Глава 8

После этого с ужином было точно покончено. Саймон встал и начал помогать Кэйти, парочка неслышно переговаривалась, пока семья разбредалась по дому. Нэйтан заметил, как Саймон что-то шепнул Кэйти, после чего они оба на него посмотрели и тут же оба отвернулись.

– Твоя мама постелила Ксандеру в твоей бывшей комнате, так что решай, где будешь спать, – сказал Гарри Нэйтону, когда тот собрался уходить. Комната контрактников свободна, но там кондиционер не работает.

В этой комнате Нэйтан чувствовал бы себя закатанным в консервную банку.

– Лягу-ка лучше на диване, – Нэйтан заглянул в холодильник в поисках пива.

– В холодильной камере есть, если здесь не найдешь, – сказал Гарри.

– Твою мать, – Нэйтан захлопнул холодильник.

– Что?

– Да не, ничего. Просто кое-что вспомнил.

Холодильная камера Нэйтана барахлила, и после семинедельного ожидания мастер, наконец, до них добрался. Он как раз должен был заглянуть к Нэйтану в тот самый день, вспомнил сейчас он, потянув на себя тяжелую дверь их семейной холодильной камеры, которая была пристроена к кухне. Техник сможет попасть в дом, не проблема, но предполагалось, что Нэйтан и сам будет там. Нужно до него дозвониться.

«С этой холодильной камерой, по крайней мере, проблем не было», – подумал он, заходя внутрь и сразу чувствуя мурашки. Он постоял минуту среди промышленного масштаба запасов замороженных продуктов, наслаждаясь прохладой, прежде чем взять банку пива с вершины пирамиды из упаковок.

Вернувшись в кухню, он открыл дверь соседней с камерой кладовки. Она была забита до отказа, заметил он с облегчением. Не то чтобы он ждал чего-то другого, но, если Кэмерон в последнее время и стал рассеянным, провизия не ускользнула от его внимания. Так же, как и собственная кладовка Нэйтана, эта была похожа на продуктовую лавку. Полки ломились от многомесячных запасов риса, макарон и консервов. К стене были прикреплены списки, в которых велся учет. Напротив всех пунктов стояли двузначные числа.

Нэйтан огляделся и глотнул пива. Ему нужно будет внимательно перепроверить свою кладовку, если Гарри прав насчет наводнения. Хотя скорей всего, у него все в порядке. Как любой фермер в их регионе, Нэйтан делал регулярный заказ в супермаркете ближайшего города, и каждые шесть недель огромный грузовик с морозильной камерой отматывал тысячи километров к северу от Аделаиды, везя заказы для всех жителей. Думай заранее – или поплатишься. У Нэйтана был распланирован каждый прием пищи на полгода вперед. У него всегда всего было достаточно, чтобы переждать потоп, тем более что он жил один, но, если он может быть окончательно отрезан от мира, нужно быть готовым.

Он закрыл кладовку и пошел звонить технику. Бумажник Кэмерона лежал здесь, на небольшом столе рядом с телефоном, как он и думал. Он взял его, когда услышал, как включился автоответчик, и осмотрел, надиктовывая сообщение. Пара кредиток, немного наличных. Несколько выцветших чеков с городской заправки. Нэйтан вытащил права и посмотрел на фотографию брата. Кэмерон был без обычной для него улыбки, смотрел серьезно, как положено, но глаза его все-таки улыбались, и Нэйтан представил, как они смеялись с фотографом за секунду до того, как тот сделал снимок. Нэйтан закрыл бумажник.

Он взял свое пиво и побрел в гостиную. Этот дом не менялся десятилетиями. Диван здесь стоял все тот же, который он помнил еще с детства и на котором он уже много раз квартировался. Это было неплохо. Он заметил, что Лиз сложила для него чистую одежду, и развернул ее. Наверняка Кэмерона. Практичность в этих местах всегда брала верх над сентиментальностью, но все же было немного странно держать в руках рубашку и джинсы мертвого брата.

Пластиковая елка стояла в углу, на ней мигали огоньки, а под ней уже лежало несколько подарков. Рядом в центре стены в тяжелой и дорогой, как знал Нэйтан, раме висела выигравшая конкурс картина Кэмерона с могилой стокмана.

Нэйтан уже давно ее не видел и наклонился поближе, всматриваясь. Могила была изображена на фоне рассветного неба – многие часто ошибочно думали, что это закат, но Нэйтан знал точно – по расположению, что это лучи утреннего солнца преломлялись на горизонте. Кэмерон тщательно изучил то, как свет распределяется по небу, и тончайшими мазками во всех деталях передал его богатую палитру.

Сама могила на таком фоне выглядела практически второстепенно. Темным пятном она гнездилась в нижней части холста, изображенная, скорее, схематично, чем выразительно. Даже Нэйтан, признавая себя полным невеждой в искусстве, догадывался, почему картина была так популярна. Когда Кэмерона за нее наградили, он прочитал в интернете пару обсуждений и критических заметок, где люди какой только смысл в ней не усматривали. Свет побеждает тьму, и наоборот. Одиночество, скорбь, перерождение. Кто-то даже объявил, что видит силуэт стокмана на грязно-сером фоне, там, где тьма соприкасается со светом.

Откровенно говоря, у самого Нэйтана эта картина никогда не вызывала такого восхищения. Исполнена она была хорошо, это да, но для него она недостаточно передавала реальность. Контраст между тьмой и светом представлялся ему слишком грубым. Когда он сам там бывал, тем более один, все выглядело гораздо более текучим и изменчивым.

Нэйтан плюхнулся на диван и снова посмотрел на одежду брата. Она была практически идентична его собственной – неудивительно, учитывая, что все закупались в одном и том же месте, – но на размер или два меньше. Нэйтан и Кэмерон были одного роста лет с семнадцати, но его брат – был – худой и подтянутый, а Нэйтан плотный и ширококостный.

Когда Нэйтан оказался в одиночестве – не первый раз после ухода Джеки, а во второй, когда он буквально остался совсем один, – он долгие часы проводил лихорадочно тренируясь с помятыми старыми гирями в одном из своих сараев. Через какое-то время он вдруг осознал, что абсолютно никто не может оценить его физическую форму, не говоря уж о том, чтобы кому-то вообще было до нее дело. Тогда он завязал с тяжелыми весами и теперь долгие часы проводил на диване с пивом, но вставать каждый день затемно было нелегко и без похмелья, а тяжелая физическая работа на ферме требовала определенной силы и выносливости, так что и в этом досуге пришлось себя ограничить. Он отставил пиво и вновь взялся за гири, в конце концов кое-как найдя баланс где-то посередине, но в свою былую форму он так уже никогда и не вернулся.

Нэйтан посмотрел вниз, на свою собственную рубашку, все еще расчерченную красными полосами пыли, и краем глаза уловил скользящую за окном тень Ильзы. Ее силуэт выступал из сумерек на фоне простыней, которые она снимала с веревки. На ветру они вздымались вокруг нее волнами, будто кто-то бегал среди них. Нэйтан смотрел еще минуту, а потом положил рубашку брата обратно на диван и вышел к жене брата.


Взгляд Ильзы сразу же застыл на красной пыли. Видимо, на улице она стала почему-то заметнее, чем до этого на кухне. Нэйтан видел, что она явно задумалась о ее происхождении, ее рука так и застыла на веревке.

– Нужно будет постирать.

Она ничего не ответила, просто снова занялась простынями.

– Послушай, Ильза, прости за эту идиотскую историю о стокмане. Я не хотел тебя расстраивать.

Она отодвинула простынь в сторону и посмотрела на него.

– Я расстроена не из-за истории, Нэйтан.

– Ну да. Конечно, нет.

Она потянулась за наволочкой. Явно детской, судя по рисунку.

– Оставь, – сказал Нэйтан. – Тебе не нужно сейчас этим заниматься.

– Нужно. Это постельное белье Ло. Оно висит со вчерашнего дня.

– Тогда все равно уже поздно. – Оно высохло через пять минут после того, как его повесили. За два дня хлопок покрылся песком. – Все равно перестирывать. Оставь.

– Нет.

– Ну тогда дай я тебе помогу.

Ильза хотела было запротестовать, но сдалась и пожала плечами.

– Спасибо.

Она крутила в руках прищепку.

– Нэйтан, что, по-твоему, случилось с Кэмом?

Он потянул простынь на себя и не ответил.

– Он случайно ушел от машины? – она неподвижно смотрела на прищепку в руках. – Или было похоже, что этого он и хотел?

– Я не знаю.

– Но ты же был там. Что ты видел?

– Там был коп из Сент-Хеленс, он может тебе все рассказать…

– Я знаю, – остановила она его. – Но я спрашиваю тебя. Пожалуйста.

Он вздохнул. Простыни развевались вокруг них, пока он рассказывал то, что мог, видя, как углубляется у нее вертикальная морщина на лбу. Она слушала почти все время молча, на глаза наворачивались слезы, губы искривились. Только дважды она его перебила, сначала, когда он рассказал об углублении у основания могилы и когда снова упомянул о брошенной в машине воде и припасах. Она заставила его проговорить это еще раз. От повторения смысла не прибавилось.

Он смотрел на Ильзу, пока рассказывал. Прошло уже десять лет, но иногда, при правильном свете, она все еще выглядела как та девушка за барной стойкой в ту первую ночь. Он и сам сильно изменился с тех пор, когда был завсегдатаем единственного городского паба. Пожалуй, даже слишком часто он преодолевал неблизкое расстояние до него, когда боль расставания была совсем свежей.

Его жена – бывшая, развод наконец уже был оформлен, – годом раньше, укатила, не оглядываясь, по дороге в Баламару, прихватив с собой пятилетнего Ксандера. Как потом выяснилось, без особого желания соблюдать договоренности о общении отца с ребенком.

Нэйтан обещал Ксандеру, что будет звонить ему в Брисбен каждый день, но слишком часто – как ни странно – не мог дозвониться. В моменты, когда, наконец, ему удавалось пробиться к сыну, Ксандера почти всегда отвлекали, не давая возможности нормально поговорить, оставляя Нэйтана наедине с короткими гудками. Джеки вечно была недоступна в дни обещанных визитов. Нэйтан заставил себя дать ей достаточно времени на устройство новой жизни, а потом еще, и еще, но в баламарский паб он зашел именно в тот вечер, когда отвалил адвокату по семейным делам сумму, от которой душа кровью обливалась

Разлука с сыном нагоняла на него грусть, а счета от адвокатов – тоску, и в тот вечер он не надеялся, что что-то изменится. Он шел ровно за тем, что мог получить, – за бутылкой пива в пустом баре.

Но там была Ильза.

За стойкой была только она, а перед стойкой – только он, она улыбнулась ему, принеся пиво, а он представился. Она села напротив него, и они болтали. Она отработала в этом баре ровно три недели и один день, сообщила она, после того, как ровно три недели и два дня назад прибыла в город с рюкзаком за спиной. Сама она из Нидерландов, но изучала экологию в Канаде, и она наклонилась к нему через стойку, пытаясь научить его правильно произносить ее имя с мягким мелодичным ударением.

– Иэль-за, – протянул он, и она улыбнулась.

– Почти.

Он не сдавался, пока не произнес правильно.

Ее родители развелись, ее мама умерла год назад от рака груди – она замолчала и долго смотрела на барную стойку, так что он в какой-то момент осторожно потянулся и положил руку ей на плечо. Она ему улыбнулась, и он почувствовал, как что-то внутри дрогнуло.

– Так или иначе, – сказала она все еще улыбаясь, это подтолкнуло меня наконец начать путешествовать. Отправиться на поиски приключений, взглянуть на мир.

– Ну и как тебе наше захолустье?

– Здорово. Край света в прямом смысле слова.

Он купил им обоим выпить, и они вместе сидели в пустом баре, пока он посвящал ее в местные сплетни. У него в машине была гитара, и он – позже он будет этого стесняться – принес ее и играл для Ильзы, но они много смеялись, когда он исполнял австралийские песни, которых она никогда не слышала, и заказывала ему нидерландские, о которых он узнавал впервые.

– Так как еще люди здесь развлекаются? – спросила она, слегка напомнив ему то, как обращалась к нему Джекки. Давно, в начале отношений. Когда все еще было хорошо.

– Кроме того, что наведываются сюда? Дай-ка подумать, – сказал Нэйтан. – Иногда любят друг другу накостылять от скуки. – Она закатила глаза. – Нет, правда, не стоит это недооценивать. Два кузена из Этертона как-то в том году устроили на улице драку часа на четыре. Люди вынесли стулья и сидели смотрели.

– Четыре часа? – она засмеялась. – Если это правда, в чем я лично сомневаюсь, значит, они оба либо мастера, либо драться совсем не умеют.

Он ухмыльнулся. Были и другие вещи, которыми люди здесь иногда себя развлекали. Например, смотрели, как солнце садится за дюны, потягивая вино. Отлично можно провести время, если компания хорошая.

Он посмотрел на нее, и по тому, как она слегка склонила голову и улыбнулась, можно было понять, что приглашение она примет. Ничего серьезного он не планировал – ни за что в жизни он не женится во второй раз – бог свидетель, – но он был официально разведен и свободен. Всего лишь прогулка в дюны с туристкой. Обручальное кольцо здесь не маячило даже на горизонте, но он ощутил горечь, которую даже толком не осознал – от обручального кольца до четырехзначных счетов от адвокатов, как оказалось, рукой подать. Нэйтан промолчал и позволил моменту уйти.

Вместо этого они выпили еще, еще смеялись, и ближе к утру, когда ей надо было закрывать бар, они стояли в дверях и смотрели друг на друга, оба внезапно смущенные, и он спросил, когда она работает на следующей неделе. Он дождался рассвета, как обычно, в машине, глядя, как звезды светят сквозь грязное стекло, и ехал домой, улыбаясь, впервые за очень долгое время.

Он пришел в паб на следующей неделе. И на неделе после следующей. Но не через две. К тому моменту ему уже было запрещено появляться и в пабе, и в магазине, и где бы то ни было, куда могло возникнуть хоть какое-то желание прийти, в шестичасовом радиусе. Временны́е границы его изгнания названы не были. Все в силе, ответили ему, когда он конце концов приехал и спросил. К тому моменту оно длилось уже девять лет и четыре месяца.

– У Кэма при себе была записка? – Ильза выглянула из-за простыни, возвращая его в реальность. – Или в машине?

– Нет, – ответил Нэйтан. – И здесь ничего?

Она покачала головой.

– Может, у него было что-нибудь в карманах, что могло бы объяснить, почему он поехал туда, а не в Леманс Хилл?

– Нет. А рация? Он не выходил на связь?

– Я весь день сидела в офисе, было тихо. Я бы услышала.

Нэйтан представил себе просторное помещение, где велась вся бумажная работа по жизнеобеспечению фермы. Она не прерывалась ни на один день в неделю: заказ припасов, поиск работников, проверка счетов и накладных от поставщиков. Лиз занималась этим, когда Нэйтан был маленьким; теперь все свалилось на Ильзу.

– Баб и Гарри оба сказали, что Кэм последнее время испытывал стресс, – сказал Нэйтан.

– Что? Только в последнее время? – Ее голос звучал раздраженно.

– Дольше?

– Ну ты же знаешь, каково это – управлять всем этим. И они это прекрасно знают. Он всегда был под давлением, даже когда дела шли хорошо. – Она сдернула наволочку с веревки и небрежно ее скомкала. Потом вздохнула, достала ее снова и сложила аккуратно.

– Но с ним правда что-то происходило, Гарри прав. Стресс, плохое настроение почти все время, он был какой-то рассеянный, что совсем на него не похоже. Я надеялась, что это пройдет, но это длилось недель шесть, если не больше, и становилось все хуже.

– Ты спрашивала, что с ним?

– Ну конечно, спрашивала, – она тут же приняла оборонительную позицию. – И он говорил, что все нормально. Здесь всегда полно дел по хозяйству, и несмотря на то, что он работал не покладая рук…

Она замолчала, когда они оба уловили движение во дворе, и повернулись на звук. Свет удалялся, они видели, что Баб уходит к дальнему углу забора. Там был небольшой подъем. Баб остановился и посмотрел вниз на клочок земли. Даже на таком расстоянии Нэйтан понимал, где именно остановился его брат. Баб не смотрел в их сторону, и Нэйтан не был уверен, что, проходя мимо, он заметил их среди простыней.

– Что он там делает? – Ильза нахмурилась.

– Кто ж его знает.

Баб стоял у подножия могилы их отца, и над ним Нэйтан различал силуэт эвкалипта, который они посадили после похорон, двадцать лет назад. День был жаркий, работа шла тяжело, но так хотела Лиз, и они это сделали, вырыли яму в головах могилы. Сейчас дерево было уже приличных размеров, и во все стороны простирало к небу черные ветви.

Земля слева от могилы Карла Брайта предназначалась для остальных членов семьи, когда придет их время. Рядом с отцом, вероятно, лежала бы Лиз, при естественном развитии событий, но теперь – Нэйтан вздрогнул, – здесь будет Кэмерон.

– Мне нужно в дом, – Ильза резко выпрямилась. По выражению ее лица можно было понять, что она подумала то же, что и он. – Я хочу зайти к девочкам, пока генератор еще работает.

Генератор выключали каждую ночь, чтобы экономить топливо и деньги, и без электричества ферма до утра погружалась в непроглядную тьму. Нэйтан привык к этому. Последние время он выключал свой все раньше и раньше, и лежал один до утра в слепящей черноте.

– Иди, – Нэйтан кивнул на веревки, – эти я занесу.

– Спасибо, – кажется она хотела сказать что-то еще, но передумала.

Простыня надулась парусом, скрыв от него Ильзу, и в тот момент, когда он ее отодвинул, женщина уже исчезла. Он повернулся к веревкам. Белье, белое днем в сгущающихся сумерках было пыльного красно-серого цвета.

Через двор Баб все еще стоял у могилы, Нэйтан видел только его спину. Он хотел снять следующую простыню, когда Баб сделал последний глоток из своей банки пива, поставил ее на землю и потянулся к ширинке. Через секунду он безошибочно угадал звук струи, падающей на землю. Нэйтан замер. Равномерный звук постепенно стих. Закончив, очевидно, свои дела, Баб не спеша зашагал в дом, не глядя в сторону Нэйтана. Прислушавшись, Нэйтан понял, что Баб насвистывает.

Нэйтан не двигался, пока Баб не исчез. У семейной могилы было темно, Нэйтан внимательно следил за тем, куда он наступает. Он посмотрел туда, где лежал его отец, и туда, где скоро будет лежать Кэмерон, потом наклонился и потрогал землю. Она была уже сухая. В иссушенной почве влага исчезала за секунды. Понять, на какую могилу мочился Баб, было невозможно.

Загрузка...