Поэмы

Мой Гила, немощный и лысый,

На торном пастбище глухом

Столкнулся с бешеным Квирисой

Могучим Гивиным быком.

На горном пастбище высоком,

Среди собратий великан,

Квириса водит жарким оком,

Красив, как утренний туман.

Он, семилеток, в полной силе,

Он не испробовал ярма…

Куда уж с ним тягаться Гиле!

Погибнет Гила задарма!

Рога у Гилы неплохие,

Они светлее хрусталя,

Но след ярма лежит на вые,

Как вековечная петля.

Всю жизнь свою в упряжке плуга

Провел мой бедный старый вол.

Чтоб покормить за это друга,

Его на отдых я привел.

Но разве даст бугай проклятый

Волу спокойно отдохнуть?

Недаром Гиви тороватый

Любил Квирисой прихвастнуть:

Он всех быков побил в округе,

В сраженье он непобедим.

Как перед буйволом, в испуге

Волы бессильны перед ним.

Квириса ходит, бьет копытом,

Рогами грозно шевеля.

Над горным пастбищем изрытым

Взлетает комьями земля.

Песком и глиною измазан,

Трясет косматой он башкой

Ив продолженье дня не раз он

Предпринимает лютый бой.

Ив будний день, и в день воскресный,

И в непогоду, и в тепло,

Как властелин округи местной,

Глядит он сумрачно и зло.

Как грозный хан, на всякий случай

Он к землям тянется чужим

И, поднимая рев могучий,

Зовет быков сразиться с ним.

Таким неистовым громилой

Пришел он к хижине моей

И, повстречавшись с бедным Гилой,

Решил сразить его, злодей.

Вокруг него качался свежий

Тростник, и так он был высок,

Что здесь к нему любой проезжий

Коня привязывать бы мог.

Жуя щавель, усталый Гила

Глядел спокойно на быка.

Его нимало не смутило,

Что тот ревет издалека.

Бороться не было желанья,

Хотя когда-то, полный сил,

Мой славный вол из состязанья

Всегда героем выходил.

Теперь не то: уж он не молод,

Природа к старости сдала.

И днем и ночью, в ной и в холод

Была работа для вола.

Родной земле он отдал силу,

В ярме шагая средь полей…

Но кто о том спросил бы Гилу?

Уж не Квириса ли злодей?

Шальные выпучив глазища,

Дробя копытами тростник,

Ополоумевший бычище

Перед волом моим возник.

И верно бог затмил мой разум,

Коль я не вовремя смекнул,

Чтоб обуз дать сумел бы разум

Его воинственный разгул.

Гляжу: уж он стоит над Гилой

И роет землю, исступлен,

Привычный к дракам, тупорылый,

Рассвирепевший, как дракон.

И Гила с ласковой мольбою

Ему как будто говорил:

Оставь, прошу, меня в покое,

Во мне и так не много сил.

Измученный ярмом дубовым,

Я стар уже… > Но кто ж быка

Утихомирит здравым словом?

Ему ли жалко старика?

Со вздохом Гила приподнялся,

Рога столкнулись, грянул гром,

И воздух вдруг заколебался,

И горы вздрогнули кругом.

Вопрос победы не впервые

Решают кровные враги:

Один из них поднимет выю,

Другой согнется в три дуги.

Один уйдет, гордясь победой,

Другой признает свой позор.

Так разрешится в битве этой

Животной силы древний спор.

Теснят противники друг друга,

Не отступает ни один.

Кого ж прославит здесь округа?

Кто будет стаду господин?

Пусть у бугая больше силы,

Мой Гила опытом богат!

И все же под напором Гилы

Не отступает супостат.

Едва успеет отдышаться,

Его опять бросает в жар.

Нет, с молодежью не тягаться

Тому, кто немощен и стар!

Эх, люди, чести мы не знаем!

Уж не сума ли вы сошли?

Когда же старые с бугаем

Волы соперничать могли?

Зачем быка вы не пугнули?

Гоните прочь его тотчас!

Так говорил нам Раибули,

Старик, сидевший возле нас.

Но тут взяла меня обида,

Что уступает вол быку,

И в злобе Гилу-инвалида

Хватил я палкой по виску,

И по сей день я вспоминаю

Поступок этот со стыдом,

И как ни тяжко мне, а знаю,

Что я наказан по делом.

Я возмечтал тогда, не скрою,

Что победит мой бедный вол.

Увы, сравнится ли с горою

Покрытый сумерками дол!

И безграничную обиду

С тех пор мой Гила затаил.

Покинул стадо он, и с виду

Стал неприветлив и уныл.

Все смотрит в сторону куда-то,

Не щиплет горную траву,

И жизнь его, клонясь к закату,

Оскудевает наяву.

Не утолят его страданья

Теперь ни солнце, ни луна,

В печальный мир воспоминанья

Его душа погружена.

Он помнит ангельские речи,

Когда по воле высших сил

К его рогам большие свечи

Посланец божий прилепил.

И непостижен, и нечаян,

Шепнул он на ухо тогда:

Блажен, о Гила, твой хозяин,

Тебя взрастивший для труда

Эх, не узнать мне больше Гилу!

И худ, и жалок, и сердит,

Бедняга дышит через силу,

В глаза мне больше не глядит.

Уж он не лижет больше соли

И не подходит под окно…

Вола мне жалко поневоле,

Да, видно, так уж суждено!

Как утешать его я стану,

Ведь он немое существо!

Чем залечить сумею рану,

Коль сердце ранено его?

Когда он горестно вздыхает,

Понурив голову свою,

Слеза мне очи застилает,

Тоска терзает грудь мою.

Однажды я запряг бедняжку,

Чтоб испытать его в труде,

Но он не вытянул упряжку

И лег, вздохнув, на борозде.

Склонил на пахоту он выю,

Сложил ярмо свое в пыли,

И, как ни бился я, впервые

Не встал мой труженик с земли.

С тех пор лишился я покоя,

И только стоит мне заснуть,

Встает мой Гила пред о мною,

Рога в мою уставив грудь.

Бодает он меня рогами

И говорит: "Хозяин мой,

Зачем своими ты руками

Навеки отнял мой покой?

Тебе я отдал все здоровье,

Перепахал твои поля,

Всю жизнь трудился я с любовью,

Чтоб расцвела твоя земля.

Зажег я твой очаг домашний,

Наполнил хлебом я гумно,

А мне ведь впроголодь над пашней

Работать было суждено.

С утра до вечера, измаян,

Я делал все, что только мог…

За что же ты меня, хозяин,

На старость горькую обрек?"

И он не лжет, не лжет, бедняга,

Он правду, люди, говорит.

ля моего он отдал блага

Все то, чем каждый дорожит.

Напрасно Гилу я ласкаю,

Напрасно я его молю

Сдавили грудь мою, сверкая,

Рога, подобны хрусталю.

Я говорю: "Не думай, милый,

Что только сильному почет.

Теперь моим достойным Гилой

В селе гордится весь народ.

Надежда бедных и богатых,

Кормилец малых и больших,

Не плачь, мой Гила, об утратах,

Забудь о глупостях моих"

Но понапрасну я стараюсь:

До сей поры во тьме ночной,

Рогами в сердце упираясь,

Стоит мой Гила предо мной!