Подбитые ветром - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Олег Егоров (ч. 3)

Плыть пришлось против течения. А единственным веслом для спасателей служил маятник. Поэтому свинка, как более опытный гребец, трудилась за двоих. Она быстро погружала маятник то справа, то слева от футляра и делала мощные гребки. Но течение было настолько сильным, что посередине реки часы практически остановились. И, вдобавок, сквозь щели футляра стала просачиваться вода. Хорошо, что свинка предусмотрительно захватила черпак.

— Лёва! — скомандовала свинка, налегая на маятник. — Вычерпывай воду!

— Всю?! — страус растерянно оглянулся.

Воды в реке было много. Но Лёва знал, что такое дисциплина. Он принялся черпать воду из реки и выливать себе под ноги. После чего футляр заметно осел.

Свинка попробовала измерить маятником глубину.

— Ну всё! — произнесла она упавшим голосом. — Ещё пара минут, и мы пойдём на дно!

— Зачем? — не понял страус.

— Рыбу кормить! — съязвила свинка. Из реки мигом вынырнула Макрель.

— Только чур — без дураков! — сказала она. — Я лампочки есть не буду!

А теперь сознайтесь: вас никогда не били черпаком по голове? Если говорить про Макрель, то это был не самый удачный день в её жизни. Переполненные часы дали сильный крен. Лёва выронил черпак, и тот угодил рыбе в голову.

— Глубоко! — вздохнула свинка, наблюдая за её погружением.

— Кто клянётся Гиппократу — у того штаны из мяты! — донеслась издалека удалая песня. — Гиппократовы штаны во все стороны равны!

Лёва поднял голову и заметил проплывавшую мимо корзину, в которой на листьях мяты возлежал доктор Валерьян.

Доктору надоело сидеть на острове. Тогда вместо ходулей он придумал сесть в корзину и отправиться навстречу опасности.

— Валерьян! — протирая глаза, воскликнул Лёва.

— Потому что Гиппократ — мисецинский препарат! — распевал Валерьян, вдыхая аромат целебных трав и жмурясь от удовольствия.

— Какой ещё Валерьян, Лёва?! — взревела Морская свинка. — Бросай сюда спасательный круг!

Задняя часть футляра или, выражаясь иначе, корма осела так глубоко, что свинка уже находилась по пояс в воде.

— Полундра! — она сорвала кольцо, висевшее у Лёвы на груди. Парашют за спиной страуса громко хлопнул и затрепетал на ветру.

Ветер наполнил купол парашюта, и часы, набирая скорость, рванулись вперёд.

— Отлично! — приободрилась Морская свинка. — Лёва! Мы опять в деле!

Над рекой ещё долго слышалась песня про мяту и про штаны. А футляр со спасателями всё дальше и дальше уходил вверх по течению.

Свинке приходилось крепко держать кольцо, чтобы Лёву не сдуло за борт вместе с парашютом. И поэтому она просто не заметила угрожавшей их судну опасности. Да и, честно признаться, многие капитаны садились на мель безо всяких смягчающих обстоятельств. А у Морской свинки такие обстоятельства были.

Когда часы врезались в необитаемый остров, их команда выбросилась прямо на густые заросли мяты.

— Ты как? — спросила Морская свинка у страуса. — В порядке?

— В порядке, — ответил Лёва. — А ты?

— Я в порядке, — свинка подобрала циферблат от разбитых часов. — Одного не могу понять: зачем Валерьяну ходики-то понадобились?

Глава 8

О том, как сова Сплюшка нашла свой сундук

ну-ка попробуйте отгадать: какая разница между красавицей и чудовищем? Сдаётесь? Тогда знайте. Между красавицей и чудовищем никакой разницы нет.

Допустим, если Морская свинка находила себя вполне привлекательной, то Афрозаяц, наоборот, считал её существом грубым и даже отталкивающим.

— Ты не толкайся! Не толкайся! — возмущался заяц, когда свинка в очередной раз застала его на огороде. — Может я геолух! А?! Может такое быть?! Я, может, здесь пробы грунта беру!

— Это, что ли, твои пробы?! — Морская свинка ткнула ему в нос морковной ботвой. — Олух ты, а не геолух!

— Как думаешь? — отступая к забору, спросил заяц. — Капуста скоро поспеет?

— Держись-ка ты отсюда подальше! — предупредила его свинка. — А то я тебе так наподдам, что своих не узнаешь!

— Своих! — проворчал заяц, покидая участок. — Своих у меня отродясь не было! Кругом одни враги!

Какое-то время заяц держался. Поскольку уважал частную собственность. Но свежие овощи он уважал ещё больше. Поэтому всё-таки заглянул на огород справиться насчёт капусты. А свинка пропадала в спасательной экспедиции. И заяц справился без неё. Капуста поспела довольно крупная. Но заяц справился. Наполнив кочанами мешок, заяц перекинул его через забор и махнул следом.

Можно было, конечно, выйти и в калитку. Но он решил, что знакомый путь короче. И налетел на хозяйку огорода.

— Ты чего тут шатаешься? — подозрительно спросила Морская свинка.

— Шатает меня! — взваливая мешок на плечо, признался заяц. — Шибко мешок тяжёлый!

— А в мешке чего? — свинка заступила ему дорогу.

— Чего-чего!... — передразнил её заяц. — Расчевокалась! Образцы — вот чего! Самородки! На жилу я наткнулся — вот чего!

— Это я, по-твоему, жила?! — вспыхнула Морская свинка. — А ну-ка!

Она освободила зайца от поклажи и вытряхнула содержимое.

— Не отдам! — заяц накрыл капусту своим телом. — Буду стоять до последнего!

— До кого? — не поняла Морская свинка.

— До меня! — выпалил незадачливый "геолог". — До последнего Афрозайца!

— Стой, — устало согласилась Морская свинка.

Она подняла зайца за уши и прислонила к забору. А потом покидала капусту в мешок и унесла его домой.

Интересуетесь узнать, каким образом свинка покинула необитаемый остров? А дело было так. Ехидна в сопровождении Отшельника следовала вдоль реки, собирая мох с прибрежных валунов. Она хотела сшить для Вау пальто с моховым воротником. По её убеждению Вау была достаточно близка к совершенству, чтобы носить пальто от "Ехидны и сыновей".

Отшельник вытягивал вверх своё упругое туловище и, словно в перископ, обозревал сквозь монокль окрестности. Он-то и увидел загоравшую на острове парочку.

— Проблемы? — поинтересовался Отшельник.

— Без проблем! — бодро ответил страус.

— Нету! — поддержала его Морская свинка. — Просто мы подводную лодку испытывали!

Свинке и страусу было совестно признаться, что они, такие бывалые спасатели, попали в безвыходное положение. Но Ехидна с Отшельником сразу обо всём догадались. И придумали вот что. Сначала уж закусил короткую палочку. А затем намотался хвостом на ветку берёзы, растущей у реки. И стал раскачиваться над водой.

Морская свинка с подозрением следила за манипуляциями ужа:

— Что это он там делает?

— Тарзанку! — смекнул страус, более осведомлённый по части разных приспособлений. — Верёвку для паренья!

— Воровку для варенья?! — удивилась Морская свинка.

Пока Лёва бегал по острову, подбадривая ужа, она предавалась размышлениям.

— С меня причитается! — пообещал страус, поймав, наконец, голову Отшельника. — Медаль за спасение неутопающих!

— Из погреба? — спросила вдруг Морская свинка.

— Что?! — Лёва уставился на свинку.

— Ну, из погреба, что ли, банки воровать? — свинка кивнула на ужа.

Отшельник рассерженно зашипел. Он уже начал терять терпение, и только палочка во рту мешала ему заявить об этом прямо. Лёва с беспокойством прислушался.

— Ладно, — сказал он свинке. — Тронулись. А то из него весь воздух выйдет.

"Вы давно тронулись!" — как будто говорил Отшельник всем своим видом.

— Первый пошёл! — сам себе скомандовал страус.

Он покрепче ухватился за "перекладину" во рту Отшельника, оттолкнулся и полетел к берегу, словно акробат на трапеции.

Страус Лёва был как раз той редкой птицей, что никогда раньше не долетала до середины реки. Зато обратный путь он проделал легко и быстро.

— Есть! — воскликнула свинка, когда Лёва достиг цели и ловко соскочил на песок.

Её собственное возвращение заняло ещё меньше времени. Почти у самого берега палочка, под грузом свинки, выскользнула у Отшельника изо рта.

— Ах, ты! — в сердцах заметил Отшельник. — Сколько раз хотел зубы вставить!

Хотя Ехидне показалось, что уж искупал Морскую свинку нарочно. Слишком близко от берега случилось это происшествие.

Падение свинки вызвало на реке определённое волнение. А когда волна схлынула, на песке осталась лежать рыба Макрель.

— Чего вам дома-то не сидится?! — угрюмо спросила она.

— Вот скользкое создание! — возмутилась Ехидна, сталкивая Макрель обратно в реку. — Наверняка сама за нами подглядывала, да мы же ещё и виноваты!

Отшельнику, между тем, пришлось поработать водолазом.

— Отличная видимость! — сообщила свинка, когда уж выловил её из воды. — Отличную раковину видела на дне!

— Тоже мне — сантехник! — фыркнула Ехидна, вытирая мхом Отшельника.

После этой операции она повысила ужа в должности. И тот стал называться не сантиметром, а метром Отшельником.

В общем, экспедиция по спасению кота Валерьяна закончилась благополучно для всех, кроме Афрозайца.

— Одним всё, а другим ничего! — сказал Афрозаяц с досадой, когда свинка унесла капусту домой.

Больше всего Афрозайца задело то, что свинка унесла капусту в его собственном мешке.

Заяц похудел и осунулся. Он целыми днями бродил вокруг огорода. И некоторые даже стали его жалеть. Что и навело Афрозайца на интересную мысль.

Он приобрел у Ехидны брюки на вырост. И хотя такие брюки нужно было поддерживать при ходьбе, зато они выгодно подчёркивали худобу Афрозайца. В таком виде он вызывал настоящее сочувствие. Главное, Морская свинка должна была понять, что Афрозаяц достиг полного истощения. И если с ним что-нибудь случится, то "Красная книга" спросит со свинки по всей строгости.

Вскоре Афрозаяц прибыл в новых брюках на огород. Морская свинка и грач Сажа обрабатывали на грядках кочаны. Свинка освежала их из лейки. А грач собирал в себя гусениц.

— Странная капуста! — дал знать о своём присутствии Афрозаяц. — Зелёная очень! Это какой сорт?! Первый?!

— Последний! — Морская свинка разогнула поясницу. — Последний раз я вижу тебя, Афрозаяц, на моём огороде!

— Ты что — уходишь?! — удивился заяц. Сажа поперхнулся гусеницей.

Да. Слишком далеко зашёл Афрозаяц, чтобы рассуждать здраво. А зашёл он прямо на капустную грядку.

— Проредить бы надо! — заволновался заяц. — Редкая капуста больше в цене!

— Плохая мысль, — свинка перехватила лейку за носик.

— Хрусть-хрусть-хрусть! — отозвался заяц. — Странный вкус! Чав-чав-чав!

Дальше Морская свинка действовала, как профессиональный бейсболист. Взмахнув лейкой, она выбила Афрозайца за пределы участка. Заяц вылетел из брюк словно дуплет из двустволки и угодил в свою же заброшенную лунку.

— Есть! — воскликнул грач, проследив за полётом Афрозайца. — Вот неудачник!

— Ну надо же, а?! — сидя в лунке, причитал Афрозаяц. — И за что мне всё это?!

Но не таковский был заяц, чтобы спустить оскорбление личности. И он составил план одновременной мести своим заклятым врагам. Этот план, построенный на весьма тонком расчёте, должен был вызвать поединок между Морской свинкой и совой вплоть до полного взаимного истребления.

После поединка он решил поселиться в совином дупле. Перейти, так сказать, в разряд хищников.

— А капусту я засолю! — Афрозаяц потёр ушибленное место. — Бочек пять! Остальное — так съем!

Тем же вечером заяц тайком забрался в Левин гараж и стащил бутылку дёгтя. Ещё он отправился в "Смотровую" и разжился докторской подушкой. Аптечку заяц тоже прихватил. Эти вещи нужны были зайцу для успешного проведения операции. А Валерьяну они пока были не нужны. Доктор, как известно, путешествовал по реке.

Афрозаяц распорол подушку зубами и вытряхнул из неё перья. Затем обмазался дёгтем, вывалялся в перьях и сел сохнуть. В новом обличий он стал похож на грязную всклокоченную птицу с длинными ушами.

Морскую свинку, между тем, не покидало смутное чувство беспокойства.

— Он вернётся! — угрюмо заметила свинка, изучая заячьи брюки. — Он всегда возвращается!

— Поверить не могу! — грач Сажа всё ещё пребывал в возбуждённом состоянии. — Такой удар без тренировки! Бац!...

— Что ты там говорил про чучело? — перебила его Морская свинка, встряхивая брюки и прикладывая к себе.

Брюки были знатные. Таких брюк хватило бы зайца на три.

А их владелец, сидя в овраге, набивал камнями походную аптечку. Заяц торопился. Ему требовалось появиться у огорода ещё до захода солнца. Чтобы его кто-нибудь успел заметить при чётком освещении. И смог бы впоследствии опознать.

— Ты кто?! — репетировал Афрозаяц. — Я сова! Я лечу к Морской свинке воровать капусту!

Было ещё вполне светло, когда заяц вышел на исходный рубеж. И тут удача повернулась к нему лицом. Он повстречал мышонка Серафима. Серафим в замешательстве уставился на взъерошенную птицу с ящиком за спиной.

— А?! Серафим?! — обрадованно воскликнула птица заячьим голосом. — Ты, верно, хочешь знать, кто я такой?! Так знай же! Я Африканская сова!... То есть — сова Сплюшка! Лечу на огород за свежей капустой!

И, с трудом передвигая ноги, птица побрела прочь.

— Что-то с этим зайцем неладное! — Серафим пожал плечами. — Надо бы его доктору показать!

В сгустившихся сумерках заяц раздвинул доски забора и проник на огород.

Он довольно тщательно изучил повадки врага. И знал, что Морская свинка рано ложится спать. Потому перед Афрозайцем стояла чисто техническая задача: переменить кочаны на булыжники и спокойно улизнуть. Булыжники требовались для отвода глаз. Если свинка выйдет из дома прежде, чем Афрозаяц успеет смыться.

Заяц лёг на брюхо и пополз вглубь вражеской территории. Инстинкт будущего хищника безошибочно вывел его на капустную грядку. Он сорвал ближайший кочан, потянулся за следующим и нащупал чью-то штанину. А, нащупав штанину, заяц глянул вверх. И перья на его голове встали дыбом. Над зайцем возвышался жуткий монстр в бескозырке и его собственных, зайца, брюках.

Дело в том, что Морская свинка, предчувствуя вылазку Афрозайца, снарядила огородное пугало.

— Смирно! — пролепетал Афрозаяц. — Я — сова Сплюшка!

Вдруг налетел порыв ветра и пугало шевельнулось. Заяц перетрусил и дунул прочь. Наверное, с тех пор подобный способ передвижения и называется "бег трусцой".

Аптечка нещадно била зайца по спине, а камни в ней страшно грохотали. Отчего зайцу казалось, что монстр несётся следом. И тут удача отвернулась от Афрозайца окончательно.

Сова Сплюшка, как обычно, дремала в засаде. На этот раз она устроилась прямо в кустах малины. Причём устроилась так удобно, что даже грохот аптечки, разносившийся по всему лесу, не мог её вывести из оцепенения.

Но, кажется, Афрозайца преследовал не монстр, а сама судьба, которая и загнала его прямо в малиновые кусты. Заяц, будто тяжёлый грузовик, врезался в безмятежную Сплюшку.

— Что?! Кого?! — всполошилась сова, придавленная охотником за капустой.

В данном случае Афрозаяц был тем, кто просто оказался в ненужном месте в ненужное время.

А сова, имевшая большой опыт рукопашного боя, быстро оправилась и подмяла его под себя.

— Получай! — ярилась Сплюшка, выдирая из зайца перья. — То-то, я гляжу, все зайцы в лесу пропали! Получай! Будешь знать, как своих грабить!

В суматохе она приняла Афрозайца за бродячую сову. От пережитых потрясений в голове у зайца всё спуталось. И, вдобавок, он снова стал заикаться.

— А ну, говори, что в ящике?! — Сплюшка слегка придушила "соперницу".

— Капуста! — прохрипел заяц. — Са-са-самородки!

— Ага! — обрадовалась сова. — Золото?! Денежки?!

Надо заметить, что разбойники между собою часто называют бумажные деньги "капустой". Может быть, из-за их зелёного цвета.

— Говори откуда взяла! — Сплюшка встряхнула Афрозайца.

— У к-к-карлы! — забормотал заяц, некстати вспомнив упражнение Валерьяна против заикания. — Ук-к-крал на-на-ше-ше!...

Слово "нашейник" зайцу выговорить так и не удалось.

— Наше?! — ахнула Сплюшка. — Точно! Наше! Это ж мой сундучок! Только теперь она увидела крест на аптечке. А крестом она в своё время пометила место, где зарыла сундук.

— Прощай подруга! — сова отвесила Афрозайцу пинка. — Живи пока!

Заяц сразу доказал, что умеет бегать по-настоящему. Сова же с большим трудом доставила аптечку в дупло. И вскрыла её ломиком. Из аптечки высыпалась груда камней.

— Самородки?! — усомнилась Сплюшка, разглядывая булыжники при лунном свете. — Гм! Что-то они слабо блестят! Хр-р! Хр-р!

Видимо, в этих камнях всё же было нечто такое, что полностью усыпило её подозрения.

Глава 9

О том, как страус Лёва летал на тыкве

сли всех поделить на домашних и диких, то мышонок, безусловно, был домашним. А вот коза была как раз дикой. Наибольшую часть жизни мышонок проводил у себя дома. А коза, наоборот, паслась на воле. У неё даже и не было никакого дома.

Мышонок Серафим выследил эту заброшенную козу на пригорке за оврагом. Само собой разумеется, её туда специально никто не забрасывал. Просто она была беспризорной.

Серафим подробно рассмотрел козу в телоскоп и, после недолгих колебаний, решил сойтись с ней поближе. На то, конечно, были свои причины. Если, опять же, всех поделить на травоядных и млекопитающих, то в отличие от козы Серафим предпочитал молоко. Поэтому он нарвал во дворе внушительную охапку ромашек, переплёл её шнурком и пошёл знакомиться.

Коза жевала на пригорке траву, мирно постреливая глазами в сторону мышонка. Кое-как одолев крутой подъём, Серафим положил перед ней букет и пожелал приятного аппетита.

— Это зачем?! — коза подцепила букет рогами и сбросила с пригорка. — Я этого не люблю!

— Ну, правильно! — поспешно согласился мышонок. — Теперь у меня во дворе цветов нет!

— Умён, — коза тряхнула бородой, — Приятно. Серафиму тоже было приятно.

— Брысь! — рявкнула вдруг коза. И мышонок скатился с пригорка.

Не удивляйтесь. Только домашние козы "бекают" и "мекают". А дикие, бывает, "рявкают" и "рыкают". И, в другой раз, даже бодаются.

— Это моё имя, — пояснила коза.

— Ничего себе! — сказал Серафим.

А сам подумал, что ещё, пожалуй, рановато приглашать козу домой. Что, пожалуй, они с козой ещё недостаточно близки.

— Вот именно, — кивнула Брысь. — Это мой девиз: "Ничего себе. Всё друзьям и родственникам". Жаль, что таковых не наблюдается.

И тогда Серафим решился.

— Хорошо вдвоём жить, — начал он издалека. — Я теперь один живу. А вдвоём жить лучше.

Брысь вопросительно глянула на мышонка. Тот понял, что начал слишком издалека и снова взобрался на пригорок.

— Прямо ужас! — сообщил он. — Даже не знаю, что мне делать с этой травой! Прямо растёт как сумасшедшая!

— Где?! — поинтересовалась коза.

— Да у меня же во дворе! — притворно вздохнул Серафим. — Прямо настоящие заросли! Уж я и косилогазонку у Лёвы брал, и топтать её пробовал, а траве — хоть бы хны! Только ещё сочнее вымахивает!

Брысь облизнулась.

— Вот если бы вы!... — намекнул Серафим.

— В гости?! — прищурившись, спросила коза. — К первому встречному?! Ни с того, ни с сего?!

Мышонок растерялся.

— Ну что ж, — заявила Брысь, — это я люблю. Это мне нравится.

Так у мышонка Серафима появилась своя дикая коза. А с нею вместе появились молоко и свежий сыр. И хотя Брысь была козой весьма своенравной, мышонок постепенно сумел её к себе привязать. Причём безо всякой верёвки.

Больше всего на свете Брысь любила сочную траву и подвижные игры. Хороший случай убедиться в этом как-то представился Афрозайцу.

Заяц пришел к Серафиму за поддержкой. Последнее время он чувствовал себя не в своей тарелке. У него последнее время даже и не было своей тарелки. Иначе говоря, он привык жить за чужой счёт. А точнее выражаясь — за счёт свинкиного огорода. Но встреча с монстром, которого приютила Морская свинка, совершенно выбила зайца из колеи. Вопреки обыкновению, Афрозаяц даже пытался обелить Морскую свинку в собственных глазах.

— Ну, допустим, она нечаянно задела меня лейкой, — рассуждал Афрозаяц. — Допустим, она по ошибке пустила в наш огород какого-то типа. С кем не бывает? Просто надо дать ей шанс!

Но как раз это оказалось труднее всего. Ибо, завидев Афрозайца, Морская свинка тотчас поворачивала в другую сторону. А на огород заяц пока ходить опасался. Из-за того самого типа. Ну, вы знаете.

И всё же зайцу удалось организовать случайную встречу. Он подстерёг Морскую свинку у Лёвиного гаража.

— А?! Старая знакомая?! — непринуждённо приветствовал он свинку, выскакивая из-за угла.

— Я?! Старая?! — свинка чуть не задохнулась от гнева.

Она скрылась в гараже и так хлопнула дверью, что Афрозаяц ещё долго думал: в каком ухе у него звенит? А придя в себя, помчался к Серафиму за поддержкой. Потому, что Морская свинка к нему прислушивалась.

Но мышонок отсутствовал. Он был у страуса в гараже.

Дело в том, что коза Брысь во сне громко храпела. Этот храп её постоянно будил. И Серафим придумал заказать для неё у Лёвы специальную закуску: резиновую грушу, которую можно закусывать на ночь, чтобы как следует выспаться.

Поэтому поддержки Афрозаяц у мышонка не нашёл. Зато нашёл на столе большой ломоть козьего сыра. Тогда ему захотелось пообедать и тем самым слегка поправить настроение. Заяц упаковал сыр в полотенце и вышел во двор. Но не успел он сделать и двух шагов, как заметил козу.

Брысь стояла перед домом и помахивала хвостом.

— Я лицо неприкосновенное! — предупредил Афрозаяц. — Я африканский подданный! Буду в "Красную книгу" жаловаться!

— Зачем? — удивилась коза. — Мы же играем. В салочки, да? Чур я вожу!

Афрозаяц довольно скоро проиграл. Брысь поддела его рогами и подкинула вверх. Описав дугу, заяц очутился у козы на спине.

— В прятки! — весело объявила Брысь. — Теперь ты водишь! Только чур не подглядывать!

Афрозаяц и не думал подглядывать. Он думал, как половчее спрыгнуть и убежать от шальной козы. И как при этом не обронить свёрток с сыром. И даже если бы он захотел подсмотреть, то увидел бы только козий хвост. Поскольку сидел задом наперёд.

— Считай! — подсказала Брысь. — Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать!

И со всех ног бросилась прятаться в дом. Но дверь-то у мышонка в доме была довольно низкая. В общем-то, ему и не нужна была высокая дверь. Поэтому Брысь легко проскочила внутрь, а заяц стукнулся затылком о дверную притолоку.

— Я иду икать! — сказал он, сидя на земле и прижимая к груди свой обед,

Вследствие падения из Афрозайца выскочила буква "с". Козе наскучило прятаться и она сама нашла зайца.

— Опять я вожу! — сообщила Брысь.

— Ыр! — указывая на сверток, залепетал Афрозаяц. — Ыр!

— Играем в жмурки! — коза зажмурилась.

И заяц мигом сообразил, что другого случая сбежать ему больше не представится.

Сперва коза бродила с закрытыми глазами, а после стала подглядывать. Но никого не обнаружила. Убедившись в исчезновении Афрозайца, она принялась щипать траву. Стоило козе разыграться, как то же самое делалось с её аппетитом.

— Сыр почему-то валяется! — вернувшись домой, удивился мышонок. — В полотенце!

— Закуску принёс? — спросила Брысь.

Вместо ответа Серафим сунул ей в рот резиновую грушу. Щёки у козы раздулись, словно два теннисных мячика. И она важно кивнула в знак одобрения.

— Ассистент, — сказал вдруг мышонок. — Как думаешь: это опасно?

Когда он посетил гараж, Лёва при помощи молотка и стамески выдалбливал длинное осиновое бревно. Страус ушёл в работу с головой. Из бревна торчали только его худые ноги.

— Лёва! Ты скоро?! — Серафим постучал по бревну.

Лёва пробил сквозной тоннель, расширил отверстие и, толкая перед собой груду стружки, вывалился наружу.

— Ну как? — страус с гордостью осмотрел результат своего труда.

— Что? — не понял Серафим.

— Пушка! — Лёва похлопал по бревну. — Нравится?!

— Нормально, — ответил мышонок.

— Вот сюда насыпаем ведро пороху, — энергично жестикулируя, страус пустился в объяснения. — Здесь будет фитиль...

— Вообще-то я за закуской пришёл, — напомнил Серафим. Неожиданно гараж вздрогнул, и по стенам его прокатилось гулкое эхо. Это Морская свинка закрыла изнутри за собою дверь.

— У меня морщины есть?! — спросила она с порога.

— Нету, — страус удивлённо глянул на свинку.

— А мешки?! — продолжила допрос Морская свинка. — Мешки под глазами?!

— Какие мешки?! — поморщился Лёва. — Я у тебя тыкву просил! Мышонок терпеливо ждал окончания этой странной беседы, когда

свинка обратила на него внимание. Она поставила на пол принесённую корзину и устремилась к Серафиму:

— Ты мне сколько дашь?!

Мышонок молча вывернул пустые карманы штанов.

— Вот он! — раздался победный клич страуса. — Вот он — снаряд! Лёва стоял у перевёрнутой корзины, держа над головой тыкву, будто спортивный кубок, завоёванный в тяжёлой борьбе.

— Где тут зеркало?! — свинка оглянулась по сторонам и заметила бочку с водой.

Нагнувшись над бочкой, она стала придирчиво себя изучать.

— На этом снаряде я завтра полечу, — обратился Лёва к мышонку. — А ты будешь моим ассистентом.

— Почему я-то?! — раздражённо спросил Серафим.

— Потому что! — Лёва порылся на верстаке, извлёк из кучи хлама резиновую грушу для козы и вручил мышонку.

— Буль, буль, буль! — донеслось вдруг из глубины гаража.

Лёва и мышонок разом обернулись на подозрительный шум и увидели ноги Морской свинки, торчавшие из бочки.

Свинка долго рассматривала своё отражение, а потом вздумала протереть "зеркальную" поверхность. Но забыла, что перед ней обычная вода. И опрокинулась в бочку.

— Жарко сегодня! — отдуваясь заметила Морская свинка, когда друзья вытащили её из воды.

— Ну, я пошёл, — Серафим направился к выходу.

— Не забудь! — крикнул ему вслед Лёва. — Завтра на рассвете! Выпроводив Морскую свинку, которая долго что-то объясняла про "бальзамовский" возраст, Лёва стал создавать зажигательную смесь.

Идею насчёт пушки Лёве подал грач Сажа.

Накануне Сажа справил новоселье. Он выпросил у Вау старую книжную полку и с помощью ужа Отшельника подтянул её на ветку осины, что росла на самой опушке. Полка была с перемычками, и теперь у Сажи завёлся новый трёхэтажный грачевник с отличным видом на лужайку перед гаражом. Но опасное соседство со страусом вселяло в грача определённую озабоченность. И Сажа решил поговорить с Лёвой по-мужски.

— Вот что я тебе скажу парень, — заявил он при первом же удобном случае. — Летать по-настоящему у тебя просто не хватит пороху. Подумай об этом.

Лёва подумал. И понял, что грач имеет ввиду. Конечно же пушку! Ведь если использовать пушечный заряд как средство передвижения, то можно летать и без крыльев!

Увлечённый новой идеей, Лёва взялся за изготовление пушки. Перво-наперво он спилил подходящее дерево. Ту самую осину, на которой Сажа устроил свой грачевник.

Хорошо, что грач в соседней роще менял у дятла червей на личинок. Будь он в своём "особняке", с ним бы, наверное, приключился удар. Тем более, что после падения осины от книжной полки остались одни воспоминания.

А порохом Лёва попробовал разжиться у совы.

— Ведро пороху?! — Сплюшка подмигнула. — А в дело возьмёшь?!

— В какое дело? — удивился Лёва.

— Дурака-то не валяй, — проворчала сова. — Думаешь, я не знаю зачем тебе порох?!

Сплюшка сразу предположила, что Лёва собирается ограбить банк.

— Ну вот что, — сказала она. — Денежки поровну разделим. Денежки, они этого... Как его?!... Хр-р! Хр-р!

Сова прилегла. И Лёва понял, что придётся ему изобретать зажигательную смесь.

Простившись с Морской свинкой, страус проработал весь остаток дня и почти всю ночь. Под утро он выкатил пушку из гаража и установил её на пустом ящике. Затем начинил пушку зажигательной смесью, состоящей в основном из промасленных тряпок и снабдил всё это дело фитилем. И, в последнюю очередь, аккуратно загнал в жерло пушки тыквоснаряд.

Если бы возня с пушкой не отнимала у страуса всё внимание, он бы заметил, что в темноте то и дело вспыхивают два фонарика. Эти фонарики принадлежали сове и являлись ни чем иным, как её собственными глазами. Сова следила за Лёвиной подготовкой к ограблению. Почти целую ночь она не смыкала глаз. Что, конечно, стоило ей большого труда. Потому и происходило с "фонариками" такое странное мигание.

На рассвете, когда Лёва прилёг отдохнуть, Сплюшка решила, что ограбление откладывается и отправилась домой. По дороге её укачало. Уже в состоянии глубокого сна сова сделала над лесом полный круг. И слегка очнулась только у самого жерла пушки, которое было принято ею за собственное дупло. Сова протиснулась в ствол орудия и налетела на тыкву.

— Аферист! — проворчала Сплюшка, выпихивая тыкву из "дупла". — Снова обыск устраивал!

Афрозаяц наведывался к ней и раньше. Само собой разумеется, тайком. По его словам выходило так, что заяц искал какие-то "преступные улитки". Выходило так, что с "улитками" он выведет сову на чистую воду.

Однажды, обыскивая дупло, заяц обронил кочан капусты. И, вспугнутый шумом его падения, ударился в бега. Так Сплюшка поняла, кто у неё шарит.

Устроившись поудобнее в стволе орудия, сова крепко заснула. Разбудили её посторонние голоса.

— Фитиль зажигай только по команде! — сказал кто-то снаружи. У совы сразу возникло плохое предчувствие.

Чего нельзя сказать о Лёве. Страус, наоборот, был в отличном расположении духа. Он сидел верхом на пушке, определяя направление ветра. Для этой цели он использовал собственное перо.

Мышонок достал спичку из коробка и приготовился чиркнуть.

— Огонь! — скомандовал Лёва.

Серафим поднёс зажжённую спичку к фитилю.

— Главное — мимо не прыгнуть! — заметил страус. — А то у меня последняя тыква осталась!

Пламя пробежало по фитилю, и смесь из промасленных тряпок моментально вспыхнула.

Сплюшку обволокло едким дымом.

— Заяц! — догадалась она. — Опять, паршивец, дупло поджёг!

И метнулась к выходу. В глаза ей ударил яркий солнечный свет. Сова зажмурилась, и в тот же миг Лёва оказался у неё на спине. А Сплюшка решила, что ей устроили "тёмную".

Сломя голову она помчалась вперёд.

— Даёшь высоту! — воскликнул страус.

Под Лёвой стремительно пронеслась "взлётная полоса" и замелькали деревья.

Сплюшка не разделяла со страусом его восторгов. Полёт для неё был делом обыкновенным. Уже над оврагом Сплюшка пришла в себя и обернулась, чтобы лично увидеть нахала, кричавшего ей на ухо непонятные слова.

— Все системы работают нормально! — пилотируя сову, горланил страус. — Земля! Земля! Как слышно?! Приём!

— Слышно хорошо! — отозвалась сова, вращая глазами. — Сейчас тебе будет приём!

С точки зрения рукопашного боя приём оказался мастерский. Сплюшка резко опустила голову и бросила страуса через правое плечо. К счастью, она летела довольно низко. С Лёвой на спине она, в общем— то, и не могла набрать подходящую высоту.

— Вот это да! — грохнувшись на землю, воскликнул страус. — Это я понимаю!

— Я тоже хочу! — прозвучал сзади чей-то обиженный голос. Лёва обернулся и увидел козу.

— Чего? — изумился он.

— Играть! — коза топнула ногой и сердито засопела. — В чехарду! Вы здесь играете, а мне, что ли, нельзя?!

Когда мышонок вернулся домой, Лёва и Брысь играли на лужайке в чехарду, по очереди прыгая друг через друга.

Это так говорится потому, что они успели стать друзьями.

Глава 10

О том, как долгопят Ленивка устроился на службу

ично я не понимаю, за какие заслуги безбилетных пассажиров называют "зайцами". Ну, понятно, что зайцы не платят за проезд. Они вообще предпочитают ходить пешком. Или, в крайнем случае, бегать.

Если меня спрашивают: "Какой заяц не любит быстрой езды?", лично я отвечаю без колебаний "Любой". Любой заяц, включая Африканского, терпеть не может быстрой езды. Более того. Медленной езды зайцы тоже не жалуют.

Другое дело — долгопяты, которые разъезжают по долгу службы в поисках своего хозяина.

Когда долгопяту удаётся найти хозяина, он тотчас приступает к своим обязанностям. Обязанности у него такие:

1. Долгопят обязан дать себя помыть и расчесать.

2. Он должен позволить себя накормить.

3. По первому требованию хозяина ему следует отдыхать и бездельничать.

4. Первое требование хозяина следует сразу за кормёжкой.

Если хозяин пытается добавить что-то от себя, долгопят может зачитать хозяину его права. Права у него такие:

1. По первому требованию долгопята хозяин имеет право выгнать его со службы.

2. Таковое требование исключено, ибо долгопят не имеет права что-либо требовать у своего хозяина.

По-моему, здесь всё очень ясно. Даром, что каждый пункт перечисленных прав и обязанностей оттачивался целыми поколениями долгопятов.

Самое сложное для долгопята — найти верного хозяина. Обычно хозяева сразу нарушают свои права и выставляют долгопятов за дверь. В таком случае долгопят долго пятится в надежде, что его позовут обратно. И уже затем пускается на поиски нового места.

Среднему долгопяту иногда приходится исколесить весь белый свет прежде, чем ему подвернётся что-то стоящее. А на это дело никакого жалованья не хватит. Вот почему лично я бы называл безбилетных пассажиров "долгопятами".

Долгопят Ленивка был высажен кондуктором речного трамвая на берег именно за безбилетный проезд. Там-то он и заметил Валерьяна.

Корзина с доктором прибилась к берегу довольно далеко от "Смотровой" и вообще от родного леса. Но данное обстоятельство Валерьяна совсем не беспокоило.

— Что бы сделал Гиппократ? — очутившись на суше, спросил Валерьян у корзины, и сам же за неё ответил. — Прописал бы променад!

Скитаясь по реке, Валерьян от скуки сочинял стихи посвящённые доктору греческой медицины Гиппократу. Этот Гиппократ наделал в древности много шуму своей знаменитой клятвой, в которой он всех больных обещал ещё при жизни поставить на ноги.

— Несомненно, мне бы он прописал бы моцион! — добавил Валерьян, делая для разминки несколько приседаний.

Пока он приседал, Ленивка влез в корзину и зарылся в листья мяты. А Валерьян ещё раскланялся для гибкости "звоночника" и, прихватив корзину, пустился в обратный путь.

"Тише едешь — дальше будешь!" — говорил Ленивке старый долгопят. Так Ленивка всегда и поступал. В этот раз он тоже ехал очень тихо. За всю дорогу Ленивка не издал ни звука.

Вернувшись в "Смотровую", доктор первым делом полез в сундук.

— Дом, милый дом! — сказал он, извлекая оттуда пузырек с валерьяновыми каплями.

Ленивка уже хотел было покинуть корзину и наняться на службу, когда услышал, что в "Смотровой" объявился посторонний. Посторонним, как всегда, был Афрозаяц.

— Меня никто не спрашивал? — заяц шмыгнул носом.

— О чём? — доктор выпил валерьянки и закусил мятным листиком.

— Ну, где, мол, Афрозаяц и куда подевался?! — голос у зайца слегка дрогнул. — И как нам его не хватает?!

— Сова спрашивала, — припомнил Валерьян. — После пожара.

— Раз я никому не нужен, — всхлипнул Афрозаяц, — Тогда — привет. Встретимся на том свете. А в "Красной книге" скажи: "Так, мол, и так... Раньше надо было думать."

И скрылся в камышах.

— Давление, что ли, падает?! — поёжившись, доктор полез в сундук за зонтиком.

Валерьян всегда по зайцу определял состояние погоды. Когда зайца распирала мания величия, становилось ясно, что давление у него "прыгнуло вверх", и погода ожидается солнечная. А когда его одолевала мания ничтожества, можно было смело готовиться к дождю.

Афрозаяц побывал уже почти у всех знакомых. И везде он задавал один и тот же вопрос: "Меня никто не спрашивал?"

До этого заяц долго просидел под кустом, восстанавливая в памяти забытую букву "с". Впрочем, букву он вспомнил достаточно быстро. Потому что сел в крапиву. И издал такой звук:

— С-с-с!...

Но всё равно он остался под кустом. Заяц надеялся, что его хватятся и начнут искать, как без вести пропавшего. А потом найдут и осыплют знаками внимания.

Но время бежало, а зайца всё не искали. Тогда он вылез из-под куста и пошёл выяснять в чём дело.

— Меня никто не спрашивал? — как бы между прочим поинтересовался заяц у страуса.

Расположившись у гаража, Лёва размешивал в баке взрывчатку для ракетного двигателя. Совершив полёт на тыкве, он вплотную подошёл к освоению космоса.

— Ага! Заяц! — обрадовался Лёва. — Держи пестик! Будешь мешать!

— Я всем мешаю! — обиделся заяц. — Всем!

По дороге к мышонку он представлял себе такой разговор:

— Меня никто не спрашивал?

— Я тебя спрашивал! Я очень за тебя переживал! Где, думаю, наш Афрозаяц?!

У Серафима он застал грача Сажу, который прилетел жаловаться на Брысь.

После гибели грачевника Сажа временно переехал в своё ведро. Но Брысь-то этого не знала. И, гуляя по лесу, боднула ведро из чистого озорства.

— А если я чуть не оглох?! — кричал грач. — Если я в суд подам?! За моральный ущерб?!

Брысь понуро стояла в сторонке.

— Она же извинилась, — оправдывался мышонок.

— Да что мне её извинения?! — кипятился Сажа. — Кто их у меня на птичьем базаре купит?!

— Я только хотел... — осторожно вмешался Афрозаяц.

— А тебя вообще никто не спрашивал! — набросился на него грач Сажа.

— Так я и думал, — заяц, опустив голову, поплёлся в "Смотровую" к доктору Валерьяну.

А что там произошло, вы уже знаете.

Пока Валерьян искал в сундуке зонтик, Ленивка вылез из корзины и осмотрелся. Новое место службы ему не очень понравилось. Обстановки было, что называется, кот наплакал. Хотя сам кот, его новый хозяин, Ленивке показался весёлым. По крайней мере, на первый взгляд.

— Вот он — зонт! — доктор стряхнул со своей находки пыль. — Ах ты! Дырка взялась!

Он раскрыл зонт и поглядел сквозь дырку на безоблачное небо.

— Нашёл? — спросил Ленивка. — Ну тогда — корми меня. Валерьян удивленно воззрился на маленького симпатичного зверька, возникшего неизвестно откуда.

— Вначале меня, конечно, надо почистить, — заметил Ленивка. — По инструкции. Только больно есть охота.

— Больно есть?! — Валерьян, держа зонт над головой, обошёл корзину и осмотрел зверька со всех сторон. — У тебя гланды, что ли?

— Вопросы потом, — поморщился Ленивка.

— Да, да. Конечно, — Валерьян сложил зонт. — Изюму хочешь?

— Давай, — согласился долгопят.

Доктор в очередной раз нырнул в сундук и вытащил мешочек с изюмом.

— Можно тебя взять ми-се-цинской сестрой, — размышлял Валерьян, наблюдая, как Ленивка уплетает изюм. — Или братом. Ты чего умеешь?

— Всё, — облизнувшись, признался Ленивка.

— Уколы делать можешь? — спросил доктор.

— Не-а! — долгопят помотал головой.

— А порошки тереть? — допытывался Валерьян. — Компрессоры ставить?

— Не-а! — Ленивка прикрыл глаза и устроился в мяте поудобней. — Я всё другое могу!

Валерьян отпил из пузырька и оживился:

— Тогда пойдем в пор-фи-лактический обход!

Всё же его долго не было. Мало ли кто успел заболеть?

— Не-а! — возразил Ленивка. — Я ходить не могу. Пойдем лучше в объезд.

Валерьян вздохнул, повесил на шею стетоскоп и, прихватив корзину, отправился осматривать пациентов. Первый визит он нанес Морской свинке. Свинка, отодвинув теплицу в сторону, выкапывала апельсиновую косточку. По всем прогнозам косточка давно должна была превратиться в раскидистое дерево и дать обильный урожай апельсинов. А, между тем, она даже не проросла.

— Как себя чувствуем? — спросил доктор, поигрывая стетоскопом. — Гланды в порядке?

— Вам виднее, — свинка воткнула в грядку лопату и присела на корточки, — как вы себя чувствуете.

Она осторожно извлекла косточку из ямы и попробовала на зуб. Апельсиновая косточка по-прежнему оставалась гладкой и твердой. Как и в тот день, когда Сажа обменял её на право пользоваться огородными гусеницами.

— Ещё дырка! — с интересом взглянув на косточку, отметил Валерьян. — И в зонтике дырка, и здесь!

— Это от счётов, — произнёс Ленивка из корзины.

— От чего?! — насторожилась Морская свинка.

— От счётов косточка, — долгопят щёлкнул языком. — Я их в магазине видал. А ещё там были макароны. Сливки ещё были. Кефир был, сардельки...

— Она, что же, не апельсиновая?! — обомлела Морская свинка.

— Мармелад, печенье... — перечислял долгопят.

— Не апельсиновая?! — щёки свинки покрылись густым румянцем.

— Не-а! — долгопят потянулся. — Хорошая была в магазине служба! Пока меня не поймали!

Валерьян с Ленивкой давно покинули огород, а Морская свинка всё стояла и смотрела на косточку от счётов.

Теперь вы понимаете, отчего говорят: "Такой-то разбирается в том-то как свинья в апельсинах"? Плохо, значит, разбирается. Хуже некуда.

Расставшись со свинкой, Валерьян вознамерился проведать Вау. Здоровье Вау тревожило доктора особенно. Вау имела отменное здоровье. И это Валерьяна тревожило. Он хотел бы заходить к Вау почаще.

Ленивка дремал, раскачиваясь в корзине, словно в гамаке.

Ещё издали до Валерьяна стали доноситься странные возгласы. По мере приближения к реке, доктор слышал их всё отчетливей. Это Афрозаяц скандалил на берегу, требуя у Ехидны верёвку.

Заяц твёрдо решил проститься с жизнью. "Что жизнь?! — сказал себе заяц. — Пустая трата времени! Глупое добывание пищи! Что я за свои пять лет путного сделал?! Кому я такой нужен?!"

Прямо из "Смотровой" он отправился в последний путь.

— Жребий брошен! — восклицал он по дороге. — Хватит! Мы уйдём налегке!

Добравшись до берега, Валерьян увидел Афрозайца, который, будто на постаменте, стоял на огромном булыжнике.

— Дайте мне верёвку! — требовал заяц. — Мосты сожжены! Булыжник на шею — и в воду!

Ехидна развешивала на Отшельнике стиранное бельё и обсуждала с ним поведение Афрозайца.

— Фи! — говорила она. — Какой стыд! Топиться в реке?! Полная безвкусица!

Метр Отшельник сквозь монокль презрительно глянул на зайца.

— Перестаньте хулиганить! — крикнула Ехидна. — Нету верёвки!

— Тогда — ужа! — бушевал Афрозаяц. — Дайте мне ужа! Ужа на шею — и в воду!

— Может его связать? — спросил у Ехидны Отшельник. — Пока не остынет?

— Я остыну! — заяц топнул ногой. — Навсегда! Избавитесь от меня! Заметив доктора, он спрыгнул с булыжника.

— Доктор! — с пафосом произнёс Афрозаяц. — Я хочу покончить все счёты! Передайте Морской свинке, что я завещаю ей наш огород!

— Счёты?! — Валерьян не на шутку забеспокоился. — И у свинки счёты! Везде счёты! Точно, что эпидемия!

Повесив корзину на плечо, он поспешил к Вау.

— Выворотку надо готовить! — бормотал доктор, спускаясь с крутого обрыва. — Для прививков!

Долгопят, разбуженный его бормотанием, выглянул из корзины. Удивительно только, что крики Афрозайца Ленивку совсем не потревожили.

— Прививки делать умеешь?! — спросил Валерьян.

— Не-а! — Ленивка зевнул. — Я другое всё могу!

Доктор без стука ворвался к Вау в пещеру и бросил встревоженный взгляд на хозяйку. Валерьян боялся заметить в ней признаки загадочной эпидемии.

Вау раскладывала на столике перламутровые раковины.

— Что там опять за шум?! — раздражённо спросила она.

— Эпидемия! — задыхаясь, сообщил Валерьян. — Сначала у зонтика, а потом и у всех остальных!

Ленивка вылез из корзины и осмотрелся. Обстановка ему понравилась. Богатая была обстановка. И, вообще, чувствовался хороший хозяин.

— Вау! — при виде Ленивки глаза Вау слегка затуманились. — Какой экземпляр! Ты кто?!

— Ленивка, — долгопят обнюхал перламутровую раковину.

— Ленивка?! — усмехнулась Вау. — Неплохо! Хочешь остаться у меня?!

— Могу, — согласился долгопят. — Только меня надо вперёд накормить. Я вперёд не умываюсь.

Между тем, отчаявшись получить верёвку, Афрозаяц стал подталкивать булыжник к обрыву.

Из реки вынырнула Макрель.

— Эй! Наверху! — засуетилась она. — Брось камень! Кому говорят?! Выйду — по шее надаю!

— Ну да! — пыхтел заяц. — Надавала одна такая! До сих пор дупло тушит! Сейчас прыгну в обхватку с булыжником и — привет! Поминай, как звали!

— Ты куда пропал?! — раздался у него за спиной знакомый голос. Афрозаяц испуганно оглянулся.

— Надо же?! — к нему приближалась Морская свинка. — Я его везде спрашиваю, а он камни в реку бросает!

— Ты?! — изумился заяц. — Меня?!

— Тебя, тебя! Кого же ещё?! — проворчала свинка. — Пойдёшь ко мне на огород сторожем?!

— Я?! — заяц не поверил своим ушам. — К тебе?!

— Кочан капусты в день, — предложила Морская свинка. — Ну и морковь само собой. Будешь грача от моих гусениц отпугивать.

Афрозаяц ущипнул себя за лапу.

— Прямо сейчас и начинай! — заторопилась Морская свинка. — А мне ещё надо к Лёве подскочить!

И она вразвалочку зашагала прочь.

Афрозаяц прислонился к булыжнику и глубоко вдохнул свежий речной воздух.

— Всё-таки жизнь — это вещь! — сказал заяц. — Спорить могу!

Не знаю, как вы, а лично я бы с ним спорить отказался.

Глава 11

О том, как Сажа попал в историю

ронические умники долго мыкались в поисках истины, пока кто-то из них не обнаружил её под собственным носом. И тогда он сообщил: "Истина заключается в вине!" Лично я с ним легко согласился. Но другие — из тех, что не знают меры — сразу полезли в бутылку: если, мол, истина заключается в вине, то в чем же заключается сама вина? Более или менее ясный ответ дал на это грач Сажа:

— Вина заключается в равнодушии! Бойтесь равнодушных! С их молчаливого согласия бодливые козы лишают нас крова над головой и делают...

— Обескровленными, — подсказал Валерьян.

— ...Делают беженцами! — грач повысил голос. — Но правосудие всё видит! И скоро наступит час...

— Два часа, — снова встрял доктор. — Скоро уже два пополудни.

Он указал на короткую тень, выбегавшую из-под палочки от солнечных часов. Этими часами Валерьян пользовался во время приёма посетителей. Чтобы не пропустить время приёма валерьянки. И почему-то считал их песочными. Наверное, потому что палочка втыкалась в песок.

— Ты что?! Хочешь меня перебить?! — грач взвился над "Смотровой." — Ладно! Только имей ввиду, что всех не перебьёшь!

Когда Брысь, играючи, боднула Сажино ведро, у того малость "поехала крыша". В смысле, само ведро. А грач был внутри. И, видимо, на него это сильно подействовало.

— Нет правды на земле! — сетовал грач, обустраивая новое гнездо в лесной чаще на высоченной сосне.

Днём раньше Лёва закончил работы по созданию МС-1. Так именовался его первый астролёт. Сокращённо от Морской свинки. Чтобы пробный запуск не причинил ущерба окружающей среде, Лёва нарочно перенёс испытания в самые дебри леса.

— Но правды нет и выше! — воскликнул грач, когда взрывная волна разметала его гнездо.

Тут-то он и решил вообще отказаться от всякой жилплощади.

"Отныне я узник совести! — сказал себе грач. — И пусть это будет моё добровольное заключение!". Но заключение медицины было совсем иного рода.

— Белены он, что ли, объелся?! — спросила Ехидна после того, как Сажа обозвал её "грубой материалисткой".

А она всего лишь красила на берегу материал. И всего лишь заглянула в "Смотровую" за пузырьком зелёнки.

— Горло дерёт, — объяснил доктор, выдавая ей пузырёк. — Простыл наверное. Если горло дерёт, лучше солью полоскать. Или грачишники поставить.

Он, разумеется, имел ввиду горчичники.

Зелёнку Ехидна разводила в корыте под пристальным наблюдением козы. Брысь пряталась в камышах, задумчиво покусывая сухой стебелёк. Внезапно она покинула свой наблюдательный пункт и скрылась в неизвестном направлении.

А грача по старой памяти занесло на огород.

Но только грач успел подцепить аппетитную гусеницу, как перед ним вырос Афрозаяц.

— Сюрприз! — бодро возвестил заяц.

На голове у него красовалась ушанка. Вернее, бескозырка. Заяц снял бескозырку с огородного чучела и проделал в ней отверстия для ушей. Одет он был в пятнистую маскировочную форму. А под мышкой сжимал короткоствольное ружьё. Ружьё заяц приобрёл у совы. Сплюшка, правда, об этом ещё не знала. Поскольку принимала участие в разбойничьей сходке на какой-то Лысой горе.

— Зелёный патруль, — прочитал Сажа надпись на груди у новоиспечённого сторожа. — Зелёный значит? Понятно. Молокосос, одним словом.

— У меня есть для тебя две новости, — сказал Афрозаяц, задетый за живое. — Плохая и хорошая. Ты сперва какую хочешь услышать?

— Любую! — насмешливо отозвался грач. — Что-то скучно стало без новостей! Никто чужую капусту не ворует, никто с камнем на шее в реку не прыгает, а главное, понимаешь, совсем поджигатели исчезли!

— Тогда слушай прежде хорошую, — заяц взвёл оба курка. — Если ты уберёшься с грядки, то я разрешу тебе сидеть на заборе.

Прикинув свои шансы, грач понял, что они приблизительно равняются нулю. И взлетел на забор.

— Ладно! — сказал он. — Будущее покажет! А оно, как известно, за нами!

И действительно, за его спиной Афрозаяц разглядел на горизонте маленькую точку, которая быстро увеличилась до размеров совы. Вернувшись в дупло, Сплюшка мигом заметила пропажу ружья и догадалась, кто у неё побывал.

— Ты покойник! — прохрипела сова, падая на грядку.

— А ты — ворона, — не остался в долгу Афрозаяц.

— Кого?! — Сплюшка стала озираться по сторонам.

— Ты, ты! — подтвердил заяц. — Про басню слыхала?!

— Кого?! — взгляд совы затуманился.

"Ну давай! — мысленно подстегнул Сплюшку грач. — Всыпь ему горячих! Правосудие всё спишет!"

— Ворона к старости слаба глазами стала, — начал декламировать Афрозаяц. — А дальше там в стихах. Тебе не понять. Я лучше про Золушку расскажу.

— Хр-р! Хр-р! — уронив голову на грудь, ответила Сплюшка.

— Значит, пригласил как-то принц эту Золушку на тур вальса, — заяц присел на бочку с капустой и положил ружьё на колени. — И слетел у неё, значит, с ноги башмачок. Вроде, как бы, случайно. "Давай, — говорит принц, — я тебя обую." "Сначала замуж возьми, — отвечает Золушка. — А потом я тебя сама обую". И знаешь в чём соль?

Афрозаяц похлопал по ружью. Только всё же зря. Всё же он плохо владел ещё огнестрельным оружием. Грянул выстрел, и заряд соли смёл с забора оторопевшего грача.

— Ничего личного! — успел крикнуть Афрозаяц, ныряя в погреб. Сова проснулась и уставилась на ружьё, брошенное зайцем после халатного обращения. Сплюшка соображала, каким ветром её занесло на огород. Провалы в памяти иной раз ещё давали о себе знать. "Скорее всего — западным, — угадала сова. — Западный дует скорее всего". Она сделала вывод, что заснула, возвращаясь с Лысой горы и, таким образом, совершила перелёт.

— Как-будто я замуж вышла! — Сплюшка, зевая, подобрала ружьё. — Как-будто за Афрозайца! Тьфу! Приснится же на ночь глядя!

Она снялась с грядки и улетела в лес.

Между тем, её "благоверный" скатился по ступенькам на дно погреба, чуть не сбив при этом с ног Морскую свинку. Свинка бродила вдоль стеллажей и считала баночки с вареньем. — Ты варенье брал? — спросила она зайца.

— Ну и ну! Бах! Прямо, как на фронте! — заяц поёжился. — Что? Нет. Я сладкого не ем.

Вообще-то, свинка спросила машинально. Афрозаяц трудился на совесть, охраняя её добро почти как собственное. Но двух-то банок не хватало. И Морская свинка взялась пересчитывать заново. На самом же деле, косвенной причиной пропажи варенья послужило загадочное исчезновение козы.

Накануне Брысь и мышонок слегка повздорили. А впрочем, как сказала Ехидна про Афрозайца: "На всякий роток не натянешь порток". Если не я, то кто-нибудь ещё все равно проболтается. Другими словами, коза устроила Серафиму настоящий скандал. Она давно уже ревновала мышонка к Вау.

— Вау сделала то! Вау сказала это! — бушевала коза. — Ах, какой у неё хвост! Ах, как она ходит! Где моя закуска?! Закуска где, я спрашиваю?!

Мышонок только растерянно хлопал глазами. Брысь, наконец, разыскала резиновую грушу, засунула её в рот и отвернулась к стене. А с утра она исчезла. Серафим, было, подумал, что коза играет со страусом в гараже, но её не оказалось и там. Лёва, покрытый толстым слоем копоти, выпрямлял на верстаке искорёженные детали астролёта.

— А где коза? — спросил мышонок с порога.

— Чего?! — продолжая орудовать молотком, Лёва глянул на Серафима.

— Где коза?! — прокричал мышонок.

— Ш-ш-ш! — страус подул на ушибленное крыло. — Система охлаждения подвела! Перегрелась после старта!

— А где коза? — спросил Серафим, пользуясь минутой затишья.

— Дома, — страус взялся за гаечный ключ. — Я хотел её в космос запустить. Представляешь?! Первая коза в космосе! Но она сказала, что ты её и так уже запустил. И без космоса.

Зная характер своей козы, Серафим бросился к Вау.

Вау же меньше всего думала о том, какие страсти кипели вокруг её имени. Она сидела в кресле и наблюдала за действиями Ленивки. Ленивка разливал кофе в две маленькие фарфоровые чашки. Когда Вау впервые попросила разлить кофе, долгопят просто опрокинул кофейник на пол.

— Ленивка, — сказала Вау, — ты всё понимаешь слишком дословно.

— Ага! — подхватил долгопят. — Ещё до того, как сказано! Я всё ещё вперёд понимаю!

Он восхищался своей новой хозяйкой. Стараясь ей всячески угодить, он даже шёл на прямое нарушение обязанностей долгопята. То есть принимал посильное участие в домоводстве.

И теперь Вау сидела и наблюдала, как переливается кофе через край фарфоровой чашки, пока Ленивка, открыв рот, наблюдал, как переливаются янтарные бусы на шее у Вау.

— Повторение, — с лёгкой иронией заметила Вау, — в каком-то смысле, конечно, мать учения. Но!...

Она взяла красноречивую паузу.

— Ой! — Ленивка отставил кофейник и промокнул чёрную лужицу бархатной подушкой для иголок. — Кофейник течёт!

— Но, — закончила Вау свою мысль, — вряд ли можно чему-то научиться, без конца повторяя одни и те же ошибки!

— Точно! — Ленивка засунул палец в носик серебряного кофейника. — Вот, где дырка взялась!

— И кота совсем не обязательно передразнивать, — Вау строго посмотрела на Ленивку.

Тот сделал вид, что занят починкой носика. Появление Серафима избавило кофейник от участи других предметов, которые долгопят уже "отремонтировал".

— Коза пропала! — задыхаясь, выпалил мышонок.

— В каком смысле? — нахмурилась Вау.

Серафим сбивчиво поведал историю загадочного исчезновения козы.

— У неё приметы особые имеются? — спросил долгопят.

Вау достала из-под кресла корзину. Корзину доктору пришлось оставить у неё вместе с долгопятом. Ленивка заявил, что в общественном транспорте его укачивает. А ему надо ездить за продуктами.

— Какие ещё приметы? — изумился мышонок.

— Ну, если кофейник течёт, — пояснил долгопят, забираясь в корзину, — то это к прогулке. У меня такая примета особая. Может коза тоже гулять пошла?

Вау подхватила корзину с Ленивкой и отправилась на место происшествия. По пути мышонок рассказал ей, как они с козой повздорили. Но причину размолвки он почему-то утаил.

Во дворе у Серафима Вау почти не задержалась. Она внимательно осмотрела следы, глубоко втянула в себя свежий осенний воздух и направилась в сторону огорода.

Долгопят и мышонок не отставали от неё ни на шаг. Но, если Серафиму для этого приходилось выбиваться из сил, то Ленивка преспокойно дремал в корзине.

При виде Вау Афрозаяц вытянулся по стойке смирно и взял ружьё "на караул". В основном для того, чтобы его продемонстрировать.

— Где свинка? — коротко спросила Вау.

— В погребе! — доложил заяц. — За время службы происшествий не имею! Рядовой Афрозаяц из "Красной книги"! В других списках не значится!

Вау кивнула и спустилась в погреб. Серафим последовал за ней. Морская свинка, перебирая картофель, выслушала относящиеся к розыску вопросы.

— Швартовалась, — подтвердила она. — За луковой шелухой приходила. Если надо, могу и вам отсыпать.

Вау вежливо отклонила предложение. А Серафиму и вовсе было не до того.

— Это у тебя варенье? — деловито поинтересовался Ленивка, выглядывая из корзины.

— Клубничное, — Морская свинка отвернулась, всем своим видом показывая, что она считает визит законченным.

— Ну что ж, — сказала Вау, покидая погреб. — Кажется, я знаю, где искать эту козу.

Когда Вау и мышонок пожаловали в мастерскую "Ехидна и сыновья", работа над переменой облика ревнивой козы близилась к завершению.

Брысь нетерпеливо топталась на месте, распространяя вокруг удушливый запах лука.

— Не вертись! — ворчала Ехидна, окуная кисточку в золотистый краситель, заваренный из луковой шелухи.

— А всё-таки она вертится! — заметил Отшельник, раскачиваясь на вешалке.

— Надо же! — фыркнула Ехидна. — Какое открытие!

Вау и Серафим, поражённые видом рыжей козы, молча стояли в дверях.

— Я тоже кое-что открыл! — долгопят вылез из корзины и всем предъявил пустую банку.

Мордочка его была выпачкана в клубничном варенье.

— Хорош! — вздохнула Вау. — Нечего сказать!

— А я хороша?! — спросила Брысь, поворачиваясь свежеокрашенными боками. — Я лучше Вау?!

— Ты — лучше всех! — Серафим бросился ей на шею.

Вечером, пока Лёва и Брысь играли в шашки, мышонок налил в стаканы свежее молоко и поставил на стол полную салатницу душистого сена.

— Надо ей на шею колокольчик повесить, — делая очередной ход, сказал страус.

— А ромашку не хочешь?! — коза съела Лёвину дамку и облизнулась.

— Эй! — запротестовал страус.— В шашках по-другому едят!

— Она цветов не любит, — пояснил Серафим.

— Или велосипедный звонок, — предложил Лёва. — Пусть звонит, когда задерживается.

— Правильно, — согласился мышонок. — Если бы не Вау...

Но коза так на него посмотрела, что Серафим счёл за лучшее оставить свои мысли при себе.

Что касается упомянутой Вау, то она сидела в кресле у выхода из пещеры и, невольно прислушиваясь к тому, как по соседству ссорятся Ехидна с Отшельником, размышляла о природе вещей.

— Ах так?! — шипел Отшельник. — По-твоему, я редко меняю кожу?! Ну тогда я с тобой не разговариваю!

"Только в мире вещей, — думала Вау, — молчание является бесспорным знаком согласия".

— Семь банок, восемь банок, девять банок, — доносилось из глубины пещеры бормотание Ленивки.

Он, чтобы скорее уснуть, считал вслух банки с вареньем. После употребления сладкого, долгопята сильно мучила жажда. И он выдул прямо из носика весь остывший кофе. Потому-то Ленивке и не спалось.

Но, за всеми этими "молочными" и "кофейными" перипетиями, я как-то забыл рассказать про Сажу.

После несчастного случая на огороде, грач прилетел к доктору. Валерьян сидел на корточках и тщательно изучал карту. На данной карте Сплюшка отметила когда-то местонахождение своего сундука. Только сундука там уже давно не было. Сундук уже давно стоял в "Смотровой".

— Это что? — спросил грач без особого интереса.

— Карта, — пояснил доктор. — Ми-се-цинская. На сову. Я такие хочу на всех завести.

— Чернильная душа! — буркнул Сажа. — Лучше крыло перевяжи!

— Стукнулся? — Валерьян достал из кармана бинт.

— Да так, — неохотно ответил грач. — Попал в одну историю. Прямо из "Смотровой" Сажа отправился искать стоящее место для грачевника. Он понял, что правосудие слепо. Правильно его в древности изображали с завязанными глазами. "А это значит, — подумал грач, — что никакого будущего за нами нет". Лично я с ним легко согласился. Ибо в точности знаю, что будущее ожидает нас где-то впереди.