Пожалуй, самым выдающимся китайским поэтом является великий Ли Бай (李白), творивший целую тысячу лет назад. Будучи даосом, он отвергал конфуцианский догматизм и узость взглядов, направляя свой взор в сферу таинственного и необычайного.
Ниже мы рассмотрим известное произведение, написанное в удивительном «пятисложном» стиле, суть которого в том, что в каждой строчке автор вмещает смысл ровно в пять иероглифов. Ни больше ни меньше.
Основой русскоязычной поэзии является рифма – созвучные окончания слов в каждой строке. Китайская культура имеет несколько иной взгляд. Здесь прежде всего важна внутренняя «ритмика» текста.
Стоит сказать, что древние тексты (например, Дао Дэ цзин), написанные в стихах, часто не содержат знаков препинания. Пять тысяч иероглифов идут один за другим. И именно чувствование «внутреннего ритма» позволяет понять, где именно поставить запятую… «Казнить нельзя помиловать».
Другой особенностью является особое отношение к количеству слов в строке. Русский поэт не обращает на это принципиального внимания, сколько предлогов, сколько существительных и т. д. Здесь же важно… пять иероглифов. Ни больше ни меньше.
Оригинал:
《静夜思》李白
床前明月光
疑是地上霜
舉頭望明月
低頭思故鄉
Перевод автора (почти пословный):
«Пред кроватью ясной луны свет,
На земле подобно инея след,
Подняв голову, увижу полную луну,
Опустив, по родному дому взгрущу».
Комментарий. Здесь в некоторой степени соблюдается правило «пятисловия» (五言), то есть по пять слов в строчке. Хотя, разумеется, это даже близко не передает ритмику оригинального китайского текста. Просто вглядитесь, как красиво и изящно выглядит идеальная геометрическая симметрия этого произведения на китайском. Изящество простоты, геометрической четкости и в то же самое время бездонная глубина каждого иероглифа. Простота и глубина.
В переводе Ильи Ерошенкова оно же звучит так:
«И, начинаясь у моей постели, уходит в небо, словно иней, белой луны дорожка – прямо в синеву.
И глядя вверх, луною очарован, я опускаю взгляд и будто снова оказываюсь дома – наяву».
Перевод Леонида Сторча:
«Перед моим окном белеет,
Плывет луна,
Как будто инеем покрыла
Весь пол она.
Я вверх смотрю на серебро,
На это небо
И вспоминаю дом, где я
Так долго не был».
Перевод советского поэта Александра Гитовича:
«У самой моей постели легла от луны дорожка,
А может быть, это иней – я сам хорошо не знаю.
Я голову поднимаю, гляжу на луну в окошко.
Я голову опускаю и родину вспоминаю».
Перевод Бoриса Мещерякова:
«Лег у постели ясный ли лунный свет?
Иней ли белый – осени первый след?
Взор поднимаю – полной пленясь луной.
Взор опускаю – вспомнив про дом родной».
Перевод Юлиана Щуцкого, довоенного китаиста, автора «Антологии китайской лирики 7–9 вв.»:
«В изголовии ложа
Сияет, светлеет луна.
Показалась похожей
На иней упавший она.
Посмотрел на луну я,
Лицо к небесам обратив,
И припомнил родную
Страну я, лицо опустив».
Как можно заметить, сюжет везде похож. Но вот художественная форма необычайно разная. Как же так получается? Ведь такое простое стихотворение. Всего четыре строчки по пять иероглифов. И такие разные переложения на русский язык.
Дословный перевод каждого из двадцати этих иероглифов следующий:
床 – «кровать». 前 – «перед». 明 – «ясная». 月 – «луна». 光 – «свет».
疑 – «кажется». 是 – «является». 地 – «земля». 上 – «на». 霜 – «иней».
舉 – «поднять». 頭 – «голову». 望 – «смотреть». 明 – «ясная». 月 – «луна».
低 – «опустить». 頭 – «голову». 思 – «думать о…». 故 – «родные». 鄉 – «места».
А как бы это стихотворение перевели лично Вы, читатель?
Возможен ли вообще какой-либо «правильный» перевод поэзии и высоко образных текстов? Автор считает, что нет. Любой перевод есть лишь отражение изначального стихотворения в сознании автора. Многие смысловые поля китайских слов абсолютно отличаются от русских. Бесчисленное количество нюансов и оттенков смысла абсолютно непередаваемы.
К примеру, вот в русском языке: птица «сидит» на ветке, но сделай из нее чучело, и оно уже будет «стоять» на столе. Ложка на столе «лежит», а тарелка «стоит». Но окажись тарелка в раковине, так она тут же начинает там «лежать».
Русское слово «готовить» имеет широкое поле значений. В английском, к примеру, «готовить еду» – cook. «Готовить ребенка к поездке» (подготавливать) – prepare. «Готовить домашнее задание» – do.
На китайском языке: к примеру, 张 (zhang) – это слово для определения как листа бумаги, так и стола. Почему? А для носителя китайской культуры это очевидно. Ибо смысловое поле данного термина охватывает плоские предметы. Такие как стол или лист бумаги. А еще это фамилия. А еще «натягивать лук» (张弧), «сжимать кулаки» (张拳), «раскрывать глаза» (张目), «устраивать банкет» (张宴) и т. д. Огромное смысловое поле, охватывающее то, что с вашей точки зрения «нелогично» и не должно охватываться.
Как передать эти оттенки смысла на другой язык? Возможно ли это вообще?
Посему нижеизложенные стихи великих даосских мастеров есть лишь видение автора с его скромными комментариями.
Каждый даос занимается творчеством. И не потому, что этого предписывает Учение. Но потому, что такова его внутренняя природа. Природа Творца. Кто-то выражает себя в каллиграфии, кто-то – в музицировании, кто-то – в изобразительном искусстве… Великим даосом, постигшим высочайшие высоты поэтического искусства был Ли Бай, известный также, как «отшельник синего лотоса» (青莲居士). Называемый также «бессмертным сошедшим в бренный мир» (谪仙人). А потомками почтенно именуемый «бессмертный поэт»[2] (诗仙). Воистину дар его необычаен. Дар, что есть у каждого. В глубине души находится неиссякаемый источник творчества. Постижение этого Источника и есть Путь.
Оригинал:
《月下独酌》
花间—壶酒
独酌无相亲
举杯邀明月
对影成三人
月既不解饮
影徒随我身
暂伴月将影
行乐须及春
我歌月徘徊
我舞影零乱
醒时同交欢
醉后各分散
永结无情游
相期邈云汉
Перевод:
Среди цветов один кувшин вина,
Нет близких рядом, пью один.
Я жестом пригласил луну, и вот она пришла,
Втроем, с луной и тенью, посидим.
Не в силах луна напиться сполна,
За мной следует тень, шевельнусь я едва.
Раз тень и луна в компаньоны мне дана,
Веселье продолжается, покуда не придет весна.
Я пою, и луна мне вторит,
Я танцую, и тень хаотично бежит.
Пока в сознании, вместе мы веселы,
Но каждый сам по себе, когда уже пьяны.
Беззаботными странствиями навечно связаны мы,
Договором о встрече на Млечном Пути.
Один из самых известных даосских патриархов – великий мастер Люй Дунбинь, именуемый также Люй Янь. Он был выдающимся алхимиком и магом; отшельником и развратником; дисциплинированным мастером внутренней культивации и беззаботным странником и поэтом. Он был всем, ибо обрел бесформенность (无形). И, став подобным воде, что наполняя кувшин приобретает форму кувшина, превзошел все формы, вышел за пределы обыденности в сферу сокровенного. Таков был патриарх Люй.
Оригинал:
西江月" 吕岩
落日数声啼鸟
香风满路吹花
道人邀我煮新茶
荡涤胸中潇洒
世事不堪回首
梦魂犹绕天涯
凤停桥畔即吾家
管甚月明今夜
Перевод:
На закате птиц пения звуки слышны,
Ветер наполнил ароматом путь, всколыхнув цветы,
Даос меня свежего чая испить пригласил,
Очистив душу от волненья, свободу подарил.
От дел мирской пыли очистилась душа,
В экстазе на краю небес кружится она,
Феникс у дома моего сел на краю моста,
Пусть этой ночью светит яркая Луна.
По шесть иероглифов в строчке.
Оригинал:
六言
春暖群花半开
逍遥石上徘徊
独携玉律丹诀
闲踏青莎碧苔
古洞眠来九载
流霞饮几千杯
逢人莫话他事
笑指白云去来
Перевод:
Чжан Юнь (張氳) – танский даос (653–745), также известный как отшельник с горы Гушэ-шань (姑射山). 15 лет практиковал в пещере, занимаясь внутренней алхимией. Прожил 92 года. При императрице У был приглашен ко двору, но отказался от придворной жизни, следуя принципу самоестественности (自然) и идеалу отшельнического уединения.
Также в седьмой год правления императора Сюаньцзуна под девизом Кай-юань (713) повторно был приглашен ко двору. Но отказал уже новому императору и вернулся в горы.
О великом мастере Чжан Юне известно крайне мало. И это одно из немногих стихотворений, которое дошло до наших дней. Он «странствовал с облаками», радовался жизни и был свободен как ветер.
Оригинал:
醉吟三首
去岁无田种,今春乏酒材。从他花鸟笑,佯醉卧楼台。
下调无人睬,高心又被瞋。不知时俗意,教我若为人。
入市非求利,过朝不为名。有时随俗物,相伴且营营。
Перевод:
В прошлом году не засеяли поля.
Этой весной для вина[7] нет сырья.
Пусть так, я улыбнусь[8] цветам и птицам.
В беседке лягу, чтобы пьяным притвориться[9].
Не смотрит никто, когда веду себя низко[10].
Таращатся взгляды, лишь душою возвышусь[11].
Сегодняшние нравы мне не понять[12].
Научиться бы как человеком стать[13].
На рынок не за выгодой иду.
Являюсь не за славой ко двору.
Временами поглощает мирская суета.
Да так, что без устали верчусь туда-сюда.
Ши Ханьши, также именуемый старец киноварной зари (丹霞老人), жил в конце династии Мин начале династии Цин.
Оригинал:
栖贤山居十首 其四• 释函是
自笑吾生足
支藤上紫霄
松门山日近
野火石云烧
老母留芋供
邻僧隔水招
—声樵笛响
催我下峰腰
Перевод:
Комментарий последней строчке:
催我 (цуй во) – «побуждает меня». Интересно, что催 (цуй) также означает слово «гипнотический транс» (цуй мянь, 催眠). 下 (ся) – опуститься, погрузиться.
Ввиду этого последние две строчки можно[20] перевести так:
«Мелодия одной флейты» – медитация на одном объекте. «Погружает меня, погружает меня в транс».
Самым известным чайным поэтом был Лу Тун (盧仝), также именуемый «второй чайный бессмертный», который написал выдающееся произведение под названием «Семь чаш чая», ставшее крайне популярным в традиционной китайской чайной культуре. Период – династия Тан.
Оригинал:
日高丈五睡正浓, 军将打门惊周公。
口云谏议送书信, 白绢斜封三道印。
开缄宛见谏议面, 手阅月团三百片。
闻道新年入山里, 蛰虫惊动春风起。
天子须尝阳羡茶, 百草不敢先开花。
仁风暗结珠蓓蕾, 先春抽出黄金芽。
摘鲜焙芳旋封裹, 至精至好且不奢。
至尊之余合王公, 何事便到山人家?
柴门反关无俗客, 纱帽笼头自煎吃。
碧云引风吹不断, 白花浮光凝碗面。
—碗喉吻润, 二碗破孤闷。
三碗搜枯肠, 惟有文字五千卷。
四碗发轻汗, 平生不平事,尽向毛孔散。
五碗肌骨清, 六碗通仙灵。
七碗吃不得也, 唯觉两腋习习清风生。
蓬莱山, 在何处? 玉川子乘此清风欲归去。
山上群仙司下土, 地位清高隔风雨。
安得知百万亿苍生命, 堕在颠崖受辛苦。
便为谏议问苍生, 到头还得苏息否.
Перевод:
«Солнце светило так высоко, я пребывал в глубоком сне,
Стук генерала в дверь, Чжоу-гун явился мне[21].
Вручено от советника императора письмо,
На белом шелке тремя косыми печатями увешено оно.
Раскрыв конверт, словно узрел советника лицо,
Пишет о трех сотнях упаковок «лунных кругов»[22].
Слышал[23], в горах в новом году
Насекомые едва пробудились и весенний ветер задул[24].
Сын неба в ожидании чая Ян Сянь[25],
Сто трав еще не смеют расцвести.
Обдувает бутоны жемчужные ветер благой.
Желтые ростки едва распустились ранней весной.
Свежевысушенный, ароматный, он только упакован,
От порчи вкус его чудесный сохранен.
Наслаждаются им император да удельные князья,
Как же получила его отшельника семья?
Закрыл ворота, чтоб люд простой не беспокоил,
Снял шляпу, чай прожарил, приготовил.
Не прекращаясь, дует ветер, облака из яшмы[26].
Белые цветы[27] сгустились в отражении чаши.
Первая чаша губы и горло увлажнила,
Вторая чаша одиночество мое устранила,
Третья чаша подарила вдохновенье,
Над пятью тысячами текстов размышленье,
Четвертая чаша – я в легком поту,
Неприятности уходят все на лету,
Пятая чаша – телом очищаюсь,
Шестая – и с бессмертными общаюсь.
Седьмую не в силах уже испить,
Лишь чувствую, что начинаю парить[28].
Как добраться до священной горы – Пэнлая?
Я, Юй чуаньцзы, чтобы вернуться, ветер оседлаю.
С высоких гор бессмертные землей повелевают,
Эти чистые места от дождей и штормов ограждают.
Как познать бесчисленные мириады жизней[29]?
Падения в омут колеса страданий и мученья.
Спрошу советника об этом я учтиво,
В конце концов, найду ли на пути отдохновенье».
Комментрарий. Поэт Ци Чань пишет ответ даосскому отшельнику с гор Вэйчжен-шань, который предложил ему также уйти от мира, жить в уединении и заниматься даосской практикой духовного самосовершенствования.
Период – династия Тан.
Оригинал:
《寄問政山聶威儀》棲蟾
先生臥碧岑
諸祖是知音
得道無—法
孤雲同寸心
嵐光薰鶴詔
茶味敵人參
苦向壺中去
他年許我尋
Перевод:
Даос Ши Цзянь-у, также известен как Ци Чжень-цзы («истинный мудрец, обитающий в горах»).
Период – династия Тан.
Оригинал:
《春霽》 施肩吾
煎茶水裏花千片
候客亭中酒—樽
獨對春光還寂寞
羅浮道士忽敲門
Перевод:
Комментарий. Здесь поистине удивительная игра смыслами. «Весенний пейзаж» (春光) может означать как умиротворение и медитативное спокойствие в горах, так и противоположное состояние сексуального возбуждения.
Ибо «весенний» в даосской культуре имеет смысл «эротический». То есть «весенними картинками» в Древнем Китае называли «эротические рисунки». А «весенний пейзаж» также означает «эротическую сцену».
Поистине удивительно поэтическое искусство автора, выражающего два противоположных состояния (медитативный покой и сексуальное возбуждение) одними и теми же словами.
Ибо традиционная даосская практика культивирует как медитативный покой («тихое сидение», 静坐), так и сексуальную практику, именуемую «искусство внутренних покоев»[41] (фанчжун-шу, 房中术).
Комментарий. Этот трактат по духовной практике медитации написан великим патриархом Люй Дунбинем, основателем северной даосской традиции. А комментарий на него написал великий мастер Чжан Саньфэн. Известный помимо всего прочего тем, что именно он создал Тайцзи-цюань. Тот самый внутренний стиль китайских боевых искусств, оздоровительную гимнастику, форму цигун… которые многие называют «Тай-чи».
Великий мастер Чжан Саньфэн также писал трактаты по даосской сексуальной практике, методам внутренней алхимии, боевым искусствам и т. д.
В полном восхищении этим человеком автор переводит известное стихотворное произведение, описывающее самую суть духовной практики. Да простит его читатель за то, что столь важное произведение было переложено на русский не в стихотворной форме. Ибо автора сделал упор на разъяснении истинного смысла этих драгоценных наставлений патриархов по духовной практике.
Оригинал:
养气忘言守
凡修行者,先须养气。养气之法,在乎忘言守—。忘言则气不散,守—则神不出。诀曰:缄舌静,抱神定。
Перевод:
Патриарх Люй Дунбинь: «Взращивая ци[42], в безмолвии храни»[43].
Мастер Чжан Саньфэнь: Совершенствующимся вначале следует взращивать ци. Метод взращивания ци заключается в забвении слов и хранении одного (практики шоу и 守—). Если забыть слова, то ци не будет рассеиваться. Если хранить одно, то дух-шень будет неподвижным.