.

68 % опрошенных полагают, что бродячие собаки просто подчиняются вожаку. Только 2 % участников правильно ответили, что лидером стаи становится та собака, которая обладает наиболее широкими дружескими связями.

Одна из основных выгод от жизни в стае заключается в том, что особь может рассчитывать на содействие соплеменников при защите территории и таким образом оберегать себя. Волки — одни из немногих животных, которые регулярно атакуют и убивают представителей собственного вида. Если волчья стая обнаруживает одинокого волка, то она пытается загнать и убить его. Наиболее выраженная конкуренция такого рода наблюдалась в районе Денали на Аляске, где от 40 до 65 % волков погибают в схватках с другими волками. Неудивительно, что молодые волки стремятся оставаться под защитой стаи, хотя в ней они и не имеют возможности размножаться.

Бродячие собаки, как и волки, активно защищают свою территорию, но до сих пор неизвестны случаи смертельных схваток между собачьими стаями. Наблюдения показывают, что сила собачьей стаи определяется ее численностью, даже если уровень опасности, которую собаки представляют друг для друга, минимален, по сравнению с аналогичными показателями в волчьих популяциях. Когда встречаются две собачьи стаи, животные обычно начинают облаивать друг друга. Вскоре после этого один из вожаков ведет свою стаю в атаку, в результате чего вторую группу обычно удается отпугнуть. Силовые контакты между бродячими собаками редки по сравнению с тем, как часто грызутся волки, но риск травматизма в собачьих схватках все же довольно велик. Исследователи заинтересовались, что же заставляет одну стаю бросаться в атаку и чем определяется реакция другой стаи. Выяснилось, что в большинстве случаев побеждает более многочисленная группа. Она с большей вероятностью отгоняет группу поменьше. Итак, и для волков, и для собак сохранение единства — ключевая стратегия для победы над группами конкурентов.

Еще одно различие между кооперативным поведением собак и волков заключается в том, как эти животные добывают пищу. Волки способны гибко изменять охотничьи стратегии в зависимости от того, какую дичь предстоит загнать и на какую поддержку партнеров можно рассчитывать. Одинокие волки или небольшие стаи способны прокормиться охотой на сравнительно мелкую добычу. Считается, что крупные стаи волков могут, подобно львам, координировать усилия, чтобы убить лося (в Канаде) или яка (в Монголии)[22].

По сравнению с волками бродячие собаки — неважные охотники. Они предпочитают питаться пищевыми отходами, оставляемыми человеком, — например, рыться в мусорных кучах. Успешная охота для бродячих собак — редкость. Исключение составляют такие собаки, чья дичь не эволюционировала под давлением крупных плацентарных хищников. Ею являются, в частности, многие сумчатые, обитающие в Австралии. Когда исследователи наблюдают за охотой одичавших собак, оказывается, что данные животные практически не координируют усилия.

Это может показаться удивительным, поскольку человек довольно эффективно охотится с собаками. Собак специально селекционируют и тренируют для взаимодействия с охотниками, такие псы должны обнаруживать, а по возможности и хватать добычу. Многие современные породы, например ретриверы, помогают охотникам, экипированным новейшими ружьями. У подобных пород сильно развиты многие черты собачьего гения они умеют координироваться с людьми, ориентируясь на жесты и голосовые команды.

Но собаки, которые помогают людям в традиционных, сравнительно древних видах охоты, отличаются слабой координацией действий. Так, никарагуанские племена маянгна и мискито известны тем, что охотятся с самыми обычными собаками, напоминающими телосложением и поведением типичных дворняг. Охотники из этих племен позволяют собакам свободно бегать, никак их не направляя, не дрессируя и не селекционируя. Если в охоте участвует много собак, то повышается вероятность обнаружения крупной дичи, например тапира. Но при выслеживании добычи собаки не координируют усилия. Маянгна и мискито просто бегут на лай, означающий, что одна или несколько собак нашли либо окружили зверя. После этого охотники убивают дичь дротиками или стрелами. Современные борзые охотятся примерно так же: находят и гонят добычу, но не координируют при этом действия с людьми.

Собакам выгодно жить стаей. Такой образ жизни компенсирует их слабые способности к самостоятельному решению проблем — в стае можно учиться тому, как с той или иной задачей справляются другие. Кроме того, собаки защищают стаю, сплачиваясь в борьбе против других стай. Правда, волки демонстрируют больше признаков коалиционного поведения и слаженной охоты, чем одичавшие собаки (табл. 1). Учитывая природу собачьего сотрудничества, ученые пытались исследовать когнитивные способности, лежащие в основе таких форм взаимопомощи.

Таблица 1. Сравнительный анализ кооперативного поведения у волков и собак

Для выживания бродячим собакам приходится полагаться друг на друга. Они способны на разнообразные виды взаимодействий при общении с членами стаи и защите своей территории. Чтобы понять, какие когнитивные навыки лежат в основе такого сотрудничества, исследователи изучали, как собаки узнают и запоминают своих социальных партнеров и как оценивают новых знакомых. Кроме того, этологи выясняли, как собаки принимают решения о том, когда и с кем сотрудничать, а также как избежать обмана. Наиболее противоречивые данные были получены, когда ученые попытались узнать, стремятся ли собаки к взаимопомощи из гуманных соображений или из чувства справедливости.

Собираясь сотрудничать, вы должны распознать потенциального партнера, а также понять, не обманщик ли перед вами. Для решения обеих этих задач нужно уметь узнавать индивидов. По-видимому, собаки отлично запоминают друзей. Из греческой мифологии мы знаем об Аргусе — собаке Одиссея, которая узнала хозяина после 20-летнего отсутствия. Дарвин писал, что его «дикий» пес по кличке Царь не рычал на него после трехлетней разлуки, когда ученый вернулся из кругосветного путешествия на корабле «Бигль». Я редко бываю в Австралии, но собака Сина, которую я растил с самых первых дней, всякий встречает меня с неослабевающим ликованием, пусть мы и не видимся годами.

Было проведено несколько экспериментов, призванных проверить, действительно ли собаки способны узнавать индивидов. Один из опытов показал, что собака и ее мать узнают друг друга, даже если были разлучены на два года. Если собаке предлагается подойти к матери или другой самке той же породы и возраста, они уверенно предпочитают мать. Аналогично матери охотнее подходят к своим детям, чем к неродным особям. Кроме того, собакам больше нравится кусок ткани, пахнущий матерью, чем тряпица с запахом другой особи.

Удивительно, что собаки не узнавали братьев и сестер, рожденных в одном помете с ними, если не жили вместе и были разлучены на два года. Таким образом, собаки как минимум способны распознавать своих матерей и потомство, принимая решение о том, с кем взаимодействовать в социальных группах. Кроме того, они потенциально могут узнавать братьев и сестер из своего же помета, если жили с ними.

Тем не менее наиболее важным социальным партнером для домашней собаки является человек. Если говорить о том, как собаки узнают людей, — определенно, важнейшую роль при этом играет запах, но они могут пользоваться и слуховой, и визуальной информацией. Собакам давали слушать записанный голос их хозяина или незнакомца. Потом им показывали фотографию владельца либо чужого человека. Если голос и фотография противоречили друг другу, то собака смотрела на изображение дольше, как будто была удивлена. У собак формировалось ожидание того, какую фотографию они увидят, — на основании голоса, который им давали слушать. Такое ожидание может появляться лишь в случае, если собака, слыша голос хозяина, также запоминает внешний вид этого человека. Подобные связи можно выстраивать только с помощью логических выводов.

Следующий этап сотрудничества — умение отличать хороших потенциальных партнеров от ненадежных. Собакам предлагалось пообщаться с людьми, но предварительно они наблюдали, как эти люди ведут себя с другими людьми и собаками. В одной из экспериментальных ситуаций человек делился с партнером едой, а другой человек воровал пищу у партнера. В иной ситуации человек позволял собаке победить в перетягивании каната, а другой человек не давал ей такого шанса.

В обоих случаях собаки сразу же отдавали предпочтение щедрому человеку, делившемуся пищей, а также тому добряку, который позволял собаке победить в игре. Наши четвероногие друзья могут сформировать мнение о потенциальном партнере, даже не общаясь с ним. Они способны оценивать таких партнеров, просто наблюдая за ними в игре, состязании либо даже за дележом пищи. Вероятно, собаки хорошо умеют определять, какой индивид окажется наиболее ценным союзником.

Особенно важно то, что собаки умеют обнаруживать и запоминать ненадежных партнеров, поскольку среди бродячих псов были замечены случаи обмана при разрешении территориальных споров. При выяснении отношений такие вероломные особи держатся в арьергарде стаи, чтобы обезопасить себя от нападений и ран. Поскольку собаки способны распознавать конкретных индивидов, а также оценивать, с кем стоит иметь дело, а с кем нет, они вполне могут избегать многократного обмана.

Для успешного сотрудничества у вас должна быть возможность обратиться за помощью в случае необходимости. В ходе одного исследования собакам давали коробку с едой, которую собака могла самостоятельно открыть. Но потом экспериментаторы изменили конструкцию ящика, и он перестал открываться. Обнаружив это, собака начинала смотреть на человека, прося о помощи, а не пыталась справиться с проблемой самостоятельно. Кроме того, собаки проявляют указательное поведение, чтобы направить людей к тем предметам, которые они хотят достать. Такие исследования свидетельствуют, что собаки хорошо умеют привлекать помощь, если нуждаются в ней.

Тем не менее, хотя собаки и обращаются за помощью, пока не доказано, что они способны выбирать из нескольких индивидов того, который сможет помочь им лучше всех. Так, если вам нужно поменять масло в машине, вы же не поедете для этого в химчистку. Когда перед собаками ставили задачу, успешность решения которой зависела от правильного выбора помощника, животные не очень хорошо справлялись с подобным выбором.

Еще один навык, важный для успешного сотрудничества, — это умение понять, сколько помощников вам понадобится. В ходе нескольких экспериментов удалось выявить, что собаки способны оценивать количество. Перед собаками ставилась задача, с помощью которой ранее удалось доказать, что дети обладают базовыми навыками счета уже в пятимесячном возрасте. Собаки наблюдали, как экспериментатор прятал за барьером один или два кусочка корма. После того как барьер убирали, за ним оказывалось больше или меньше кусков, чем было спрятано. Собаки присматривались дольше, если количество угощений отличалось от того, что они видели. Вероятно, они уже рассчитывали увидеть за барьером конкретное количество еды. Это означает, что собаки запоминали, сколько кусочков экспериментатор прячет от них в начале опыта.

В ходе другого эксперимента собакам предлагали выбор из двух тарелок, на которых лежало разное количество одного и того же лакомства. Чем больше была разница в количестве, тем увереннее собаки выбирали самую щедрую порцию. Например, они без труда выбирают между двумя и пятью кусочками. Задача усложнялась при выборе из двух более близких количеств — например, если в порциях было два и три куска.

Такие исследования показывают, что собаки как минимум способны оценивать количество, а возможно, обладают и базовыми навыками счета. Самое интересное, что эти данные в точности совпадают с теми, которые удалось зафиксировать при изучении бродячих собак в Италии — подобными изысканиями занимался Роберто Бонанни из Пармского университета. Бонанни с коллегами заинтересовался тем, как группы бродячих собак нападают стая на стаю и ретируются при поражении.

Поскольку более многочисленная стая обычно побеждает в территориальном споре, собаки часто объединяются. Если животные сознают, что в большой стае безопаснее жить, чем в малой, то они должны вести себя смелее, если их стая превосходит по численности вражескую. Бонанни определил, что практически всегда нападение инициировали представители более многочисленной стаи. Таким образом, собаки понимают, что многочисленные союзники повышают безопасность индивида, и могут оценивать относительную численность различных групп.

Кроме того, Бонанни рассматривал случаи, в которых обе стаи были очень небольшими (менее четырех особей) либо одна стая значительно превосходила по численности другую. В таких ситуациях представители маленькой стаи никогда не решались на опрометчивое нападение. Собаки вели себя более вольно, если обе стаи были велики и сравнимы по размерам. Таким образом, псы не особенно сильны в математике, но умеют оценивать, чьи шансы будут выше в случае конфликта — в зависимости от численности вражеской группы. Вероятно, собаки хорошо умеют оборонять свою территорию, эффективно взаимодействуют, чтобы победить.

Все эти исследования свидетельствуют, что собаки обладают многими базовыми когнитивными навыками, нужными для уличения и запоминания обманщиков, привлечения помощников в случае необходимости, а также для оценки нужного количества партнеров.

Поскольку собаки, по-видимому, также располагают когнитивными навыками, требуемыми для сотрудничества, исследователи заинтересовались, чем же мотивируется такое кооперативное поведение. Вероятно, собаки могут идти на сотрудничество из чувства вины, сопереживания и справедливости — почти как мы.

Чувство вины — это угрызения совести, возникающие из-за совершения преступления или нарушения общепринятой нормы. Более 75 % владельцев собак считают, что их питомцы ощущают вину из-за непослушания. Действительно, если собака съеживается и пытается улизнуть, когда вы застаете ее за чем-то запретным, такое поведение очень напоминает выражение чувства вины. Если подобное ощущение в самом деле знакомо собакам, то оно должно мотивировать их подчиняться нам и сотрудничать с нами.

Александра Горовиц поставила специальный эксперимент, чтобы проверить, могут ли собаки испытывать вину. Хозяин приказывал собаке ничего не есть с пола. Потом он выходил из комнаты. Позже хозяин возвращался, и экспериментатор говорила ему, съела ли собака выложенное на пол лакомство. Суть эксперимента заключалась в том, что в некоторых случаях исследователь обвиняла собаку незаслуженно, когда она не ела запретного лакомства. В других случаях экспериментатор говорила хозяину, что собака не трогала пищу, хотя на самом деле она ее съела.

Независимо от того, была ли собака виновна, она всегда изображала «раскаяние», если хозяину сообщали, что она ослушалась. Вероятно, это объясняется тем, что хозяева укоряли ее (говорили неодобрительным тоном) или ругали. Итак как минимум один эксперимент показывает, что чувство вины собакам незнакомо. Они просто реагируют на поведение владельца, независимо от собственных действий.

Исследователи полемизировали и о том, может ли собачья взаимопомощь основываться на чувстве справедливости, хорошо знакомом людям. Осознают ли животные такую категорию, обусловливающую эмоциональную реакцию на результаты взаимодействия? Ученые решили проверить это, награждая собак за выполнение команды «Дай лапу». Собак многократно просили дать лапу. Экспериментаторы замеряли, как быстро и сколько раз собака готова давать лапу без вознаграждения. Как только было определено базовое количество таких приветствий, не требующих поощрения, исследователи сажали рядом двух собак и просили их давать лапу. Потом одной собаке начинали давать более существенную награду, чем другой. В результате та собака, которая получала меньший «гонорар» за ту же работу, начинала давать лапу не так охотно, а потом вообще переставала это делать. Такой предварительный результат наталкивает нас на интересный вывод о том, что собаки могут обладать примитивным чувством справедливости, как минимум они отрицательно воспринимают неравенство.

Взаимопомощь может возникать и на почве сочувствия. Если вы заметите на вокзале плачущего ребенка, то у вас возникнет желание его утешить. Если вы видите жалостливо скулящего щенка, которого обидела взрослая собака, то вы опять же захотите ему помочь. Мы, люди, буквально можем ощущать чужую боль. Видя, как кто-то страдает, мы испытываем тяжелые чувства.

Исследователи проверили многие виды животных на наличие у них чувства сострадания. Сложно определить, ощущает ли животное боль, испытываемую кем-то другим, но имеются доказательства, что звери по меньшей мере реагируют на страдания окружающих. Если мышь оказывалась в одной клетке с другой мышью, которая испытывала боль, то первая особь вела себя так, как будто она тоже страдает. Бонобо и шимпанзе часто обнимают или целуют обиженных собратьев.

Одним из основных аргументов в пользу того, что животным знакомо чувство сострадания, является их способность утешать друг друга. После драки двоих шимпанзе один из них обычно подходит к другому, и они начинают мириться расчесывают друг друга, обнимаются или целуются. Тем не менее после некоторых стычек ни один из соперников не желает идти на мировую. В таких случаях третий шимпанзе, не участвовавший в конфликте, но являющийся другом или родственником одного из конкурентов, пытается утешить одного или обоих драчунов. Он также пытается расчесывать или обнимать поссорившихся. Считается, что такие попытки утешения — мощный механизм для снижения напряженности в группе и предотвращения будущих драк. Собаки предпочитают подбадривать не победителя, а того собрата, который терпит в драке поражение и сдается. В половине случаев утешения задействуется посредник, не участвовавший в стычке. Он активно идет на контакт с пострадавшим. Во многих случаях это происходит и тогда, когда утешитель не наблюдал самой драки. Вероятно, собаки реагируют на скуление побежденного. Человек может приголубить щенка, обиженного другой собакой, — по-видимому, собаки способны на такие же поступки.

Чтобы чувствовать сострадание к людям, собаки должны уметь интерпретировать различные человеческие эмоции. Известно, что собаки способны распознавать по нашему голосу чувство огорчения, но исследователи попробовали определить, могут ли собаки понимать не слишком явные визуальные признаки эмоций или выражения лиц.

Группу собак натренировали всегда выбирать ту фотографию хозяина, на которой он улыбается, а не выглядит грустно. Затем исследователи использовали 20 пар кадров. В каждой паре было улыбающееся и серьезное лицо. Собаки могли применять при интерпретации таких снимков знания, полученные в работе с фотографиями хозяев. Обнаружился только один нюанс: собаки могли отличать улыбающееся лицо от грустного лишь в том случае, когда на фотографии был изображен человек того же пола, что и хозяин собаки.

Как минимум этот опыт свидетельствует, что собаки могут очень быстро учиться различать выражения человеческих лиц, ассоциируемые с неодинаковым результатом — положительным или отрицательным. Но интересно то, что собаки умеют экстраполировать информацию о своем хозяине только на людей того же пола, что и хозяин. Конечно, этот факт показывает, что наши питомцы способны отличать мужчин от женщин, но они с трудом прогнозируют поведение человека, отличающегося по полу от основного хозяина.

При истинном сочувствии вы испытываете негативные переживания, если кто-то страдает, и позитивные — когда другой счастлив. Эту нашу черту можно сравнить с заражением чувствами других людей. Одним из характерных проявлений такого социального заражения является ответный зевок. Если кто-то при вас зевнет (и даже если вы прочтете слово «зевать») вы, скорее всего, также зевнете. Этот феномен именуется заразительной зевотой. Некоторые ученые полагают, что такая реакция обусловлена нашей способностью откликаться на чужие эмоции. У взрослых людей заразительная зевота коррелирует со степенью сочувствия, а у многих детей-аутистов, с трудом распознающих эмоции окружающих, она не проявляется.

Исследователи проверили, свойственна ли заразительная зевота собакам. Более 70 % протестированных псов зевали в ответ на зевок экспериментатора. Собаки гораздо реже зевали в контрольном опыте, когда экспериментатор просто открывал рот, но не зевал. Таким образом, можно предположить, что собаки реагируют на чувства других и даже перенимать их через психологическое заражение. Тем не менее такие экстраординарные находки еще предстоит проверить в других исследованиях, чтобы можно было увереннее судить о том, действительно ли собаки способны разделять наше страдание.

Собаки — глубоко социальные создания. Они не только обладают высокой терпимостью, достаточной для жизни в группе, но и превосходно обучаются на примере других решению таких проблем, с которыми неспособны справиться самостоятельно. Кроме того, собаки отлично умеют взаимодействовать друг с другом. Практика показывает, что собаки понимают, когда требуется сотрудничать, могут распознавать потенциальных партнеров для совместной работы, а также отличать дельного партнера от посредственного. Собаки лучше всего проявляют себя в коллективе — как в стае сородичей, так и в человеческой семье.