Под старыми клёнами

Мои новые знакомые

Я жил спокойно в деревне у знакомых и писал в тишине книжку о взрослых. И вдруг приехали гости: Андрей Иванович – бывший лётчик, а теперь пенсионер и его внук – первоклассник Алёшка. Пятилетняя Настя, внучка хозяина дома Сергея Ивановича, в тот же день перебралась к ним жить и у нас получилась большая компания.

…Самый весёлый и разноголосый в году месяц май уже прошёл. Наступил июнь, и стало меньше днём птичьих голосов и на затравевшей улице, и в подступившем к самому дому молоденьком леске.

Зато у Чураевых во дворе под клёнами загомонили ребячьи голоса, по-птичьи звонкие и призывные: гости приехали – и с гостями больше стало во дворе ребятишек.

Компания получилась у нас шумная и весёлая.

Июнь – самый мой любимый летний месяц. Ворота в лето!

Я всё меньше и меньше стал писать свою книгу о взрослых и начал ходить со всеми в лес, на рыбалку, и потихоньку записывать, что случалось с нами.

Мне было интересно это делать.

Мои дети давно выросли и разъехались кто куда. И стал я забывать, какие они были маленькими.

…Так я и провёл целый месяц с ребятишками в деревне.

А когда приехал в город и собрал свои листочки, на которых делал заметки, получилась книжечка с маленькими рассказами о моих новых знакомых Алёшке, Настеньке, Денисе и Ромке.

Двор Чураевых

Двор у Чураевых большой.

Когда два брата Сергей Иванович и Андрей Иванович жили здесь вместе и были ещё школьниками, они со своими одноклассниками посадили в один ряд вдоль улицы вперемежку карагачи и берёзы.

Теперь берёз растёт в этом ряду всего пять, а карагачи сохранились все и стали большими деревьями. На них почему-то нравится больше чем где-либо шумным грачам сооружать свои гнёзда. Почти на каждом карагаче по два гнезда у них.

Карагачи все годы разбрасывали вокруг себя семена. Теперь везде: во дворе Чураевых, вокруг дома – растут и взрослые деревья, и маленькие карагачата.

А клёны пришли во двор из леса.

Семена клёнов и карагачей прибивает к забору, завалинке, к любой изгороди и они, укореняясь, тянутся на свет дружно и настойчиво.

Три клёна – один перед окнами дома в палисаднике с почерневшим штакетником и два во дворе – стали такими старыми и огромными, что под ними всегда, в любой солнечный денёк, тень.

Солнечные лучи не проникают через живую зелёную завесу – и под деревьями всегда прохлада. Эти три клёна росли, когда дед Сергей и дед Андрей были ещё маленькими, а речка Ветлянка, которая под боком, была намного шире и глубже.

В этот прохладный уголок часто собираются ребятишки. Землица здесь вытоптана крепенько ногами не одного ребячьего поколения.

В верхушках деревьев птичий гомон и щебетня, а под деревьями – детский смех. Такой двор у Чураевых!

Даже речка Ветлянка к вечеру становится тише, будто прислушивается: что там, во дворе?

А во дворе сегодня ребята уговорили деда Сергея поиграть с ними в школу. Они уже играли два дня назад и всем понравилось. Двор Чураевых теперь – школа.

Поставили длинную скамеечку и на ней расселись ребята: Алёшка, Настя, соседский Денис и совсем маленький его брат, трёхлетний Ромка, которого я раньше не видел.

Ромка, Денис и их дед приехали в деревню отдыхать на прошлой неделе.

– У меня сегодня много дел, – начал свой урок дед Сергей, усевшись на огромный пень около стола, – поэтому я задам только несколько вопросов, потом получите домашнее задание, хорошо?

– Хорошо! – сразу все ответили хором.

– Что мы изучали прошлый раз, кто напомнит?

– Мы говорили о том, какие животные живут у нас в доме и в лесу, – ответил Денис.

– Молодец, – похвалил Сергей Иванович, – не забыл!

– А теперь напомните мне, кто из них как кричит? Настя, как кричит петух?

Настя встала, деловито поправила светленькое своё платьице, потом раскинула руки в стороны и тряхнула головкой:

– Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!

Глаза её были в это время закрыты, а веснушки на лице смешно шевелились.

– Молодец, – одобрил учитель, – а утка?

Настенька села на скамейку, склонила на бочок головку:

– Кря-кря-кря!

– Отлично, Настя! Ставлю тебе пятёрку! Ты у нас, наверное, будешь артистка.

Учитель оглядел всех задорно и спросил:

– А кто скажет, как кричит волк?

Все притихли и стали глядеть на Алёшку, он самый старший из ребят – должен знать! Но он почему-то молчал.

Тогда встал радостный Дениска и сказал:

– Я знаю!

– Говори, – разрешил учитель.

Дениска набрал побольше воздуха в лёгкие и прокричал, смешно погрозив кулаком:

– Ну, заяц, погоди!

Все разом засмеялись, а учитель, сделавшись тоже весёлым, спросил:

– Ты где слышал, чтобы так волк кричал?

– В телевизоре. Кино же было, мультики. Когда он догонял зайца, так и кричал.

– Вот слушайте, как кричит волк, – Сергей Иванович сложил ладони рупором и поднёс к губам:

– У…у…у… – раздалось протяжно и тревожно.

– А теперь попробуйте вы сами.

Ученики сложили ладони, как это сделал учитель, и во дворе стал раздаваться разноголосый вой:

– У…у…у…у…

У кого получилось страшно, а у кого – смешно.

– Вы у меня голодные, что ли, все? Завыли хором. Сейчас я вам пирожков с картошкой напеку, – выглянув на крыльцо, смеясь, сказала бабушка Вера.

Когда ученики навылись вдоволь, учитель объявил домашнее задание. Каждый должен был придумать стихотворение, о чём он сам захочет: «у кого к чему душа прилепилась», – так сказал Сергей Иванович.

Почему дед Андрей остался на земле

– Дедушка Андрей, почему ты летал-летал всю жизнь в небе на самолётах, а жить остался на Земле, в Москве? – спрашивает Настя.

Дед Андрей возится с удочками в тенёчке у клёнов.

Он посмотрел внимательно на Настю и сказал так:

– Керосина не хватило.

– Бензина, – поправил Алёшка.

– Нет, самолёты летают на керосине.

– Да…, – разочарованно произнёс Алёшка. – А что это такое – керосин?

– Топливо, такое же, как бензин, из нефти.

– Вон у бабушки Веры коптюшка в бане горит, она заправлена керосином.

– Баня и самолёт? – засмеялся Алёшка. – Как-то не сходятся они вместе.

А Настю не интересует керосин.

– Деда, а если бы керосина хватило, ты бы улетел или остался?

– Конечно, Настя, я полетал бы и потом вернулся. Вон, птицы летают, а гнёзда у них на земле.

– Не у всех, – возражает Настя, – у некоторых птиц гнёзда на деревьях, ближе к небу. Вон, на том берегу, цапля живёт – птичище огромное. У неё гнездо на самом большом дереве, почти в небе.

– Я тоже хотел остаться поближе к небу – год проработал после выхода на пенсию в диспетчерской аэропорта. Но… сократили… – как бы отвечая и на мой немой вопрос, сказал Андрей Иванович.

Насте непонятно, о чём говорит дед Андрей, и она замолчала. Но ненадолго. Взглянула на всех, проговорила, как будто сама себе:

– На небе места много и на земле много, всем места хватит – и птичкам, и человекам!

Мы все заулыбались.

– Верно же?

– Верно-то верно, – сказал задумчиво Андрей Иванович, – но вот я люблю ландыши весной и бересклёт осенью. А они только на земле растут.

– А кто такой бересклёт? – спросил Алёшка.

– Не кто, а что! Это кустарник. Мы с тобой его видели. Я показывал, в овражке у речки.

– Я его и не запомнил.

– Это оттого, что он летом неприметный, – пояснил Андрей Иванович, – листья бледно-зелёные, цветочки махонькие. Но придёт осень и он преобразится: куст становится лиловым и пурпурным и идёт от него особый золотистый свет. А в листве – словно кто-то развесит оранжево-красные фонарики. Жалко, что вас не будет здесь осенью, удивились бы!

– Я буду, – возразила Настя, – значит, увижу красоту!

– Ну, вот, Настя, тебе больше повезло, чем нам, – порадовался за неё Андрей Иванович.

«Ты, Витю видел?»

Последней прилетает из далёкой Индии в наше лесостепное Заволжье красногрудая чечевица. Прилетела в свой срок и вот с верхушки вяза печально так спрашивает:

– Ты, Витю видел? – такая у неё песня.

Мы идём с Настей по лесной дороге, взявшись за руки, и я отвечаю почти машинально:

– Не видел, нет у нас таких.

– Ты с кем разговариваешь? – спрашивает моя спутница.

– А ты разве не слышишь, – говорю, – птаха уже в который раз спрашивает:

– Ты, Витю видел?

– Правда! – говорит Настя и повторяет вслед за птицей:

– Ты, Витю видел?

– Нет, – отвечаю теперь им обеим, – не видел. – И невольно смеюсь.

Настя стоит серьёзная. Смотрит на меня в упор и говорит:

– А вдруг у неё сыночек Витя и они потеряли друг друга? Что теперь нам делать? Как помочь?

Когда подошли к затравевшему озеру, подала голос золотистая иволга. Печальный и нежный зов её, как дуновение, прошёл по тальнику и затих. Словно замолчала робкая флейта, пропав в дупле огромной старинной ветлы.

Не знающий грусти бодрый дятел тут же заполнил наступившую паузу гулкими ударами клюва по сухому дереву.

И грусть прошла.

Деловитый дятел, не жалея себя, словно барабанщик, готов был построить под свою дробную музыку весь птичий окрестный мир.

Чикалки-чирикалки

– Мой отец – молоковоз, – говорит важно Настя.

Они сидят с Алёшей на кухне и бабушка Вера, пока не готов завтрак, угощает их молозивом – молоком от недавно отелившейся коровы. Бабушка его томит в печке и ставит на стол в большой плоской чашке.

– Добавь «чик», – подсказывает бабушка.

– Бабуль, мне непонятно!

Бабушка Вера поясняет:

– Молоковоз – это машина, которая перевозит молоко. Если добавить к этому слову «чик» – получится «молоковозчик», почти как у Алёшки дедушка: «лётчик».

– Тогда самолёт, на котором летал мой дедушка, будет называться просто «лёт», да? – спрашивает внук. – Если без «чик», он же летает не сам, а дедушка рулит.

Бабушка Вера молчит. Она не знает, что сказать. Чуть помолчав, произносит:

– Ну, вас, чикалки-чирикалки вы мои. Голову сломаешь с вами.

– Бабушка, – спрашивает Настя, – а почему у нашего дедушки Сергея такое большое тулбище. Он поэтому на самолёте не летал, а на машине ездил? Не умещается в самолётной кабинке?

– Не тулбище, а туловище, – смеясь, поправляет бабушка, – чудишь ты нарочно, что ли?

Алёшка тоже недоумевает:

– Мой дед летал на самолётах и здоровый, не хромает. А дед Сергей работал шофёром, у него спина болит и он два раза попадал в аварию. Он мне говорил. Значит шофёром работать опаснее, чем лётчиком? Машинам на земле тесно. Чтобы не сталкиваться, надо летать?

– Вот будет под клёнами ваш урок, там и спроси, – отвечает бабушка Вера.

Козочка Мариша и поролон

У бабушки Веры две козы. Одна большая и одна маленькая такая, а похожа на взрослую.

Бабушка Вера говорит, что коза Мариша хотя и маленькая, но старше своей сестры Ариши. А не выросла она оттого, что, когда была совсем молоденькой и глупой, съёла кусок поролона. Часть удалось у неё изо рта вынуть, а небольшой кусок она всё же проглотила. После этого козочка чуть не померла, но всё же её выходили. А рост прекратился.

– Отпоили козьим молоком – очень оно оказалось полезным, – сказала бабушка Вера и как-то особенно посмотрела на Алёшку.

Алёшка как услышал, что она сказала, сразу заволновался. Это все заметили, потому что он стал ходить около бабушки Веры и что-то думать так сильно, что лицо изменилось.

– Что с тобой случилось? – спросила бабушка Вера и в её глазах засверкали искорки.

– Я вчера нечаянно жвачку проглотил, – с досадой проговорил Алёша.

– Жвачка не из поролона, – сказала Настя, – вырастишь, ты же не козлик. – Она с надеждой посмотрела на бабушку.

Алёшка стоял молча. Лицо его покраснело.

– Не беспокойся, вот сейчас принесу стакан козьего молока, выпьешь и ничего не будет, – обнадёжила бабушка Вера.

Когда Алёшка выпил козье молоко, бабушка Вера и Сергей Иванович тихо друг другу незаметно улыбнулись: до этого Алёшка наотрез отказывался пить козье молоко. Все пили, а он не хотел: говорил, что оно чем-то пахнет непривычным.

«Сплю в оркестре»

Короткие июньские ночи украшены своими певцами. Самым первым недалеко от дома в леске, где-то во втором часу ночи, просыпается соловей. Он, видимо, раньше всех чувствует зарождение утренней зари. Ночь-то в июне не больше воробьиного носа.

Часто в это же время вслед за соловьём подают голоса и жаворонки.

В четвёртом часу начинает греметь вёдрами во дворе бабушка Вера, готовясь доить корову и выгонять её в стадо.

К этому времени уже целый хор голосов: иволга, овсянка, зяблики и все остальные, кто только может подать голос, встречают песней новый летний день.

Я рассказал Алёшке о ночных певцах.

С первого дня ему определили спать в деревянных сенях, в отличие от Насти, которая спит в доме в спальне за лёгонькой занавеской с красивыми полевыми цветочками.

Стены у сеней сделаны из широченных деревянных плах, но они не очень толстые. Потолка у сеней нет – сразу тесовая крыша, поэтому всё, что творится во дворе, все звуки легко долетают в сени.

Но, оказывается, он многого не слышит. Устав за день от множества дел и впечатлений, сразу засыпает.

И даже петуха не слышит.

А сегодня заявил:

– Я сплю в оркестре!

– Как это? – спрашиваю.

– Ну, когда засыпаю, то курочки кому-то жалуются в сарае:

– Ко-ко-ко…

Потом корова пыхтит.

Свинья хрюкнет, а поросята всё повторяют за ней.

Кот любит под крышей лазить. Он обязательно мяукнет, когда я уже почти уснул.

А потом, во сне, что ли, Цыган гавкнет и замолчит: сам не знает, для чего. Цепью дёрнет, как будто проверяет её – цела или нет?

А ещё воробей утром: чик-чирик! Как на скрипке. Воробей самый маленький, а как бы самый главный – прямо под ухом зачирикает – и уж никого не слышно. Воробей – солист?

Корова Жданка

Корова Жданка блудливая – так говорит и Вера Михайловна, и пастух Иларион.

Со Жданкой часто что-нибудь случается. Прошлым летом она сломала себе правый рог. Засунула зачем-то голову в травокоску, которая стояла в дальнем углу двора. Железо оказалось крепче рога.

Жданка почти никогда не приходит домой из стада сама. Её надо обязательно искать и пригонять кому-нибудь домой. Когда её обнаруживают за чьим-либо сараем или банькой, она торопится скрыться в высокой траве или кустах. И её не сразу выгонишь оттуда. Её никогда не дождёшься – поэтому, наверное, и назвали животину Жданкой.

– Зачем её каждый вечер искать? – возмущается Алёшка, – мы уже знаем все её места, где она скрывается. Давайте капканы поставим и она сама попадётся!?

В ответ на такое Алёшкино предложение бабушка Вера только укоризненно покачала головой. И непонятно: досадует она на свою шкодливую корову или на предложение внука.

И пастух недоволен коровой:

– Куда она – туда и всё стадо. Она всех заманивает за собой. Вожак!

Бабушка Вера слушает его и соглашается, что корова с характером. Она вздыхает, но куда деваться – корову бабушка любит.

Больше Жданки в стаде ни одна корова так много молока не даёт, хотя все о двух рогах – вот и приходится Чураевым терпеть её проказы.

У коровы Жданки и сынок её – пёстрый телёнок Ветерок – тоже проказник. Вчера он изжевал висевшую на верёвке синюю Алёшкину майку и она теперь совсем стала негодной.

– Яблоко от яблони недалеко падает, – сказала бабушка Вера, – какова мать таков и сыночек.

– Сыночек и правда весь в яблоках, – согласился Алёшка, поглаживая пятнистый бок Ветерка.

– Бабушка Вера, – говорит Алёшка, а если бы телёнок проглотил целиком мою майку, он бы, как Маришка, не вырос, маленьким остался?

– Мог бы совсем подавиться и помереть, – отвечает бабушка Вера, – вовремя ты её у него отобрал.

Телёнок Ветерок стоит на своих слабых ещё ногах и доверчиво смотрит прямо на Алёшку, будто знает, что он его спас.

Спаситель гладит ему морду и глядит прямо в глаза. Они у Ветерка большие и красивые.

Алёшка трогает пальцем толстые губы телёнка и обнимает за шею.

– И ты любишь этого губошлёпа, – говорит бабушка Вера, – что же мне с вами, такими, делать-то?!

Пескари клюют

В прохладной низине за подворьем Чураевых, где собрались в колок вперемежку берёзки, осинки и татарские клёны, ещё источают на смуглом песчаном теле овражка тонкий аромат светло-фарфоровые ожерелья ландышей. И рядом на полянке цветёт медуница. Нет теперь там уже сиреневых нежных колокольчиков. Ушла их пора. Незабудки отвоёвывают себе облюбованное местечко на полянке.

А дикий клевер и жёлтые лютики, по праву и в свой срок, заявляя о приходе лета, соткали дивный ковёр перед самыми окнами весёлого дома с клёнами.

Если пройти по этому большому летнему ковру совсем немного, не более пяти минут, то окажешься на берегу речки Ветлянки.

А когда войдёшь в речку и пошевелишь ступнями в песке, пескари сразу подплывают стайкой и начинают щекотать пальцы.

Их видно, этих бойких рыбёшек, они такие шустрые в воде. Алёшка стоит и смеётся, обе ноги его сразу атаковали быстрые стайки.

– Пескари, как цыплята, клюют мои пальцы! – удивляется он.

– Настя, попробуй и ты! – предлагает дед Сергей.

– Страшно мне, деда.

– Что ж страшного-то, – откликается дед Андрей, – вот раньше, рассказывают, на Волге нельзя было опустить ногу из лодки в воду— рыба хватала и отрывала её. Такая крупная водилась. Вот когда страшно было!

– А теперь такая рыба куда подевалась, – спрашивает Алёшка, – какой её хищник съел?

– Экология такая, – говорит дед Андрей.

– Экология – страшней акулы, она проглотила большие рыбы? – удивляется Настя. – Она самая огромная, получается?

– Экология – это не рыба, – поясняет Сергей Иванович.

– А кто же тогда?

– Давай я расскажу про это на уроке. Хорошо?

– Я согласная, только скажи: пескари вырастают в огромных рыб?

– Нет, конечно. Они маленькие на всю жизнь.

– Тогда они скучные, потому что всегда одинаковые, – делает свой вывод Настя. И не торопится заходить в воду.

Побаивается, наверное, вот и мудрит.

Черепаха и муравей

Черепаху принёс Андрей Иванович.

У неё был тёмно-оливковый панцирь с мелкими светло-жёлтыми пятнами. Нашёл он её у заросшего песчаного озера.

– Я ещё, когда был маленьким, – по-детски улыбаясь, говорил бывалый лётчик, – находил двух черепах. Они там давно живут. И до сих пор не перевелись, удивительно!

Черепаха была важная и спокойная. Она совсем не боялась людей и, когда Настя сбегала и принесла капустный лист, черепаха начала его есть.

– А как она зиму переносит, она же любит жару? – думает вслух Алёшка.

– Это болотная черепаха, – поясняет Сергей Иванович. – Она давно приспособилась жить в наших краях. Зиму она проводит под водой.

– А как дышит?

– С помощью специального мешка, или пузыря, который у неё в задней части тела. Это её лёгкие. Когда очень жарко или сильно холодно, черепахи впадают в оцепенение – спячку. Так они переживают плохую погоду. Она может несколько месяцев не есть, если нет пищи.

– А детки у черепахи бывают? – спросила притихшая Настенька.

– Я не видел, – ответил Сергей Иванович, – но мне рассказывали, что в мае она роет задними лапками на берегу ямку и откладывает яички. Их у неё бывает от пяти до десяти штук. А к осени из яичек вылупляются черепашки. Они вырывают себе в земле ходы и в них зимуют.

– Знаете, что я придумал? – сказал Денис, – давайте черепаху положим на раму с колёсами от сломанной машины, она начнёт ногами отталкиваться от земли и быстро-быстро поедет. Вот ей радость будет – а то она от скуки такая зелёная. Ей скучно так медленно двигаться.

Денис любит всё делать быстро. Он и на велосипеде гоняет быстрее всех, поэтому так и говорит.

– Ей скучно медленно жить, – продолжает он. Ему стало самому смешно, как сказал, и он весело засмеялся.

Около черепахи оказался коричневый большой муравей. Все сразу увидели его. Черепаха повернула вбок и накрыла муравья. Все замерли.

– Как танк, наша черепаха, она его раздавит, – проговорил Алёшка.

Но не успел он это сказать, как муравьишка выскочил с другой стороны черепахи и быстро помчался к траве.

Мы начали смеяться над муравьём, а Алёшка задумчиво проговорил:

– У нас на уроке в школе Ирина Владимировна читала нам стихотворение, я запомнил:

Алёшкины слова расстроили Настю:

– У муравья детки и у черепахи могут быть детки, а мы её не пускаем к ним? Давайте её отнесём туда, где взяли.

Черепаха словно догадалась, что решается её судьба, она остановилась, высунула ещё больше свою головку и стала смотреть на всех.

Денис молчал, поправляя руль своего красивого велосипеда.

И непонятно было, как он относится к предложению Насти.

Я видел, что Алёшке не хочется отпускать черепаху: такая редкая находка. Но было и жалко её.

Вышла во двор бабушка Вера и поддержала Настю:

– Вам игрушки, а ей каково, поиграете и бросите… У нас во дворе и так всякой живности хватает.

Андрей Иванович посмотрел на всех и сказал:

– Тогда давайте голосовать.

Все подняли на него глаза.

– Кто за то, чтобы отпустить черепаху, поднимите руки!

Все подняли руки, кроме Алёшки. Он сидел на траве около черепахи, не двигаясь.

Настя посмотрела на него, как взрослая: сверху вниз долго и ничего не сказала.

Алёшка под взглядом её синих больших глаз глубоко вздохнул и медленно поднял руку.

В тот же вечер мы отнесли черепаху на её озеро.

Радуга над речкой

Когда речка под боком, сразу за огородами, жизнь намного интереснее.

Ночью шёл дождь. Утром он ещё накрапывал, а к полудню появилось солнце. И всё вокруг ожило.

Река стала блестеть, и появилось много пчёл и шмелей.

Дед Андрей, Алёшка, Настя и я решили пойти порыбачить на речку. Всякий настоящий рыбак знает, что рыба после дождя клюёт лучше.

Когда мы шли, песок на тропинке был ещё сырой и на траве блестели капли дождя, а в низинках стояли лужи.

Наша компания добралась до речки быстро: огороды не такие уж и длинные, а кончаются они на берегу Ветлянки.

Мы стояли на высоком берегу, а речка была внизу под нами. Она светлой лентой уходила слева направо от нас к горизонту и там пропадала из глаз.

Мы не спешили спускаться к воде – больно уж красивое место. Стояли, любовались. И тут поднялась радуга – высокая и чистая. Радуга – как большая дуга – перекинулась с одного берега на другой.

Все семь её цветов украшали теперь и речку Ветлянку, и дальний луг, и широкое, просторное небо. А над головами нашими зазвенели жаворонки.

– Ребята, сказал я, – смотрите: река как большая бело-серебристая лошадь, а радуга – дуга с колокольчиками – жаворонками. И всё это мчится далеко-далеко в степь и ещё куда-то дальше…

– А мы мчимся вместе с ними, так ведь! – воскликнул Алёшка. – В большой такой телеге из этой поляны! Нас мчит наша речка! Куда-то далеко-далеко!

– Туда, где вы с Настей будете взрослыми, – сказал Андрей Иванович.

– И где вы будете непременно счастливыми, – добавил я.

Настя рассматривала, присев, белоголовую ромашку в медово-пахнущей траве. Она не согласилась:

– Я не хочу уезжать, – спокойно возразила она.

– Я счастливая уже здесь, где папа, мама, деда, баба, Алёшка, – она посмотрела на меня мельком и улыбнулась: – и все остальные – тоже…

Мы все разом заулыбались. И Настя добавила:

– Вот видите, как нам всем здесь хорошо! И весело!

И, правда: было так хорошо! Летний день был замечательный.

И впереди у нас была ещё рыбалка!..

Настино стихотворение

Под старыми тенистыми клёнами у Чураевых опять идут школьные уроки.

– Кто готов рассказать своё стихотворение – таково у нас было дамашнее задание, – говорит дед Сергей и смотрит на своих слушателей.

Все молчат, а Дениска начинает толкать Алёшку: давай ты!

Алёшка молчит. Тогда встаёт Настя.

– Стихотворение про маму, – говорит она.

Я смотрю на неё и тоже волнуюсь. Настя отнеслась серьёзно к домашнему заданию. Пришла ко мне и всё допытывалась, как я пишу свою книгу, откуда в голове берутся мысли такие? Где я беру слова, из которых можно делать настоящую книжку.

– Стихотворение про маму, – повторила она.

Ребята ещё больше притихли. И во дворе зазвучал голос Насти:

Все сначала удивлённо молчали. Когда Настя закончила, громко захлопали в ладоши. А Ромка свалился со скамейки и не заплакал, а тихонько снова залез на своё место и захлопал в ладоши, когда все уже перестали хлопать.

Дед Сергей подошёл и погладил по головам и Настю, и Ромку.

Когда игра в школу закончилась, я подошёл к Насте:

– Видишь, и у тебя получилось стихотворение, а говорила, не знаешь, откуда брать слова.

– Это потому, что я всех люблю, вот и получилось, – пояснила Настя. И радостно засмеялась.

Меткий промах и кувалда

Настя, Алёшка, Денис, Ромка и я только что вернулись из леса. В молодом сосняке смотрели, не появились ли белые грибы, подосиновики, а на лугу – шампиньоны. Мы ничего не нашли. Очевидно, рано ещё, хотя три дня назад была шумная гроза и сплошной стеной хлынула на знойную землю живительная, несущая рост влага. Стоит, очевидно, ещё подождать денёчка два и повторить свой поход.

Мы, приморившись, сидим в тени наших друзей-клёнов.

Большая бабочка-капустница порхала-порхала по двору и села на край нашей скамейки. Денис снял свою адидасовскую спортивную кепку и стал подкрадываться к бабочке. Она вспорхнула, но тут же села на другом краю доски. Мы все наблюдали за его охотой. Наконец-то он изловчился и совсем было накрыл бабочку кепкой. Но бабочка вылетела из-под неё в самый последний миг и стала виться сначала над головами у нас, а потом поднялась совсем уж высоко. Напрасно Денис ладонями, сложенными лодочками, пытался всё же поймать её. Неуловистой оказалась кепка фирмы «Адидас».

– Какой меткий промах! Надо же! – то ли удивившись, то ли с досады воскликнул Денис.

Мы дружно рассмеялись. Он помолчал немного и тоже начал смеяться.

Пока Денис охотился за бабочкой, я обнаружил на рукаве своей куртки клеща. Быстренько всех заставил осмотреть друг друга. Больше клещей не было. Даю пояснения:

– Ребята, клещ может быть очень опасным, он – разносчик болезней. Его трудно чем-либо раздавить, даже ногой не получится.

Я ступаю на него пяткой своего тяжёлого ботинка, но клещ продолжает ползти по земле.

– Его даже, наверное, трактором не раздавишь, – продолжаю я, – а он очень вреден, потому что от него можно заразиться.

– Ерунда, – говорит Алёшка, – можно от него отделаться: надо положить его на ровное железное место и несколько раз ударить кувалдой, которая стоит в сенях.

– А почему несколько раз? – спрашивает Денис.

– А чтобы попасть, – деловито отвечает Алёша.

Ласточки и кот

В большой сельнице, где хранят сено, живут ласточки. Там у них два гнезда. Гнёзда они сделали из глины под листами шифера на деревянной перекладине.

Ласточки залетают в сельницу через дверь, а когда она закрыта, то через небольшое отверстие вверху двери.

Вот около этого отверстия и повадился лежать соседский кот. Устроится на длинном выступающем конце перекладины и наблюдает за птицами.

И что у него на уме, нетрудно догадаться.

Когда отважная ласточка пролетает мимо него в отверстие, он взмахивает лапой, словно примеривается, как ловчее схватить птицу. Но пока не решается на это.

Ласточки, когда кот сидит рядом, беспокойно кричат, прежде чем залететь в сарай, словно жалуются и просят о помощи: «Люди, разве вы не видите, помогите нам!». Но всё равно залетают: там же у них дети.

Я предложил снять дверь, чтобы она не закрывала вход. Алёшка сказал, что надо сделать отверстие побольше, а дверь не трогать. Но лучше всех сообразила Настя:

– Давайте эту деревяшку, на которой сидит кот, отпилим и кот упадёт!

Мы так и сделали. Прогнали кота. Я взял ножовку, и хотя перекладина была из толстой сухой берёзы, быстро отпилил выступающий её конец.

Кота мы больше около сельницы не видели, а ласточки спокойно стали летать к своим гнёздам.

И слышны были только крики маленьких птенцов в гнёздах, а взрослые ласточки жаловаться перестали.

Плоды просвещения

Из-под клёнов во дворе доносится смех, там сегодня идёт урок. Я вышел из своего подвальчика и потихоньку приблизился к клёнам. Урок в самом разгаре:

– А теперь, дорогие мои, – спрашивает учитель, – скажите, что представляет из себя наша планета Земля?

Отвечает Алёшка:

– Это такой круглый шар с деревьями, землёй, железом, это, как там ещё (он чешет затылок): с мухами, комарами, лягушками.

И замолкает.

– Ещё с людьми, – вспоминает он.

– А ещё?

– Ну, это – шар, который крутится вокруг солнца и никогда не оторвётся никуда.

– А кто из людей населяет земной шар, кроме русских, знаешь?

– Да, знаю, – говорит Алёшка и начинает перечислять:

– Немцы, французы, иностранцы эти, турки…

– Иностранцы – это не национальность, – говорит учитель. – Я потом поясню разницу. А кто такие китайцы, знаешь?

Наступает пауза. Алёшка не знает, как ответить. Тогда встаёт Денис и бодро говорит:

– Китайцы – это люди, которые едят китов!

Все начинают громко смеяться.

…Но не только учитель задаёт вопросы, на которые не сразу ответишь.

Под конец урока Денис недоумевает вслух:

– Деда Сергей, а почему слова бывают разнобокие?

– Не понял, например? – спрашивает учитель.

– Ну, вот, пила, например: то она в мастерской – ею пилят дрова, а то говорят: пила молоко, пила воду?

– Ты ещё знаешь такие слова?

– Знаю.

– Какие?

– Вот, когда мы ехали на автобусе из города в деревню сюда, по радио сказали: «Трупы артистов, этого, Большого театра готовятся к поездке за границу». И никто не смеялся.

Учитель таких вопросов не ожидал. Он сидит за столом и почёсывает затылок.

– Да… – произносит он и молчит.

А потом объявляет:

– К следующему уроку заготовьте все вот такие, как Дениска говорит, «разнобокие» слова. Будем разбираться: с какого бока их употреблять.

Птичка на ниточке

Жара наступила такая, что кажется, будто вода в реке так устала, что и не течёт совсем.

Всё отдыхает. Всё в ленивом полусне.

А пчёлы трудятся в луговых цветах и звенят на разные лады их голоса.

Над головой, прикрыв ладонью глаза, видишь странную птицу пустельгу – грозу мышей и насекомых. Она, еле подрагивая крыльями, зависла в воздухе на одном месте.

– Птичка на ниточке висит, глядите! – крикнула Настенька и стала махать руками.

Птичку и впрямь будто кто вывесил в огромном душном помещении напоказ, как механическую игрушку. Она и на голос не реагирует:

– Ниточка оборвётся и птичка разобьётся… Ниточка оборвётся и птичка разобьётся… – кричит Настя.

Птичка повисела-повисела на ниточке на одном месте, потом резко и быстро заскользила вниз к реке и пропала в серебряных бликах над водой. Будто невидимую ниточку кто-то чикнул ножницами.

И остались на высоком берегу только звенящие пчёлы в цветах и мы с Настенькой.

– Зря я крикнула, – говорит Настя, – мы теперь с тобой без птички совсем одинокие. Она нас бросила. И скворцы улетели, и пустельга оторвалась от ниточки.

– Не горюй, Настя, – успокоил я, – ведь у нас с тобой есть ещё ласточки, которые живут в сельнице у Чураевых.

– И правда, – обрадовалась Настя, – как же я забыла про них, они же совсем «наши».

Пахталка

Вчера бабушка Вера сказала при всех за ужином деду Сергею:

– Что же это мы, Сергей Иванович, так и будем теперь брать пахталку у Климановых, будто свою не можем починить либо новую сделать? Не хочется просить каждый раз.

– Опять сливки накопились? – спросил Сергей Иванович.

– Накопились. Три вечера на сепараторе пропускала молоко.

– А что это такое, пахталка? – поинтересовался Алёшка.

– Мини-мини-маслозавод, – отозвался дед Сергей.

Потом он пожевал задумчиво вислый кончик усов и сказал решительно:

– Ладно, бабка, будет тебе пахталка, а ребятишкам – масло.

…Сегодня утром мы с Алёшкой вслед за Сергеем Ивановичем пошли в его мастерскую. Сарайчик, в котором мастерская, всегда был закрыт на большой висячий замок.

Ни я, ни Алёшка никогда в нём не бывали. Нам было интересно.

То, что мы с Алёшкой увидели, когда Сергей Иванович открыл широкую и тяжёлую дверь, нас поразило.

Все полки в мастерской были заполнены инструментом. Здесь были и ножовки разной величины, и пассатижи. Были и рубанок, и большой внушительный фуганок. И долото, и коловорот.

Разных размеров буравчики лежали наготове в ровном ряду, будто ждали своего хозяина: когда же он их будет куда-нибудь вкручивать. На большом крючке висела почти новенькая дрель, а рядышком на крючке поменьше – паяльник.

На верстаке около точильного круга лежали большие ножницы, которыми стригут овец.

Но самое удивительное было то, что стояло в углу справа. Это был деревообрабатывающий станок. Старинный! Это видно было сразу. Привод у него был ножной: большое железное колесо, величиной с велосипедное, соединялось широким ремнём с маленьким валиком, укреплённым на верху станины.

Я позавидовал Сергею Ивановичу. Если у человека такой инструмент, значит, он много умеет делать сам. Таких людей я сильно уважал.

– Станок настоящий? Он работает?! – воскликнул Алёшка.

– Конечно, смотри!

Сергей Иванович поставил ногу на полочку внизу, толкнул легонько левой рукой большое колесо, и оно закрутилось под нажимом его ноги.

Большое металлическое колесо вращалось степенно и медленно, а маленький деревянный валик – быстро.

– Вот между этим валиком и стойкой зажимаем деревянную заготовку и обрабатываем её, – пояснил хозяин мастерской. – От моего деда ещё агрегат остался, а работает отлично.

– А что на нём можно делать? – не терпелось Алёшке.

– А что захочешь, всё можно и делать. Вот специальные резцы.

Он достал с полки похожие на стамески приспособления.

– Вот этими штуками и вырезаешь. Заготовка лучше всего липовая или берёзовая. Она вращается, а ты только успевай. Рука должна быть твёрдой. Мой дед точил ножки к столам, диванам, стульям. Тогда любили резную мебель. Он мастер был делать пряхи. Раньше они в каждом почти доме были.

…Пахталку мы сделали за один день.

Сергей Иванович быстро нашёл в своей чудесной мастерской две тонкие, но такие крепенькие дощечки и у нас на глазах по шаблону, сделанному из картона, начертил на них фигуры, похожие на большие кувшины. Затем острым топором ловко стесал всё лишнее.

– Вот вам боковинки для пахталки, а вот наждачная бумага – убирайте все заусенцы с дощечек.

Мы с Алёшкой с готовностью повиновались: задание важное и ответственное.

Пока мы трудились над порученным заданием, Сергей Иванович вытащил из-под стропилины, что под самой крышей, большой лист тонкой гибкой фанеры и начал вымерять нужные размеры. Потом – пилить.

После того, как он закончил пилить, у него получились два ровных фанерных прямоугольника.

Мы поставили обе боковушки на верстаке и стали их с торцов огибать фанерой, а Сергей Иванович тут же ловко вколачивал блестящие гвоздочки.

Вскоре сооружение наше уже могло стоять само на верстаке.

– Ещё дно и крышу сделать – и готово! – радовался Алёшка.

– Нет, – объяснял Сергей Иванович, – самое главное-то мы ещё не изготовили.

– А что самое главное в пахталке? – допытывался Алёшка.

– А чем пахтать, чем сбивать масло. Это мотовильце – мешалка из двух деревянных лёгких рамочек. Их надо поместить в пахталку вовнутрь, надев на металлический стержень, у которого на конце, выходящем наружу – рукоятка. Её будем вращать по кругу, как заводилку у машины.

Пока мы наждачной бумагой чистили сработанную конструкцию, Сергей Иванович изготовил мотовильце.

Всё спорилось в его руках. Только что трудно было представить, из чего сделать металлический стержень, а он взял толстую проволоку, выпрямил её – на одном конце сделал рукоятку, а на другом, зажав в тиски, быстро нарезал резьбу под две одинаковые гаечки.

– А почему две гаечки? – спрашивает Алёшка, зорко наблюдая за всеми действиями в мастерской.

– Голова, а для того, чтобы ими фиксировать стержень, навернув их с разных сторон боковушки, когда мы сделаем отверстия.

– Правильно как! – удивился Алёшка, – чтобы не проскальзывал штырь?

– Конечно!

Когда сделали крышку пахталке и прибили дно, конструкция была готова.

Бабушка Вера тщательно помыла её горячей водой и просушила на солнце. После ужина все собрались на кухне испытывать агрегат в действии.

Опробовать пахталку доверили Алёшке и он первый начал крутить рукоятку мотовильца.

Не быстрое это дело – превратить сливки в масло.

За вечер все поочерёдно попробовали крутить железную рукоятку. В пахталке, куда Вера Ивановна залила две больших банки сливок, булькало, урчало, но, когда мы нетерпеливо открывали крышку, масла не было. Потом начали появляться маленькие комочки в сливках и мы обрадовались – скоро что-то произойдёт! На улице уже было темно.

…Когда стало трудно поворачивать рукоятку у пахталки, Алёшка открыл крышку.

Большой масляный ком прилип к мотовильцу и оттого тяжело стало поворачивать рукоятку.

– Ура, – закричал Алёшка – получилось!

Мы все: и Настя, и Денис, и я – тоже закричали «ура», как одна команда, у которой общая победа.

Пахтанье – творожистую сыворотку, которая осталась, когда были вынуты куски масла, бабушка Вера разлила по кружкам. Все стали пить её и нахваливать. Было вкусно.

Масло поместили в стеклянные банки. Когда каждый попробовал свой бутерброд с маслом, все согласились, что вкуснее никогда ничего не ели.

– Я своему папе скажу, чтобы он тоже сделал пахталку, – загорелся Денис, – он конструктором на заводе, где самолёты делают, работает. Пахталку сделает классную.

– Не надо просить, – сказал Алёшка.

– Почему?

– Я, когда долго сегодня пахтал, то сильно устал и стал думать, и придумал: чтобы пахтать, надо хорошо перемешивать, правильно? – рассудительно проговорил Алёшка.

– Правильно, – согласился раньше всех и пристально стал смотреть на Алёшку Сергей Иванович.

– А, если так, давайте к красивому велосипеду Дениса приделаем бидончик со сливками, хорошо закроем его – и пусть он целый день гоняет на велосипеде. Будет такое же масло. Верно?

– Верно, – загорелся Денис, – можно на рамку, а можно на багажник.

– Только в бидончик надо положить две чистые деревяшки вместо мотовильца, чтобы перемешивали лучше сливки, – добавил Алёшка.

– Ты, Алёшка, головастый, молодец, – сказал Сергей Иванович.

– Здорово! – удивился Денис, – просто гоняешь по улице сам себе, а там как бы фабрика молочная работает!

– Не фабрика молочная, а маслозавод, – уточнил Алёшка.

– Повезло мне здорово, – сказал Алёшка, когда мы уже расходились спать.

– Повезло потому, что масло вдоволь теперь будешь есть? – спросил я.

– Нет, – сказал Алёшка, – потому что у нас есть Сергей Иванович – такой Мастер на все руки. – Он немножко подумал и добавил:

– И потому, что я теперь тоже умею пахталки делать. Я всё запомнил!

Сорока-белобока

Алёшка долго смотрит на пролетающую над огородом сороку и делает вывод:

– Сорока – неправильно сделанная птица.

– Почему? – спрашиваю.

– Она летает боком и трещит сильно. Всегда попадается на глаза и мешает видеть остальных.

– Если бы не было сорок, другие птицы страдали бы больше, – отвечаю я.

– Почему? – удивился Алёшка, – ей, когда ветер дует, длинный хвост мешает летать, а когда по земле ходит – она неуклюжная, ну – неуклюжая, какая от неё помощь?

– Зато, – говорю я, – она всегда первая оповещает лесных обитателей о приближении человека или хищника и они успевают укрыться в листве. Ты заметил, сам же говорил, что она всегда на глазах и всегда трещит при опасности. Лесные обитатели её недолюбливают, но знают: она всегда предупредит.

Однажды я наблюдал, как сорочья пара строила гнездо на рябине.

Они так слаженно и искусно укладывали клювами принесённые ими сухие палки, что я поразился.

Гнездо они смастерили за две недели.

И не осталось за ними никакого строительного мусора, внизу под деревом. Почти все палочки они подобрали и использовали в строительстве своего дома.

Они так поступали, будто знали, что на них смотрят люди и надо показать своё мастерство.

Алёшка смотрит удивлённо на меня и, кажется, не торопится поверить.

От сороки, похоже, он такого не ожидал.

Поговорить бы…

Школьные уроки под клёнами не только веселят ребятишек.

На последних двух уроках дед Сергей рассказывал про Миклухо-Маклая, Робинзона Крузо, Горького, царя Петра I. И вот результат.

Полдень. Все разбрелись спать, а Алёшка сидит в тенёчке на лавочке задумчивый.

Спрашиваю:

– Что, старина, грустишь?

– Я думаю.

– И о чём же ты думаешь?

– Я думаю: хорошо бы нам собраться всем вместе и поговорить!

– Ну, давайте после сна поговорим.

– Нет, хорошо бы собраться нам всем: мне, Миклухе-Маклахе, царю Петру, Горькому, Гарри Поттеру и всем остальным, кого не помню уж… И поговорить.

Я уже понял, в чём дело, но по инерции продолжаю спрашивать:

– О чём же поговорить?

– Ну, как о чём? О жизни, конечно!..

Редкая птица – козодой

Коза Мариша обычно пасётся на обрыве у реки.

В сумеречье мы с Настей и дедом Сергеем пошли за ней. Мариша паслась не одна – там ещё были соседские козы и телята.

Вдруг из-под Мариши выпорхнула быстрая серая птичка, похожая на стрижа, и, перелетев в ту сторону, где были другие козы, пропала из глаз.

– Что за странная птица, – сказал я, – ни разу не видел.

– Это козодой, – ответил Сергей Иванович.

– Такое смешное название, – удивилась Настенька.

– Это потому, что раньше люди думали, что она доит коз.

– Как это, дедуль?

– Эта птица кормится всегда около животных, которые привлекают к себе разных насекомых. У козодоя широкий, как мешочек, рот – вот он им и хватает то бабочку, то жучка какого из-под животных – и не разберёшь в сумерках, что он делает. А он уничтожает большое количество вредных насекомых.

– Получается, что люди неправду про неё думают? – допытывалась Настя.

– Я ни разу не видел, чтобы козодой доил скотину. Скорее всего, птица этого не делает. Люди ошибочно так думают о ней. Так и живёт она – без вины виноватая.

– А кто же всем скажет, что она не виноватая, – загоревала Настя.

– Трудно ответить, – признался Сергей Иванович, – ты вот узнала.

– И я теперь знаю, – вырвалось у меня.

Жажда общения

Я заметил их, когда вышел по тропинке из зарослей краснотала на опушку, а нагнал на подъёме в гору.

Как нетрудно было догадаться, два моих случайных попутчика – дед с внуком – возвращались с озера, куда они ходили, скорее, на прогулку, чем на рыбалку.

Кроме свежесрезанных двух удочек с короткими лесками да ржавых крючков на них, больше у моих попутчиков ничего не было.

Деду – седому, грузному, то и дело громко и заразительно смеявшемуся, лет за шестьдесят, внуку едва перевалило за три года.

В нём я запоздало узнал Ромку, брата Дениса, и мы поздоровались за руку.

Познакомились мы и с его дедом. Его зовут Альбертом Львовичем. Он первый раз приехал в эти места. Дед у Ромки большой и голова у него красивая и большая. Он – профессор.

…Мы идём по просёлку теперь вместе, и вскоре я начинаю понимать и дедов весёлый смех, и их беспрестанные остановки на дороге. Идут два человека, открывающие мир. Один – впервые, другой – заново.

Впрочем, не только веселье озаряет их лица. Порой смех смолкает и лицо мужчины становится задумчивым…

У околицы на обочине дороги нас встречает вечная беспокойная спутница просёлочных дорог – трясогузка.

Увидев её, внук тут же спрашивает:

– Деда, кто это?

– Птичка.

– Нет, кто это?

– Ну, как кто? Я же сказал: птичка. Такая же маленькая, как и ты.

– Нет, деда, ну, нет! Кто? Как зовут её?

– Ах, вон что! Зовут птичку трясогузка.

Внук тут же выдёргивает свою ладошку из дедовой руки и бежит к кочке с трясогузкой.

Вскоре возвращается с плачем.

– Ну, что теперь?

– Трясогузка улетела быстро и далеко.

– И что же?

– А как же я?

– А что с тобой случилось?

Внук потерянно смотрит на деда. В глазах досада и обида на его непонятливость:

– Я не успел сказать ей, что меня зовут Ромка.

Цветочные часы

Сегодня под клёнами учитель Сергей Иванович рассказывал, как определять время, если кто заблудится и у него нет часов.

– Деда, ты раньше часто блудил в лесу, поэтому и научился? – спрашивает Настя.

– Нет, мне мой дед ещё рассказывал, я и запомнил. И вам советую, запоминайте, пока жив. Будьте наблюдательны в лесу и в поле.

Ребята внимательно слушают.

– Вот, когда вы все сладко ещё спите, ровно в семь часов белая кувшинка раскрывает свои лепестки лицом к солнцу. И её красивая фарфоровая головка весь день поворачивается к дневному светилу.

Под вечер зелёный бутон её, как створки часов, закрывается и он тонет в озёрной воде.

А теперь посмотрите на поляну за нашими воротами, есть ли там одуванчики?

Ученики побежали к изгороди из длинных жердей. Искали глазами жёлтенькие головки цветков и не нашли. Ребячьи головки, как одуванчики, торчали над изгородью недолго.

– А утром были, – сказал Денис, когда все садились на скамейку.

– Верно, утром были, потому что одуванчик раскрывается в пять – шесть часов утра, а к двум – трём часам дня гаснет.

– Сколько, значит, сейчас времени?

– Больше трёх часов, – ответил шустрый Денис.

– Молодец, быстро соображаешь! – похвалил учитель.

– А кто помнит, где у нас растёт большой куст шиповника?

– Прямо около обрыва у реки, где тропинка кончается, – вспомнил Алёшка, – он сейчас весь красный от цветов.

– Правильно, красный, потому что его цветки раскрываются в четыре часа утра, когда баба Вера встаёт сгонять корову в стадо, – я несколько раз это проверял. А сворачиваются цветки в бутоны, не скажу, когда, сами понаблюдайте и мне доложите. Хорошо?

– Хорошо, – согласились все разом.

– Деда, а я вчера смотрел, как осы мух ловят там, где норки у них около шиповника как раз, только выше. Так пахнет там сильно цветами жёлтыми. Как они называются?

– Или таволга цветёт, или это жёлтый донник. У него горьковатый запах.

– Завтра покажешь? – спрашивает дед.

– Конечно, – соглашается Алёшка, – я ещё одно там гнёздышко покажу вам всем. Оно в зарослях.

– Это которое у самой речки на ивовой тонкой ветке подвешено, как колыбелька? – спросил учитель.

– Да!

– Как же ты её углядел? И птичку видел?

– Видел, – ответил Алёшка, – я долго высматривал, она рыжая.

– И на головке у неё чёрная косыночка, верно?

– Верно, – согласился Алёшка.

– Это очень редкая птичка, тебе повезло, а зовут её ремез, – говорит Сергей Иванович, – она искусный ткач, такое гнездо умеет делать – загляденье. Правда, певец из неё никакой.

– Деда, как ты всё успеваешь видеть и знать?! Непонятно мне.

– Долго живу здесь, что ж непонятного-то? – с улыбкой ответил Сергей Иванович. – Не одни сапоги истоптал, а уж и ноги наполовину.

Я слышу их разговор и думаю:

«Надо и мне посидеть, покараулить у речной водицы. Может, и я увижу эту редкую птицу – ремеза. Алёшка вот увидел!»

Про китов и их детёнышей

– А у китов детки бывают? – спрашивает Настя.

– Конечно, – отвечает Алёшка, – как у всех.

– Тогда я видела китёнышей в нашей рытвине. Их там ужас сколько!

– Это не китёныши, – смеётся Алёшка, – придумала! Это головастики, из них лягушки вырастают.

– Лягушки вырастают?! – удивляется Настя, – так неинтересно! Я думала по-другому.

– А как ты думала?

– Ну, я думала, что маленькие эти китёныши уплывают от нас далеко в океан. И, пока плывут долго до своего океана, вырастают в китов больших.

Океан же далеко и большой – вот и киты становятся большие.

– Ты, Настя, фантазёрка у нас большая, – сказала подошедшая бабушка Вера, – как только в твоей головушке умещается всякая всячина.

Сказала так и ласково взяла светлую Настенькину косичку, как птичку, в свою большую ладонь.

– Бабушка Вера, вы так с Настей похожи друг на друга бываете, – удивился Алёшка, – только одна большая, а другая – маленькая.

– Ага, – быстро проговорила Настя, тряхнув головой, – мы с бабушкой – как кит с китёнышем, выходит.

Она ещё раз тряхнула головой: так ей стало смешно! И весёлая её косичка выскочила из бабушкиной большой ласковой ладони и запрыгала, как трясогузка.

Жаворонки

Жаворонков в небе слышали многие, а вот какая эта птаха на вид, мало кто знает.

Я тоже с детства знаю, как поёт эта звонкая и радостная птица. Но ни разу не видел её близко на земле, только в небе – высоко над головой.

Наблюдательный Сергей Иванович заметил, где жаворонки иногда садятся, и мы решили понаблюдать за ними.

У него есть настоящая подзорная труба, она увеличивает в шестьдесят раз сильнее, чем бинокль.

У этой трубы удобный чехол и тренога.

Напротив того места, куда прилетают жаворонки с просяного поля, Сергей Иванович установил на треноге эту подзорную трубу и позвал нас. Мы пришли втроём и стали ждать, укрывшись в траве.

Пролетали разные птицы.

Сорока потрещала-потрещала слева от нас на сухой ветке осины и улетела, успокоившись.

Совсем рядом от нас из-под жёлтых соцветий корзиночек пижмы – дикой рябинки – вылетела маленькая птичка и мы даже не успели её узнать.

– Наверное, у неё там гнездо, – сказал Сергей Иванович, – вот она и таилась от нас. Не хотела, чтобы мы его обнаружили. Но не выдержала.

– Я пойду проверю? – спросил Алёшка.

– Не надо, мы же жаворонков ждём, всё испортишь. Вот лучше обрати внимание: узорчатые листья пижмы всегда повёрнуты с севера на юг. Если запомнишь – не заблудишься в лесу.

– Здорово как! – отозвался Алёшка и стал глядеть в трубу.

– Смотрите, что я обнаружил, – вдруг зашептал он, – целый муравейник, а раньше мы его не замечали.

Я припал к окуляру.

Там, за широко раскрытыми навстречу утреннему солнцу венчиками полевого вьюнка, посредине цветов красного клевера, под засохшим вязом возвышался муравейник, дом-бастион.

Ай да Алёшка, какой молодец. Обнаружил такое чудо. Рыжие муравьи!

Муравейник похож был на шлем богатыря Ильи Муромца.

Жара стоит несносная, а они трудятся вовсю, разбежавшись по своим тропинкам. Кто волочит за собой гусеницу, кто муху, либо совсем маленькую сухую палочку. Все заняты. Все куда-то торопятся. Некоторые, встретившись на секунду, постоят друг против друга, словно передают важные сведения. И вновь разбегаются: работы много.

А вокруг стрекочущий на все лады мир, состоящий из множества насекомых, и среди них милые сердцу кузнечики.

Тёплый воздух июня поднял с земли на опушке и в луговине герань, васильки, иван-чай. В красно-белое и васильковое одевается земля.

И всё время, пока мы ждём жаворонков, за нами подглядывают анютины глазки.

Ещё в памяти стоят изысканные белоснежные ландыши, а здесь, на просторе, всё больше и больше с каждым днём становится красного и жёлтого цвета.

…Наступил краткий момент тишины: ни птичьего вскрика, ни мышиного шороха – даже странно.

– Завтра будет, наверное, дождь, – говорит Сергей Иванович, – смотри какой большой паук неподвижно сидит среди паутины. Он чувствует ненастье.

И вдруг, смолкнув, подносит палец к губам:

– Ти-хо, – шепчет он, – смотрите!

Вот они! Жаворонки!..

Четыре пташки спланировали на маленький островочек песка.

– Алёшка, смотри в окуляр!

Алёшке не надо подсказывать. Он сам быстро повернул трубу куда надо и стал наблюдать.

Долго смотрит, потом делает вывод:

– Наш петух красивее, чем жаворонки.

– Ну, то петух, кто ж спорит, – соглашается тихо Сергей Иванович.

Когда подошла моя очередь смотреть в трубу, я был удивлён. Звонкая, радостная в воздухе птаха, дарящая чудесные трели, оказалась внешне не яркой. Но в её оперении была своя особая прелесть: крылья и хвостик у неё тёмно-бурые, со светлыми каёмками по наружным опахалам крыльев. Спинка у птицы охристо-буроватого цвета, а грудь – беловато-глиняного цвета с пестринками на горле и зобе.

Когда я всё это перечислил Алёшке, он ещё раз посмотрел в трубу и согласился, что птичка нарядная.

Жаворонки деловито копошились в песке, что-то выклёвывая.

– Что они делают? – спросил я.

– Наверное, клюют необходимые им минералы, – предположил Сергей Иванович.

– А питаются они чем?

– Просяными зёрнышками, семенами вики, коноплёй. Да мало ли чем… ячменём… Мой приятель когда-то держал жаворонков у себя дома в клетке.

Услышав это, я вначале удивился, а потом опечалился. Стало жалко этих весёлых птичек. Зачем же их держать в неволе? Пускай они поют под небесами. Там песни звонче. И душе веселее от простора.

Мама всегда в детстве говорила нам, что жаворонки приносят детям и всем людям после долгой холодной зимы долгожданное лето красное. Она пекла из теста жаворонков и они у неё получались всегда красивые.

Мы весной забирались с братом на крышу нашего дома и звали жаворонков скорее прилететь, лето красное принести на крыльях. А мать стояла внизу и улыбалась – и была красивая такая!

И вдруг – таких птиц в клетку! Это несправедливо.

Созрело лето

Во второй половине июня ночи становятся всё короче и короче.

Такие, что «заря заре руку подаёт» – только разгорится на небе вечерний закат, а уж, глядишь, утренняя заря нарождается.

Дни длинные. И светлые-светлые!

Не наступил пока солнцеворот – 22 июня, после которого день начнёт убавляться, а ночь на прибыль пойдёт.

Тогда возврат солнца с лета на зиму начнётся.

Созрело лето.

В вечерние и утренние часы птицы ещё поют, но днём им уже не до этого: в лесу, в поле, у реки – везде пернатые добывают корм для птенцов.

Птицы все в заботах: надо быстрее своих деток на крыло поставить:

Опустела во дворе в листве клёнов скворечница. Скворчата к середине июня выпорхнули на волю. И улетели со своими родителями. И не слышно теперь их голосов.

И радостно за них, что всё вовремя успели сделать, и грустно: не услышишь теперь их пение до следующей весны.

И я подумал: вот уедут ребятишки все по домам, начнётся учебный год, и двор Чураевых опустеет, как большая скворечница.

И грустно будет его хозяевам. И клёнам скучно будет. Привыкли они к весёлым голосам и птиц, и детворы…

Но, что ж теперь поделаешь? Так всё складывается.

Да и долго ещё до конца лета.

Зачем грустить раньше времени.

Перемирие

Вчера вечером Рома принёс свой красивый набор игрушек фирмы «Лего» и они с Настей долго на столе под клёнами собирали замысловатые конструкции.

К ним присоединился Алёшка. Но в чём-то он оплошал. Как так получилось, я не видел, но оказалось, что, махнув рукой, он задел Насте по голове. Ей стало очень обидно и она начала плакать.

Алёшка успокаивал Настю. Видно было, что ему досадно.

– Настенька, ну, я же не специально, Денис один раз мне тоже нечаянно в лоб залимонил мячиком – я не плакал и не обижался!

– Тебе он залимонил мячиком, а ты мне не мячиком, – не унималась Настя, – мне больнее.

Так она и ушла спать обиженной, когда позвала её бабушка Вера. Алёшка выглядел потерянным.

…А сегодня утром я вышел на шум во двор из своего маленького прохладного подвальчика, где ночую, и увидел необычную картину: Настенька сидит верхом на Алёшке и своими крохотными кулачками молотит ему по спине. Алёшка ни капельки не сопротивляется.

Возню их увидела и бабушка Вера. Она тоже вышла на шум:

– Настя, Настя, так нельзя, что же ты делаешь?

Настя деловито и весело поясняет:

– Я Алёшку апельсиню!

Настя и Алёшка поворачивают к нам лица – они у них смеющиеся. Нам стало всё понятно: это они так мирятся и им обоим от этого весело.

Кто сильнее и кто дольше живёт?

Сегодня Сергей Иванович занят, у него много работы в лесу, поэтому урок под клёнами ведёт Андрей Иванович.

Учитель читает книжку про животных.

Кто дольше всех живёт? – этот вопрос интересует всех сидящих на скамейке.

– Американская секвойя, или мамонтовое дерево, по утверждению различных учёных, – читает медленно Андрей Иванович, – имеет предельный возраст 2500–4000 лет, при высоте ствола свыше ста метров и диаметре в десять метров.

– Ничего себе, деревце, – удивляется Денис, – как упадёт на землю, шишек всем наделает сколько?!

– Шишек? – громко начинает смеяться Алёшка, – ну, каких шишек! Мокрое место останется от тебя, если упадёт.

Андрей Иванович поправляет очки, они у него плохо держатся. У них только левая дужка на месте, а правой нет. Вместо неё пока временно жёлтая верёвочка к уху привязана. Когда мы наблюдали за жаворонками на лугу, маленький винтик выскочил из очков и упал в траву. Мы его долго искали и не нашли. На нём держалась дужка. Такой важный маленький винтик – без него Андрею Ивановичу теперь неудобно.

Алёшка спросил:

– А из животных кто дольше живёт?

– На Галапагосских островах, где обитают гигантские черепахи, и сейчас встречают долгожителей, которым более ста лет.

– А как узнают, что черепахам столько лет, ведь они не говорящие? – сомневается Денис.

Андрей Иванович вновь подтягивает жёлтенькую верёвочку. Молча водит пальцем по странице и потом радостно говорит:

– Вот, в книжке ответ есть!

И поясняет:

– На панцире черепахи каждое лето откладывается роговое вещество в виде небольших валиков. Когда температура на улице падает, рост валиков прекращается.

Получается, что по роговым валикам можно подсчитать число прожитых черепахой лет. Как по кольцам роста в стволе деревьев.

В лондонском зоопарке живёт черепаха, которой больше трёхсот лет, – продолжает он.

– Эту старушку можно считать самым старым на Земле животным.

При слове «старушка» Настя хихихнула и уронила мячик.

– Иногда крокодилы тоже доживают до трёхсот лет.

– А слоники сколько живут? – интересуется, вылезая из-под скамейки, куда закатили красный мячик, Настя. – Они такие огромаднющие бывают!

– А вот такие огромные животные, как слоны, живут всего до семидесяти лет, а киты – всего до пятидесяти лет.

– А дождевой червяк, сколько живёт, – этого в книжке нет? – Настя подошла к деду Андрею и пытается заглянуть в книжку, – он никому не интересный, червяк, да?

– Ошибаешься, Настя, вот написано, дождевой червь живёт до десяти лет, почти столько же, сколько собака и кошка, которые иногда доживают и до восемнадцати лет. Лошадь и верблюд живут не более 30 лет. Корова – до двадцати пяти лет.

Дикие хищники доживают до сорока – пятидесяти лет, например, тигр и медведь.

– А кто из них сильнее, медведь или тигр? – поинтересовался давно молчавший Денис.

– Конечно, медведь, у него ведь такие лапы! – ответил Алёшка.

– Зато у тигра больше пасть и огромные когти, – возразил Денис, – он его быстрее загрызёт. Он ещё и хитрее.

– Их, наверное, нельзя сравнивать, они разные, поэтому трудно сказать, кто сильнее, – говорит дед Андрей.

– А вот и нет, – возразила Настя, – я знаю, как узнать! Зачем мы спорим: надо поехать в город, в зоопарк, где мы были с папой. Там есть медведь и тигр. Вот у них и надо спросить, кто сильнее? И всё станет ясно! Правильно я говорю?

Беда с козочкой Маришей

За домом Чураевых, в противоположной стороне от речки Ветлянки, есть переулок, а в переулке гать – место, куда все выбрасывают, валят в топкое место всякую всячину, не нужную в хозяйстве.

Сколько раз бабушка Вера говорила Насте:

– Не ходи по гати босиком, ноги поранишь.

Настя позабыла бабушкин наказ и чуть было не поплатилась за это.

Спасла её козочка Мариша.

Так Настя и Мариша подружились, что часто ходили вместе.

Бабушка Вера радовалась всегда, глядя на них, и говорила:

– Ах, вы, мои козочки, обе – две одинаковые!

Она так говорила, наверное, потому, что обе они и весёлые, и шустрые такие. Или оттого, что они одной масти: Мариша вся коричневая и Настя загорелая такая. Светло-каштановые вихры её на голове веселят глаза.

То Мариша забежит вперёд, то Настя – так они и резвились вместе на дворе, на выгоне. Будто на резиночке друг к другу привязаны.

…На гати есть тропиночка. Около неё кто-то и высыпал золу из печки вместе с незатухшими углями.

Весёлая Мариша, когда они с Настей бежали наперегонки, наступила правой передней ногой в печной жар и спалила себе не только шерсть, но и кожу.

…Я принёс на руках Маришу во двор и Вера Михайловна с Сергеем Ивановичем начали её лечить. А мы все помогали.

Сначала козочка не понимала, как надо себя вести, всё пыталась вырваться. Не давала как следует мазать ногу постным маслом и накладывать марлевую повязку.

Но потом поняла, что ей помогают, и присмирела.

…Теперь вместо того, чтобы резво бегать, как она это часто делала прежде, Мариша, перевязанная, лежит у крылечка и грустно смотрит на всех, кто подходит к ней.

Ей положили большой пучок травы, Сергей Иванович принёс две больших ветки, которые она всегда любила глодать своими крепкими зубами. Но теперь ей это стало неинтересно.

Настя сидит возле Мариши на крылечке и тихо всхлипывает:

– Бедненькая моя, – говорит она, заикаясь, – вместо меня ты наступила на угли.

Слёзы текут у неё по щекам. Она их даже не замечает. Так жалко Маришу!

Лист семижильника

Это растение имеет своё научное название, но мама моя звала всегда его семижильником.

Растёт семижильник обычно в тени, на влажных местах, чаще на лесных дорогах и вдоль них, где они проходят по оврагам и вблизи озёр. В степи семижильник встречается значительно реже.