Подробностей этой драмы мне не сообщают. Расстались недавно. Встречались довольно долго. Поправить ничего нельзя.
Я слушаю и сочувственно киваю, словно хорошо понимаю, о чем речь. Знаю, каково ему сейчас, и все такое...
Абсолютная ложь. Откуда мне знать, что он чувствует? Самые продолжительные отношения, которыми я могу похвастать, у меня с парикмахершей, вот уже пять лет осветляющей мне волосы. Я вообще ничего не могу сказать па эту тему – разве только обнародовать список сокрушительных поражений наличном фронте...
Ну уж нет, Айви, держи-ка лучше язык за зубами! Ни к чему сообщать, что годишься для длительных отношений не больше, чем для межгалактических полетов.
Впрочем, не подумайте, что мы говорили только о Джеке. Вовсе нет! Неожиданно для себя я выболтала ему чуть не всю историю своей жизни – начиная с того, что совсем не помню отца, и заканчивая грандиозными проектами великой журналистской карьеры. Даже сообщила – дурочка! – что, собираясь на свадьбу, успела побрить лишь одну ногу. И много всякой прочей ерунды.
– Неуютно, наверное, в компании, где никого не знаешь?
– Да нет, что ты! Это же здорово – знакомиться с людьми! Вот встретил тебя, например... – подмигивает Джек, и мой пульс пускается в бешеную пляску. – А Пит?! За один вечер мы стали друзьями на всю жизнь! Оказывается, в природе полно чокнутых фанатов регби! А я-то думал, я один такой.
– Ты сам играешь?
– Ага. Знаю, очень странно получать удовольствие от того, что каждую субботу пятнадцать парней вдавливают тебя в землю, но я жить без этого не могу!
Почему-то мне становится жарко. Подействовало наконец шампанское – или это мое воображение виновато?
– А-а-а, опять вы вместе! Смотрите, начну ревновать! Вы, наверное, думаете, что Валентина от своих скачков и пируэтов протрезвела? Ничего подобного!
– Кажется, я немного э-э... запачкалась! – И она шлепается Джеку на колени.
– Хорошо потанцевала? – спрашиваю я вежливо.
Валентина приподнимает край платья, чтобы продемонстрировать въевшуюся грязь – спереди на одной ноге и сзади – на другой.
– Н-не представляю, где я так извозилась... А ты не знаешь, Айви?
Мы с Джеком переглядываемся. Он изо всех сил пытается удержать Валентину на коленях и не дать рухнуть на землю.
– Может быть, когда садилась на шпагат?
– С-с-серьезно? Я садилась на шпагат? Ха! Порой я сама себя удивляю!
– Не себя одну... – улыбаюсь я, снова поймав взгляд Джека.
Валентина хватает недопитый бокал и опрокидывает, как человек, умирающий от жажды в пустыне (еще бы, ведь у нее во рту уже целую вечность – минимум пять минут – не было ни капли вина!). И чуть не сваливается на пол. Джек едва успевает поймать ее и, судя по набухшим на шее венам и сбившемуся дыханию, удерживает с большим трудом.
– Думаю, нам с Валентиной лучше пойти в отель, – кряхтит он.
– Наверное, ты прав.
– Погоди, Джек! Я хочу с тобой потац... потан... хочу по-тан-це-вать с тобой!
Джек встряхивает обмякшее тело Валентины (голова ее болтается, как на веревке), пытаясь придать ему устойчивое положение.
– Приятно было познакомиться, Айви, – говорит он.
– Взаимно.
– Желаю хорошо провести остаток вечера.
– О, думаю, мне тоже пора!
– Ясно. – Джек кивает.
– Да.
– Пока, Айви.
– Пока. Всего доброго, Джек.
И он уходит, волоча на плече Валентину.
Вопиющая несправедливость!
Я озираюсь по сторонам. Может, Шарлотта все еще здесь? Но нет – она, видимо, уже отправилась спать, как и большинство гостей. Остальные тоже постепенно расходятся, а диджей упаковывает технику. Пора и мне в постель – тем более что Гарет, будь он неладен, все еще рыскает поблизости.
Наклонившись, чтобы взять сумочку, я замечаю на соседнем стуле какой-то маленький предмет. Телефон. И оставить его мог только Джек.