День для октября выдался на редкость теплым. Олег особо не задумывался, действительно ли это бабье лето вернулось или просто осень такая теплая. В людях настолько сильна тяга к хорошей погоде и желание подольше понежиться на солнышке, что детали не имеют значения. Долгожданному периоду осеннего тепла предшествовали занудные холодные дожди и первые заморозки по ночам. В этом лифтер успел убедиться на собственной шкуре во время ночного вызова. Термообогрев комбинезона «отказал». Пришлось согреваться, хлопая руками по бокам и подпрыгивая на месте. Сам виноват. А все из-за того, что не удосужился проверить термоэлемент. С лета не подключал и не подпитывал плоский аккумулятор. Вот он и разрядился полностью, ни капли энергии.
Люди, попадавшиеся у него на пути, были одеты в легкие куртки и распахнутые плащи. Пройдя дворами, Шаржуков вышел к памятнику Тельману у станции метро «Аэропорт». Борец за права трудового народа оставался верен себе и принципами не поступался. Отлитый в бронзе, трехметровый немец продолжал грозить кому-то двухпудовым металлическим кулаком.
Людской поток втягивался на станцию метро, словно колонна марширующих муравьев.
Осенние лужи на асфальте отражали почти летнее солнце. По Ленинградскому проспекту сновали машины, по тротуарам спешили по своим делам люди. Сквозь стекла троллейбусов хмурые лица пассажиров равнодушно наблюдали за проезжающими мимо автомобилями. Город жил своей обычной жизнью.
Олег подошел к троллейбусной остановке. В метро спускаться не хотелось. На сегодня у него это был последний вызов, можно и отдохнуть, снять стресс и усталость рабочего дня. Хотя его смена официально заканчивалась через два часа, он справедливо посчитал, что на сегодня его долг перед обществом выполнен. Случись аврал, вызовут по коммуникатору. Премиальные, выцыганенные у жэковца, во внутреннем кармане комбеза грели не хуже осеннего солнышка. Можно немного расслабиться, а заодно и подобрать команду для удачно подвернувшейся халтурки. Ресторан «Хоттабыч» – уютное местечко, исключительно для своих. Здесь всегда можно совместить два в одном: отдых и дела.
В ресторанчике ближе к вечеру постоянно отирался кто-нибудь из «жучков» с черного рынка. Официально было запрещено иметь частным лицам в собственности мутировавшие создания. Запрет распространялся на шкуры, панцири, чешуйки и вообще любые фрагменты тела. Но закон на то и существует, чтобы его нарушали. Везде есть лазейки и обходные дорожки. Если их нет, значит, надо найти. «Жучки» с подпольного рынка были посредниками между любителями экзотики и каэсэсовцами. Начальство закрывало глаза на мелкие шалости подчиненных. А те не толкали на сторону опасные для жизни и здоровья биоматериалы. Отступившего от негласных правил ждало немедленное исключение из рядов Службы и уголовное преследование.
Каэсэсовцы периодически подхалтуривали, водя экскурсии по подземным коммуникациям города. Было несколько безопасных маршрутов, проверенных и перепроверенных. Если попадается какая-то безобидная шушера, то даже хорошо. Какой же это поход без приключений и опасностей? Люди ж деньги платят. Экскурсоводу-нелегалу – левый приработок, а любителям драйва – ощутимый выброс адреналина в кровь. Будет что рассказать друзьям за кружкой пива. Вы тут сидите, а я бывал «там», куда не все каэсэсовцы рискуют заглядывать. Во как!
Столкновение с армейским патрулем огнеметчиков, зачищающих подходы к подземным военным спецобъектам, не сулило особых неприятностей. Вояки так же, как коммунальщики, старались повысить свое материальное благополучие. Все люди, только форма и нашивки разные. Обычно сначала звучали громкие грозные окрики: «Стой! Стрелять буду на поражение! Лечь на пол! Руки в сторону, голову не поднимать!» После рыка луженой армейской глотки, многократно отразившегося эхом от бетонных сводов, гражданские неуклюже валились на холодный мокрый пол – кому как повезет! – а потом начиналось самое интересное и… волнующее. Волнующее, потому что за несанкционированное проникновение в подземелье можно было схлопотать реальный срок на поселение или поражение в гражданских правах, со всеми вытекающими последствиями. Еще неизвестно, что хуже.
Старший армейского патруля и каэсэсовец, осторожно переступая тяжелыми ботинками через тушки экстремалов, распластавшихся на полу, чтобы ненароком не припечатать особо нежную часть тела, сходились навстречу друг другу. После обмена приветствиями и рукопожатиями начинался торг. Обычная такса за то, что попался, ровно половина гонорара. Но не дай бог, если тургруппа забрела на двадцать метров дальше, чем положено по договору о безопасных маршрутах. Нарушил правило – плати. Попросту говоря, выворачивай карманы. Отдашь всю наличку, или добро пожаловать в комендатуру. После дележки денежных средств стороны расходились по тоннелям, довольные друг другом. Такие встречи привносили особую пикантность в подземную экскурсию. К удовольствию военных и злобному бормотанию каэсэсовцев, но больше всех радовались первопроходцы, что так легко отделались, не подозревая подвоха и с новой силой радуясь вновь обретенной свободе.
Несмотря на всевозможные кары и страшилки, поток желающих посетить подземелья никогда не иссякал. Многим хотелось прикоснуться к тайнам подземного города. Но не все рисковали воплотить мечту в реальность. Самые глупые и жадные шли на собственный страх и риск. Таких отлавливали быстро. Умные предпочитали пользоваться услугами каэсэсовцев. Провожатый из коммунальной службы был гарантией безопасности, за определенную плату, разумеется. Для таких желающих был отведен столик в самом дальнем и темном углу, где можно пошептаться и обговорить условия, не опасаясь чужих глаз и ушей. Хозяин «Хоттабыча» Иван Петрович Савчинский смотрел сквозь пальцы, как его бывшие коллеги обтяпывали сомнительные делишки. Может, потому, что ему шли фиксированные комиссионные от каждой сделки?
– Кажется, мне пора открывать экскурсионное бюро? Так сказать, расширять бизнес? – как-то раз пошутил Савчинский в разговоре с бригадиром кабельщиков, отсчитывающим полагающиеся ему деньги.
– Точно! А назовешь ее «Харон», – заржал довольный своей шуткой коммунальщик, пряча оставшиеся деньги во внутренний карман комбинезона. – Лицензию на проход под землю тебе выпишут на выделанной человеческой коже, а сам ты распишешься кровью. Ха-ха!
На этом разговор угас сам собой.
Не все выдерживали испытание службой и деньгами. Зарплата у коммунальщиков была неплохая, но, на их взгляд, все равно оставляла желать лучшего. Государство старалось компенсировать опасности и издержки службы премиальными бонусами и щедрым социальным пакетом: путевки в санатории, досрочный выход на пенсию, бесплатная медицина, дополнительные дни к отпуску. Каэсэсовцы в санатории изнывали от непривычного безделья, на пенсию их можно было «вытолкнуть» лишь при помощи танкового тягача, а из долгого отпуска трудяги всегда возвращались раньше, чем он успевал закончиться. Работа стала для них наркотиком, без которого невозможно долго обходиться. Но это касалось лишь настоящих каэсэсовцев. Те, кто попал к ним случайно, обычно, как показывало время, отсеивались за первые полгода. Кто сам уходил, кого провожали в последний путь. Слабым духом и телом не было места в рядах Службы. Естественная убыль быстро восполнялась желающими. Клеточки освободившихся вакансий быстро заполнялись ветеранами КСС в отделе кадров. На заслуженный отдых их можно было отправить лишь вперед ногами или вынести из кабинета вместе с письменным столом…
…Рядом с остановкой стоял стеклянно-металлический стакан журнального киоска. Олег зевнул и от нечего делать начал рассматривать ассортимент стекляшки. Все как обычно: газеты, кроссворды в брошюрах, глянец журналов, отпечатанных на тонких полимерных листах, и всякая мелочовка в ярких упаковках. Неизвестный гений из отдела маркетинга посчитал, что всевозможная дребедень, залежавшаяся в супермаркетах, типа наклеек, брелоков и подвесок из мутного стекляруса, будет вмиг раскуплена людьми, пожелавшими купить легкое чтиво. На одном из пакетиков краснела яркая этикетка, гордо заявляющая: «Кракатук! Новое средство в борьбе с хвостатыми гадами. Крысиный король отдыхает!» Было не совсем ясно, то ли это был яд, то ли лакомство для крыс. И при чем здесь «отдых»? Новинка стоила подозрительно дешево, и лифтер решил прикупить пакетик. Ему без надобности, а вот хозяина «Хоттабыча» стоило одарить презентом. Скромно и со вкусом. До того как открыть пивной бар, Савчинский работал в КСС и, как все, уничтожал мутантов, но его личным пунктиком были крысы. Извести крыс в Москве никто не надеялся. Главная задача отдела дезинфекции была в обнаружении и уничтожении крысиных королей. На поголовье его подданных это никак не сказывалось, но, как считали аналитики Службы, крысиный король мог обладать коллективным разумом особей, из которых состоял. Разговор шел не об инстинктах и рефлексах, а о сознательном существе. Косвенным доказательством разумности повелителей серой массы с хвостами, усами и резцами стало то, что они могли планировать свои действия: наступление, обход, противодействие. Коммунальщики, засучив рукава, начали планомерный поиск и уничтожение крысиных королей. Прочую серую массу игнорировали, определившись с приоритетными целями. Главным энтузиастом этой идеи был Иван. На него же и возложили выполнение миссии по зачистке подземелий. Покончив с коронованными грызунами, он доложил об этом начальству. Был награжден грамотой и ценным подарком в виде дешевых часов с пафосной гравировкой на память. Посчитав, что он выполнил свой долг перед городом, Савчинский неожиданно для всех уволился из Службы и открыл пивной ресторанчик «Хоттабыч».
Но у Ивана остался маленький пунктик, который невропатолог назвал бы устойчивым неврозом. Он собирал все, что так или иначе связано с крысиным племенем. Особое предпочтение Савчинский отдавал коллекционированию средств уничтожения грызунов и предпочитал маскировать свою маниакальную страсть под безобидное хобби чудака, вышедшего в отставку. Но, если труба позовет, он всегда… и во всеоружии.
В первое время было модно ходить в «Хоттабыч». Москвичи вдруг повадились посещать ресторанчик, открытый «для своих», объясняя, что там собираются «все нормальные люди». Для каэсэсовцев, ради кого, собственно, все и затевалось, такое повышенное внимание оказалось достаточно утомительно.
К счастью, избалованные горожане и капризный бомонд предсказуемы, как погода. Открылись новые места, и любители тусоваться перекочевали туда. Модное поветрие прекратилось так же неожиданно, как началось. Единственным, кого огорчило такое развитие событий, был хозяин ресторанчика. Суперприбыль закончилась. Полноводная денежная река от заказов клиентов, текущая в кассу, превратилась в ручеек. Немного, но зато стабильно. Курочка по зернышку клюет.
Последнее воскресенье июля Олег всегда отмечал с размахом и только в «Хоттабыче», даже специально начинал заранее откладывать деньги. Дня за два-три. При всем его желании денежные купюры не хотели дольше пылиться в заначке. День Военно-морского флота был для Олега одним из самых любимых. В табеле о рангах его личного календаря этот праздник стоял сразу за Новым годом и Девятым мая.
Олег никого специально не приглашал. Но был рад каждому, кто приходил. Место за столом найдется для всех. А не хватит, поставим еще стол или потеснимся. В крайнем случае можно устроить фуршет. Какая разница, как пить: сидя или стоя? Шаржуков всегда боялся прослыть скопидомом. Поэтому за длинный стол усаживали всех каэсэсовцев, кто был в ресторанчике, а также народ, который все продолжал потихоньку подтягиваться.
В «Хоттабыче» этот праздник тоже любили. Олег угощал всех. Завсегдатаям – приятелям по Коммунальной Службе Спасения – прекрасный повод выпить на халяву, а владельцу – стабильная прибыль, за вычетом разбитой посуды. Сначала друзья лифтера дарили ему новую тельняшку двойной вязки под громогласное троекратное «Ура-а-а!», а дальше с Олега стаскивали комбез и, предварительно стянув прошлогодний «рябчик» для последующей утилизации, в несколько рук натягивали на мощный торс новый тельник, на котором белые и черные полоски еще не слились в один темный фон. Перед тем как торжественно усадить виновника торжества во главе длинного общего стола, составленного из сдвинутых вместе столиков, собранных со всех уголков общего зала, Шаржукова чуть ли не пинками загоняли в туалетную комнату: бриться и умываться. Роскошный бритвенный станок с пятью лезвиями и баллон с пеной в обязательном порядке входили в комплект подарка виновнику торжества. Олег для виду немного кочевряжился, но потом, под веселое помыкание друзей, всегда шел к умывальнику, покорившись неизбежному.
Парадокс: бывший старшина первой статьи, без пяти минут морской офицер, не любил воду. Тактильный контакт любой части Олежкиного тела с жидкостью вызывал у него, мягко говоря, отторжение. Нет, Шаржуков не был грязнулей, но и назвать его чистюлей язык не повернулся бы у самого близкого друга. Он старался использовать такие альтернативные методы гигиены, как гигиенические салфетки и самый забористый одеколон…
После водных процедур праздник развивался по неизменно отработанной схеме, как по колее, накатанной годами, пока пол под ногами не начинал ходить ходуном, словно палуба в шестибалльный шторм. Тут только держись: одной рукой за стол, другой за рюмку, наполненную с горочкой…
Помимо патологического неприятия водных процедур, у Олега была еще одна тайная слабость – боязнь глубины. У медиков имеется научное название этой нелюбви к воде – гидрофобия. Лифтер тщательно скрывал этот пунктик своей психики и медкомиссию прошел с легкостью. Род Шаржуковых по мужской линии всегда отличался богатырским здоровьем и физической силой. Если у предков Олега и были свои отклонения в голове, то они это не афишировали. Впрочем, так же, как их потомок. Шаржукова назвали Олегом в честь героического предка. Легендарный предок принял огненное крещение семнадцатилетним добровольцем в двадцать первой дивизии народного ополчения под Москвой зимой 1941 года. Угловатый подросток лихо начал воевать на последних рубежах столицы Советской России, а остановился лишь на сопках Маньчжурии уже матерым капитаном бронетанковых войск.
Военную карьеру закончил в Маньчжурии, среди бескрайних степей и редких сопок, где их застала весть о капитуляции Японии. Увешанный орденами, прадед Олега уволился в запас, так же, как и десятки тысяч его товарищей-офицеров, не оставив после себя следа ни в памяти послевоенной страны, ни особых отметин в генеалогическом древе Шаржуковых. В памяти рода осталось одно: несколько военных фотографий, выцветших после плохо промытого фиксажа, ордена в прямоугольной жестяной коробке из-под ленд-лизовского американского печенья, письма с фронта да самурайский меч, привезенный в качестве трофея. Желтые треугольники полевой почты были аккуратно сложены в две плотные стопочки и бережно перевязаны красной атласной лентой. Их давно никто не вынимал и не читал. Адресаты и отправитель давно уже умерли. А потомки не хотели ломать ветхую и хрупкую бумагу, вытертую на сгибах. Память и вечность в одном куске ломкой желтой бумаги…
Выбор Олега стать военным, а особенно моряком, удивил всех, кроме него и немногочисленной родни. Папа – потомственный геолог. Мама – учительница начальных классов в третьем поколении. Из всей родни к нему затесался лишь один военный – прадед.
Олег постоянно работал над собой, закаляя тело и укрепляя дух. От внутренних страхов надо избавляться, давить в самом зародыше. Поэтому еще на первом курсе военного училища, сразу же после присяги, он записался на дополнительные факультативные занятия. Любой гардемарин мог в свободное от занятий и самоподготовки время заниматься в военно-научных обществах, работающих при кафедрах. Дополнительную учебную дисциплину можно было выбрать на собственное усмотрение. К чему душа лежит. Но Олег был далек от науки, поэтому выбрал водолазную подготовку, которую их факультет должен был изучать лишь на предпоследнем, четвертом курсе. Шаржуков первым из своего потока получил квалификацию «мастер-водолаз». На правой стороне форменной тужурки ярко засверкал нагрудный знак военного водолаза. Предмет его тайной гордости представлял собой выпуклого золотого конька на фоне двух скрещенных серебряных якорей в обрамлении цепочки из красной меди. Цепочка была не декором к знаку, а указывала на особый статус водолаза. Обладание таким знаком говорило о том, что его владелец может действовать по приказу командования как водолаз-разведчик, в отрыве от основных сил. Не каждый офицер мог похвастаться тем, что имеет такую высокую квалификацию.