Пьер Версен «Пожизненно» Pierre Versins «À perpète» (1959)

Консьержка смотрела, как он идет: спина дугой под потрепанным пальто, грязные гамаши поверх толком не чищенных башмаков, криво нахлобученный на плешивую голову котелок. Добиться от него чего-то большего простой вежливости было невозможно, и все-таки она к нему обратилась:

— Здравствуйте, мсье Дрюан! Хорошая нынче погода, а? С утра туман, а потом-то уж просветлеет!

— Здравствуйте, мадам Шуле, — ответил он, ускоряя шаг.

И услышал, как она кричит вслед, будто сообщая что-то срочное:

— Ваш омнибус-то пока не проезжал!

Он закрыл за собой дверь и нырнул в сырость. В самом деле, омнибус во весь опор несся с другого конца улицы, и кони — пар из ноздрей — остановились на углу, перед бакалеей. Он немощно вскарабкался в империал, не потому что ему там нравилось, а потому что в империале было почище; зябко сунул руки, окоченевшие, несмотря на митенки, в расширенные карманы пальто. И возвратились самые черные мысли: ему не удалось освободиться, и не удастся освободиться никогда, — мысли, стоявшие между ним и работой, между ним и всем миром. Какое падение! Всё из-за пустячного, в сущности, проступка… А перед ним ведь лежала широкая, благодатная, счастливая дорога. Всё из-за необдуманного действия — и жизнь погибла, безвозвратно. Он едва не разрыдался. Он, впрочем, и рыдал — каждую ночь, когда в одиночестве лежал на пропахшей потом кровати в ледяной комнатке, остававшейся невыносимой, несмотря ни на что.

Сосед по империалу, счетовод, как обычно по утрам, ощущал потребность поговорить. И, как всегда по утрам, сетовал, горько сожалел о том, что, дескать, ушли старые добрые времена. Старые добрые времена, о да! какая насмешка!

Он вдруг спросил себя — он часто задавал себе этот вопрос, — что бы сказал счетовод, объясни он, как обстоят дела на самом деле. Но нет — его сочли бы за сумасшедшего, упекли бы в Бисетр, где работает Шарко.

Шарко!.. Кто тут понимал важность Шарко, кроме горстки студентов и ученых? А он, мсье Дрюан, чиновник министерства, мелкий чиновник министерства, знал о Шарко, между прочим, много такого, чего студенты и ученые знать не могли, — больше, чем сам Шарко о себе знал.

Что бы было, например, если бы он, Гюстав Дрюан, мелкий чиновник министерства, отыскал Шарко в психиатрической лечебнице Бисетр и сказал ему:

— Мсье Жан-Мартен Шарко, у вас есть сын, Жан-Батист. Он отличится в покорении Антарктиды и пропадет без вести в 1936 году со своим кораблем «Пуркуа Па». Ваши с ним имена появятся во всех словарях.

Шарко, сам Шарко посмотрел бы на него пристально, очень внимательно, — и упек бы в психушку. Как бы он догадался, что Дрюан — осужденный, что в июне 2207 года его приговорили доживать свои дни в конце XIX века, потому что Дрюан — в припадке гнева — убил антаресца, волочившегося за его женой?

Судари мои, какой идиотизм. Он проснется, всё это окажется дурным сном. Но нет, ему не проснуться. Он родился в 2175-м, и ему суждено умереть в 1902-м. И хуже всего, что он не должен был это знать — но успел подкупить хранителя архивов прежде, чем был отправлен отбывать наказание. Хотя, может, и это тоже — часть наказания?..


Перевод — Николай Караев

Загрузка...