Подарок (СИ)

1

По тенистому бульвару маленького зеленого городка медленным шагом, явно ни куда не спеша, двигался человек. Стороннему наблюдателю, если бы он обратил на прохожего свое внимание, тот показался бы совершенно обыкновенным пешеходом, немолодого уже возраста, который вышел ранним утром прогуляться, а заодно и подышать свежим, еще не сильно загазованным весенним воздухом. Одет прохожий был в светло-бежевый плащ, выглядевший вполне пристойно, из-под опущенного воротника которого украдкой выглядывал бережно завязанный узел галстука. Светлая рубашка, которая просматривалась под галстуком, если бы вы, опять-таки вдруг, обратили на нее свой взгляд, носила следы аккуратной глажки, и была свежей и чистой. Ботинки нашего прохожего хоть и не были вычищены до зеркального блеска, тем не менее, были заботливо протерты щеткой от пыли и грязи. Правда, вот только шнурок на одном из них предательски развязался. Сейчас он волочился по земле следом за своим хозяином, совершенно портя всю идиллию. Однако, забегая чуть-чуть вперед, я скажу по секрету, что именно этому развязавшемуся шнурку суждено сыграть очень важную роль в тех событиях, которые последуют дальше в нашем повествовании. Поэтому давайте не будем осуждать нашего слегка рассеянного персонажа, бредущего с отрешенным видом вдоль городского бульвара.

Наш герой пока еще не заметил того, что случилось с его ботинком. Глубоко задумавшись о чем-то своем, он просто мерно двигался в сторону, противоположную той, посреди которой располагался шумный, оживленный квартал небольшого города N.

Шляпы на человеке не было, так как наш герой совершенно не любил их носить, и зачесанные назад, наполовину седые, волосы иногда колыхались при слабом дуновении весеннего ветерка.

Как я уже упоминал, кому угодно на улице наш прохожий мог показаться совершенно обычным человеком, который просто вышел прогуляться. Однако, тут надо сказать, что это человек все же не был вполне обычным. От простого, среднестатистического горожанина его отличали несколько необычных свойств, и мы сразу же остановимся на них.

Первым из особенных качеств нашего героя было то, что он был местным университетским профессором. Кому-то из вас вполне справедливо может показаться, что сам по себе этот факт является мало чем примечательным, однако здесь необходимо учесть, что в местном университете, единственном в этом городе, настоящих профессоров, не считая доцентов и лаборантов, было всего двое.

Вторым из необычных свойств задумчивого прохожего было то, что он был крайне честным и порядочным человеком. Здесь вы снова можете возразить автору, сказав, что такие качества среди людей является далеко не редкостью. И здесь я, пожалуй, соглашусь с вами. Однако, при всем при этом, прошу учесть один немаловажный факт: очень часто человек считается добродетельным только лишь потому, что жизнь ни разу не испытывала его, или проверяла его не настолько хорошо, чтобы за внешними проявлениями этих самых «человеческих качеств» можно было бы разглядеть ту личность, которая НА САМОМ ДЕЛЕ скрывается под внешней оболочкой данного конкретного человека.

Поверьте, у нашего героя имелись причины, по которым тот запросто мог начать смотреть на всех окружающих свысока, однако он так не поступал. И читатель, возможно, более глубоко оценит вышеописанные свойства нашего героя, когда я поведаю еще об одной особенности этого человека.

Третьим необычным свойством задумчивого прохожего в светлом плаще было то, что он был гениальным изобретателем.

То, что ему удалось открыть, а затем на основе своего открытия изготовить в обычной университетской лаборатории, не входило в рамки ни одной научной теории. Всему миру еще только предстояло искренне изумиться тем, что именно предвещало собой открытие нашего уважаемого учкного…

Однако стоп! Давайте пока не будем забегать вперед тех невероятных событий, которые последуют за обыкновенной утренней прогулкой нашего дорогого профессора по весеннему городскому бульвару. Мы не станем ему сейчас мешать, пусть он неспешно идет своей дорогой. А мы позволим себе вернуться к нему чуть-чуть позже…

Итак, для начала давайте немного окунемся в атмосферу Технологического университета местного города N.

Номером «один» в этом учебном заведении можно было смело назвать профессора Игоря Станиславовича Голованова — светилу ортодоксальной науки. Буквально образец для подражания в глазах местных студентов, этот ученый муж и в самом деле был невероятно грамотным и образованным человеком. Окончив в свое время МГУ, а затем будучи приглашенным, там же на кафедру физики, Голованов, за первые десять лет работы, написал несколько книг, в которых было невероятно много полезного. Однако, будь мы с вами физиками, то заметили бы, что в тех книгах было весьма мало чего нового. Кроме перетасовки выдвинутых кем-то когда-то идей, а также научных обоснований, подкрепленных сложными и заковыристыми формулами, мы обнаружили бы там разве что кучу ссылок на различные источники, откуда черпал свои идеи автор.

Когда профессору Голованову предложили место в местном университете города N, он далеко не сразу согласился отправиться туда с насиженного места, однако, когда ставку жалования удвоили и выделили огромную квартиру за счет министерства, профессор вместе с семьей любезно принял поначалу не очень-то удовлетворяющее его предложение.

Профессора Голованова любили студенты. Так как он был еще вполне молод (порядка сорока пяти лет), молодые практикантки души в нем не чаяли. Никогда не отказывая аудитории в дополнительных объяснениях по любому из вопросов, он любил (не без важности, конечно) снисходительно растолковать кому бы то ни было, те или иные постулаты физики. И надо отдать ему должное, в этой области ему было известно практически все.

Одним из примечательных свойств профессора Голованова было то, что когда тема разговора касалась Эйнштейна, тот словно бы преобразовывался. Глаза профессора в эти моменты начинали светиться небывалым блеском, а речь начинала приобретать оттенок нескрываемого восторга. Он мог бесконечно долго говорить о великом ученом вместе со своими студентами, подробно описывая его открытия и превознося заслуги. В такие минуты со стороны могло показаться, что профессор даже немного завидует Эйнштейну — тому, кто в свое время обосновал свою знаменитую теорию относительности.

А вот Теслу Голованов не любил, называя того прохвостом и лжеученым. Все труды и опыты сербского ученого профессор высмеивал, называя их надувательством чистой воды. Такого, что Тесла, якобы вытворял и строил, вообще не существовало, так как в принципе не могло существовать никогда.

Далее, обычно монолог профессора Голованова скатывался к фундаментальным законам физики, и, в конце концов, он переходил к таким сложным формулам, что студентам ничего не оставалось, как молча слушать с открытыми ртами, просто веря на слово своему авторитетному и уважаемому преподавателю.

Было лишь несколько студентов, которые не верили авторитету профессора Голованова. Нельзя сказать, что эти молодые бунтари отрицали Эйнштейна вместе с его великими открытиями. Просто то, как преподносил его идеи в своих речах их преподаватель, им совершенно не нравилось. У тех молодых людей, в отличие от большинства студентов, всегда имелось в кармане собственное мнение по каждому из научных вопросов. Они предпочитали смотреть на мир вещей нестандартно, чем и заслужили свою немилость у ортодоксального ученого — профессора Голованова. Однако для борьбы с ними тот знал отличное средство. Там, где не являлось возможным что-либо прямо доказать во время факультативных занятий, используя риторику и непреложные факты, профессор прибегал к весьма нечестным приемам, так как в его власти всегда находились зачетные книжки этих «нерадивых» учеников.

Жизнь профессора была настолько же безоблачной, как и, превозносимые им, незыблемые законы мироздания. Вся вселенная была разложена по полочкам, в которой было всего-то несколько пустующих ниш, которые человеческой науке предстояло заполнить недостающими пока элементами в самом ближайшем будущем. В том, что это произойдет в течение каких-нибудь двадцати-тридцати лет, профессор Голованов совершенно не сомневался, так как весь мир вещей лежал перед ним, словно горсть конфет на ладони.

Однако было одно маленькое обстоятельство, которое все-таки омрачало жизнь местного любимца студенческой аудитории Технологического университета в маленьком городе N. Кое-что вызывало в уме профессора Голованова очень маленькую, скорее даже, совершенно ничтожную, тревогу. И этой ее причиной являлся постоянный оппонент профессора Голованова — известный уже нашему читателю, старина профессор Светлов.

В глазах профессора Голованова, его коллега был лишь крошечным облачком на горизонте ясного и чистого неба науки, которое почему-то никак не хотело исчезать и стираться из поля его зрения, подобно лишнему мазку на холсте художника, который по чистой случайности задел кистью свое, уже полностью законченное, великое полотно. Этот яркий мазок был совсем некстати на фоне такого чистого голубого неба холста, и нужно было всего лишь протянуть руку за куском ветоши, чтобы просто стереть его, вернув гармонию мира на круги своя…

Однако, похоже, что у самого художника были свои планы на этот счет, и он не спешил ничего менять в своей картине. Судя по всему, ему нравился тот случайный мазок на холсте, и сам мастер, казалось, сам не ожидал того эффекта, который вызвало случайное движение его руки, держащей кисть. Однородность синего неба с белыми облаками на полотне теперь нарушалась ярким оранжевым пятном, которое на первый взгляд отнюдь не вносило гармонии в классический пейзаж.

Затем художник немного подумал, и дополнил свой мазок, придав всему небу несколько фантастический вид. Теперь где-то в середине холста, появился яркий солнечный отблеск, который словно изнутри пытался разорвать белую пелену облаков. Автору теперь казалось, что своим случайным мазком он полностью изменил весь пейзаж, наделив пространство своего произведения новым смыслом. Что-то совершенно новое пришло в этот мир стандартов и обыденности, наполнив его теперь своим невообразимым, радужным светом…

Светлов был полной противоположностью Голованова. Вечно замкнутый и неразговорчивый, он плохо шел на контакт, предпочитая преподавательским посиделкам в «кафешках» и на корпоративных вечеринках, работу в своей лаборатории. В научных разговорах, если такие, вдруг, происходили в присутствии обоих профессоров, Светлов очень осторожно подходил к вопросам, что возможно, а чего нет в физике, или во всей науке вообще. Если он и проигрывал оппоненту в риторике, то никогда не обижался и не старался с пеной у рта доказывать свою правоту, предпочитая спорам просто сидеть и молча слушать.

Что касалось работы со студентами, то, так же, как и профессор Голованов, профессор Светлов старался работать, полностью отдавая им себя без остатка. И пускай широкая молодежная аудитория не благоволила к нему, однако именно среди тех самых студентов, которых заваливал на экзаменах Голованов, у профессора Светлова и нашлись настоящие друзья, ставшие впоследствии незаменимыми помощниками в его научных исследованиях.

Профессор Светлов работал в университете с самой своей молодости и теперь неуклонно приближался к возрасту, когда пора было уходить на заслуженный отдых.

Это обстоятельство, безусловно положит конец их противостоянию на научной основе, рассуждал его коллега, профессор Голованов, и был конечно же рад этому. Он довольно долго жил, теша себя той мыслю, что нет человека — нет и мнения. Вот уйдет на пенсию старый профессор Светлов, и министерство направит в их университет молодого и более «продвинутого» преподавателя. Может даже он, Голованов, останется один из всей профессуры на целый ВУЗ, а здешние доценты, и, тем более, лаборанты, для его мнения были не в счет.

«А пока, уважаемый профессор Светлов, работайте последний год-другой в своей лаборатории, запудривайте студентам мозги «альтернативной энергетикой» и всякого рода чушью, вскоре вас здесь не будет, и вот тогда…»

«Хм, Странно, но все-таки, что у него творится там в лаборатории? Над чем это трудится, вот уже долгие годы, наш старина Светлов?» — часто спрашивал себя профессор Голованов, и время от времени беспокойные мысли, возникающие по этому вопросу, снова не давали ему покоя.

Однако, как ни старался он разузнать о работах, ведущихся на враждебной ему территории, это ему никак не удавалось. Профессор Светлов рьяно охранял вверенную ему лабораторию, не пуская туда даже уборщицу. Время от времени в университете, конечно же, происходили плановые комиссии, но, даже благодаря им, удавалось выяснить весьма немного. Работы Светлова всегда проходили аккуратно, согласно имевшегося графика, и все отчеты о проделанной им работе и экспериментах профессор сдавал вовремя.

Любопытство профессора Голованова постепенно стало утихать, и он даже перестал предпринимать попытки что-либо разузнать о тайной деятельности своего коллеги, когда грянул гром среди ясного неба. То, что случилось в тот день, заставило сильно взволноваться не только его самого, но и, очень скоро, весь научный мир в целом.

Однако давайте выясним все по порядку о тех невероятных обстоятельствах. Итак, это случилось в один из понедельников…

Не зря говорят, что первый день трудовой недели — самый тяжелый. Голова профессора Голованова болела сегодня сильнее обычного, и тому были веские причины.

Как правило, со временем у человека происходит привыкание к употреблению алкоголя: количество спиртного принятого за один раз постепенно увеличивается, голова не так болит по утрам, а тошнота и вовсе исчезает после регулярных «вливаний» лет эдак через пять. Но, тем не менее, профессор Голованов не умел пить водку. Невзирая на довольно частые праздники в большой семье, где только со стороны жены было с десяток сестер-братьев-дядей-тетей (не говоря уже про родню со своей стороны), «уничтожение» спиртных напитков давалось профессору с невероятным трудом. Каждый раз, собираясь с утра на работу после чьего-нибудь Дня рождения, профессор Голованов, поскуливая в своей постели, слезно просил свою жену сделать ему какой-нибудь «компрессик на лобик». Затем он все-таки вставал, и, обычно не завтракая (так как это было чревато обратимостью процесса), с бледным лицом, и бешено колотящимся сердцем, спешил, как мог, на работу. Профессор был наделен лишним весом (впрочем, так же, как и большинство членов его многочисленной семьи), и даже его дети, любители мороженого и жареных цыплят, были эдакими «пухленькими ангелочками», как называла их не менее пухленькая бабушка — теща профессора, Татьяна Михайловна.

И вот так, в один из самых обычных понедельников, профессор Голованов отправился в свой, ставший уже родным, университет. Дом его находился всего лишь на расстоянии одного квартала от места работы, и наш дорогой профессор никогда не пользовался транспортом. С великой радостью он осознавал, что ему не приходится толкаться в городских пробках, как это случалось с ним раньше, когда он учился и работал, проживая в Москве.

Ко всему прочему, пешком ходить было полезно. Один квартал, это целых четыреста метров с хвостиком, а если учесть еще и подъем на третий этаж до своего кабинета, так это вообще был целый поход.

Профессор Голованов очень гордился собой, и порой, во всевозможных кампаниях, держа рюмку в руке, в свете застольной беседы, обязательно старался подчеркнуть свою приверженность к пешим прогулкам, да и вообще к здоровому образу жизни.

И сегодня, в понедельник, проходя мимом промтоварного магазина, Профессор почему-то остановился, и посмотрел в витрину. Надо полагать причиной такого поступка было его желание увидеть там то, что хотя бы отчасти, могло отразится в большом стекле. Здесь, на улице, утреннее солнце падало под таким углом, что отражения в витрине магазина были довольно неплохо видны, и профессор Голованов стал всматриваться в детали.

Что ж, лицо его было слегка помято, но выглядело вполне терпимо, капельки пота выступили у него на лбу и сейчас блестели, отражаясь даже при слабом свете такого импровизированного зеркала.

«Вполне сойдет. Опухлость ведь пройдет к обеду, надо надеяться» — подумал Голованов и отражение слабо кивнуло ему головой, словно бы соглашаясь с ним. Затем он вытащил из кармана чистый и идеально выглаженный носовой платок и вытер выступивший пот вначале со лба, а потом и со всего лица.

И вот, в тот самый момент, когда он прятал в нагрудный карман влажный платок, его правый глаз уловил какое-то движение на асфальте. Профессор повернул голову и увидел тощего кота, который вяло переходил тротуар, вальяжно направляясь от дома к газону. Совсем ненадолго тот остановился, и как-то, почти осуждающе, посмотрел на, так и замершего с платком в руке, человека. Проделав свой путь до конца, зверь скрылся в зарослях боярышника, растущего вдоль всего газона.

Все это заняло каких-то секунд пять, но что особенно поразило профессора, так это раскраска кота. Сам он был вроде бы черным, но когда кот на секунду повернул свою усатую морду к человеку, стало видно, что половина физиономии зверя окрашена в белый цвет. Еще одной особенностью было то, что глаз на черной стороне морды кота был обведен белым ободком, в то время как глаз на белой стороне носил черную окантовку.

Профессор ни в коем случае не был суеверным человеком, поэтому, двигаясь через «опасный» участок тротуара, он не плюнул трижды через левое плечо, и, тем более, не стал обходить это место по сложной и длинной траектории. Тем не менее, раскраска кота почему-то заинтересовала ученого. Он никак не мог вспомнить, что она ему напоминала.

«Какой-то знакомый символ с востока» — наморщил лоб профессор, силясь вспомнить его происхождение — Кажется из японской или буддийской мифологии. В студенчестве я, кажется, что-то читал на эту тему. Мне еще давала книжку по этой тематике та девушка-неформалка. Кажется ее звали Маша. Да-да, точно, я еще все время старался затащить ее в постель, но она почему-то всегда надо мной смеялась. Эх, были времена…»

Таким вот образом, идя мимо городских витрин, пытаясь при этом вспомнить особенности символики востока, и смешивая это занятие с воспоминаниями о своей бурной студенческой молодости, профессор Голованов незаметно подошел к дверям университета.

— Товарищ профессор, господин Голованов! — вахтерша встал из-за своего стола, и почти вприпрыжку побежала вслед за вошедшим преподавателем. Заботливо тронув того по плечу, женщина протянула профессору ключи. — Не забывайте, а то как вы в кабинет-то попадете.

— А…да, благодарю, Алексеевна — рассеянно ответил тот ей.

Затем профессор забрал из рук вахтерши ключи, автоматически сделав комплимент по поводу ее цветущего вида, после чего жизнерадостная вахтерша, вгоняемая в краску благодаря словам душки-профессора, расцвела в улыбке.

— Там сегодня с самого утра столько народу! Вас все ждут, наверное! — крикнула она уже вслед удаляющемуся по коридору Голованову.

«Много народу?» — подумал профессор про себя — «Странно, с чего бы это вдруг, да еще и с самого утра?» — тяжело дыша при подъеме на необычайно длинную сегодня лестницу, думал профессор.

Обогнув по ходу своего пути выступающий от угла стенд с портретами светил науки сегодняшних и прошедших времен, профессор Голованов, наконец, подошел к двери своего кабинета.

«Кажется вовремя», — мысленно радуясь, подумал он — «до начала занятий еще есть время. Успею отдышаться, привести в порядок кое-какие бумаги и хлебнуть минералки из холодильника».

Профессор долго ковырялся в замочной скважине, желая поскорее проскользнуть в дверь кабинета. И с трудом та, наконец, открылась ключом, который все время норовил выскользнуть из непослушных рук преподавателя. Профессор Голованов уже сделал первый шаг навстречу своей маленькой мечте, как внезапно, из соседнего коридора послышался вначале какой-то непонятный шум, а затем загромыхали чьи-то торопливые шаги. Еще мгновение, и из-за угла показалась фигура, в которой профессор Голованов узнал своего коллегу, доцента Зацепина.

Увидев в дверях своего уважаемого сотрудника, готового вот-вот скрыться в спасительном пространстве помещения, доцент Зацепин с вытянутыми руками бросился к профессору Голованову.

— Профессор, подождите! — почти закричал он — Поднимайтесь срочно в лабораторное крыло. Мы вас еще с самого утра хотели найти. Там все преподаватели во главе с ректором. Наш профессор Светлов кажется сошел с ума… Еще и комиссия из министерства…

С этими словами доцент буквально вцепился в рукав своего коллеги, увлекая того за собой. Сопротивляться было бесполезно, и наш профессор, мысленно распрощавшись с мечтами о спасительном кресле в своем уютном кабинете, и холодной минералке, обреченно поплелся вслед за доцентом. Быстрая и бессвязная речь тащившего его по коридору сотрудника, совершенно сбила с току и без того пока еще туго соображавшего Голованова.

— Постойте-постойте, о чем вообще речь? — тот попытался отобрать назад свою собственную руку — Вы можете внятно объяснить, Александр Анатольевич — упирался на лестнице измученный профессор, не в силах больше подняться ни на одну ступеньку.

— Я же вам говорю, это все из-за Светлова! Он заранее вызвал ученых на демонстрацию своего какого-то чертова изобретения. Мы сами только утром узнали. Он, видимо, хотел, чтобы присутствовали все сразу — и коллеги по университету, и люди из министерства. Стоит там у него, понимаете ли, какая-то установка на столе, и крутится! Говорит, что она у него уже год как работает.

— Ну крутится и крутится — несколько облегченно пробормотал профессор Голованов, внутренне радуясь, что комиссия из министерства приехала не по поводу очередного финансового отчета — Чего панику-то поднимать! Чем-то ведь наш уважаемый профессор Светлов занимался все эти годы в своей лаборатории — отмахнулся от собеседника Голованов. Последнюю фразу он произнес с великим трудом и как бы по частям, из-за того, что ему постоянно приходилось делать перерывы между приступами одышки.

Взобравшись, наконец, на следующий этаж, двое сотрудников отправились дальше по коридору, и в этот момент какая-то страшная, крамольная мысль на долю секунды прокралась в мозг профессора. Мысль была настолько предательской и чуждой разуму этого ученого мужа, что поначалу была мгновенно вытеснена стоящими на страже, стойкими, как гвардейцы, академическими знаниями Голованова. Однако сам профессор уже встрепенулся и теперь лихорадочно рассуждал:

«Лаборатория, и годы работы. Но над чем? И что там, нафиг, у профессора Светлова может вертеться целый год…? ГОД???»

— Постойте-постойте, Александр Анат… Вы сказали — год?

…Сейчас позиции гвардейцев в голове профессора уже трещали под натиском огромного чудища. Оно, такое огромное и кровожадное, своими щупальцами продиралось сквозь бескрайние ряды защитников, готовое раскидать их всех, а затем поглотить мозг ученого, внезапно забившийся в приступе внезапно подступившей истерики.

«Нет, но ведь это самое колесо не крутится само по себе..?» — лихорадочно пытался рассуждать профессор.

…Новые ряды гвардейцев, наконец, с криками ура, подкатив тяжелую артиллерию, отогнали проклятого монстра. Чудовище уже куда-то скрылось, однако воинственно настроенные полки все равно были наготове, так как профессор знал, что проклятая мысль не исчезла, а только спряталась за камень и затаилась…

Возле лаборатории уже толпились пришедшие раньше всех студенты. Толпа постепенно нарастала, пополняя свои ряды вновь приходящими людьми. Увидев своего любимого преподавателя, молодая публика примолкла и почтенно расступилась пропуская вперед уважаемого всеми профессора. Следом за ним протиснулся и доцент Зацепин, который так и не выпустил рукава своего коллеги из своей мертвой хватки.

Войдя в узкую дверь лаборатории, Голованов первым делом обнаружил, что на появление его персоны, абсолютно никто из находящихся внутри лаборатории людей, не обратил ни малейшего внимания. В относительно небольшом помещении находилось несколько человек, часть из которых профессор имел честь лицезреть и раньше, когда те являлись в их ВУЗ в составе каких-нибудь проверок или комиссий. Время от времени эти люди приезжали из управления образования, и профессор более менее знал их. Здесь же еще было с десяток преподавателей из их университета. Однако находились в лаборатории и те, кого профессор видел впервые. Пройдя далее вперед, минуя спины ученых мужей различного ранга, Голованов наконец разглядел то, что так приковало внимание всех тех, кто тут в данный момент присутствовал:

В самом конце лаборатории, у самого окна, располагался стол, около которого возвышалась фигура профессора Светлова. Чуть в стороне от ученого, словно охрана, находилось двое его учеников. Все трое были повернуты лицами по направлению к собравшимся, и сейчас профессор Светлов что-то воодушевленно рассказывал, одновременно указывая рукой на хитрый прибор, укрепленный тут же, на столе. Устройство, в свою очередь, представляло из себя какое-то колесо на станине с присоединенными к ней какими-то индуктивными катушками. Непосредственно само колесо совершенно бесшумно вращалось со скоростью (как на глаз определил профессор Голованов), примерно две-три тысячи оборотов в минуту.

Кт-то из собравшихся, наконец, заметил вошедшего коллегу, и попытался тихо поздороваться с ним. Все вдруг повернули головы, и профессор Светлов замолчал. В воздухе лаборатории повисла неловкая пауза.

— Коллеги-коллеги — тут же нашелся доцент Зацепин, привлекая всеобщее внимание — предлагаю все по порядку и с начала. Профессор Светлов, — обратился он к ученому у стола — только что к нам присоединился, так сказать, ваш брат по оружию — профессор Голованов. Он не в курсе вопроса, так как вчера…

Александр Анатольевич Зацепин внезапно замолк. Он хотел как-то выкрутиться из той сложной ситуации, в которую только что сам себя загнал. Но не мог. Конечно, он знал, что вчера у Головановых праздновали день рождения младшей дочки профессора, ведь он и сам был приглашен с женой, и тоже изрядно выпил, однако публично выдавать причину бледности своего коллеги вовсе не входило в его планы. И тому была одна веская причина: профессор Голованов месяц назад пообещал похлопотать за него, Александра Анатольевича, в управлении образования, чтобы доценту вне очереди выделили государственную квартирку в университетском городке. Зацепин долго подбирался к этому вопросу, и когда, казалось, все было отлично улажено, одно единственное словцо могло полностью обрушить его планы по предстоящему расширению жилплощади.

Стоя с открытым ртом около профессора Голованова, доцент Зацепин выглядел весьма жалко. Словно побитая собака, виляющая хвостом у ног хозяина, он заискивающе смотрел в рот профессору Голованову, не в силах больше вымолвить ни слова.

Ситуацию спас выступавший.

— Хорошо, если вы позволите, — спокойно произнес профессор Светлов, обращаясь к собравшимся — я могу описать свое изобретение вкратце, и начну с самого начала.

— Итак, собранная мной и моими учениками установка способна вырабатывать обычную электрическую энергию. Научный интерес в данном случае представляет тот источник энергии, что заставляет двигаться колесо ротора, которое, собственно, и подает вращение на генератор…

…Гвардия, охраняющая подступу к мозгу профессора Голованова, снова пришла в боевое движение. Страшный монстр, сильно увеличившись в размерах, выполз из-за камней и медленно, словно уверенный в своем превосходстве, стал надвигаться на хорошо охраняемую, почти неприступной крепость. Полки ощетинились грозным оружием, тяжелая артиллерия стала готовиться к первому залпу…

Тем временем, профессор Светлов продолжал:

— Началось все с теории, и изучения исторических фактов. Еще древние индусы, китайцы и представители коренного населения Америки знали, что вся вселенная пронизана чистой, бескрайней энергией. Они умели пользоваться ею, создавая удивительные летающие устройства, а также строя сооружения и целые города из огромных каменных блоков, поражающие точностью подгонки сторон. При этом они почти не пользовались металлами и жили в полной гармони с природой, не ведая к тому же, что такое голод и утилизация отходов.

— Наука сегодняшнего дня отчасти подтверждает то, что все вокруг нас — энергия, имея при этом в виду энергию атомов. Однако мне удалось вначале теоретически обосновать, а затем изготовить устройство, которое использует энергию, стоящую за пределами привычных нам атомов. Я веду речь о более тонкого плана энергии…

…Монстр, растопыривая свои щупальца, переливался всеми цветами радуги. Он рос прямо на глазах и уверенно подползал к первой оборонной линии крепости. «Еще, еще пусть подойдет поближе» — командиры неровными голосами отдавали приказы впавшим было в панику солдатам. Однако, если не дать сейчас залпа, то первые укрепления будут смяты под весом этого чудовища. «Товсь! — прозвучал зычный голос бравого командира. — Пли…!!!»

— Постойте-ка, коллега, — прервал вдохновенную речь профессора Светлова его многоуважаемый коллега, профессор Голованов — скажите нам лучше, где вы так искусно спрятали аккумуляторную батарею, которая исподтишка крутит ваше колесо?

Среди ученых пробежал легкий хохоток и все повернули головы в сторону произнесшего эту фразу человеку. Тот, в свою очередь, демонстративно вынул из нагрудного кармана платок, и высморкался.

Сейчас цвет лица профессора Голованова стал уже потихоньку приобретать розовый оттенок, мозг же его внезапно включился, увидев для себя прекрасную возможность потренироваться в научной риторике.

Практически все присутствующие в лаборатории одобрительно загудели, скептически поглядывая на подозрительную «чудо-машину»…

…Первые выстрелы из пушек прогремели настолько мощно и слаженно, что монстр остановился. Он был оглушен, и, как показалось гвардейцам, готов был снова отползти за свой камень. Уверенности оборонявшимся бойцам придавало громогласное «ура», несущееся со всех сторон. Войска уже готовились перейти в наступление, однако монстр, похоже, не хотел сдаваться…

— Дорогой Игорь Станиславович, мне вовсе не хотелось бы вас огорчать — спокойно начал отвечать на колкий выпад своего, вдруг откуда ни возьмись «нарисовавшегося» оппонента, профессор Светлов — но все дело в том, что это самое устройство вращается прямо здесь, на этом самом месте, уже целый год. Смею вас уверить, что никакой батареи, а также какого-либо другого стандартного источника питания, здесь нет. Питающая устройство энергия, как я уже упомянул, напрямую поступает сюда из того пространства, которое нас окружает. Согласно собственным продолжительным исследованиям, мне удалось выявить условия взаимодействия этой энергии с внешним миром, а затем и сконструировать принимающее устройство с последующей трансформацией ее в поступательно-вращательное движение. Далее мы просто подключаем генератор, и вот — уже мини-электростанция в наших руках. Следующим этапом, над которым я сейчас работаю вместе со своими помощниками, является поиск способа уменьшить конструкцию, чтобы…

— Профессор Светлов! Смею заявить, что вы — отъявленный мошенник — не унимался профессор Голованов — Мало того, что все эти годы вы впустую занимали место в университетской лаборатории, но и еще пытаетесь доказать всем нам — прфессор Голованов театрально обвел рукой вокруг, как бы охватывая тем самым всех присутствующих здесь людей — что ваш чудо-генератор запитан не через провода, искусно спрятанные где-нибудь под крышкой стола, а крутится с помощью какой-то сказочной энергии. Что за бред вы несете! Честное слово, коллеги, мне кто-нибудь может объяснить толком, что за клоунада здесь происходит?

Собравшиеся снова загудели, но теперь было уже не совсем понятно: одобрительно или нет по отношению к словам профессора Голованова. Однако это все же как-то расшевелило аудиторию. Люди стали несмело подходить ближе, разглядывая со всех сторон странную машину профессора Светлова. Кто-то заглянул под стол, пытаясь найти подвох со скрытыми проводами в оправдание разоблачительного замечания профессора Голованова, другие осматривали устройство внешне. Однако, когда один из подошедших работников университета попытался остановить колесо, профессор Светлов попросил этого не делать.

— Сразу хочу предупредить Сергей Андреевич, — обратился он к своему коллеге, — чтобы вы не подходили очень близко к этому колесу и не пытались его остановить.

— Что, боитесь перегорит ваш генератор — сказал тот обиженно, и отстранился.

— Нет, дело не в этом. Просто вот так легко вам остановить колесо не удастся, но руку вы можете запросто потерять, потому что ее может случайно закрутит внутрь устройства. Обычно здесь стоит кожух, но сейчас я снял его, чтобы вся демонстрация шла наглядно. Однако, надо сказать, мы были готовы к такому повороту событий, и кое что придумали с моими учениками.

С этими словами профессор Светлов произвел какие-то манипуляции с нехитрым пультом, находившимся там же, на столе, рядом с крутящимся устройством. После этого колесо довольно быстро замедлило свой ход и теперь вращалось очень медленно, буквально пол-оборота в секунду. Надо сказать, при этом от всей конструкции не исходило ни единого звука, не считая слабого шума подшипников внутри генератора. Затем профессор Светлов сам взял толстую рабочую рукавицу, которую ему протянул один из его помощников, надел ее и осторожно ухватился за обод колеса. Внимание присутствующих буквально было приковано к его странным действиям. Все вдруг поняли, что шоу еще не закончено.

Рука в перчатке заскользила по ободу, и стало заметно, что профессор прилагает немалые усилия, пытаясь остановить вращение колеса своего механизма. Однако скорость его вращения при этом нисколько не уменьшалась, словно перед собравшимися было представлено не какое-нибудь хрупкое на вид устройство, а, как минимум, ротор мощного заводского станка, который приводился в движение через многоступенчатый редуктор.

Профессор снял рукавицу и только затем любезно одолжил ее тому самому коллеге, который минуту назад по неосторожности чуть не лишил себя руки. Тот с чрезмерной осторожностью, словно беря в руки дохлого хорька, взял ее, надел на свою ладонь, и тотчас попытался повторить то, что только что попытался проделать сам изобретатель. Снова перчатка предательски заскользила по ободу, лицо предпринявшего отчаянную попытку человека покраснело от напряжения, но скорость вращения всего механизма осталась прежней.

— Хм, а ведь, действительно вертится…

Человек, только что взявший на себя в атмосфере всеобщего замешательства слово, был одет в строгий черный костюм. Все головы сразу же повернулись к нему в ожидании услышать какое-нибудь разоблачительное авторитетное мнение. Однако в сказавшем эту фразу человеке было нечто такое, что подсказывало: ни представителем комитета образования, ни, тем более ученым, он не был. Возможно, он был приглашен из какого-то другого государственного ведомства ввиду возможности важного открытия, а может откуда-то еще.

— Да-да, вертится, причем с силой, которую никак нельзя соотнести по мощности с таким небольшим устройством! — стали вторить ему другие присутствующие

— Интересно, а быстрее оно может!?

— На основе чего, вы сказали, работает эта штука?

— Что за катушки вы использовали, профессор? — затараторили в многоголосье с разных сторон, находящиеся сейчас в лаборатории ученые и преподаватели университета. Все внимание тут же переключилось на изобретателя. — Профессор, как вам это удалось, каков же, все-таки основной принцип устройства…

Люди обступили чудо-машину со всех сторон. Всем в одночасье стало интересно, что из себя представляет устройство профессора Светлова. Изобретателя засыпали вопросами, на которые тот методично отвечал. Пока всем присутствующим понятным было лишь то, что здесь используется какая-то иная физика, о которой профессор упомянул лишь вскользь. Но народ все же требовал объяснений, и изобретатель старался, как мог.

…Чудовище, отступив на несколько шагов от передовых редутов линии обороны, замотало головой, словно стряхивая с себя налипших комаров. Затем оно, вдруг, вскинуло свои щупальца вверх, и с оглушительным ревом обрушилось на весь периметр укреплений, разбрасывая гвардейцев с их стальными клинками, ружьями и пушками, словно игрушечных котят. Мозг профессора Голованова, наблюдающий в щелочку из своей крепости за ходом боевых действий, и видящий, как рушатся одна за другой линии обороны, забился в истерике. Запертое в такой, как ему казалось еще недавно, мощной и неприступной крепости, сознание профессора почувствовало себя в этом каменном мешке, словно загнанным в ловушке. «Еще совсем немного», — успел подумать ученый — «и рухнут последние укрепления, а затем чудовище, которое уже выросло до невероятных размеров, обрушится на стены убежища, и тогда мне наступит конец…»

Профессор Голованов сидел на своем стуле, не в силах встать и подойти ко столу, на котором вращалось ненавистное ему колесо. Силы покинули его, на лбу появилась испарина, и сердце зашлось в неровном ритме. Он не в силах был подняться, чтобы сделать хотя бы один шаг.

К черту приличия, думал он в тот момент, к черту всю профессиональную этику. Вот только бы подняться и дойти, или хотя бы даже доползти до этого ненавистного неуча профессора Светлова… Профессора? Да какого, к черту, профессора! Вот только хватило бы сил в руках, чтобы вцепиться ему в глотку, а если откажут руки, то просто загрызть того зубами… Да как он посмел посягнуть на Великие Каноны Общепринятой Науки, благодаря которым ВСЁ давно известно и многократно описано. Какая, ко всем чертям, «иная физика»? Как смеет этот выскочка утверждать то, чего просто не может быть, так как такого не может существовать никогда…

И тут воспаленный мозг сдался…

— Профессор! Профессор Голованов — закричал вдруг чей-то встревоженный голос. — Что с вами. Да дайте же кто-нибудь человеку воды. Вызовите скорую!

Через миг всё в лаборатории пришло в движение. Люди засуетились: кто-то достал из своего кармана валидол, а кто-то мгновенно принес стакан с водой для профессора Голованова, который всего несколько секунд назад вдруг побледнел, и медленно сполз со стула на пол. В создавшейся суете все собравшиеся на какое-то время даже забыли об изобретателе с его устройством, которое в скором времени грозило перевернуть с ног на голову все законы физики. Все внимание находящихся в лаборатории людей переключилось к своему коллеге, у которого только что произошел сердечный приступ.

Тем временем незнакомец в черном костюме, а с ним еще двое похожих на него людей, незаметно отделившись от основной массы научной братии, потихоньку вышли в коридор. Миновав все этажи ВУЗа, они вышли на улицу, а затем, пройдя по ней, свернули за угол здания и сели в огромный «Мерседес», который был там заранее припаркован. Главный из людей достал мобильный телефон, набрал номер, и после короткого ожидания произнес в трубку:

— Главный, нештатная ситуация налицо. Действуем согласно инструкции десять дробь один. Ожидайте нас в точке назначения через два часа одиннадцать минут.

С этими словами «Мерседес» рванул с места, и на огромной скорости помчался к окраине города.

Однако, теперь давайте снова вернемся к нашему незабываемому герою, профессору Светлову, который в это солнечное утро вышел погулять по городскому бульвару. Маршрут был ученому хорошо знаком, и ноги сами повели его по узкой дорожке в сторону парка.

Как я уже описал, любой прохожий в нашем маленьком городке N, проходя по тому самому бульвару, мог бы запросто увидеть, как профессор Светлов задумчиво бредет по тротуару, совершенно при этом не замечая, что шнурок на его ботинке предательски развязался, угрожая тем самым своему немолодому владельцу болезненным падением.

Сегодня было воскресенье, однако, невзирая на выходной день, Профессор поднялся рано. Он был «жаворонком», так как утром ему лучше всего думалось.

Итак, оставив любимую жену досматривать сладкие сны, он встал с кровати, умылся, оделся и, даже не позавтракав, тихонько вышел за дверь своей квартиры, чтобы попытаться переварить в уме тот груз проблем, которые в одночасье свалились на его многострадальную шею.

Размышления же нашего героя имели следующий характер: его изобретение, «Генератор Абсолютной энергии», над созданием которого он работал последние десять лет, так и не смогло найти признания в научных кругах страны.

Вот уже целых полгода хождения по кабинетам, и обивания порогов на получение патента, а также письма, и телефонные звонки в высокие инстанции, включая три министерства — науки, энергетики, и образования, не привели к каким либо ощутимым результатам. И если к высмеиванию со стороны научной братии, за десять лет своих разработок, он как-то успел подготовиться, то на холодные и безучастные лица больших чиновников в вышестоящих кругах власти он совершенно не знал как реагировать.

Даже ближайшие сотрудники из его родного университета — почти все — перестали здороваться с ним, глядя при встрече на коллегу-профессора, будто на прокаженного. Там, на первой и единственной демонстрации своего Генератора полгода назад, все они были так вдохновлены его изделием, что в тот момент профессору казалось: вот-вот, еще немного, и все пойдет, как по маслу. Со временем выдадут патент, создадут документацию на технические условия, начнут потихоньку запускать в массовое производство. Затем все потихоньку бы закрутилось дальше. Глядишь, вскоре и автомобили бы стали ездить без шума, пыли, а главное, без бензина и подзарядки аккумуляторов.

«Эх, а я ведь так и не успел сделать устройство более компактным — с грустью думал ученый. — Лабораторию мою отобрали, установку приказали разобрать… Еще немного, и вопрос о моем преждевременном уходе на пенсию решится сам собой, как непреложный факт».

«Как же так?» — продолжал думать он — «Я ведь просто хотел, чтобы все было открыто и честно, тем более, что делал-то я свой генератор для блага всех людей мире, чтобы не было больше бензина, разливов нефти из танкеров, чтобы урановая руда навсегда оставалась в недрах земли, постепенно и мирно совершая там свой естественный распад в течение долгих и долгих тысячелетий.»

Профессор вовсе не думал о том, чтобы присвоить себе изобретение, разработанное на базе родного университета — учебного заведения, которому он посвятил свои лучшие годы — того самого ВУЗа, где учился сам, а после работал на кафедре физики, начиная с должности простого лаборанта. Наш ученый, как я уже ранее упоминал, был человеком порядочным и честным, и если бы встал вопрос об авторстве, он с радостью вписал бы в список хоть Голованова с Зацепиным, или хотя бы даже самого Папу Римского! Лишь бы это имело смысл. Лишь бы этому изобретению был дан дальнейший ход. Что там говорить о деньгах! На неплохую предстоящую пенсию он уже и так заработал, а что до гонораров и премий, то уж они как-нибудь сообща поделили бы их между собой, думал он.

Идя дальше, профессор продолжал рассуждать о свой жизни в университете. Здесь и в самом деле прошли его лучшие годы. Именно тут, на том знаменательном корпоративном вечере, он познакомился со своей будущей женой, с которой прожил довольно счастливую жизнь. Здесь же теперь училась его дочь, а также лучшие ученики профессора.

С университетом у нашего ученого было связано столько много положительных моментов, что становиться «предателем» вовсе не входило в его планы. Не тех моральных принципов был наш профессор, хотя почти что именно в предательстве обвинил его тогда старина Голованов, который сгоряча сказал, что тот все эти годы зря занимал свою лабораторию.

Почему-то, даже после, спустя какое-то время после всего увиденного собственными глазами, профессор Голованов с пеной у рта упорно продолжал настаивать на том, что его коллега профессор Светлов — шарлатан, который много лет только и занимался тем, что разбазаривал государственные ресурсы.

— Ну и что с того, что оно — это ваше чертово колесо, вертится, — размахивая в воздухе своими маленькими кулачками, кричал Голованов — раз научного объяснения сему явлению нет, то и патент вам никто не выдаст! Вы даже не представляете, как сильно вы подставляете свой ВУЗ в глазах всей мировой научной общественности!

Выйдя из больницы, куда тот был помещен в результате сердечного приступа, случившегося с ним в лаборатории на той злополучной демонстрации, Голованов очень постарался, чтобы изобретение профессора Светлова кануло в лету. Именно он убедил вышестоящее руководство, чтобы те дали согласие на то, чтобы установку разобрали. Надо сказать, что в министерствах отнюдь не возражали, а, наоборот, приветствовали такой поворот событий, так как устройство профессора Светлова представляло из себя определенную проблему. И решение этой проблемы совершенно никому не было нужно.

Наш профессор Светлов не был осведомлен об интриге своего сотрудника по университету, и, наверное поэтому, не таил обиды на профессора Голованова. Ему просто было жаль, что годы его трудов прошли напрасно, и он глубоко переживал об этом.

Постепенно жизнь в университете вошла в свое обычное русло, оба профессора так же, как и обычно, продолжили свою преподавательскую деятельность, и об изобретении странного крутящегося механизма на столе в лаборатории, все стали потихоньку забывать.