«Писателя должно судить по законам, им самим над собою признанным». В повести «Почетная шуба» Николай Исаев «признал над собой» два закона, своей творческой фантазии и гоголевской традиции. Именно она есть высший закон повести, она «вводит в берега» авторское повествование, сама его. безудержность — в рамках традиции — приобретает культурную строгость и чистоту. Н. Исаев создал, по сути дела, художественный комментарий к Гоголю, показал актуальность гоголевского художественного метода.
Повесть имеет культурологическое значение как один из необходимых узлов в нитях русской литературы. В то же время эта повесть не есть просто функция «от» наследия Гоголя. Стихия свободы и смеха, наполняющая произведение, придает ему неповторимость и прелесть новизны. Тень Гоголя, осеняющая повесть, — легкая, прозрачная, а не сгущенная, и атмосфера повести исполнена духа свободы и противоречия.
В известной повести Шамиссо «История Петера Шлемеля» рассказывается о герое, у которого пропала тень. Своя тень существует и у каждого крупного литературного явления. Гоголевская «Шинель» была в этом смысле «тенью» «Станционного смотрителя», а «Бедные люди» представляют собой, в свою очередь, как бы «тень» «Шинели». При этом своеобразие литературной «тени» заключается в том, что она не просто воспроизводит контуры своего источника, но представляет собой оригинальное преображение его, осуществленное на новом культурном витке и отражающее новый момент исторического развития.
Фантастическая, гротесковая традиция, освященная в русской литературе именем Гоголя, подтвердившая свою плодотворность творчеством. М. Булгакова, безусловно, сказалась в повести Н. Исаева.
Целый ряд такого рода произведений можно назвать, например, в японской литературе (не случайно не так давно состоялся международный конгресс, посвященный рецепции Гоголя в Японии).
Повесть начинается и в значительной своей части строится как внутренний монолог чиновника Темлякова, идущего по Невскому проспекту.
Тема пушкинско-гоголевского Петербурга — это другая сторона повести Н. Исаева, в которой особенно четко просматривается не «историческая», а «современная» задача автора. Петербург Н. Исаева — это обобщенная картина «вечного города», нарисованная нашим современником. Эта картина свободно допускает анахронизмы: с одной стороны, как бы гоголевский Петербург, по крайней мере Пушкин уже живет на Мойке, а с другой — Никита Муравьев еще только собирается приняться за русскую конституцию и венценосное письмо подписано Александром I. В то же время она не допускает фальши против духа и языка времени. Текст явно пропитан речевой и событийной (например, Скороходы в Летнем саду) стихией эпохи, чувствуется глубокое знакомство Н. Исаева с русской печатью 1820—1830-х годов, знакомство не исследовательское, а писательское.
Событийная сторона повести фантастична, гротескова. Она написана в свободной, импровизированной манере. Появление на страницах Белужьей Башки, Блюда Щучины и Осетриной Спины придает повести фольклорно-карнавальный характер.
Повесть может удивить читателя в первый момент. С произведениями, подобными этому, читатель сталкивается не каждый день. Но, преодолев первое удивление и сделав некоторое небольшое усилие, необходимое для полного понимания текста, безусловно, непростого и требующего даже некоторой подготовки, читатель будет вознагражден знакомством с новым звеном непрерывающейся цепи русского комического движения.
Академик, доктор филологических наук Д. С. ЛИХАЧЕВ
Доктор филологических нзук А. М. ПАНЧЕНКО