Погоня за призраком

1

Дмитрий Алексеевич Хохлов, он же Боцман, посмотрел на электронные часы на столе и широко зевнул. Было без двадцати пяти шесть. Еще как минимум пятнадцать минут штаны протирать. Иначе это занятие не назовешь.

Последняя неделя в их детективном агентстве была, как говорится, нулевой. В понедельник мужик пришел. Я, говорит, в командировку, на три дня, а вы за моей мымрой последите, уличить в неверности хочу. Установили они с Мухой наружное наблюдение, «наружку». Первый день вслед за «мымрой» по магазинам таскались, второй — четыре часа у салона красоты в машине ждали, а на третий она возьми да и свинти от них. Легко! И ведь как ловко под красный свет проскочила! Они за ней, а тут «мере» по правому борту вынырнул, ну и царапнули его — на пять штук баксов. Всю двухмесячную прибыль агентства пришлось козлу этому «шестисотому» отдать. Заказчику они, конечно, не сказали, что мымру упустили. За каждую минуту отчитались. По отчету выходило, что верна она своему благоверному, как монашка. Заказчик на радостях им с Мухой премию в двести баксов отвалил. Щедрый.

В среду они ценный груз сопровождали: какие-то ящики деревянные, на гробы похожие, с Павелецкой на Каширскую перевезли. Что там, в этих ящиках: трупаки или золото, им знать не полагается. Их дело — пушку наготове держать, чтобы в случае нападения грудью защитить частную собственность...

Разве о мымрах да гробах они с Мухой, корешком Олегом Мухиным мечтали, когда создавали свое агентство? Они думали, настоящие дела будут — оперативная работа, риск, рукопашный бой, стрельба, преследование, а вышел — пфук! Вчера Муха заявил, что во всем конкуренты виноваты. Мол, другие фирмы всю свою деятельность свели к рутинной работе по обеспечению безопасности богатых граждан и их собственности, поэтому к ним нормальные клиенты не обращаются. Может, он и прав. Собирались они купить «жучки» и камеры наблюдения для работы, а теперь пот, из-за новых обстоятельств, придется отложить покупку до лучших времен. Муха сегодня поехал в банк ссуду выбивать. Интересно, дадут — не дадут?

Боцман потянулся в кресле, посмотрел на часы — было уже без пяти шесть — и сунул ноги в летние туфли. В офисе, если не было клиентов, он всегда ходил и мягких тапочках — после армейских походов по горным рекам болели ноги.

Хлопнула металлическая дверь.

— Муха, ты?

Но на пороге возник огромный парень с бычьей шеей.

— Вы Хохлов? — спросил он.

— Дмитрий Алексеевич. У вас какие-то проблемы? — Боцман по-американски улыбнулся и подумал, что у этого амбала вряд ли могут быть какие-либо проблемы. — Мы готовы вам помочь. Присаживайтесь.

Но парень не сел.

— Поехали, дело есть.

— Извините, как вас зовут?

— Андрей.

— Очень приятно. Может быть, вы объясните мне, куда и зачем мы должны ехать?

— Мне сказали, вас привезти, — пожал плечами Андрей.

«Человек, выполняющий функцию собаки хозяина. Приказали привезти — привезет, приказали порвать — порвет. А раздумывать над приказами ему некогда», — подумал Боцман.

— Расскажите, что за дело. Если выбивание долгов или обеспечение охраны бандитской стрелки — не поеду.

— Не, не то! — замотал головой Андрей. — Надо, братки!

— Пока не узнаю, в чем дело, — никуда не поеду. — Последние слова Боцман выделил особо, давая понять, что это его последнее слово.

— Да я и не знаю ничего, — уклончиво отозвался Андрей. — Мне сказали — привезти, я и приехал. Да вы не волнуйтесь, здесь близко — семь минут.

Боцман понял, что вразумительного ответа от этого «быка» добиться не удастся.

— А я и не волнуюсь, — сказал Боцман с ленцой. И сдался, взглянув на обескураженного амбала. — Ладно, так и быть. Только мне напарнику позвонить надо. — Боцман набрал сотовый телефон Мухи.

— На проводе, — раздался в трубке голос Олега. Фоном голосу служила музыка в «кислотном» стиле.

— Ну как, удалось?

— Почти. На следующей неделе получим на хлеб с маслом.

— А ты где?

— В «Трех обезьянах».

— Слушай, тут дело есть, — Боцман посмотрел на Андрея, который терпеливо ждал у порога. — Заехал ко мне мужчина, говорит, приглашает на встречу, а куда, зачем — не говорит.

— Пошли ты его куда подальше. Лучше заваливай ко мне. Здесь клево. Напитки хорошие.

— Не могу, Олег, не тот клиент.

— Дернул тебя черт сидеть в офисе до шести, давно бы уже свалил! Ладно, скоро буду. — В трубке раздались короткие гудки.

По разработанной ими самими инструкции Боцман не мог ехать на встречу один. Детективное агентство есть детективное агентство — надо быть начеку. Мало ли. Могут подставить или в грязное дело втянуть. Всякие случаи бывают.

— Нужно моего напарника дождаться. Минут через двадцать будет.

Андрей взглянул на часы и покачал головой:

— Намылят мне шею. Ладно, скажу — искал. «Твою шею трудно намылить», — подумал Боцман.

— Может, вы все-таки присядете. Чай, кофе? «Потанцуем», — добавил он про себя.

— Кофейку, — Андрей опустился в кресло, и оно жалобно заскрипело под его большим телом.

«Надо секретаршу завести. Пускай на телефонные звонки отвечает и с амбалами разговаривает, — думал Боцман, насыпая кофе в чашки. — Смотри, какой настырный!»

Боцман подал Андрею кофе и вернулся за свой стол. Делал вид, что рассматривает настольный календарь, сам поглядывал на амбала и злился, что вместо законного отдыха предстоит какая-то загадочная встреча.

Через двенадцать минут в офисе появился Муха. Он был слегка под хмельком.

2

На девятиэтажном здании недалеко от Профсоюзной не было никаких вывесок. Но, судя по автоматам на плечах у охранников при входе, здешняя фирма отнюдь не школьными тетрадями торговала. Втроем они поднялись на лифте на седьмой этаж. Здесь в холле Андрей сдал Муху с Боцманом длинноногой секретарше, которая, очаровательно улыбаясь, повела их по широкому, устланному ковролином коридору, в конце которого они поднялись по мраморной лестнице еще на один этаж и оказались в зимнем саду. Умиротворяюще журчал небольшой фонтанчик, подсвеченный разноцветными огнями, в клетках мелодично щебетали канарейки, глянцевые листья пальм блестели в мягком свете, который проникал в сад через стеклянную крышу. Секретарша провела их в укромный уголок, где стояли кожаные кресла, рядом — журнальный столик с бутылкой французского коньяка, рюмками, чашками и прочими атрибутами деловых переговоров.

— Располагайтесь, угощайтесь, Николай Викентьевич сейчас подойдет, — сказала секретарша и, еще раз улыбнувшись на прощание, удалилась.

— Вот, нам такую же надо, — сказал Боцман, глядя ей вслед.

— Такая знаешь сколько стоит? — возразил Муха. Он потянулся к бутылке коньяку. — Ну что, попробуем, пока хозяина нету?

Боцман пожал плечами, и Муха, восприняв это как знак одобрения, разлил коньяк по рюмкам.

— Ну что, за успех нашего безнадежного предприятия?

Коньяк оказался хорошим, и поскольку хозяина все не было, собрались повторить — на этот раз за детективный бизнес, процветание которого зависело, по словам Мухи, от «внешних факторов», но тут за их спинами раздался приятный мужской голос:

— Здравствуйте, здравствуйте. Именно такими я вас себе и представлял. Вы — Дмитрий, вы — Олег. А я — Николай Викентьевич. — Невысокий мужчина лет сорока пяти, не подав руки, сел в свободное кресло. На нем был добротный костюм, который, впрочем, сидел мешком, ботинки — в пыли, волосы с проседью торчали в разные стороны. В общем, во всем его облике чувствовалась какая-то неряшливость.

«Без стиля мужик, — подумал Муха. — И видок у него... печальный, будто лимону съел».

Николай Викентьевич явно был чем-то расстроен.

— Вы пейте, пейте, не стесняйтесь, — разрешил он и, вздохнув, достал из кармана сигареты. — Я намеренно не стал сообщать охраннику, зачем вы мне понадобились. Это личное дело, и я не хотел бы, чтобы о нем судачили мои сотрудники, — Николай Викентьевич сделал паузу, прикуривая сигарету. — У меня пропала дочь.

— Где? — поинтересовался Муха.

— Побережье Краснодарского края.

— Когда?

— Два дня назад.

— Два дня — это не срок. Может, влюбилась, забыла все на свете.

— Нет-нет, здесь другие обстоятельства. Когда она не прилетела в Москву, я стал ее искать, выяснилось, что в семь пятьдесят она вылетела на вертолете в Адлер. В сорока километрах от аэропорта вертолет был сбит.

Муха невольно присвистнул:

— Что, вот так запросто в Краснодарском крае сбивают вертолеты?

— Не знаю, запросто или нет, но люди говорят, что вертолет развалился на куски после попадания в него кумулятивной гранаты, выпущенной из РПГ. Среди обломков был найден обгоревший труп вертолетчика и кое-что из вещей моей... дочери, но самой Ирины не обнаружили...

— То есть вертолетчик сгорел, а вещи нет? — уточнил Боцман.

— Да, кое-что осталось. — Николай Викентьевич кивнул на бутылку коньяку. — Да вы не стесняйтесь, пейте.

— Если я вас правильно понимаю, вы не верите, что она погибла, и хотите, чтобы мы попытались ее найти, — сказал Боцман.

— Правильно понимаете. Только не попытались бы, а нашли.

— М-да, задачка, — покачал головой Муха. — И сколько же мы получим в случае удачного исхода дела?

— Двести тысяч.

Муха с Боцманом переглянулись.

— Вы имеете в виду купюры с портретами американских президентов? — уточнил Муха.

— Именно. С физиономией Франклина. Без налогов, без отчислений в пенсионный фонд. Налом.

— Скорей всего, мы будем работать впятером.

— Уже торгуетесь? Хорошо, двести пятьдесят. Аванс пятьдесят тысяч сразу плюс бесплатный перелет до Адлера. Но у меня одно условие: с вами пойдут мои люди.

— Как контроль? — спросил Боцман.

— Как страховка. Мои люди достаточно хорошо подготовлены.

— Это, конечно, лишнее, но, как говорится, хозяин — барин. Ну а что в случае неудачи? — спросил Боцман.

— В случае неудачи, то есть если вы Ирину не находите, я плачу вам сто тысяч. Но все же я надеюсь на удачный исход дела. Естественно, прежде чем послать за вами, я навел кое-какие справки. Вы, пожалуй, единственное агентство, имеющее большой опыт работы в горах... Найдите мне ее, ребята...

— Не знаю даже, что и сказать. — Муха пожал плечами. — Пока слишком все туманно, неопределенно. Вы представляете, сколько квадратных километров мы должны прочесать?

— Представляю, — кивнул Николай Викентьевич. — У вас будет вертолет, необходимые технические средства, люди. Хоть сто человек. Все, что вы захотите.

— Вертолет, это чтоб и нас сбили? — усмехнулся Муха.

— Много народу — тоже плохо, — заметил Боцман. — Если мы возьмемся — нам прежде всего нужна карта, чтобы представить район поиска, фотографии вашей дочери и подробнейший рассказ о ней.

— Да-да, конечно. — И Николай Викентьевич, как фокусник, извлек из внутреннего кармана своего мешковатого пиджака сложенную вчетверо карту и фотографии девушки.

— Симпатичная, — сказал Боцман, разглядывая фотографии. — У вас она одна?

— Еще двое сыновей, — вздохнул Николай Викентьевич.

— Ну что ж, давайте посмотрим театр военных действий, — сказал Муха, разворачивая карту. Карта была подробнейшая, сделанная со спутника, были даже видны отдельно стоящие деревья.

— Вот здесь, — ткнул пальцем в небольшое озеро Николай Викентьевич, — здесь лежали обломки вертолета.

— Много обломков? — уточнил Боцман.

— Точно не знаю. Люди, которые проводили экспертизу, уточнят.

— Значит, нам надо с ними обязательно встретиться.

— Ради бога. Что вам рассказать про дочь?.. — Николай Викентьевич вздохнул, собираясь с мыслями. — Ей сейчас двадцать два, в университет поступила в неполные шестнадцать, в прошлом году закончила. Последние два года работала у меня. Неплохой математик.

— А вы, простите, чем занимаетесь, если не секрет? — поинтересовался Муха.

— Какой же это секрет? — пожал плечами Николай Викентьевич. — Высокие технологии. Чипы, сложная электроника.

— Ракетная?

— Да нет, что вы — бытовая. Умные машины, которые нам помогают в повседневной жизни. Ничего особенного.

— То есть вы не связываете исчезновение дочери с вашей профессиональной деятельностью? — спросил Боцман.

— Честно сказать, не знаю.

— Давай версии после, — сказал Боцману Муха и снова обратился к Николаю Викентьевичу: — Нам хотелось бы услышать от вас предысторию.

— Предысторию чего?

— Ваших отношений. Какая она, я имею в виду не внешне, а...

— Она?.. — Николай Викентьевич почесал переносицу желтым от табака пальцем. — Она моя внебрачная дочь. Двадцать три года назад мне часто приходилось ездить в командировки на Урал. Есть в Свердловской области городишко — Первоуральск, там хромпиковый завод. Наш НИИ часто посылал туда специалистов. Во время одной из поездок я познакомился с замечательной женщиной. Ну и... Когда Ирина родилась, стал помогать. Часто ездил туда. В Первоуральске был мой второй дом. НИИ развалился, мы с друзьями занялись бизнесом, который быстро пошел в гору... Шесть лет назад она приехала поступать в университет, я ей помог. Снял квартиру, теперь вот... — голос Николая Викентьевича предательски дрогнул, и он замолчал.

— Вы извините, конечно, за чудовищное предположение, но вдруг ваши эксперты просто не смогли найти ее труп среди обломков? — тихо спросил Муха.

— Не знаю. Я уже теперь ничего не знаю. — Николай Викентьевич горестно вздохнул.

— А в этой конторе вы кто, директор?

— Да. Генеральный.

— Хорошо, мы согласны. На подготовку нам нужен день. Послезавтра мы готовы вылететь.

— Завтра, вечером, — мягко сказал Николай Викентьевич.

— Завтра не успеть... — сказал Боцман, по поймав взгляд директора, сдался. — Ладно, понимаем, завтра. В таком случае мы должны будем провести инструктаж с вашими людьми. Завтра утром.

Николай Викентьевич полез во внутренний карман пиджака и вытащил две визитки.

— В девять утра вас устроит?

— Вполне.

— За вами заедут. В случае возникновения вопросов звоните прямо мне, не стесняйтесь. — Он протянул Мухе и Боцману но визитке.

— Мы и не стесняемся.

— Тогда всего доброго. — Николай Викентьевич поднялся, но Муха с Боцманом не шелохнулись. — Ах да! Ну надо же, забыл! Это все из-за несчастья. — Он полез по карманам и вытащил из них пять пачек в банковской упаковке. — Это ваш аванс. Здесь ровно пятьдесят.

— Ну вот, теперь действительно всего доброго, — сказал Муха, складывая деньги в свой дипломат.

Выйдя на улицу, Муха с Боцманом, не сговариваясь, рассмеялись. Еще час назад жизнь казалась им отвратительнейшей штукой, а теперь... Теперь они почти богачи: и на камеры слежения, и на «жучки» хватит, да еще и на халву останется.

— Не похож он на «нового русского», — задумчиво произнес Боцман. — Скорее, рассеянный профессор.

— Это стереотипы. Не все «новые русские» носят золотые цепи и держат пальцы «веером», — возразил Муха. — Нетипичный представитель.

— Нетипичный так нетипичный. Пускай будет так, — согласился Боцман.

3. ПАСТУХОВ

Давно я уже не видел своих парней. Все-таки мирная жизнь определенно расслабляет — последнее дело, которое принесло нам столько хлопот и неприятностей, надолго отбило у всех нас охоту искать приключений на свою задницу. Ребята, конечно, позванивали мне, я им. Обменивались новостями. Я приглашал их в гости, но они не ехали, ссылаясь на занятость. Док пропадал в своей больнице, Артист снова вернулся в театр, а у Мухи с Боцманом было с некоторых пор свое детективное агентство, которое, кроме неприятностей, никаких дивидендов им не приносило. Они-то, лопухи, думали: стоит дать рекламу в нескольких столичных газетах, как тут же словно из рога изобилия посыплются предложения, крупные заказы, приносящие многотысячные прибыли. Нет-нет, Муха с Боцманом не были наивными лохами, не знающими жизни, — как раз жизненного опыта у них было через край, просто они не просекли ситуацию на рынке. Весь бизнес уже поделили без них. Кто-то ушел под «крышу» к ментам и фээсбэшникам, кто-то к бандитам, а кто-то нанял себе людей из бывших президентских охранников, которые палят на звук с точностью чемпионов Европы и мира по стендовой стрельбе. Муха же с Боцманом вообразили себя Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном. «Овсянка, сэр!» А того не взяли в расчет, что, если у человека неприятности, он прежде всего обратится к милиции или к бандитам или в крайнем случае поведет расследование сам. У Боцмана с Мухой есть связи на Петровке, есть даже выход на экспертов, которые (естественно, за хорошие деньги) проведут любую экспертизу, но слишком уж не доверяют наши граждане частному сыску. Нет у нас в стране такой традиции. Частный сыск — это у них там, на Западе, а у нас — менты с дубинками и автоматами или бандиты с тем же арсеналом...

Я вздохнул, вспомнив случай, который произошел пять дней назад недалеко от моего дома в Затопине. Случай из ряда вон выходящий, клинический, ужасный... Он заставил меня задуматься о безопасности моих родных и близких и держать заряженное ружье не в кладовке в железном ящике, а под кроватью. Четырнадцать лет назад, когда я, будучи сопливым подростком, играл в «Зарницу» в военно-спортивных лагерях, в Затопине произошло жестокое и бессмысленное убийство, которое повергло в шок всю деревню.

В те горбачевские времена, как известно, царил сухой закон, магазины со спиртными брались с боем, который часто кончался увечьями, а то и смертью страждущих мужиков; самогон варили все, кому не лень, не только в деревнях, но и в квартирах многоэтажек. Люди, которые отродясь спиртного в рот не брали, запасались водкой, потому что в те времена она была самой «твердой» из всех валют. В общем, смутное было время...

Через два дома от нас жила некая тетя Люба, которая гнала самогон круглосуточно, причем самогон этот был настолько хорош, что за ним приезжали со всех окрестных деревень и даже из района. В избе у нее было что-то вроде ликероводочного завода: стандартные пол-литровые бутылки, пробки с «винтом», конвейер... Участковый ее не трогал, потому что сам гужевался в ее «погребах». Любина прибавка была больше самого жалованья милиционера.

В общем, тетя Люба процветала. Ее старший сын Володька по выходным рассекал по деревне на новеньких «Жигулях» — он учился в сельхозакадемии и снимал квартиру в Москве, вернее, мать ему ее снимала. Младший, Максим, учился тогда классе в пятом, был отличником, учителя даже ставили его в пример другим ученикам. Самогоноварение матери не мешало ребенку как следует учиться. Надо отдать должное тете Любе, она все делала для детей, как говорится, для них жила. Каждый зарабатывает деньги, чем может...

Однажды, вернувшись из школы домой, Максим обнаружил мать лежащей в подвале в луже крови. Она уже была мертва — кто-то ударил ее по затылку топором. Максим, недолго думая, схватился за ружье и побежал разыскивать преступника. К счастью для убийцы, милиционеры нашли его раньше, чем двенадцатилетний пацан. Убийцей оказался тракторист из соседней Константиновки. Повод для убийства выявился, конечно, ничтожный. У нас так часто бывает... С утра тракторист взял у тети Любы бутылочку, «принял на грудь», а поскольку показалось мало, к обеду взял еще... Медики говорят, что литр алкоголя — доза смертельная. Но только не для тракториста. Ему и литра показалось мало. Денег, конечно, больше не было, и он отправился к женщине просить водки в долг. А у тети Любы принцип: в долг никому не давать. Ну и правильно, стоит только один раз пойти на поводу у пьющих мужиков, и все — повадятся пить «на халяву», погубят бизнес! В общем, отказалась она давать трактористу водку, и тогда он, вспылив, схватился за топор... Убил тетю Любу, набрал водки столько, сколько смог унести, и побежал пить, пить, пить... Пил, конечно, не один, в компании. Никто из собутыльников даже не поинтересовался, откуда у него такое количество спиртного. Им лишь бы лилась...

На суде, после того как трактористу зачитали приговор — двенадцать лет, — Максим поклялся при всех, что, когда тот выйдет с зоны, он его «замочит». Такой вот отличник...

Парень выучился, закончил школу, затем Плехановку, устроился в одну фирму с приличным заработком. В общем, все у него, как говорится, «было путем». Не женился только, говорил — рано... И вообще ни с какими девушками не сходился. Поговаривать стали злые языки, будто нетрадиционной ориентации паренек. Это я только сейчас понял, почему он девушек избегал...

А тот тракторист отсидел положенное от звонка до звонка и вернулся в Константиновку. И обнаружил, что за ото время жена от него ушла, дети выросли и разъехались кто куда, в общем, остался он на старости лет бобылем. Впрочем, ненадолго. Скоро познакомился он с одной затопинской вдовой, стал к ней захаживать, а скоро и вовсе жить переехал. Вел себя тихо, пил мало, рассказывал мужикам, что на зоне все здоровье потерял, поэтому теперь ему не до питья. По той же причине не работал — сидел на шее у вдовы, которая его кормила, одевала, обувала...

Пять дней назад он возвращался из Выселок с полным бидоном молока — корову вдова не держала, больно много хлопот, молоко и сливки брали у двоюродной тетки задарма, — в каких-нибудь тридцати метрах от нашей околицы его окликнул Максим. В руках у него был охотничий карабин. Тракторист сразу все понял и побежал, но разве от пули-дуры убежишь? Максим выстрелил в него восемь раз, а потом бросил оружие в траву и пошел сдаваться участковому...

Все произошло обыденно и просто, безо всяких эффектных сцен, какими пестрят наши кинобоевики. Окликнул, выстрелил, сдался. Выполнил, стало быть, свое обещание. Все эти годы он носил в себе клятву кровной мести, она сидела в нем глубоко в подсознании, не позволяя самому привязываться к людям и привязывать их к себе. Произнеся в суде эти страшные слова в двенадцать лет, он обрек себя на одиночество. Тогда в одно мгновение рухнуло все: карьера, будущая жизнь... В суде конечно же вспомнят сказанное им. А значит, убийство тракториста будут квалифицировать как преднамеренное. Это очень большой срок...

После этого дурацкого случая я окончательно поверил, что, куда бы я ни поехал, где бы ни жил, всегда окажусь на «линии огня». Судьба, выходит, такая, идет за мной по пятам, «как сумасшедший с бритвою в руке».

Настоящий воин всегда воюет, даже когда спит или ест. Вот и преследует меня «война», не давая покоя... Пять дней назад я словно опять оказался в горах Чечни, где, убив человека, ты мгновенно приобретаешь кучу врагов — каждый мужчина из рода будет лелеять мечту перерезать тебе горло и успокоится только тогда, когда исполнит задуманное... Слава богу, что дочка моя Настена в тот день сидела дома — горло у нее что-то приболело...

Я провел инструктаж со своими женщинами, как себя вести в том случае, если начнется стрельба, но, кажется, они отнеслись к моим словам несколько легкомысленно. Во всяком случае, прошло несколько дней, и все забылось. Молоко и кровь тракториста впитались в землю, гильзы собрали оперативники, пустой бидон забрала безутешная вдова. Может, так оно и должно быть по законам природы: «тварь» погибла, кончилось отпущенное ей время, а жизнь потекла дальше, как песок в часах. Мы — песчинки, и только Господь знает, когда выйдет наш срок.

Убийство тракториста произвело на меня такое впечатление, что я несколько дней просидел дома, никуда не выходил. Заглядывали мои мужики-плотники, спрашивали, что делать, я говорил: «Делайте, что хотите, приду в себя — скажу». Не знаю, что они там делали без меня, ведь водку я их пить отучил, а куда же русскому мужику без «беленькой»?

«Кома» же случилась со мной потому, — это сейчас мне очень легко было представить, что я вдруг оказался на месте тех людей, которые живут себе мирно, никого не трогают, и вдруг бах-тарарах — у них под окнами начинается стрельба, летают пули, гибнут люди, течет кровь... Если вспомнить, сколько раз мне самому приходилось воевать в городах и селах, где жили люди, такие же, как мои Настена и Ольга, как мои соседи...

После тою как меня уволили из армии, иногда в моей в олове частенько мелькали пацифистские мысли. Но я отбрасывал их прочь, стоило только появиться людям из «конторы», из УПСМ, Управления по планированию стратегических мероприятий, и сообщить мне: псе, пора воевать за... Ну что ж, Воином родился, Воином и умрешь. Нас немного, мы каста, совсем как самураи в какой-нибудь там Японии. Разве что харакири не делаем, предпочитая смерть бесчестию, а так типичные самоубийцы.

Кстати, «контора» в лице полковника Голубкова меня в последнее время не беспокоила, видимо, крупных дел, достойных моей команды, в УПСМ не было, а «но мелочи» нас давно беспокоить отучились...

Многое передумав за тс пять дней, едва придя в себя, я отправился в церковь, к отцу Андрею. Человек я не ахти какой набожный, воспитание в стенах казармы десантного училища навсегда наложило на меня свой неизгладимый отпечаток, и в Бога я поверил только после Чечни, но с отцом Андреем мы как-то незаметно подружились.

Он своими разговорами пытался наставить меня на путь истинный, а мне было приятно пообщаться с умным человеком, который никогда не держал в руках оружия.

Психология человека, которому пришлось стрелять по живым людям, отличается от психологии человека «мирного». Недаром говорят о пост-военном синдроме: «афганском», «чеченском», «тьмутараканском» — неважно каком, главное, что речь идет о людях, возвращающихся оттуда, где стреляют и убивают... Когда приходишь после войны домой, тебе кажется несправедливым, что пока ты там «страдал за Отечество» с оружием в руках, здесь люди жили в свое удовольствие, веселились, любили, пили, прожигали жизнь. Им наплевать на тебя, на твое взвинченное, а то и истерическое состояние. Как говорится, «сытый голодного не разумеет». И тогда ты вдруг ни с того ни сего начинаешь испытывать ненависть к этим ни в чем не повинным людям и готов дать кому-нибудь по морде «за просто так», за косой взгляд, за легкую усмешку. Со мной случилось такое однажды — до сих пор стыдно...

С Ольгой мы были знакомы недавно, и однажды вечером возвращались из театра на автобусе, когда рядом подсел пьяный мужик. Он стал скабрезно шутить и не угомонился даже тогда, когда я сделал ему замечание. И тут на меня словно затмение нашло, я схватил его за волосы и пригнул к поручню сиденья. Пьяница беспомощно захрипел, размахивая руками и пытаясь до меня дотянуться. Достаточно было одного удара ребром ладони, чтобы он больше не возникал. И тут я поймал на себе испуганный взгляд Ольги, и рука сама собой разжалась. Автобус как раз притормозил на остановке. Мужик сорвался с места и, плюнув в меня напоследок, выскочил из автобуса. Мне осталось только утереться.

— Извини, он меня достал, — стал я оправдываться перед будущей женой. Но она меня не смогла понять. Она увидела вдруг во мне зверя, того самого зверя, который прячется в каждом из нас, до поры до времени не выходя из своей «норы».

— Зачем же так жестоко, бесчеловечно?

Как ей было объяснить, что иногда человек невменяем и не может понять ничего, Кроме физического насилия? Вот когда он чувствует, что противник сильнее его и может убить, — вот тогда у него срабатывают животный инстинкт самосохранения и он начинает вести себя адекватно. Наверное, тогда я действительно показался ей очень жестоким... Многое потом было на моем веку. И самому жизнью рисковать приходилось, и врагов убивать, но почему-то этот случай засел в моем подсознании навсегда и нет-нет всплывал в памяти...

Вот теперь вы, наверно, не удивитесь тому, что я иногда заходил в Спас-Заулок в гости к нашему священнику отцу Андрею...

— Давненько, давненько не захаживал, сын мой, — улыбнулся приветливо отец Андрей в этот раз.

— Дела, знаете, — соврал я. — Некогда. Мне показалось, что он заметил мое вранье.

— Дикий случай. Абсолютно, — отец Андрей словно прочитал мысли, которые тревожили меня все эти дни. — В моей голове не укладывается. Я ведь этого Максимку вот таким знал, — отец Андрей опустил руку, показывая рост пятилетнего ребенка. — И ведь какой славный был мальчишка. Наглядеться на него не могли. Грех, страшный грех, я уже молился за его несчастную душу, которой теперь не будет нигде успокоения...

— Он отомстил за мать, — не согласился я. — Как сказал, так и сделал.

— Не за мать он отомстил, а себя погубил, — возразил отец Андрей. — Будет теперь и до смерти, и после смерти страдать. Обрек себя на муки вечные.

— Да, это преступление, ничего тут не попишешь, но преступление во имя высшей справедливости. Церковь ведь не осуждает воинов, которые, сражаясь за веру и Отечество, убивают других людей. А разве это не такой же грех?

— Здесь другое, — покачал головой отец Андрей. — Ведь Максим в деянии своем не руководствовался ни патриотическими чувствами, ни верой. Злоба, чувство мести — вот что двигало его рукой, когда он направил оружие против убийцы матери. Ведь тот уже отбыл наказание за содеянное. Встал на путь исправления, обрел семейное счастье. Максим второй раз бедную женщину овдовил. Храни ее Господь!

— Из ваших слов, отец Андрей, следует, что надо вторую щеку подставлять даже подонку, который убил твоих родных, а теперь угрожает смертью тебе самому? Может, вообще не стоит защищать свою жизнь от воров, убийц и насильников? Пусть творят все, что им нравится?

— Перевернул ты все с ног на голову, Сергей Сергеевич, — усмехнулся священник. — Защищать живот до последнего вздоха Господь велел, но не первым, аки зверь рыкающий, нападать, сея смерть и ужас, а защищаться от врага. А Максимка-то как поступил? Некому было его на путь истинный наставить, один вырос, как в поле былиночка. Вот потому и пошел по пути зла...

Своей последней фразой священник как бы исчерпал наш спор. Да, может быть, он и прав. Пятьдесят процентов детей, которые растут без родителей, совершают преступления и попадают потом в лагеря и колонии. Встают на путь зла, как выражается отец Андрей, потому что никому не нужны. Пятьдесят процентов, каждый второй.

Иногда я задумываюсь над вопросом: а не идем ли мы, я и мои парни, по пути зла? Ведь кто знает, что у наших заказчиков на уме — добро или зло? Государство, оно, в отличие от человека, не имеет совести, и в своих действиях руководствуется какими-то глобальными принципами, заставляя десятки тысяч своих граждан поступать именно так, как ему нужно... За что, спрашивается, погибли мои друзья Каскадер и Трубач? Чем больше времени проходит с тех пор, как их нет, тем больше я убеждаюсь в том, что их жертва была напрасной.

— Отец Андрей, пожалуйста, помолитесь за упокой душ моих ребят Тимофея Варпаховского и Николая Усова, что лежат тут, на нашем кладбище...

— Рабой Нижних Николая и Тимофея? Обязательно помину в вечерней молитве. Царствие им небесное. — Он широко перекрестился.

Я раскланялся с отцом Андреем и, тоже перекрестившись, вышел из церкви. Зашел на погост, несколько минут посидел на скамейке у могил ребят. Старался не тревожить себя воспоминаниями. Земля впитывает в себя молоко и кровь, а жизнь продолжается и будет продолжаться до тех пор, пока живет на земле хоть один человек. Все-таки этот мир для них, для людей, а не для убийц...

4

Муха с Боцманом перед отлетом в Адлер встретились с экспертами Николая Викентьевича, которые подробно изложили им обстоятельства гибели вертолета. Несмотря на то что «черные ящики» с борта еще не были расшифрованы — над ними колдовали специалисты в Центре катастроф, — возникло несколько версий, которые следовало отработать по прибытии на место трагедии.

Согласно первой версии, вертолет зачем-то завис на небольшой высоте над озером, задел лопастями за деревья, стоящие на берегу, потерял управление и рухнул в воду. Труп был найден один — мужской. Судмедэкспертиза личность погибшего пока не установила, но было очевидно, что это пилот. Тот факт, что его нашли в переднем фрагменте вертолета, рядом с сиденьями экипажа, говорил сам за себя. Но то, что нашли всего одного погибшего, вовсе не означало, что девушка выжила в катастрофе. Бывает так, что человека даже в луже найти не могут, не то что в горном озере. Спрашивается: зачем было вертолету зависать так низко? — ведь, судя по рассказу администраторши отеля, где останавливалась дочка Николая Викентьевича, она торопилась на рейс Адлер — Москва. С другой стороны, у нее еще была куча времени до регистрации. По словам экспертов, нижний люк вертолета, через которые иногда десантируются спасатели, если вдруг «вертушка» не может приземлиться, был открыт, а трос на лебедке выпущен. Но створки люка вполне могло оторвать при падении или взрыве, а трос размотаться самопроизвольно, — ведь сорвало же лебедку с места!..

В эту версию не укладывалось то, что вертолет разломился пополам, как яичная скорлупа... Хотя при ударе о воду...

Согласно второй версии экспертов, вертолет был сбит кумулятивной гранатой или ракетой из зенитно-ракетного комплекса «Игла». Тут, как говорится, хрен редьки не слаще. При попадании кумулятивной гранаты в обшивку вертолета срабатывает взрыватель, расположенный в ее головке, и граната начинает извергать направленную струю газа температурой в пару тысяч градусов. Струя эта, вырывающаяся под большим давлением, разрезает металл толщиной до пятисот миллиметров, как нагретый нож сливочное масло. К тому же обшивка вертолета из магниевого сплава. Как известно из курса школьной химии, магний — металл весьма горючий. Тут не то что кумулятивной гранаты, простой зажигательной пули хватит. Если брюхо военного вертолета хоть как-то укреплено броней, то «спасатель» летает безо всякой защиты. При желании его можно расстрелять из автоматического оружия, тем более если «вертушка» находится неподвижно и на малой высоте. А в том, что вертолет не летел вперед, эксперты Николая Викентьевича были уверены на сто процентов — это они вычислили по траектории падения. На илистом дне озера не было никакого следа, который наверняка остался бы, упади вертолет в воду на скорости километров триста пятьдесят...

Согласно третьей Персии людей богатого заказчика Мухи и Боцмана, вертолет поразила шаровая молния. Синоптики сообщили, что в предгорьях ночью была гроза, да и вообще в этих местах атмосферного электричества много: каждый год от молний здесь случаются то пожары, то короткие замыкания на линиях электропередачи, и результате которых горные села на несколько суток остаются без света. При всей кажущейся фантастичности этой версии она была вполне реальна.

Боцман с Мухой, слушая экспертов, тут же вспомнили случай, который произошел с ними еще в первую чеченскую.

Боцман, Муха, Артист, Док, Трубач и Каскадер — в общем, вся группа Пастухова — вернулись после очередной операции и решили перво-наперво, как это водится, попариться и походной баньке. Что представляла собой такая банька? Брезентовая палатка. В ней докрасна натопленная печка-буржуйка, обложенная большими окатышами. В такой палатке под крышей жар — дышать нечем, а понизу тянет холодом. Конечно, это не русская баня и не сауна, но хоть что-то. Паришься в ней, как положено с веником, а потом выскакиваешь в тамбур, где стоят пожарные бочки с водой, и нырк! Ну вот, отправилась «команда Пастухова» на ночь глядя в эту самую армейскую баню, чтобы смыть с себя семидневную грязь, побриться да выпарить вшей, если они, не дай бог, за время отсутствия завелись.

Поскольку разведчики и спецназ в полку — это всегда элита, баню им интендантский взвод натопил заранее. Стали мужики париться, и вдруг влетает в полуоткрытый полог палатки, так сказать, «без спросу», огненный шар величиной с футбольный мяч и зависает над печкой-буржуйкой, а потом начинает кружить в горячем воздухе, собираясь баню если не взорвать, то уж подпалить наверняка! Естественно, несмотря на большой боевой опыт и хладнокровие, все кинулись наружу в чем мать родила. Выскочили на улицу, а тут как раз командир полка миссию ООН из трех баб и пяти мужиков по расположению водит, показывает, как русские воины хорошо в Чечне живут. Немая сцена. Неизвестно, попали ли голые пастуховцы в отчет членов миссии как пример разнузданного поведения завоевателей на свободолюбивой территории Чеченской Республики, но печку-буржуйку молния развалила точно, едва не устроив грандиозный пожар...

Четвертой версией был отказ двигателя или неполадки в системе управления. Муха с Боцманом, не делая пока никаких выводов по поводу причин гибели, тем не менее к последней версии отнеслись вполне серьезно.

Во время проведения многочисленных спецопераций им частенько приходилось видеть, как отказывает техника. Люди — они двужильные и способны на такие подвиги, о которых никогда даже и не задумывались, а вот техника частенько не выдерживает, и дело тут вовсе не в плохом техническом обслуживании, а в том, что она, в отличие от человека, просто не приспособлена к суперперегрузкам.

Когда полковая или дивизионная колонна выдвигается в многодневный рейд, отцы командиры прекрасно знают, что часть техники к месту постоянной дислокации своим ходом не вернется. Не вернется не потому, что подорвется на минах или будет подбита из гранатометов, а потому, что не выдержит испытаний на прочность. Тут свою роль играют сразу несколько факторов: и жара, и пыль, и перегрузки. Никакие заводские испытания не сравнятся с настоящими военными действиями.

Но и человеческий фактор нельзя сбрасывать со счетов. Во время рейдов и спецопераций как у солдата, так и у офицера есть только одно по-настоящему страстное желание — поспать. Ведь передвигаться по горам приходится ночью, чтобы не обнаружить себя перед противником, а днем, как и положено, надо вести основные боевые действия. Спать удается по часу, по два, в редких случаях — по три. Чувство смертельной опасности заставляет тебя все время «быть на взводе», но сутки на третьи организм не выдерживает, и начинаешь просто спать на ходу. Просто идешь и дремлешь, время от времени проваливаясь в другую реальность...

— Ну что скажешь? — спросил у Мухи Боцман, когда они с опухшими от подброшенной экспертами информации головами вышли из здания фирмы Николая Викентьевича.

— Скажу, что пословица «Лучше один раз увидеть, чем сто раз пощупать» в данном случае справедлива как никогда, — ответил Муха. — Какую из четырех версий мы сейчас можем выбрать как основную?

Боцман неопределенно пожал плечами.

— Вот и я тоже думаю, что никакую, — кивнул Муха. — Может, в кафе посидим, пообсуждаем всю эту хрень?

— Давай, — согласился Боцман.

Они зашли в небольшое летнее кафе с пластиковыми столиками и стульями. К ним тут же подскочила девчонка-подросток в короткой юбке и голубом переднике, положила на стол меню.

— Мы кушать не будем Нам пивка по две кружечки, — сказал Боцман, отодвигая от себя кожаную папку.

— Пиво только дорогое, импортное, по восемьдесят и сто двадцать. «Гессер», «Старопрамен», «Крушовице», «Красный бык», — тут же предупредила девица.

— Нам по «Старопрамену» и «Крушовице», — сказал Боцман.

Официантка кивнула и исчезла, а Муха покачал головой.

— Неужели у нас такой убогий вид, что даже официантки предупреждают о дороговизне, боясь, что мы неплатежеспособны?

— Нормальный у нас вид, — хмуро возразил Боцман. — Просто совковое отношение к посетителям при внешнем блеске до сих пор никуда не делось. Наверное, должно смениться не одно поколение советских людей, прежде чем оно исчезнет.

Официантка появилась с пивом. Она выставила кружки на столик и замерла, ожидая, что посетители немедленно с ней расплатятся. Но Муха с Боцманом сделали вид, что совсем ее не замечают, и девице пришлось отойти в сторонку. Впрочем, из виду она «солдат удачи» не выпускала.

— Нет, и все-таки мы, пожалуй, выглядим подозрительно, — покачал головой Муха. — Сказывается работа в частном детективном агентстве. Кстати, эта девица навела меня на кое-какие мысли по поводу предстоящего дела. Допустим, дочь Николая Викентьевича все-таки выжила в катастрофе и сейчас бегает по тамошним горам. Наверняка в глазах местных жителей она выглядит более чем подозрительно. Какая-то странная светловолосая девка без вещей...

— А почему ты решил, что она без вещей? — перебил приятеля Боцман.

— Да потому, что не могла она во время катастрофы еще и за сумку хвататься. Более того, у нее может не быть ни денег, ни документов. Вот ты, Митя, когда едешь в турпоездку, куда документы и деньги кладешь? В трусы?

Боцман весело рассмеялся и как следует отхлебнул из бокала.

— Скажешь тоже — в трусы! В карманы, конечно, во внутренние.

— А теперь представь себе, что ты девушка в платьице и карманов на этом платьице нет.

— Вряд ли я смогу себе такое представить, — улыбаясь, покачал головой Боцман.

— Естественно, что ты затыришь документы и деньги по чемоданам и сумкам. Когда случается катастрофа, человек думает только о том, как свою шкуру спасти. Вернее, не думает, а просто действует, сообразуясь с инстинктом, с подсознанием, и нет у него времени на глупости типа чемоданов и сумок с документами. Впрочем, речь сейчас о другом...

— О чем? О влиянии погодных условий на здоровье женщины?

— Веселишься? Деньги Николая Викентьевича оказали свое плодотворное воздействие на шишковидную железу?

— Да нет, просто никак не могу поверить, что наконец-то появилось настоящее дело.

— Настоящее! — передразнил Боцмана Муха. — Ты сначала выполни его, это настоящее... Девица в горах — все равно что иголка в стогу сена. Попробуй-ка, найди!

— А помнишь, как мы «отряд октябрят» нашли? — неожиданно спросил Боцман.

— А как не помнить-то! Да-а, ничего не скажешь, забавное было дело.

— Забавное! — покачал головой Муха. — Ты слова-то подбирай. Как говорит современная молодежь — фильтруй базар! Не забавное, а опасное...

5

Случилось это в самом начале первой чеченской кампании. Боевики захватили начальную школу в одном из русских сел на границе со Ставропольским краем. В школе этой было всего три учительницы и около сорока детей в возрасте от семи до десяти лет. Чеченские подонки, как водится, учительниц изнасиловали и убили, а детей угнали в плен, в горы.

У боевиков были далеко идущие планы. Во-первых, в случае окружения можно шантажировать «федералов» заложниками, во-вторых, из мальчиков в горных селах можно вырастить «воинов Аллаха», а девочек сделать наложницами, в-третьих, дети — неплохой товар, за который можно потребовать с несчастных родителей выкуп в несколько десятков тысяч долларов. «События могут разворачиваться по любому из сценариев, поэтому операция по освобождению детей и уничтожению боевиков должна быть проведена с нейрохирургической точностью» — до сих пор в памяти Боцмана и Мухи всплывали эти слова, произнесенные их тогдашним командиром, полковником Головиным. Хороший был дядька... В одной из операций его машина подорвалась на фугасе, так что потом два дня собирали, чтобы отправить домой в цинковом гробу «грузом двести»...

Нейрохирургическая точность в боевых действиях — вещь почти невозможная. И речь тут даже не об артиллеристах, которые порой «промахиваются» на пару километров и накрывают свои же подразделения, а о тех обстоятельствах, которые иногда возникают во время ближнего боя. Когда противник поблизости, ты находишься в крайне взведенном состоянии, у тебя нет времени на раздумья. Каждый миг может стать последним, если вовремя не нажмешь на спусковой крючок. Противник — он тоже боится, хоть все время и орет Аллах акбар! И в этой, прямо скажем, «нервозной» обстановке ошибиться и пальнуть в своего — проще простого.

В том, что бандиты будут прикрываться детьми, как живым щитом, они нисколько не сомневались. Для проведения операции в отряд взяли только «самых-самых», с большим боевым опытом. Одно из необходимых требований к бойцам — умение хорошо стрелять. Были, конечно, у них тогда и снайперы, но в условиях ближнего боя никакой, даже самый классный снайпер погоды не сделает.

Пастухов тогда выстроил своих бойцов и велел выложить из вещмешков весь сухпай. Неважно, сколько дней или недель продлится операция, его солдаты не будут таскать на себе лишние килограммы.

На войне главное — быть боеспособным, готовым в любую секунду отразить атаку противника, какой бы жестокой и мощной она ни была. А сытым или голодным умирать — это без разницы, да и потом бойцы такой спецгруппы, как их, просто обязаны уметь выживать в любых, даже самых жесточайших условиях...

Поскольку бандиты с детьми двигались медленней, чем обычно, группа Пастухова могла настичь их довольно быстро. Теперь надо было — обнаружить противника.

Для этой цели были задействованы специальная авиация и даже спутник-разведчик. Возможности современной разведывательной фотоаппаратуры таковы, что она может зафиксировать даже небольшое скопление людей, не то что легковой автомобиль или бронетехнику... В общем, благодаря авиа— и космической разведке Пастухов в течение суток узнал, где находится банда и в каком направлении она движется. Отряд сделал сорокакилометровый марш-бросок и обошел противника с тыла...

По предварительным данным, в банде было человек сорок, у Пастухова же — пятнадцать человек, включая связиста да авиа— и артнаводчиков. Но численное преимущество тут ни при чем. Еще Суворов говорил, что побеждать надо не числом, а умением. А умения в этой операции надо было ой как много! Основное — себя не обнаружить. Застать противника врасплох — уже полдела для успешного исхода такой операции. А в идеале надо стремиться к тому, чтобы просто не дать ему выстрелить ни разу!

Разведгруппа, высланная Пастуховым, обнаружила банду, которая двигалась под прикрытием «зеленки» по направлению к грузинской границе. До границы оставалось всего километров восемь, и отряду Пастухова нужно было преградить путь противнику до того, как он окажется на территории сопредельного и очень суверенного государства.

Пастухов сделал засаду в двух километрах от границы. Сначала его бойцы с помощью ножей бесшумно убрали бандитскую разведку и, пока командир их основной группы не вышел на связь, напали на боевиков. В течение трех минут банда просто перестала существовать...

Тогда Пастух посадил своих людей в канавы по обочине и сверху присыпал листвой, ветками, землей, так что боевики очумели, когда прямо у них из-под ног появились вооруженные до зубов русские солдаты и открыли шквальный огонь поверх детских голов.

Дети, кстати, оказались сообразительными — при первых же выстрелах попадали на землю. Погиб только один пацан, которого, как потом выяснила экспертиза, убили сами боевики. У каждого пастуховца тогда была своя цель, свой бандит, никаких промахов или ошибок! Выстрел — убитый, выстрел — убитый. Пока бандиты в ближнем бою пытались отбиться от засады, снайперы сверху снимали одного за другим... В отряде Пастухова было только двое раненых, в то время как банда была полностью уничтожена (пятеро сдались в плен, остальные погибли)... Пастухов применил тактику двойной засады: пока противник «отвлекается» на ближний бой, его уничтожают издалека. В суматохе, в горячке боя уже некогда выдвигать какие-либо условия, некогда прикрываться живым щитом; противник порой даже понять не может, откуда стреляют, начинает паниковать, спасая собственную шкуру. Позже начальство оценило операцию как блестящую и представило всех ее участников к наградам, но представления, как водится, куда-то затерялись, не дошли до Кремля...

Детей тогда вывезли на «вертушке» и вернули родителям. С ними потом работали психологи, пытались привести их в чувства, но вряд ли такое когда-нибудь забудется...

— Пастух — гений; — неожиданно произнес Муха.

— И Док гений, — шутливо добавил Боцман.

— И ты тоже.

— И ты. Когда только все это кончится? — спросил Боцман.

— Ну что, вернемся к нашим баранам? — сказал Муха.

— Вернемся. Но для этого нам надо еще по кружечке пива. Эй, девочка! — Боцман щелкнул пальцами, подзывая официантку...

6

В большом кабинете, погруженном в полумрак из-за того, что тяжелые шторы на окнах были плотно задернуты, за письменным столом сидел новый начальник УПСМ генерал Зеленцов. Галогеновая лампа равномерно освещала поверхность стола, разложенные на нем бумаги. Генерал изучал их, изредка бросая взгляд на циферблат больших настольных часов. Сейчас стрелки показывали девятый час. У него было еще десять минут времени, чтобы подготовиться к одному очень важному и ответственному разговору. Генерал взял со стола очередную бумагу, поправил очки на носу и углубился в чтение.

Сов. секретно

Экз. единственный

Генерал-лейтенанту Зеленцову В.А.

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЗАПИСКА

Принятие новых законов, обеспечивающих свободную куплю-продажу земли, позволяет прогнозировать смену приоритетов во фьючерсном инвестировании проектов и сделок. Так, вероятно перетекание капиталов из отраслей, которые уже поделены между собственниками, в сферу рискованного на сегодняшний день, но весьма перспективного в будущем сельскохозяйственного бизнеса. В настоящее время уже наблюдается отток средств собственников, недовольных процентами прибыли в традиционных отраслях. Пока инвестированием занимаются мелкие агрофирмы, которые «не делают погоды» в этой сфере экономики, но уже сейчас можно спрогнозировать интерес крупных корпораций и консорциумов, изучающих возможности этого сектора рынка. Эксперты отдела уверены в том, что через год-два начнется серьезный дележ земли и жестокая конкурентная борьба за сферы влияния, поскольку земля с ее недрами — одно из наиболее выгодных вложений капитала.

Записка подготовлена 01.08.2001

полковником Исаковым В.М.

Генерал отложил бумагу на край стола, сдвинул очки на лоб, откинулся в кресле и закрыл глаза. Он знал, что должен позвонить сам. Если он сейчас этого не сделает, найдется с десяток доброжелателей, которые потом, когда ситуация выйдет из-под контроля, немедленно намекнут высокому начальству, что виноват в этом он, Зеленцов. Ему-де и аналитические справки писали, и графики составляли, а он их проигнорировал, из-за чего некоторые не досчитались многих миллионов. И тогда — все! Эти люди могут простить многое, но только не потерю своих кровных денег. «Кровных» — не в смысле «своих», а в смысле замешанных на чужой крови... Генерал открыл глаза и решительно поднял трубку с телефонного аппарата.

— Алло, Антон Владленович? Добрый вечер. Это Зеленцов беспокоит. Звоню, как договаривались. — Обычно с подчиненными генерал разговаривал густым басом, но сейчас его голос претерпел некоторые метаморфозы — стал мягким, вкрадчивым и даже поднялся на пол-октавы выше. С ним бывало иногда такое, когда волновался. А волновался он сейчас действительно крепко: в том случае, если дело выгорит, он сможет смело выходить на пенсию, нимало не задумываясь ни о завтрашнем, ни о послезавтрашнем дне.

— Привет, — раздался в трубке рокочущий голос. — Ну, что там твои кроты накопали. Давай докладывай.

— Есть! — Генерал сдвинул очки на нос и пододвинул к себе нужные бумаги.

7. ПАСТУХОВ

В Затопине после нескольких дней моросящего монотонного дождя — небо словно оплакивало смерть тракториста-убийцы — выглянуло яркое, жаркое солнце, которое мгновенно все высушило. Деревенская ребятня, радуясь погожему дню, конечно, высыпала на улицу. Хоть мало их теперь по деревням, а крику от них — будь здоров. Но нам, здешним жителям, это в радость — раз дети есть, значит, жива деревня, жив еще народ... Моя Настена, понятное дело, была там же, со всеми. Ее звонкий голос разносился, кажется, на всю деревню.

Ольга ушла в магазин, а я собирался на вечернюю рыбалку: готовил снасти, варил кашу. Вчера сосед принес трех судаков килограммов на семь. Ольге тут же захотелось свежей рыбки, а меня зависть взяла. В общем, чужое — оно всегда большим кажется.

Закончив с кашей и снастями, я стал одеваться в «рыбацкую» одежду, когда с улицы донесся громкий, жалобный крик. Кричала Настена. Через мгновение я уже выскочил на улицу.

Моя Настена лежала на земле рядом с качелями и ревела что было мочи, а вокруг нее жалостливо толпились ребятишки. Я бросился к дочери.

— Что, что случилось, Настена?

— Рука, — Настена показала мне как-то неестественно согнутую правую руку. Насмотрелся я этих дел за свою жизнь — выше головы. Может, это все-таки вывих? Я надеялся на лучшее, но, когда я прикоснулся к Настиной кисти, она прямо-таки взвыла от боли. Увы, армейский опыт меня не подвел — все-таки это был перелом...

— С качелей она прыгнула, — сказал кто-то из ребятишек.

Да, такая у них, у затопинских, забава — раскачаться как следует и прыгнуть с качелей как можно дальше. Они даже соревнования устраивали.

— Прыгнула, — всхлипывая, созналась Настена.

— Ну теперь уж до больницы терпи.

Я подхватил дочь на руки и потащил к своему «шевроле».

Я и обычно-то езжу по трассе быстро, никак не меньше ста двадцати, а сейчас гнал под все сто шестьдесят. Даже Настена притихла на заднем сиденье.

В травмпункте сделали рентгеновский снимок — перелом лучезапястного сустава со смещением. Так я и знал! Хирург вколол дочери обезболивающее, принялся вправлять руку. Несмотря на анестезию, Настена кричала от боли. Мне так хотелось дать по морде этому коновалу — зачем он мучает мою девочку? — что я вышел в коридор. Я сдерживался, терпел, покрывался холодным потом, говорил себе, что врачу виднее... Короче, вправил он руку, наложил гипс и велел явиться на следующий день, чтобы он мог посмотреть, хорошо ли вправил руку. На обратном пути Настена, измученная всем случившимся, заснула.

Встревоженная Ольга встретила нас около ворот дома. Конечно, ей обо всем доложили, и она нервничала, ожидая нас.

— Ну что? — спросила она шепотом.

— Ничего страшного, — также шепотом ответил я, осторожно беря спящую дочь на руки. — До свадьбы заживет.

— Надо было ей парнем родиться, — со вздохом сказала Ольга. — Такая сорвиголова, вся в тебя...

— Ну что теперь поделаешь. — Я невольно улыбнулся.

Мы, уложив Настену в кровать, сели ужинать, и тут я увидел приготовленные с утра снасти. Какая уж теперь рыбалка! Остается только кашу курам скормить.

— Да, тебе Олег Мухин звонил, сказал, у них в агентстве какое-то дело есть.

— Какие у них в агентстве могут быть дела? — пренебрежительно (специально для Ольги) сказал я. Тем не менее вышел на веранду и набрал номер Мухи. — Привет, Олег, ты, говорят, мне звонил?

— Так точно. Слушай, командир, дело на сто миллионов. Девицу одну предлагают найти. Живой или мертвой — клиента не волнует. Главное — чтоб нашли.

— Где она пропала?

— На Черноморском побережье примерно в районе Сочи.

— Все уши прожужжали: агентство, агентство. А всех и дел-то — что каких-то баб на курорте искать!

— Какие уж есть, — обиделся Муха. — Не всем же Родину спасать, мы все больше по мелочи тырим.

Обиделся. Оно и понятно — я ж их с Боцманом родное детище грязью облил.

— Ну ладно, ладно, не дуйся, Олег.

— Ну так что, командир? Кусков по пятьдесят на нос заработать можно...

— Нет, Олег, не могу. Настена у меня приболела. Завтра мне ее в поликлинику везти... Да я думаю, вы с этим делом и вчетвером справитесь. Как ребята-то?

— Ребята согласны.

— Если возникнут проблемы — телефон есть, звоните мне.

— Ладно, Сергей Сергеевич, пока, — холодно сказал Муха, и в трубке раздались короткие гудки.

Ну вот, обидел пацанов. Они за мной и в огонь, и в воду, а теперь вот попросили, а я... Ну не могу я!..

Ладно, не кисейные барышни, чтоб обижаться! Должны понять...

8

Муха положил трубку и вздохнул, глядя на Боцмана.

— Ну вот, Пастухов тоже отвалился. Придется нам с тобой вдвоем это дело тянуть.

— Придется, — согласился Хохлов. — Видишь, все один к одному.

Сначала Муха с Боцманом позвонили Артисту. Дома трубку никто не брал, а в театре сказали, что Злотников на гастролях в Улан-Удэ и будет в Москве только через три недели. Потом они позвонили Доку. Здесь их тоже ждал облом. Жена Перегудова сообщила, что Иван с бригадой медиков полетел в Якутию, в города, пострадавшие от наводнения. Она даже приблизительно не могла сказать, когда он вернется. А теперь вот и Пастух...

— Ладно, Боцман, что нам. У пацанов у всех дела. Заказчик этот, Викентьич, нам своих людей обещал?

— Обещал. Хоть сотню.

— Ну вот, пусть дает. Возьмем на себя руководство операцией, а они пусть выполняют все остальное.

— Да, руководители из нас выйдут что надо, — засмеялся Боцман.

Ущелье, в котором за лесом спряталось небольшое озерцо, было погружено в утреннюю тишину. Но вот со стороны побережья донесся стрекот вертолета, и в ущелье показался ярко-желтый Ми-8, на бортах которого красовалась надпись «ТЕХНОЛОГИЯ». В утробе самолета, кроме пилотов, находились Муха, Боцман и четверо «бойцов» Николая Викентьевича. Ребята как на подбор — статные, широкоплечие, все бывшие офицеры армейского спецназа. Муха отметил, правда, у них один недостаток — все четверо были молчунами и не хотели «колоться» насчет своего славного боевого прошлого. Ну нет так нет, лишь бы отработать хорошо.

Предгорья Кавказа, освещенные южным солнцем, манили своей яркой, необузданной красотой. Боцман, глядя на открывшийся его взору пейзаж, даже цокнул языком от восхищения.

— Вот оно, озерцо! — крикнул Муха, стараясь перекрыть рев двигателя.

Боцман приставил к глазам бинокль. Действительно, прямо по курсу лежало озеро, а у берега из воды торчал вертолетный хвост. В бинокль было видно, что берег напротив места падения оцеплен желто-черной полосатой лентой, а в воде, метрах в десяти от него, покачивается большой красный буй. Людей рядом не наблюдалось.

— Разломился, — тут же предположил Муха, кивнув в иллюминатор. — Похоже на то, о чем говорил Николай Викентьевич, — граната из РПГ.

— Бывает, что вертолеты безо всяких гранат в воздухе разламываются, — возразил Боцман.

— Но реже и медленней, — пошутил Муха.

— А народу здесь, судя по всему, много побывало, — заметил Боцман.

Вертолет пролетел над озером и ушел вверх по ущелью. Вертолетчики выискивали подходящую площадку.

Если в у экспедиции не было поискового снаряжения: аквалангов, палаток, надувных лодок, ножниц с гидроусилением и прочего барахла, — можно было бы десантироваться на воду или в лес, но с таким грузом об этом нечего было и думать. Так что придется им теперь тащить все на себе назад до озера. Впрочем, площадка была найдена сравнительно недалеко, всего в двух с половиной километрах, поэтому уже через пятьдесят минут Боцман вывел поисковую экспедицию на берег чуть правее торчащего из воды хвоста.

Николай Викентьевич говорил, что его люди уже обследовали вертолет. Но одно дело, когда останки боевой машины изучают эксперты-летуны, другое дело — поисковики. Летунам важны их «железки», поисковикам — следы присутствия людей, которые находились на борту.

Сколько раз приходилось офицерам спецназа искать пропавших людей в горах в перерывах между боевыми операциями! Чаще всего находили их трупы. Главное в этом деле — контакт с местными. Если сумел к ним подмазаться — они тебе помогут в меру сил и возможностей. Не сумел — пиши пропало. Без проводников, без подсказок всю жизнь будешь плутать по склонам гор и ущельям в поисках того, «сам не знаешь чего».

Едва экспедиция вышла на берег, как из кустов показался сержант при синеньких погонах и с автоматом — безусый паренек маленького роста.

— Стой, кто идет? — крикнул он так, будто хотел, чтобы его услышали на турецком берегу.

— Свои, — просто сказал Муха и продемонстрировал пареньку выданный аж самим краснодарским ФСБ документ, дающий право на осмотр упавшего в озеро вертолета и проведение в близлежащей местности независимого расследования. Как уж там Николай Викентьич сумел договорится с «федералами» — одному Богу известно.

Сержант покрутил бумажку с гербовой печатью в руках, шумно пошмыгал носом и сказал:

— Пока следствие не закончено — не положено. Отойти на пятьдесят метров, — и, как бы подтверждая серьезность своего высказывания, наставил на Муху автомат.

— Ты че, больной? — вступил в разговор с ним командир «бойцов» Николая Викентьевича Гера — здоровый парень, больше похожий на «быка», боевика-убийцу, чем на отца командира. — Пойдем поговорим.

— Не о чем мне с вами разговаривать! — довольно истерично произнес сержант, одновременно пытаясь настроить свою портативную рацию, чтобы связаться с начальством.

И тут произошло то, чего Муха с Боцманом меньше всего ожидали: Гера молниеносным прыжком подскочил к сержанту, выбил из его руки автомат, и в следующее мгновение парень оказался лежащим на земле.

— Ну что, может, все-таки поговорим? — спросил Гера, приставляя автомат ретивого сержанта к его же груди.

— Д-да, — прохрипел парень.

— Пошли!

Муха с Боцманом переглянулись. Сержант поднялся и под прицелом автомата поплелся в кусты.

— Бабки ему даст, — тихо сказал Муха Боцману.

— Сомневаюсь я, — Боцман покачал головой. — Как бы чего другого не вышло...

Через несколько мгновений из кустов показались Гера с сержантом. У парня на плече опять висел его автомат, и вообще вид у него был весьма довольный, будто и не было никакого нападения на него, часового, во время «охранения вверенного ему объекта».

— Дал, — сказал Боцман. — И похоже, много.

— Это точно, — кивнул Муха, — на дембель малому хватит.

— Много ль надо — купить бедного солдата!

А Гера, выйдя из кустов, коротко распорядился:

— Приступайте!

Вообще-то по приказу Николая Викентьевича Гера был в полном подчинении у Мухи и Боцмана, но командирская сущность, которая есть в одних и напрочь отсутствует в других, — она всегда дает о себе тать. Мухе с Боцманом до поры до времени было наплевать, кто всем командует. Как говорится, пусть «потешится детинушка».

— Да-да, приступайте, — кивнул и Муха.

Кроме него и Боцмана на дно должны были опуститься двое людей Николая Викентьевича, чтобы вторично осмотреть останки вертолета. У них был такой приказ. Приказ так приказ. Но Муха заявил, что вчетвером внутри Ми-6 будет не развернуться, поэтому обследовать вертолет они будут по двое. Сначала они с Боцманом, потом эксперты.

Озеро оказалось глубоким. Дно резко уходило вниз прямо у берега, поэтому Муха с Боцманом в аквалангах сразу проплыли к тому месту, где покачивался на волнах красный буй. Ила на дне было немного, кое-где выступала скальная порода, попадались камни-окатыши. Корпус вертолета лежал на боку. Муха с Боцманом обследовали рваные металлические края пробоины. Муха показал жестом, что Викентьич был прав — граната.

Им немало пришлось повидать на своем веку всяких «ран», оставляемых кумулятивными гранатами в броне различной техники. Почерк у них характерный: если «железо» тонкое, граната может пройти насквозь, если толстое, как у танка, — выжжет все внутри. В данном случае граната вошла вертолету в брюхо и «обрубила» кумулятивной струей хвост. У тех, кто находился в вертолете, не было никаких шансов выжить.

Боцман показал Мухе на открытый нижний люк и свисающий из него трос. Муха кивнул. Они заплыли внутрь вертолета, вспугнув стайку рыб, и принялись сантиметр за сантиметром обследовать пространство внутри.

Через двадцать пять минут, закончив осмотр, Боцман с Мухой выплыли из корпуса и дали знак людям Николая Викентьевича — можно.

Пока Герины бойцы обследовали вертолет, они занялись дном поблизости. Метрах в десяти от вертолета Муха обнаружил на дне выпотрошенную дорожную сумку. Он осветил ее фонариком, сунул руку внутрь, удовлетворенно хмыкнул. Через сорок минут они всплыли.

— Ну, что скажешь? — спросил Муха Боцмана, когда они выбрались на берег и сняли подводное снаряжение.

— Пойдем отойдем.

Муха с Боцманом прошли мимо сержанта с автоматом к прибрежным кустам. Сержант, сидя на упавшем дереве, курил, чему-то беспрестанно улыбался и похлопывал себя по внутреннему карману гимнастерки.

— Они нам хоть и помощники, но, как говорится, каждый умирает в одиночку, — заметил Боцман.

— Ну так что скажешь, Митя? — проявил нетерпение Муха, когда они уединились достаточно надежно.

Боцман на мгновение задумался.

— Не так страшен черт, как его малютка. Если верить словам клиента, этого Викентьича, людей в вертолете было двое. Но если так, почему тогда открыт люк, почему из него выброшен трос? Взрывной волной выбило? Тогда были бы обломаны замки, а они целы. Это значит, что на борту, скорей всего, был только один человек, так что у нас есть шанс.

— Какой шанс? — не понял Муха. — Найти девицу? — Он покачал головой. — А если вертолет на нее упал и лежит она сейчас под ним всмяточку? Ты хоть не забыл еще, как быстро падает развалившийся в воздухе вертолет?

— Не забыл, — кивнул Боцман.

— Или утопла. Надо все озеро обшарить. Иначе какой смысл? Будем иголку в стоге сена искать?

— На обследование озера уйдет недели полторы-две, а то и больше. А если она выжила и бродит по горам? За это время можно пройти километров двести, — возразил Боцман.

— Если Ирина жива, значит, будет стремиться выйти к людям и связаться с отцом. Логично?

— Вполне. Но тогда плакали наши денежки.

— Ну, не совсем плакали. На «жучки» останется.

— А давай оставим людей Викентьича здесь по дну шарить, а сами двинем на поиски девицы? — предложил Боцман.

— Если они согласятся остаться, — покачал головой Муха. — Видел, какой этот Гера резкий?

— Видел, — кивнул Боцман. — Профи. Спецкурс называется: «Снятие вооруженного часового». Да еще и сержант оказался дурак-дураком.

— Сержант-то дурак, да мы с тобой люди умные, не будем вспыльчивому Гере возражать.

— Не будем, — согласился Боцман. — Ну, теперь колись, что ты там такого особенного в сумке нашел?