Под чужим флагом

Глава 4

Приехал к Люде. Это были новые апартаменты, недавно ею купленные, и мы ещё на эту тему с ней не разговаривали. Вторая квартира в капитале Люды. Мы не виделись с ней чуть более месяца, и я обратил внимание на то, что она действительно постройнела и похорошела, выглядела превосходно. Это неудивительно, ведь её внешний вид прямо связан с её трудовой деятельностью.

— Откуда такие хоромы? — с ходу задал вопрос Люде.

— Мой благодетель стал очень щедрым. Он меня уважает и не обижает.

— Неужели сам додумался?

— Нет, конечно. Ему надо постоянно подсказывать. Видимо, ему надоело слушать мои желания о том, что хочу жить одна.

— Он тебе их сам полностью оплатил?

— Полностью. Недавно пообещал ещё подарить мне какие-то там акции.

— Какие?

— Он не уточнил. Расскажу, когда подарит. Я не забуду и буду ему постоянно об этом напоминать.

— Не перегни палку.

— Я уже знаю, как с ним вести себя.

— Как?

— Быть сильной и уверенной в себе, но при этом иногда быть слабой, показывать, как много он для меня значит, и, главное, быть благодарной.

— А ты ему благодарна?

— Ещё бы! Я очень его ценю и уважаю. Эх, попадись он мне, когда был моложе!

— Размечталась.

— Несколько дней назад он меня огорошил.

— Чем?

— Сказал, чтобы я подобрала ему хорошенькую и спортивную профессиональную массажистку, которая должна будет участвовать в продолжении, в паре со мной, и она, разумеется, должна быть без всяких комплексов.

— А между вами с этой массажисткой?

— Нет! Этого ему не нужно. Но ему должно быть приятно.

— И как ты это решаешь?

— Я уже подобрала кандидатуру, обговорила.

— Кто она?

— Тоже приехала из Украины. Работает в гериатрическом центре массажисткой, делает массажи старикам. Зарабатывает крохи, но другой работы найти не может.

— Почему?

— Она уже четыре года здесь живёт, а язык всё ещё толком не освоила. Не даётся он ей. Объясниться может в быту уже нормально, но в какую-то крутую клинику её не возьмут.

— Как ты с ней познакомилась?

— С ней я познакомилась в нашем украинском магазине около года назад. Пообщались. Потом начали переписываться, изредка даже встречались.

— Как она выглядит?

— Вот! Это меня и беспокоит. Когда она в медицинском халатике и на шпильках, то выглядит так сексуально, что меня это даже беспокоит. Вот, сбрасываю лишний вес теперь.

— Сколько ей лет?

— Сорок два.

— И что, она вот так просто согласилась?

— Конечно! А ты как думал? Он ей будет платить по тысяче за два часа! Из них, считай, час массажа. Где она такую подработку найдёт? Да ещё без налогов!

— Не нравится мне это.

— Мне тоже, но он сказал, что она как бы будет в моём подчинении, как бы я буду ею руководить и направлять, я же буду с ней и рассчитываться. Пока нормально, но как там дальше будет, неизвестно.

— А где это будет территориально?

— У меня.

Люда провела меня в одну из спален и показала явно профессиональный массажный стол.

— Он, естественно, всё оплатил.

— Люда, мой тебе совет — срочно учись профессиональному массажу. Срочно! И так, чтобы какая-то бумага на этот счёт была. Поняла?

— Поняла.

— Пригодится и с ним, и потом ещё, может быть, с кем-то.

— С кем?

— Кто его знает. Но это дело очень хорошее. Обязательно пойди учиться!

— Хорошо.

— Проверю. Покажешь потом бумагу и массаж мне сделаешь на этом великолепном столе.

В столовой в центре стола нас ждала добытая откуда-то чугунная советская сковорода с жареной картошкой, чёрный хлеб, колбасы советского образца и украинского производства, украинское сало, солёные огурцы, много чего ещё и, конечно, бутылка настоящей водки из Украины. Отдельно и явно персонально для меня стояла открытая баночка литовских шпрот в масле. Люда при всей своей красоте была неповторимой хозяйкой, непревзойдённой, с детства воспитанной в домашнем труде, а я благодаря её стараниям почувствовал себя в очень уютной домашней обстановке, несмотря на современную отделку и оборудование.

Через два дня вечером мне позвонила Ирина, и я пригласил её к себе в апартаменты. Разговор у меня запланирован долгий и обстоятельный. С элементами испытания.

Многие люди, выросшие в русской культуре советского периода, наверняка обращали внимание, что в американских или европейских фильмах, когда кто-то заходит в дом или квартиру, то не снимает обувь.

Привычка не разуваться дома выработалась не в силу национальной принадлежности, а отчасти из-за климата. Во многих американских штатах он сильно отличается. Живя в условиях тёплой бесснежной зимы и сухого лета, люди не переобуваются, приходя домой. Это, как правило, касается жителей южных штатов. Но в северных штатах ситуация отличается.

Не только русским привычка не снимать уличную обувь кажется не совсем гигиеничной, и многие другие так и не смогли привыкнуть к тому, что американцы могут уютно расположиться на диване, поджав ноги в уличных ботинках (или и вовсе положив их на стол), а уж пройти в них же по светлому ковру…

Я изначально имел цель полностью ассимилироваться в США, поэтому впитывал всё, как губка, и следовал всему этому неукоснительно. Но…

В нашем с Вильте доме мы в уличной обуви не ходили и именно так воспитывали детей, объясняя это требованиями гигиены.

Мы с Вильте нашли компромисс в этом вопросе. Когда ходили к кому-то в гости, то брали с собой сменную обувь, которая всегда лежала в багажниках наших машин. Для Вильте в этом решении был двойной смысл, ведь ей всегда хотелось выглядеть красивой, и поэтому она с удовольствием меняла уличные кроссовки на туфли.

Но если человек, выросший в России или в европейских губерниях бывшего СССР, приходил в гости к такому же и не снимал уличную обувь, это сигнализировало о пренебрежении к своему же ментальному прошлому, его полному отрицанию, возможно, даже говорило о враждебности к своей бывшей стране. Что само по себе мне говорило о многом, а именно:

Я таких людей не уважал.

Я к таким людям относился как к склонным ко всем разновидностям предательства.

У таких людей нет внутреннего стержня, и он уже у них не появится.

Таких людей можно запросто вербовать и перевербовывать бесконечное количество раз.

Отдельно можно отметить, что при переезде в другую страну вовсе не обязательно отрицать своё прошлое или становиться его врагом.

Что скажете?

Вот такая связь между обувью и практикой работы во внешней разведке. Наверное, сейчас смог бы стать отличником в каком-нибудь советском университете марксизма-ленинизма, потому что в настоящее время с лёгкостью смог бы связать токарный станок с творчеством Эльдара Рязанова, например.

Я ждал Ирину и надел домашние туфли, специально завёл себе такие, очень лёгкие и мягкие.

В случае с Ириной это самый примитивный и по ходу движения проверочный ход.

Тем временем вспомнил кое-что от замечательных женщин-преподавателей в Подмосковье.

Красные туфли ассоциируются со страстью, уверенностью и силой — качествами, которые могут заставить любого почувствовать себя более сильным и авантюрным. Это цвет энергии, напора, страсти. Те, кто его выбирает, — люди активные. Они стремятся быть в гуще события, для них важен успех. Туфли красного цвета, кроме очевидного сексуального подтекста, будут говорить о том, что у женщины есть энергия и она готова к новым результатам, они раскрывают внутреннюю энергию.

Вильте владела всеми этими технологиями очень виртуозно.

Ирина принесла с собой туфли на смену, причём на вид совсем новые, синего цвета, не красного.

Зачёт.

Синий цвет её шпилек означал, что она сконцентрирована на проблеме, нацелена на получение результата. Вместе с тем это сигнал о её спокойствии и умиротворённости. Более того, это сигнал о развитой интуиции, о дисциплинированности и целеустремлённости.

Провёл в столовую. На столе у меня оливки, немного сыра и небольшой набор миниатюрных пирожных ручной работы (hand-made) из превосходной семейной кондитерской с заоблачными ценами. Я отлично знал, что Ирина прекрасно знает цены в этой кондитерской, она сама неоднократно восхищалась в разговорах с Нино её ассортиментом, вслух мечтала, что в будущем хотела бы позволять себе изредка покупать что-то вкусненькое в ней. Эти пирожные на моём столе не случайность, так как скудность закусок могла сигнализировать о жадности хозяина. Эти пирожные на столе демонстрировали мою щедрость, но вместе с тем и нежелание заниматься приготовлением пищи. Именно так, по моему замыслу, она должна прочитать убранство моего стола.

— Ирина, что ты будешь пить?

— Воду или чай, если он есть у тебя.

— Не пойдёт. Разговор у нас с тобой сегодня будет доверительный, я один выпивать не буду.

— А ты что будешь?

— Я буду вино.

— Какое?

— Красное сухое, калифорнийское.

— Тогда я тоже его буду.

— С алкоголем решили. Теперь нужно решить вопрос с закуской. Холодильник в твоём распоряжении.

— В принципе, я сыта.

Из разговоров Ирины с Нино я узнал, что она иногда любит готовить, но только изредка. Более того, ненавидит готовить еду системно, изо дня в день. Сейчас я уловил, что Ирина не хочет что-то приготовить лишь потому, что хочет добиться в отношениях со мной равноправия. Мне же важно было вынудить её приступить к обязанностям поварихи, чтобы она мне что-то приготовила, чтобы на время убрать иллюзию возможного равноправия между нами.

— А я голоден. Кроме того, люблю есть или в полном одиночестве, или когда все едят. То же самое касается и алкоголя.

Ирина хмыкнула, вздохнула, молча согласно кивнула головой и направилась к холодильнику.

Вдумчиво всмотрелась в его нутро. Открыла морозильную камеру.

— Давай я приготовлю пасту из креветок. Это быстро и вкусно, креветки есть, сливки есть. Нет проблем.

— Давай.

Тем временем открыл бутылку вина, перелил его в декантер и тут же налил нам немного в бокалы.

— Пробуй первой.

— Ты решил меня сегодня напоить, — это был не вопрос, это было утверждение.

— Брось этот детский сад. Но предлагаю выпивать на равных, не дурить и нормально, по-человечески поговорить. Для этого не помешает немного расслабиться и мне, и тебе. Вряд ли мы напьёмся до безумия, даже если откупорим ещё одну бутылку вина.

— Принимается! — задорно ответила Ирина.

Мы слегка чокнулись, естественно, я был инициатором этого движения бокала и, разумеется, держал его чуть ниже бокала Ирины. Она отлично знает этикет и оценит это по достоинству, ведь соблюдение этих устаревших правил должно сигнализировать о моём уважении к ней. Я знаю, что она любит, и уважаю её желания. Кроме того, ей наверняка будет очень приятно, так как она находится пока в той части общества, где эти правила не соблюдаются и наверняка многие их даже не знают.

А я откуда их знаю?

Спасибо моей маме и отчасти одной учебной паре часов в Подмосковье.

Я достал ещё одну бутылку вина, но белого сухого, и тоже из Калифорнии.

— Зачем?

— Нам одной будет мало. Сейчас заранее перелью его в декантер, и пусть пока насыщается кислородом и раскрывает вкус.

— Как скажешь.

Ирина очень ловко принялась за приготовление пасты с креветками. Я убедился в том, что она имеет очень уверенные навыки приготовления домашней пищи. И мне показалось, что делает она это на самом деле даже с удовольствием.

— Виктор, а ты можешь выключить телевизор?

Я специально через интернет вывел на экран телевизора трансляцию канала «Россия 24».

— Не смотришь русское телевидение?

— Давно! Никогда и ни за что! Меня просто от него трясёт! Мерзость совковая! Ненавижу эту совковую ложь!

— Почему ты так категорична?

— Даже не знаю, что тебе ответить. Если очень коротко, то я просто ненавижу там всё. Мерзкие сериалы ненавижу! От русской попсы меня просто трясёт! Новости — это просто искры из глаз, одна ложь и пропаганда! Я ненавижу русское телевидение! А можно спросить, почему ты его смотришь?

— Я смотрю только русскую пропаганду, только политику и только для того, чтобы понимать, куда там всё идёт.

— А почему тебя интересует русская политика? На фиг она тебе нужна? И как ты выдерживаешь это смотреть и слушать?

— Политика — это деньги. Об этом мы с тобой поговорим позже. Выдерживаю это враньё с трудом, но с пониманием. Отношусь как к работе, поэтому и смотрю периодически.

— Что значит с пониманием?

— Подчеркну. Не с согласием, а с пониманием.

— Интересно. Поясни.

— Я понимаю, почему Путин так делает, но с ним не согласен.

— Почему он так делает? — в этот момент Ирина развернулась ко мне и с огромным интересом и недоумением во взгляде на меня посмотрела.

— Тоже коротко, но всё-таки поясню. Сразу скажу, что это всего лишь моё и очень непрофессиональное мнение. Так вот: Путин убеждён, что все средства массовой информации во всём мире не являются независимыми. Точнее, он уверен, что все, абсолютно все они зависят от того, кто их финансирует. Это первое.

— Логично.

— Второе. Он считает, что все средства массовой информации только и предназначены для того, чтобы бессовестно манипулировать мнением людей.

— Уже спорно. Они должны информировать народ.

— Зачем кому-то тратить деньги на то, чтобы тебя проинформировать?

— Чтобы к интересным новостям поставить рекламу и на ней заработать.

— Опять же, сугубо на мой совершенно необъективный взгляд, Путин так не считает. Он уверен в том, что можно делать эти два дела одновременно и успешно, то есть ложь и деньги одновременно. Чем все средства массовой информации и занимаются.

— Ха! Допустим! Пожалуй, опять согласна.

— У него задача, чтобы средства массовой информации отлучили народ от политики. Поэтому там сплошная и очень тупая развлекаловка и нужная ему пропаганда о том, что он всё правильно делает.

— Так! Стоп. А зачем ему людей отлучать от политики?

— Всё очень просто. Он как бы народу говорит: вы не лезете в политику, а мы даём вам более или менее спокойно заниматься своими делами. То есть если ещё проще выразить его мысль, то вы не лезете к нам, а мы к вам не полезем, если вы будете в определённых берегах. В целом, в крупную клетку всё так же, как и здесь.

— Почему ты сказал, что и здесь так же?

— В принципе, так же, но в деталях по-другому. Дали народу две партии на выбор. Вот он, выбор! Вот демократия! А на самом деле — за кого ни проголосуй, ничего кардинально не меняется. Повоюют немного, народ возбудят, а потом у них всегда наступает какая-то расторговка, и народ переключают на другие спорные вопросы, и так без конца и без края.

— Но у них не такое позорное телевидение.

— Другое. Те же две точки зрения почти всегда в наличии, и качество развлекаловки гораздо выше, есть и очень высокого качества. Но в принципе то же самое.

Мы выпили вина, перевели дух.

— Виктор, но я так понимаю, что независимые средства массовой информации — это те, что независимы от государства. В штатах такие все, они все в частной собственности.

— А люди, владеющие этими средствами массовой информации, независимы от государства, от правящих элит, которым они управляют?

— Ты очень циничен. Раньше я так не понимала. Спасибо! Но зачем тебе всё-таки смотреть русское телевидение?

— У меня остался интерес. Хочешь верь, хочешь не верь, но он есть. Я там вырос и по-прежнему считаю себя человеком русской культуры. Во-вторых, русская пропаганда как нельзя лучше и очень просто отображает результат усилий моей страны, США, на мировой арене. Чем эффективнее усилия, тем лучше положение его величества доллара Соединённых Штатов Америки. Чем он сильнее, тем сильнее наш фондовый рынок и акции, которыми я владею.

— И насколько эффективна политика США?

— В данный момент она никаких опасений не вызывает. Не знаю процент, но количество новостей и комментариев всяких русских пропагандистов о США, на мой взгляд, чрезвычайно высокое. Бесконечно много заклинаний о привлечении иностранных инвестиций и вообще разговоров о том, что мир глобален, и всего подобного, что вполне соответствует политике моей страны. Я доволен.

Далее мне нужно было продемонстрировать, насколько я люблю и уважаю Соединённые Штаты Америки — это очень важно, чтобы доказать вторичность моего интереса к России, его абсолютно прикладной. бездушный и циничный характер. Пока что так и только так.

Чем я и занялся сначала в виде монолога, а потом и диалога.

Всё только по моему плану на данном этапе.

За ужином, опять же по моему плану, вернулись к разговору о России.

— Виктор, а как ты к Путину относишься? Как он тебе?

— У меня много критики. Но не только она самая. Я же не жил никогда в новой России. Коммунистов всегда ненавидел, а этих плохо знаю, вот хотел тебя расспросить, всё-таки ты там пожила и наверняка многое поняла.

— Я ещё и с разными людьми с разными взглядами общалась.

— Какими?

— Были и чиновники большого ранга.

— Можешь назвать должность мне для понимания?

— Могу. Один был заместителем министра культуры, строитель, он отвечал за все ремонты и стройки. Особенно радовался, когда была принята чрезвычайно богатая программа ремонта библиотек. Он ржал над этим решением и очень радовался тому, что столько бабла выделили ему на ремонт, как он сам называл, «складов для книг».

— Большой уровень.

— Я лично, когда Путин только пришёл, уважала его. А сейчас ненавижу.

— Почему так?

— Когда Путин пришёл, то я увидела молодого, трезвого, образованного и сильного мужика. Именно мужика, на которого можно положиться. То есть внешний вид и образ своеобразный. Дела начал делать кое-какие, иной раз и спорные, но в общем и целом он меня устраивал. К тому же я тоже ненавижу коммунистов, и он их не разогнал к чёртовой матери, но накостылял и заткнул нормально, подчинил себе. Это тоже мне импонировало, хотя я жаждала декоммунизации и суда над коммунистами. Но я поняла его, поверила, что он не хочет кого-то обижать и унижать, хочет примирения белых и красных в конце концов. То есть согласилась, сочла это правильным, он меня убедил. Потом ещё больше стал нравиться.

— Даже так?

— Да. Сейчас чуть подробнее поясню. Примерно спустя две недели после ужасных терактов в США Путин поднялся на трибуну Бундестага. Очень интеллигентно поправил галстук, начал свою речь на русском, однако вскоре перешёл на немецкий. Я была в восторге! Я впервые в жизни гордилась главой русского государства!

— Надо же! Я здесь даже не обратил на это внимания! Вообще такого не помню.

— Напрасно! Эта речь меня очень сильно сбила столку. Потому что он говорил немцам о том, что российский народ выбрал идеи свободы и либерализма и отринул тоталитарную идеологию сталинского типа. Представляешь? Я была счастлива от мысли о том, что мы с ним единомышленники!

— Даже не верится!

— Это было! Потом он сказал, что подтверждением тому, по его словам, стало историческое решение советского руководства о сносе Берлинской стены — символа раскола Европы. Помню дословно его слова, что именно этот выбор позволяет нам утверждать, что уже никому и никогда не удастся развернуть Россию в прошлое.

— Даже так?

— Представляешь? Как можно было не влюбиться в такого лидера? Скажи!

— Он действительно такое говорил?

— Да, посмотри в интернете.

Мне не верилось. Я не помнил таких слов и полез в интернет. Как-то пропустил в своё время, не заметил и не знал о тех исторических событиях.

Убедился в точности слов. Это было очень неожиданно, и к такому повороту разговора я был не готов.

— Да, ты права, он ещё сказал о европейской интеграции как о будущем России и призвал раз и навсегда покончить с наследием холодной войны.

— Найди ролик, где члены бундестага долго аплодируют ему. Там настоящая овация была.

Нашёл ролик и убедился в правоте слов Ирины. Моему изумлению не было предела, как и не осталось сомнений в искренности чувств и слов Владимира Путина и депутатов германского парламента.

— Я была уверена, что Путин за свои слова отвечает, и у меня появилась новая мечта. Я влюбилась в слова Путина о том, что мы вместе построим большую единую Европу, которая простиралась бы от Лиссабона до Владивостока. Это была идея Путина! Новая идеология! Красивая и прекрасная. Вообще я влюбилась в него как в умного и честного человека!

— Идеология? В чём её суть? Как ты её понимала?

— Он сам раскрыл её суть. Это экономическая интеграция, безвизовый режим, совмещение российских ресурсов с европейскими технологиями и капиталом — всё, о чём он говорил в Бундестаге, мне нравилось и открывало невероятные перспективы для всех. Там было место и гуманизму, и гуманитарным вопросам, и интеграции — вообще всему. Я была счастлива.

— Я так понял, что ты сейчас так уже не думаешь.

— Нет. Мои бабушки и дедушки, возможно, верили в то, что строят коммунизм. Я не хочу смеяться над ними. Но я им завидовала в том смысле, что они верили, что создают что-то новое и светлое. У меня такой веры не было. Пришёл Путин — и появилась цель, причём настолько привлекательная и красивая, что я безумно влюбилась в Путина как в политика и сильного мужика.

— Что же он такое сделал, что ты в нём разочаровалась?

— Просто сначала я обратила внимание, что он за свои слова не отвечает. Терпеть не могу мужиков-болтунов! Просто тошнит от таких. Дал слово — держи! Таких уважаю. Просто в последующие годы только слепой мог не заметить, как Россия и Евросоюз лишь отдалялись друг от друга, потом из лексикона политиков и дипломатов начали исчезать последние упоминания о партнёрстве и сотрудничестве. Пропаганда начала пропагандировать то, чего нет и никогда уже не будет, то есть советское прошлое и даже Сталина…

Ирина с горечью в голосе рассказывала о том, как рушились её мечты в светлое будущее России, как постепенно разноцветие исчезало и всё в России окрашивалось только чёрными красками. Венцом всему плохому был Путин, по её мнению.

Я не перебивал её этот очень душевный и яркий рассказ, несомненно, очень сокровенный, рассказ обиженного человека, растерявшегося человека. Рассказ человека, потерявшего веру.

Сам подумал в тот момент о том, что русский человек не может жить нормально без веры в будущее, теперь уже совершенно новое и непременно мирное. Следом уже сделал первый вывод о том, что Ирина — это русский человек. Это главное, и это уже не просто очень хорошо, но и фундаментально.

Уловил, как у Ирины постепенно обожание переросло в обиду, потом в ненависть к Владимиру Путину и его системе власти. Но ещё большей ненависти она удостоила то, что она понимает под словами «правящая элита России».

За что?

За безразмерную коррупцию, ложь, бессовестную пропаганду и прочее. Но к самой России ненависти не уловил, напротив, она мне заявила, что совершенно не стесняется называться русской, считает себя частичкой русского народа и, что удивительно, желает государству российскому выздороветь и быть успешным.

Слова Ирины о русском государстве не прошли мимо моего внимания, и я решил в целях уточнения деталей немного спровоцировать Ирину, обострить разговор.

— Мне кажется, Путин и государство — это слова-синонимы.

— Какая глупость! Ой! Извини!

— Ничего страшного. Продолжай, мне жутко интересно.

— Сейчас он царь, или цивилизованный диктатор, или авторитарный лидер с культом личности. Мне не важна точность формулировки. Но ты же знаешь, что русское государство может совершить такие кульбиты, что выкинет потом тело диктатора из мавзолея, или в подвале всю семью положит, или ещё что-то такое сделает и опять продолжит движение. Всё равно продолжит. Я никогда не говорю плохо о государстве, только власть его критикую.

— А бороться с властью была готова?

— Нет. Это бессмысленно. Всё как-то само уладится, скорее всего, после каких-то очередных потрясений. Тем более, что власть отнюдь не монолитна. На этот счёт не хочу говорить, но я знаю некоторых лично, и поверь мне, что их взгляды на Владимира Путина не сильно отличаются от моих.

— Но отличаются?

— Да. Они в основном ещё более радикальны.

— Власовцы… — я решил спровоцировать её самым примитивным образом.

— Ты в своём уме? Они ни за что не уедут из России и при первой же возможности вступят в борьбу за власть. Они не олигархи, и у них все интересы в России, хотя деньги они от греха подальше вывели куда смогли.

Выпили мы к концу этой части разговора более бутылки вина на двоих, были раскованны, но Ирина нормально переносила алкоголь.

Как только мы закончили разговор на эту тему, я спросил у Ирины:

— Здесь, в Штатах, ты какие задачи перед собой ставишь?

— Ох, мне бы сначала выжить.

— Тебе не хватает того, что ты зарабатываешь преподаванием?

— Хватает, но я сильно экономлю, мне хочется других денег. Я не привыкла так жить.

— Итак, к делу! Готова?

— Всегда готова!

— Есть вариант несколько улучшить твоё материальное положение, но не кардинально. Этот вариант быстрый и связан с тем, что тебе надо будет больше работать. Речь идёт о мерах по увеличению количества учеников или о различных подработках, в целом связанных с твоим профильным образованием.

— А второй вариант?

— Второй вариант долгий и рискованный, но который может вывести тебя на совершенно иной уровень.

— Мне интересно подробнее узнать про второй вариант.

— Ты мне предложила фактически комплексную услугу. Всё просто. Я плачу, а ты работаешь. Я ведь правильно тебя понял?

— Правильно.

— Речь идёт о том, что ты можешь попробовать получить такую работу у другого человека, но главная цель будет другой, и деньги по достижении этой цели будут другие.

— Прошу поподробнее объяснить суть дела.

— Возьмём, к примеру, твоего нового знакомого по имени Бен. Только как пример. Возьмём?

— Без проблем.

— Я его не знаю и им вообще не интересовался, но вдруг от Рона по касательной услышал информацию, которая дала мне повод подумать, что Бен служит в военной разведке. Казалось бы, мне-то что? Но это только на первый поверхностный взгляд.

— Виктор, что ты имеешь в виду?

— Не пугайся, ничего плохого, и это просто пример. Так вот, если этот Бен служит в военной разведке, то, значит, имеет доступ к секретной информации. Ты спросишь меня, где деньги? Отвечаю. Представь, что ты уже в 1912 году знаешь, что Россия вступит в Первую мировую войну. То есть знаешь это за два года до того, как всё начнётся. Представляешь?

— Не понимаю, к чему ты это.

— Терпение. Итак, ты знаешь, что Россия вступит в Первую мировую войну. А что тебе даёт эта информация? Она тебе говорит о том, что нужно срочно продавать свечной заводик и строить завод по производству артиллерийских снарядов. Вижу, что ты со мной согласна. Далее — ты уже в 1915 году знаешь расчёты больших военных, они видят, что война будет проиграна. Поэтому? Правильно. Продаёшь свой снарядный завод, деньги все переводишь в США, Канаду или в Швейцарию и таким образом спасаешь свои капиталы от пришедших к власти коммунистов. Логика понятна?

— Понятна. Но давай на примере Бена, ближе к нам.

— Обязательно. Так вот, когда все видят, что ВМС США уже собирают очередную авианесущую ударную группу куда-то там, то поздно продавать нефтеперерабатывающий завод в Ираке: если его и купят, то за гроши. Его нужно продавать тогда, когда военная разведка увидела в Ираке следы якобы уничтоженного химического оружия и ещё не доложила об этом. Этот завод или его акции ещё вовсю котируются на бирже, но их участь предрешена. Или другой пример: ты знаешь, что китайцы решили в Джибути построить военно-морскую базу, покупаешь там землю, для этого подходит всего-то один большой участок, а потом им продаёшь. Чтобы достать такую информацию, нужно много трудиться, но это тот случай, когда при умелом менеджменте можно сто тысяч долларов превратить в двести или триста. Достать такую информацию очень трудно, но если уж и заниматься тем, что ты мне предложила, то только с этой целью, не забывая, конечно, что поправляешь заодно дела и в дне сегодняшнем.

— Но как это делать?

— Ты мне даёшь информацию, я говорю тебе, что и когда купить или продать. Ещё и деньги для этого помогу найти, которые ты потом мне вернёшь с обычным банковским процентом.

— Я хочу понять, как найти такую информацию.

— На примере Бена ты видишь, кто может являться её носителем. Но то, что Бен может иметь такую информацию, тоже надо ещё сначала выяснить точно. Возможно, окажется, что он её не имеет и не представляет интереса.

— Он точно служит в Пентагоне, говорит, что занимается анализом информации.

— Как минимум это означает, что у него есть информация. Но Бен неудобен, так как живёт в Вашингтоне. Тяжело тебе будет с ним встречаться.

— У тебя есть кто-то, кто мог бы быть нам интересен?

— В том-то и дело, что, кроме Бена, никого нет пока в поле зрения. Я этим не занимался, но всегда чутко отношусь к людям, которые могут быть во что-то посвящены. Сейчас информация бывает бесценной. Поэтому, когда узнал о Бене, то подумал, что он очень ценный источник закрытой информации.

— Если даже он что-то знает, то он мне ничего не расскажет.

— А деньги просто так на голову не падают. Извини меня за грубость, но у тебя выбор: или быть шлюхой за деньги, которую обязательно когда-то просто даже в силу возраста бросят, или создавать будущее своим детям, работать головой и притом на всю катушку, весь свой интеллект задействовать и постоянно думать, постоянно чему-то учиться. Выбор за тобой.

— А почему бы мне не попробовать с Беном? Что я теряю?

— Тоже верно. Опробуй технологию, приёмы и способы добычи информации. Попробуй для начала выяснить, какую должность и в каком подразделении он занимает, круг его обязанностей. Ничего не теряешь. Начни с более или менее простого, а там посмотрим, подумаем, и я ещё что-то присмотрю.

— Я даже подумала, что не так и плохо, если он живёт в Вашингтоне.

— Поясни.

— Есть у меня одна мысль. Короче, я попробую с ним завязать отношения. Типа сначала в любовь сыграть, а потом подумаю, как быть.

— Ты не скромничай. Приходи ко мне и рассказывай, может, я тебе что-то подскажу. Это бизнес, и мы оба заинтересованы, так что я тебе не враг и понимаю, что такие дела — это длительный процесс, и две головы в любом случае лучше, чем одна.

— Как ты думаешь, с чего начать?

— Я уверен, что начать надо со всестороннего изучения личности. Не спеши что-то узнавать из того, что нам нужно. Просто изучи хорошие привычки, а особенно плохие привычки, пристрастия, дела греховные, все возможные связи, зависимости и вообще всё, что только можно. Нужно выяснить все его взгляды — общественные, социальные, политические, религиозные и экономические. Нужно понять, о чём он мечтает и что ему снится. Кто его первая любовь и почему. Все привязанности, начиная с отца и матери. Кстати, о них нужно всё узнать. Не гнушайся такими вещами, как то, какую он любит зубную пасту и почему, какое пиво и почему, и так далее. Потом вместе составим его психологический и социальный портрет и примем решение. Знаешь, мне тоже горбатиться уже тяжело, думаю о пенсии и хочу с этим не затягивать, хочу досрочную пенсию. Очень досрочную.

— Виктор, мне кажется, всё это нереально.

— У тебя есть выбор. Других предложений у меня нет в данный момент. Но могут появиться. Самое главное, ты сама должна определиться, в каком направлении ты хочешь двигаться, и тогда я пойму, чем смогу тебе помочь.

— А зачем ты мне помогаешь?

— Я не всем помогать готов. Если я вижу, что человек к чему-то стремится, хочет чего-то добиться в этой жизни, а заодно и мне быть полезным, и при этом он мне симпатичен, то помогаю.

— Тебе быть полезным…

— Конечно.

— А я тебе симпатична?

— Да. Но я всегда очень тщательно отделяю бизнес от секса. Считаю это несовместимым. По крайней мере, это правило должно соблюдаться до достижения паритета в бизнесе.

— Хм, если я разбогатею, то зачем ты мне будешь нужен в сексе?

— Ты сама ответила на свой же вопрос.

— Но мне сейчас нужны деньги.

— Значит, я подумаю, как увеличить нагрузку на тебя и дать подработку. Это всё!

— Не нужно. Я займусь Беном, посмотрю, какие там горизонты, и приму решение. Спасибо тебе. Пожалуй, в этой стране ты единственный, кто протянул мне руку помощи.

— Я из личных средств буду тебе подкидывать пятьсот долларов ежемесячно. Считай это подъёмными. Если разбогатеешь, на что я надеюсь, то отдашь, если захочешь.

— Отлично! И спасибо тебе огромное. Если бы ты знал, как мне кстати будут эти пять сотен. И, кстати, учеников можно тоже немного добавить, но не сильно.

— Я помогу с учениками. Придумаю что-то, есть наработки. Дадим нормальную и дорогую рекламу ненадолго. Будем считать, что деловая часть разговора завершена?

— Завершена.

— Мне интересно было с тобой говорить о России.

— Я тебе столько могу рассказать!

— У тебя здесь будет много единомышленников, особенно выходцев из России.

— Да пошли они! Они мне там все опостылели. Их я тоже ненавижу!

— Почему?

— Они только языком умеют работать и тексты в Фейсбуке писать.

— А в России есть кто-то, кто готов дела делать?

— Нет таких. В России всё намертво зацементировано, и надолго.

— Грустно.

— Грустно. Я хочу раствориться в Штатах и больше не думать о России. Людей жалко.

— Не верю тебе.

— Правильно делаешь. Соврала. А почему ты так думаешь?

— Я был гражданином Литвы, и мне не жалко граждан этой страны.

— Почему?

— Они сами сделали свой выбор.

— Они в Евросоюзе!

— Смешно.

— Почему?

— Нищета и бесперспективность.

— Не была. Не знаю. Но Рига действительно так себе, была там. А ты как к России относишься?

— Интерес есть, но его можно назвать факультативным. Я гражданин США, здесь оказался только потому, что именно в этой стране можно без оглядки спокойно работать на себя. Это свободная страна, и я в неё влюблён.

— Вот и я так же хочу.

— Если хочешь, то я готов тебе помогать. Начинай и постоянно будь со мной на связи.

— Виктор, мне сейчас уехать?

— Да, я закажу такси. Так будет лучше.

После отъезда Ирины я внимательно прослушал запись нашего разговора и принял решение отправить его в ГРУ со своими пояснениями. Мне нужна была очень профессиональная оценка и рекомендации. Я уже знаю, что они выяснят, где Ирина была откровенной, а где врала. Соединят всё в единый психологический портрет и выдадут что-то полезное для меня.