Из верхнего окна дома Хантерстона раздался душераздирающий вопль, который эхом отозвался в соседних особняках на Мейфэр.
Джонстон от неожиданности на миг потерял управление каретой, отчего та покачнулась как раз тогда, когда Джулия собралась выходить из нее.
– Что это было, разрази меня гром?
Джулии удалось удержаться на ногах только благодаря тому, что она успела ухватиться за дверцу. Совсем не по-дамски она проворно и быстро спрыгнула на землю, и в результате ее шляпка съехала набок.
– Это явно не французский повар: он уехал еще на прошлой неделе.
– Я никогда не позволяю себе так выражаться, как ругался Антуан. Это уж чересчур, даже для лягушатника. – Пронзительный вопль повторился снова, и Джонстон взглянул на дом. – Похоже, снова проказит ваш чертенок. Боюсь, на этот раз он переполошил всех в доме.
Джулия поправила шляпку.
– Мак не способен ни на что неподобающее, Джонстон. И я буду вам очень признательна, если вы впредь не станете говорить подобную чепуху. – Когда раздался еще один леденящий кровь вопль, она вздрогнула. Вслед за тем послышался мужской голос, который очень напоминал голос Алека.
– Сдается мне, что у вас проблемы. – Джонстон мрачно ухмыльнулся. – Видно, ваш крысеныш сбежал и разбудил хозяина. Сейчас я бы не хотел оказаться на вашем месте и за двадцать фунтов.
– Мое место меня вполне устраивает, благодарю вас, – едко ответила Джулия и, подобрав юбки, пошла к главному входу. Шум нарастал, вопли и тяжелые шаги громко разносились в утреннем воздухе. Не выдержав, Джулия бросилась к входной двери, распахнула ее и замерла.
Мак, совершенно голый, стремглав бежал вниз по главной лестнице, его светлое тело резко выделялось на темном фоне. Он несся, падая и перескакивая через ступеньки; тощие бледные руки и ноги были покрыты многочисленными синяками, что свидетельствовало о сложности преодоления этой преграды. Каждый раз, ударяясь о ступеньку, он снова кричал, и этот звук гулко раздавался по всей передней.
Джулия подбежала к ступенькам, протянула руки, и Мак вмиг оказался рядом с ней. Он двигался быстро и ловко, словно кошка, спасающаяся от своры собак.
Выкрикивая грубые ругательства, он ухватился за се юбки и спрятался в их складках от спешащего за ним следом Барроуза. Шейный платок дворецкого съехал набок, словно за него сильно дергали, с локтя у него капала мыльная вода.
Когда он попытался остановиться, его поза не отличалась особым изяществом, а ноги заскользили по натертому полу.
– Ваше... сиятельство, – Барроуз, задыхаясь, поклонился, – прошу меня простить...
Тут на верхней ступеньке лестницы появился Алек: его белая льняная сорочка была расстегнута, под мокрой тканью просвечивало мускулистое тело. Явственно вырисовывались широкие плечи и мышцы торса.
Облегающие мокрые панталоны, прилипнув к его бедрам, оставляли очень мало простора для воображения.
В один миг Джулии стало жарко. Боже правый, он был великолепным воплощением мужской красоты. Великолепным! И все это принадлежало ей!
Джулия судорожно вцепилась в свой ридикюль. Она представила, как прикасается к нему, дотрагивается пальцами до его плеч, груди и... бедер. Колени ее внезапно ослабели. На какое-то мгновение ей показалось, что она заболела: возможно, у нее началась лихорадка...
Не подозревая о том, что творится у нее в душе, Барроуз продолжал бормотать:
– Прошу извинить за мой внешний вид, миледи, но дело в том, что просыпалась мука из мешка, поэтому понадобилось вымыть молодого человека. Его сиятельство и я помогали миссис Уинстон, и тут он сбежал...
Джулия рассеянно кивнула. Никакие разъяснения не могли оторвать ее взгляд от мужа. По его лицу прямо на небритый подбородок стекала мыльная пена, и она машинально дотронулась до своего подбородка, словно пытаясь понять, какой он у него на ощупь. Наверное, щетина у него шершавая, а значит, дразнящая и притягательная.
Алек облокотился о мокрые перила и вытер с лица пену. При этом его сорочка натянулась, подчеркнув рельеф мускулов рук, и Джулия судорожно вздохнула.
– Нам нужно поговорить о вашем сорванце, дорогая. Увидев рядом с ним щетку, Джулия тут же вернулась с облаков на землю.
– Что это вы задумали? Ударить ребенка?
Он посмотрел ей в глаза.
– Господи, конечно, нет! Я держал щетку в руке, когда раздались крики вот этого... – он указал на то место ее юбки, где прятался Мак, – славного юноши, из-за чего я и прибежал к вам в комнату. А когда он сбежал из ванной, я решил помочь Барроузу поймать его. Дворецкий кивнул:
– Вы мне очень помогли, милорд. Жаль, что вам не удалось удержать его. Надеюсь, вы не ушиблись, когда упали в...
– Со мной все в порядке, – прервал его Алек и жестко посмотрел на Джулию. – Никаких расспросов.
Она прикусила губу, еле сдерживая смех.
– Вы упали в ванну, не так ли?
Его раздражение усилилось, распространившись на нее и дворецкого.
– Барроуз с ним тоже не справился. Наш естествоиспытатель попытался взобраться на него, как на дерево.
Дворецкий осторожно потрогал свой растерзанный шейный платок.
– Нынешнее утро выдалось очень бодрящим. Весь дом сегодня вверх дном.
– Это совершенно неприемлемо. – Алек скользнул по Джулии взглядом, не оставлявшим сомнений относительно того, в ком он видит виновницу произошедшего.
– Не хотите ли переодеться, милорд? – любезно заметил Барроуз. – Я могу позвать Чилтона.
Но Алек продолжал сурово смотреть на Джулию.
– Передайте Чилтону, чтобы он принес одежду ко мне в комнату, и скажите, что мне понадобится полотенце.
Дворецкий поклонился и засеменил по коридору прочь. Облокотившись о перила, Алек раздраженно произнес:
– Вы пришли как раз вовремя, сударыня: я готов был бежать за вашим маленьким протеже даже до Сент-Джеймса, если бы потребовалось.
Джулия представила себе бегущего по городу голого Мака, за которым, чертыхаясь, спешит Алек, а следом, прихрамывая, ковыляет Барроуз. Это было уже слишком, и Джулия расхохоталась во все горло.
Только после этого Алек немного успокоился.
– Над чем вы смеетесь, несчастная? Она с трудом отдышалась.
– Я подумала, что сказал бы Эдмунд, если бы увидел, как вы все трое несетесь по городу.
– Ничего, что заслуживало бы внимания. – Виконт посмотрел туда, где из-под намокших юбок торчала голова Мака. – Вы должны пересмотреть ваши намерения, Джулия. Не может быть и речи о том, чтобы этот уличный сорванец, совершенно не умеющий себя вести, прислуживал на сегодняшнем вечернем рауте.
Его слова сразу отрезвили Джулию: ей представлялся отличный шанс показать Алеку, как будет действовать агентство, создаваемое Обществом. Она легонько потрепала Мака по плечу и доверительно улыбнулась ему.
– Вы ошибаетесь. Он будет вести себя великолепно, вот увидите.
Алек что-то недовольно пробормотал себе под нос, и Джулия нахмурилась.
– Простите?
Алек мрачно на нее посмотрел.
– Не вижу в этом никакой необходимости.
– Вы знаете, несмотря на все усилия тетушки Мэдди, все еще ходят разные слухи о той стычке с трубочистом. – От смущения у Джулии покраснели лицо и шея. – Мне тогда не следовало терять самообладание, но я не удержалась.
От этого признания раздражение виконта заметно улеглось.
– Я думаю, что Эдмунд виноват не меньше. Не понимаю, как он позволил себе ввязаться в эту дурацкую драку.
– Мэдди считает, что как только все увидят Мака в этой должности, они преисполнятся к нему сочувствием, и мы останемся в выигрыше.
– Искренне надеюсь, что так. – Алек озадаченно посмотрел на нее. – Только как вы собираетесь претворить это в жизнь?
Джулия улыбнулась и наклонилась к мальчику:
– Мак, скоро приедет портной. Помнишь, что я тебе говорила?
– Что у меня будет своя форма, как у солдата?
– Совсем как у солдата.
Мальчик озабоченно нахмурился:
– А Бонапарт испугался бы, если увидел меня в форме?
– Бонапарт поджал бы хвост и пустился наутек. – Джулия притворно вздохнула. – Очень жаль, что к приходу портного ты будешь совсем мокрым. А мне так хотелось, чтобы ты стал моим стражем на рауте сегодня вечером.
От возбуждения мальчик даже затрясся.
– Я буду вашим стражем?
– О да. Ты будешь стоять на страже, приносить что потребуется, и все такое прочее. Совсем как настоящий солдат. – Джулия пожала плечами. – Вот только, боюсь, теперь для этого придется пригласить кого-нибудь другого.
Мальчик быстро взглянул на Алека, а затем с сомнением оглядел щетку у него в руках.
– Я пойду, но только если этот проклятый верзила уберет свои руки от меня подальше.
От злости Алек так сильно сжал щетку, что у него побелели суставы, однако все же сдержался и положил щетку на ступеньку лестницы.
– Нуты, неблагодарный маленький разбойник! Я обещаю не трогать тебя, если отныне ты начнешь хорошо себя вести. Хотя ты и заслуживаешь хорошей порки, я...
Мак быстро взбежал по лестнице, намереваясь проскочить мимо него, но вдруг остановился и помедлил, поглядев снизу на Алека сквозь светлые рыжие ресницы.
– А ты быстро бегаешь... хоть и старик. – Не дожидаясь ответной реакции, мальчик умчался прочь.
Алек вопросительно посмотрел на Джулию.
– Вы, наверное, думаете, что мне нравится такое поведение?
– О нет, наверняка неприятно, когда тебя считают стариком... – Она взглянула на него с самым невинным выражением лица.
Алек улыбнулся. Его улыбка становилась все шире по мере того, как он оглядывал себя и свою промокшую одежду. При виде этого совершенного лица и фигуры мысли Джулии опять направились по совсем другому руслу, неподобающему деловой женщине. Ощущая, как ее охватывает теплая волна желания, она вздрогнула. Словно летнее тепло проскользнуло сквозь складки ее муслинового платья и ласкало се нежную кожу...
– Вы совсем промокли, – невольно вырвалось у нее. Алек удивленно поднял бровь.
– У вас несомненный дар констатировать очевидные факты.
– Так обычно делал мой отец.
– По-моему, он бы мне понравился.
Ее отцу Алек тоже скорее всего понравился бы.
– Он был очень благоразумный человек. Я всегда стараюсь поступать так, чтобы он мог это одобрить.
– Например, подбирать на улице мальчишек, которые ищут у вас защиты?
«И красивых повес, которые скрывают свою доброту под покровом греха».
– Что-то в этом роде.
Его глаза затуманились, став дымчато-серыми.
– Что ж, должен признать, присутствие Мака внесло в жизнь дома некоторое оживление. Если бы я не был уверен в обратном, я бы мог подумать, что он является тайным оружием Наполеона, которое способно разобрать весь Лондон по кирпичику.
– Он всего лишь мальчик.
– Очень непослушный мальчик.
Джулия разгладила мокрые складки платья, представив, как неприглядно она сейчас выглядит.
– Миссис Уинстон рассказывала, что в детстве вы частенько бегали голышом по дому, катались верхом на метле и размахивали деревянной ложкой, словно...
– Помимо весьма неприятной черты констатировать факты, вы также и весьма злопамятны.
– Злопамятна? – Джулия удивленно посмотрела на него. – Просто у меня хорошая память.
– Слишком уж хорошая, на мой взгляд.
Он иронично улыбнулся, и она заметила темные круги у него под глазами. Но являются ли причиной его усталости кутежи, или что-нибудь иное? Может быть, он переживает из-за завещания?
– Вы плохо спите? – участливо спросила она.
Алек посмотрел на нее внимательно и серьезно. К ее неудовольствию, он медленно разглядывал се, взгляд ненадолго задержался на груди и бедрах.
– Я совсем не сплю.
Джулии внезапно стало душно.
– Наверное, надо попить теплое молоко на ночь... Барроуз приносит вам его, но вы...
Он сделал шаг по направлению к ней.
– Я еще не настолько безнадежен, Джулия. По крайней мере пока.
Боже мой! Он собирался поцеловать ее. Может, он и не был безнадежен, но Джулия очень быстро приближалась к этому состоянию – и не только потому, что тоже не могла спать. Она не знала, как отзовется на еще один поцелуй. Только не сейчас, когда мокрая одежда так тесно облегает каждый дюйм его великолепной сильной груди.
Она сделала шаг назад, колени ее предательски задрожали.
– Теплое молоко очень полезно для здоровья. Возможно, я сама попробую его пить.
Остановившись, Алек нахмурился и изучающе посмотрел на нее, будто видел впервые.
– Неужели вы тоже плохо спите, Джулия?
Как она могла спать, если мужчина ее мечты лежал в комнате напротив, такой чувственный и такой пылкий? Джулия покраснела еще больше, боясь, что нечаянно скажет лишнее.
Помолчав немного, она с трудом выговорила заплетающимся языком:
– Сегодня вечером состоится раут. Накануне таких важных событий я всегда плохо сплю.
Алек удивленно изогнул бровь и шагнул к ней еще ближе.
– Вам незачем беспокоиться: я уверен, что все пройдет хорошо. Леди Бирлингтон позаботится об этом.
Если бы Джулия протянула руку, то могла бы дотронуться пальцами до его обнаженной груди, которая была видна из-под расстегнутой сорочки.
Приняв ее молчание за сомнение, виконт еще раз заверил:
– Серьезно, Джулия. Все будет хорошо.
– Разумеется. – Словно издалека она услышала свой голос, необычно глухой и слабый.
Алек потер небритый подбородок, и Джулия как зачарованная проследила за его красивой рукой с длинными пальцами. Казалось, воздух вокруг них сгустился, превратившись в томительное тепло. Будучи не в состоянии стоять спокойно, Джулия принялась теребить шнурки своего ридикюля, пока они не разделились на отдельные ниточки. Алек помогал своим слугам мыть Мака и даже собирался бежать за этим непослушным ребенком на улицу, а это означало, что у ее мужа необычайные запасы доброты. Несмотря на его многочисленные заявления, у него была очень великодушная натура.
От всех этих мыслей Джулии захотелось обнять его и...
Приложив значительное усилие, она все же взяла себя в руки и изобразила на лице дружескую прохладную улыбку. Алек не должен догадываться о ее чувствах. Тем не менее правила приличия побуждали ее по меньшей мере поблагодарить его за предпринятые усилия.
Прекратив безуспешные попытки оторвать пальцы от тесьмы сумочки, Джулия подняла взгляд на мужа.
– Вы очень помогли Маку. Благодарю нас.
– Пустяки, никакого беспокойства. – Алек пригладил все еще мокрые волосы, а когда по его щеке скатилась капля воды, усмехнулся. – Ну, если только чуть-чуть.
Джулия кивнула, сообразив, что она, должно быть, сейчас похожа на глупую овцу. Впрочем, ни одна женщина, глядя на Дьявола Хантерстона, промокшего до нитки, не смогла бы остаться спокойной.
Внезапно Алек рассмеялся, и глаза его блеснули.
– Может, нам стоит попробовать обучить Мака на лакея для помощи Барроузу? Я думаю, ему бы это понравилось.
Джулия уже собралась ответить, но, к своему ужасу, услышала, как из ее уст послышалось странное бормотание:
– Как вы прекрасны!
Алек вздрогнул, словно она его ударила.
– Что вы сказали?
В замешательстве она замолчала, но через миг ей удалось хладнокровно пожать плечами:
– Как чудесно, что вы помогли Маку.
Он нахмурился.
– Не делайте из меня святого. Этому мерзавцу повезло, что я его не поймал сегодня утром. Может, щеткой ему и не досталось бы, но уж уши я бы ему точно надрал.
К облегчению Джулии, на пороге появился Барроуз.
– Завтрак подан, – величественно произнес он, и Джулия отметила, что волосы его были аккуратно причесаны, а шейный платок старательно завязан.
Барроуз повернулся к Алеку:
– Позвольте вам напомнить, милорд, что сегодня утром у вас назначена встреча с душеприказчиками.
Хмыкнув, виконт критически оглядел свою промокшую одежду.
– Сначала мне нужно переодеться: не годится, чтобы эти старые болтуны застали меня в таком виде.
– Слушаюсь, милорд. – Поклонившись, Барроуз вышел.
– Что нужно душеприказчикам на этот раз? – поинтересовалась Джулия.
– Узнать мои намерения, любовь моя.
«Любовь». Она знала, что он произносил это слово машинально, потому что так было принято, но сердце ее все же застучало чаще.
– Насколько я понимаю, они хотели бы напомнить мне условия завещания. – Алек невесело улыбнулся. – Как будто я нуждаюсь в напоминании.
Джулия вздрогнула. Благодаря Маку Алек и так уже получил сегодня множество напоминаний о том, что он теперь женат.
– Может быть, мне лучше поехать с вами? Несправедливо, что вы должны объясняться с этими скрягами в одиночку...
– Думаю, в этом нет необходимости.
– Очень жаль. Я раньше никогда не встречалась с душеприказчиками, и мне это было бы весьма интересно.
Алек слегка улыбнулся.
– Но это же не диковинные животные вроде слонов, дорогая, а просто горстка филантропов, которые не имеют ни малейшего понятия о прелестях жизни.
Хотя эти слова не были обращены к ней, все же они задели ее, и Джулия раздраженно спросила:
– Что вы подразумеваете под «прелестями жизни»? Алек изумленно поднял взгляд.
– Я имею в виду все, что доставляет удовольствие. Она нахмурилась.
– Вы хотели сказать «счастье»?
– Нет. Я говорю об удовольствии. Физическом удовольствии.
Щеки ее восхитительно порозовели.
– Ах вот оно что!
Ее шляпка съехала немного набок, руки в перчатках нервно теребили ридикюль. Джулия выглядела очень целомудренной и невинной и вместе с тем чрезвычайно привлекательной. У Алека возникло совершенно безумное желание лишить ее этой напускной холодности, разрушив с помощью поцелуев воздвигнутый ею бастион целомудрия, и тем несколько ослабить мучения, о которых она даже не догадывалась.
Самообладание Алека держалось на волоске и могло быть нарушено в любое мгновение. У него уже не хватало сил сопротивляться своему желанию обладать ею. Она грезилась ему бессонными ночами и не покидала его при свете дня.
Алек не спеша подошел к жене.
– Скажите мне, Джулия, а что вам доставляет удовольствие?
Попятившись, она уперлась спиной и стойку перил и, нервно перебирая пальцами шнурки ридикюля, осторожно взглянула на него.
– Ну... Однажды я ела вишневое желе на балу у Комптонов – поверьте, очень вкусное...
Алек невольно улыбнулся.
– Это не совсем то, что я имею в виду, и вы об этом знаете.
Она быстро окинула его взглядом своих зеленых глаз, отчего ему сразу стало жарко.
– Моя тетя Лидия говорила, что вы склонны к легкомысленным развлечениям, о которых порядочной женщине лучше и не знать.
Алек подумал, что она может его рассмешить, даже когда он сгорает от желания.
– Мне очень не хочется говорить вам, дорогая, по это был явно не комплимент.
– Я так и поняла. Тетя Лидия никогда не говорит о других ничего хорошего, только о своей дочке Терезе. Все-таки моя тетя довольно неприятная женщина.
Его всегда забавляло, насколько бесстрастны были ее речи. Забавляло и... совсем не обижало. Вот она стоит рядом, спокойная и хладнокровная, абсолютно уверенная в себе невинная дева. В то же время он, закоренелый грешник, ощущает себя опутанным по рукам и ногам, в плену у своей неукротимой страсти. Сколько раз ночью он останавливался перед ее дверью, не решаясь войти! Его постоянно мучил вопрос, что бы она почувствовала, оказавшись в его объятиях, возносясь с ним к вершинам страсти?
Внезапно у него возникло мстительное желание наказать ее за все свои терзания, отбросив сомнения, забыть обо всем, и... Алек подошел к Джулии еще ближе, так что ей пришлось закинуть голову назад, чтобы видеть его глаза.
– Вы знаете, что такое удовольствие, дорогая? Настоящее удовольствие?
Она кивнула и посмотрела на лестницу за его спиной как на возможный путь к бегству.
– Да, если вы имеете в виду вишневое желе.
Алек провел рукой по ее золотисто-каштановым локонам. Пряди волос цеплялись за его шероховатые ладони, словно шелковая сеть.
– Удовольствие – это нечто большее, чем желе из вишен...
Ее губы слегка задрожали.
Алек наклонился к ней совсем близко.
– Удовольствия весьма разнообразны, поверьте; например, вальс на балконе под ласковым лунным светом или волнение при заключении пари, которое вы определенно выиграете. – Его голос стал глуше. – Или слабый запах мяты в воздухе после весеннего дождя...
– Мята... весенний дождь... – словно эхо повторила Джулия. Губы ее внезапно пересохли, и она провела по ним языком, отчего они влажно заблестели.
Алек провел тыльной стороной ладони по се подбородку, погладил нежный изгиб шеи, и Джулия нервно проглотила слюну. Тело почти ей не повиновалось, и все же каждое ее движение поражало его своим изяществом сродни лебединому, совершаясь в полной гармонии с пикантной красотой.
– А есть и другие, – продолжил он, понизив голос почти до шепота.
Джулия с трепетом взглянула на него.
– Ах, этого я и опасалась...
Чувственный пыл в ее глазах напомнил ему о тайных удовольствиях. Ему подумалось, какой она будет в постели: воплощение чопорности и притворства или теплая и нежная, словно невинность, побежденная вожделением? А может, она удивила бы его жаркой страстью, такой первобытной и ненасытной, которая поглотила бы их обоих без остатка?
Не обращая внимания на свою мокрую одежду, Алек крепко прижал ее к себе, дав ей ощутить, насколько он желает ее. Когда дыхание ее стало прерывистым, он провел рукой по ее волосам, пьянея от их аромата.
– Удовольствие, моя дорогая Джулия, это запахи лимона и корицы там, где ты меньше всего ожидаешь их встретить.
Между их телами возникло сильное притяжение, подобно приливу во время полнолуния. Быстрое биение пульса в маленькой жилке, пульсировавшей в нежной ямке на ее шее, подсказало ему, что она ощущает то же, что и он, и это заставило его подавить желание, как он уже много раз делал до этого.
Но почему? Зачем сражаться, не имея перед собой противника? Возможно, Джулия томилась так же, как и он, и ему оставалось лишь помочь ей выйти из этого отчаянного состояния...
Оторвавшись от своих размышлений, Алек улыбнулся и провел ладонью по нежной коже ее лица: прохладная и шелковистая, она порозовела и нагрелась от его прикосновений. Алек прошептал:
– Самое высшее удовольствие – это когда ваше сердце начинает биться так сильно, что кажется, вот-вот разорвется от переполняющих его чувств. И поверьте, это нечто большее, чем поцелуй.
– Большее, чем поцелуй? Боже мой! – слабым голосом произнесла она.
Под очками взгляд ее казался рассеянным, дыхание стало частым и прерывистым.
Алек провел пальцами по ее щеке прямо под ободками стекол очков.
– Как видите, вишневое желе нельзя даже сравнивать с этими ощущениями.
Джулия закрыла глаза и, затрепетав, наклонилась ближе к нему. Через расстегнутую сорочку виконт почувствовал, как ее грудь коснулась его груди, и стиснул зубы. Дело зашло слишком далеко; и хотя он знал это, но ничего не мог с собой поделать. С таким же успехом он мог попытаться остановить солнце в небе.
Джулия ухватилась за стойку перил обеими руками, ее ридикюль бессильно повис между ними.
– Вы... вы еще можете сейчас все остановить.
Хриплость дрожащего голоса, свидетельствующая о ее неутоленном желании, заставила его придвинуться к ней еще ближе.
– Нет, уже не могу, – ответил он, снимая с нее очки. Она не протестовала. Ее глаза с безмолвной мольбой смотрели на него.
– Джулия, позвольте мне показать, какой восхитительной, какой всеобъемлющей может быть страсть. Прошу вас. – Его голос перешел в шепот. – Пойдемте в мою комнату.
Чуть приоткрыв глаза, она шепнула:
– Я...
– Прошу меня простить, ваше сиятельство, – внезапно раздался позади них скрипучий голос Джонстона.
Мгновенно покраснев, Джулия прижала к себе ридикюль, прикрывшись им, как щитом.
Алек стиснул зубы. Все его тело ныло от неутоленной страсти. Он бросил свирепый взгляд на Джонстона:
– Что еще?
Конюх смущенно взглянул на потолок, и уши его подозрительно покраснели.
– Барроуз сказал, что вы велели подать карету.
Джулия молча смотрела на Алека. Глаза ее были невероятного зеленого цвета, бархатные черные расширившиеся зрачки свидетельствовали о страстном желании. Она без слов умоляла его о том, о чем не имела представления, но он, почувствовав угрызения совести, вдруг нахмурился. Что он делает? Поцелуи – одно, а обольщение – совсем другое!
Он повернулся к Джонстону. Чувство вины уменьшило его страсть, оставив только ноющую боль.
– Запрягайте лошадей, я сейчас переоденусь.
Конюх, поклонившись, вышел, и тут у Алека неожиданно заныл желудок. Пожалуй, он с радостью отказался бы сегодня от завтрака.
Сверху раздался чей-то крик, и Джулия с чувством облегчения перевела взгляд на лестничную площадку.
– Нужно еще помочь миссис Уинстон! – Прежде чем Алек успел ее удержать, она быстро проскочила мимо него, словно за ней гналась стая собак.
Алек не раздумывая бросился за ней, но его тут же остановил любопытный взгляд миссис Уинстон, чье круглое лицо виднелось за перилами верхней площадки лестницы.
Остановившись, он нахмурился. Похоже, его слуги состоят в заговоре, оберегая от него Джулию. Это показалось ему забавным. Он был уверен в их абсолютной преданности, но от столь странной мысли оказалось не так-то легко отделаться.
Виконт с досадой смотрел, как его жена поднимается вверх по ступенькам; мокрые юбки на каждом шагу прилипали к се длинным изящным ногам. Чувствуя себя самым несчастным человеком на земле, он оставался на месте, пока она не миновала лестничную площадку и не прошла в свою комнату, тихо прикрыв за собой дверь.
Глубоко вздохнув, Алек прислонился к перилам. Буквально ворвавшись в его жизнь, Джулия заставила его вести монашеский образ жизни, а потом прямо у него на глазах превратилась в настоящую сирену. Он не привык к тому, чтобы женщины отказывали ему, и уж тем более не был склонен к самокритике.
И вот теперь перед ним стояла чрезвычайно сложная дилемма: жена относилась к его ласкам, словно к порочной слабости, а он дал слово чести не заходить дальше поцелуев.
Если бы он полностью владел своими чувствами, то, разумеется, тут же прекратил бы требовать от нее ежедневных поцелуев, которые превратились для него в мучительную пытку.
Алек взглянул на ступеньки, по которым она только что прошла. Нет, он не отступится от своего права на поцелуй. По крайней мере не сейчас.