Подводные лодки типа «К»

Глава 6. Неповоротливый дельфин

Короткий переход из Розайта к острову Мэй и обратно позволил пассажиру К-22 капитан-лейтенанту Губерту Вогану Джоунсу немного расслабиться. Его направили на эту лодку, чтобы он приобрел опыт плавания на лодках типа К, перед тем как примет свою собственную лодку К-15, которая достраивалась на реке Клайд. Смерть его друзей Феннера и Стокса опечалила Джоунса, однако он не разочаровался в самой лодке.

На опытного командира-подводника, каким был Воган Джоунс, лодки типа К произвели большое впечатление. Для К-15 он выбрал поэтический девиз на латыни, который в буквальном переводе звучал так: «Хотя я погружаюсь в глубины, я всплываю более прекрасной». В апреле 1918 года настал долгожданный и волнующий момент, когда он скомандовал: «Малый назад», чтобы вывести К-15 из достроечного бассейна фирмы «Скотт» в Гриноке и двинуться в устье реки на испытания. Ему пришлось пережить пару тревожных моментов, гадая, не снесет ли корму сильным течением до того, как форштевень выйдет из ворот шлюза, но лодка вела себя великолепно, и вскоре К-15 уже шла к мерной миле Скелморли. Там, совершенно спокойно, без всякой вибрации, она превысила контрактную скорость.

Примерно в это же время Чарльз де Бург, который принимал Вогана Джоунса на К-22, начал испытания К-16, построенной фирмой «Бирдмор». К несчастью, эта лодка вела себя гораздо менее послушно, чем К-15. Возле Скелморли, когда лодка развернулась для второго пробега по мерной миле, отказало рулевое управление, и она на скорости 25 узлов пошла прямо на берег. Отработав обеими машинами, штурман сумел остановить лодку, хотя это произошло не сразу. Поломку в гидравлической системе обнаружили и устранили. Новая нервотрепка началась, когда К-16 прибыла в Гэрлох для испытаний на погружение. Де Бург решил провести дифферентовку напротив Шэндонского Гидропатического отеля, именно там, где затонула К-13, и где он снова погружался на К-22. Электромоторы дали малый вперед, носовые рули глубины были повернуты до предела вниз, а кормовые — до предела вверх. Без всякого предупреждения лодка внезапно нырнула носом и устремилась к дну залива. Сразу же последовали приказы: «Продуть А», «Продуть В», «Продуть С», «Продуть все цистерны». Но ничто не могло остановить лодку. Глубомер показал 112 футов, и она ткнулась в морское дно. Корма вздернулась над поверхностью залива, а затем пропала, когда лодка встала на ровный киль. Когда цистерны были продуты, она всплыла. Ничего страшного не произошло, если не считать слегка помятых крышек носовых торпедных аппаратов. Инцидент произошел потому, что кормовые рули глубины не отреагировали на поворот маховика.

Кисло посмеявшись над неполадками, Адмиралтейство все-таки приняло обе лодки. Наступил май 1918 года, за период с августа 1916 года в строй вошли 17 лодок типа К. К-1, К-4 и К-17 уже погибли, 2 лодки ремонтировались, а еще несколько проходили модернизацию. Теперь обе флотилии лодок типа К использовались исключительно в Северном море для так называемых К. К. патрулей. Они должны были заблаговременно предупреждать по радио о передвижениях противника, чтобы британские корабли могли перехватить немцев и навязать им бой. Самим лодкам типа К теперь было запрещено ввязываться в бой. Каждая лодка патрулировала в течение недели, погружаясь днем и всплывая по ночам. Это была нудная, утомительная работа, особенно потому, что боя не предвиделось. Единственным источником волнений оставались сами лодки.

В первую же ночь похода Вогана Джоунса на новой К-15 подул сильный северо-западный ветер, который быстро превратился в шторм. Лодка шла бортом к ветру, и ее сразу начало захлестывать волнами. Несколько валов перехлестнули через надстройку и попали под обшивку легкого корпуса. Оттуда вода хлынула в шахты вентиляторов, а через них — в котельное отделение. Через несколько секунд топки котлов погасли. Воган Джоунс приказал готовиться к погружению и перекрыть все воздухозаборники и дымоходы. Однако вода уже залила котельное отделение и начала поступать в машинное. Лодка начала медленно садиться кормой. Все это произошло менее чем за 4 минуты. Воган Джоунс был бессилен что-либо сделать. Он быстро глянул на карту, чтобы проверить глубины, остановил электромоторы и стал ждать. Корма лодки мягко коснулась дна на глубине 80 футов.

Через поднятый перископ Воган Джоунс мог видеть «лебединый нос», плавающий на поверхности, подобно поплавку. Откачать воду с помощью трюмного насоса не представляло труда, но когда его включили, уровень воды и не подумал снижаться. Один из кочегаров добровольно нырнул в маслянистую воду и сообщил, что комок пакли заткнул всасывающий патрубок насоса. Несколько человек разделись и, вооружившись ножами, начали по очереди нырять, чтобы прочистить насос. Наконец он заработал, но почти сразу опять остановился. В воде плавало столько пакли, что патрубки приходилось очищать еще несколько раз. Лишь через 8 часов после аварии корма К-15 поднялась на поверхность.

Через 7 дней поход закончился, и К-15 вернулась в гавань. Там Воган Джоунс узнал, что дефект конструкции, едва не погубивший его лодку, прекрасно известен и уже исправлен на всех лодках, кроме его. Через шпигаты в надстройку постоянно попадала вода, так как они по вине какого-то идиота пропускали ее в обе стороны. На других лодках шпигаты были переделаны так, чтобы вода могла только вытекать, но не втекать.

Хотя это был первый случай, когда лодка типа К, потеряв управление, нырнула кормой вперед, на флотилии уже давно бросили считать аналогичные инциденты. Хорошо еще, что все они происходили в мелководном Северном море, где глубины недостаточны, чтобы давление воды раздавило аварийную лодку. Единственным опасным местом в их оперативной зоне был район Пентланд-Фёрта. И наконец пришел день, когда лодка нырнула и там.

Это произошло 2 мая 1918 года. К-3 под командованием Шоува, который имел карманную белую крысу, потеряла управление во время дифферентовки. Лодка ударилась о дно на глубине 266 футов. Высокое давление помяло весь корпус. Бимсы и пиллерсы погнулись, обшивка пошла волнами, руль направления и рули глубины были согнуты. Однако лодка сумела всплыть и вернуться в Ньюкасл-апон-Тайн для ремонта. Официальный отчет мрачно констатировал: «Причина происшествия осталась неясной».

10 июня 1918 года Адмиралтейство продемонстрировало, что его веру в лодки типа К не может поколебать ничто, оно заказало еще 6 лодок этого типа — по 3 у Армстронг-Уитворта и Виккерса. Они получили номера от К-23 до К-28.

Командование флота не смутила длинная вереница происшествий с этими лодками. Было принято твердое решение и дальше строить большие подводные лодки. Адмиралы считали, что усовершенствование двигателей приведет к появлению еще более крупных лодок. Теоретически можно было предположить, что большая лодка будет более мощной. Лорд Фишер сам был рьяным сторонником этого постулата. Успехи германских субмарин показали, что он ни в коей мере не недооценивал подводную угрозу. Он был прав, а остальные Морские Лорды ошибались. Но даже теперь, когда он ушел в отставку, с его мнением все-таки приходилось считаться. Хотя Фишер продолжал утверждать, что использование паровых машин на подводных лодках — грубая ошибка, он не желал отказаться от своей идеи подводного линкора. К середине 1918 года у англичан оказалось достаточно времени, денег и глупости, чтобы воплотить эти замыслы в реальность.

5 августа 1915 года, всего через 3 месяца после отставки, Фишер впервые предложил Первому Лорду Адмиралтейства Артуру Бальфуру план постройки «подводного дредноута» с 305-мм орудием, установленным впереди боевой рубки в дополнение к обычным торпедным аппаратам. Фишер верил, что такое орудие будет более точным, надежным и смертоносным, чем торпеды, которые в то время были абсолютно неэффективными. Британские торпеды могли все, что угодно, кроме одного — топить вражеские корабли. Они выскакивали на поверхность, и тогда противник легко от них уклонялся. Они зарывались глубоко в воду, проходя под килем цели. Они ломались пополам. А если какой-то торпеде и удавалось поразить цель, взрывалась эта торпеда далеко не всегда.

В апреле 1915 года Фишер написал Джеллико: «Помощник начальника отдела торпедного вооружения и «Вернон» (главная школа торпедистов) последние 4 или 5 лет действовали даже хуже, чем последние идиоты. Наши торпеды никуда не попадают, а если и попадают, то вреда от них не больше, чем от опилок». Даже 3 года спустя в официальных документах Адмиралтейства можно было прочитать: «Попасть в цель торпедой можно лишь при счастливом стечении обстоятельств».

Фишер отмечал, что подводный дредноут может нести 850-фунтовых снарядов гораздо больше, чем торпед. Его вера в эту идею была так велика, что он позднее высказал готовность «пойти на унижение» и вернуться в Адмиралтейство Третьим Морским Лордом (то есть отвечать за постройку новых кораблей). Он заявлял, что подводный дредноут «покончит с войной». Однако Бальфур отложил его предложение в сторону.

Неуемный Фишер решил действовать через своего протеже коммодора Хэлла, командовавшего подводными силами. В сентябре и октябре 1915 года Хэлл изложил Комитету по развитию подводных лодок Адмиралтейства свои аргументы в пользу постройки подводных лодок с 305-мм орудиями.

Орудийная башня и рубка лодки покажутся на поверхности не более чем на 45 секунд. Тот факт, что орудие можно перезарядить только в надводном положении, по мнению Хэлла, не имел серьезного значения. Точно так же, как и то, что «трудно было точно определить роль такой подводной лодки». Последний аргумент, который Фишер выложил Хэллу для представления Комитету, заключался в том, что немцы, скорее всего, уже приступили к строительству лодок с тяжелыми орудиями. И «если мы не сделаем что-нибудь для подготовки проекта, то мы обнаружим, что находимся в положении отстающих».

Работая вместе с коммодором Хэллом, начальник отдела кораблестроения быстро подготовил проект подводного дредноута с использованием киля и части конструкций лодки типа К. Однако в качестве двигателей на нем использовались дизеля, а не паровые турбины. В феврале 1916 года Адмиралтейство передало заказ на одну такую лодку фирме «Виккерс». Фирма должна была использовать киль лодки К-18, но лодка получала номер М-1. Официально она называлась подводным монитором. Как заявил коммодор Хэлл, «этот термин использовался как наиболее подходящий». До конца 1916 года было решено использовать кили К-16, заложенной у Виккерса, а также К-20 и К-21, заложенных у Армстронг-Уитворта, для переделки в лодки типа М.

Проект был покрыт завесой строжайшей секретности. На верфи Виккерса лишь несколько человек знали, что К-18 будет достроена по измененному проекту. Лорды Адмиралтейства и командование флота разделяли мнение Фишера, что подводный монитор будет ужасным оружием. Но чем больше они об этом думали, тем больше начинали нервничать. В руках немцев подобная лодка могла стать настоящим бичом британского судоходства. Даже Фишер, оставив наконец идею подводного дредноута, начал думать немного иначе. Задержки со строительством лодок типа М тревожили его. Именно в этих задержках он нашел оправдание изменившейся точке зрения. Едва Адмиралтейство передало первый заказ Виккерсу, как Фишер написал Джеллико:

Эти соображения серьезно повлияли на мнение лордов Адмиралтейства. На стадии проектирования считалось важным не отстать от противника, а сейчас это уже казалось не столь обязательным. Работы на К-18, или М-1, были остановлены. Корпус закрыли брезентом, а чертежи убрали подальше. Кто-то решил, что существует определенная вероятность того, что немцы даже не думают о подобных лодках. Поэтому лучше не дать такую лодку собственному флоту, только чтобы не позволить противнику ее увидеть.

Прошел год, прежде чем работы возобновились, но лишь весной 1918 года она вошла в состав флота. И на верфи, и на флоте проект подвергали жестокой критике. Установку линкорного орудия, весящего 60 тонн, на подводной лодке многие люди считали безумием. Они предсказывали, что лодка перевернется, выйдя в открытое море. Они предсказывали, что выстрел отбросит лодку назад и даже может потопить. Но ни одно из мрачных пророчеств не сбылось. На испытаниях лодка развила 15 узлов в надводном положении и 10 узлов — в подводном. Она послушно погружалась за 30 секунд. Орудие оказалось вполне надежным, стреляло довольно метко даже после того, как было заряжено неделю назад, и лодка проводила на глубине до 100 футов по несколько часов. Подводники прозвали новые лодки типа М дурацкими. Хотя, может быть, орудие в башне напоминало баранью ногу?[4] Маневр, в ходе которого орудие выпускало свой снаряд, подводники окрестили «прыжок дельфина».[5]

Когда в июне 1918 года лодка М-1 все-таки была готова к бою, все решили, что слишком много времени, сил и энергии потрачено на создание военного корабля, вся огневая мощь которого заключалась в единственном 850-фунтовом снаряде. Что бы Адмиралтейство ни думало о возможностях лодки типа М, оно не собиралось эти возможности использовать. Вместо участия в боях в Северном море лодка М-1 была отправлена на Средиземном море, где она вообще не встретилась с противником.

Путаный и догматический ум создал лодки типа К. Путаный и догматический ум поддерживал существование лодок типа К. Адмиралтейство заказало еще 6 лодок типа К, несмотря на плачевный опыт 2 лет их эксплуатации. Моряки, служившие на этих лодках, проклинали и их мореходность, и их боевые качества. Если бы Адмиралтейство спросило этих офицеров, Лэйра, Лейтона, Гравенера, де Бурга, Харботтла и Вогана Джоунса, у них нашлось бы что сказать и о лодках типа К, и об идее эскадренной подводной лодки.

К середине 1918 года лодки этого типа приобрели ужасную репутацию. Командование пыталось сохранить секретность, в результате вокруг распространялись искаженные и преувеличенные слухи. Битва у острова Мэй, сама по себе плохая, во время рассказов в кубриках превратилась в нечто чудовищное. Это было следствием попыток командования как можно меньше рассказывать общественности о неудачах и потерях. Службе безопасности можно поставить в заслугу то, что даже много лет спустя и официальные отчеты были полны неточностей и прямого вранья. Официальный документ Адмиралтейства, озаглавленный «Организация британского подводного флота в 1914–18 годах» говорит: «Единственный случай, когда была предпринята попытка использовать подводные лодки вместе с флотом, имел место в ноябре 1917 года, когда К-21 была протаранена К-40». Подводных лодок с такими номерами в составе Королевского Флота не было.

До 1924 года на британских лодках служили только добровольцы, но уже в 1918 году лишь единицы хотели служить на лодках типа К. Прославленный подводник Макс Хортон сказал коммодору Хэллу, что не желает служить на таких лодках. В начале 20-х годов ему пришлось командовать флотилией лодок типа К, находясь на легком крейсере, однако на самих лодках он так и не послужил. Многие матросы любой ценой пытались уклониться от подобного назначения, хотя это редко удавалось.

Вскоре после окончания войны антипатия к лодкам типа К стала настолько открытой, что Морское общество обратилось к офицерам, пытаясь как-то повлиять на настроение людей.

(Следует сделать одно замечание. Кочегарам, вне зависимости от погоды, приходилось стоять вахту в котельном отделении в плащах, зюйдвестках и бахилах.)

Аналогичные попытки, кстати, совершенно наивные, обелить полностью скомпрометировавшие себя лодки предпринимало и Адмиралтейство. В официальной истории войны, в разделе, касающемся подводного кораблестроения, говорилось:

Этот документ абсолютно игнорирует многочисленные случаи, когда лодки типа К были вынуждены прерывать учения из-за того, что волны начинали захлестывать дымовые трубы. В бумаге не говорится, что указаны наилучшие показатели. А во время упомянутого шторма несколько лодок типа К получили повреждения, о чем тоже не говорится. В этом же документе гордо утверждается, что лодки типа К являются самыми большими в мире, так как они на 50 футов длиннее германских подводных крейсеров типа U-139. Это сравнение с океанскими подводными лодками, имеющими огромную дальность плавания, выглядит некорректным. Окончание войны и капитуляция Флота Открытого Моря обнажили лживость всех историй и теорий, которые привели к созданию лодок типа К. Немецкий флот не строил быстроходных лодок. Он даже не собирался этого делать.