Соломону — первому имажинисту,
Одевшему любовь Песней песней пестро, —
От меня, на паровозе дней машиниста,
Верстовые столбы этих строк.
От горба Воздвиженки до ладони Пресни,
Над костром всебегущих годов,
Орать эту новую Песню песней
В ухо Москвы, поросшее волосами садов.
Фабричные, упаковщицы, из Киноарса!
Девчонки столиц! Сколько раз вам на спины лечь?
— Где любовник твой? — Он Венеры и Марсы
В пространство, как мировую картечь!
Мир беременен твоей красотою,
В ельнике ресниц зрачок — чиж.
На губах помада краснеть зарею,
Китай волос твоих рыж.
Пальцам мелькать — автомобилям на гонке,
Коромыслу плеч петь хруст.
Губами твоими, как гребенкой,
Мне расчесать мою грусть.
Груди твои — купол над цирком
С синих жилок ободком.
В полночи мотоциклетные дырки
И трещины фабричных гудков.
Живота площадь с водостоком пупка посредине.
Сырые туннели подмышек. Глубоко
В твоем имени Демон Бензина
И Тамара Трамвайных Гудков.
Полночь стирать полумрака резинкой
На страницах бульваров прохожих.
От желаний губ пишущая машинка
Чистую рукопись дрожи.
Что трансатлантик речными между,
Ты женщин остальных меж.
Мной и полночью славлена дважды
Шуршащего шопота мышь.
Ты умыть зрачки мои кровью,
Верблюду губ тонуть в Сахаре твоих плечей.
— Я прозрачен атласной любовью
С широкой каймой ночей.
Каждым словом моим унавожены
Поля моих ржаных стихов.
От слов горячих таять мороженому
Отсюда через 10 домов.
Небу глаз в облаках истомы проясниться.
По жизни любовь, как на 5-й этаж дрова.
Ты прекрасна, моя соучастница,
Прогибшая вместе кровать.
В сером глаз твоих выжженном пригороде
Электрической лампы зрачок.
Твои губы зарею выгореть
И радугой укуса в мое плечо.
Твои губы берез аллея,
Два сосца догоретый конец папирос.
Ты прекрасен, мол твердый шеи,
Под неразберихой колес.
Лица мостовая в веснушках булыжника.
Слава Кузнецкому лица.
Под конвоем любви мне, шерамыжнику,
Кандалами сердца бряцать.
В небе молний ярче и тверже
Разрезательные ножи.
Пульс — колотушка сторожа
По переулку жил.
Пулемет кнопок. Это лиф — ты
От плеч до самых ног.
Словно пение кверху лифта,
За решоткой ресниц зрачок.
Магазинов меньше в пассаже,
Чем ласк в тебе.
Ты дремать в фонарном адажио.
Ты в каждой заснуть трубе.
Как жир с ухи уполовником,
Я платье с тебя на пол.
— Где сегодня твой любовник?
— Он трамваи мыслей в депо.
Сердцу знать свою частушку,
Все одну и ту ж.
Плешь луны к нам на пирушку,
Как нежданный муж.
Твои губы краснее двунадесятника
На моих календаре.
Страсть в ноздрях — ветерок в палисаднике
В передлетнем сентябре.
Весна сугробы ртом солнца лопать,
Чтоб каждый ручей в Дамаск.
Из-за пазухи города полночи копоть
На Брюссели наших ласк.
На улице рта белый ряд домов
Зубов,
И в каждом жильцами нервы.
В твой зрачок — спокойное трюмо —
Я во весь рост первый.
Под коленками кожа нежнее боли,
Как под хвостом поросенка.
На пальцах асфальт мозолей
И звонка Луж перепонка.
С ленты розовых поцелуев от счастья ключ,
1-2-3 — и открыто.
Мои созвучья —
Для стирки любви корыто.
Фабричные, из терпимости, из конторы!
Где любовник твой? —
Он одетый в куртку шоффера,
Как плевок, шар земной.
В портсигаре губ языка сигара...
Или Где машинист твоих снов? —
Он пастух автомобилий,
Плотник крепких слов.
Как гоночный грузовиков между,
Мой любовник мужчин среди.
Мной и полночью восславленный трижды,
Он упрямым любовью сердит.
Его мускулы — толпы улиц;
Стопудовой походкой гвоздь шагов в тротуар.
В небе пожарной каланчою палец,
И в кончиках пальцев угар.
В лба ухабах мыслей пролетки,
Две зажженных цистерны — глаза.
Как медведь в канареечной клетке,
Его голос в Политехнический зал.
Его рта самовар, где уголья
Золотые пломбы зубов.
На ладони кольца мозольи
От сбиванья для мира гробов.
И румянец икрою кета,
И ресницы коричневых штор.
Его волосы глаже паркета
И Невским проспектом пробор.
Эй, московские женщины! Кто он,
Мой любовник, теперь вам знать!
Без него я, как в обруче клоун,
До утра извертеться в кровать.
Каменное влагалище улиц утром сочиться.
Веснушки солнца мелкий шаг.
— Где любовник? Считать до 1000000 ресницы,
Губы поднимать, как над толпами флаг.
Глаза твои — первопрестольники,
Клещами рук охватить шейный гвоздь.
Руки раскинуть, как просек Сокольников,
Как через реку мост.
Твои волосы как фейерверк в саду <Гай>,
Груди как из волн простыней медузы.
Как кием, я небесной радугой
Солнце в глаз твоих лузы.
Прибой улыбок пеной хохота
О мол рассвета брызгом смех,
И солнце над московским грохотом
Лучей чуть рыжих лисий мех.
Я картоном самым твердым
До неба домики мои.
Как запах бензина за Фордом,
За нашей любовью стихи.
Твоих пальцев взлетевшая стая,
Где кольцо — золотой кушак.
В моей жизни, где каждая ночь — запятая,
Ты — восклицательный знак!
Соломону — имажинисту первому,
Обмотавшему образами простое люблю, —
Этих строк измочаленных нервы
На шею, как петлю.
Слониха 2 года в утробе слоненка,
После в мир на 200 лет.
В животе мозгов 1/4 века с пеленок
Я вынашивать этот бред.
И у потомства в барабанной перепонке
Выжечь слишком воскресный след.
«Со святыми упокой» не страшно этим строчкам:
Им в новой библии первый лист.
Всем песням песней на виске револьверной точкой
Я — последний имажинист.
1919
В. Шершеневич. Листы имажиниста,
Ярославль, «Верхне-Волжское книжное издательство», 1997 г.