Подглядывающая

Глава 16. День 326

– Ты выходишь или нет? – спрашивает меня Эй, открыв дверь машины.

Он смотрит по сторонам – не на меня – и от этого волнение еще сильнее начинает царапать солнечное сплетение.

Киваю – и тотчас же выбираюсь из машины. Тоже невольно оглядываюсь. Полдень. Пустынные улицы. Ощущение такое, будто и погода подготовилась к слежке: пасмурно, едва ощутимый ветер, легкий снежок – все усредненно, без ярких примет. Натягиваю серую шапочку до бровей.

Эй сегодня одет непривычно – никаких пижонистых туфель, яркого кашне и элегантного пальто. Ботинки, джинсы, куртка с капюшоном. Легкая небритость, волосы, похоже, причесаны пятерней, а не расческой. Ему так идет быть нормальным… Странно, что нормальность для него самого – вовсе не это.

Беру его под руку – боюсь, что споткнусь от волнения.

– Не вертись, – то и дело напоминает мне Эй. Не помогает. – Подумай о чем-нибудь отвлеченном, – тогда предлагает он.

Я прерываю мысли о Сергее, которые тут же норовят расцвести в моей голове. О чем же мне подумать…

– Эй, – тихо говорю я. – Ккак… ттебя зовут?

– Я же сказал – подумай, а не спрашивай, – цыкает он на меня.

Я резко тяну его за локоть.

– Василий, – раздраженно бросает Эй.

Да ну!

Давлюсь смешком.

Вася… Главный злодей моей жизни называется именем, больше подходящим для клички кота. Вася! Подумать только! Но я перестаю улыбаться. С чего я взяла, что Эй говорит правду? Правда – то, что сейчас я держу его под руку. Все остальное должно подвергаться сомнению.

Как же так вышло, что мужчине в сети, которого я видела только по нечеткому фото, я доверяю больше, чем Эю, в доме которого дважды оставалась ночевать?

Эй подготовился – знает код подъезда. Поднимаемся на один пролет. Дальше я сама – вдруг все же Рената дома, надо проверить.

Как же страшно нажимать на пуговку звонка! Будто я бомбу активирую.

За те секунды, пока звучит переливистая мелодия, меня пробирает насквозь холодом и окатывает духотой.

Вздрагиваю, когда слышу тихий шум за соседней дверью, – кто-то подглядывает за мной. Едва успеваю остановить себя – и не оглянуться.

Эй не дожидается моего возвращения – поднимается сам. Пытаюсь объяснить, что за нами следят, но он шикает на меня после первого же звука. Затем достает ключ. Я в тихом восхищении. Мне почему-то казалось, что Эй будет возиться с отмычкой.

Вхожу в квартиру следом за Эем. Не успеваю и взглянуть на нее, вдохнуть ее запах, как Эй резко притягивает меня к себе и целует. Он неожиданности я не сразу вспоминаю, что можно сопротивляться, а когда вспоминаю, то уже и не хочется этого делать, – до того поцелуй будоражит. Отвечаю на него, но все же упираюсь ладонями в грудь Эя.

Он отстраняется внезапно, в глаза мне не смотрит – цепко оглядывает квартиру, и от этого кажется, будто поцелуй происходил только в моем воображении.

Ну и кто из нас несерьезно относится к ситуации?!

– Перчатки не снимай, – командует Эй неожиданно теплым голосом. – Иди, проверь кабинет, я займусь спальней.

– А ссапоги?

– Чтобы хозяйка квартиры, внезапно придя, увидела наши пары обуви, любовно жмущиеся друг к дружке? Просто тщательно вытри подошвы о ковер, – выговаривает мне Эй и уходит.

«Проверь кабинет», – мысленно передразниваю я его.

Будто я только что прошла курсы по обыску квартир.

Что проверять? Как? На что обращать внимание?

Пока я просто пытаюсь привыкнуть к ощущению, что незаконно нахожусь в чужой квартире. А еще к тому – что это квартира брюнетки, которая столько месяцев не выходила у меня из головы. Благодаря Эю, я уже многое знаю об этой женщине, а теперь я будто могу до нее дотронуться.

Квартира небольшая, но кажется просторной – мебели очень мало, все встроено, спрятано. Светло. Все таких… ласковых оттенков: теплое дерево, беж, сирень.

Заглядываю на кухню. Это и кухней-то сложно назвать – скорее, склад коробок, альбомов и фотографий в рамах. Рената не любит готовить – это даже мне понятно. Если она и кушает дома, то делает это в кабинете.

Здесь идеальный порядок сочетается с неряшеством. Книги на полке стоят корешок к корешку, карандаши в стаканчике на столе заточены так, что коснись – и проколешь палец. Объективы на полке разложены по размеру. Ни пылинки. Но при этом кардиган валяется под стулом мятой кучей, а возле ноута стоит бокал вина с отпечатком губной помады и блюдце с крошками. Пахнет деревом, лаком и едва уловимо – цитрусом.

То, что я вижу, – это важно? Эти сведения нужны?

Только сейчас я начинаю по-настоящему ощущать, что нарушаю закон.

Иду к Эю, чтобы задать вопросы, которые во мне скопились.

Заруливаю в спальню – и у меня на полном серьезе сердце пропускает удар.

На меня смотрит брюнетка.

Брюнетка стоит ко мне спиной, расстегивает алыми ноготками застежку алого лифчика и, повернув голову, замерев, не мигая – так же как и я – разглядывает меня в упор.

Проходит несколько секунд прежде, чем я осознаю, что это не настоящая женщина, а ее фотография с выставочной инсталляции Стропилова, на которой я побывала.

Опускаюсь на край незаселенной кровати.

Перевожу дух.

Очень большая кровать – как две мои. Или три. Все-таки две. Но кажется, будто три.

Одеяло на кровати скомкано. Простыни темно-синие – цвета ночного неба, шелковые, как в эротическом фильме. Провожу по ним ладонью – какие же гладкие! Может, спать на них не очень удобно, зато, наверняка, на них очень приятно… Я обрываю свои мысли – будто Эй может подслушать.

Он копается в ящике комода с нижним бельем, и от этой картинки мне становится не по себе.

Эй правильно расценивает мое выражение лица.

– Вот поэтому женщины и прячут в таких полках самое важное – будто у тех, кто проводит обыск, должны быть моральные принципы.

Похоже, я совсем не гожусь для этой роли.

Жутко хочется отпроситься, как в школьные годы во время контрольной, – подождать Эя с обратной стороны двери.

Но я все еще держусь. Исследую комнату: заглядываю под кровать, выдвигаю полки прикроватной тумбочки, смотрю, не скрывается ли кто за ширмой.

– Эм, зая, глянь, что я нашел, – Эй жестом манит меня к шкафу. Раскрывает дверь – и на меня всем своим видом выпячиваются, будто вываливаются, несколько рядов наручников, плеток и разных штуковин, о предназначении которых я могу только догадываться. Вот тебе и ласковые оттенки. Прежде чем судить о человеке, загляни в его шкаф.

– Какова оторва! – с огнем в глазах произносит Эй, щелкая плетью в воздухе.

На этом моменте я окончательно убеждаюсь, что сыщик из меня никакой, и Эй прекрасно справится в одиночку. В конце концов, должен ведь кто-то стоять на шухере. Или как там это называется у профессионалов.

– Пподожду зза дверью! – говорю я тоном, не принимающим возражений.

Разворачиваюсь – и слышу, как в замке проворачивается ключ.

Машинально пытаюсь запрыгнуть в шкаф – Эй ловит меня едва ли не на лету и тянет в противоположную сторону. Мы замираем за ширмой в ту самую секунду, когда распахивается входная дверь.

Я словно окаменела – не двигаюсь и какое-то время даже не моргаю. Только быстро и громко стучит сердце, будто резиновый мяч об асфальт. «Противозаконно», – единственная мысль, которую генерирует мой мозг.

Слышу шорох в коридоре. Прикрываю глаза – и теперь мне проще «увидеть», как Рената снимает сапоги, расстегивает куртку, вешает ее на вешалку. Хлопает дверца шкафчика.

Пытаюсь оценить свое положение. Ширма – плетеная, в японском стиле – не просвечивается, заметить нас можно лишь через узкие щели на стыковке составных частей. Но за нами – занавески, на их фоне нас не рассмотреть, если мы не двигаемся. Не самое плохое место. Наверняка, Эй заприметил его раньше. Он все просчитал. Кроме того, что Рената вернется так не вовремя.

Бросаю взгляд на Эя. Он прикладывает указательный палец к губам.

Склоняюсь к щели, чтобы следить за происходящим.

В отражении коридорного зеркала вижу Ренату, на ней светлое платье из мягкой шерсти, чуть выше колен. Она поправляет волосы, любуется собой, соблазняет улыбкой отражение.

Я никогда не подглядывала вот так, по-настоящему. У меня всегда были пути отхода, всегда можно было соврать, что в этом месте, в это время я оказалась случайно. А сейчас я нарушала закон, и выдать меня мог даже неосторожный вдох. От волнения ладони стали ледяными – хоть согревай их дыханием, как на морозе.

Таких сильных эмоций я не испытывала уже очень давно.

Ширма будто разделяет два мира – мой, ледяной, застывший – и Ренаты – теплый, плавный, с запахом кофе, который она заваривает на кухне. Затем Рената включает музыку на мобильном – и я невольно улыбаюсь, узнав мотив. Андреа Бочелли «Vivo per lei». В моем плей-листе тоже есть эта песня.

Она пьет кофе в кабинете, возможно, за ноутом. Просматривает фото? Фоном звучит музыка.

Из комнаты Рената выходит переодетой. Поверх комбинации накинут кардиган, он сполз с плеч, повис на локтях. Рената поправляет его, но только с одной стороны. И от этой асимметрии в ее поведении – и ее мыслях – у меня мурашки по коже.

Она ходит по паркету босиком, в очках, с книгой в руках. Я впитываю каждое ее движение, которое получается уловить в дверном прямоугольнике.

Чувствую шевеление за спиной, оборачиваюсь.

Цепко глядя мне в глаза, Эй стягивает перчатки.

Снимает куртку.

Расстегивает манжеты рубашки.

Что происходит?!

Я настолько огорошена происходящим, что забываю о Ренате – и едва не задеваю ширму, когда внезапно слышу ее громкое «Алло!» в коридоре.

Эй хватает меня за плечи так сильно, что даже через куртку я ощущаю каждый его палец. Четким, тяжелым жестом Эй просит меня быть тише. И, после моего неуверенного кивка, продолжает раздеваться.

Стягивает рубашку. Затем – джинсы.

– …Отлично! – голос Ренты звучит уже из кабинета. – Встречаемся в пять.

Эй расстегивает пуговицу на джинсах.

Что он задумал?! Я хватаю ртом воздух, но ничего не могу произнести – нельзя.

Эй, уже обнаженный, склоняется к моему уху – так близко, что касается его губами.

– Я отвлеку ее. А ты сбежишь, – он вкладывает мне в ладонь ключи от машины.

Ничего не понимаю!

Несомненно, внезапное появление голого Эя в запертой квартире отвлечет Ренату, но как мне сбежать, чтобы она не заметила? Мне нужен более подробный план!

Рената прощается по телефону – и я тотчас же прерываю свои громкие мысли.

Эй выскальзывает из-за ширмы. Бесшумно подлетает к шкафу, также бесшумно достает оттуда плетку и одним ловким движением запрыгивает на кровать. Ложится на бок, спиной ко мне, голову подпирает рукой. Вторая рука, поигрывая плеткой, лежит на его бедре.

Чувствую себя, как в кино, когда говорят, что хуже уже быть не может, – и тут же становится еще хуже.

Рената курсирует из кабинета на кухню, поглощенная своими мыслями. Проходит мимо двери в спальню, но, похоже, что-то улавливает боковым зрением, потому что пятится на несколько шагов.

Под весом паузы втягиваю голову в плечи.

И вдруг мысль – сейчас Рената может назвать его по имени!

Но она молчит. Запахивает кардиган, прислоняется плечом к дверному косяку.

Кажется, пауза растянулась на часы.

– Что ты здесь делаешь? – голос Ренаты – глубокий, грудной, с какой-то необычной плотностью – пробирает до нутра.

Она не злится. Но и радости не слышно. Скорее, любопытство.

– По-моему, ответ очевиден, – Эй едва ли ни мурлычет.

Он настолько хорошо играет, что даже я ему верю.

Рената коротко ухмыляется, подходит к нему на шаг, склоняет голову.

– Как ты оказался в моей квартире? – и сама же себя перебивает: – Впрочем, о чем это я? Будто я плохо тебя знаю. Школа жизни?

– Да, школа жизни, – слышу улыбку в голосе Эя – и отчего-то это меня задевает. – В этой школе меня многому научили…

– Воровать ключи на киносеансе, делать дубликат, проникать в дом к незамужней женщине.

– …но только не ориентироваться в тех игрушках, которые ты прячешь в шкафу. Что насчет этого? – Эй дразнит ее плетью. – Стоит попробовать?

– Тебе понравится кое-что другое.

– Например?

– Например… – Рената закусывает губу.

Снова балансирующая пауза, после которой продолжение игры может наступить с той же вероятностью, что и окончание.

А потом Рената опускает руки – и кардиган падает на пол. Теперь она стоит перед Эем в комбинации, босиком, с распущенными волосами. Мне кажется, или он нервничает?

Движением фокусника Рената выуживает из шкафа черную атласную ленту.

– Например, вот это.

– Завяжешь мне глаза? – в голосе Эя – насмешка.

– По крайней мере, попробую.

Рената облизывает губы, мягко подходит к кровати, опускается на край. Но едва она протягивает к Эю руки с лентой, как он в одно мгновение подминает ее под себя.

– Я больше не играю по твоим правилам, помнишь? – со злорадством говорит Эй, нависая над неподвижной Ренатой. – И что ты планировала потом? Связать мне руки – и сбежать из до…?

Он не успевает договорить – получает от Ренаты коленом. Смеясь, она вскакивает, но не успевает и на пол ступить, как Эй опрокидывает ее животом на кровать.

– Значит, такие тебе нравятся игры?.. – Эй сцепляет ей запястья за спиной, свободной рукой интенсивно машет ширме в сторону двери. – Что ж, мне тоже...

Я сигнал понимаю – и на цыпочках бросаюсь к выходу.

Следующий час я сижу в машине, глядя, как снег заметает лобовое стекло.

Эй приходит довольный и почти счастливый.

Его скулу пересекают две царапины – след от ногтей.

– Я узнал, где она будет завтра в пять вечера, – сообщает он, заваливаясь на пассажирское сидение. – Ты чего такая грустная?

Пробую улыбнуться, но приподнимается только один уголок губ.

Разве я на что-то рассчитывала?

Тысячу раз – нет.

Тогда почему мне так хреново?..

Спрашиваю, а что было бы, загляни Рената за ширму. Эй разворачивается ко мне, руку кладет поверх спинки сидения. Глаза блестят.

– Судя по ее разбросанным вещам, она ширмой вообще не пользуется. Давай, меняться местами.

Я перехожу на пассажирское сидение, избегая взгляда Эя, когда мы встречаемся у бампера.

Эй включает дворники. Снег фонтаном ссыпается со стекла.

– Ну что, едем ко мне? Отметим твой первый обыск.

Качаю головой.

Эй не настаивает, не задает вопросов. Угрызений совести он не испытывает. Мол, так получилось, зая. Все ради тебя и твоего спасения.

Я по-настоящему расстраиваюсь каждый раз, когда по дороге домой нас задерживает красный сигнал светофора.

Дома я тотчас же сажусь за ноут. К счастью, Сергей в сети.

Мне становится лучше только от осознания того, что он где-то есть.

Включаю чайник. Когда возвращаюсь к ноуту, меня уже ждет сообщение.

Серый: Какая музыка соответствует твоему настроению сегодня, Эмма?

Задумываюсь. Не нахожу ответа.

Never111: Тишина.

Серый: Все так плохо?

Never111: Нет, не все, и не так. Но… у тебя бывает такое чувство, будто ты постоянно ошибаешься, каждый раз делаешь неправильный выбор?

Серый: Бывает, Эмма.

Never111: У меня в последнее время такое – каждый день.

Серый: В чем ты ошиблась?

Never111: Во многом. Я словно на каждом важном перекрестке сворачиваю не туда, куда надо.

Серый: Эмма, ты не можешь этого знать. Никто не знает, что было бы, если… Просто у тебя сегодня дурацкий день.

Передо мной словно кадры проносятся: я нажимаю кнопку звонка, вхожу в квартиру Ренаты, Эй копается в женском белье, я прячусь за ширмой, голый Эй сжимает запястья Ренаты у нее над головой.

Never111: Можно сказать и так…

Сбегаю заваривать чай.

Такое странное состояние, будто я нащупала в глубине своей души что-то очень важное – но пока не могу за это ухватиться. Словно я археолог, счищающий кисточкой песок с окаменелости. Что я увижу?..

Блуждая в своих мыслях, я так долго вымакиваю в кружке чайный пакетик, что вода становится почти черной. Выливаю ее и заливаю в чайник новую.

Ощущение открытия не покидает меня.

Возвращаюсь за комп.

Серый: Если бы я оказался рядом, то пощекотал бы тебя или встряхнул за плечи. Ты бы делала недовольный вид и бурчала)) А еще я умею смешно пыхтеть на ушко, как ежик.

Я улыбаюсь – против своей воли. Невозможно не улыбаться, когда слышишь, как пыхтит взрослый серьезный мужчина – чтобы поднять тебе настроение.

Как у него получается быть настолько идеальным?

Never111: Обними меня…

Пишу и, прилипнув взглядом к экрану, жду продолжения.

Довольно откровенно для наших дружеских бесед. Играя, мы позволяли себе многое, но вот так, всерьез… Я словно делаю крошечный шаг в запретную зону – и замираю, ожидая реакции.

Коротенькая – но все-таки пауза.

Серый: Иди ко мне.

«Иди ко мне», – повторяю я про себя.

Прикрываю глаза.

Чувствую на плечах его ладони.

Под веками начинает пощипывать.

Не открывая глаз, я встаю со стула, позволяя призрачному Сергею меня обнять.

И он меня обнимает, притягивает к себе. Я прижимаюсь щекой к его куртке. Еще холодная – он только что с улицы…

Открываю глаза только для того, чтобы прочитать сообщения Сергея.

Серый: Ты похудела. Я чувствую это, когда обнимаю тебя.

Вот подлиза! Я вовсе не похудела. Скорее, наоборот. Слишком много ем сладостей – нервная жизнь у меня в последние месяцы.

Серый: Знаешь что… Одевайся потеплее, я забираю тебя на прогулку.

На экране появляется фотография заснеженной реки с искристой корочкой льда. Деревья в снежных кружевах. Купола, будто посыпанные сахарной пудрой.

Never111: Красотища… А ты не мерзнешь?

Серый: Мне очень тепло с той стороны, где идешь ты. И перестань хихикать с того, как смешно я выгляжу в шапке)))

Never111: Можно, я просто спрячу улыбку в шарф?)

Серый: Да, в мой))

Я держу его под руку. Мы бредем, обнимаясь, по пушистому снегу вдоль застывшей, сверкающей на солнце реки, и болтаем о мостах. Вернее, Сергей рассказывает, а я рассыпаюсь скобочками в сообщениях. Я не могу конкурировать с мостами – эта страсть сидит в нем слишком глубоко. Но могу конкурировать со всем остальным.

Пролистываю наши сообщения – сколько же в них скобочек! Едва ли не больше, чем букв.

Хочу улыбаться в реальной жизни.

Хочу быть счастливой в реальной жизни.

Never111: Сергей, что ты делаешь сейчас на самом деле?

Серый: Возвращаюсь с работы домой.

Хочу, чтобы он возвращался с работы ко мне.

Never111: Какие тебя окружают запахи?

Серый: Влажного снега и бензина.

Never111: Сейчас я могу очень четко тебя увидеть.

Серый: И понюхать)

Я словно снова стою на перекрестке. Но теперь собираюсь сделать правильный выбор. Только уверенность вовсе не означает, что этот выбор простой.

Даже наоборот.

Never111: Думаю, ты пахнешь иначе)

Серый: Кофе, туалетной водой и сигаретами))

Я вижу его, бредущего по вечернему Питеру, так явно, будто следую за ним по пятам. Будто подглядываю. Но я не хочу больше подглядывать за Сергеем.

Только как совместить реальность и мои желания? Они вообще совместимы?

Мне надо все хорошенько обдумать.

И принять решение.

Так и пишу:

Never111: Беру паузу.

Больше никакой игры. В играх я всегда проигрываю.

Серый: Длинная пауза?

Never111: Не знаю. До завтра. Пока!

Серый: Ты как-то сухо прощаешься.

Never111: Надо мокрее?

Никаких игр.

Ни к чему хорошему они не привели.

Знаю, что поступаю неразумно, знаю, что это противоречит моему решению все хорошенько обдумать, но, все же, делаю еще один шаг вглубь запретной зоны.

Выдыхаю – и пишу. Пока не передумала.

Never111: Сердце колотится. Где-то чуть ниже горла застрял комок из эмоций, глотать трудно, дышать трудно. В голове не то, что бы туман, но мысли словно из прямых стали ломанными, и смысл к картинке цепляется с опозданием. Но я делаю вид, что у меня все в порядке. И, возможно, окажись ты рядом, ничего бы не заметил. Разве что меня могли бы выдать руки – они дрожат в те секунды, когда я теряю контроль над собой. Вот как сейчас. Это тебе вместо сухих слов.

Never111: Прости.

Never111: До завтра.

Впервые с тех пор, как я завела аккаунт в соцсети, я не размещаю пост.