Глава 7

Соседский мальчишка залился смехом, а я так и осталась стоять с разинутым ртом, слишком пораженная, чтобы пошевелиться. Я смотрела на закрытую дверь – на голые доски под облупившейся краской, на не совсем ровно прибитый номер дома. Изнутри доносился запах забившейся канализации. К горлу подкатила тошнота, я сжала зубы, прикусив при этом язык. Во рту возник привкус крови и унижения. Я неделями представляла этот день – нашу первую встречу. И никак не ожидала присутствия маленького сорванца, приплясывающего в стороне и выкрикивающего: «Неудачница!» Никогда я не чувствовала себя такой маленькой и жалкой.

Ощущая, как пылают мои щеки, я порылась в сумочке и достала смятый клочок бумаги с адресом. Все верно – это тот самый дом. Как теперь поступить? Дверь снова скрипнула. На этот раз на пороге показался темноволосый краснощекий мужчина.

– Дженна? – Он протянул мне руку. Его ладонь была теплой и влажной. – Простите за Аманду. Я подумал, что, если отправлю ее открыть вам дверь, ей будет легче держать себя в руках. Перед встречей с вами она очень нервничала, но ваши волосы вызвали у нее настоящее потрясение. Понимаете?

Я коснулась ладонью затылка. Я понятия не имела, что он имеет в виду, и уже собиралась спросить, как он снова заговорил:

– Я Том, но вы об этом уже догадались. Входите, пожалуйста.

Сердце у меня колотилось о ребра, словно узнав его голос. Я переступила порог. К глазам ни с того ни с сего подступили горячие слезы, но я сдержалась и не расплакалась.

– Чувствуйте себя как дома.

В середине ковра я заметила полосу, которая была темнее, утоптаннее и засаленнее, чем все остальное, – результат многолетнего хождения по этому месту. Двигаясь по коридору, я вдруг осознала, что иду по стопам своего донора. Наступаю на пол там же, где она. Меня поразила немыслимость происходящего.

В гостиной было душно. Сквозь стекла окон пробивалось солнце, тянуло запахами с кухни. Аманда утопала в кресле с цветочной обивкой.

– Простите меня, Дженна. – Она не могла на меня смотреть, а Том, наоборот, не сводил взгляда с моего лица.

– Хотите чаю? Я могу заварить, – предложил он.

– С удовольствием. – В этой духоте я предпочла бы стакан воды, но понимала, что ритуал кипячения воды и заварки чая сделает происходящее более обыденным, чем-то в порядке вещей. Том направился к двери в дальнем конце гостиной. Я же ухватилась за свой шарф и оттянула его от шеи, чтобы было легче дышать, но все же не сняла, будто закрывающая шрам ткань могла скрыть причину моего появления в этом доме. Вот уж глупость. Ведь эти люди ни о чем не забыли.

Я пожалела, что не принесла никакого подарка – ни шоколада, ни цветов – ничего такого, что помогло бы растопить лед. Конечно, я думала об этом. Но мне не хотелось показаться неделикатной. Тот подарок, который они сделали мне, не мог сравниться ни с чем на свете. Но, придя к ним с пустыми руками, я почувствовала себя невежей. Я кашлянула. Аманда подскочила, словно забыла о моем присутствии.

– Том скоро вернется. Располагайтесь удобнее. – Она говорила так тихо, что я боялась пошевелиться, чтобы не пропустить ни слова.

– Спасибо. – Я поставила сумочку на пол и огляделась. Обои с изображением цветов магнолии потемнели от старости. Стоящий в углу телевизор с плоским экраном был покрыт толстым слоем пыли. Под окном виднелась большая китайская ваза. Заляпанный пятнами стеклянный журнальный столик опирался золотистыми ножками на выцветший коврик с желтовато-зеленым узором. Мебель оказалась солидной. Дорогой. Не такой, какую можно было ожидать увидеть, глядя на фасад дома. На стенах висело несколько написанных маслом небольших картин.

– Какая прелесть! – Я подошла к одной из них, чтобы рассмотреть получше. Две девочки, держась за руки, стояли у кромки океана в набегающих волнах, переливающихся в лучах маслянисто-желтого солнца. Брызги воды навсегда застыли на их смеющихся лицах. – Очень хороши. Они все кисти одного художника? – Я перешла к следующей картине. Вверху была изображена чайка в полете, а внизу, на песке, к земле припала маленькая девочка и, глядя на птицу, загораживала пухлыми ручонками пакетик с чипсами.

– Это я рисовала, – ответила Аманда.

– Вы очень талантливы. Мне всегда хотелось рисовать, но в моей квартире так и не нашлось места для мольберта. Хотя я пытаюсь делать какие-то наброски. – Меня подмывало спросить, рисовала ли также и ее дочь, но я побоялась затронуть эту тему, чтобы не расстроить ее еще сильнее. – С вами не сравнюсь. – Мой голос прозвучал громче, чем я предполагала, прокатился по комнате и показался совершенно неестественным.

На полке над газовым камином в окружении фотографий стоял серебряный наградной кубок. Когда я подошла поближе к смотревшему на меня множеству лиц, сердце у меня екнуло. Неужели одна из запечатленных на снимке девушек – мой донор?

Мой взгляд остановился на викторианской рамке рядом с фотографией Тома с рыбой и удочкой. Я взяла ее в руки – рамка была тяжелее, чем казалась, и, чтобы удержать ее на весу, потребовалось усилие. В объектив, обнявшись, смотрели две девушки. У той, что стояла слева, была мальчишеская стрижка, и волосы окрашены в красный цвет. Я потянулась к своим волосам. Неудивительно, что Аманда испытала потрясение, когда открыла дверь и увидела меня.

– Это ваша дочь? – спросила я, не сомневаясь в ответе.

– Да. Калли.

– Калли. – Я покатала слово на языке. Как ты умерла, Калли? В комнате было жарко и душно, но кожа у меня на руках покрылась мурашками, и я не могла сдержать дрожь.

Загрузка...