Подворотня

-- Смотри внимательно. Не смей закрывать глаза. Страшно, правда? А почему страшно, знаешь? Разрешаю не отвечать. Вопрос риторический. Любое живое существо знает: увидеть своё тело изнутри -- к верной смерти. Это крепко сидит даже у нас. Хотя после всего, что я до сих пор делал, даже чел может выжить. Если принять меры от шока, заражения и зашить раны. Но это так, к слову. А теперь ещё раз сравни ощущения. Где у нас тут твои нервы?

Ромига хрипит, скалит зубы. На невозмутимость у гарки давно не хватает выдержки. В умелых лапах дознавателя Тёмного Двора она кончилась в рекордные сроки. Закономерно! Слишком хорошо этот чокнутый нав знает, как устроены соплеменники снаружи и внутри. Правду про него говорили. Ромига за шуточки принимал, хотя мелькало это раньше: дикий, опасный холод в глазах, от которого хотелось убраться подальше. Но любопытно было...

"Тьма не воюет с Тьмой. Как же он?" Ярость вспыхивает, заглушая ненадолго все остальные чувства, и это здорово. Но что Ромига сейчас может? Только ругаться. Разом вспоминает все известные "загибы" на стронавском. Вдохновенно сочиняет три с половиной новых. Интуиция подсказывает: "Не озвучивай, хуже будет!" Позволяет себе прохрипеть лишь короткое и относительно безобидное:

-- Чтоб ты в асурский портал провалился, экспериментатор!

Липкая от крови рука отпускает волосы, ласково гладит заострившееся ухо:

-- Я давно ждал этого момента. Всё-таки ты удивительно терпеливый, доверчивый и любопытный. Тебя на одном этом можно к татской матери завести. А теперь будет ещё интереснее. Поработаем с каждым органом по отдельности. Жаль, ты голодный, некоторых эффектов не удастся достичь. Двигаемся дальше.

Ромига мотает головой, рычит в лицо дознавателю только что придуманную брань. Не всю, на сколько хватает срывающегося дыхания. Идальга смеётся, в глазах -- полюс, ледяная зимняя ночь.

Ярость Ромиги мгновенно вспыхнула и так же быстро отгорела: бессильное шипение угольков, залитых свирепыми волнами боли. Они накатывали с такой силой, что молодой нав в какой-то момент полностью отключил самоконтроль, позволяя этим волнам просто подхватить и унести себя.

Оказалась, неплохая идея. Поплыл по течению, почти растворился. "Я дома, меня здесь точно не убьют и не искалечат, а со всем остальным можно разобраться позже". Мучение обязательно закончится, надо просто ждать.

Какой-то частью сознания продолжал фиксировать происходящее: "Я над этим подумаю потом. Всё проанализирую, что и как происходило, досконально. Даже запишу, может быть". Слушал Идальгу. Не задумываясь, впопад или не очень, отвечал на вопросы. На каком-то уровне радовался: "Благодарение Спящему, нет нужды ясно соображать, чтобы не расколоться во вред своему Дому. Как та злополучная ведьма. А мне-то плевать, что лопочет заплетающийся язык. И даже без разницы уже, как среагирует на ту или иную фразу сволочь со скальпелем. Хотя он и просто пальцами много интересного делает. Вот это, к примеру, приятно... Кто бы подумал!" Оказывается, можно таять в чужих руках и так тоже: растянутым, распластанным, практически вывернутым наизнанку. Раскачиваться на безумных качелях между болью и наслаждением. Ромига наблюдал подобное во время работы дознавателя, ловил в отзвуках чужих эмоций. Каждый раз удивлялся. Теперь перестал.

В том числе потому, что сил на удивление не осталось. А через какое-то время их не стало ни на муку, ни на блаженство. Вялые мысли: "Побыстрее бы всё закончилось. Попросить остановиться? Просил, не слушает. Сознание потерять? Не даст, тоже пробовал!" Бессилие, беспомощность. Со всеми потрохами -- в руках существа, забывшего по каким-то свои причинам, кто он Ромиге, и кто Ромига ему.

Неспособность ни действием, ни словом повлиять на ситуацию не злила уже -- порождала тоскливый ужас и отвращение. Безжалостный и ласковый проводник с ледяными глазами подвёл Ромигу вплотную к границе, из-за которой даже навы возвращаются с трудом. Такими, как были, не возвращаются точно. Ромига засмотрелся во Тьму, и его потянуло туда насовсем, без возврата. Он не хотел, боялся, но сделал шаг вперёд. Сам...

-- Эй, Ромига, ты где? Не фони так, опять без энергии останешься! -- тот же самый, знакомый голос.

Нав вынырнул из воспоминаний, открыл глаза: в уютном кресле, в каминной Идальги. По углам большой комнаты растревожено вихрились тени.

-- Вспоминаю нашу с тобой "весёлую" беседу.

-- Зачем? Мы триста лет как всё разъяснили, разобрали и закопали.

-- Не всё. Одну важную деталь я упустил, а сегодня вспомнил. Самое окончание. А там очень интересная вещь получилась. Я, собственно, про неё и говорил: спроси после тестов.

-- Ну так рассказывай уже. А то я могу потерять терпение, -- Идальга усмехнулся.

Ромига не поддержал шутливый тон. Отрицательно помотал головой:

-- Ты тогда поставил меня перед крайне неприятным фактом. Между мной и смертью -- ничего, кроме твоей взбесившейся воли. Моя жизнь в твоих руках, вся, как есть. Я по-настоящему, всерьёз поверил, что ты, нав, меня, нава, вот так убиваешь. И сам дозрел до желания убить тебя за это. Упёрся в это желание, как в обсидиановую стенку: если так, зачем дальше быть, вообще? И тут вдруг обнаружил, что могу влиять на ситуацию. Даже теми ничтожными средствами, что остались в распоряжении. Подтолкнуть события в ту или другую сторону. Увидел... Энергию ты первым делом вытянул. Состояние -- не предсказательский транс. Однако увидел. Что сказать, как посмотреть, какие выдать реакции тела, чтобы ты продолжил уже с обсидиановым ножичком. Чтобы издохнуть, наконец, побыстрее в твоих руках. Или самому умереть и тебя за собой утянуть. Или остаться в живых, а тебя угробить. Ясно видел во Тьме узор светящихся нитей, узлы -- события. Три варианта. Ужасом накрыло, аж дышать совсем позабыл. Хотя и так не слишком получалось. Подумал, с ума схожу, как некоторые твои подопечные. Но на всякий случай начал искать и как-то выстраивать четвёртый вариант. Чтобы тебя отпустила твоя ледяная пустыня, а ты меня отпустил. Слышу очередное: "Я не разрешал терять сознание!" Что-то ответил, не помню. У тебя вроде из глаз холод ушёл, беспокойство появилось: "Ромига, ты меня слышишь? Потерпи ещё немножко, всё закончилось. Это уже лечение. Скоро будешь в порядке". Кажется, ты тогда опять начал комментировать, что и как делаешь. Я смысла не улавливал, просто за звук голоса цеплялся. Без разницы уже, сталь или эрлийский бальзам, и сколько ещё ты будешь во мне ковыряться. Радость без краёв: живые, оба! Облегчение всё перекрыло. Тёплым ветром подхватило и унесло. Списал потом видение с нитями на бред, забыл. Старался тот эпизод пореже вспоминать. А сейчас он всплыл, и я понимаю, что это было.

-- То есть, я чуть не нарвался на месть геоманта? Ты захотел меня уничтожить и придумал способ. А потом испугался и много лет его старательно забывал?

-- Да. Хотя история не знает сослагательного наклонения. Увидеть узор -- одно, построить аркан, отслеживая на ходу все изменения -- другое. Это я теперь заявляю уже с некоторым знанием предмета. И как ты же говорил: "Видеть способ -- мочь -- хотеть -- сделать". Меня огорошило первым. Обнаружил выход, где помыслить не мог. Даже несколько выходов, на выбор. Мог ли воспользоваться теми, где были наши смерти? Непростые цепочки. Изменить мир, когда в распоряжении лишь собственное тело. Неподвижное, в крайне плачевном состоянии? Будь на твоём месте не нав, попробовал бы. И захотел бы, и начал делать. Могу, не могу, выяснил по ходу. Но передо мной был нав. И сам я жить очень хотел. И тебя уже само по себе отпускало. И ты ведь никого из наших, ни разу так не убил.

-- В обстоятельствах, как с тобой -- нет.

-- А главное, что хочу сказать. Сейчас я уверен: я ни за что не ушёл бы от того, кто охотился на меня во сне, кабы не тот опыт. Потому, собственно, и вспомнил, будто не прошло триста лет с хвостом. По ощущениям очень похоже. Только ещё хуже. Атакует чужак, а мне нечего ему противопоставить. Совсем. Все привычные методы защиты не работают, вообще не понимаю, где я и что. Но как-то я от него, кажется, отбивался...

Ромигу трясло, речь становилась всё менее связной. Дознаватель подумал: надо бы скормить сородичу ещё одно снадобье и укладывать спать, а самому покараулить, не сунется ли неведомый враг. Но сказал:

-- А я ведь советовал тебе по горячим следам: разберись, что за обсидиановая заноза в тебе сидит, жить спокойно мешает? Постарался бы, вспомнил всё, мог выйти на магию мира гораздо раньше. Не говоря уже, перестал бы от меня по углам прятаться.

-- Мог, не мог... Всё происходит вовремя, Идальга. Вовремя и правильно. Знал бы ты, какое это удивительное ощущение. Тогда я тоже поймал немного. Ты как раз потом спрашивал, чего я отключился с такой счастливой физиономией? А я забыл. Помнил только боль, ужас и то своеобразное удовольствие, которое ты даришь своим жертвам. Вот это обидно, да! И то, теперь уже нет. Дал бы ты мне какую снотворную отраву, отдохнуть явно надо, а вряд ли усну. С утра подумаем над нынешними делами. Может, Сантьяга вернётся, доложим ему всё.

-- Вот и мысли у нас с тобой опять сходятся. Отраву дам. Хотя есть гораздо более естественный и приятный способ снять напряжение, -- Идальга задумчиво смерил Ромигу взглядом.

-- Не сейчас. Не с тобой.

-- Уверен? -- дознаватель перехватил взгляд собрата.

-- Не дави, Идальга. Имей в виду, если надумаешь брать силой, я, конечно, постараюсь расслабиться и получить удовольствие. А не разозлиться и не ударить по тебе. Но ничего не гарантирую, -- зажмурился, тряхнул головой. -- Асурский свет, что-то меня ещё несёт по ухабам... Лучше не надо.

Идальга помолчал, позволяя словам Ромиги растаять в воздухе. Потом усмехнулся:

-- В любом случае, спать будешь у меня. Там же, где тогда отлёживался.

-- Я мог бы уже пойти в свои апартаменты.

-- Завтра. А сегодня я посижу рядом, послежу, чтобы никакие враги не поганили твой сон.

-- А почему бы тебе не посидеть у меня?

-- Ты будешь отдыхать, я -- работать. Кому из нас должно быть удобнее?

-- Ладно, уговорил! -- Ромига зевнул, потёр слипающиеся глаза. Удивлённо хмыкнул. -- Хорошо поболтали, даже снадобья твои сэкономили.

-- Тратить ещё на тебя...

Ромига уснул, едва коснулся подушки: усталые дух и тело жаждали покоя. Идальга, присев на другую сторону широкой кровати, наблюдал, как расслабленно разгибаются сжатые в кулак пальцы, как сон смягчает резкие черты, делая лицо нава моложе, словно не пролетели мимо эти три с лишним века. Вслушивался в тихое, ровное дыхание. Осторожно сканировал эмоциональный фон. Мог поручиться: Ромига смотрит очень мирные и приятные сны. Даже чересчур благостные, после всего, что было. Потому дознаватель не терял бдительности. Но вотще!

Час, другой, третий: бой больших напольных часов, приглушённый магией до едва слышного звона, равными порциями отмерял ночь. Идальга закинул ноги на постель, подложил под спину подушки, устроился поудобнее. Был уже почти уверен: снова никого и ничего не поймает. Позволил себе немного расслабиться, тоже дать волю воспоминаниям.

Ясный, но холодный и ветреный июнь тысяча шестьсот какого-то года по человскому летоисчислению. Дознаватель доводил до ума снадобье, которое по сей день считал одной из лучших своих разработок. По много часов не выходил из лаборатории, построенной во внутреннем дворике Цитадели, на отшибе от прочих помещений. Незапланированных эффектов его эксперименты давно не приносили, но и запланированные бывали те ещё.

Идальга внимательно изучал на просвет длинную тонкую пробирку с прозрачным раствором. Нестерпимая вонь явно магического происхождения перехватывала дыхание, выжимала слёзы из глаз, но хозяин лаборатории не обращал на неё никакого внимания. А вот молодой нав, заглянувший с улицы, невольно отшатнулся и дёрнул дверь, чтобы закрыть её с той стороны. Однако набрался решимости и переступил порог. Осторожно, с интересом принюхался. Не выдержал смрада. Сдавленно кашлянул, пробормотал аркан, защищающий обоняние от шока.

Идальга не глядя на посетителя, занимался своим делом. Гость проверил действие аркана. Глубоко вздохнул -- как перед прыжком в воду -- и вошёл в комнату. Поздоровался. Хозяин лаборатории, довольно хмыкнув, отставил в сторону опытный образец. Только после этого обернулся:

-- Чем обязан?

Ромига -- увидев лицо, Идальга сразу вспомнил имя -- не стал тянуть с ответом. Произнёс с волнением, хотя очень старался скрыть эмоции и выглядеть спокойным:

-- Я слышал, тебе нужен помощник?

-- На время. А что ты умеешь и почему решил прийти ко мне, гарка?

Ромига ответил явно заранее заготовленной, отрепетированной тирадой:

-- Обожаю выведывать тайны, разгадывать загадки, идти по едва заметному следу, находить скрытое. Я уже пробовал, у меня хорошо получается. Можешь спросить командира арната, он подтвердит. Но я действовал наобум и наугад, а хочу знать и уметь. Это ведь часть твоей работы, да? Можешь научить?

-- То есть, на самом деле, ты хочешь учиться?

-- Да! Для служения Нави. И для себя -- тоже, мне самому это очень интересно. Узнавать новое... -- гладкие заготовленные фразы у гарки закончились, или беседа свернула не в ту сторону, как он рассчитывал. Смущённо улыбнулся, стрельнул любопытным взглядом на дознавателя и по сторонам.

Стоять на месте явно невмочь: сторожким шагом заскользил по периметру большой комнаты, внимательно озираясь, но ничего не трогая. Хозяин, размышлял над продолжением эксперимента, краем глаза приглядывал за гостем. Отметил общее впечатление взъерошенности от этого нава. Дело не в причёске, по-навски аккуратной, какая бы человская мода ни бралась за основу. Хотя довольно длинные волосы Ромиги в самом деле разлетались при каждом стремительном повороте головы. Порывистые, резковатые движения выдавали избыток энергии: не магической, просто жизненной. И то ли неумение, то ли нежелание брать её под жёсткий контроль. Нав остановился в трёх шагах от хозяина кабинета, заглянул в глаза. Тот усмехнулся самым краешком губ.

-- Что тебе интереснее всего в данный момент?

-- Мягкие способы сканирования мозга, -- чуть напряжённо ответил молодой нав, не сводя взгляда с Идальги.

Дознаватель пожал плечами:

-- Это описано в книгах.

-- Описано, -- покладисто согласился Ромига. -- Но я подумал, что гораздо лучше учиться у одного из авторов метода. И... Тебе ведь нужен помощник?

-- Занятно, -- дознаватель, щелкнув пальцами, зажег несколько свечей у дальней стены, призвал к себе высокую бутылку. -- А зачем тебе мягкое сканирование?

Ромига внимательно следил за его действиями. Помолчал пару минут, наблюдая, как Идальга что-то смешивает, рассматривает на просвет, снова смешивает.

-- Мне интересно. Я люблю изучать всё новое, а что может быть лучше чужого опыта и чужих воспоминаний?

-- Может, свои? -- вскинул бровь Идальга, впервые с начала разговора взглянувший на гарку с любопытством.

-- Вообще, да, конечно! Но я никогда не смогу находиться одновременно в разных местах. Заглянуть в прошлое до своего рождения. Прожить жизнь масана, чела или какой-нибудь феечки... Довольно много вещей, которые невозможно узнать через свой опыт, а хочется.

-- Ясно, -- дознаватель подошел к гарке, держа в руке небольшой флакон, закрытый стеклянной пробкой. Посмотрел в любопытные чёрные глаза, хищно улыбнулся. Протянул емкость Ромиге:

-- Определишь, что это -- попробуем поработать вместе.

И произнёс аркан, напрочь выветривший вонь из комнаты. Ромига, очевидно, распознал заклинание: тут же снял свою защиту. Вытащил пробку, потянул носом воздух над флаконом, нахмурился. Внимательно посмотрел на свет прозрачную как слеза жидкость. Рискнул попробовать: одну каплю, не больше (у навских мастеров снадобий считается допустимым, но не приветствуется). Покачал головой, осторожно спросил:

-- Вода?

-- Яд, -- ухмыльнулся в ответ дознаватель. -- А может, и вода. Выпьешь?

-- Не Золотой Корень точно. Может, и выпью.

-- Может, или выпьешь? -- Идальга откровенно развлекался, наблюдая за сомнениями гарки. -- Что, понюхать и лизнуть -- все способы определить содержимое?

Ромига не сдержался, фыркнул, глаза вспыхнули, но явно не злостью -- азартом. Оглядел стол дознавателя более внимательно, выискивая хоть что-то узнаваемое в ряду одинаковых с виду, неподписанных колб. Зацепился за характерный цвет порошка в пробирке, потянулся -- отдёрнул руку. Глянул на хозяина лаборатории.

-- Можно?

Тот пожал печами, мол, разбирайся сам. Ромига взял пробирку, рассмотрел порошок вблизи, осторожно понюхал. Удовлетворенно хмыкнул. Взял с подставки другую пробирку: пустую. Отлил туда немного жидкости из флакона и всыпал чуть-чуть порошка. Понаблюдал, как он, не изменённый, оседает на дно. Нахмурился.

-- Вариантов два. Возможно, это вода, потому тиарон не прореагировал с ней. Либо там может быть что-то из длинного списка веществ, также не реагирующих на тиарон, -- Ромига, рассуждал вслух и поглядывал на Идальгу, явно надеясь поймать в поведении собеседника подсказку, да не на того напал. -- Две страницы список. Но при этом оно без вкуса и запаха...

-- У тебя еще тридцать секунд.

Нав закрыл глаза и прошептал короткий аркан, начав сканирование загадочной жидкости. Результат его озадачил, потому что он повторил исследование: быстрее, но тщательнее.

-- Здесь вода. И что-то, чего я не могу опознать, но оно определенно там есть. Если ты мне дашь еще десять минут...

Идальга смерил Ромигу внимательным взглядом и кивнул:

-- Хорошо. Если по истечении десяти минут ты скажешь, хотя бы приблизительно, что там, попробуем поработать. Вопросов не задавать!

Навы все знакомы между собой хотя бы шапочно. Наблюдая за кандидатом в помощники, дознаватель соотносил всё, что помнил и слышал об этом наве, с тем, что происходило перед глазами.

Ромига показал неплохие результаты, когда дознаватель вел у молодых гарок курс лекций по своему "предмету". Запомнился рекордным количеством и отменным качеством задаваемых вопросов. Даром, что все навы любознательны, а смолоду -- особенно. Эрига, мастер снадобий и эликсиров, тоже отзывался о нём положительно. "Правильно применит полученные знания, сможет если не определить вещество -- на это вряд ли хватит стандартного курса -- но приблизительно разобраться, как оно действует".

Пальцы Ромиги мелькали над реактивами, периодически замирая рядом с жидкостью: он сканировал её снова и снова. Чёрные глаза азартно прищурены, на губах то появляется, то исчезает улыбка. Движения стали плавными, точными, как в бою, и такими же стремительными. Спешит уложиться в отведённые десять минут? Нет, скорее, увлёкся задачей настолько, что остальное временно перестало иметь какое-либо значение. Даже исход "экзамена".

Нав уже не искал подсказок нигде, кроме исследуемой субстанции. Всё внимание на кончиках пальцев, в звуках произносимых арканов. На висках от напряжения выступили капельки пота. Дважды останавливался, хмурился, морщился. Немного поразмыслив, отливал из флакона новые порции жидкости в пустые пробирки: экономно, по чуть-чуть. Начинал заново смешивать реактивы и колдовать.

Ход мыслей Ромиги довольно ясно читался по его действиям. Идальга видел: среди многих путей определения вещества во флаконе гарка выбрал один из самых простых и точных. На основе знаний или интуиции, не важно. Молодой нав Идальге откровенно понравился: "Жажда знаний и сообразительность в сочетании с некоторой бесшабашностью будут отличным подспорьем в нашей работе. Тем более, на ближайшие годы предсказатели обещают очень жаркое время".

-- Пора!

Ромига отставил очередную пробирку. Взял со стола флакон с поубавившимся содержимым, проверил, хорошо ли заткнута пробка, повернулся к Идальге. Вздохнул, пожал плечами:

-- Вещество мне неизвестно. И вряд ли я смогу определить формулу, даже если ты дашь мне ещё время. Но насколько я понял, оно изменяется, когда попадает в кровь. Во что превращается и как после этого действует, не знаю. Выяснил только, что оно не реагирует на нас.

-- Правило первое: когда мы работаем, ты слушаешься беспрекословно, -- отчеканил дознаватель, подходя к Ромиге вплотную и пристально глядя в глаза, -- Сначала делаешь, что я говорю, потом можешь спросить, что это было и зачем. Правило второе: вопросы задавать можно. Правило третье: испытательный срок -- две недели.

Ромига не сразу осознал смысл слов Идальги. Не сдержался, переспросил:

-- А ты сможешь понять за две недели, подхожу я тебе, или нет?

-- Я это пойму в первый день. Оставшиеся тринадцать будут возможностью тебе исправиться или провалиться, -- пожал плечами дознаватель, забирая флакон из пальцев теперь уже помощника и возвращая на место. -- Найди и привези мне молодого чела. Невысокого и голубоглазого. Пол не важен.

Час спустя гарка явился с переброшенным через плечо бесчувственным телом. Аккуратно сгрузил свою ношу -- паренька бедного крестьянского вида -- в указанное место.

-- Где и как ты его взял?

-- Высмотрел на тракте странника, одиночку. Понаблюдал, как он устраивается спать под кустом. Незаметно подошёл и слегка придушил, чел даже не успел испугаться.

-- А испугался бы он, и что? -- изучающий взгляд.

-- С испугом на штанах его было бы не так удобно тащить, -- усмехнулся Ромига. -- И ты не дал указаний на сей счёт, а я подумал: напугать, если понадобится, гораздо проще, чем успокоить.

Идальга посмотрел на безмятежно спящего рядом нава, вздохнул: его тоже накрыло дежа вю.

Да, напугать проще, чем успокоить. И ломать проще, чем чинить. Даже если ломаешь аккуратно, в расчёте на последующую починку. Конечно, в тот день, о котором сегодня так много вспоминали, дознаватель не собирался убивать помощника. И слишком хорошо знал своё дело, чтобы допустить его случайную гибель. Что бы там ни мерещилось Ромиге...

После неполных двух часов, ставших для молодого нава очень-очень длинными, -- двое суток глубокого, беспробудного сна. Огромное количество энергии и лечебные арканы, плотным коконом окутывающие израненное тело, помогали быстрой навской регенерации. Так, чтобы проснулся уже совершенно здоровым.

На исходе второго дня дознаватель тихо позвал помощника по имени. Дождался, пока черные глаза откроются и обретут более-менее осмысленное выражение. Кивнул на столик рядом с кроватью.

-- Пора просыпаться, Ромига. Поешь.

Нав осторожно сел, поморщился от пробежавшего по коже озноба, но боли, против ожидания, не было. Вообще никаких неприятных ощущений. Только голоден он был, как голодный нав. Мельком глянул на исчезающие, едва заметные полоски шрамов на предплечьях, на Идальгу, снова на свои руки, на столик со снедью, опять на Идальгу. Дознаватель невесело усмехнулся.

-- Я тебя три раза предупреждал, плохо будет!

Ромига молча кивнул. Посмотрел Идальге в глаза, сразу отвёл взгляд. Молча придвинул к себе тарелку с аппетитно дымящейся едой, отхлебнул питьё из высокого стакана, начал есть. Не быстро, не медленно, обстоятельно, будто выполнял важную работу. Идальга устроился в кресле напротив, терпеливо ожидая, пока собрат насытится. Потом подошел к помощнику:

-- Мне необходимо проверить твое состояние. Я буду задавать вопросы, ты отвечать. Быстро и четко. Договорились?

-- Да, -- Ромига опустил веки, избегая взгляда в упор, вздрогнул от прикосновения, но больше никак не проявил своих чувств.

Их и не было, почти. Когда закончили, Ромига, против обычного, задал всего один вопрос: устало, тускло:

-- Можно я ещё немного посплю?

Дождался утвердительного кивка дознавателя. Свернулся клубком, натянул одеяло на голову и сразу уплыл в забытьё. "А не лучше ли поднять его прямо сейчас и всерьёз поговорить?" Но сигнальный артефакт возвестил, что подвалила очередная работа. Идальга ругнулся про себя и оставил помощника.

Вернувшись часа через три, застал Ромигу уже не спящим. Гарка старательно выполнял разминку без оружия, благо свободное пространство комнаты позволяло. Босой, в домашней одежде Идальги, которую нашёл тут же. Волосы растрепались, сосредоточенное лицо в бисеринках пота. Точные, мягкие, свободные движения: может, чуть медленнее и старательнее обычного. Завершил серию упражнений, плавно обернулся к вошедшему дознавателю. Скользнул навстречу, остановился на расстоянии шага и вытянутой руки. Молодой хищник: сильный, ловкий, агрессивный. Угрюмый чёрный взгляд мог бы всерьёз напугать кого-то более робкого. Идальге просто не понравился, заставил подобраться, отвечая на вызов. Ромига мгновенно сник: опустил глаза, уступил дорогу хозяину комнаты, присел на постель. Тряхнул головой, с силой потёр лоб тыльной стороной ладони, нервно скривил губы. Идальга ждал, когда он заговорит, но Ромига словно язык проглотил.

Дознаватель задумчиво покачал головой и вышел из комнаты. Через несколько минут вернулся с большой кружкой чего-то горячего, протянул её помощнику. По-свойски уселся на постель возле Ромиги, но не вплотную, а чтобы видеть лицо. Тот, по укоренившейся привычке, осторожно потянул носом клубящийся над кружкой пар, лизнул жидкость, вздохнул и начал пить. Когда прикончил больше половины, дознаватель перехватил взгляд сородича и мягким, но не терпящим возражения тоном начал говорить.

-- Я хочу, чтобы ты меня сейчас очень внимательно выслушал. Ромига, очень внимательно! И запомнил, что я скажу. И пропустил через себя, проанализировал.

Идальга на мгновение замолчал. Ромига приоткрыл рот что-то сказать, но дознаватель, не позволяя ему вставить хоть слово, продолжил.

-- То, что случилось, не является нормой. Я предупреждал тебя. У меня иногда бывает такое настроение, что я просто не различаю, кто рядом. Никогда не доводил дело до чего-то непоправимо ужасного, но приятного мало. И да, ты фактически нарушил первое правило: слушаться беспрекословно. Я как бы наказал тебя. Только наказание не соответствовало провинности. Ты, конечно, сам это понимаешь. В данной ситуации виноват только я. Надо было отправить тебя после первого вопроса, -- Идальга глубоко вздохнул, -- Возможно, когда-нибудь этот опыт тебе пригодится. Но сейчас я хочу, чтобы ты вынес из произошедшего только одно. То, что я делал с тобой -- это было неправильно. И я приношу свои извинения.

Ромига залпом допил кружку. Низко-низко склонил голову, занавесив глаза волосами. Пробурчал едва слышно:

-- Я принимаю твои извинения. Да, получается, я нарушил первое правило. Прости, Идальга. Я был уверен, что уже действует второе. Не услышал в твоих словах приказа. Услышал приглашение к разговору. Уж как ты обычно приказываешь, я за несколько лет выучил. Это было другое. Я видел, что с тобой что-то не так. Подумал, в крайнем случае, ну, ударишь. Мне ничего не сделается, а тебе полегчает. Дурак!

-- Дурак. А сейчас давай на кухню, там остатки шуркя тебя ждут. И возьми себя в руки, у нас до сих пор война идет.

-- Это приказ -- идти на кухню? Или можно спросить?

-- Спрашивай, -- Идальга улыбнулся. -- Второе правило.

-- Сколько времени прошло?

-- Чуть больше двух суток.

-- Что происходит за стенами? Все наши живы?

-- Раненых довольно много, но потерь больше не было. Вообще, чуды вышли из игры, а людов мы дожимаем. Сведения, которые мы с тобой добыли, оказались очень ценными.

Ромига поднял голову. Криво, жутковато ухмыльнулся. Подумал и спросил ещё:

-- Идальга, скажи, сколько энергии ты вбухал, чтобы за два дня поставить меня на ноги? Будто вообще ничего не было?

-- Много. Но ты мне нужен на ногах. А если сам вспомнишь и проанализируешь, что я с тобой делал, увидишь: повреждения не так велики, как должны были показаться с твоей стороны.

-- Вспомнить -- это приказ? Может ещё отчёт тебе написать? -- вяло ощетинился нав.

-- Нет. Это не рабочая ситуация. Это эксцесс. Как ты поступишь с полученным опытом, исключительно твой выбор. Хочешь, забудь как дурной сон. Хочешь, вспоминай. Хочешь, запиши: для себя, не для меня.

Ромига задумался, замолчал. Выпрямил спину, зажмурился, несколько раз глубоко вздохнул. Потом сверкнул глазами зло, азартно. Улыбнулся:

-- Знаешь, было бы смешно собирать куски чужой памяти и выбрасывать свою. Я предпочту вспомнить и помнить всё важное, что со мной происходит.

Идальга посмотрел на помощника с лёгкой, ускользающей усмешкой:

-- Почему-то я не сомневался в твоём выборе. Но учти, Ромига, будет больно. Забывать спокойнее... А сейчас марш на кухню, доедай шуркь! Это приказ!

Ромиге только предстояло обнаружить, какой неудобной ношей бывает своя память. Идальга знал: молодой нав будет спотыкаться, падать под тяжестью этого груза, завязываться в узел от боли в давно заживших ранах, но упрямо не откажется от принятого решения. Даже чувствуя, что сил быть последовательным -- вспомнить всё -- не хватает.

Временами дознаватель испытывал к помощнику искреннее, глубокое сочувствие. Иногда холодный исследовательский интерес. Но в любом случае, активно помогал: "У меня принцип: сам обижу, сам пожалею и утешу". Так он, помнится, сказал Терге...

Старый мастер фехтования учуял неладное, когда через несколько дней Ромига явился на общую тренировку мрачный, задумчивый, на себя не похожий. Когда вызвался на спарринг с Тергой, чего раньше не делал. Когда стал биться не по-учебному, а будто в последний раз, в каком-нибудь отчаянно безнадёжном сражении. Почти сразу получил глубокую отметину на бедро, но словно не заметил, даже не замедлил темпа. Не остановился, когда клинок Терги коснулся шеи, намечая смертельный удар. Среагировал лишь на окрик об окончании поединка и витиеватую брань. После уворачивался от попыток замазать ему порезы эрлийским бальзамом со словами: "Я сам!"

Терга был очень средним магом для нава. Однако следы мощных лечебных арканов разглядел. Расспрашивать Ромигу ни о чём не стал, но факты сопоставил. Перехватил Идальгу в коридоре:

-- Что, дознаватель, опять приспичило в чёрной крови руки погреть? Не сдержался? Такого хорошего мальчика Тьма тебе в ученики дала, и что ты с ним сотворил?

Дознаватель ухмыльнулся старшему сородичу.

-- Это ты про Ромигу, что ли? Мальчик нарвался сам, Терга. Очень старательно нарывался. Не послушал прямых предупреждений.

-- Знаю я, как ты предупреждаешь, когда тебя несёт. С твоей харизмой получаются по форме -- предупреждение, по сути -- предложение, от которого почти невозможно отказаться. Молодые, горячие, вроде Ромиги, ведутся, а ты рад. Я тоже с гарками много неприятных вещей делаю. Но они всегда сами против меня выходят и знают, на что подписываются.

Спор между этими двумя навами шёл уже не первый век.

-- Терга, сколько раз я тебе говорил, мне добровольцы не интересны. А с Ромигой ничего страшного не случилось. И впредь не случится, я за этим прослежу.

-- Имей в виду, я тоже буду приглядывать за вами обоими.

Идальга справился с ситуацией. Они вместе с Ромигой справились, в конечном итоге. Хотя было не просто: мелькали в памяти разные эпизоды... Дознаватель вернулся от воспоминаний к текущим делам. К очередной странной истории с бывшим помощником, в которую его самого затянуло чуть больше суток назад.

Осторожно провёл рукой над головой лежащего рядом нава. Тот вздохнул, улыбнулся, неразборчиво пробормотал что-то сквозь сон. Снилось ему по-прежнему что-то мирное, спокойное и привольное... Как медленно текущая под звёздами широкая река. Идальга почти поймал картинку, не прикладывая никаких усилий. Будто сам Ромига поделился.

И всё-таки, кто мог атаковать бывшего помощника? Маги, которым, в принципе, по силам воздействовать на разум нава, в Тайном Городе наперечёт и на виду. При том, безумцев, готовых без веской причины нападать на тёмных, перевели много поколений назад. Незнакомый метод воздействия наводил на мысль о недобитых асурах, татах, скрывающемся неведомо где Хранителе Чёрной Книги. О самородках из челов... Вряд ли это сделал геомант. То, что видел Идальга при первом сканировании, было похоже на очень странное, но воздействие классической магии. Кроме тёмной энергии -- самого Ромиги -- там присутствовало ещё что-то: тонкий, исчезающий след. Слишком ничтожный, чтобы определить Источник. Чего добивался от нава неведомый враг? Мастерски разбередил старые болячки, а дальше? Складывая так и этак имеющиеся факты, Идальга снова и снова возвращался к тому, что информации мало. Чтобы получить новую, нужна новая атака. На Ромигу или на кого-то ещё. Но сегодня, видимо, уже можно расслабиться.

Часы едва слышно пробили пять раз, когда дознаватель тоже позволил себе задремать. В миг перехода между явью и сном уловил незнакомое ощущение: слегка пугающее, но скорее приятное. Слишком мимолётное, чтобы зафиксировать и рассмотреть, что это было.

Тёплый ветер в лицо: пряный, пронизанный чужими, странными запахами. Отблеск большой воды под небом, в котором светили две луны и яркие, близкие звёзды. Ни одного знакомого созвездия. Высокие, наву по плечи, росистые травы. Примятая, тёмная от сбитой росы полоса: кто-то прошёл совсем недавно...

Озираясь в незнакомом месте, быстро оценивая обстановку, Идальга знал, что дремлет: чутко, не теряя связи с реальностью, как обычно спят навы. Ощущал своё тело на кровати, слышал тиканье часов, дыхание сородича рядом. Но в то же время, стоял посреди чужой степи, глядя на след Ромиги. Да. Кто именно пробил здесь стёжку, он не сомневался -- знал. "Любопытно".

Чувство опасности молчало, но дознаватель сразу вспомнил те времена, когда был гаркой. Тем более, в этом сне оказался соответствующим образом одет и экипирован. Заскользил по следу товарища бесшумной стремительной тенью, не забывая подмечать всё вокруг. Звуки и запахи. Изысканную красоту невиданных цветов. Силуэт мелкой твари, четырёхкрылой и хвостатой, мелькнувшей на фоне лунного диска, того что побольше и пожелтее.

Идти оказалось неожиданно тяжело. Почва -- мягкая, неровная, сплошь изрытая чьими-то норами. Местами она по-болотному хлюпала под ногами, буйная растительность смыкалась стеной в полтора роста, заслоняя горизонт. Лишь узкая прогалина, где недавно проломился Ромига.

Волосы дознавателя быстро намокли от росы. На голову сыпались то ли пыльца, то ли семена и какая-то мелкая живность, неудачно коротавшая ночь в травяных метёлках у него на пути. Отводя от лица тугие стебли, Идальга чувствительно порезал палец об острый лист растения, похожего на осоку. Рассмотрел пилообразный край с хитрыми зубчиками. Хмыкнул, сорвал лист и сунул в карман: принести домой, глянуть в лупу. С досадой вспомнил, что это всего лишь сон. Сделал себе пометку, зарисовать по памяти и обдумать, не пригодится ли в работе.

Заросли стали почти непроходимыми и резко оборвались у приречной отмели. Осторожно раздвинув высокие травы, Идальга сразу увидел Ромигу, сидящего на камне у воды. Медленные волны лизали носки его сапог. По сну -- или что это было за место -- он тоже бродил в облачении гарки.

Почуяв чужое присутствие за спиной, Ромига подскочил сразу в боевую стойку. В правой руке катана, в левой мгновенно созрела "Шаровая молния", и "Навский аркан" наготове. Рассмотрев дознавателя, разом успокоился. Убрал оружие, фыркнул с явным облегчением.

-- Опять ты? Слушай, Идальга, ну что ты за нав? Нигде от тебя покоя нет!

-- А ты кого ждал?

-- Никого. Здесь обычно не бывает разумных, кроме меня. Надеялся спокойно поразмыслить в тишине и одиночестве.

Несмотря на ворчливые нотки, Идальга чувствовал: Ромига рад его появлению. Как гостеприимный хозяин -- нежданному, но желанному гостю.

-- Самый интересный вопрос: здесь -- это где?

-- В моём любимом сне.

Дознаватель аккуратно достал из кармана листок с краями-пилами. Провёл ногтем по зубчикам, приподняв бровь, глянул на Ромигу. Тот узнал растение:

-- Осторожнее с этой осокой. Злая травка, режет до кости. Кстати, я замечал: если сразу после этого проснуться, с большой вероятностью успеешь увидеть царапину.

-- На ком будем эксперимент ставить?

-- Хочешь, ставь на себе. А я хочу дождаться рассвета. Или хотя бы захода лун. Красиво здесь, правда?

Идальга кивнул, однако не стал отвлекаться на пейзаж от более интересного объекта. Разглядывал соплеменника по принципу: "найди десять отличий от Ромиги наяву". Нет, ничего нового. Ромига и во сне -- похоже, одном на двоих, но этим мага не удивишь -- был тот же самый. Возможно, чуть добродушнее, спокойнее, веселее.

-- Возвращаемся к вопросу: где здесь? Воображение у тебя, конечно, богатое. И всё это, -- дознаватель широким жестом обвёл берег, залитый светом двух лун, -- на мой взгляд, подходит тебе, как по мерке. Но слишком уж оно плотное, подробное, настоящее для простого сна. Не удивлюсь, если раньше в этот мир можно было построить портал Большой Дороги.

Ромига озадаченно огляделся по сторонам:

-- Думаешь, это настоящее место? Мне оно снится, сколько себя помню. Чаще, когда устал, или не совсем в порядке, или надо серьёзно подумать.

-- Как сейчас?

-- Ну да...

-- Ты что-то специально делаешь, чтобы увидеть этот сон?

-- Ничего. Достаточно просто захотеть. А иногда он сам снится. Каждый раз немного по-разному. Вот сейчас и мы, и всё вокруг реально до неправдоподобия. Так редко бывает. Чаще обычный смутный сон. А раз было... Надоело уже вспоминать ту историю... Но когда я, наконец, потерял сознание у тебя на столе, тоже улетел в эти степи. Ветром над верхушками трав, будто без тела совсем. Знаешь, престранное ощущение: быть повсюду и нигде. Видеть землю из-под облаков, и в то же время путешествовать по лабиринту жилок на крыле какой-то букашки. Мир был, как сегодня: настоящий, яркий, а от меня почти ничего не осталось. Тогда это было очень кстати. Не надо мучительно собираться с силами, чтобы сделать следующий вдох. И не болит ничего даже не потому, что зажило -- нечему болеть.

Нав поморщился. Резко наклонился, подбирая с песка плоский камушек, со всей силы запустил его по речной глади:

-- Всё-таки ты, Идальга, бываешь поразительной сволочью!

-- А я не знаю другого нава более злопамятного, -- хмыкнул дознаватель. Вторая вереница расходящихся кругов разбила лунные дорожки. Но подсчёт "блинам" ни один из собеседников вести не стал.

-- Я вспоминаю потому, что мы заговорили о странностях этого места. А так раствориться в нём у меня не получалось ни до, ни после. Потом ты меня разбудил... Потом, засыпая вновь, я жаждал вернуться в то уютное рассредоточенное состояние. Не вышло. Просто обнаружил себя сидящим на берегу, на своём любимом камне. Зато появилась уверенность: если захочу очень-очень сильно, смогу уйти сюда насовсем.

-- Каким образом?

-- Мне в тот момент тоже померещилось, что этот мир реальный, как наша Земля. И что можно запросто исчезнуть из Цитадели и оказаться здесь.

-- Любопытно. А что ты думаешь об этом сейчас?

-- Информации мало, -- фыркнул Ромига. -- До недавнего времени держал за бред, вместе с нитями во Тьме. Но если то, в итоге, оказалось отражением вполне реальных вещей -- возможно, это тоже?

-- Почему не рискнул попробовать?

Ромига улыбнулся, очень не весело. Вздохнул:

-- Я слыву авантюристом, сорвиголовой. Заслуженно. В тот момент я отчаянно желал оказаться как можно дальше от тебя. Заодно, от всех навов и прочих разумных. Участь отшельника в необитаемом мире казалась вполне привлекательной. Но прикинул, вдруг желание со временем пройдёт, а обратной дороги я не найду никогда? Эта мысль удержала от поспешных проб. А следующая привела в дикую ярость: что твоя выходка и моя реакция на неё отрывают меня от единства Нави. Сгоряча решил вызвать тебя на дуэль по правилам. Мигом проснулся. В Цитадели, конечно! Подскочил, начал разминку. Убедился, руки-ноги действуют, нигде ничего не болит, вообще, бодр и свеж. Даже волосы ты мне отмыл от крови и аккуратно расчёсал. От таких мелких проявлений твоей заботы стало ещё тошнее. Как же я хотел поквитаться! Не убить тебя. Естественно, нет! Но причинить очень сильную боль. Ещё раз подумал, представил: от симметричного ответа, даже если смогу с тобой справиться, радости не получу. А вот от хорошей драки...

На лице Идальги промелькнуло хищное выражение:

-- Что остановило? Почему не вызвал?

-- Ты пришёл, я сделал ещё одно неприятное открытие. Понял: боюсь. До холодного пота, до слабости в коленях. Как сроду никого, ничего не боялся. Конечно, по опыту спаррингов с тобой, ещё и рассудком понимал: порежешь опять, почти наверняка! Утащишь к себе лечить, и всё по новой. Зачем мне это?

-- Умный! -- хмыкнул дознаватель.

-- А потом я напился твоего зелья. Оно мгновенно сняло ярость и страх. Спокойно принял от тебя извинения. И как бы инцидент исчерпан, или надо новый повод для драки сочинять... Ты же именно на это рассчитывал?

-- Да. Предугадать вероятный ход твоих мыслей было легко. Я решил, с тебя хватит. Вторая серьёзная трёпка подряд будет перебором, с любой точки зрения. Рад был, что ты проявил здравомыслие.

-- Здравомыслие? Ну да...

Они стояли бок о бок у кромки воды. Идальга мягко, осторожно обнял Ромигу за плечи, легонько встряхнул, притянул к себе:

-- Может, достаточно вспоминать? -- с интересом ожидал реакции.

Ромига поднял поникшую было голову. Глубоко вздохнул. Усмехнулся. Сам положил руку на плечо сородича.

-- Кажется, отпустило, -- помолчал, глядя на клонящиеся к горизонту луны. -- Интересно, видим ли мы этот сон -- один на двоих? Будем ли помнить наш разговор, когда проснёмся?

-- У тебя есть сомнения в том или другом?

-- Нету. Ни малейших. А всё равно рассказываю вещи, которые никогда не стал бы говорить тебе наяву. Забавно, правда?

-- Так ты меня затем сюда и пригласил. Разве нет? Пообщаться "на своей территории". Даром, что она асур знает, где и что такое. Даром, что некий враг атаковал тебя именно во сне. Я же говорю: ты всегда отличался разумной осторожностью, Ромига!

Ирония дознавателя плеснула через край, Ромига сердито фыркнул.

-- Но ты ведь сам рискнул прийти? Может, я тебя и приглашал, но силком в свой сон не тащил.

-- Ну допустим. Если уж следить за точностью формулировок, я воспользовался дверью, которую ты оставил приоткрытой. И пока не жалею. Ещё один интересный вопрос, кого ты собирался бить? До того, как узнал меня?

-- Тут иногда бродит всякое зверьё. Крупное и довольно агрессивное. Но ждал я того же, кого ты дома караулишь. Хотя, судя по предыдущим разам, драться с ним... -- Ромига оборвал фразу, скривился.

-- Вспомнил что-то новое про своего врага?

-- Увы, практически ничего. Как же я хочу посмотреть ему в лицо и сойтись в поединке! Наяву или во сне, что бы из этого ни вышло. Да только он хитрый. Атакует где-то между сном и бодрствованием. В миг перехода. Даже не знаю, как назвать. Далеко не всякий раз, когда засыпаешь и просыпаешься, бывает такое состояние. Но когда сюда попадаю -- обязательно.

-- Это ты тоже очень подробно доложишь комиссару. А я дополню. "Он", говоришь?

-- С равной вероятностью может быть "она" или "оно". Я ни разу не уловил внятных примет. Не уверен даже, существо это или сущность. Чего он от меня хотел, тоже не понимаю. "Заговор Слуа" обычно накидывают с конкретной целью. А тут... Будто кто-то экспериментировал или просто игрался наугад. Но силища там и магическое мастерство... Просто не представляю, кто это мог быть в Тайном Городе! -- нав передёрнул плечами, поёжился -- не от холода.

-- Боишься его? -- Идальга мог не спрашивать, чувствовал Ромигин страх, однако было интересно, как товарищ ответит.

-- Говорил же утром, боюсь. Надеюсь, это не станет помехой, когда придёт время с ним сцепиться. И уж точно не помешает мне искать разгадку этой загадки. Пока сидел тут один, пытался разложить по полочкам: у кого есть возможности, у кого есть мотивы?

-- Что надумал, поделишься?

-- Возможности... По ощущениям от атаки -- это кто-то очень серьёзный, на уровне иерархов. Мотивы... Ордену и Зелёному Дому я дорогу давно не переходил, даже на глазах не маячил. Сам знаешь, меня очень не любят Саббат, но им не достать меня магически, -- то ли ухмыльнулся, то ли оскалился Ромига. -- Кто остаётся? Первые, таты, Хранитель Чёрной Книги.

-- Мы с тобой мыслим в одном направлении.

-- Как обычно!

-- Слушай, может ты в метро Хранителю ногу отдавил и не извинился? -- подмигнул Идальга.

-- Скорее, Лорда Тать грязью из-под колёс облил. Кроме шуток. Я всерьёз озадачился вопросом: это что-то личное, персонально ко мне -- или начало атаки на Навь?

-- Если второе -- почему выбрали тебя?

-- На фоне наших мог показаться относительно лёгкой добычей. Много болтаюсь вне Цитадели и за пределами Города. Имею репутацию средненького мага и бойца, а также шалопая по жизни.

-- Тебе удобно с такой репутацией?

-- До сих пор не жала и не тёрла.

Дознаватель отстранил от себя Ромигу, смерил взглядом:

-- Ну-ну!

-- А если брать личные мотивы... Помнишь, я в восьмидесятом ездил в Петербург? Проверял очередную гипотезу о местонахождении библиотеки Иоанна Грозного?

-- Так не нашёл же ничего. Даже следов.

-- Не нашёл. Однако пару раз было чувство, будто подобрался вплотную к кому-то. Или чему-то. Только разглядеть не смог. Но меня самого вполне могли разглядеть, запомнить и затаить зло. А если библиотека вернулась к тем, кто положил ей начало -- им-то особого повода для зла на нас не надо. Я -- конкретный нав, который сунулся. Правда, времени прошло уже изрядно. Почему именно сейчас?

-- Почему? Знаешь, Ромига, я подозреваю: атака на тебя связана с магией мира.

-- Но ты же сам говоришь, воздействовал на меня, скорее всего, не геомант?

-- Не твой Семёныч. Вероятно, не геомант вообще. Я про другое. Что, если прицельно атаковали геоманта -- тебя? Именно этой осенью ты начал практиковать магию мира. На данный момент, единственный среди нас. И вообще, насколько мне известно, среди магов Тайного Города.

-- О моих успехах знают Сантьяга, мой чел и ты. Чел вчера впервые в жизни услышал слово "геомантия", от меня же.

-- Вашу с ним активность кто-то мог засечь.

-- Другой геомант? Я не умею чувствовать рядом никого, кроме Семёныча. Но я пока не ставил такой задачи. А в принципе, уверен, это возможно. Надо попробовать...

-- После беседы с комиссаром!

-- Само собой. Или, допустим, кто-то давно наблюдает за челом, -- мысли Ромиги летели вскачь.

-- Кто его учил, ты знаешь?

-- Геомантии -- двоюродная бабка, в детстве. Она, похоже, самоучка. По крайней мере, о своих учителях внучатому племяннику не рассказывала. И никаких книг от неё не осталось. Из тайногородцев у Семёныча в начале пятидесятых был недолгий контакт с людой. Фата Людмила нашла и приворожила обычного слабенького мага, работающего на бойком месте. Хотела использовать, показала какие-то мелочи, но быстро погибла в конфликте из-за контрабанды энергии. Помнишь ту историю? Семёныч "лёг на дно", как он сам говорит. Много лет тщательно избегал всех магов, кого мог учуять...

С середины реки по водной глади кругами побежали волны. Потом раздался мощный "плюх", низкий вибрирующий рёв разорвал ночную тишину.

Идальга насторожился:

-- Нас сейчас попытаются сожрать?

-- Нет, это травоядная тварь: здоровая, но не агрессивная. Что-то её спугнуло. Сейчас уйдёт подальше и заляжет. Слышишь?

В самом деле, плеснуло ещё несколько раз: слабее, дальше. Затихло, только круги продолжали лениво расходиться на тёмной воде. В зарослях исполинских трав тоже завозился кто-то крупный. Ромига замер, понизил голос почти до шёпота:

-- А вот это может быть интересно. Тут вообще раздолье для охотника. Надо как-нибудь попробовать задремать рядом с Ангой. Думаю, ему понравится.

-- Может не понравится кому-то ещё, -- в тон Ромиге, тихо и вкрадчиво, ответил Идальга.

-- Думаешь, Зворге? Так и три головы на одной подушке -- не проблема. Мне не жаль их обоих сюда пригласить. Если получится, конечно.

Пыхтение и топот неведомого зверя стали быстро удаляться.

-- Маньяк ты, Ромига.

-- От маньяка слышу!

Два весёлых оскала, две пары азартно прищуренных глаз. Миг, и навы стояли друг против друга, хищно пригнувшись. Традиционный знак -- приглашение к поединку без оружия и магии -- Ромига подал на долю секунды раньше дознавателя. Серия стремительных выпадов, ударов и блоков... Бросок... Сцепившийся чёрный клубок покатился по песку. Ещё мгновение спустя младший нав сидел на спине старшего, заломив ему руку так, как даже у самых гибких и тренированных существ конечности не гнутся. Ждал капитуляции, чуть отвлёкся на подозрительный шорох позади -- Идальге этого хватило, чтобы вывернуться из захвата и взять реванш. Теперь уже Ромига, уткнувшись лицом в песок, чувствовал, как хрустят суставы. Попробовал освободиться, но дознаватель слабины не давал и не делал ошибок. Постепенно усиливал давление, с интересом ожидая, какова будет реакция? Они давно не сходились ни в спаррингах с оружием, ни в таких вот приятельских потасовках. Ромига, убедившись, что вырваться не сможет, а связки вот-вот не выдержат, спокойно сказал:

-- Сдаюсь. Пусти, -- действительно, спокойно. Даже миг задержки и лёгкое усиление нажима, которые позволил себе Идальга -- любопытства ради -- не отозвались злостью или страхом. Дознаватель довольно хмыкнул и ослабил захват. Откатился в сторону, сел. Ощупал собственную руку, дающую о себе знать весьма неприятным образом:

-- Вправь. Плечо и локоть. Если хочешь, я потом разомну тебе спину.

Ромига отплевался от скрипящего на зубах песка, умылся водой из реки. Присел рядом со старшим товарищем. Исполнил его просьбу аккуратно и со знанием дела, обычного на тренировках. Мог бы просто дёрнуть, но сперва умелым массажем расслабил мышцы. Суставы с тихими щелчками, почти безболезненно, встали на место. Помассировал ещё немного, сводя на нет остатки неприятных ощущений. Идальга узнавал свою науку, с интересом подмечал приёмы, которых Ромига нахватался где-то ещё. А главное, купался в волнах заразительного жизнерадостного спокойствия, которое младший соплеменник сейчас буквально источал во все стороны. Улыбнулся.

-- Хорошо. И я чувствую, тебя отпустило окончательно?

Ромига молча кивнул. Где-то очень далеко большие напольные часы пробили семь раз.

-- Или это только место такое специальное? Твой любимый сон?

Нав широко, довольно ухмыльнулся:

-- И место. И отпустило. Нам домой не пора?

-- Пора. Тебе придётся доработать отчёт. Я тоже запишу впечатления.

-- Думаю, нам лучше просыпаться не одновременно. Сначала -- ты, потом -- я. На всякий случай.

-- Логично.

Идальга ещё разок осмотрелся по сторонам. Пристальным, подмечающим все детали взглядом охватил и дикий пейзаж под двумя лунами, и сидящего на песке Ромигу. Глубоко вздохнул, с удовольствием наполняя лёгкие влажным, захолодавшим к утру воздухом. Эта реальность явно не желала его отпускать. Правда, намекала, что может принять насовсем?

-- Закрой глаза, так легче уйти отсюда, -- посоветовал младший товарищ.

Дознаватель, хмыкнув, последовал совету: "В самом деле..."

Часы показывали пять минут восьмого. Рядом, уютным клубочком, спал Ромига. Идальга, прошептав аркан, медленно провёл над ним ладонью: "В полном порядке. Но дрыхнет без задних ног, как говорят челы. Понятно теперь, где бродят эти самые ноги, и не только они. Любопытно... Да, пожалуй, такими странными делами я в постели ещё не занимался". Блеснул в улыбке крепкими зубами, позвал:

-- Ромига, просыпайся! Сам говорил, пора.

Услышав своё имя, нав открыл глаза, вовсе не сонные. Взгляд -- тот же самый, что на берегу: спокойный, весёлый. Подмигнул:

-- Хорошо погуляли?

-- Вполне. Мне понравилось.

-- Мне тоже.

Идальга, придав лицу выражение скучающего безразличия, пристально разглядывал бывшего помощника. От подобного внимания дознавателя многие тушевались, включая навов. Но Ромиге сегодня утром всё было нипочём.

-- Сейчас ненадолго схожу к себе, переоденусь. Потом позавтракаем у тебя, если не возражаешь. И засядем писать отчёты. Хорошо бы Сантьяга поскорее вернулся!

-- Не опасаешься получить от него разнос за самодеятельность?

-- Опасаюсь, конечно! -- чёрные глаза смеялись.

-- Берегись, Ромига. Я теперь точно выяснил, где ты прячешь свой запас избыточной жизнерадостности. Смотри, разорю тайничок. Или придумаю, как тебе туда доступ перекрыть.

-- А надо?

Старому фотографу этой ночью тоже снились необыкновенно яркие и захватывающие сны. Его самого, как действующего лица, в них, по счастью, не было. И без того, очнувшись от кошмара, долго собирал в кучку силы и мысли. Был до предела зол и напуган. Понимал, что вряд ли ляжет сегодня ещё раз спать. И вообще подумает в следующий раз постелить в другой комнате. Но заставил себя подробно вспомнить, что видел за всю ночь. Пробовал сложить из разрозненных сцен целостную картину и соотнести с реальностью.

Картина упорно не сходилась. Семёныч захватил довольно много подробностей: городских видов, быта, костюмов. Вполне достаточно, чтобы привязать войны и стычки нелюдей к событиям человеческой истории. С точностью не до года, но до века. Соседи тайногородцев как раз избавлялись от боярских шапок, долгополой одежды и бород. Нелюди человской моде следовали, по необходимости. Навы -- меньше других. "Вот уж кто зимой и летом одним цветом..."

Ромига из сна отличался от того, которого знал Семёныч. Во-первых, выглядел моложе: повадками, мимикой. Во-вторых, носил довольно длинные волосы. Кабы не последний эпизод, старик не усомнился бы, что виденные им события произошли, плюс-минус, где-то в петровские времена. "Но вчера от меня уходил совершенно живой Ромка. А нав, которого я видел во сне, явно умер. Не мог он пережить такое!" Старик подумал, не заснуть ли в третий раз, чтобы убедиться наверняка? Идея пугала. Семёнычу было настолько нехорошо, что засомневался: проснётся ли живым сам?

"А по времени, как ни крути, не вяжется..." Вспомнил прежние случаи, когда ему являлись во сне реальные события: "Воображение сплошь и рядом дорисовывало и подправляло, то есть здорово всё искажало. Что, если и тут антураж -- враньё, а событие произошло... происходит? Маньяк убивает Ромку прямо сейчас?!" -- старик охнул, схватился за сердце. -- "Он ведь именно к нему пошёл! И боялся... Стоп, Миша, спокойно! Это, конечно, худший вариант. Но не единственно возможный. В любом случае, паникой ты никому не поможешь. Вспомни, сколько раз ты говорил это Ларисе и действовал хладнокровно, пока она... Ладно, не тем будь помянута".

Старик взял себя в руки. "Как следует поступить? Во-первых, убедиться, что непотребство на самом деле происходит, а не померещилось. Во-вторых, остановить и нейтрализовать маньяка. В-третьих, помочь жертве, если это ещё возможно". Семёныч ясно сознавал, что второй, а тем более, третий пункт ему не по силам. "Для начала надо проверить подозрения. Потом, если они подтвердятся, поднять тревогу. Подключить кого-то, способного справиться с одним навом и оказать медицинскую помощь другому. А начнём, пожалуй, с пары телефонных звонков. Может, всё разрешится проще простого?

Часы показывали без четверти семь: "Утро уже, а темень, глаз коли. Надеюсь, Ромига не прибьёт меня за ранний подъём". Но по обоим знакомым телефонам никто не брал трубку. Семёныч долго слушал гудки, несколько раз набирал снова. "Увы! Просто -- не разрешилось".

Нав, уходя, сказал: "Семёныч, вот тебе телефоны нашего оперативного дежурного и Идальги. Если начнёт происходить что-то странное и неприятное, а мои номера не будут отвечать, звони". Семёныч положил перед собой бумажку: "Странное, неприятное... Ну и кому звонить? Неизвестному наву, которому надо каким-то образом объяснить проблему, чтобы не послал сразу? Или главному подозреваемому?" Старик слабо представлял себе порядки внутри Тёмного Двора. Потому решил опереться на свой житейский, человеческий опыт: "Если бы мне во сне примерещилась такая беда между соседями, я бы всё-таки позвонил сперва им, а уже потом участковому".

По номеру Идальги -- длинные гудки. Долго. "Может, попробовать попасть, куда я отправил Ромку? Смогу ли построить туда портал? А заодно узнать, нужно ли вообще его строить? Самый прямой способ..." Но разглядеть узор судьбы Семёныч был сейчас не в состоянии, чутьё забила паника, напрочь. "Мать твою! Миша, ты хочешь выяснить, что с ним? Или давай уже, геройски отступай оврагами. Как прошлый раз, когда пропала и погибла твоя Люда. Нет, Ромка жив, точно. Не знаю, хорошо ли, но жив. Однако портала к нему не построю". Ещё подумав, старик сказал себе, что внезапно вламываться в чужой дом -- в принципе, дурная идея. Даже к соседям. А уж навы точно сперва пришибут, потом посмотрят, кого. "Оставим на крайний случай".

Тревога не ушла, но вроде поугасла. "Возможно, это всё-таки одни мои нервы. Которые я сам себе накрутил". Позабытая возле уха трубка равномерно гудела. Старик посмотрел на неё с недоумением, собрался уже положить, и тут на другом конце провода ответили.

-- Слушаю, -- мягкий, тихий, спокойный голос. Знакомый по нескольким фразам, услышанным в подворотне, а гораздо лучше по сну.

Сердце ухнуло в пятки:

-- Идальга?

-- Да. Чем обязан?

-- Эээ... Меня зовут Михаил Семёнович Сошкин. Фотограф, знакомый Ромиги. Он вчера дал мне ваш телефон, на всякий случай.

Пока старик думал, как сформулировать свой вопрос, нав заботливо спросил:

-- Что-то случилось?

-- У меня -- нет.

-- А у кого?

-- Ну... Я вчера целый день ждал звонка Ромиги. Оба домашних не отвечают. Я уже начал беспокоиться всерьёз. Уходил от меня он очень расстроенным. Может, вы знаете, где он?

-- Знаю, конечно.

-- Он у вас?

-- Был где-то здесь, сейчас посмотрю, -- в голосе нава послышалась лёгкая усмешка, Семёныч вздрогнул.

-- Он... Эээ... Может взять трубку?

-- Сию секунду -- нет.

-- Почему?

-- Ну, просто, не может. Если есть какие-то вопросы или проблемы, обращайтесь ко мне, -- нав говорил совершенно спокойно, без тени напряжения.

-- Я хочу услышать именно Ромигу.

-- Тогда придётся подождать или перезвонить позже.

-- Через сколько времени -- позже?

-- Минут через десять. А лучше через полчаса.

-- Я подожду на проводе.

-- Михаил Семёнович, с вами точно всё хорошо?

-- Со мной -- да!

-- Если нужна какая-то помощь, говорите, не стесняйтесь. Ромига для того вам мой телефон и дал.

-- Я хочу слышать Ромигу. Почему он не может подойти?

-- Вышел, -- усмешка в голосе нава стала явственной, на заднем плане раздалось словно бы металлическое звяканье. Семёныч, обмирая, вспомнил черные скальпели, крючья...

-- Идальга, он в порядке?

-- Да, -- фоном, кажется, кто-то что-то наву сказал. Семёныч весь обратился в слух, но говорили слишком тихо и далеко от трубки, чтобы узнать голос, а тем более, различить интонацию и слова. Идальга что-то коротко ответил. Не по-русски, именно этот язык постоянно звучал во сне.

-- Я хочу его услышать и убедиться, что с ним всё в порядке, -- упорствовал Семёныч, вне себя от беспокойства.

-- Я же говорю, он вышел, -- ещё одна реплика в сторону, -- Вот интересно, чел, почему тебе недостаточно моего слова? Говорю же, с ним всё хорошо. Лучше давно не было.

Старику померещилась счастливая, безумная улыбка заживо выпотрошенного нава. Решил идти напролом, раз уж позвонил. Набрал в грудь побольше воздуха:

-- Отправляясь к вам, Ромига всерьёз боялся за свою шкуру. Я хочу убедиться...

Смех на том конце провода заставил человека похолодеть. Ничего общего с демоническим хохотом или злорадным хихиканьем. Воспитанный обладатель приятного, хорошо поставленного голоса от души радовался отменной шутке. Отсмеявшись, Идальга спросил:

-- Только за шкурку? А то, что в шкурке, вам с ним не нужно? -- кажется, рядом фыркнули и что-то сказали. Кажется, весело. Если бы Семёныч прислушался чуть внимательнее...

"Урою за Ромку! Не с тросточкой, как дурак. Придумаю способ!" Вслух же старик проговорил, собрав всю доступную ему твёрдость:

-- Мне нужен живой и здоровый Ромига! В здравом уме и трезвой памяти! И слушай меня внимательно, Идальга, если ты его ранил или покалечил, у тебя уже серьёзные проблемы. Если убил, ты покойник!

Слова рождались сами собой. Семёныч не брал на понт, не блефовал. Был уверен, что говорит стопроцентную правду. Лишь произнеся вслух, почувствовал, что гроза пройдёт мимо Идальги: его сейчас карать совершенно не за что. Почувствовал, но раскрутившийся маховик тревоги мешал поверить сразу.

Идальга помолчал и ответил, с неуловимо изменившейся интонацией.

-- Грозен ты, геомант. Только напрасно позволяешь эмоциям захлёстывать разум и зрячую силу дара. Построить стоящий аркан за пару мгновений тебе не под силу, а помешать сможет даже не нав -- любой маг. Учти на будущее: хочешь делать, не предупреждай, -- затем снова пауза, короткая, как вдох, -- впрочем... Откуда такие подозрения, мне интересно. Ладно, Ромиге потом расскажешь. Передаю ему трубку.

"Ох, кажется, я брякнул лишнего!"

-- Семёныч, привет. Ну ты даёшь! Что за муха тебя укусила? -- Ромкин голос в трубке: бодрый, звучный, полный жизни. Слегка обеспокоенный, сквозь явно отличное настроение.

-- Здравствуй, Ром. Знал бы ты, как я рад тебя слышать! -- от облегчения у старика даже голова закружилась.

-- Семёныч, ты меня пугаешь. Что случилось?

-- Да наверное, всё-таки ничего. Просто очень переволновался за тебя.

-- Это я понял. Зачем Идальге-то угрожать?

-- От нервов. Померещилась всякая чертовщина. Пожалуйста, передай ему мои извинения. Был не прав.

-- Что за чертовщина?

-- Расскажу при встрече.

-- Хорошо. Сможешь быть на Соколе примерно с одиннадцати до часу?

-- Постараюсь.

-- Тогда созвонимся позже, скажу точное время. Думаю, я сам подъеду за тобой на машине. Ты пока посиди дома. А лучше приляг, отдохни. С книжкой какой-нибудь, или с журналом, -- знакомый голос звучал уютно, успокаивающе, как мурчание большого кота. Кошмар отодвинулся, но не забылся. Не утратил привкуса подлинной, всамделишней реальности. "Интересно, что это было? Отдохну немного и ещё раз подумаю спокойно".

А двух навов ждал завтрак, работа с записями и доклад комиссару. Идальга веселился, глядя на озадаченного сородича:

-- Всё-таки твой чел -- бешеный. Интересно, что ему померещилось?

-- Увижу, выясню. Самому любопытно. Я его в таком состоянии не наблюдал ни разу, -- Ромига нажал "отбой", задумчиво повертел в руках телефонную трубку, кинул на диван. Вернулся он к середине разговора Идальги со стариком и был, мягко говоря, удивлён. Впрочем, настроения ему это не испортило, наоборот: как большинство загадок, требующих разрешения.

Сантьяга принял их в десять. Первым делом спросил Ромигу, почему тот показал, но так и не отдал ему предыдущий отчёт? Нав опешил второй раз за утро.

-- Как, не отдал? Вы тогда срочно уезжали на переговоры в Орден. Сказали, что просмотрите позже и вызовете меня для беседы. Я, уходя, положил папку вам на стол.

-- Всё правильно, сказал. Но больше я вашего отчёта не видел. Помощники тоже. Я предположил, что вы забрали его на доработку. Удивился, почему так надолго? Это не в вашем стиле, -- по губам комиссара скользнула тень саркастической улыбки.

-- Нет, не забирал. Я положил его вот сюда, -- нав указал на угол стола. -- И тоже больше не видел. Ждал вызова и удивлялся, почему вы тянете? -- брови Ромиги от изумления норовили уползти на затылок.

Идальга рядом тихонько фыркнул, давя смешок -- Сантьяга сразу переключился на него:

-- Вы снова затеяли какой-то совместный проект? Что-нибудь вроде снадобья, которое позволяло во сне путешествовать по человским гаремам? Пришли похвастать результатами?

-- Нет, Ромига подцепил что-то интересное.

-- Пропажа отчёта -- часть этого интересного? -- взгляд комиссара, с начала разговора благодушно-ироничный, стал серьёзным. -- Кто будет докладывать первым?

Идальга пожал плечами, с лёгкой ухмылкой глянул на младшего сородича. Ромига поморщился. С одной стороны, дух и тело продолжали ликовать: "Отпустило!" С другой, неведомая вражья сила ушла сама. Значит, может вернуться, и он снова перестанет контролировать свой разум, чувства, поступки? Авантюрист Ромига нередко действовал вслепую, по наитию. По велению шила в заднице и мизинца на левой ноге, как его иногда упрекали. Однако раз за разом убеждался, что это его собственные, верные мизинец и шило. Тьмою рождённые, вместе со всем остальным. Совсем другой расклад -- попасть под влияние чужака. Не от себя, а с его подачи вытворять что-то несусветное. Возможные последствия и меры противодействия Ромига ещё не успел обдумать, но уши острились от сдерживаемой ярости. Коротко кивнув, подтвердил:

-- Думаю, да, часть. Мне очень не хотелось обсуждать с вами мои дела, комиссар. Вообще, попадаться на глаза. Вероятно, я неосознанно выстроил аркан на магии мира, чтобы вы не прочитали отчёт. А началось всё, насколько могу судить, перед моим отъездом в Вену. Здесь, в Цитадели, -- Ромига замолчал, восстанавливая в памяти то недоброе утро.

-- Присаживайтесь поудобнее, оба. Похоже, разговор будет долгим, -- Сантьяга поставил локти на стол, опустил подбородок на сплетённые пальцы.

Ромига чувствовал, что его внимательнейшим образом сканируют оба собеседника. Неуютное ощущение. Скрытная, независимая навская натура возмущённо топорщила иголки. Дисциплинированный воин Тёмного Двора смирил себя перед осознанной необходимостью. Вздохнул, будто перед прыжком в холодную воду, и начал рассказывать по порядку. Начал с того недоброго утра, когда нешуточно удивил Тергу. Закончил сегодняшним паническим звонком Семёныча. Перевёл дух, посмотрел на собеседников, с интересом ожидая реакции. Комиссар и дознаватель молча переглядывались между собой.

Выдержав паузу, которой, без сомнения, гордился бы человский драматург, Сантьяга сказал:

-- Ромига, вы совершенно правильно решили привезти сюда этого фотографа. Возьмите в гараже служебную машину и отправляйтесь за ним. Вернётесь, дайте знать: мы с Идальгой будем ждать вас в малой переговорной. А потом я с вами поговорю лично.

Около одиннадцати Ромка, как обещал, позвонил Семёнычу: "Через двадцать минут заеду". Старик, на мгновение задумавшись, достал из шкафа свой лучший костюм. Тот, в котором ходил на встречи ветеранов да по всяким бюрократическим инстанциям. Тёмно-синий пиджак с привинченными раз и навсегда орденскими планками, брюки, белоснежную, отглаженную впрок рубашку, красивый, дорогой, но не броский галстук в полоску. Всё висело на одной вешалке, бери и надевай. В коробке ждали начищенные ботинки. "Летние. Но раз поедем на машине, всё равно". За модой Семёныч давно не следил, гардероб обновлял изредка. Но всегда покупал качественные вещи и после смерти жены сам держал их в порядке.

Проверил, чисто ли выбрито лицо, оделся, пригладил седой пух на голове, сбрызнулся любимым одеколоном. Смерил взглядом двойника в зеркале. Оттуда на него посмотрел бойкий, решительно настроенный дед. По виду не заподозришь, что провёл всю ночь в кошмарах, с перепугу нагородил невесть чего, и до сих пор в смятении.

Семёныч плохо понимал, как посмотрит теперь в глаза наву, если сны были правдивы. От мысли даже не о делах -- об обитании в одном городе с жуткими тварями -- тянуло блевать. Все убеждения, взгляды старика, накопленные за долгую и непростую жизнь, властно требовали: их таких просто не должно быть в природе. "Ну, так их и стёрли с лица Земли. Задолго до моего рождения. Остатки загнали в резервацию, в заповедник. И век бы я о них не знал, кабы не прикормил одного. Вот ведь треклятое любопытство! Сколько раз зарекался".

Хотя, если отбросить эмоции и отмотать человеческую историю на те же два-три века назад, ничего выдающегося в жестокости навов не было. Большинство производили впечатление расчётливых и целеустремлённых существ. Чуждых сентиментальности, совершенно не привыкших стесняться в средствах, но... Экономных? Склонных к минимализму? В применении насилия, в том числе. Из всех, кто снился Семёнычу, явным и откровенным живодёром был один. Тот, из подворотни.

Старик в упор не понимал, что за дурацкая прихоть свела Ромку с этим типом? На фоне обычной, довольно агрессивной манеры общения навов между собой, Идальга выглядел очень сдержанным и спокойным. "Как истинный маньяк! Но надо ж маломальского чутья и глаз лишиться, чтобы не заметить! Или влюбиться, будто глупая пятиклассница! Впрочем, гораздо непонятнее другое: каким образом Ромка выжил? И почему его мучитель до сих пор жив и на свободе? Мало того, они каким-то образом продолжают общаться. Не понимаю!"

Так или иначе, старик был уверен, что нечаянно увидел нава Ромигу в один из худших моментов его жизни. Наблюдал и ничем не смог помочь. "Реально не мог, это случилось чёрте когда. Но всё равно, как-то чудовищно неловко... Может, всё-таки не было ничего?"

А во двор -- готовый к выходу Семёныч караулил у окна -- вплыла роскошная машина: чёрная, лаковая, обтекаемая. Пять лет назад старик отдал сыну свой "жигулёнок" и вздохнул с облегчением. Водить с хромой ногой было тяжело, да и ни к чему уже. С тех пор перестал следить за автоновинками, "иностранцев" кое-как узнавал лишь по эмблемам. "Лейбочку" на радиаторе издали, конечно, не разобрать, но стремительные и хищные обводы блестящего кузова говорили сами за себя. Такой автомобиль просто обязан стоить целое состояние.

Семёныч почуял, как привык чуять приближение ученика: эта роскошь по его душу... Точно. Машина затормозила у подъезда, водительская дверца распахнулась, оттуда выскользнула знакомая долговязая фигура. Нав задрал голову и стал шарить взглядом по окнам. Старик до хруста стиснул челюсти, судорожно вцепился в край полуотдёрнутого тюля. Поймал себя на очевидной бессмысленности жеста. Ромка снизу уже смотрел в лицо, ухмылялся, махал рукой: мол, вижу тебя, спускайся, жду! Семёныч, сбросив оцепенение, помахал в ответ и двинулся из квартиры, на выход.

Скрежет ключа в замке, грохот лифта, визг петель подъездной двери. Звуки нещадно драли нервы, время стало густым и вязким. Шаг на улицу... Ромка стоял, небрежно облокотившись о крышу машины, что-то набирал на пейджере -- или что за штучка у него в руках? Сунул устройство в карман, сделал шаг навстречу, улыбаясь и начиная что-то говорить. Оставшееся между ними расстояние старик преодолел, кажется, одним прыжком. Плечи -- высоко: схватил Ромку за руки повыше локтей, встряхнул, уставился снизу вверх, выкрикнул:

-- Живой! Чертяка! Как же я за тебя перепугался! -- на весь двор.

Брови молодого мужчины, который приехал за старым хрычом на шикарной "тачке", поползли вверх, челюсть -- вниз. Мироновна из своего окна на первом этаже точно это видела. Она всегда подозревала, что сосед-ветеран с пятого этажа на самом деле буржуй и контра. Нет бы наслаждаться заслуженным отдыхом на пенсии, как-никак на шесть лет старше её. А до сих пор носится колбасой по каким-то непонятным делам. Теперь у Мироновны не осталось ни малейших сомнений, и она горела желанием поделиться открытием с подружками. Жаль, погода разогнала их с любимой скамеечки у подъезда.

Ромига поморщился:

-- Семёныч, извини, но твоё поведение требует, наконец, объяснений, -- стрельнул недобрым глазом на колыхнувшиеся в окне шторы. -- Садись в машину, и поехали. По дороге расскажешь, что стряслось.

Старик с некоторым трудом разжал пальцы. Хотелось, на самом деле, вцепиться и не отпускать. Сгрести в охапку. Чувствовать и осязать: живого, настоящего, здорового и крепкого. "Не важно, что кровь у него чёрная. Важно, что мы вместе плели узоры судьбы. И ещё сплетём!"

"Однако, Идальга по телефону сказал чистейшую правду. Ромка в порядке, как давно не был". Семёныч сам видел: непонятная угроза, нависшая над учеником в последние недели, истаяла, ушла за горизонт. Очень хотелось надеяться, что навсегда. Всё прочее, по большому счёту, яйца выеденного не стоило. По самому-самому большому...

Машина изнутри смахивала на самолёт или, может, космический корабль. Старый фотограф утонул в удобнейшем сиденье. Ромка уверенно, непринуждённо вырулил со двора. Протиснулся впритирку между двумя "газелями", загородившими проезд, выехал на улицу. Водил машину так же, как двигался сам -- залюбуешься. Но у Семёныча хмельная радость первых мгновений встречи пошла на убыль.

Нав чуть повернул голову:

-- Ну, и что это было? Кто тебя так напугал, и почему ты наехал на Идальгу?

-- Мне приснилось... Рискну предположить, по мотивам твоего прошлого, в декорациях петровских времён. Тебе ведь не тридцать лет на самом деле, а гораздо больше, да?

-- Допустим. Ну и? -- руки на руле не дрогнули, чёрные глаза продолжали пристально следить за дорогой, голос -- спокойный, ровный, даже чересчур.

Семёныч сообразил, что начал рассказ не с того:

-- В последние дни с тобой было неладно. Настроение скверное, и что-то ещё. Я, сколько ни старался, ничего конкретного почуять не смог, только опасность. Но у тебя чутьё получше моего, потому лезть с предупреждениями не стал. С расспросами, тем более. А вчера утром стало совсем худо, и ты ушёл домой, в свой Тёмный Двор.

Нав кивнул, негромко поправил.

-- Мы говорим, в Цитадель. Дальше!

-- Мне показалось, ты опасался, помимо прочего, схлопотать от своих. А ночью... У меня бывают такие сны, очень яркие и как бы вещие. Только с ходу не поймёшь: из прошлого, настоящего или будущего. В общем, я увидел много разного про Тайный Город, про который ты рассказывал. В основном, войны. Не скучно живёте, уважаемые нелюди, будто скорпионы в банке.

Ромка прищурился, дёрнул углом рта, но смолчал. Семёныч смотрел на него -- видел красивого, холёного водителя роскошной машины, а память без спроса подсовывала другие картинки, аж замутило. Старик сглотнул и, призвав на помощь весь нажитый за долгий век цинизм, тихо сказал:

-- А потом я увидел, как твой приятель-маньяк поиграл с тобой в анатомический театр. Я проснулся, потому что очень не хотел смотреть это кино до конца. Как он тебя убьёт.

Нав присвистнул, виртуозно вписываясь в крутой поворот:

-- О, как интересно! А с чего ты взял, что он меня убьёт?

-- Да дело ж явно к тому шло! Ты в таком состоянии был... Я испугался, что это происходит сейчас, что моё дурное предчувствие сбылось вот так. Ну, и кинулся звонить.

-- Ура! Вот теперь-то, наконец, картина ясна! -- Ромка ухмыльнулся во все зубы: весело, зло, бесшабашно. -- То, что тебе приснилось, было давно, -- старик ждал продолжения: "и неправда", но нав поставил точку. -- Никто никого не убил. К счастью. А в последнее время у меня действительно были неприятности. Мы с Идальгой сейчас стараемся размотать, какие. Похоже, на меня довольно странным образом покушались. И об этом с тобой желает поговорить наш комиссар.

-- Кто?

-- Комиссар Тёмного Двора, Сантьяга. Он отвечает за безопасность Нави: всех нас вместе и каждого по отдельности. Я тебе про него не буду рассказывать, сам сейчас увидишь, -- подвижное Ромкино лицо на миг обрело нехарактерное, восторженно-почтительное выражение, которое тут же скрылось за дежурной ухмылочкой. -- Мы уже почти приехали, но можешь, если хочешь, пока позадавать мне вопросы. Чувствую, невтерпёж!

Вопросов у Семёныча был вагон и маленькая тележка. Один, кажется, следовало окончательно закрыть, чтобы дальше об него не спотыкаться:

-- Ром, если то было, как ты выжил?

-- Семёныч, ты даже не представляешь, насколько мы живучие. А Идальга лечит так же мастерски, как калечит.

-- То есть, это у вас нормальные домашние разборки? Скажи ещё, тебе понравилось...

Кончик Ромигиного уха дрогнул, заостряясь. Семёныч понял, что второй раз за утро сморозил лишнее. Однако нав, выдержав паузу, всё-таки ответил:

-- Его здорово занесло тогда. Это было... неприятно. Но с тех пор прошло много времени. Мы помирились и расставили все точки. Я тебе настоятельно не советую копаться в той истории. А про остальное, что тебе снилось, поговорим. Устроим вечер вопросов -- ответов. Мне тоже любопытны кое-какие подробности твоего прошлого.

-- Извини... Ром, можно ещё вопрос?

-- Ну?

-- Ты случайно не был военкором в Отечественную? Руслан Кандауров, он же Родион Кириллович Чернов?

-- Ага, был. А ты, Мишка, в сорок третьем бегал хвостиком за рыжим сержантом, а в сорок пятом я учил тебя заряжать трофейную "Лейку". Забавно жизнь кругами ходит, правда?

Старик ошеломлённо молчал. Сны -- снами, догадки -- догадками, а наяву признать в Ромке фронтовика и получить подтверждение... За разговором машина въехала в ворота большого здания, которое Семёныч привык считать "почтовым ящиком". Место всегда ощущалось крайне неуютным. Бывая на Соколе по делам, старался не ходить по этой стороне Ленинградки. Сейчас отчётливо понимал, почему. То тёмное, что было в ученике, к чему Семёныч в итоге более-менее притерпелся, здесь нависало гигантской, угрожающей глыбой.

Подземный гараж без единой лампочки освещали только фары. Ромка припарковал машину на свободное место, выключил зажигание и свет. Тьма сомкнулась вокруг, наполняя сердце фотографа, привыкшего проявлять плёнки в кромешной темноте, первозданной жутью. Всего на миг. Нав пробормотал что-то, и в воздухе вокруг машины повисло несколько бледных огоньков. Тени вокруг вели себя престранно, но Семёныч не успел вглядеться. Ромига предупредительно распахнул дверь с его стороны:

-- Приехали, вылезай. Ремень-то отстегни!

Старик с опаской ступил на гладкий, очень чистый асфальтовый пол. Огляделся, насколько хватало света. Автомобили: ровными рядами, роскошные, чёрные, и ни единой живой души. Нав крепко взял его за руку повыше локтя, в воздухе перед ними завертелся чёрный вихрь. Шаг, несколько мгновений захватывающего дух полёта, и вот они выходят из такого же вихря в совершенно другом помещении.

В относительно небольшой комнате царил полумрак. Стены и потолок терялись в тени, светильник непривычной, изысканно-простой формы лил неяркий направленный свет на низкий столик в центре. Вокруг -- четыре массивных кресла. В двух из них, закинув длинные ноги на стол, расположились двое навов. Лица обоих были Семёнычу знакомы. Смотреть на Идальгу вживую, с близкого расстояния, было тошно. Может, они с Ромигой и помирились лет двести назад. Но рыжика-то он ловил вчера, и вряд ли для чего хорошего. Потому Семёныч сосредоточил внимание на другом наве. Оно того стоило.

Видимо, это и был Сантьяга, главный по безопасности. Слово "комиссар", в понимании Семёныча, с его обликом вязалось плохо. Естественно, кроме "комиссаров в пыльных шлемах", бывают ещё "комиссары Каттани". Но всё равно этому наву лучше подошло бы "шеф", "босс" и даже "биг босс". Первым делом у старика мелькнула мысль, что жемчужно-серый костюм, сногсшибательный галстук, лаковые ботинки этого нава, в общей сложности, подороже машины, на которой его сюда привезли. А запонки и булавка для галстука выйдут в пару-тройку таких. Мало, что всё это безумно дорогое, так ещё подобрано в безупречный ансамбль, и к лицу. Которое само по себе притягивало взгляд. Семёныч задумался, как передать эту невероятную харизму в портрете, если "биг босс" когда-нибудь соизволит сфотографироваться у него. С изумлением поймал себя на том, что стоит навытяжку и ест глазами чужое начальство. Даром, что давным-давно не трепетал ни перед властью, ни перед большими деньгами, и впредь не собирался.

Ромига что-то быстро сказал на родном наречии, босс коротко ответил. "Невежливо говорить в присутствии человека на языке, которого он не знает! Только плевать эти навы хотели на наши понятия о вежливости". Босс перевёл взгляд чёрных, глубоко посаженных глаз на гостя:

-- Добро пожаловать в Цитадель. Меня зовут Сантьяга, комиссар Тёмного Двора.

-- Михаил Сошкин, фотограф.

-- Присаживайтесь, располагайтесь с комфортом.

Ромига усадил Семёныча в кресло -- удобнейшее, хотя явно рассчитанное на рослых навов -- и молча занял соседнее. "Кажется, мне таки вежливо дают время осмотреться и отдышаться".

-- Михаил Семёнович, я попросил Ромигу привезти вас для небольшой беседы. Полагаю, вы догадываетесь, о чем пойдет речь?

Старик пожал плечами:

-- Роман, то есть Ромига, сказал, что вы собираетесь поговорить со мной о нападении на него. Вряд ли я смогу рассказать об этом что-либо интересное. Такое, чего не знал бы сам Ромига. Но я готов ответить на вопросы.

-- Если вас не затруднит, я вначале попросил бы вас немного рассказать о себе. Вы ведь не только фотограф? И вы смотрите на меня так, будто узнали. А я не припомню, чтобы мы встречались раньше.

"Почуял!" После общения с Ромигой старика это не удивило. Способность пугаться тоже, похоже, взяла отгул. Да и ничего страшного с ним пока не происходило, только место само по себе жутковатое. Старик вспомнил вчерашнее Ромкино наставление: "Не лги. Держись с достоинством. Торгуйся, выдвигай условия, задавай вопросы сам. Тёмному Двору нужны такие, как ты, геоманты" Искоса глянул на ученика в соседнем кресле: тот сосредоточенно возился с новенькой электронной игрушкой, не реагируя на происходящее вокруг. Идальга тоже как-то слился с фоном. Оба присутствовали при разговоре, но активно участвовать, похоже, не собирались. Или им босс не велел? Семёныч светски улыбнулся Сантьяге:

-- Я видел вас издали, и мы не были представлены. Лет двадцать-тридцать назад я много вращался среди московского бомонда. Тусовался, как говорят теперь мои внуки. На открытии какой-то выставки мне показали вас и рассказали, что вы -- меценат, поддерживаете молодые дарования. Я в тот момент уже никак не тянул на молодое дарование и не нуждался в меценатах. Высокое искусство -- без меня, а ремесло в руках неплохо кормило. Официальная работа, плюс "леваки". Причём заказчики находили меня, а не наоборот. В общем, я тогда не стал к вам подходить, но хорошо запомнил. Самое удивительное, вы с тех пор ничуть не изменились.

Нав кивнул, улыбнулся. Семёныч ощутил знакомый "рентген". В исполнении Сантьяги -- гораздо мягче, чем в Ромигином, но старик подозревал, "просвечивают" его глубже. Впрочем, он был спокоен. Сказал чистую правду, хотя и не всю. В сегодняшнем ночном кино, про войны нелюдей, Сантьяга тоже был. И раньше похожий франт в светлом костюме промелькнул в паре странных снов. А на выставке фотографа отпугнула тёмная навская аура. Осторожность в тот раз перевесила любопытство, ушёл от греха.

-- Я вижу, вы воевали? -- сменил тему Сантьяга, скользнув взглядом по орденским планкам на груди старика.

-- Да, призвался в начале весны сорок третьего, демобилизован по ранению незадолго до Победы. И знаете, с самого начала мне удивительно повезло. Нашим отделением, а потом взводом, командовал настоящий чуд. Его звали Ричард. Он был отличным командиром, и я с тех пор ощущаю некоторый долг по отношению к рыжим. А ещё очень не люблю, когда обижают детей в подворотнях, -- Семёныч кинул недоброжелательный взгляд на Идальгу.

Тот остался безучастен, будто вообще не о нём речь. Обменялся с Сантьягой парой реплик по-своему и опять слился с полумраком комнаты. Старик ждал вопроса, Сантьяга переспросил:

-- Ричард, говорите?

-- Да. Самое забавное я не сразу вспомнил: мы с Ромигой тогда тоже ненадолго пересеклись. По документам у них с рыжим были другие имена, но я подслушал, как они называют друг друга. Кроме имени, больше я про Ричарда ничего не знаю. Он немножко выделял меня из-за моих способностей. Вероятно, со временем рассказал бы про ваш Тайный Город. Но не сложилось.

-- Вы уже тогда знали про свои магические способности?

-- Я ими просто пользовался, с раннего детства, -- старик мог бы сказать, что за месяц общения с Ромигой узнал об этих вещах больше, чем за всю предыдущую жизнь. Но тогда выходило непонятно, кто кого учит. "Впрочем, это наши с ним дела и расчёты..."

Навы переглянулись, обменялись несколькими фразами по-своему. Ромига спрятал штучку, с которой игрался, в карман пиджака. Сказал по-русски, видимо, персонально для Семёныча:

-- Прошу прощения, у меня через полчаса важная встреча. Если никто не возражает, я откланяюсь.

Старик, может, и хотел бы возразить, но в этом месте явно не он диктовал правила. Только спросил:

-- Ты там бросил всё. Когда придёшь допечатывать?

Нав подмигнул:

-- Будешь сегодня после шести в лаборатории, увидимся, -- встал с кресла и почти мгновенно исчез в портале.

Семёныч вздрогнул: это ему сейчас завуалировано пообещали, что вечером отпустят? Или как? Переводя взгляд с одного из оставшихся собеседников на другого, подумал, что в кои-то веки изменил правилу: "Прежде, чем куда-то влезть, подумай, как будешь выбираться обратно?" У этой комнаты, кажется, даже нормальных дверей не было. "Хотя, дело не в дверях. Большой босс и спец по допросам с пристрастием... Зашибись, компания для приятной беседы!" Впрочем, Идальга замер в кресле с таким отсутствующим видом, что даже внимание на нём сосредоточить было трудно. А Сантьяга -- яркий, будто свет в конце тоннеля -- вежливо и очень понимающе улыбнулся:

-- Михаил Семёнович, у вас нет причин беспокоиться о своей безопасности. Мы все здесь заинтересованы, чтобы Ромига продолжал работать с вами. Давайте поговорим о некоторых подробностях этой работы. Вы обсуждали с ним, что пользуетесь двумя разновидностями магии?

-- Да. Геомантией и той, для которой нужна специальная энергия. Великие Дома продают её за деньги, как электричество или бензин, -- старик, когда хотел, легко осваивал и пускал в ход новую терминологию. -- Интересно, члены семейств, или как это у вас называется, получают её бесплатно?

-- В пределах разумного, да. Но для вас, Михаил Семёнович, данный вопрос не актуален. Во-первых, у вашей семьи, челов, давно нет своего Источника. Во-вторых, лично вы без него легко обходитесь, -- Сантьяга тонко улыбнулся.

Старик вздохнул, вспомнив, как жадно вцепился в подаренный Ромигой кувшинчик. Как едва не нырнул в кейс, в котором нав тот кувшинчик притащил...

-- Однако, я уверен, мы могли бы найти точки соприкосновения, -- продолжил Сантьяга. -- Вы говорили, что берёте заказы и живёте с этого. Речь шла о фотографии, но другие ваши способности тоже востребованы. И могут быть оплачены гораздо выше.

Нав сделал паузу, явно ожидая ответа. Семёныч не стал долго раздумывать:

-- Фотография хорошо меня кормит. На хлеб с маслом хватает всегда, а большего мне не надо. Притом, я занимаюсь делом, на котором, как говорят, съел собаку. Могу твёрдо гарантировать заказчику результат. Да ещё оно мне самому нравится.

-- А ваши магические действия не дают желанного, предсказуемого результата?

-- В пределах фотолаборатории -- дают почти всегда. Вероятно, с чьей-нибудь точки зрения, я забиваю гвозди микроскопом. Но микроскоп мой, и сам я получаю от этого максимум пользы и удовольствия, -- Семёныч широко, открыто улыбнулся.

-- А за пределами? -- нав был настойчив.

-- Менять что-то в большом мире гораздо труднее, -- старик сказал, и сам, впервые за много лет, задумался: а собственно, почему? "Мне ли не знать, стены печатной -- зыбкая, условная граница. Узор, который я плету, чтобы проявитель в кювете держал нужный градиент температуры, может отозваться чем угодно, в любом углу мироздания. Я это всегда знал, и меня это нисколечко не пугало. Просто чуял иногда, что лучше остановиться и запороть отпечаток: не последний, леший с ним. Может, дело в том, что я брался за большие, сложные узоры лишь по жестокой нужде, а значит, в растрёпанных чувствах? Когда мысли тоже путаются, и трудно планировать свои действия? Да ещё дело касается людей: существ более своевольных, чем молекулы и фотоны?"

Нав не торопил вопросами. Семёныч додумал мысль, выпрямился в кресле и продолжил:

-- Думаю, по большому счёту, дело в недостатке тренировки. Но всё равно там, где действуют люди... разумные существа, стопроцентной гарантии никогда не будет. И ещё очень важно. Чтобы всё получалось, я должен быть лично заинтересован в результате, но не сходить по нему с ума от беспокойства.

Сантьяга чуть подался навстречу собеседнику:

-- В некоторых случаях даже небольшая вероятность получения результата ценна для нас. А при постоянном сотрудничестве с Великим Домом Навь мы можем обеспечить вам очень серьёзную личную заинтересованность. Магическую энергию нужного типа -- всегда в достатке, здоровье, долголетие, знания, защиту от всяких превратностей.

Семёныч неопределённо хмыкнул. То, что большой босс норовил его скупить, оптом и на корню, было крайне лестно. Пряники нав сулил вкусные. Вероятно, даже без "кидалова". И до принудительного навязывания "крыши" не опустится. Но фотограф привык работать на себя и не хотел сажать себе на шею даже очень хорошего босса.

-- Уважаемый Сантьяга, я обдумаю ваше предложение самым тщательным образом. Пока готов говорить об отдельных заказах. Заодно обкатаем наше сотрудничество. Оцените сами, что я могу, а за что не возьмусь ни за какие коврижки.

-- Например?

-- Например, я совершенно точно не возьмусь за устранение... кого-либо.

-- С чего вдруг такие мысли?

-- С вашей должности. И я знаю, Великие Дома враждуют, воюют между собой.

-- Логично, -- усмехнулся нав. -- Договорились, я не буду предлагать вам подобных заказов. Хотя не вижу причин для такой категоричности. Челы -- соплеменники, но на войне вас это не останавливало. Чуды, допустим, давний долг. А что вам за дело до людов, масанов, прочих генстатусов?

-- Я был солдатом, и сейчас готов защищать тех, кого посчитаю нужным. Если припрёт, хоть оружием, хоть колдовством. Но я никогда не буду киллером! Ни за деньги, ни за прочие блага.

-- Михаил Семёнович, не кипятитесь, -- тонкая улыбка. -- Вашу позицию я понял. Мне любопытно прояснить мотивы некоторых поступков. Вчера вечером вы с риском для жизни кинулись защищать одного незнакомого нелюдя от другого. Чем несказанно удивили обоих. А как бы вы поступили, если бы опасность угрожала знакомому наву?

Идальга, которого с начала беседы было не слышно, не видно, вдруг язвительно фыркнул:

-- А за Ромигу, например, меня обещали убить.

Семёныч от неожиданности чуть не поперхнулся. Пока искал слова, Сантьяга вновь перехватил инициативу в разговоре:

-- Михаил Семёнович, желаю выслушать вашу версию. Подробно, с начала.

Старик тяжело вздохнул и начал повторять то, что говорил Ромиге в машине. На этот раз его направляли уточняющими вопросами, и он быстро выложил про свои сны гораздо больше, чем сам хотел помнить. Дойдя до издевательств Идальги над Ромигой, с трудом сдерживал ярость. Излагал подробности сухо и точно, будто в полиции, а внутри всё кипело. Но Сантьяга излучал столь неколебимое спокойствие и ровный деловой интерес, что Семёныч, рассказывая, тоже постепенно успокоился. Сам удивился, насколько полегчало на душе. Кошмар отпустил, даром что основное действующее лицо сидело в кресле напротив. Да ещё спросило, пристально глядя в глаза:

-- А хорошо ли вы спали последние сутки, не считая этих кошмаров?

Вопрос был неожиданный, Семёныч помялся и ответил:

-- Прошлой ночью дрых, как убитый. Я так понимаю, Ромига усыпил, чтоб я у вас под ногами не путался. Потом проводил его, почувствовал себя не очень хорошо. Вздремнул немного. Проснулся с дурной башкой. С учётом всех событий, не удивительно. Дальше -- рассказал уже.

Навы переглянулись, перебросились короткими фразами. Сантьяга улыбнулся и сказал:

-- Михаил Семёнович, я готов предложить вам первое задание. Очень простое и необременительное. Вы будете работать с Ромигой, как работали, на прежних условиях. Но если заметите, что с ним или с вами происходит нечто странное, немедленно сообщите мне, -- нав протянул старику изысканную чёрную визитку, -- или Идальге. А ещё Идальга проведёт с вами небольшую медицинскую диагностику. Прямо здесь, в конце нашей беседы. И позже, с периодичностью, о которой вы с ним договоритесь. Оплата -- устранение обнаруженных недугов. Сразу или в лечебном заведении, куда мы вас направим. Там трудятся лучшие врачи Города.

-- Что за диагностика? -- насторожился старик. Он слышал от Ромиги, что Идальга лечит так же хорошо, как калечит. Но не горел желанием проверять на себе мастерство этого "специалиста широкого профиля". Однако Сантьяга излучал столько уверенной доброжелательности, а чутьё на опасность, которому старик привык доверять, помалкивало.

Идальга улыбнулся:

-- Для начала вам нужно будет ответить на некоторое количество вопросов.

-- А чем я, по-вашему, занимаюсь всё утро? -- возмущённо прервал его Семёныч.

Нав, как ни в чём не бывало, продолжил:

-- Короткие абстрактные вопросы. Быстрые простые ответы, что первое в голову взбредёт, одним словом или фразой. Ни о чём личном спрашивать не буду. Могут быть странные физические ощущения, но обещаю: ничего болезненного.

Старик посмотрел на Сантьягу:

-- На какой срок мы договариваемся? Сколько времени мне приглядывать за Ромигой и ходить на обследования?

-- Допустим, до Нового Года. Вы согласны?

-- Да.

-- Тогда Идальга сейчас проведёт диагностику и отвезёт вас домой. Или в лабораторию, как пожелаете.

Семёныч посмотрел на часы, дело к обеду:

-- Да наверное, лучше в лабораторию. Дождусь там Ромигу. Мне что-то надо делать? -- старик перевёл слегка растерянный взгляд с одного нава на другого.

-- Просто сидите в кресле.

Семёныч ощутил неуютное касание тёмной магии. Сознание слегка поплыло, и стало всё равно. Услышал ровный голос нава, собственные ответы, словно откуда-то со стороны... Всё быстро прошло: "Правда, не больно и не страшно". Вслух тут же спросил:

-- Вы нашли, что искали?

Идальга довольно ухмыльнулся:

-- Здравый ум и твёрдую память. А также стенокардию, начальную стадию артрита, проблемы с предстательной железой. Но для вашего возраста и генстатуса вы в отличной форме.

-- Полагаю, нас ждут годы плодотворного и очень интересного сотрудничества. До свидания, Михаил Семёнович, -- сказал Сантьяга. Выдержал секундную паузу и добавил. -- В дальнейшем мы будем заключать контракты, как принято в Тайном Городе. У вас будет время разобраться в тонкостях.

Навы легко встали из кресел. Семёныч тоже выкарабкался из своего, вспомнив ощущение детства -- мебель не по росту. Дверь в комнате нашлась. Сантьяга распахнул её и вышел первым, светлый костюм тут же канул в темноту неосвещённого коридора. Идальга зажёг огоньки в воздухе и, аккуратно придерживая старика за плечо, повёл куда-то по бесконечно длинным, теряющимся во мраке переходам и лестницам. Семёнычу было не страшно, но как-то всё более муторно. Хотелось побыстрее на воздух, на свет.

-- Куда мы идём?

-- В гараж, за машиной.

-- А почему не порталом? Как Ромига?

-- Зачем энергию зря тратить?

-- Темно -- тоже экономия?

-- Нет, нам так нравится.

-- А посетителям?

-- А посетителям не нравится, -- в неверном свете магических огоньков блеснули в ухмылке зубы.

Старик не нашёлся, что сказать, но и молчать было невмоготу, потому обрадовался, когда Идальга задал вопрос сам:

-- Где находится твоя мастерская? Адрес?

Семёныч отбарабанил на автомате, как отвечал по телефону новым заказчикам, потом удивился:

-- А... Эээ... Вы же там были?

-- Я был порталом по удаленному поиску. Там иная система, нежели названия улиц и номера домов.

Они вышли из каких-то дверей и оказались в гараже, вероятно, том же самом. Света хватало, максимум, на пару шагов. Фары стоящих машин отсвечивали, будто глаза зверей в ночном лесу, смутно мерцали чёрные лаковые бока и стёкла.

-- У вас тут, как в КГБ, все машины одной модели и расцветки? -- ушлый Семёныч прекрасно знал, что расхожий миф не соответствует действительности, да и глаза-фары явно принадлежали разному "зверью". Однако сил никаких, захотелось поддеть невозмутимого спутника. Даром что это, очевидно, нездоровое занятие.

Реакции Идальги старик не уловил, ибо под потолком мгновенно вспыхнули ряды ярких ламп. С отвычки свет ударил по глазам так, что пришлось зажмуриться. Семёныч ещё несколько ярдов прошёл вслепую, направляемый навом. Осторожно открыл глаза, оглянулся по сторонам. Все машины в гараже были тёмные, но не обязательно чёрные, и впечатляли разнообразием дорогих, "породистых" форм.

Идальга добыл из кармана ключи, нажал на брелок. В ответ мигнуло фарами и басовито заурчало мотором нечто низкое, спортивное, по-акульи обтекаемое, в размытых чёрно-красных разводах. Мастерски исполненный узор, несмотря на полную абстрактность, вызывал чёткие ассоциации не с огнём или лавой -- с текущей кровью. "Красивая машина, выпендрёжная и очень хищная!" Нав скользнул длинными пальцами по алой полосе на блестящем капоте, ухмыльнулся, подмигнул.

Семёныча вдруг осенила хулиганская мысль: попросить подбросить его не в лабу, а домой. Потом под мороком подслушать, о чём будут судачить дворовые кумушки. "Совсем сбрендил, старый! Или окончательно и бесповоротно провалился в Ромкино "Кащеево царство", где действуют свои законы и правила, незнакомые и непривычные?" Вот, даже элементарное дело: сесть в машину. А без вопроса не обойдёшься:

-- Как сюда садятся?

Обе двери чёрно-красного авто плавно отошли вверх. Идальга в мгновение ока очутился на водительском месте и бесстрастно наблюдал, как старик, кряхтя, втискивает себя в салон. Семёныч, когда умостился, отметил: удобно. Хотя не привык располагаться на сиденье так низко и почти лёжа. Двери плавно закрылись, машина сорвалась с места, круто поворачивая и стремительно набирая скорость в узком проходе между рядами. Лампы погасли, зато впереди распахнулись ворота -- выезд.

Пассажир пошарил справа ремень -- не нашёл:

-- Тут пристёгиваются?

-- Нет. И ремней нет.

-- Ну да! На дорожную инспекцию тебе с перебором... -- Семёныч осёкся, но тут же продолжил. -- Мы ведь перешли на "ты" при первой встрече? -- нав слегка кивнул, ухмыльнулся, и старик спросил вдруг, шалея от собственной то ли смелости, то ли безрассудства. -- Идальга, зачем тебе тот мальчишка?

-- Развлечься.

Они миновали внешние ворота Цитадели и вырулили на Ленинградку.

-- Он живой?

-- Да.

Пока Семёныч искал, как сформулировать следующий вопрос, Идальга продолжил с усмешкой:

-- И даже здоровый. И даже счастливый -- сейчас. А почему такая заинтересованность именно в чудах? Из-за того Ричарда?

Старик услышал то, что надеялся услышать. По крайней мере, самого худшего с рыжиком не случилось. Теперь рад был сменить взрывоопасную тему:

-- Да, из-за Ричарда. Кстати, при первой встрече, он тоже показался мне изрядным отморозком.

-- Почему?

-- Ездил за дезертирами один. Привёз... ну, типа, рожки да ножки. Сказал, волки дезертиров съели. А чувствовалось, сам... То есть, не сам съел, просто вывел в расход, один -- четверых.

-- Так это признак не отморозка, а нормального воина. Если б то не дезертиры были...

-- У вас, в Тайном Городе, как-то иначе относятся... к формальностям, что ли. Те дурни были не жильцы, понятное дело. Но...

-- К каким формальностям? За предательство -- смерть на месте. Особенно если предают челы.

Семёныч вздрогнул. Полвека назад, рядом с бравым командиром, новобранец Мишка ловил то же неуютное ощущение. Будто на него, на других "челов" смотрят, как на расходный материал. Причём последнего сорта.

-- Знаешь, мне показалось, он их не просто порвал, а с удовольствием. Это напугало. Но своих бойцов берёг. И как-то так выходит, лучшего командира у меня не было. Я у Ричарда очень многому научился. Не магии, просто воевать. Здорово выручало потом.

-- А чудов ты только так видел?

-- Не только. В пятидесятом убегал от таких же рыжих. При мне спекулянта шлёпнули, с которым я должен был встретиться.

Идальга хмыкнул:

-- То есть отношение неоднозначное. Кстати, "ребенку", которого ты вчера "спасал", двадцать.

-- Но выглядит-то -- дитя дитём!

-- Не ведись на внешность.

Машина резко затормозила возле проходной, с лёту вписавшись в свободный промежуток на парковке. Обе двери начали подниматься, нав спросил:

-- На Ромигу пропуск заказан?

Старик понял, что провожать его намерены до дверей лаборатории. Сей почётный эскорт, то ли конвой начинал раздражать. Но Семёныч ещё не решил, как относиться к Идальге, и разговор казался незавершённым:

-- Ячейка четыреста сорок девять. Дёрни рычажок и скажи номер вахтёрше. Возьмёшь карточку, на обратном пути отдашь.

Из машины вышла точная копия Романа Чернова. Миновали проходную, сели в лифт. Попутчиков не было, нав сбросил морок, и пока кабинка ползла на пятый этаж, Семёныч спросил:

-- Ромига сказал, у тебя с чудами счёты?

Идальга ответил совершенно спокойно:

-- Да. Однажды, давно, мне из-за чудов пришлось убить нава. Друга.

Стоял и смотрел: бесстрастно, сверху вниз. Ждал реакции? Старика мороз пробрал по коже. Как-то вдруг стукнуло в голову: Ричардовы "волки", возможно, избавили взвод от расстрела тех самых дезертиров. По фрицам Мишка палил без колебаний с первого боя. Радовался, когда попадал. А кабы пришлось начать с дурных, незнакомых, но в каком-то смысле, всё-таки своих ребят? Позже на войне бывало всякое, о чём до сих пор тяжело и тошно вспоминать. "Но чтобы друга, своими руками... Нет!"

Семёныч посмотрел на Идальгу с сочувствием. Но нуждался ли нав в сочувствии какого-то "чела"? Как он вообще относился к этому факту своей биографии? За интонацией, мимикой, взглядом старик совершенно не улавливал чувств собеседника. Попробовал заглянуть глубже -- с Ромигой иногда получалось -- упёрся, будто в ледяную стену. Идальга легко, высокомерно улыбнулся: заметил потуги колдуна-недоучки? Семёныча обожгло неловкостью, аж глаза прикрыл. И вдруг по полной программе заработало чутьё. Нити судьбы сплетались вокруг Идальги в искажённый, запутанный, рваный узор. Задевать торчащие концы всё равно, что взрыватели мин. Но старик понял: если он будет просто идти своей дорогой -- уверенно, прямо, не сворачивая -- этот нав для него не опасен. Для Ромиги тоже. Скорее, наоборот.

Лифт со скрежетом остановился на нужном этаже. Теперь Семёныч показывал дорогу, Идальга шагал рядом, с лёгким интересом озираясь по сторонам:

-- Мне почему-то сначала показалось, твоя лаба в подвале.

Старый фотограф пожал плечами: ему многие говорили, что он обустроил себе натуральный бункер. Привычно отпер дверь, пропустил гостя в комнату, как совсем недавно Ромигу. И этот нав тоже уверенно скользнул в комнату, не дожидаясь, пока хозяин зажжёт свет. После кромешной темноты в коридорах Цитадели, не удивляло. Пока Семёныч возился с застрявшим в замке ключом, Идальга устроился в его любимом кресле, да ещё стул под ноги подставил. Старик украдкой вздохнул. Посетители и заказчики у него, бывало, засиживались: под интересный разговор, или просто ждали, пока фотограф сделает свою работу. Семёныч задал себе вопрос: "Чего ради Идальга собрался тут задержаться? По тому, что мы обсуждали с большим боссом, осталась пара недорасставленных точек. Но он явно не спешит".

-- Решил дождаться Ромигу? Сдать меня с рук на руки?

Нав кивнул. Под неотрывным, изучающим взглядом Семёнычу ощущал себя довольно неуютно. Чуял, его каким-то образом продолжают "проверять на вшивость", но вдаваться в детали не желал. А вот привычка предлагать посетителям угощение брала своё, но Идальга опередил:

-- Здесь есть чай?

-- Само собой. Как раз хотел предложить. Сейчас чайник поставлю, -- Семёныч обрадовался привычной рутине, будто манне небесной, сознавая, насколько последние события вышибли его из колеи. Очень хотел уже остаться в безопасном месте один, расслабиться, отдохнуть...

Пока старик ходил в печатную за водой, Идальга покинул кресло и бродил теперь по комнате, пристально разглядывая фотографии на стенах.

-- Думаю, эти тебя больше заинтересуют, -- Семёныч достал из папки с недавними фото портреты Ромиги. Включил лампу, чтобы лучше было видно. Нав долго, но опять, как показалось старику, совершенно бесстрастно, смотрел на отпечатки.

-- Интересные. Особенно этот, с бабочкой.

Семёныч числил портрет с бабочкой среди своих величайших фотографических удач. Но подражая сдержанности гостя, ограничился коротким:

-- Ромиге понравились.

Идальга ещё некоторое время смотрел на фото.

-- Здесь Ромига удивительно похож сам на себя. Без маски, -- быстрый прямой взгляд в глаза фотографу.

Семёныча подхватила вдруг азартная волна. Он понял, что очень хочет сфотографировать и этого нава тоже. И хорошо бы, их блистательного босса. А может, потом другие заказчики из Цитадели потянутся? Себя ему по-прежнему проще было видеть в качестве фотографа, портретиста...

Чайник закипел. Старик пошарил в холодильнике, там нашлось немного сыра, кусок варёной колбасы, полпалки копчёной: "Точно с Ромкой было неладно, раз не доел!"

-- Пошарь в тумбочке под столом, там должен быть пакет с хлебом и пряники. А после чая хочешь сфотографироваться? Сколько у тебя времени?

-- Я жду Ромигу. Он придёт после шести. Сейчас -- три.

-- Ага, -- старик деловито заваривал чай и продолжал приглядываться к Идальге, уже чисто профессиональным взглядом. Все виденные навы были похожи, как близкие родственники. А в то же время, очень разные. Хотелось передать это в портретах.

За чаем потекла почти нормальная светская беседа. Потом Идальга задал неожиданный, профессионально-фотографический вопрос. Мол, нужно заснять изменение цвета и прозрачности химического раствора по времени. Причём, вещество боится яркого света, а цветопередача должна быть точной. Семёныч вспомнил времена, когда сидел в этой же комнате штатным сотрудником НИИ, а не арендатором. Тогда ему часто ставили подобные заковыристые задачки. Начал уточнять условия эксперимента, требования к результатам съёмки. Увлёкся:

-- Погоди, но твой приятель Ромига умеет с лёту, на ходу увеличивать светочувствительность плёнки. Очень сильно, ступеней на пять.

-- Я тоже умею, но начинаются проблемы с цветом. Мне как раз Ромига посоветовал тебя спросить. Как бы ты решил задачу без магического влияния на плёнку?

За обсуждением разных источников света, фонов, цветокалибровочых шкал чай и еда практически закончились. Семёныч развернул студию и усадил нава позировать. Не то, чтобы совсем забыл подворотню и свои сны. Если мастерство при фотографе, на нескольких кадрах то лицо Идальги непременно проявится. Но общался с опасным навом уже свободно, даже не без удовольствия. Закончил съёмку:

-- Проявлю, напечатаю контрольки, передам с Ромигой. Кстати, не забудь, его пропуск у тебя. Вы там как-нибудь так, без накладок...

-- Не учи, -- ухмыльнулся Идальга. -- А на результат съёмки я сам зайду посмотреть. В конце недели. Понравится, сделаю заказ на печать.

-- Правильно! И нам же с тобой ещё надо договориться о диагностике. Лечение, между прочим, вы тоже обещали. Вот, нога третий день покоя не даёт. Ещё чаю хочешь? -- Семёныч с величайшим трудом сдерживал зевоту. Удовлетворил творческий зуд, более-менее успокоился, теперь в сон клонило просто со страшной силой. Полубессонная ночь, сложный разговор, фотосессия...

-- Нет. А вот ты явно хочешь прилечь на диван и вздремнуть. На мой взгляд, отличная идея. Ни в чём себе не отказывай, -- ухмылка нава стала шире, а у старика глаза слипались всё сильнее. -- Совершенно необязательно развлекать меня до прихода Ромиги. Я просто посижу и подожду. Кстати, не говори ему, что комиссар поручил тебе за ним приглядывать.

-- Ладно...

После давешних кошмаров Семёныч предпочёл бы некоторое время вовсе не видеть снов. Он думал об этом, на автопилоте переодеваясь из парадного костюма в штаны и свитер, обычно сходившие за пижаму. Он ещё помнил это, закутываясь в плед и устраиваясь поудобнее. Благополучно провалился во временное небытие: тёплое, уютное, безопасное. А когда оно начало расцветать яркими красками, обретать очертания и подробности, уже позабыл свои страхи. Ощущение мира, расслабленного ничегонеделанья, даже лёгкой скуки, сопутствовало ему на тихих, чистеньких улочках европейских городов. И здесь, и дома, в Тайном Городе -- сновидец точно это знал -- уже несколько десятилетий не воевали. Конец девятнадцатого века выдался удивительно спокойным.

Был ли доволен этим спокойствием темноволосый господин, чьи элегантные ботинки бесшумно ступали по брусчатке, а чёрные глаза свысока посматривали на горожан? Идальга, нав, дознаватель Тёмного Двора, отдыхал от трудов, путешествуя по Европе. Сегодняшнее "ночное кино" было о нём, но пока безо всяких ужасов. Вероятно, дело в лёгкой, не напряжённой отстранённости. Или в том, как неведомый режиссёр отобрал и смонтировал картины. Но выходила увлекательная история про талантливого, байронически загадочного врача-психиатра с небольшой практикой в одном из старых прибалтийских городков. Сюжет сна пунктиром очертил несколько лет. Доктор И. помогал самым тяжёлым пациентам, от которых давно отказались коллеги. Приобрёл в заинтересованных кругах известность, начал становиться живой легендой -- и оставил практику, исчезнув из городка так же таинственно, как появился. Наработал экспериментальный материал к очередному исследованию -- отбросил более не нужную личину.

Теперь под его подошвами плавилась от жары флорентийская мостовая. Семёныч никогда не был в Италии наяву. Но знал, что это именно Флоренция, как много чего интересного знал в этом сне. Даже иностранные языки понимал, будто кто-то позаботился снабдить сон синхронным переводом.

На одной из улочек Идальга вдруг резко затормозил у двери ничем не примечательного дома. Прикрывшись мороком, сделал короткий портал через дверь. Скользнул во внутренний дворик. На террасе, густо увитой виноградом, в низком плетеном кресле, с бокалом вина в руках сидел другой нав. Поджарый, гибкий, как все они. Выглядел лет на двадцать пять, если не знать, кто это. Из одежды на нём были только тёмные широкие брюки. Странноватого вида подвеска на шее: чёрный камушек в форме мельничного жернова, нанизанный на тонкую цепочку. Солнце, пробиваясь сквозь листву, бросало на незагорелую кожу узор, сродни ягуаровым пятнам. Нав отдыхал со вкусом, толком, расстановкой, однако явление сородича не застигло его врасплох. Поднял бокал, улыбнулся, глядя на приближающегося Идальгу:

-- Хотел подойти незаметно? Я тебя почуял ещё на улице. Может, в другой раз получится.

-- Альега, ты же почти без энергии, -- с лёгкой досадой отозвался гость.

-- Тренировка, -- нав чуть подался вперёд. -- Что тебя сюда занесло, дознаватель? По делу?

-- Скука, -- нав остановился в паре шагов от Альеги, смерил взглядом развалившегося в кресле нава. -- А ты на задании?

-- Что бы еще я забыл в таком пекле? -- поморщился Альега. Встал, подхватил со стола кувшин с вином, кивком пригласил гостя в дом, где царила уютная темнота и прохлада. Раздобыл второй бокал, налил вина Идальге, ещё себе.

-- Мне нравится это пекло, -- тихо фыркнул Идальга. -- Куда лучше, чем хмарь в Восточной Европе. А как тут с развлечениями?

-- Тебе руки погреть или переспать? -- Альега вопросительно выгнул бровь.

-- Развлечься, -- неопределенно ответил дознаватель, стоя у окна и задумчиво глядя на улицу сквозь жалюзи.

-- Кстати! -- Альега отставил бокал и, скрывшись в соседней комнате, продолжил разговор оттуда. -- Ты как раз вовремя! У меня есть к тебе вопрос по специальности.

-- По моей? -- Идальга последовал за соплеменником и остановился в дверях, наблюдая, как Альега копается в невысоком комоде. Содержимое изящного предмета мебели было весьма любопытным...

-- По твоей, -- кивнул нав и протянул дознавателю небольшой стеклянный флакон с притёртой пробкой, -- Меня вот этим собирались отравить.