Тем, кто умеет наблюдать самих себя и запомнить свои переживания, тем, кто сумел, подобно Гофману, установить свой духовный барометр, приходилось отмечать в обсерватории своих мыслей ясные периоды, счастливые дни, чудесные минуты. Бывают дни, когда человек просыпается юный и мощный духом. Едва только веки его освобождаются ото сна, смыкавшего их, как перед ним развертывается внешний мир – в четком рельефе, в удивительной ясности контуров и поразительном богатстве красок. Духовный мир также раскрывает ему свои необъятные владения, полные новых откровений. Человек, который находится в таком состоянии, – к сожалению, редком и непродолжительном – чувствует себя более одаренным, более справедливым, более благородным. Но самое удивительное в этом исключительном состоянии ума и чувстве – состоянии, которое я, без преувеличения, могу назвать райским, если сравниваю его с тяжелой мглой пошлой повседневности, – самое удивительное в нем то, что невозможно уловить видимую и поддающуюся объяснению причину, вызывающую его. Быть может, оно является следствием особенного образа жизни, удовлетворяющего требованиям гигиены и мудрости? Это самое простое объяснение, которое приходит в голову; однако приходится признать, что это необыкновенное состояние, это чудо, ниспосланное высшей, невидимой силой, лежащей вне человека, часто наступает именно после периода, когда человек злоупотребляет своими физическими способностями. Или, может быть, это награда за пламенную молитву и напряжение духовных сил? Несомненно, что упорная напряженность желания, устремление всех духовных сил к Небу могли бы создать условия, наиболее благоприятствующие наступлению такого душевного здоровья. Но в силу какого нелепого закона наступает оно после самых преступных оргий воображения, после софистического злоупотребления разумом, которое отличается от честного, нормального мышления не меньше, чем фокусы акробата от укрепляющей здоровье гимнастики? Что касается лично меня, то я нахожу более правильным рассматривать это ненормальное состояние духа как истинную благодать, как дарованное чудом волшебное зеркало, в котором человек видит самого себя, но таким, каким он мог бы и должен был бы быть всегда; это какое-то небесное опьянение, напоминание о гармонии в самой обаятельной форме. Существует школа спиритуалистов, имеющая своих представителей в Англии и в Америке, которая рассматривает сверхъестественные явления – привидения, призраки и т д. – как проявления божественной воли, желающей пробудить в душе человека воспоминание о невидимых реальностях.
В самом деле, это чудесное и своеобразное состояние, в котором уравновешиваются все способности, в котором воображение, несмотря на поразительную силу, не увлекает за собой в опасные странствия наши нравственные чувства, в котором повышенная чувствительность не страдает от больных нервов, толкающих человека либо к преступлению, либо к отчаянию, – это необыкновенное состояние не имеет предвестников. Оно является внезапно, как привидение. Это точно внушение свыше, но внушение, периодически повторяющееся, – и если бы мы обладали истинной мудростью, мы могли бы извлечь из него уверенность в существовании иной, лучшей жизни и надежду приблизиться к ней – путем упорного воспитания нашей воли. Эта острота мысли, этот экстаз ума и чувств во все времена казались человеку высшим благом. Вот почему, стремясь только к непосредственному наслаждению, которое дает такое состояние, и не боясь насиловать законы своей природы, человек искал в естественных науках, в разных снадобьях, в самых грубых напитках и в самых тонких ароматах – искал во всех странах и во все времена – магическое средство которое дало бы ему возможность унестись, хотя бы на несколько часов, из этой юдоли праха и, как говорит автор «Лазаря» – «мгновенно овладеть Раем». Ах, человеческие пороки, несмотря на все ужасы, которые мы в них усматриваем, доказывают (уже самой своей распространенностью) неудержимое влечение человека к Бесконечному… Но увы! Влечение это часто сбивает с пути! Можно было бы воспользоваться, как метафорой, избитой поговоркой «Все дороги ведут в Рим» и применить ее к духовному миру; все в конце концов ведет к награде или наказанию, этим двум формам вечности. Человеческий дух кипит страстями: их у него – употребляя другое тривиальное выражение – хоть отбавляй. Но этот несчастный дух, природная извращенность которого так же велика, как и его непосредственная, почти парадоксальная способность к милосердию и к самым суровым добродетелям, – этот дух удивительно склонен к парадоксам, которые позволяют ему употреблять во зло избыток его необъятной страсти. Он никогда не желает продавать себя целиком. Но в своем ослеплении он забывает, что играет с более лукавым и более сильным, чем он сам, и что Дух Зла, получив один его волосок, завладеет его головой. И вот этот видимый владыка видимого мира (я говорю о человеке) захотел создать себе Рай при помощи фармацевтических средств и возбуждающих напитков, уподобляясь маньяку, который вздумал бы заменить солидную мебель и настоящие сады рисунками на холсте, вставленными в рамы. Этим извращением влечения к Бесконечному и объясняются, по-моему, все преступные эксцессы: от уединенного, сосредоточенного опьянения писателя, который вынужденно прибег к опиуму для облегчения физических страданий и, открыв в нем источник убийственных наслаждений, сделал его светилом своего духовного мира и подчинил ему весь склад своей жизни, до самого последнего пьяницы из предместий, который с душой, объятой пламенем славы и величия, валяется в грязи на проезжей дороге… Среди веществ, способных создать то, что я называю Искусственным Идеалом – не говоря о спиртных напитках, сразу приводящих в буйное состояние силы телесные и парализующих духовную силу, об ароматах, слишком частое употребление которых хотя и создает более утонченную фантазию, но постепенно истощает физические силы, – наиболее действенными являются гашиш и опиум, их сравнительно легко достать и обращаться с ними довольно просто. В этом очерке я намерен исследовать таинственные явления и болезненные наслаждения, вызываемые этими веществами, рассмотреть неизбежные последствия, которые влечет за собою их продолжительное употребление, и, наконец, указать на моральное зло, вытекающее для человека из столь опасного преследования ложного идеала. У нас есть уже обстоятельное исследование об опиуме – научное и вместе с тем поэтическое, и столь блестящее, что я не решился бы прибавить к нему что-либо. Я ограничусь тем, что в одном из следующих очерков остановлюсь на этой книге, которая целиком никогда не была переведена во Франции. Автор ее, человек известный, обладающий сильным и очень тонким воображением, удалившийся от мира и живущий в тихом уединении, поведал нам с трагической правдивостью о тех наслаждениях и терзаниях, которые он в былые дни находил в опиуме.
Самая драматическая часть его книги – это рассказ о тех сверхчеловеческих усилиях воли, которые ему пришлось употребить, чтобы избавиться от проклятия, которое он так неосторожно сам навлек на себя.
В настоящем очерке я буду говорить только о гашише, пользуясь многочисленными исследованиями, извлечениями из записок и признаний образованных людей, более или менее долгое время употреблявших его. Я собираюсь объединить в моем труде все эти документы и представить их в виде монографии, единым героем которой станет созданный мною тип, наиболее удобный для такого рода экспериментов.