Почти искусство

3

Он никак не мог воспрепятствовать движению: он больше не был хозяином своего тела; воля была бесполезна. С пониманием пришло чувство облегчения. Госложа вряд ли сможет винить его в том, что произойдет.

Узник движущейся тюрьмы, Дерек полз в темноте на четвереньках во направлению к надвигающемуся Утесу.

Единственной конструктивной мыслью, пришедшей ему в голову, было, что скафандр каким-то образом оказался подвластным этому Утесу. Как — Дерек не зная и не питался гадать. Он полз. Теперь он почти успокоился, позволив рукам и ногам вяло двигаться вместе с движениями скафандра.

Вокруг заклубился дым. Прекращение вибрации сказало ему, что Утес снова неподвижен. Подняв голову, он увидел только дым — вызванный, возможно, оседанием массы Утеса на землю. Когда туман рассеялся, перед глазами было черно. Эта штука была прямо перед ним!

Он пополз дальше. Потом, резко изменив направление движения, полез вверх, вынужденно подражая движениям скафандра.

Под ним было рыхлое, хоти и упругое, вещество. Скафандр тяжело лез вверх под углом около шестидесяти пяти градусов; жесткие прокладки скрипели, парагравы содрогались. Он совершал восхождение на Утес

К тому времени у Дерека не было сомнений, что эта штука обладает тем, что можно бы назвать волей, если не сознанием. Еще она обладала властью, которой ни один человек похвастаться не может: она умела сообщать эту волю неодушевленному предмету вроде его скафандра. Оставаясь беспомощным, он продолжал рассуждать. Эта власть навязывать волю, пожалуй, имела ограниченную сферу; иначе Утес, конечно же, вообще не потрудился бы двигать свою гигантскую массу, а вынудил бы скафандр преодолеть все расстояние между ними. Если это рассуждение верно, светолет на орбите был в безопасности.

Его отвлекло движение рук. Скафандр начал зарываться в глубь Утеса. Никак не помогая ему, Дерек лег и позволил рукам делать плавательные движения. Если скафандр лез в Утес, Дерек мог только заключить, что его собираются переварить; однако он подавил порыв к сопротивлению, понимая, что это бесполезно.

Тыкаясь в рыхлое вещество, скафандр зарылся в него, немного поворочался, устраиваясь, и затих, оставив Дерека полностью замурованным.

Чтобы защититься от усиливающейся клаустрофобии, Дерек попытался включить головной фонарь; рукава скафандра оставались такими жесткими, что он так и не смог дотянуться до рычага. Он мог только беспомощно лежать в своей раковине и таращиться в безликую темноту Утеса.

Но темнота была не совсем безликой. Уши уловили постоянное «шарк-шарк» по внешним поверхностям скафандра. Теплозрение различило бессмысленный узор за шлемом. Как он ни фокусировал боскисы, понять узор не удавалось: для него здесь не было ни симметрии, ни смысла…

Однако для его тела смысл, казалось, был. Дерек чувствовал, как дрожат руки и ноги, ощущал незнакомые прежде импульсы и призрачные впечатления. Он понял, что контактирует с силами, о которых даже не имеет понятия, — и, наоборот, с ним контактирует что-то, что не имеет понятия о его возможностях.

Безмерная тяжесть навалилась на Дерека. Жизненные силы бурлили в нем. Он яснее, чем раньше, ощущал огромную массу Утеса. Пусть она терялась на фоне массы Фести-XV, Утес был величиной с большой астероид… Дерек вообразил себе астероид, образованный взрывом газа на поверхности солнца Фести. Наполовину твердый, наполовину расплавленный, он вращался вокруг родителя по эксцентричной орбите. Охлаждаясь, подвергаясь причудливой игре давлений, его нутро выкристаллизовалось в уникальное образование. Таким, с полупластичной поверхностью,

Утес существовал много миллионов лет, постепенно накапливая: электростатический заряд, который готовился…. и ждал… и варил в кристаллическом сердце аминокислоты жизни.

Система Фести была стабильной, но раз в много тысяч миллионов лет первые три гигантские планеты входили в перигелий одновременно и при этом сближались. Однажды астероиду случилось оказаться совсем-близко; сорвавшись с орбиты, он пролетел мимо трех выстроившихся вряд планет. Высвободились огромные электрические и гравитационные силы. Астероид раскалился — и обрел сознание. Не жизнь зародилась на нем; он сам родился к жизни в катаклизме сближения планет!

Астероид еще только молчаливо переваривал печально-остро-сладкое ощущение самосознания, как пришла беда. Отброшенный от солнца в новом направлении, он оказался в гравитационной ловушке планеты с силой тяжести четыре «же», Фести-XV. Он не знал иных формирующих сил, кроме гравитации; гравитация была для него тем же, чем кислород для клеточной жизни Земли. Астероид не желал менять полет на неволю, но был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Впервые астероид понял, что от сознания есть польза: он мог в какой-то степени контролировать окружающую среду. Не желая развалиться на орбите Фести, он понесся вниз, замедлил падение, впервые совершив волевой поступок, — и упал, ослабленный, но целый, на поверхность планеты.

Безмерно долго астероид — но теперь он уже был Утесом — лежал в неглубоком кратере, образованном столкновением, размышляя без мыслей. Он не знал ничего, кроме неорганического мира вокруг, и не мог представить себе ничего другого, но свое окружение он знал хорошо. Постепенно он завязал какие-то отношения с окружающим миром. Созданный гравитацией, он пользовался ею, не задумываясь, как человек дыханием; он начал двигать другие предметы и двигаться сам.

Что он, возможно, не одинок во вселенной; Утес не догадывался. Теперь он знал, что другая жизнь существует, и принял этот факт. Другая жизнь не была похожа на него; он это принял. У другой жизни были другие условия; он принял и это. Вопросов, сомнений он не ведал. У него были потребности; у другой жизни тоже; им обоим придется приспособиться, ибо приспособление, — это выравнивание давлений, а такую реакцию он понимал.

Скафандр Дерека Энде снова зашевелился под воздействием внешней воли, осторожно полез назад, вышел из Утеса и замер.

Замер и Дерек. Сознание едва теплилось.

Все еще ошеломленный, он пытался понять, что сейчас произошло.

Утес установил е ним контакт; если он и сомневался в этом, доказательство было зажато в сгибе левой руки.

— Но ведь он не… он не мог общаться со мной! — пробормотал Дерек. Но Утес с ним общался. Разум отказывался это принимать.

У Утеса не было ничего похожего на мозг. Он не «распознал» мозг Дерека. Вместо этого Утес обратился к той части его организма, которую смог узнать напрямую — к клеткам тела, в частности к структурам цитоплазмы, митохондриям,[1] источникам энергии клеток. Клетки приняли предложенную информацию, минуя мозг.

Дерек сознавал, как ослаб. Утес выкачал из него силу. Но даже он не смог выкачать ощущение триумфа. Ибо Утес не только дал информацию, но и принял ее. Он узнал, что другая жизнь существует и в других частях вселенной.

Без колебаний Утес отдал кусок самого себя — для передачи в эти другие части вселенной. Миссия Дерека была выполнена.

В поступке Утеса Дерек увидел одно из сильнейших побуждений живых существ: стремление произвести впечатление на другое живое существо. Иронически улыбнувшись, он с трудом поднялся.

Он был один в Огненном Краю. Редкие скорбные огни еще противостояли тьме, но Утес исчез; Дерек пролежал без сознания дольше; чем ему казалось. Он посмотрел на хронометр. Уже давно пора было двигаться к точке рандеву со светолетом. Усилив обогрев скафандра для защиты от начавшего пробирать до костей холода, он увеличил обороты парагравов и взлетел. Мерзкие тучи приблизились и поглотили его; Фести исчезла из виду. Вскоре он вышел за пределы туч и атмосферы.

Управляемый Йоном космический корабль вышел на радиомаяк Дерека. Через несколько трудных минут они сравняли скорости, и Дерек поднялся на борт.

— Как вы себя чувствуете? — спросил партен, когда хозяин рухнул в полетное кресло.

— Превосходно, просто ослабел. Расскажу тебе все, когда буду наговаривать на катушку рапорт для Пирилина. Они будут нами довольны.

Он достал желтовато-серый комок вещества, увеличившийся до размеров большого индюка, и отдал Йону.

— Не дотрагивайся голыми руками. Положи в морозильную камеру при четырех «же». Маленький сувенир с Фести-XV.