Фенхуан

Однажды некий путешественник, который интересовался песнями, стихами и живописью, скрючившись в маленькой лодочке, путешествовал по этой реке почти месяц – и не пресытился! А все потому, что места здесь были дивные, ведь именно здесь природа в полной мере смогла проявить свое бесстрашие и утонченность. Ничто в этих краях не оставляло равнодушным.

Шэнь Цунвень. Пограничный городок


У меня сложные отношения с китайским искусством. C третьего курса муж заставляет меня прочитать Сунь Цзы «Искусство войны», а также периодически истязает Джетом Ли и прочим летающим шаолинем. Моя лучшая подруга – истый фанат Вонга Кар-Вая. Когда-то, лет десять назад, я решила ознакомиться, что за Кар-Вай такой, и для первого раза выбрала самое, на мой взгляд, красивое и романтичное название – «Счастливы вместе», как раз для приятного семейного вечера. Открывался фильм сценой гомосексуального изнасилования в общежитии для нелегальных иммигрантов на границе Аргентины и Парагвая.

Но вот классические пейзанские картинки китайской жизни меня совершенно завораживают. Я люблю романы нобелевской лауреатки Перл Бак про крестьян, выращивающих рис, я люблю классический «Сон в красном тереме», все вот эти восточные сказки и легенды, где логика и здравый смысл принесены в жертву образности, символизму, распевной обреченности и неспешной простоте.

Ну или вот китайский классик Шэнь Цунвень, написавший наивную сказку про девочку с изумрудными глазами Цуй-Цуй, которая сидит на берегу реки Тоцзян и ждет сладкоголосого любимого, который все никак не идет.

Поэтому в свободные три дня в Китае я решила поехать в высокогорную провинцию Хунань. На родину Шэня Цунвеня, в самый красивый старинный китайский город Фенхуан. Из города Чжанцзянцзе до Фенхуана нужно ехать горными серпантинами пять часов. Вдоль залитых водой рисовых террас, на которых уже на рассвете, в семь утра, кто-то что-то мотыжил, выгуливал волов с огромными рогами (я вот сейчас специально погуглила про волов – они!). Удивительное зрелище, больше похожее на мосфильмовскую декорацию. Абсолютно нетронутый цивилизацией уголок. И в нем затерялся старинный городишко на реке, по которой вдоль разваливающихся домов на сваях и древних пагод плавают деревянные рыбацкие лодки.

Это совершенно удивительное чувство – гулять по городу пешком среди людей, которые не понимают ни слова из того, что ты говоришь, и смотрят на тебя, как на несчастного, которого терзают бесы. И в ответ издают звуки, которых не понимаешь ты. Когда незнакомые иероглифы осуждающе хихикают, глядя на тебя с витрин вокруг: «А, хотел привычного английского языка? Хотя бы каких-нибудь табличек „оpen, stop, restaurant, we accept credit-cards“? („Открыто, стоп, ресторан, мы принимаем кредитные карты“.) Гыгыгы, ну-ну, ориентируйся теперь по запахам, дурачина».

А ты, словно странный дикарь, заброшенный в другой мир, пытаешься жестами и глупыми улыбками убедить всех вокруг, что пришел с добром. У меня на телефоне есть приложение, которое понимает китайскую речь и умеет произносить по-китайски то, чего я от него требую, но на мою беду (ну или на мое счастье, такой вот парадокс) в этом городе совершенно отвратительная мобильная связь и, соответственно, нет Интернета. Кроме того, ворота Старого города открыты только для пешеходов. То есть упорядоченное дорожное движение, которое хоть как-то может помочь в освоении пространства, тоже отсутствует. И вот, когда рухнули все опоры, поддерживающие твое существование в обычном мире, – язык, навигация, современная организация пространства, понятные образы на улицах – вдруг, в этой абсолютной потерянности, открывается невероятная свобода. Ты становишься настоящим исследователем. Все планы рухнули, ничто вокруг тебе помочь не может, поэтому ты рад любому результату. Приехал вроде как туристом, но, сам того не ожидая, открыл внеземную цивилизацию.

Центр города – это лабиринт старинных улочек, мощенных камнем, неаккуратно громоздящиеся друг на друга деревянные домишки с покатыми черепичными крышами; щедро наброшенные на провода и причудливо свисающие как будто бы с неба китайские красные зонтики. Через весь город протекает мутная зеленая река, по которой туда-сюда снуют узкие китайские лодки. И люди до сих пор ходят с корзинами за спиной. Старые женщины Мяо в традиционных черных головных уборах, стирающие белье прямо в реке, мужчины с корзинными коромыслами, дети, играющие в какие-то причудливые казаки-разбойники.

Таксист, который привез меня в Фенхуан, по-английски разговаривал очень плохо, поэтому донес до меня только одну, но самую важную информацию: в городе всего одно кафе, где варят нормальный несладкий кофе. В нем рано или поздно оказываются все европейцы, приехавшие сегодня в город. Когда я его нашла, то засела там отдохнуть, и уже через пять минут ко мне присоединился дизайнер из Амстердама Томми, который по окончании университета решил следовать за своей страстью. В то время это были восточные философии и азиатская красота. Он приехал в Гуйлинь и открыл свою студию. И теперь довольно успешный бизнесмен. Естественно, я вцепилась в него мертвой хваткой. Все-таки двухметровый блондин голландец, которого легко локализовать в толпе китайцев и который прекрасно говорит на мандарине, – это лучшее, что может случиться с тобой в этой глуши. В этот день судьба забросила в Фенхуан только двух англоговорящих туристов – меня и Томми.

Вместе мы зашли в дом Шэня Цунвеня, побродили по старым дворикам, поскакали по камням через реку. Томми научил меня мыть посуду только что заваренным чаем. Традиция такая, ну и из соображений гигиены. Я вспомнила, что видела, как местные моют посуду прямо в реке, поэтому согласилась, что традиция эта очень нужная и полезная.

Проходя мимо сувенирной лавки, мы увидели магнитик в виде белой китайской вазы, расписанной синими узорами. Втроем с китайским продавцом мы составляли все звенья преступной гжельской цепи. У китайцев идею расписывать фарфор синей кобальтовой глазурью украли голландцы, так родился делфтский фарфор. А уж у них это украли и выдали за свое русские во главе с Петром Алексеевичем; так гжельская керамика стала бело-синей. И вот наконец настал тот исторический момент, когда русский и голландец, стоя перед витриной китайского магазина, таки устыдились содеянного и сполна расплатились за кусок дешевой пластмасски, имитирующей культурно-значимый для всех трех наций бело-синий фарфор. Пятнадцать, между прочим, юаней.

Мы сели в уличную забегаловку поесть. Я попросила Томми заказать мне какой-нибудь нестрашной еды. Нам принесли пельменей из свинины.

Мы сидели и обсуждали Петра Первого и эту хохму про гжель.

– Мне кажется, мы не очень сильно тогда подорвали китайскую экономику, раскрашивая тарелки синими узорами. Все равно их никто не покупает. Какова доля всей этой посуды в национальном обороте? Мизер. Вот если бы кто-нибудь украл у китайцев пельмени… – Он сделал широкий жест в сторону моей тарелки. – Пельмени – это другое дело. Посмотри, каждый второй тут ест пельмени. Как странно, что никто не украл идею пельменей у китайцев.

– Действительно. Очень странно, – немедленно и очень правдоподобно согласилась я.

Мы запили это дело чаем с имбирными карамельками. Имбирные карамельки – местный специалитет, их тут вручную делают на каждом углу.



В классическом даосизме у человеческой души есть две ипостаси – «хунь» и «по». Так вот город Фенхуан вывел мой, извиняюсь, хунь и мое по на совершенно новый уровень. Это волшебный край настоящего древнекитайского очарования. Как и много веков назад, через него течет река Тоцзян, в которой утром женщины моют овощи и посуду, стирают белье. Вдоль реки стоят старинные домики на бамбуковых сваях. Вечером, когда ее окутывают сумерки, жители зажигают красные бумажные фонари, свисающие с крыш, и сквозь таинственный туман река расцвечивается миллионом красных огней. Как крыло огненного Феникса, который до сих пор охраняет традиции и древние сказки своего города.

Неудивительно, что такому городу достались такие певцы красоты, как Шэнь Цунвень и я. Уж кто-кто, а мы-то в этом кое-что понимаем.

Загрузка...