Часть 16
Было холодно и темно. Памятуя, в каком виде появилась на Курорте, Таня заранее оделась с избытком и очень практично: серые кроссовки и темные тренировочные брючки дополнялись серой же толстовкой с капюшоном и джинсовой курточкой. Из бейсболки, украшенной предостережением «Нарушитель спокойствия», торчала косичка с распущенным кончиком.
«Лишнее всегда можно снять, – рассуждала она, цепляя очки–капли на горловину, – а куда я попаду ‒ еще неизвестно. Перчатки бы в карман…»
Вокруг был спящий город, мрачный и безучастный. Танюша поежилась от ветра, прикрыла Лютика полой курточки и постаралась просканировать окрестности. Чувствовались спящие, сонные и зависимые – игроманы, алкоголики и наркоманы.
Группа не обремененных свободой воли существ как раз приближалась:
«Всего восемь? А эманации[1] гнуси и мерзости – это голод? Блин, они что – блюют в астрал, что ли?! Фу!»
Эта реальность сильно отличалась от того, что ей рассказывал Анси и остальные ребята.
Чувствовалось, что грязь, нищета и безнадежность – обычное состояние этого места.
«Ну так ты сама хотела идти наугад.
Он будет счастлив без меня! Сможет сделать реальностью детскую мечту.
Но он мечтал о тебе!
О любви с первого взгляда он мечтал. И эта мечта сбылась.
Жестокая ты. Себя не щадишь…
Мне просто интересно жить!»
– Задание она выполнила на «отлично»! – техник жадно потер руки. – Точно так, как принято в их реальностях!
– Зачем она его бросила? С кем теперь будет? У нее вообще есть будущее? – спросил оператор тоскливо.
– Ее будущее – одиночество, – прозвучал серьезный ответ. – С ним и шагать дальше…
– Не торопись, малая! Дело есть, – от приблизившейся компании хорошего ждать не приходилось.
– Деньги есть?
– Очки твои тоже сойдут…
– В рюкзаке что?
Её окружили и явно не боялись. До тех пор, пока Таня не посмотрела некоторым в глаза. Стоявшие перед ней замолкли, а сзади чьи–то глупые пальцы ухватили рюкзачок.
– Котика своего нам отдашь, такого в магазине с руками оторвут, – успел сказать хозяин глупых пальцев.
«Высоковато, но попробуем без рук, – кукри доставать не хотелось, а Лютик приятно согревал, хоть и напрягся весь, готовый оборвать несколько никчемных жизней. – Потопчу их немножко ногами, заодно и согреюсь.»
Из тех, кто увидел пронзительную безжалостность синих глаз, сообразительным оказался лишь один:
– Ну меня нахуй, с дьявольским отродьем связываться… – поспешно отступил в сторону и перекрестился.
Таня удивленно подняла бровь и чуть раздвинула уголки рта в улыбке:
«Вот, значит, какова реальность! С душой грабят, не просто так…»
Остальным повезло больше: погибнут сразу.
Танюша оказалась в потоке энергии и от удовольствия закрыла глазки. Блаженство от предстоящего боя прошло приятной щекоткой по телу и наполнило лицо уже настоящей улыбкой, полной нежности и ласки.
Она плела ажур ударов: фантазия перемещений неукротимого молота очаровывала! И совсем не работала со временем и левитацией, получая наслаждение от простой драки! Била с поворотом через спину, в прыжке и двумя ногами, поочередно и в разные стороны.
Получилось по пять ударов на каждого:
«Всего пять секунд! Не могла хоть чуточку дольше покайфовать?! – но именно так было правильно, хоть и жалко расставаться с этим вихрем.»
Семь трупов с проломленными черепами и смятыми грудинами завершали падение.
«Какая у меня тяга к прекрасному, все–таки! Убивала их с любовью…
С чем?! Ты крышу давно проверяла? Не съехала, часом?!
С любовью, что непонятного? С любовью к смерти, например. Или с любовью к искусству боя, во! Отстань, я хорошая!»
Выпустила, наконец, из рук Лютика: маленький зашипел на оставшегося в живых, но без команды трогать не стал – было противно.
– Хата свободная есть? – поднимая упавший рюкзачок, деловито поинтересовалась Таня.
Обмочившееся от страха ничтожество только крестилось и мычало, пришлось смотреть информацию в его голове:
«Какая грязь! – с ужасом думала Таня, получая сведения об этой реальности. – Интересно, здесь все такие? О, жилье свободное нашлось.
Еще деньги нужны – собери по карманам, все равно их обчистят.
Противно же!
А жрать ты что будешь? И зверя кормить чем?
Ладно, со свидетелем что делать?
Пусть живет, он уже ничего перед собой никогда видеть не будет.
Он обуза для родных…
Я что – спасать кого–то пришла?! Ладно, помогу.»
Лютик вопросительно посмотрел на Таню.
– Не вздумай пачкаться! Я сама, – она приказала очевидцу умереть.
Часть 17
– Слушай, зачем она так? – жалость у оператора проснулась внезапно.
Техник пожал плечами:
– А как еще? Ей было холодно… Какая разница, как она их убила? Интересно другое: почему она решила задержаться в этой реальности?
Денег оказалось немного, но одна крупная новенькая купюра все же нашлась. Таня материализовала[2] на свои нужды стопочку точно таких же, с портретом жлобской усатой морды с одной стороны и изображением уродливого строения – с другой. Отличались только номера.
«Для экономики этого мира уже ничего не страшно, мне нужнее.
Ты здесь вообще надолго? Может, куда потеплее отправишься?
Интересно же! И экстрима хочется…»
По дороге к новому обиталищу решила зайти в большой магазин и запастись едой. Лютика попросила тихонько посидеть в ближайшем скверике и не высовывать любопытный нос.
В большущем торговом зале Таня оказалась единственным покупателем. Охранник встрепенулся было, но, увидев маленькую девочку, сразу успокоился: обыщет на выходе. Немного подумав, покатила тележку в мясной отдел.
Выбор был страшен: обветренное несвежее мясо каких–то животных и птиц, а совсем залежалое и затхлое было перекручено в фарш. Танюша брезгливо потыкала пальцем в некоторые фрагменты, определяя состав и добавки. Везде ощущались примеси какого–то геля и остатки жуткого раствора, так что просто положила в пакет самые красивые на вид куски.
«Упаковка сильногазированной воды и мед. Все?
Еще бумажные полотенца и разовую посуду. Остальное – завтра.
А пирожное для Лютика?! Хоть одно…
Балуешь ты его!
А кто ж его еще баловать будет? Да и у меня нет больше никого, – она совсем опечалилась.
Зато ты счастлива! А счастье всегда одиноко. Привыкай.»
В этой реальности не оказалось людей со способностями, лишь иногда встречались слабые сенситивы и эмпаты, так что под действием простой телепатии окружающие творили чудеса вежливости и радушия.
До пристанища добралась с комфортом, на такси, не рискнув перемещаться в незнакомое место. Водитель всю дорогу сыпал комплиментами Тане и расхваливал Лютика, даже помог донести пакеты до квартиры. Которая оказалась совсем не свободной…
Это стало очевидным, как только открыла замок: дверь распахнулась и на Таню уставились две пары усталых глаз, полных надежды и ожидания.
– Ей лучше было сразу уйти в другую реальность.
– Или хотя бы в другую страну, – кивнул техник.
– Это безнадежно отсталое государство?
– Наверняка. Ей же драматических переживаний захотелось!
– Вы кто? – одновременно спросили молодая женщина и маленькая девочка?
– Таня. И все варианты кроме Татьяны…
– Что такое варианты? – спросила любопытная малышка.
– Видоизменение чего–либо. В данном случае – слова, моего имени, – автоматически ответила Таня.
Малышка кивнула с серьезным видом и тут же просияла, увидев пушистого звереныша на пороге. Она дернулась было к серому в пятнышко котенку, но остановила себя и посмотрела на мать. Женщина явно была мамой. Причем, как заметила Таня, заботливой и нежной: сама опрятная и ребенок ухоженный и веселый.
Пришлось снова прибегнуть к телепатии:
«Это жена и дочь последнего убитого мной. Они не ложатся спать, ожидают, что придет трезвый. А для него они были пустым местом, оттого и считал жилье свободным. Вот же сволочь!
На себя посмотри, девочку сиротой оставила!
Лучше б я сразу ушла…
Хотелось развлечься?! Вперед, ни в чем себе не отказывай!
Заткнись, и без тебя тошно!»
– Простите меня. Я не знала, что здесь кто–то есть. Ваш… папа просил занести продукты и оставить ключи от квартиры.
– Андрей? А где он сам? Почему не звонит?
– Он погиб. Умер. Его больше никогда не будет в вашей жизни.
– К…как? Кто ты вообще такая?! Зачем гадости такие говоришь?! – Женщина еще не принимала случившееся, но верила Тане безоговорочно, потому и злилась на нее.
– Папа умер? – всхлипнула маленькая.
– Да, – прозвучало жестко. Не давать же такую боль по частям. – Можно мы войдем? Я только передам вам его деньги и поставлю пакеты.
Женщина схватила ребенка на руки и прижала к себе изо всех сил: не отнимете! Малютка крепко обняла маму и беззвучно плакала.
– Интересный поворот! – техник улыбался.
– Ей–то каково? Совсем об этом не думаешь?!
– А каково теперь вдове и сироте? – злости или злорадства в голосе не было.
Пришлось запихнуть в головы мамы и дочки модель поведения на ближайшее будущее и создать последовательность переживаний и внешних реакций, чтобы они казались естественными, при этом свести к минимуму горечь потери. Еще Таня сумела воспроизвести несколько пачек денег.
«Ты этим откупиться хочешь?
Ну хоть на первое время…
Им этого надолго хватит, ты знаешь!
Да, я сволочь! Для чего ты меня терзаешь?!
Для ничего…»
Часть 18
Уже под утро сонный Лютик и уставшая Таня оставили семью с их горем наедине.
Они примостились на бровке тротуара возле какого–то парка, подстелив на холодный камень прихваченную в подъезде у почтовых ящиков газету. Котенку было теплее, его держали на руках и обнимали. Еще ему было легче от сознания собственной полезности и значимости: он согревал заботливые руки.
Танька же была в прострации. Безучастно смотрела перед собой и отказывалась думать, просто гладила Лютика. Вокруг серело. Солнцу было стыдно за царившую в этой реальности безотрадность и оно пряталось за угрюмыми облаками.
– Почему ты думаешь, что тебе хуже всех? – спросил чей–то голос.
Танька честно пожала плечами в ответ и прислонилась щекой к Лютику, склонив голову набок. Стал виден усталый мужчина с бумажным стаканчиком в руке. Карие глаза под черными волосами покраснели от недосыпания, вполне чистая одежда висела на нем мешковато.
– Если тебе нужен телефон – вот, возьми, – он вынул из кармана и протянул маленькую потертую коробочку, – позвони домой и помирись с мамой.
– У меня нет мамы…
– Извини, я не знал. Ну, папе позвони. Есть кому тебя встретить? Я провожу, не бойся.
– Он в командировке. Надолго, – Танька импровизировала с плохо скрываемой тоской. – Больше никого нет, а домой неохота, там пусто.
– Хочешь – поехали ко мне. Поживешь, сколько нужно.
– Поехали, – безразлично пожала плечами Танька. – Только малому мясо нужно купить, он давно голодный.
– А кормом кошачьим не обойдется? – мужчина отхлебнул из стаканчика и брезгливо скривился.
Танька только вздохнула. Она сглупила и отдала все деньги вдове, а где взять образец для воспроизводства – не знала. И если сама она готова терпеть, то Лютика кормить нужно обязательно. Только голова отторгала мысли и отзывалась безразличной пустотой.
– Лют, ты как? На сухариках продержишься? – заглянула в понимающие глаза пушистой нежности.
Ее лизнули в щеку и замурлыкали теплым фырканьем хищника:
«Покой. Я не брошу. Люблю и охраняю. Есть только ты и я. Нужна бодрость. Холодно.»
Танька улыбнулась:
«Ты раньше зачем молчал?! Можем же общаться без слов!»
«Мы общались. Все время. Без слов.»
«Ну ты даешь! Философ маленький!»
После такого диалога бодрости прибавилось, заиграла улыбка на лице. Она кокетливо глянула на мужчину и сверкнула глазками:
– Продержится! – Тане стало хорошо от такого участия. Полная оптимизма, она встала и выпустила Лютого размяться.
– Это как понимать? Она там что, совсем с катушек слетела? Зачем ей это?
– Не допускаешь, что она просто откликнулась на доброту? – оператор с сожалением посмотрел на техника.
В ответ проворчали что–то непонятное.
Мужчину звали Сашка. Старенькая машина местного производства выглядела такой же измученной, как и хозяин. Это не мешало им каждую ночь зарабатывать частным извозом.
К дачному поселку, в котором жил Сашка, вела ужасная разбитая дорога.
– Ты кому так далеко живешь? – задремать у Таньки не получалось.
– На даче живу. Ну как на даче? Так, домик маленький и земли вокруг немного. Поселок дачный, вот и я так называю.
– Самолюбие тешишь?
– Больше негде, так что называй как знаешь. Всегда такая злая? Или обидел кто?
– Меня сложно обидеть, убить могу.
Сашка заулыбался. Ему было уютно с этой необычной девочкой и хотелось сделать для нее что–нибудь чудесное.
– И многих уже убила?
Танька в задумчивости начала загибать пальцы и беззвучно шевелить губами. Выглядело это по меньшей мере пугающе: трупы в Сашкиной машине еще никто не подытоживал.
– Кажется, шестнадцать. Или немного больше, я первый раз не подсчитала точно, не до того было, – она посмотрела на спрашивающего вполне серьезно.
Машина вильнула, а Сашка чуть не подавился сам собой, но баранку удержал.
– Не шути так больше, еще разобьемся к чертям собачьим…
– Почему «собачьим»? А какие еще черти бывают? – снова проснулась в Таньке детская непосредственность. – Я не шутила, кстати.
– Ты меня пугаешь. Откуда ты взялась такая?
– Просто появилась, – пожала плечиками в ответ.
– А что с мамой случилось?
– Ничего, жива и здорова, – врать было противно. – Она отказалась от меня.
– Н–да. Не позавидуешь, – покачал головой Сашка. – А с папой ладишь?
– Иначе не может быть, я его безумно люблю. Только он часто в командировках. А у тебя ребенки есть?
– Есть, – слегка хохотнул в ответ, – дочка. Она с мамой живет.
– Чего ты ржешь?!
– Говоришь смешно. «Ребенки»!
– Это же прикольно? Я так напряжение снимаю. А почему не называешь ее «женой»? Противно?
– Мы развелись.
– С дочкой хоть видишься?
– Да, конечно. Она приезжает погостить, да и в городе встречаемся.
– Ты оставил им квартиру, а сам в пригород?
Сашка кивнул в ответ, что–то тихо заскрежетало. Зубы?
– Ты на нее злюка?
– Потом поговорим. Приехали, – притирая машину поближе к замерзшим кустам, сказал Сашка, – вылезай через мою дверь.
Часть 19
Небольшая хибарка могла называться домиком только летом, когда романтика смешивается с теплым нежным ветерком. Снаружи хозяин утеплил маленькое строение полиэтиленовой пленкой, закрепив ее тонкими деревянными рейками.
– Иначе совсем плохо было, особенно когда ветер, – пояснил в ответ на округлившиеся глаза. – А летом я еще пенопластом обошью. Если денег хватит, – он совсем помрачнел.
– Ты же таксист, а они много зарабатывают, – прищурилась Танька, искоса глядя на Сашку.
– Я инженер–технолог, на заводе работаю. А «бомблю» ночами, чтобы с голоду не подохнуть. Не платят ни хрена, уже девять месяцев.
– Уволиться не пробовал? Нормальную работу найти.
– Боюсь. Я тогда рыло начальникам начищу, обязательно. Посадят, – прозвучало тоскливо.
– За что? Начистишь – за что?
– Наши насосы даже на другой континент покупают, для авиации. Все время конвейер работает. А денег нет, только руками разводят. Ворье! Пошли в дом, что ли? О! У меня котейка живет, подобрал осенью. Твой не загрызет? Поладят?
– Лют! Кошечку не ешь, пожалуйста. Мы в гостях, – Танька серьезно посмотрела в глаза зверю, пригревшемуся на руках.
– Думаешь, он тебя понимает?
– Знаю, что понимает. У тебя же живет животинка? Вот и ответ на сомнения.
Сашка покачал головой: девчонка была права.
Лютик познакомился с кошкой очень тихо и незаметно, и больше они друг друга не интересовали. Только рыкнул скрытно, когда четверолапая тощая «хозяйка» подошла обнюхать «новенькую»: так звучала его ревность. Местной лохматинке хотелось ласки, почесунчиков за ушком и еще молока. Это Таня увидела ясно, но не стала нервировать своего защитника, просто погладила кошечку, совсем немного.
За согревающим утренним чаем Сашка поведал, что жена сначала оформила на его имя несколько кредитов, а уже потом решила развестись. Действительно, развод получился. Выведать удалось, что рядом живет страж порядка, примерно в таком же незавидном положении. Есть в поселке еще зимующие, даже держат производящих молоко коров.
Узнала Таня, что в этой реальности люди злые почти с самого рождения. Хорошее настроение неразделимо в их понимании с пьянкой, а успех в жизни никак не связан с детской мечтой.
Сашка говорил много, было у него невысказанное. Он не жаловался на жизнь, любил свою дочь, честно платил за ошибки, не унывал, не пил и даже строил планы на будущее. А еще он наслаждался простым общением. Наконец, ему было просто интересно с Танькой. И он старательно отгонял от себя мысль, что банально влюбился в нее с первого взгляда: воспринимал, скорее, как вторую дочь.
– Ты отдыхай, наверное. Диван один, но мне вечером на смену, он в твоем распоряжении целиком. Я сейчас все равно уйду, соседу обещал помочь с дровами. Или голодная? Сварганю чего–нибудь, это быстро. У меня бульон от пельменей остался, если с гороховой кашей смешать – вкуснейшая похлебка получается.
Танька отрицательно замотала головой. Из того, что она узнала, хорошее выделить было сложно. В этой реальности отчаянье было нормой, безысходная тоска звалась томлением, и страшно было представить, как выглядит любовь.
«Надо уходить. Чего застряла?
Мне интересно, смогу ли я здесь выжить?
Ты где угодно можешь выжить. Цену ты знаешь.
А если попробовать жить, как они? Только честно!
Не хочу. Так честно?
Я немножечко, ну пожалуйста! Аккуратненько, одним глазком, – мнения разделились. Пришлось идти на компромисс.
Ладно, но к психиатру сходим. Причем – вместе! – тут Танька не выдержала и засмеялась.»
– Извини, я замечталась совсем. Не, Санечка, спасибо тебе, но я пойду, пожалуй. Домой нужно.
Сашка чертыхнулся про себя, но вслух сказал:
– Давай я тебя отвезу тогда. Холодно в таком прикиде по улицам шататься.
– Никуда меня везти не нужно, сама доберусь, прогуляюсь. И не холодно совсем. У меня просьба есть… Найдется пару разных крупных купюр?
Сашка совсем разочаровался в людях и готов был убить себя за дурацкую доверчивость. Чувствовать себя облапошенным было крайне неприятно, но за глупость приходится платить. Он молча достал из заначки деньги и еле сдержался, чтобы не швырнуть их на стол.
Танька осторожно, кончиками пальцев, потрогала бумажки, перевернула, погладила и отодвинула от себя:
– Спасибо. Похожи на настоящие. Ладно, я пойду, – сказала, поднимаясь и застегивая курточку. – У тебя туалет где–нибудь спрятан? Мне на дорожку, – смутилась Танька.
– А деньги? Ты же просила!
– Не–а, – помотала головой, – только посмотреть. Так где? В ближайшем лесу? – спросила, закидывая на плечо заметно потолстевший рюкзачок.
– Зачем она все время деньги воспроизводит? – оторвался от просмотра техник.
– Основное мерило ценностей в этой реальности. В прошлой – была искренность. Если не путаю, – с сожалением произнес оператор.
Выходя из деревянного строения во дворе, Танька держала в руках объемный пакет из оберточной бумаги.
– На кого я, по–твоему, похожа? – спросила она, подойдя почти вплотную.
– Наверное, на заблудившегося ангела, – растерялся Сашка.
– А если бы оказалась дьяволом? Это тебе, кстати, подарок, – сунула в руки недоумевающему мужчине пакет. – Так от дьявола принял бы презент?
– От такого прекрасного – наверняка, – Сашке стало тоскливо от того, что Танька вот–вот покинет его. – А что здесь?
– Потом посмотришь. Ты был добр ко мне, проявил участие. А такое поведение не должно оставаться безнаказанным. Прощай, – она тронула пальцами рукав Сашкиной одежды, повернулась и ушла. Лютик побежал следом, ловко перепрыгивая грязные места на тропинке.
Сашка так и стоял на месте, смотрел им вслед и не пытался бороться со слезами вернувшегося одиночества.
Часть 20
Таньке досталось какое–то дефектное чувство верного пути[3]. Она точно знала, где находится город, но упорно петляла по весенней распутице, подлескам и тропинкам, пока окончательно не промочила ноги. Замерзшая и злая, пришла, наконец, к дыре в безымянном заборе.
Лютик, похожий на оживший клубок слякоти, готов был разговаривать вслух человеческим голосом, причем ‒ исключительно матом, проклиная изначальный свой отказ греться всю дорогу в хозяйкиных объятиях. Они пролезли на другую сторону и обнаружили скопление небольших домов, вездесущее весеннее бездорожье, единичных гуляющих с детскими колясками и множество людей в одинаковой одежде – форме, как догадалась Танька.
Родившийся у нее план был коварен, как погода.
– Зачем она полезла туда? Хочет развязать войну и расшевелить эту реальность? – техник был вполне серьезен.
– Было бы неплохо, это самый действенный метод. Только ее не интересуют глобальные перемены, – вздохнул оператор. – А любопытно посмотреть…
– Не наш уровень.
Нужный экземпляр, как ни странно, обнаружился довольно быстро. Одинокий мужчина казался замкнутым в себе или злым из–за своего большого роста и мощного телосложения. Самое главное – он был чем–то необъяснимо похож на Таню: глаза, хоть и серые, имели тот же прищур; и сердцевидное лицо с ямочками от улыбки; и ежик светло–русых волос… Телепатия помогла увидеть, что он одинок и в жизни – разочарован в любви и не верит в дружбу. Имеет отдельное жилье, любит вести домашнее хозяйство, мечтает о пушистом питомце, но бывает в долгих разъездах.
Дальше пришлось действовать быстро, а то примелькалась уже, стоя у забора: лазом хоть и пользовались часто, но совсем не для экскурсий на территорию этого маленького городка.
Попросив Лютика подождать в укромном месте, решительно прошлепала по лужам к выбранному объекту:
– Привет, папа! Я раньше приехала, хотела сюрприз сделать, – Танюша обворожительно улыбнулась и сверкнула синими глазками, вкладывая в голову «отца» много нового и полезного для своего пребывания здесь.
«А он совсем не старый, просто выглядит мрачно.
Ага, с тобой ему станет не до уныния.
Ой, кто бы говорил! Хоть немножко на одном месте поживу, – мелькнуло в голове.»
«Родитель» поджал губы и прищурил глаза, совсем как Таня:
– И нафига ты вымазалась вся? Я бы встретил – не пришлось бы кроссовки отмывать, – легко поднял Таньку и обнял, как настоящую дочку. – С приездом. Соскучился страшно! – нежно поцеловал в щечку и посадил на руки, как младенца.
«А вот это уже серьезно! Он же и вправду меня дочкой считает, по–настоящему! Как такое могло случиться?!»
– Как такое могло случиться?! – орал техник.
– Может, его код у нас использовали? И не узнаешь теперь. А вдруг и вправду он ее отец? Что делать будем?
– Ничего, ё! Не можем мы ничего сделать!
– А чего ты вообще орешь? Пусть даже отец – и что с того?
– Действительно, – стал успокаиваться техник, – чего это я?
– Лютого куда подевала? Небось, охотится снова? Разбаловала его совсем, – он нежно прислонился к ее щеке своей небритостью.
– Я сейчас, – выскальзывая из его рук и соскакивая на землю, сказала Танюша. Она кинулась к забору и, сграбастав ошалевшего от хляби котенка в охапку, бегом вернулась к отцу.
Вложив свою маленькую ладошку в его большущую, Таня почувствовала себя самой счастливой в мире. И тут же исправила: самым счастливым чувствовал себя идущий рядом человек.
Часть 21
По дороге домой не замечать удивленных взглядов было просто невозможно. Танька решила эту проблему радикально, раз и навсегда, рассеяв в головах жителей «дополнительную» информацию о семейном положении «отца» и – совсем немножко – о себе.
Теперь все знали, что у Волка есть дочь Таня. Которая после смерти матери переехала к отцу. Брак он никогда не регистрировал, о дочке рассказал совсем недавно, перед ее приездом.
– Давай сразу в костяк[4] зайдем, – проявил практичность папа со странным именем Волк, – оформим допуск на территорию и зафиксируем проживание у меня в квартире. Так положено.
– А знакомиться со всеми не нужно? – наивно поинтересовалась Танька.
– Зачем? Кому интересно – сами подойдут. А это значит, что все, – добавил тихо. – Маленький у нас городок. И события маленькие. Зато – тихо, тебе понравится.
– Я сумку с вещами потеряла, есть где прибарахлиться? Средства у меня есть.
– Оставь на мороженое, деньги – не проблема, мне некуда тратить. Решим твой вопрос, – и резко открыл входную дверь казенного вида здания.
Волк обозначил приветствие человеку у входа и, неожиданно для Таньки, получил в ответ салют, полный обожания и радости.
«Это он кто такой тут, раз так уважают?
А раньше не могла посмотреть?
Раньше мне быстро нужно было, замерзла я!
Трындец у тебя способы греться! В дорогу очки взяла, а протез левого полушария забыла вставить?!»
Седой и тощий, в форме с большим количеством маленьких молний на рукаве, не переставал улыбаться Тане все время, пока регистрировал ее данные. От него веяло добротой и теплом, и ответная улыбка девочки родилась сама собой: появились ямочки на щеках, засветились глазки. Даже Лют у нее на руках игриво топорщил ушки и водил шаловливыми усами.
– Теперь – внимание, Татьяна…
– Я не Татьяна, – привычно остановила седого. – Танька, Танечка, Танюша – как угодно, но не Татьяна.
Военный слегка оторопел, Волк тоже удивленно поднял бровь, но восприняли спокойно.
– Я запомню. Танечка – гораздо красивее. Если возникнут любые проблемы – обращайтесь ко мне. Я – защитник Ба́лта. Если возникнут сложности с тобой – а я так думаю, что они непременно возникнут, особенно в школе – разбираться тоже буду я.
Танька в ответ только невинно потупила глазки и даже шаркнула ножкой от смущения.
– Зверя добавил как твоего кота. Имя у него красивое, воинственное, так что – непременно приживется. Удачи! Рад был познакомиться, – он протянул сухую руку.
Первым делом Танька искупала Лютика: он так измазался, что пришлось серьезно бороться с искушением запихнуть его в стиральную машинку.
Пока сушила малыша, Волк отмыл ее кроссовки и свои ботинки, навел везде порядок и, набрав полную ванну горячей воды, добавил туда отвар пахучей мяты.
– Твоя очередь греться, дай зверю отдохнуть. Всю одежду сразу в стиралку запихни, до утра высохнет. Тебе что сообразить на зубок? – вопрос прозвучал как приказ.
«Кусочек колючей проволоки, пожалуйста – чуть не ляпнула в ответ ошарашенная девочка. – И половинку второго тома энциклопедии: очень кушать хочется, – но вовремя прикусила язык.»
– Я потерплю. Лютого бы покормить, лучше – мясом.
В ответ был показан большой палец от сжатого кулака правой руки и добрая улыбка:
– Даже не думал, что ты такая…
– Какая «такая»? – к Танечке прилетело легкое дежавю.
– Заботливая. Верная. Человек, в общем.
– А если я дьявол? Может же такое случиться?
– Синеглазый иблис[5]? – хохотнул Волк. – Ну, и как тебе свободная жизнь? Многих совратила?
В ответ Танька посмотрела пристально, с прищуром, немножко разомкнула губки и, не отводя глаз, начала медленно раздеваться: в конце концов, он ей нравился.
– Ты это! Нефиг на мне свои чары тренировать, – вдруг пересохшим горлом выдавил реакцию Волк. – Марш мыться, чертенок!
Танька только вздохнула грустно и опустила взгляд.
– За что у тебя кличка такая – Волк? – нашла как разрядить обстановку.
– Это имя! – он был удивлен. – Просто древнее очень. У всех воинственных старые имена, ты разве не знала?
Часть 23
– У кого?! – техник, как самый умный, первым задавал вопросы.
– У «воинственных», он же ясно сказал, – хмыкнул оператор.
– Это куда ее занесло? Она что, сменила реальность?
– Могла случайно, – кивнул в ответ оператор, – но, по–моему, здесь что–то другое.
Волк выделил Танечке пустовавшую комнату, совсем необжитую и оттого неуютную:
«Это пока. Завтра придам ей красок жизни, – подумала, оглядевшись.
Завтра тебе прибарахлиться нужно. И к их словарю приноровиться. И еще головой научиться думать! Почему он тебя так принял?
Тут не своей головой думать нужно, а чужую читать!»
Оказалось, у Волка восемнадцать лет назад была невеста. И уже родилась дочка, которую он видел только один раз. Потому, что невеста вышла замуж за более перспективного.
А мысль о том, что у него есть ребенок, жила все эти годы в голове.
– Пап! Ну мы уже все купили, может, хватит здесь лазить? Я же не сношу все это и за год! Давай для тебя что–нибудь красивое присмотрим, а? – канючила Таня и тянула его за рукав, глядя снизу вверх с настоящей тоской.
– Впервые вижу девочку, которая не рада шопингу, – недоумевал Волк.
– Это пытка чистой воды!
– Еще обувь и аксессуары, – он, скорее, просил, чем настаивал. – Одна пара кроссовок – непрактично.
– Ладно, только очки купим. Но потом для тебя пойдем выбирать.
– У меня все есть. Форму и экипировку выдают, кормят, жилье бесплатное. Школа для тебя – тоже задаром. Видишь, сколько денег накопилось? – развеселился Волк, заходя в обувной.
– У тебя на рукаве одна молния, а у адвоката Балта – много, – решила выяснить, – это что значит? – Танька задумчиво разглядывала рыжие военные ботинки на стеллаже.
Волк сначала смеялся от души, потом хохотал, затем безуспешно пытался себя сдерживать.
– Чего ты?! Смешинку проглотил? – она немного смутилась.
– По… почему он адвокат?!
– Сам представился: защитник!
– Защитник – это состояние воинственного! Противостоит разрушающим тыл. Ты только никому не говори, что не знала. Засмеют…
– А ты в каком состоянии? И у тебя только одна молния.
– Да, разбивающая щит, – он немного замялся. – Смерть–шпион Волк – к вашим услугам, – сказал совсем негромко.
– Это главнее защитника?
– Совсем разные специальности, но – да, главнее, – при этом задумчиво помотал головой.
– А еще какие бывают состояния?
– Штурмовик – самое распространенное, они уничтожают врага в упор. Много разных, я расскажу еще. Тебе нравятся такие мартинсы?
– Да, мягкие достаточно. Еще слипоны поищем и все! Давай тебе тоже купим? От меня, подарок!
– Не нужно, я к жестким ботинкам привык, они лучше фиксируют сустав.
Домой добрались лишь к вечеру, приятно утомленные и нагруженные массой пакетов и коробок. Великолепное настроение обеспечивалось походом в кафешку с поглощением большущего количества мороженого, радостью от простого общения и выглянувшим в конце дня робким весенним солнцем.
Лютик смотрел на вернувшихся, как голодный на мечту о колбасе: с укоризной. Танька подхватила котенка на руки и закружила по комнате, затем прижала к себе:
«Как же без тебя неуютно было!»
«Думал, только одному неуютно.»
«Я и была одна, без тебя.»
«Рядом был «отец». Он любит тебя.»
«Он чужой. Родной для меня только ты! – Лютик в ответ лизнул ее в щеку и дружески фыркнул.»
– Па, а где можно выдумать, чтобы Лютика с собой таскать? – спросила, помогая распаковывать покупки.
– Легко, – Волк засмеялся. – У тебя манера составлять предложения – просто прелесть! И ведь не всегда так говоришь, а только когда внимание отвлекаешь, – и стал укладывать в пустой холодильник продукты. Теперь, когда в доме поселилась мечта, о казенной столовой лучше было забыть.
– Это плохо?
– Ни разу! Просто заметно становится, когда ты играешь. Настоящий шпион неприметный… – подумал немного. – Ну да тебе это вряд ли интересно, ты же не мальчишка.
– Жалеешь, что я девчонка?
– Вот уж неправда! Просто тянет иногда чему–то научить, что сам умею. А Лютого нечего дома держать все время, просто бери с собой. В конце концов, это свободная страна, – Волк аж крякнул от досады.
– Что? – встрепенулась Танюша. – Ты соврал сейчас?
– Для кого–то это правда, так что вопрос лучше оставить открытым, – они перебрались в комнату и начали вскрывать пакеты с обновками.
– Расскажи… Мне интересно, правда!
– Учти, – сказал Волк, передавая Таньке очередную одежку, – тебе может быть неприятно мое отношение к стране.
– Разве не принято называть свою страну Родиной?
– У меня другая Родина. Была. А в этой стране я живу и служу ей. По какому–то странному стечению обстоятельств. Нелепость!
– Это как так?
– Была одна страна, а стало много разных и совсем других.
– Это плохо?
– Теперь – не знаю. Раньше думал, что хорошо.
Часть 24
Прозвучавший дверной звонок оказался тихим колокольчиком и совсем не вязался с угрюмой внешностью хозяина квартиры.
– Вот и гости, потом договорим. Сейчас будешь знакомиться со всеми, – улыбнулся Волк. – Иди, открывай, я пока в твою комнату заброшу весь этот бедлам.
– Это она чего? Навечно там решила зависнуть? – техник был в растерянности.
– Да сколько можно! Говорил тебе уже: она еще ребенок и просто наслаждается жизнью, – улыбнулся оператор.
На пороге стояла большая компания людей в форме и в обычной одежде. Среди них проглядывались экземпляры примерно Танькиного возраста. В руках притаились и тортики и бутылки с напитками.
– Здравствуйте, – немного озадачено пробормотала Таня. – Боюсь, тапочек для посетителей всем не хватит… Так что «гостить» придется частями: двое заходят, а остальные – в очередь, пожалуйста!
В ответ раздался дружный хохот и Таньку со смехом буквально внесли в маленькую прихожую всей толпой, быстро вручили скромный букет цветов, один из тортов, успели при этом ухватить за руку и утащить на кухню.
– Знакомиться будем потом, – сказала молодая женщина, – неси пока в комнату, – она протягивала ошарашенной таким напором девочке стопку взятых тут же тарелок. Другая особа женского пола уже по–хозяйски доставала из шкафчика чашки и стаканы.
Деваться было некуда. Пришлось Таньке вытерпеть в этот вечер массу знакомств с жильцами дома, сослуживцами Волка и своими будущими одноклассниками. Покраснеть на множество комплиментов, пережить сравнение с «папой» и промолчать на оценку своих физических данных. Довелось отведать не только покупных тортиков, но и «шедевры» соседской кулинарии, творения кондитерских «гениев» и достижения в области выплавки пирожков.
Голова шла кругом, публика менялась, а свободного места в памяти оставалось все меньше:
«На кой тебе все это нужно? Лучше бы в гости к кому–нибудь из Синей отправилась.
Не торопись, я хочу впитать побольше ощущений здешней реальности.
Тут же просто в воздухе висит слово «судьба[6]», а ему подчинено все существование безнадежных!
Интересно, у местной реальности много вариантов?..
Только не это!»
Лютику повезло больше: Танюша заранее навела морок для всех, кто на него смотрел и окружающие видели в лучшем случае очень крупного кота. Так что малыш беззастенчиво пользовался свалившейся на него лаской и потакал желаниям «угостить кису вкусненьким».
– У меня сейчас голова лопнет! – техник дико вращал глазами и готов был упасть в обморок в любой момент. – Как она это выдерживает?!
– Так же, как и ты: с трудом. Только ей деваться некуда, – вздохнул оператор.
Укладывая Танюшу спать, Волк от счастья не знал, с какой стороны побольше подоткнуть ей одеяло.
– Сказовку дораспридумываешь снова? На самом интересном прервали, – поморщилась от воспоминаний о вечере.
– Не сказка это вовсе, – прикинулся обидевшимся «папа», – но продолжу, раз обещал. Молодец, что так держалась! Всем очень понравилась, соседские пацаны так и вовсе на тебя сразу запали, – он хихикнул, но вовремя себя одернул. – Все–таки красивая ты до одури.
– Еще чуть–чуть и послала бы некоторых! Такие придурки – просто не верится, что претендуют на взаимность! – смутилась в ответ.
Волк ободряюще похлопал ее по руке:
– Всяко бывает, но это как раз нормальные ребята. Просто бравадой свою стеснительность компенсируют. Ладно, на чем мы остановились?
– Ты не знаешь, хорошо или плохо, когда много стран вместо одной, – напомнила сходу.
– Да знаю, на самом деле, – махнул рукой Волк. Он уселся на пол возле Танькиной кровати, вызвав в ее памяти уже виденное однажды. – Конечно, разные страны – лучше: в одной большой нас пытались убедить в наличии братских чувств у совершенно разных народов. А на деле была открытая вражда, злые насмешки, ущемление в правах, – горестно вздохнул. – Отдельно – спокойнее… Только сейчас всех снова уверяют, что мы без ближайших соседей не проживем, что мы связаны исторически, что – мать их! – мы братские народы: все возвращают на старые рельсы.
– Может, так оно и есть? Границ, наверное, не было тогда?
– Границы в голове у человека существуют. Но сейчас–то они нужны: мы ведем войну с сопредельным государством.
– Да? А я почему не заметила до сих пор? – наивно поинтересовалась Таня.
– Все ты правильно заметила, не прикидывайся. Везде орут, что соседи – враги и захватчики, а с ними идет оживленная торговля, в гости и на заработки свободно ездят все, кто пожелает. Из «ящика» их помоями поливают, а на деле – жопу готовы лизать, если деньгами запахло. Извини, я не часто себя сдерживаю в выражениях, – смутился Волк.
– Да ладно! Ты самый культурный папа, – она подложила его руку себе под щеку. – Рассказывай дальше. Неужели и вправду идет война?
– Только называют ее иначе – ПБМ: противобандитское мероприятие. На деле же идет гражданская война против своего населения. Причем, на всей территории страны. М–да. Учти, что это мое мнение, я имею на него право. В школе вам будут рассказывать официальную версию.
– Какой школе? Что все заладили о какой–то учебе? Мне это нафиг не нужно! – обеспокоенно выпалила Танька.
– Учиться необходимо, – прозвучал ответный вздох, – только не всегда полезно. Документы, надеюсь, у тебя в рюкзаке?
– А…–…м! Я их почтой отправила, так надежнее. Но придут не раньше, чем через неделю.
– Не беда. Пока так походишь, а потом оформят официально.
– Почему ты сказал, что имеешь право на свое мнение? У других иначе?
– Иначе, – уверенно кивнул в ответ. – Они давали обет верности. У них не может быть своего восприятия реальности.
Танька вздрогнула.
– А ты разве не давал?
– Давал. Но только своей Родине, давно. А воинственный дважды обет верности не должен давать – это предательство. Когда поступал на службу, был скандал, – вспомнил с усмешкой, – но я настоял на своем, остался верен своей Родине. Правда, от меня отвернулись многие, кого я косвенно причислил к изменникам…
Часть 25
Обещание Анси так ни разу и не сбылось: Таня всегда спала без снов. Просто засыпала и получала огромный кайф от того, что утро начинается с небывалого наплыва энергии. А ночь – вотчина защитника: Лютик никому не доверял ее покой.
Два дня без гимнастики и элементарной разминки родили жуткий дискомфорт и этим утром она решительно послала лень и все «важные» дела на х… В общем, молодец, девчонка.
Чуть затеплилась серость на угрюмом небе, Танька, прямо в новенькой пижамке кигуруми, изображающей леопарда, трясла Волка, притворяющегося спящим.
– Вставай, сонечка! У вас бегательные процедуры есть в привычке или где?!
– Есть, – не открывая глаз улыбнулся в ответ «папа». – И отпуск у меня – тоже никуда не делся. Ладно, – отлетело в сторону одеяло, – пробежимся на полигон, раз такое дело.
– Чего ее в такую рань прошибло на пробежку? – зевая спросил техник.
– Привыкла на Курорте, – едва удерживая нижнюю челюсть в рамках приличия, ответил оператор. – Да и полезно бегать, сам знаешь.
Вдыхая щекочущий нос хвойный аромат, бежали лесной дорогой. И Танюша снова пристала с расспросами:
– А из–за чего с соседями война? Земля, да?
– Постольку–поскольку. Территория – не главное. Спорно, но решить можно мирным путем. Толчком послужило желание новых правителей запретить родной для большинства населения нашей страны язык. Это сыграло на руку соседям – начали необъявленную войну, под видом гражданской.
– Зачем им война?
– У них империя. А такая монархическая громадина без войны существовать не может, нужен враг. Сначала воевали на своей территории, потом переключились на разных соседей. Еще любят у себя с террористами бороться, чтобы жертв побольше, – пояснил с усмешкой. – Хорошо бежишь, ровно. Где училась?
– Я же гимнастикой занимаюсь, не забыл? Ну и всяким разным, нужным. Бегать – полезно! – Танька с улыбкой прибавила скорость.
– Это что за нужное такое? – догоняя, поинтересовался Волк.
– Ножевой бой, танцы, единоборства всяческие. Да много интересного есть!
– Ладно, подробности – письмом, – пошутил в ответ.
– А если я письменно не училась творить? – она растерялась и чуть не остановилась от удивления.
– Тогда на полигоне покажешь! – прозвучал счастливый ответ.
– Я свой нож не взяла, – тихо проговорила Таня. И вдогонку, – А ты же говорил, что война взаправду граждансковая!
– В этом и парадокс и горький юмор ситуации: вместо того чтобы ликвидировать причину внутреннего раздора, мудачье у власти только нагнетает обстановку и запрещает родной для массы народа язык, чем дальше – тем больше: вводят цензуру. В нарушение основного закона государства, заметь! Есть в нем такие десятая и пятнадцатая статьи…
– Они под наркотой или пьяные? – поинтересовалась, аккуратно вписываясь в открытые ворота. – В округе у вас много таких видела.
Ворота просто стояли, распахнутые, по бокам от лесной дороги. Забора не наблюдалось ни с одной стороны, только следы его былого присутствия.
– Они жадные, это еще хуже. Все! Прибежали, наконец! Ну ты и мастер темп держать! И зубы заговаривать, кстати. Вот площадка, показывай свое нужное, сразу! – жестко скомандовал Волк. – Я – насильник! – было последнее, что он успел сказать.
– Она его убила? – повернулся от изображения техник.
– Только отключила, – помотал головой оператор. – Он ей определенно нравится, хоть и называет папой…
– Эй! – тихонько хлопая по щекам приходящего в себя Волка, со слезами звала Танюша. – Я тебя не навсегда покалечила инвалидом?
«Папа» рассмеялся, сквозь туман в голове:
– Очень на это надеюсь, – открывая глаза пролепетал он. Сел, покрутил головой, приходя в себя. – Здорово, что у тебя в руках ничего не было…
– Ноги, – хлюпнув носом, виновато пропищала в ответ, – еще ноги под рукой оказались.
– И куда ты меня? Главное – как?! Я не успел заметить! Кто тебя учил? Впрочем, лучше не знать, – на его изрядно помятом теле был с десяток грязных отпечатков от Таниных кроссовок.
– Сначала – сюда, потом – два раза вот здесь и на другой стороне, – потупившись, аккуратно показала девочка. – Ну а остальное – по инерции. Сиди успокоено, я сейчас больку прогоню, – положив свои тонкие руки на огромные плечи, сказала «дочка».
– Ку… – попытался возразить Волк, но друг почувствовал, что ушла вся боль. Даже от старых травм. И от наспех размятых перед кроссом связок. Каждую мышцу наполнила свежесть. Вернулось отличное зрение: оно уже с полгода как стало портиться. Язык наткнулся на сломанный зубной протез и крошку от пломб – на их месте были совершенно здоровые родные зубы. Интуиция подсказывала, что это не все изменения.
– Это как?! – сплевывая обломки изо рта, спросил теперь совершенно здоровый и сильно ошарашенный человек.
– Не знаю, – пожала плечиками Танюша и улыбнулась. – Это не для всех так получается, только самым дорогим для меня…
– Втюрилась! – всплеснул руками техник.
– А у тебя уже и ревности полные штаны! – возмутился оператор.
– Себя в зеркале давно видел, беспристрастный? – усмехнулся в ответ напарник.
Часть 26
Ледяной душ помог Волку справиться с неизбежной после пережитого дрожью, горячий чай согрел без лишних слов.
Примостились, как водится, на кухне. Танька, проскользнувшая в ванную комнату первой и уже закутанная в пушистое полотенце, за обе щеки уминала клубничный джем, оправдываясь необходимостью восполнения мифической внутренней энергии. На самом деле, она просто полюбила сладкое, совсем не часто встречавшееся в предыдущей реальности.
Еще она отлично знала, что не делится энергия на внешнюю и внутреннюю.
«И зачем ты его полностью излечила? Не могла просто боль убрать?
Могла, но я разволновалась! Вдруг убила? Я же не умею воскрешать…
Уверена? Ты что, пробовала?
Не–ет, – ответила сама себе. – Действительно, откуда я знаю?
А ведь способна, кажется… Мне страшно.
Лют, а Лют? Может, смываемся отсюда?»
«Здесь вкусно, – пришел ответ. – И спокойно. И тебе интересно еще многое.»
«Да, – мысленно вздохнула Танька. – Ты прав.»
– Прости мою настойчивость, я могу спросить, откуда в тебе эти способности? Скорость, сила – их натренировать можно. Хотя… Я ведь смерть–шпион, меня одолеть очень сложно, а это годы тренировок. Тебе всего–то двенадцать, а уже гораздо сильнее меня. Но вот способность к исцелению! В голове не укладывается.
– А что такое «смерть–шпион»? С тобой все такие, – Таня покрутила в воздухе пальцами свободной от ложки с джемом руки, ловко уходя от темы, – даже не знаю, как сказать. Вежливые? Не то. А, восхищенные, во! Как на идола смотрят, – она зачерпнула из банки и отправила в рот очередную порцию вкусняшки.
Волк поперхнулся чаем, закашлялся.
– Почему «идол»? Я обычный. Специальность редкая, просто, ее мало любят воинственные: никакого карьерного роста, – он горько усмехнулся. – И не все. В основном – презирают от страха. Считают человеком низшего сорта…
– Что же ты такое делаешь?
– Убиваю, в названии все сказано. В одиночку. Уничтожаю особо сложные и охраняемые цели на территории врага. Только из–за этого мне и разрешили не давать обет верности, – он прихлебывал чай, как обычный веселый папа, очень любящий свою дочь. – У нас завтрак будет сегодня? Есть хочется.
– Пойдем в корчму или трактир, съедим копченый окорок! – прозвучало задорно. Заодно сверкнули глазки и мотнулся неизменный хвостик волос.
– Мне бы яичницы простой. Давай сообразим? Ты не увиливай от ответа, – он встал и начал доставать большую чугунную сковородку. – Тебе десять яиц или пятнадцать? – спросил с улыбкой, зажигая огонь на плите.
– Мне нисколько, я худею! – парировала, не задумываясь, Танька. – Сама не знаю, откуда способности. Что, если я и вправду дьявол, а? Я ведь убивала уже… – и отправила в рот очередную порцию сладкого.
– Тогда твой позывной – Синеглазая Смерть, сама напросилась. Чувствую, что не врешь, – Волк бросил на горячую сковородку тонко нарезанное сало, крякнул от досады. – Сюда бы колбаски нормальной, а не сою крашеную… Возьмем количеством!
– Э! Без фанатизма, я много не осилю!
– Ты завязывай с приторным, вкус шкварок не почувствуешь, – он выставил на стол черный заварной хлеб, горчицу и хрен.
Танька отставила джем, машинально взяла баночку с красной массой, зачерпнула из нее ложкой, отправила в рот...
– А–а–а!!! – она замахала руками. – Мои глаза! Держи глаза, они сейчас убегут! – замолотила ладошкой по столу.
Вбежал Лютик. Грозно глянул на повелителя сковородки, затем на беспомощно льющую слезы Таньку:
«И зачем так орать? На тебя никто не нападает, – он развернулся и, подхватив зубами кончик своего бесконечного хвоста, грациозно уплыл обратно на облюбованный диван.»
– Отдай ложку, ладно? – нежно попросил Волк. – И не прикидывайся, лисица.
– Я ведь серьезно. А ты прозвищами обзываешься, – сказала, вытирая слезы.
– После сегодняшнего «боя», – он прищурился, – я принимаю твой ответ. Обещаю подумать. И все равно – ты моя маленькая доченька. И я буду о тебе заботиться и любить, даже если ты дьявол. Давай тарелки.
– Исполнила мечту идиота! – всплеснул руками техник.
– М–да, на свою голову, – поддержал оператор.
Часть 27
– Почему у вас такая грязнюка? В городке, я имею в виду. Мусра вокруг домов, лужищи, листяки прошлогодновые. Только настроение портится! – честно возмущалась Танька.
– Никому нет дела, среди воинственных безразличных не меньше, чем везде. А мэр – в голову сильно стукнутый, боксер бывший. Платить нормально дворнику – жаба давит. Так в дерьме и плаваем, как и вся страна, – Волк некрасиво ухмыльнулся и поджал губы.
– А давай мы с тобой чистоту засверкаем! Возле подъезда, хотя бы. Мусоринки выметем, бутылковые и бумажковые ликвидируем, – озарилось наивностью дитя.
– Завязывай так разговаривать, привыкнешь – беда станет! Тьфу ты, и сам подцепил! Идея хорошая. Только я уже привык, что в спину плюют, а тебе еще…
– А мне – по–хер, папа. Поверь на слово. Так что?
– Да легко! Запасной веник – в кладовке, пакеты для мусора – на кухне, – скомандовал Волк.
Соседи смотрели на новоявленных уборщиков без удивления: «Что взять с урода? Вот и дочка вся в отца.» Правда, дважды им сказали спасибо, а одна женщина даже вывела своего ворчливого мужа и они стали помогать наводить порядок.
Танька чувствовала, еще чуть–чуть – и она убьет всех молчаливых за их безразличие. А за выброшенную мимо урны бумажку – сломает руку. Волк же был само спокойствие.
Вместе с солнцем потихоньку поднималось и настроение. Управились довольно быстро и получили массу удовольствия от результата: теперь стало веселее если не возле дома, то хотя бы на душе.
– Зачем ей это? – проснулось любопытство у техника.
– А зачем нам наблюдать за ней? Интересно, – просто объяснил оператор.
– И что увлекательного в уборке мусора?
– Ровным счетом ничего. Занятно наблюдать реакцию людей! Для чего–то ей это нужно, – ответил, рассуждая по привычке.
«Ради чего ты унижалась у всех на виду, собирая грязь и пустые бутылки? – спрашивала сама себя Танька.
Но ведь так красивее! Люди улыбались даже!
А–га! Смотрели на дурочку и лыбились, кретины!
Зато я теперь лучше их понимаю: они несчастны.
Откуда взяться счастью в этой реальности? Его по сюжету и не должно быть!
У жизни нет сюжета…
Могла бы брать знания напрямую из астрала, не пачкаясь, – стала ворчать себе под нос.
Тогда информация сразу вся возникает, это скучно совсем.
Но практично!
Это да, – вздохнула с пониманием.»
– Ты что шепчешь такое? Заклинание? – глядя, как Волк забрасывает поштучно пельмешки в кипяток, поинтересовалась Танюша.
– Я их считаю, порции отмеряю, – удивился «папа», готовивший на кухне нехитрый ужин.
– Понятно, – вздохнула в ответ. – Ты уверен, что мне нужно именно завтра в школу идти? – усевшись на табуретку и уперев пятки в ее край, поинтересовалась «дочь». – Может, лучше ты меня учить будешь? Так же можно? – она печально положила подбородок на коленки и обхватила ноги руками.
– У нас маленький городок, все друг друга знают. Тебе «ради приличия» нужно немного там потусоваться, познакомиться со сверстниками, обзавестись подружками.
Она поджала губы и зло прищурилась на такое безрадостное будущее. Совсем не прельщало день за днем тратить кусочек вечности на зануд–учителей.
Волк начал вылавливать шарики пельменей из кастрюльки.
– А сейчас – снова не заклинание шепчешь? – поинтересовалась, глядя на шевелящиеся губы «повара».
– Я их считаю, – растерялся в ответ.
– Понятно, – задумчиво покивала головой Таня. – А если не сойдется количество – ну, «до» и «после» – тогда что делать будешь? – спросила с тоской в глазах.
Такого сложного вопроса он не ожидал. Если численность будет разная – то… что?
Часть 28
Школа – совсем не то место, куда стремятся за знаниями дети. Особенно, если ребенок хочет постичь и понять, а не «средне–образоваться».
Оценивать чувства людей приходится во время общения, подключая эмпатию. А познается все на собственной шкуре, обидами и болью.
Утро начиналось, как у большинства: упрямым нежеланием идти весной на какую–то учебу.
Танюша и Волк с удовольствием пробежались темными лесными тропинками, освежились после ледяного душа живительным зеленым чаем с медом, растормошили и накормили сонного Лютика…
– Я не надену этот кошмар! – Таня и не думала сдерживать громкость. – Я не виновата ни в чем, за что ты меня так?!
Она, полуодетая, убегала от «папы» по всей квартире. А он, совсем растерянный, ходил за ней со школьной формой в руках и не знал, как убедить «дочку» в нее облачиться.
– Так положено, – тихонько уговаривал он самого себя, – не вчера придумано. Все так одеваются, – но руки уже опускались.
– А если все с крыши прыгнут, мне следом лететь?! Сколько же ненависти к людям в этом мире! – она спряталась за очередной преградой.
– Не надо, – кивнул Волк и замотал головой. – Лететь – не надо. Только форму надо…
– Когда ты успел ее купить–то?! – начала хищно сверкать глазами в ответ.
– Пока ты заколки для волос смотрела, напротив же был отдел. Самую лучшую выбрал, – улыбнулся с гордостью и надеждой.
Переубедить Таньку не удалось.
Для новых впечатлений она оделась по–своему. Простые голубые джинсы стрейч и старые испытанные кроссовки позволяли сохранять подвижность. Слегка завитая нижняя часть волос свободно спадала на теплый серенький свитерок, украшенный надписью «Будь добр» и мелким текстом ниже – «к себе». Вернула колечко на большой палец и последний штрих – кулончик с кусочком необработанного горного хрусталя.
Очки, бейсболку и кукри оставила под охраной Лютика. А хорошее настроение – закопала вместе с топором войны: она дала себе слово, что никого не станет убивать или калечить. В школе. Хотя бы в этот день.
Первый контакт с ровесниками произошел в удивительно неуютном помещении, уставленном множеством одинаковых уродливых столов и именовавшемся, почему–то, «классом». На одной стене висели куски грязного коричневого линолеума, забранные в деревянные рамки. Вокруг этого триптиха сумасшедшего плотника и на других стенах имелись изображения ритуальной пляски букв, процесса размножения цифр, худосочных представителей флоры и фауны. Были и портреты неизвестных, безобразные, словно лица с картин Боттичелли, Рокотова или да Мессины.
– Ты, новенькая, и есть дочь Волка? – с презрением спросил долговязый сутулый парень, нависая над Танькой. Его длинные вьющиеся каштановые волосы оставляли открытым высокий лоб, смуглое лицо совсем не сочеталось с пухлыми губами. Черные глаза смотрели безразлично.
– Судя по твоему запаху, уже и сам догадался, – лениво протянула она в ответ. Сидеть на ужасном фанерном сиденье, прикрученном к металлическому каркасу, было совсем неудобно, а вставать не позволяло мерзкое настроение. Танька готова была уснуть от скуки, но мешал свет ядовито–синих маломощных ламп в страшноватых молочно–белых плафонах, имитирующих комфорт.
– Да я… – попытался возмутиться парень.
– Что? – оборвала его Танька жестко. – Еще и уссышься от страха? Иди памперсы смени, воняет, – сморщилась брезгливо.
По классу прокатился ржач. Немногочисленные сверстники только начали заполнять помещение.
– А в это заведение ей зачем? – техник совсем недоумевал.
– Сравнить, судя по всему. Какими бывают люди, – оператор сам был в замешательстве. – Из астрала, видите ли, не романтично знания получать.
Драки не получилось. Долговязый успел только замахнуться, а Танюша, скользнув, переместилась к нему за спину и отвесила смачный подсрачник. Обидчик попытался атаковать с разворота, но рука налетела на слишком жесткий удар защиты. Вдогонку Таня нанесла прямой удар открытой ладонью по носу этого неудачника.
Вопль парня от боли в сломанной руке, кровь из его расплющенного носа, огромные глаза окружающих и их отвисшие челюсти – совсем не то, чего ожидала Танюша от первого дня в школе.
– Хорошие у вас традиции, мне нравятся! – весело сказала она, усаживаясь на место.
– Ты что выпендриваешься?! – стали обступать ее со всех сторон, а двое все же неумело пытались помочь воющему пострадавшему. – Думаешь, если папаша такой, так тебе все можно?!
От безобидно, но резко, выброшенной вперед Таниной руки, отшатнулись все разом. А рука, тем временем, медленно вернулась обратно и поправила совсем не растрепавшиеся волосы. Вокруг молчали.
– Отведите его к целителю, надоел уже своим скулежом, – откликнулась хрупкая новенькая.
Внезапно вошедшая в помещение женщина не растерялась, а прямо с порога стала орать:
– Вы что творите, сволочи! Совсем распоясались, мрази! Как я вас ненавижу! – она прошла к единственному приличному столу, стоявшему в самом уютном и светлом месте у окна. Со злостью хлопнула по нему огромной амбарной книгой. – Четыре месяца! Просила же, как людей! Еще четыре месяца ведите себя нормально, а потом – хоть головы себе поотрывайте! Потом я ухожу в другую школу, к нормальным детям! Четыре месяца! – ее вопль заставил замолчать даже потерпевшего.
– Это кто такая? – шепотом спросила Танька ближайшую к ней девочку.
– Классная наша… – тоже шепотом ответила та.
– Самая классная или бывают еще лучше?
– Ты смелая? – удивилась в ответ. – Сама спроси у нее.
– Простите, – разрезал короткое затишье Танькин вопрос, – вы у психиатра давно были? – от нее отшатнулись, как от чумной.
– Что?! – взревела в ответ «классная»
– Понятно, – кивнула в ответ, – вы не истеричка, просто плохо слышите, – констатировала спокойно. – А нахрена тогда на нас орете?! – прокричала, что есть мочи, свой вопрос Танька.
Техник покатывался от смеха, оператор тихо трясся от хохота рядом. То, что происходило, принесло долгожданную разрядку:
– Наконец–то! Думал, она совсем спятила! – прозвучало почти хором.
Часть 29
Вызов «папы» на ковер директор школы откладывала, сколько могла. Она уже и орала, наперебой с учителем и завучем, и угрожала, и зловеще нависала над Таней своей потной тушей, смердящей сладкими духами, – ничего не помогало. Девочка сразу послала ее на три буквы заветной мечты и дальше только улыбалась в ответ. Очень нехорошо улыбалась, это почувствовали все собравшиеся на экзекуцию.
Волк и Танюша были похожи, как две капли воды: появившись в школе, папа первым делом посоветовал всем заткнуться. Еще один выставленный в сторону дочери палец пообещал сломать, за любое кривое слово в ее адрес – вырвать голосовые связки. Потом выслушал свое ненаглядное чадо, усмехнулся и спросил:
– Какой самый интересный урок у вас сегодня был?
– Урок вежливости. Только его не все смогли оценить, – скривилась в ответ.
– А что–нибудь из школьной программы? – посмотрел удивленно на собравшихся. – Вы чем здесь занимаетесь вместо преподавания? – поинтересовался совсем тихо. – Еще одна жалоба от моей дочери и …
– Эй! Я не жаловалась! – раздалось возмущенное.
– А я не «Эй»! – Таня и Волк обижено посмотрели друг на друга. Не сговариваясь рассмеялись, чем повергли в шок окружающих, и маленькая ладошка хлопнула на лету большую.
– Хрена уставились? – радостно полюбопытствовал Волк у окружающих. – День только начался. Иди в класс, – нежно подтолкнул Танюшу к двери.
– Он действительно думает, что это его дочь? – техник сдвинул брови почти до середины лба.
– И она почти не прилагала усилий, – кивнул оператор, тянувший через трубочку что–то вкусное прямо из банки.
– Что с ним будет дальше? Если его уверенность подсознательна?
– Что будет с окружающим миром, лучше спроси: на себя–то он руки явно не наложит.
Сначала был урок рисования. Пришедший учитель невнятно объяснил, на какой странице учебника показано, как творить завораживающие картины и передавать прелесть окружающего мира по сегодняшней теме.
Тема оказалась традиционной для весны: разрисовывание птичьих яиц. Преподаватель, на смеси двух языков, долго распинался о значении бисквита в жизни человека, о сакральном символе – раскрашенном продукте птицеводства, о грядущем светлом празднике… Пока Тане это окончательно не надоело.
– Простите, а можно вопрос? – перебила она долгую тираду.
За неимением хвоста, недовольно поджав губы, просветитель отреагировал:
– Если по теме…
– По вашей лекции, – подтвердила Танюша. – Я не совсем понимаю, что вы говорите. Нельзя ли выбрать только один язык для общения? Это смешение такое некрасивое получается… – закончить она не успела. Предупрежденный гуру по искусству живописи выскочил за дверь: лишаться части речевого аппарата ему совсем не улыбалось, а орать на детей уже вошло в привычку.
Среди ребят тоже нашлось много недовольных, но были и те, кто показывал Танюше свое одобрение.
– Классно ты его отшила! – одна из девочек подошла и приветливо протянула руку. – Кати́. А это Ле́кси, – кивнула на соседку Тани по неудобному маленькому столу. – Давай после уроков где–нибудь вместе соберемся?
– Без проблем, – легонько пожала руку в ответ. – Здесь есть уютное царство пирожных и тортиков? – вокруг засмеялись, заинтересованных в знакомстве оказалось достаточно.
– Найдем. Все, сейчас будет продолжение, готовься, – подмигнула Тане.
– Как–то я и не подумал, – почесал затылок оператор. – Мы всех понимаем, а она попала в реальность с несколькими языками. На этом жутком суррогате там многие привыкли общаться.
– Не заморачивайся, все она разумеет, – улыбнулся техник. – Просто ей скучно стало, это очевидно.
Часть 30
Сорванный урок так и не возобновился, носитель «раздвоенного языка» больше не показывался. Зато дальше по расписанию ожидалось религиоведение, все предвкушали отдых и расслабление.
– Лекси? Твое имя означает…
– Ага! Папа так назвал, – скромно потупилась Танина соседка.
– Балта твой отец?! – удивилась в ответ. – Здорово, хороший человек.
– Ты его знаешь разве?
– Немного общались. Он только кажется строгим, – вздохнула Таня. – Теперь вот ему со мной разбираться придется.
– Будешь жаловаться? – фыркнула соседка.
– И в мыслях не было. Но проблемы–то со мной уже есть…
– Если сама не настучишь – к нему не обратятся, не волнуйся.
Вошедший в класс человек был неимоверно толст и кутался в засаленную черную материю, имевшую рукава и спускавшуюся до пят. На шее, на толстой цепочке, болтался заряженный амулет[7]. Голову его прикрывала черная же шапочка.
Он сделал колдовские пассы правой рукой и … ничего не произошло.
«Магия закончилась, – поняла Танюша.
Да не волшебство это, смотри через яснознание!»
Астрал дал ответ на многие незаданные вопросы сразу. Человек в черном начал вещать. Некоторое время Танюша вслушивалась в монотонное внушение, затем не выдержала:
– Можно вопрос?
– Обращаться не учили?! – прервал ее грозный голос лектора. – Нужно добавлять – «отец»!
– Иди ты нафиг, – произнесла тихонько. – У меня один папа! – добавила громче.
– Есть отец небесный и все мы дети его…
– Я не адепт вашего культа. Собственно, потому и вопрос возник.
Деятель от религии шумно втянул воздух носом, зло глянул на еретичку и снизошел:
– Спрашивай.
– Вы утверждаете, что божество всех очаровало небывалой добротой. А разве это не должно настораживать? Как–то нелепо призывать творить добро для сволочей, сидя в куче говна…
Рев взбешенного ритора не дал Тане высказать до конца свои сомнения.
– Ты порождение падшего! Богохульствуешь?! Как посмела рот свой поганый открывать?!
– Вы сами разрешили. А ротик у меня очень даже ничего, окружающим нравится. И целуется неплохо, – хитро подмигнула в сторону обалдевших мальчишек.
Пришлось Танюше нанести телепатический удар по рассвирепевшему «отцу» и заставить слушать молча.
– Зачем вы рассказываете в таких подробностях о далеко не самой популярной религии? Большинство людей этого мира вообще не придерживаются конкретного верования. А наибольшее число последователей имеют три других вероисповедания. Вопрос: вам кто разрешил эту пропаганду? Основной закон нарушаете, тридцать пятую статью, – и отпустила слугу божества с миром.
Одноклассники простили Тане «долговязого», которого, по злой иронии, звали Панфи́л: он задирался ко всем и терпение уже заканчивалось. Ей простили родство с Волком и категорический отказ от школьной формы. Готовы были простить отношение к эрзац–языку, лишь бы она и дальше доводила до белого каления преподавателей и «самую классную», как теперь стали называть невменяемую истеричку, руководившую этим детским коллективом.
Можно сказать, что первый день в школе удался на славу. На очень сомнительную славу, учитывая взбешенных педагогов, наотрез отказавшихся вести уроки, если на них присутствует дочь Волка. Их можно понять: ни оскорбить, ни ударить, ни просто накричать – страшно!
Это не помешало гурьбой отправиться после уроков в кафетерий и вероломно напасть на кондитерские изделия: Таня честно пригласила всех желающих. Быстро смели немногочисленный ассортимент кондитерских изысков, добавили сладких напитков и, руководимые смелой новенькой, сдвинули три столика под недовольным взглядом продавщицы.
Знакомство получилось веселым, без злобных недомолвок. Таньке не боялись высказывать все наболевшее, включая мнение о ней самой: получила несколько смущенных приглашений на свидания от мальчиков и одно – от Кати, что совсем не обрадовало Лекси.
«Какие тут страсти кипят! А ведь это еще цветочки. Или уже ягодки? – подумала немного растеряно.
Я как–то не хочу здесь яблока раздора…
Ой, тоже мне, Афина[8] Афродитовна[9] выискалась!
Заткнись! Назвалась шизофренией – вот и шизофрень молча!
Я голос разума, а не шизофрения, – обиделось Альтер Эго[10].»
Часть 32
– И зачем ты несчастного священника довела до белого каления? – поинтересовался за вечерним чаем самый настоящий папа.
– Сам виноват, я только спросить хотела, – прихлебнула из огромной кружки горячий напиток Танюша. – А он разорался. А «священник» от слова святость? – она смело зачерпнула ложечкой джем из только что открытой банки.
– Почти, от священного служения.
– Понятно, – как всегда кивнула головой. Этот жест дочки Волку нравился все больше: конский хвост Таниных волос при этом подпрыгивал, как игривая белка. – Выходит, он от праведной жизни разжирел, бедняга. Дослужился.
Хохотали долго и от души, чай даже успел остыть. Таньку это не остановило, она явно нацелилась прикончить джем непременно этим вечером.
– Он закон нарушает, мозги своим дерьмом детям забивает.
– Фу! За столом и такие неаппетитные слова, – покачал головой Волк и потянулся своей ложечкой к банке с обреченным джемом. – К тому же, это администрация школы нарушает. Так что о твоей выходке будут молчать, – и зачерпнул самую малость вкуснятины.
Танька умудрилась одновременно отправить в рот сладость и удивленно вскинуть бровки, глядя на действия папы: в запасе оставалась только одна банка лакомства. Она не была жадиной, зато обожала играть!
– Перефразируя анекдот, хрен с ней, со школой, но дисциплина у нас когда–нибудь будет? – задумчиво протянул Волк. – Ко мне хранители порядка обратились за консультацией. Как к эксперту по убийствам. Ничего не хочешь рассказать?
– Они первые начали, – расстроилась Танюша. – Лютика хотели отнять, скоты. И вообще.
– Зачем наносила столько ударов? Это не профессионально, руки беречь нужно.
– Я их пальцем не тронула! Только ногами, – протянула жалобно, – замерзла сильно, вот и грелась.
– М–да. В кого ты такая? – спросил и сразу растерялся папа.
Танька удовлетворенно хихикнула сквозь очередную ложку джема.
Лютый лежал на оккупированном диване. Услышав свое имя, повернул локатором ушко и мотнул пятнистым хвостом.
«Я готов! Где моя доля сладкого?»
– Иди ко мне, мой защитник, – позвала малыша Таня, – вот, от сердца отрываю, – протянула ему ложечку сладости.
– Значит, защищал тебя сегодня Лют? А я, как бы, ни при чем?
– Ты мой рыцарь и хранитель! Тебе за это положен поцелуй, – она встала и подошла к папе, нежно обняла его за шею и, чмокнув в щеку, уткнулась куда–то глубоко в теплое и неожиданно родное.
С ней явно творилось неладное.
«Не хватало еще расчувствоваться! Ты дьявол? Вот и не разводи нежности!
А откуда ты знаешь, каким должен быть дьявол?
Ну–у… Так принято считать, что злой и бессердечный. Беспощадный и коварный. Весь астрал в таких образах!
Образ люди создают, фантазеры хреновы. А я – вот она, совсем другая.
Какая?
Потерянная. Ранимая. И одинокая.»
– Все–таки поломалось наше творение! – техник от досады хлопнул ладонью по ручке кресла.
– Не дрейфь! Я вот не разочаровываюсь, верю! А ты – слишком ветреный, – оператор наставительно поднял палец.
В школу Таню больше не пустили, предложили заниматься самостоятельно, дома. Радости не было предела!
По такому случаю было решено прошвырнуться по магазинам в поисках новых сортов варений и конфитюров. Волк даже оделся празднично, во что–то спортивное, подходящее к Танькиным нарядом.
– Здесь продавщица разговаривает, как учитель рисования в школе – не разбери–поймешь! – пожаловалась на очередную лоточницу Танька.
– Это суржик, такое наречие, – скривился Волк, – на нем очень многие разговаривают. Хотя некоторые считают это языком, – вздохнул печально. – Противно, если честно!
– А почему не говорят на каком–то одном? Сложно выучить?
– Не сложно. Жлобство врожденное мешает.
– А если их всех расстрелять? Тогда жлобов не останется и все будут говорить правильно?
– Тогда в некоторых местах вообще никого не останется.
Они ходили по рядам маленького базарчика, с сомнением смотрели на первые молодые корнеплоды и слишком бодрую зелень, присматривались к сушеным ягодам и орешкам.
– Рыбки хочется, – с сожалением протянул Волк. – Жаль, на глаз не определишь, можно ли ее есть.
– Давай я подскажу! Смотри: у этой глисты яйца уже отложили, видишь пятна на чешуе? А вот у этой – слишком розовые жабры, радиационное поражение. А во–он у той, – приподнялась на цыпочки и показала пальцем на соседний прилавок, – уже мутная слизь начала выделяться: нет здесь свежей рыбки, жаль.
Волку пришлось срочно задвинуть Таню к себе за спину: оскорбленные продавцы спешно смыкали вокруг них тесные ряды неправедного гнева.
– Ти кто такой! – ткнул грязный палец в сторону Волка наглый инородец. – Забэри свою шаляву и вали, пока цель! Сыкатына!
– Извинитесь, пожалуйста, перед моей дочерью, – вежливо попросил папа.
– Я твой башка топталь! – толкая в грудь, наступал продавец. Оскорбления стали выкрикивать уже все, потянулись неосторожные руки.
– Все, больше я рыбки не хочу. Буду вегетарианцем, – бросил через плечо.
– Так надо самим наловить! Дай, я им сейчас, – попыталась выскользнуть вперед Танюша.
– Куда?! Держись за мной и не вмешивайся, мне тоже развлечься хочется, – снова куда–то назад сказал Волк.
Смерть–шпион стал расслабленным и с виду немного сонным. Только неожиданно возникали молнии его рук, коротко вскрикивали лоточники и мелькали капельки крови из разбитых носов несогласных.
Тане действо понравилось, раньше она не видела развлечений профессионалов. Тренировки и спарринги на Курорте были, скорее, разминкой любителя. Это не походило и на выбранный ею стиль вращения в потоке энергии: Волк бил, словно плетью и при этом был полностью расслаблен.
– Это как ты делаешь? Я не пробовала так еще, дай и мне немножко, – трепыхалась позади папы веселая девчонка, но не рисковала нарушать запрет.
– Это просто, – сказал не поворачиваясь Волк. – Отпускаешь заранее взведенную пружину, и рука сама летит, только направление выбирай. Поняла? На, попробуй на этом уроде, – отодвинулся в сторону добрый папа.
Танюша скользнула вперед и с удовольствием выпустила на свободу свою руку. Лицо под ладошкой вмялось в обратную сторону, лезшие в драку отпрянули. Тушка «урода» сползла под прилавок.
– Не сильно, только нос разбей, – прозвучало с опозданием наставление родителя. – Н–да. Ну, хоть курточку не испачкала, – вокруг все испуганно притихли
– Ой…
– Что делать будем? Он мертв уже. Пойдешь домой, я здесь сам буду расхлебывать…
– Вместе пойдем, я сейчас, – Танька полезла к трупу под прилавок, посмотрела на него внимательно:
«И что нужно? Как оживляют? Руки на него положить или молнии пускать?
Не смеши меня, руками не поможешь. Просто верни его к первоначальному виду. Или время сдвинь… Ё! – раздробленное лицо быстро перетекло в маленькое личико младенца, существо вздохнуло, чихнуло, открыло глазенки. Выглядело это жутко.
Дура, не настолько первоначальный! На пару минут назад верни и все!
Я волнуюсь! Сейчас, – лицо снова превратилось в мешанину окровавленных костей и вновь стало прежним, злым.»
Человек сделал вдох, открыл глаза:
– Тыварь, урониля меня! – стал трепыхаться торговец на грязном асфальте.
Танька вылезла обратно, под растерянными взглядами взяла за руку Волка:
– Пойдем домой, ладно?
– Только не рассказывай мне по дороге характеристики овощей и мяска.
– Почему?
– Если нас не забросают гирями от весов, то я сдохну от голода: рыбу–то я больше не ем.
– Еще грибы существуют, – попыталась разрядить обстановку Танька, на прощание приказывая окружающим забыть о происшествии.
– Это было в «девятом наборе»? – пролепетал вопрос оператор.
– Только работа со временем, – сглотнул комок техник. – Оживить так нельзя, нарушается общий поток бытия…
– Ты чего несешь?
– Сам не знаю. Просто в голову пришло. Вдруг.
– Представляешь, если ей вздумается до нас добраться?
Часть 33
Все равно пришлось многое отправлять в стирку: не принято носить одежду, которая побывала в неприятностях. Это понимал и Волк. Дома долго молчали, даже Лютик не приставал, чувствуя общее настроение.
Когда добрались до согревающего чая с имбирем, мокрая после душа голова Таньки уже стала высыхать, а Волк постепенно смирился с увиденным.
– Бери варенье, зря что ль выбирали? – папа пододвинул красивую баночку поближе к дочке. – Тебе же восполнять энергию нужно?
Танька махнула рукой:
– Чушь, – и вздохнула обреченно. – Теперь понимаешь, о чем я говорила? Веришь?
– Верю. Только ты ангел, а не дьявол, я долго думал. Воскрешают ангелы…
– Ангелы помогают стать добрее! А я всех делаю злобными скотами!
– Ты показываешь сущность человека, разве это плохо?
– Его недостатки, – кивнула в ответ Танька. – Только не помогаю исправить.
– А это и не нужно! Если человек сам не исправляет недостатки, если нуждается в помощи – никакого толка нет от такой коррекции! – подался вперед Волк.
– Я зло приношу. Видишь, что с тобой сделала? Жить после такого как?
– А по–твоему до тебя я жил?
Замолчали каждый о своем, задумчиво прихлебывая остывающий напиток.
– Она накличет беду на эту реальность, – сделал печальный вывод оператор.
– С какого перепуга? Он обещал подумать? Выводы его собственные? Не внушенные? Вот и не переживай, – успокоил техник.
Перед сном Танька поинтересовалась у Волка:
– Нас прервали, там, на базаре. Как же бороться с раздвоением языка? Если жлобов нельзя уничтожить?
– Ума не приложу. Я свожу к минимуму общение с такими людьми. И не все жлобы общаются на суржике, многие маскируются под нормальных людей. Как и не все говорящие на этом кошмаре – жлобы. Не смешивай понятия. Хотя взаимозависимость сильная, – печально вздохнул папа.
– А законом запретить не пытались?
– Толк какой? И посерьезнее законы не соблюдаются…
– Если высмеять? Стыдно неграмотным будет…
– Вот меня сейчас – рассмешила, это да! Суржиконосцы во всеуслышание с экранов телевизоров кричат, что это их язык, они гордятся этим! Тычут всем в лицо свою жлобскую натуру и хоть бы хны! В прошлом за такое заявление им бы закрыли доступ к любому эфиру, редактора программы – выгнали бы за профнепригодность. Да и саму программу, где прозвучало подобное заявление, закрыли б к чертям собачьим! А, ладно! Не надо о печальном.
– Второй раз слышу о собачьих чертях. А какие еще бывают? Котячьи? – поинтересовалась вполне искренне.
Волк сидел с отвисшей челюстью и не знал, что сказать: дочка умела озадачить.
– Ладно, узнал он правду. А дальше? – техник был серьезен.
– Не узнал, у него своя правда, заметил? – оператору было искренне жаль.
– Ты так ясно высказываешься, что мне совершенно непонятно!
– Мне тоже.
Часть 34
Веселое утро улыбалось, как удача игроку: редко и не каждому. Одновременно хотелось выйти к рассветной свежести и инею на сосновых иголках, зарыться глубже в теплое одеяло и мечтать с закрытыми глазами. Вместо этого Танька сладко потянулась, освобождаясь от маленького кусочка ночного уюта, и нежно пихнула ногой притворяющегося спящим Лютика.
«Придется уходить? Как думаешь?
Мне здесь нравиться. Никто не нападает всерьез.
Я много плохого сделала.
Ты не за этим сюда пришла.
Я приношу боль!
Не начинай с утра настроение портить! Посмотрим, как карта ляжет.»
Посоветовавшись с собой, Таня решила сходить на свидание с Кати. Назначить время и место оказалось очень просто и скоро две школоненавистницы бродили по унылым улицам серого городка. Невысокие старые дома с обветшалыми фасадами казались унылыми лицами холодной весны.
– Зачем ты согласилась встретиться? – поинтересовалась Кати, отпихивая ножкой грязную прошлогоднюю листву. – Я ведь тебе не интересна.
– А на свидание тогда зачем меня пригласила? На самом деле, мне очень интересно, – отрицательно помотала головой Танька. – И ты мне нравишься, и Лекси, и вообще все в вашей компании. Классно, когда умеют видеть.
– Ты сумасшедшая? Зачем загадками говоришь?
– Есть немножко, – смутилась в ответ, – люблю недосказанность.
– Тебя понять – адское терпение нужно! Как тебя папа выдерживает только…
– Мы молча понимаем друг друга. А что ты знаешь про всякое адское? Кроме терпения?
– Точно психанутая, – Кати от радости аж подпрыгнула на ходу. – Откуда мне знать такое?
– Ну ты же про адское терпение знаешь.
– Это выражение такое! Разве не слышала?
– Жаль, – Танька опечалилась, – хотелось еще про собачьих чертей подробнее узнать и всякое такое…
– С тобой не соскучишься! Зачем тебе все это?
– Понять себя хочу, – махнула рукой. – Давай сладкое где–нибудь раздобудем, настроение исправим!
– Вон кафе, только там дорого. Лучше на базаре конфет купим. И пирожное!
– Пойдем в кафе, я угощаю, – Танька, не задумываясь, похлопала себя по карману джинсов.
– Откуда у тебя деньги? Хотя, папа твой много получает, – Кати уныло опустила голову и поплелась дальше по инерции.
– Волк здесь ни при чем, я в модельном агентстве иногда контракты беру, – импровизировала прямо на ходу. – Ну, съемки. Вроде, для рекламы и всякое такое.
– И по телевизору показывают? – встрепенулась Кати. – Везу–учая, – протянула с восхищением. – Вот бы и мне так.
– Не завидуй. Хочешь – я тебе адрес подскажу, приходи свободно, – Танька открыла дверь в кафе. – Они пробы хоть каждый день готовы проводить.
– Правда?! – округлила глаза Кати.
– Зачем врать? Ты же красивая, стройная. Что еще нужно?
– Я ж не такая привлекательная, как ты… – за столик села уже грустная.
– Очнись! Чаще улыбайся и живи своим умом, вот и весь секрет. А здесь меню или самим нужно откуда–то вкусности тащить? – стала оглядываться Танька.
– Сейчас официант подойдет. Я сюда приходила однажды, с родителями, нас пригласили знакомые, – пояснила и совсем смутилась. – Ты, наверное, часто в таких местах бываешь?
– Первый раз, – пожала плечами в ответ. – Не нужно завидовать. Вот ты была с родителями. А я никогда, только с папой.
Заказали и получили какое–то вычурное мороженое, по стакану явно пакетированного сока и две порции тортика с коричневой глазурью.
– А что они с мамой не жили? Она ему изменяла? – принимаясь за мороженое, поинтересовалась Кати.
– Нет, – мотнула хвостиком Танька. – Она не любит воинственных.
– Для тебя она все еще жива, да? – от сочувствия Кати даже есть перестала.
– Она и жива. Для меня умерла, когда отказалась от родительских прав. А я давно хотела с папой жить, он меня никогда не предаст.
Лицо собеседницы вытянулось от удивления, как капля меда.
– Она чего–чего сделала?!
– Отказалась от меня. Когда поняла, что за «рекламу» в модельном агентстве снимают. Хотя когда–то сама меня туда привела.
– Чего?.. Ты о чем? – Кати уже вся была сплошное внимание.
– О деньгах. Вкусное мороженое? Может, еще возьмем?
Кати медленно отодвинула от себя недоеденное лакомство и тяжело сглотнула.
– И ты снималась в таком?! – уточнила вдруг осипшим горлом.
– Представь себе. Деньги же нужны.
– У тебя отец круто зарабатывает!
– Значит, деньги за убийства чище и на них мороженое было бы вкуснее? – Танька как ни в чем не бывало продолжала наслаждаться своей порцией.
Это поставило Кати в тупик: хотелось хотя бы попробовать тортик, если не доесть мороженку. Бывать в таком кафе тоже хотелось. И джинсы, как у Таньки. И было страшно и противно.
Она медленно придвинула к себе остатки холодного десерта и стала молча доедать.
– Да ладно! Расслабься, я пошутила! Нормальное агентство, модельное. И показы у них часто бывают, все на виду. Юмор у меня такой, черный, как ваша жизнь.
– Блин, ты меня до инфаркта доведешь! – Кати уже спокойно стала наслаждаться маленькой радостью.
«А вот и нет! Не будет у тебя инфаркта, – подумала Танька. – Тебя собьет машина, через четыре года и тридцать дней. Когда ты, счастливая, будешь выходить из этого кафе. Жаль. Тепло и сухо, и кровь на асфальте будет хорошо видна.
Ну что тебе в голову лезет!
О чем ты мне думаешь, о том и лезет! Ее сегодняшняя зависть погубит.
Какая же ты сволочь! Зачем? Оставь ее в покое.
Заметь, это будет ее выбор.»
– И как это понимать? Что плохого ей сделала эта девочка? – техник не верил своим глазам.
– Возможно, решила убедиться, что свою судьбу они точно меняют сами. Ну и реальность, естественно. Иначе там все совсем плохо, – оператор был само спокойствие.
Адрес Хорошего Агентства Танька вытащила из инфосферы астрала быстро, и напряжение ушло, как и не было. После кафе девчонки еще немного прогулялись и даже смущенно поцеловались на прощание.
Часть 35
– Ты не из этого мира? – с тоской спросил Волк за ставшим уже традиционным вечерним чаем, когда уютный полумрак убаюкивал сумеречную грусть.
Танька поджала тонкие губки и едва заметно помотала головой. Хвостик на затылке почти не шелохнулся.
До вечера папа был сам не свой и почти все время молчал, активно помогая дочке изготавливать из старых ремней от разгрузок и портупей разные подвески для скрытого ношения ее ножа.
– Ты уйдешь сегодня? – тихо прозвучало саднящей болью расставания.
Танька кивнула и посмотрела на Волка синими слезами теплого моря.
Каждый глотал свою горечь молча. За несколько дней они вызвали к жизни связь, о которой многие даже не мечтают. Танька совсем не предполагала, что такое возможно: «Что ты наделала? Холодно тебе было? А сейчас как, теплее стало?
Пожалуйста, отстань…
Не могу, мне страшно. Что еще ты вытворишь?
То же, что и ты, сама знаешь!»
– Она уничтожит себя? – встревоженной скороговоркой спросил техник.
Оператор задумчиво поджал губы:
– Наверняка – нет. Ее дьявольское предназначение в другом.
– Скажи, что тебя держит в этой реальности? – через силу спросила Танька, прячась за чашкой остывшего чая.
– Ты. Еще не дает сойти с ума устоявшийся порядок. Да чушь это все! – махнул рукой Волк. – О чем ты спрашиваешь?
– Есть в этом мире то, что тебе дорого?
Волк не думал, скорее – взвешивал все «за» и «против», просчитывал варианты развития событий.
– Раз себя ты к этому миру не причисляешь, то только я из дорогих и остаюсь, – напряженное ожидание нападения совести закончилось, и можно было взять печенье из тарелки на столе.
– Давай ты тоже сменишь реальность, я помогу… – попросила несмело.
– Это как? Переделать мир? А он этого достоин?
– А люди в нем? – быстро парировала Танюша. – Речь о другом. Я отведу тебя в совсем иное место.
– Приглашение на казнь? – горько усмехнулся Волк.
– Нет. Там ты будешь нужен. Еще и обучат самостоятельно менять реальность и всяким штукам полезным, – она прихлебнула из чашки, не отводя взгляда от папы. – Там хорошие люди, тебе понравятся.
– Но тебя там не будет, – уверенно закончил Волк.
– Не знаю. Может, когда–нибудь. Или ты сам меня найдешь.
Танька оставила Волка вдалеке от дома Анси, чтобы дать время постепенно привыкнуть к новому месту. А в астрале создала просьбу для Синей помочь обустроиться ее папе, максимально использовать его умения и развивать способности.
– Я не совсем понимаю, чего она добилась? – техник даже наморщил лоб, изображая вдумчивость.
– Забрала родного человека в лучшую жизнь. Там он хоть пользу будет приносить, – вздохнул оператор.
– А смысл? Что она этим показала?
– Ни–че–го! Ровным счетом – ничего. Просто чувство вины теперь не будет ее грызть…
– И все?!
[1] Эманация – истечение, исхождение – выделение чего–либо откуда–либо.
[2] Материализация – придание вещественной, материальной, осязаемой формы абстрактным мечтам или образам. Осуществление желания, претворение в жизнь, воплощение в реальность.
[3] Чувство верного пути – интуитивное чувство направления. Способность находить кратчайший путь в любой незнакомой местности.
[4] Костяк – основа, краеугольный камень, фундамент, база, хребет. В данном случае – орган управления вооруженным формированием.
[5] Иблис – отчаянье, безысходность. Изначально – сотворенный из огня страж Харис, приближенный к Аллаху и находившийся среди ангелов. Был низвергнут с небес за отказ поклоняться первому человеку – Адаму. Послан на Землю для совращения наибольшего числа верующих.
[6] Судьба – предопределенность событий, влияющих на жизнь человека, общества.
[7] Амулет – символ веры. Вещица, снабженная известными фигурами, надписями и носимая на шее для предохранения от болезней, злых чар, несчастий.
[8] Афина – богиня организованной войны, военной стратегии, дева–воительница. По ее замыслу был построен троянский конь.
[9] Афродита – богиня красоты и любви, вечной весны и жизни. Помогала Парису похитить Елену, что стало причиной Троянской войны.
[10] Альтер Эго – второй я – воображаемая, реальная или истинная альтернативная личность человека. По разным причинам прячется от окружающих. Иногда так называют очень близких друзей.