Поединок в горах

Негатив корреспондента Сухоногова

В Кадыр въезжаю с первым зажженным фонарем. После деревянных изб Козинска райцентр кажется значительным городом. Вывески, магазины, фонари.

Редакция районной газеты уже закрыта, но сторож в тулупе подсказывает, где найти Сухоногова. На лестничной площадке я смущенно отряхиваю от снежной пыли свой видавший виды шоферский полушубок. С чего начать разговор? Мне открывает девочка-подросток.

— Наконец-то он явился! — провозглашает она. — Идите скорее, мы вас ждем.

Комната залита темной, дымящейся водой, окутана паром. Из этого пара навстречу мне выходит долговязый человек, весьма растерянный.

— Понимаете, батарея потекла…

— Вы корреспондент Сухоногов?

— Я.

«Это очень удачно, что потекла батарея», — решаю я.

Спустившись к машине, я достаю инструменты, паклю. Вскоре авария ликвидирована.

Между мной и корреспондентом устанавливаются «теплые дружеские отношения».

— Не знаю, как вас благодарить…

— Не надо благодарить. Дело в том, что я не водопроводчик. Я приехал к вам из Козинска.

— Ага… — невразумительно отвечает Сухоногов.

— Дело мое такое… В апреле этого года вы были в Наволочном. Снимали наших шоферов. Говорят, вы долго там работали. И вот теперь мне надо установить, в какой очередности проезжали в тот день шоферы. Понимаете?

Близорукие глаза Сухоногова все еще выражают растерянность.

— Не понимаю.

— Ну, словом, у вас, может, сохранились записи того дня… Может быть, снимки, негативы?

— Наволочное, Наволочное… — повторяет корреспондент. — Что-то не упомню. Память стала… Знаете, все некогда, работа.

Я подаю ему газету с заметкой «На горных дорогах».

Корреспондент разглядывает снимок.

— Знаете, я рассеянный человек, — доверительно сообщает он. — Недавно дал снимок в газету с соревнования гимнастов. Написал: «Спортсмен делает стойку». А потом уже выяснилось, что он на кольцах висел, просто я карточку перевернул и получилось, как будто стойка.

Неужели рейс в Кадыр окажется напрасным?

— Тогда как раз началось строительство рудника в Аксае, — Напоминаю я. — Вы остановились у Гути и забыли там экспонометр…

— Вспомнил! — хватается за голову Сухоногов. — Ну конечно… Я провел там целый день, хотел сделать репортаж о шоферах на две полосы… «День большого тракта». Но журналистское дело такое: «зарезали» репортаж. Подождите, я пороюсь в апрельских пленках.

Он выдвигает ящики, черные пленки змеями вьются по полу, скачут. Это длится полчаса или больше.

— Услуга за услугу… Обязательно найду, подождите.

Наконец Сухоногов достает истерзанный конвертик с пленками.

Мы смотрим пленку на свет. Негативы передержаны, затемнены, и это мешает нам разглядеть лица.

— Знаете что? — предлагает корреспондент. — Давайте я сделаю контрольные отпечатки с пленки. Пойдемте в «лабораторию».

Ванная комната уставлена увеличителями и склянками. Красный фонарь выхватывает из темноты лишь руки и лица.

— Только вы проявляйте по порядку, — прошу я. — Всю пленку от начала.

В лужице проявителя происходит таинственный процесс возрождения прошлого. Шестнадцатое апреля. Снег еще лежит на горах. Пик Саб-Ола выглядывает из-за хребта. Тракт поблескивает под солнцем.

Бородатый Матвеич испуганно уставился в объектив, в руке у него путевой лист. Так, все правильно. Матвеич проезжал Наволочное утром, за час или два до того, как у диспетчерской появился Жорка.

Еще несколько шоферов. Ни Пономаря, ни Петюка среди них нет.

Жорка. Он нагнулся, осматривая колесо, и повернул лицо к фотографу. Так, видимо, попросил Сухоногов. «Улыбнитесь». Жорка улыбается. А почему бы не улыбаться? День солнечный, веселый, скоро он должен быть в Аксае, а там — обратная дорога, метеостанция у моста. Таня.

Спустившись в теплые долины, он остановится, нарвет багульника — целую охапку. Смолистый аромат фиолетового сибирского чуда вытеснит запах бензина из кабины…

«Поедем в Саяны… Знаешь, как там здорово! Горы…» Я мог быть рядом с тобой в тот день, Жорка.

На следующем снимке — две машины с будками, стоящие рядом. Лица шоферов туманно белеют за стеклом.

Крупным планом: Петюк на подножке ЗИЛа. Он гордо всматривается в белые вершины, приставив козырьком ладошку. Этот снимок был в газете.

Потом — Пономарь. Без шапки. Короткий чубчик прикрывает лоб, глаза прищурены. Плечи распирают ватник. Руки по-хозяйски уверенно лежат на руле.

Еще чьи-то лица…

— Вы уверены, что в таком порядке они и ехали через Наволочное? — еще раз спрашиваю я.

— Я снимал всех подряд для репортажа. — Сухоногов листает замусоленный блокнотик. — Вот здесь записи: «Березовский, передовик, план — сто тридцать, с восемнадцати лет водителем. Петюк, выполнение плана двести процентов. Пономаренко, план сто сорок»… Знаете, я думал, это будет великолепный репортаж, на две полосы: «День тракта», во всех подробностях…

Значит, Петюк. После Наволочного он не мог обогнать Жорку. Там узкий тракт, там встречные машины расходятся, зарываясь в щебенку.

Петюк и Пономарь должны были видеть машину Жорки под откосом.

Они скрыли это во время следствия. Значит, Петюк… Он шел следом… Там, на вираже, достаточно было легкого толчка.

Петюк.

И все-таки мне не верится. Если бы я, знал, что за Жоркой ехал Пономарь, то не колеблясь назвал бы имя преступника.

— Вы можете дать мне блокнот и пленки?

— Ну, разумеется. Я так вам обязан… Вы здорово справились с батареей…

Теперь назад в Наволочное. И пусть Петюк попробует отвертеться!