И надо было побыстрей добраться до Хстова — успеть вытрясти деньги из первого легата, разыскать своих, пока они не ушли в Дерт, поискать замену убитым. Черной еще в лагере присматривался к армейским стрелкам: стоило переманить к себе десятка два неплохих ребят. Но все равно было горько — не хотелось уходить. Еще бы несколько дней… Обычно он не любил подолгу торчать на одном месте, скучал и искал перемен. Мысль о том, что и здесь он бы тоже вскоре заскучал, почему-то не принесла удовлетворения.
— И жених твой вернулся?
Нежинка кивнула с полуулыбкой — Черному показалось, игривой… Выглядело это невинно и даже трогательно.
— Я хочу на него взглянуть.
— Зачем? — опешила она.
— Просто. — Он пожал плечами: не знал, в самом деле не знал, зачем ему это нужно.
— Не надо, — сказала она и отвернулась.
Черной собрался в дорогу быстро — еще не рассвело. Успел поесть. Вещевой мешок теперь не раздувался, стоило лишь потуже свернуть одеяло и выложить лишнее, — Нежинка, наверное, думала, что до Хстова он будет добираться месяц, а не три-четыре дня.
Она проводила его немного — до речушки, по которой он собирался двигаться на юго-запад. В смешном платке, с румяными от мороза щеками, она выглядела совсем девочкой. Светало. И ясное небо на западе снова окрасилось в странный сине-зеленый цвет…
Черной остановил ее на берегу, обнял одной рукой и поцеловал на прощание — по-дружески, в благодарность. Нежинка улыбнулась — немного грустно, но светло и вовсе не по-детски.
А когда он уже шел по льду, она вдруг окликнула его:
— Погоди!
Черной не хотел оглядываться, но не смог ее не послушать.
— Что? — Он повернулся к ней.
— Я не выйду за него.
— Что?
— Я знаю, зачем ты хотел его увидеть. Ты хотел убедиться, что ты лучше. Ты лучше. И я не выйду за него. Теперь иди.