Под маской араба

От редакции

Как это ни странно, но внутренняя Аравия до сих пор, в сущности, менее знакома европейцу, чем громадные пространства Центральной Азии, джунгли экваториальной Африки и даже приполярные страны. Европейцев, которым удалось проникнуть внутрь полуострова, можно пересчитать по пальцам. Жизнь и обычаи коренного ядра арабской массы фактически сохранили свою самобытность и первобытность библейских времен. Влияние Европы проникло внутрь Аравии не дальше, чем на 20–40 км; единственный уголок на громадном полуострове, где европейцам удалось задержаться — это крепость Аден, где на голых скалах, под прикрытием пушек своего флота, держится маленький британский гарнизон, охраняющий южный вход и Красное море.

Европеец в большинстве случаев почти незнаком с настоящим арабом — обитателем непокоренной пустыни. Его обыкновенно представляют в каком-то поэтическом ореоле, на дивном арабском коне с копьем и старинным длинноствольным ружьем за плечами, а по внутренней сущности рисуют себе поэтом, рыцарем чести и т. п. В действительности же, при всех своих положительных качествах, современный араб прежде всего является большим практиком, хорошим политиком, отличным бойцом, вооруженным самыми современными ружьями и пулеметами. В политическом отношении арабы фактически держат в своих руках равновесие на Ближнем Востоке.

Для сохранения независимости арабам внутренней Аравии не нужно было строить крепости, держать громадные регулярные армии, заводить флот. Они искони располагали тремя верными союзниками — мелководным неприветливым морским побережьем, пустыней и солнцем. Особенно надежен последний союзник. Европеец прикрывает голову пробковым шлемом, и все же солнце часто убивает его. Что могут сделать регулярные армии народу, который не боится ни страшного жара, ни резкого колебания температуры, который в течение долгого времени может существовать пригоршней сухих фиников с прибавкой маленькой порции верблюжьего молока, народу, подвижный поселок которого может в несколько часов раствориться в безбрежных пространствах песчаного океана?

С незапамятных времен через север Аравии тянулись мировые караванные пути, так как здесь находится «стык» трех материков и сюда же примыкали главные морские пути древности и средних веков.

Старинные арабские географы называли Аравию островом, и это недалеко от истины. Она окружена с трех сторон водой, а с четвертой морем песка. Эта обширная страна, лежащая между западным углом Азии и восточным Африки, окаймлена цепью арабских государств[1], обладающих очень неопределенными границами. Пограничная кайма окружает голые и негостеприимные области пустынных равнин и гор, области, где кочуют многие племена, в сущности совершенно независимые от крупных арабских городских центров, как Багдад, Дамаск и даже от священных Мекки и Медины.

Два крупнейших политических организма центральной Аравии, Джебель Шаммар и Недж, занимают нагорье, защищенное со стороны моря горными хребтами, а с севера пустыней Нефуд. В южной части полуострова расстилается другая громадная пустыня — Руба эль-Хали. Обе пустыни в общем непригодны для жизни, хотя там есть большие оазисы, и в определенные сезоны даже там местами появляется скудная растительность, способная прокормить неприхотливый скот кочевников.

Хотя прибережные части Аравии имеют достаточное количество влаги, чтобы прокормить оседлое население, истинной колыбелью арабов являются именно названные центральные пустыни. Так как здесь не могло прокормиться возрастающее население, отсюда, с мечом в одной руке и Кораном в другой, выходили те замечательные орды, которые так успешно создавали высокую и своеобразную цивилизацию, попадая в благоприятные внешние условия, и сумели распространить ее от Гималаев до Гибралтара и от Черного моря до реки Замбези в Африке. Даже в новейшие времена трудно сказать, чье внутреннее влияние сильнее хотя бы среди населения Черного материка — араба-купца и миссионера Корана или европейцев, не исключая и миссионеров-христиан, несущих наряду с внешней цивилизацией много бед простодушным туземцам Африки.

Арабов Аравии можно разделить на две крупные группы: «хадари» или оседлые жители городов и «бедуины», «люди палаток», как они себя называют. Первые, если они образованы и состоятельны, мало чем отличаются от типичной европейской буржуазии; в остальной массе, городские арабы, под влиянием развращающей обстановки европейского капитала, почти утратили национальное чувство, невежественны и лживы; простота и независимость жителя пустыни им совершенно чужды. В городах-оазисах, как Риад, Хайль, Таиф и др. создались своеобразные оседлые торговые общины, население которых лучше понимает свои национальные интересы, нежели прибережное арабское городское население. Но зато и своих удаленных и уединенных городах, забронированные от всего света знойной пустыней и невидимым, но тоже труднопроницаемым барьером своего фанатизма, они являются одним из наиболее изолированных осколков остального мира.

На окраинах оседлых поселений имеется еще одна группа арабов — фелахи. Эти земледельцы сильно эксплуатируются торговым населением городов, а, с другой стороны, нередко много терпят и от кочевников-бедуинов, без всякой жалости вытравливающих своим скотом их поля. Иногда они ведут полукочевой образ жизни и живут в палатках, но чаще в глинобитных мазанках, и положение их в общем весьма печально.

Бедуины делятся на племена, которые, в свою очередь, разбиты на роды, а последние на семьи. Каждая группа подчиняется шейху, которые по правам и обязанностям близки библейскому патриарху. Узы родства чрезвычайно сильны.

На обширном пространстве от р. Тигра до Иордана и от Индийского океана до предгорий Курдистана, в том или ином направлении, в зависимости от времени года, кочуют многочисленные племена, двигающиеся с своих зимних пастбищ к летним или обратно.

Бедуины, кочующие между Неджем и долиной верхнего Евфрата, принадлежат к двум могучим племенам — «анизе» и «шаммар». Но кроме этих естественных организаций, насчитывающих по несколько миллионов человек, встречаются и другие, сравнительно малочисленные племена. Для неопытного глаза европейца все бедуины выглядят одинаково как в отношении одежды, манер, внешности, так и по языку. Сами же арабы быстро и безошибочно определяют племя, а иногда и род встречного другого бедуина.

Когда ранней весной на южных горных склонах Курдистана начинается таяние снегов, из отдаленных ширей пустыни, с юга, начинается ежегодный, весенний, великий исход бедуинов к пастбищам верховьев реки Евфрата. Поднимаются сразу целыми племенами и родами; тянутся все, малые и большие, женщины и дети, везется весь домашний скарб, высоко в воздух поднимается мельчайшая пыль от бесчисленных овечьих, конских, козлиных и верблюжьих ног. Все отдохнет и откормится только на сочной траве предгорий Курдистана, куда вся масса, истомленная переходом в несколько сот километров, добирается через полтора-два месяца после начала исхода. Здесь они пробудут до первых заморозков в горах; тогда начинается обратное шествие широким фронтом и рассеивание племен по зимовьям, разбросанным на всем громадном пространстве Аравийского полуострова.

Чем живут бедуины? Главным образом тем, что дает им верблюд, вернее, верблюжья самка. Верблюд доставляет пищу, питье, одежду и топливо и в самом прямом смысле слова — защиту от врага; в случае нападения верблюды ложатся на землю, образуя своими телами своего рода окоп, из-за которого бедуины отстреливаются от неприятеля…

Бедуин рождается на вольном воздухе, взращивается на верблюжьем молоке, питается его мясом и творогом, одевается в ткань из его шерсти, спит в палатке из его шкуры. Лет с 10 он уже самостоятельно управляет верблюдом. Все необходимое, от оружия до спичек, привозят все те же незаменимые друзья бедуина. Весной, когда бывает много молока, из него приготовляется творог, который скатывается в шарики и сушится на солнце; когда молока станет мало, такие шарики распускаются в воде, при чем получается жидкий, кисловатый напиток, служащий заменой молока. Мясо едят очень редко; режутся только старые или слабые животные. Подобие хлеба, большие пресные лепешки из ячменной муки, едят только тогда, когда удается обменять ее у феллахов. Грозу феллаха, часто появляющуюся в Аравии саранчу, бедуин считает даром свыше; поджаренные на углях ее задние лапки считаются лакомством: из нее приготовляется мука, служащая для пищи как самим бедуинам, так и подмешиваемая в корм скоту (даже лошадям) в периоды бескормицы. Бедуины утверждают, что такая мука в два раза питательнее ячменной. Любимый товарищ бедуина, знаменитая арабская лошадь, не мог бы существовать в условиях кочевания в пустыне, если бы не тот же верблюд и саранча. На длинных переходах в пустыне, где колодцы и очень редки, и часто пересыхают, или вода в них пригодна только для самого человека и верблюда, а корма совсем скудны, кобылы, жеребята и даже жеребцы дважды в день получают пойло из верблюжьего молока с прибавкой муки из саранчи. Одна из симпатичнейших черт бедуина — это его нежная любовь к коню. Если приходится туго, голодать будет он сам, но не лошадь.

Пород верблюдов так же много, как пород лошадей; разница между «джемаль маем», рабочим верблюдом, и благородным беговым «хеджином» не меньше, чем между тяжеловозом и орловским рысаком или английским скакуном. Сирийский одногорбый верблюд считается лучшим транспортным животным; с грузом в 230 кг (до 15 пудов) он в сутки может пройти свыше 100 км. Хороший «хеджин» в случае нужды может пробежать до 130 и даже 150 км в сутки. Известны случаи перехода в 750 км, сделанные всего в 6 дней.

Аравия во всех направлениях пересечена караванными путями, и это неудивительно, так как не только товары транзитных торговых путей Сирийской пустыни, но и все необходимое для внутриаравийских городов и поселков полуострова, каждый метр материи, оружие, боевое снаряжение, многие другие предметы, продукты, до спичек включительно, развозится во вьюках на спине корабля пустыни. Существуют выработанные с точностью наших железнодорожных тарифов тарифы для транспорта в пустыне. Для обеспечения и облегчения движения караванов с незапамятных времен выработались особенные правила и своеобразные законы пустыни; каждое племя имеет свой общепризнанный и закрепленный за ним веками район — «дира», в котором оно пользуется суверенной властью; для прохождения «дирой» требуется предварительное согласие племени и по соглашению взимается строго определенная пошлина; соблюдение установленных условий дает известные гарантии, хотя бы в отношении бедуинов данного племени. Существуют профессиональные проводники караванов; эти лица, так называемые «укейли», имеют разрешение и гарантии вести караваны свободно через все «дира». Обыкновенно они принадлежат к племенам центральной Аравии, но в эту организацию не принимаются бедуины анизе и шаммар, как слишком сильные племена, могущие скрыть недобросовестного укейля; не принимаются члены и из небольших племен, если таковые находятся в кровавой вражде с каким-либо из многочисленных племен. Особенно надежными, и как проводники, и как верблюдовожатые вообще, считаются бедуины, состоящие членами секты «вахабитов»[2].

На начальнике каравана лежит много забот и большая ответственность. Когда караван проходит по местности, где могут встретиться бродячие разбойничьи шайки, принимается целый ряд чисто военных предосторожностей. Для ночлега обыкновенно избирается дно «вади», т. е. сухого русла потока, где легко скрыть ночные костры каравана от посторонних взоров. При этом верблюды разгружаются, и кипы товаров складываются так, что образуется «зариба», четырехугольный вал. Быстро устанавливаются палатки из шкур иди полотнищ верблюжьей или, чаще, козьей шерсти; верблюдов до темноты выпускают кормиться на тощую, сухую колючую траву, которая встречается почти всюду даже в самых глубоких пустынях. С наступлением темноты верблюды загоняются в «зарибу» и укладываются вдоль ее внутренних сторон, усиливая этим ее обороноспособность. На края вади высылаются часовые, и стоянка приобретает вид военного бивуака.

Все бедуины, в особенности вахабиты, в течении дня строго выполняют установленные Кораном молитвы, простираются ниц лицом к Мекке и за недостатком воды совершают нечто вроде омовения песком.

В своих отношениях к женщине арабы очень далеки от рыцарства: «Что я не могу есть — съедят женщины», «женщины могут есть все» — вот характерные арабские поговорки; при счете населения женщины не принимаются в расчет. Развод у бедуинов — самое обыкновенное явление. Женщина, пока она молода, расценивается, как игрушка, когда состарится, — как вьючное и домашнее животное. Ввиду сравнительной бедности кочевников, многоженство у них очень редко и обыкновенно встречается только у шейхов. По желанию женщины развод почти невозможен, хотя жена, в случае дурного обращения мужа, может уйти к своей родне, и муж не вправе требовать ее обратно. Чадра и гарем процветают только у арабов городских; жизнь в палатках и вообще в обстановке пустыни значительно смягчили эту сторону магометанского быта.

Разбой в глазах бедуина представляется почетным делом. Закон «око за око, зуб за зуб» глубоко внедрился в его кодекс чести; кровавая месть между отдельными семьями, родами и даже племенами завещается от поколения к поколениям.

Подавляющее большинство бедуинов безграмотно; мудрость и быт веков передается от отца к сыну за вечерними беседами у тлеющего кизяка в длинные вечера, при свете мерцающих звезд пустыни.

В характере бедуина много положительных качеств. Он храбр, воздержен, терпелив, вдумчив, вежлив, честен в торговых сделках, давши слово, крепко держится его. Его вызывающая гордость, недоверчивость и готовность к ссорам уравновешивается его врожденной воспитанностью и большим терпением.

Каково будущее бедуинов Аравии? Сумеют ли они слить свои интересы с интересами остального многомиллионного мусульманского мира? Окончание мировой войны, бесцеремонный раздел слабых, отсталых стран великими державами значительно ускорили пробуждение всех народов Востока. Однако, имеется много и тормозов, задерживающих их объединяющие и революционные стремления. К числу последних надо отнести патриархальный уклад жизни сынов пустыни, отсутствие промышленного пролетариата, реакционное влияние все еще сильного ислама, племенную раздробленность, бесправное положение женщин и др.

Предлагаемая читателям книжка, принадлежащая перу немецкого путешественника, рисует нам эту бесхитростную жизнь «детей пустыни».

Эрнст Клиппель, по профессии врач, решил предпринять довольно рискованное путешествие. Переодевшись бедуином, он вздумал пересечь под видом паломника-мусульманина сирийскую пустыню и проделать таким образом на верблюде весь путь от Каира до Моссула. В те места, по которым проехал Клиппель, европейцы обычно проникали в составе многолюдных и специально снаряженных экспедиций или во главе «отрядов особого назначения». Нашему же автору, благодаря удачной инсценировке, удалось увидеть Аравию такой, какова она есть. Конечной целью путешественника было посетить места обитания загадочной секты огнепоклонников-иезидов, которые имеются и в пределах СССР: в Грузии и Азербайджане. Около Моссула расположены как раз их главнейшие святилища.

Клиппель начал готовиться к своему путешествию задолго. В течение 12 лет он служил в Египте и употребил 4 года на изучение классического и разговорного арабского языка, которым и овладел в совершенстве. Стараясь сохранить свое инкогнито, под видом араба, он подолгу жил в пустыне, в 10 км от Каира, поставив свою палатку среди бедуинских шатров. Соседи по стоянке, равно как и его слуга — Аршад, видели в нем знатного мусульманина, который собирался отправиться на паломничество к святым местам. Эта палатка, разбитая среди пустыни и служившая обитателю Каира своего рода дачей, и явилась отправным пунктом для всего путешествия.

Карта Аравии.