III

На работе Михалко принимал грубый тон, подражая настоящим большим мужикам. Так и сейчас, влезая в корзину, чтобы спуститься в дудку, он что-то ворчал себе под нос, а потом проговорил:

– Вы у меня тут смотрите, не оборвите веревку-то…

– Уж дела не подгадим, Михалко, – успокаивал Яков, крепко придерживая железную ручку ворота. – А вот ты нам к празднику жилки наковыряй, штобы золота побольше было…

Михалко сердито посмотрел на него и даже плюнул в сторону:

– Ума у тебя нету, Яков…

– Н-но-о!

– Верно тебе говорю… Што ты сказал-то, ежовая голова? Когда охотники на охоту едут, так им што говорят добрые люди? «Штобы вам не видать ни шерсти, ни пера…» А ты: давай больше золота!

– Правильно, Михалко! – похвалил Рукобитов. – А ты, Яков, немножко не того. Напрасное слово, значит, сказал.

Необходимая для работы «снасть», то есть небольшой железный лом, кайло и железная лопата с короткой ручкой, была уложена в корзинку, и Михалко начал спускаться в темную пасть дудки. Налегая всей грудью на ворот, чтобы не тряхнуть корзины, Яков проговорил:

– Пуда с полтора мальчонка вытянет…

Когда корзина была в половине дудки, Рукобитов наклонился над ее отверстием и крикнул:

– Михалко, а ты гляди, грешным делом, не засни в забое-то… Тепло там, как раз сон подморит.

Из глубины дудки детский голос ответил:

– Вы там не засните наверху-то… Да огоньку разложите. Когда вылезу, так погреться надо.

– Ладно, ладно… И свечку береги, Михалко. Другой-то нет…

– Без тебя знаю…

– С богом, со Христом, Михалко.

Спуск продолжался недолго. Когда корзина опустилась на дно, канат сразу ослабел. Рукобитов все время смотрел на дудку и успокоился только тогда, когда глубоко под землей затеплился слабый огонек.

– Надо огонек разложить, как Михалко наказывал, – решил Яков. – Вылезет из дудки, обогреться захочет…

– А кабы кто не увидал огня-то…

– Ну, кому его видеть… Праздник на дворе, все по своим углам сидят. Да и нам погреться бы надо, а то вот как студено… Одежонка-то дыра на дыре.

– И то студено… – согласился Рукобитов, почувствовавший холод только теперь.

Чтобы со стороны не было видно огня, мужики выкопали в снегу глубокую яму и на самом дне устроили небольшой костер. Из снега же была устроена стенка – защитка от ветра. Кроме того, Яков кругом ямы натыкал хворосту.

– Оно куда способнее за ветром-то посидеть, – говорил он, протягивая над огнем окоченевшие руки. – А который человек захолодает, так ничего он не стоит…

Они разговаривали вполголоса, точно боялись кого разбудить. Время от времени Рукобитов подбегал к дудке и прислушивался, что там делается. Прошло, по крайней мере, полчаса, пока веревка на вороте не дрогнула, а из дудки донесся детский голос:

– Подымай!..

Первая корзина принесла немного. Кварц был хороший для золотоносной жилы: ноздреватый и ржавый от железных окислов, но видимого золота не оказалось.

– Жила разрушистая, – заметил Яков. – Легко ее Михалке добывать…

– Пуда с три наберется кварцу… – соображал вслух Рукобитов, опоражнивая корзину.

Вторая корзина тоже не принесла ничего особенного, и Яков, сидя около огонька, только почесывал в затылке. Эх, напрасно давеча глупое слово сорвалось насчет золота.

Добытый кварц они уносили в кусты и заваливали снегом. Мало ли что может случиться!.. Тот же штейгер Ермишка, чтобы выслужиться, с пьяных глаз начальство подведет. Ему, оголтелому, все равно…

Мужикам было совестно, что они наверху сидят без дела, а Михалко работает один за всех.



Когда поднимали пятую корзину, Михалко что-то кричал со дна дудки, но разобрать ничего было нельзя. Разбирая корзину, Яков вдруг ахнул. Схватив кусок кварца фунта в два, он подбежал к огню и с жадностью принялся его рассматривать. Рукобитов подошел, посмотрел на кварц и проговорил:

– Вот так штука…

– Да-а… Точно плюнуто золотом-то в кварц. Ах ты, братец ты мой…

Взвесив камень на руке, он прибавил:

– Золотника с два золота будет… Потапыч на худой конец целковых пять отвалит.

– Держи карман шире… Отвалит! Не таковский он человек. Ну, как-никак, а Михалко нам розговенье добыл…

Работа шла уже часа три, и по-настоящему следовало бы идти домой. Но мужиков охватила жадность. В жилах золото часто попадается так называемыми гнездами, и, очевидно, Михалко попал на такое гнездо, и его следует выбрать до конца.

– Михалко, постарайся! – кричал Яков, спуская в дудку пустую корзинку, – Бог счастье послал…

Не успели еще спустить корзину, как Яков вдруг насторожился. Он расслышал, как где-то тявкнула собака.

– Слышал? – шепотом спрашивал он Рукобитова.

Лай повторился.

– Это Ермишка… – решил Яков. – Ах, напасть какая! Это его собачонка Куфта тявкает. Он ее выучил по следу нашего брата – хищников – разыскивать… Да не идол ли!..

Лай приближался. Куфта вела по следу прямо к дудке.

– Руби канат! – командовал Рукобитов, засыпая огонь снегом. Канат был обрублен и упал на дно дудки, Рукобитов наклонился над ее отверстием и крикнул:

– Михалко, начальство накрыло!.. Не подавай голосу… А потом мы тебя вызволим. Погаси огонь.

– Ладно, – ответил детский голос из-под земли.

Попрятав в снегу разную снасть, мужики пустились бежать в разные стороны, чтобы сбить погоню с толку. Рукобитов спрятал кусок кварца с золотом за пазуху и придерживал его обеими руками, как сокровище.

Куфта, лохматая собачонка с завороченным на спину хвостом, вывела погоню прямо к дудке. Впереди шагал по снегу штейгер Ермишка.

– Здесь… здесь… – повторял он, с трудом вытаскивая ноги из глубокого снега. – Молодец, Куфта!..

За ним в высоких охотничьих санях, приспособленных специально для езды по снегу, ехало «начальство», завернутое в енотовую шубу.

Когда сани остановились у самой дудки, Ермишка снял шапку и торжественно заявил:

– Вот она, дудка самая… Ах, ироды!.. А меня не проведут, ваше высокоблагородие… стараюсь для начальства вот как… Эти самые хищники уже давно грозятся меня застрелить, а мне это все равно… Ей-богу! Только бы угодить вашему высокоблагородию.

«Начальство» вылезло из саней и долго осматривало дудку. Из воротника шубы выглядывало молодое лицо с серыми глазами и пушистыми усиками.

– Уж я старался вам как… – повторял Ермишка, продолжая стоять без шапки.

– А может быть, здесь работали не сегодня, а раньше… – проговорил молодой инженер, раскуривая папиросу.

– Раньше?.. – обиделся Ермишка. – А следы свежие откуда? Вон как все утоптано кругом… и земля свежая насыпана на снегу…

Самым убедительным доказательством послужил засыпанный снегом костер. От него еще шел пар. Куфта вертелась около дудки и вызывающе взвизгивала.

– В дудке человек сидит… – решил Ермишка и, наклонившись над дудкой, крикнул: – Эй, жив человек, выходи!.. А то снегом всю дудку засыплю…

Михалко не отвечал, спрятавшись в забое. Он узнал голос Ермишки.

– Что же мы тут будем делать? – спрашивал инженер.

– Веревки не захватили, ваше высокоблагородие, а то я бы спустился и выволок из дудки, кто там спрятался. Ошибочка вышла… А мы вот что сделаем: запечатаем дудку. У меня завсегда с собой печать и сургуч… Не посмеют казенную-то печать ломать.

Шахта была запечатана, то есть ручка ворота.

– Пусть теперь посидит там целую ночь, – торжествовал Ермишка. – А завтра утречком я приеду с канатом и выволоку… Ей-богу!

Загрузка...