Подражание Вл. Высоцкому

Печь на клумбе тепла ярко-красная,

видно, греет по зябким ночам

георгины, ромашки и астры, —

те, что осени не по зубам.

Ангел, друг, навостри моё перышко,

успокой неумолчную пасть, —

отдыхает пусть певчее горлышко —

и скажи: есть над временем власть?

Если нету, не знаю что думать,

да и как этот факт понимать?…

Сплю и шляюсь в Москве возле ГУМа…

пирожки вот… с капустой опять…

Мавзоленин в сортир переделан

(затопило бы площадь к чертям),

что гуманно и гигиенично, —

оправляться же надо людЯм.

Заберуся на лобное место,

И башку под топор положу,

за сии бесподобные жесты

наказанье себе заслужу.

Бэмс! — Башка стук-да-стук по брусчатке,

соглядатаи чё-то вопят.

Просекаю: палач снял перчатки,

дамам дарит и стайке ребят.

Всё!!! Тарань душу, ангел, к воротам.

Чего ждать, не врублюсь, впереди.

Он выходит… не дьявол!!! — Се Пётр!

И кивает: «Балбес, проходи».

Я, как Дух, протянул проходимочку.

Два словечка: «Пардон, виноват».

Птичкой в клетке забилось сердечко.

Здравствуй, рай! До свидания, ад!..

Тени милых родных и бухариков,

тени ласточек и воробьёв,

и дружков, и пивка, и сухариков,

и — на русском! — любимейших слов.

Нам в раю всё, что хочешь доверено,

ведь свобода — не глад, не беда,

раз заместо проклятого времени,

на престоле ВСЕГДА-НИКОГДА.

Только жаль, только жаль, что никто,

не истопит мне баньку по-белому,

ну и веничком, веничком, веничком

по хребтине, она же спина.

Рай есть рай, ни хрена не поделаешь:

ВСЕЛЮБОВЬ-ВЫСОТА-ГЛУБИНА!

Распрекрасные пташки чирикают,

все меня «Птахиатром» зовут,

и часы никогда не затикают,

и божественно нимфы поют.

Вспомнив лозунги «ЗНАНИЕ-СИЛА!»,

невозможно не захохотать.

И, по этой, по самой причине, —

шёл бы гнозис… в рябит его гладь!

У великого древа Познания —

о несбыточном дразнит мечта,

а под сенью берёзки Незнания, —

несказанна, как жисть, — Красота!

Думать не о чем и неприлично.

Как дитя, малой малости рад,

вот свернуся калачиком

в гнёздышке птички,

покемарю эон, в аккурат…

«Эй, залётный! на вахту с вещичками!»

До свидания, рай, здравствуй ад!..

Чёрный пудель, похожий на Троцкого,

свой бараний грызёт «альпеншток».

Наш предбанничек, фотка Высоцкого,

и хозяйка, да и я не гостёк.

Истопила душа и любовь моя,

истопила мне баньку по-белому —

о, целительно добрый пожар!

На полкЕ ни хрена я не делаю —

расслабляет всеблагостный пар.

Печь недавно прикуплена новая,

лесу мил аппетитный дымок,

и дровишки пылают дубовые,

и прилип, к чему ясно, листок.

Эх, подруга, «Белугу»

разлей по стаканам-то!

Хлобыстнём, благодарны судьбе!

Надерусь и, рыдая,

проору я философу Канту:

«ЧЕЛОВЕК, бля, есть вещь не в себе!!!».

Вот и всё. Печь тепла ярко-красная,

видно, греет по зябким ночам

георгины, ромашки и астры,

те, что осени не по зубам.