Погоня за судьбой. Часть II

Глава XIII. Цивилизация нулевого типа

Каждое действие встраивается в цепочку, каждое событие — в последовательность. Стоит сделать шаг, за ним неизбежно последует второй, и совсем необязательно, что его сделаешь именно ты. И уж точно нельзя достоверно предсказать, куда эта последовательность событий приведёт. Вечером я села на гравицикл, а утром следующего дня под развалинами дома оказался погребён маленький мальчик. Я не знала, что с ним, выжил ли он, и если да — удалось ли спасателям его вызволить, но я точно знала — всё это произошло по моей вине…

Прохлада окутывала раскалённое тело, в небе надо мной едва заметно кивал головой тусклый уличный фонарь. Наконец, я нашла в себе силы поднять голову и оглядеться. Бетонная дорожка огибала небольшой прудик, светлевший в сумраке серым пятном покрытой коркой льда водной гладью. За деревьями виднелись многоэтажные дома, а небо было освещено сплошным заревом от тысяч и тысяч городских огней — значит я всё ещё находилась в черте города. По моим прикидкам, я пробежала не меньше трёх километров, но этот город был поистине огромен. Он вбирал в себя всё окружающее пространство, всасывал людей, дома и целые районы, расширялся, и конца ему не было видно. И сейчас я была уверена — попав однажды в этот город, я никогда не смогу выбраться из него. Он проглотит меня и даже этого не заметит.

Я снова была одна, без средств к существованию — пачка денег куда-то испарилась из внутреннего кармана, — но хотя бы в относительном здравии. Поёжившись и закутавшись поплотнее в изодранную куртку, я понуро побрела в сторону домов. Рваная ссадина в боку давала о себе знать, всё тело было будто до самой макушки залито свинцом, но мне ничего не оставалось, кроме как за эту ночь добраться до института и встретиться там с профессором Агаповым — его разовая лекция была запланирована как раз на предстоящее утро. Я не могла позволить себе упустить единственный шанс на встречу…

Возле домов, прилегая к улице, развалился торговый центр с огромной парковкой. Одна из вывесок гласила: «VR-клуб «Сладкие ягоды». Название не сулило ничего хорошего, однако мне нужно было сориентироваться на местности, и я вошла внутрь. Галерея торгового центра встретила меня запахом мочи͐. Вдоль стены расположилась небольшая стайка доходяг в рванине. Они были худы — впалые щёки, сутулые спины и тощие фигуры выдавали в них молодых людей лет от двадцати до тридцати в крайнем истощении. Кто-то лежал на грязных картонках, раздавалось приглушённое сбивчивое бормотание:

… — Я попробовала, и на вкус — прям гадкое-гадкое вино, протухшее. А оказалось, что это арбузный пломбир! Ты спроси меня, чего я хочу — я тебе скажу. Я хочу пломбир! Давай сходим в магазин и украдём ту бутылку вина, а потом сделаем из неё пломбир… Ну дава-а-ай…

Речь оборвалась, послышался стон, перешедший в плач. Прямо на меня, чуть приоткрыв рот, потухшим взглядом из-под полуопущенных век смотрел грязный наркоман в разгар прихода. Второй полулежал рядом с ним и сосредоточенно ставился в вену. Ещё один доходяга разгорячённо пытался что-то объяснить четвёртому:

… — И когда ты слышишь стук — это твоя рука пишет. На туалетной бумаге. Туалетная бумага пишет твою жизнь. Когда ты разбился, разломался на куски… Когда ты провалился сквозь пол, ты берёшь вот эту ёлку… И вкручиваешься с другой стороны, ёлка здесь, а ты — тут…

Я шла по мощёному блестящим кафелем коридору. По одну сторону от меня за слоем стеклопластика сверкали округлыми ягодицами и скалились белозубыми улыбками телевизоры с рекламой, а по другую — замерев, отклячив челюсти, меня провожали взглядом бездонных чёрных дыр полдюжины наркоманов. Они будто пытались узнать во мне свою, отбившуюся от стаи потерявшихся в этом городе, в этом мире бесчисленных душ. Словно я сейчас сяду рядом, прислонившись спиной к стене, и сольюсь с этим грязным, пугающим человеческим ландшафтом напротив ураганного рекламного огня…

Впереди показалась большая вывеска «Сладкие ягоды». Стоявший у входа охранник при моём появлении ощутимо напрягся, оглядел меня с головы до ног, но ничего не сказал — видно, привычен уже был к разного рода оборванцам. Я вошла внутрь.

Играла музыка. Тут и там на диванчиках, подключённые к нейрам торчащими из стен проводами, сидели, лежали люди, едва заметно подёргивая руками и ногами. Вдоль стены протянулся ряд дверей — над каждой из них висел монитор, который показывал происходящее внутри. На экранах были люди. Кто-то стоял посреди мягких стен, бессмысленно крутя головой и размахивая руками. Кое-кто лежал на полу, содрогаясь в экстазе. Рядом со мной по стойке стучала кулаком какая-то всклокоченная неопрятного вида полная девушка. Она истерично требовала:

… — Хотя бы один час! Я же твой постоянный клиент!

Молодой парень в очках за кассой, не выдержав, перешёл на повышенные тона:

— Вот именно, Нинель! Ты мой постоянный клиент, и задолжала мне уже за целый месяц!

— Я завтра принесу, клянусь! Мне очень нужно в «Лав Сториз»! Я не могу без неё!

Рядом появился охранник — небритый, с заспанным лицом. Вынул из-за пояса миниатюрный электрошокер и спросил:

— Мне её вывести?

Парень схватился за лицо, обречённо покачал головой и сел за компьютер.

— Не надо, Леонид Николаич. Не хочу я, устал уже от скандалов… Ладно, иди, девятая кабинка. Достала хуже горькой редьки. И если наследишь — приберись за собой…

— Спасибо тебе, спасибо! — Нинель неуклюже запрыгала от счастья, сверкнула красными блестящими глазами и устремилась в дальний угол помещения, к одной из дверей.

Скрывшись, щёлкнула замком, а над дверью включился монитор, на котором Нинель судорожно натянула шлем и улеглась на мягких матах в призывной позе.

Я подошла и облокотилась на стойку. Молодой человек, отвлёкшись от монитора, оглядел меня — пыльную и грязную, в разодранной одежде, — и нахмурил брови.

— Подруга, тут не ночлежка, — бросил он. — Если тебе негде переночевать, иди куда-нибудь в другое место. В коридор к остальным или в метро, например…

Голос мой зазвенел металлом неожиданно для меня самой:

— Послушай-ка, дружок, я хоть и устала, но я здесь не на ночлег. Мне всего лишь нужна информация, и я её получу. Мне нужен компьютер с картой местности.

— А геолокацию в нейре включить не судьба? — развёл он руками в недоумении.

— Если бы всё было так просто, я бы сюда не пришла. А теперь, пожалуйста, скажи мне, какой из свободных компьютеров я могу занять на пять минут?

Я положила руку на стойку, раздался щелчок, и в лицо администратору, оттопырив пыльный рукав, уставилось жерло бластера. Устало закатив глаза, парень обречённо протянул:

— Как же вы меня достали… Что ни день — то какой-нибудь прикол… Вон там, возле колонны. Сейчас разблокирую.

— Спасибо, мой хороший. И будь паинькой, не звони в полицию.

Я доковыляла до монитора и, поглядывая на администратора, который как ни в чём не бывало уткнулся в стол и занимался своими делами, открыла карту города. Так… Я здесь. А МФТИ здесь. По счастью, я находилась сравнительно недалеко, и мне нужно было преодолеть всего лишь несколько километров. Примерно запомнив маршрут, я отключила сеть, встала из-за монитора и подошла к стойке. Парень поднял вопросительный взгляд. Я махнула рукой в сторону ряда дверей, за одной из которых скрылась истеричная особа несколько минут назад:

— Слушай, а что это там?

На мониторе давешняя Нинель извивалась, лёжа на полу и сжимая бёдра.

— Кабинки виртуальной реальности… интимного характера. Люди просто подсаживаются на это и становятся натуральными виртоманами. Забывают о реальной жизни, с ума сходят. — Он понизил голос. — За три года при мне одиннадцать человек с припадком в дурку увезли, представляешь? А если они платят, я им слова поперёк не могу сказать. Такое устраивают… В суд подают, оборудование ломают…

Я задумчиво обвела взглядом помещение, чем-то похожее на зал с застывшими восковыми фигурами.

— Многие бегут, — сказала я. — От реальности, от себя… Очень важно не забежать слишком далеко, откуда уже нет возврата… Ладно, спасибо тебе. И прости меня за грубость — день не задался. Мне пора.

— Удачи… в твоих делах.

— Ага…

Я вышла под ночное городское небо. Стоял лёгкий морозец, но мне холодно не было — я успела хорошенько согреться за последнее время, но уже ощущала, как подкатывает простуда. Ватная голова гудела, хотелось прилечь, но я должна была двигаться вперёд.

Оглянувшись и убедившись, что за мной никто не следит, я выбрала направление и зашагала вперёд. В вышине неслись огоньки глайдеров, и подспудно я пожалела о том, что не стрясла с этого ботаника денег на аэротакси, но мне претила мысль о грабеже. Парню и так достаётся на этой скотской работе.

Камеры на углах зданий были равнодушны ко мне. Они провожали взглядом редких прохожих, автомобили, но меня не замечали в упор — работал чип-кодировщик, подаренный Фёдором. Перебрав в памяти последние дни, я пришла к выводу, что моих следов в «Счетоводе» не было. В этом городе лишь несколько людей знали моё имя и внешность, и чтобы найти меня среди сонма жителей, полиции потребовалось бы вручную просматривать записи наблюдения с камер, чем, конечно же, никто заниматься не станет.

Многие называли «Счетовод» просто Системой, но официально она называлась Глобальная Система Контроля Материальных и Людских Ресурсов. К ней были подключены все сервисы — системы оплат, навигация, онлайн-покупки, такси, авиа- и космические перелёты — в общем, всё, что требовалось для комфортной жизни в Конфедерации. Обратной же стороной комфорта была полная история действий, болтавшаяся за каждым жителем Сектора, словно хвост, за который органы правопорядка при желании могли легко ухватиться и вытянуть на свет целую жизнь.

Но только не за мой хвост — он был отсечён под самый корень…

Улицы сменяли одна другую, переулки выходили на проспекты, которые упирались в эстакады. Тихие дворики и шумные стоянки аэротакси, крикливые пьяные компании и понурые силуэты бедняков, медленно ползущие автомобили с дребезжащими от громкой музыки номерными знаками и точки проносящихся в вышине глайдеров — город не спал, он жил своей жизнью, которая не прекращалась ни на минуту…

Устало ковыляя по очередному проспекту, я заприметила впереди полицейский фургон, движущийся мне навстречу. Секунда размышлений — и я свернула в проулок, к тёмным деревьям. Позади шумели машины, слева возвышался спящий жилой дом. Во дворе было тихо, лишь ветер шумел в кронах деревьев, сквозь которые справа проглядывало сплошное пятно ярко-белой стены. Из тьмы показались массивные латунные ворота с небольшой приоткрытой дверкой у их основания, а по асфальту побежал луч фар свернувшей следом за мной полицейской машины.

Стараясь вести себя естественно, я сунула руки в карманы и устремилась прямо к латунной дверке. Передо мной вырастало величественное сооружение — белоснежные стены, покрытые известняком, были украшены вытянутыми вверх продолговатыми окошками. Всё это древнее великолепие венчали золотистые купола, россыпями искр скользившие сквозь беспокойные ночные ветра. Я потянула на себя дверь и вошла в звенящую тишину храма.

В просторном зале не было ни души. Округлый потолок с изображениями святых сходился над головой, а под ногами сверкал мрамором идеально чистый пол. Справа возвышался иконостас, из его едва освещённых глубин на меня выжидающе смотрели образы святых. По левую руку от меня редкой россыпью свечей во тьме выделялся канун, и я направилась прямо туда. По спине бежали мурашки, я уже почти слышала — сейчас скрипнет дверь, и следом за мной войдут полицейские. Но ничего не происходило, было абсолютно тихо, даже городской шум не достигал этого места, не мог пробиться сквозь толстые надёжные стены.

Я подошла к кануну, над которым застыло небольшое распятие. Скосив глаза на лежащие тут же свечи, взяла одну из них и осторожно, стараясь не дышать, подпалила от уже горящей. Глядя на танец свечного пламени, я чувствовала странное опустошение. Душа будто погружалась в чёрную бездну, напитываясь болью от совершённых деяний. Убитые люди, искалеченные судьбы, сломанные жизни. Всё это происходило рядом со мной, будто я была ураганом, сметающим всё на своём пути. Он, может, и рад был бы дарить людям радость, нести счастье и достаток, но такова природа урагана — разрушать. Он больше ничего не умеет…

— Я могу вам чем-то помочь? — раздался тихий деликатный голос.

Я вздрогнула, обернулась и увидела рядом с собой священника. Коренастый, небольшого роста, в чёрной мантии, с массивным крестом на груди, он, сцепив руки, вопросительно-выжидающе смотрел на меня умными и добрыми глазами из-под массивных очков. Седые волнистые волосы были забраны в аккуратный хвост.

— Не уверена, — ответила я. — Можно я просто постою тут немного, а потом пойду?

— Конечно, как скажете. Если понадоблюсь, я буду рядом, — сказал священник и растворился в приалтарной тьме.

Неожиданно мне захотелось поговорить хоть с кем-нибудь, поделиться наболевшим, покаяться в содеянном. Покаяться? Нет, это вряд ли… Перед глазами то и дело восставал образ — маленький Саша, его ручка, тянущаяся ко мне сквозь тьму, и едва слышное: «Пожалуйста, возвращайтесь».

— Уважаемый… — позвала я священника. — Хотела сказать отец, но отцом вас язык не поворачивается назвать… Не знаю, почему — не могу.

Священнослужитель материализовался по правую руку от меня и устремил задумчивый взгляд на распятие.

— Это необязательно, — легко сказал он. — Вы пришли сюда, и это уже благо. А Отец у нас у всех один — и это не я.

— Скажите… Прошло две тысячи лет… — Единственный вечный вопрос пришёл мне на ум. — Почему человека всё ещё нужно запугивать адом и поощрять раем, чтобы он был хорошим? Ведь это автоматически значит, что такой человек — плохой. И хорошим он может стать только из-под палки.

— Страх смерти — вот что заставляет нас спешить, совершать глупости и ошибки, — задумчиво проговорил мужчина. — Я не думаю, что есть плохие люди — есть заблудшие души, потерявшиеся в лабиринтах своего страха. Он свойственен только людям, потому что только люди из всех живых существ осознают свою конечность. И страх этот исходит от того, что люди добровольно подвешивают себя над бездной безбожия.

— Даже если Бог есть, Вселенная настолько огромна, что ему просто не до нас, — сказала я.

— Человеку иной раз нужно веровать в какую-то высшую силу, иначе он остаётся один на один с бездной, — заметил священник. — Тонкая ниточка сердечного ритма отделяет заблудших от безвременья и вечной тьмы, в которую они веруют. Разве можно избавиться от страха, если вы убеждены, что единственное, что ожидает вас — это тьма? Ничто.

Ничто… Мягкий голос его спружинил о стены и растворился в сумраке под куполом.

— А что, если они правы, и там ничего нет? — спросила я. — Что, если однажды сердце остановится, а тело просто превратится в вещь, в гору бесполезного мяса?

— Историю Иисуса впервые рассказал тот, кто видел всё своими глазами. — Священнослужитель улыбнулся. — Никто не знает достоверно, что нас ждёт. Вам легче от осознания вечной пустоты и ничто?

— Нет, не легче, — призналась я.

— В том-то и дело. — Священник взглянул на меня. Блики свечного пламени отражались в стёклах. — Поэтому вы пойдёте дальше — искать свой путь и свою силу, а я останусь здесь. Потому что я их уже нашёл.

— Хорошо иметь абсолютную, непоколебимую веру, — заметила я. — С ней намного проще жить.

Капля воска упала на металл ладони, застыла крошечной полупрозрачной кляксой.

— Не бывает абсолютной веры, — сказал священник. — Только ноль всегда абсолютен, он превращает всё в ничто. А нам, людям, свойственны сомнения, и это нормально. Лишь глупцы и фанатики никогда не сомневаются.

Мы стояли рядом и молчали. Служитель церкви, смысл жизни которого был в спасении человеческих душ, и убийца, чьи руки были по плечо в крови. Я хотела рассказать ему всё — от начала и до конца, во всех подробностях. Попросить прощения за всё, что творила, за все отнятые жизни, поплакать у него на плече крокодильими слезами. Однако во всём этом не было смысла, и я смогла лишь выдавить из себя:

— Мир рушится. Я это чувствую.

— Это было и это будет, — спокойно ответил он. — Вавилон пал, Вавилон забыт. Построен новый Вавилон, с единым языком, но новыми идолищами и новыми разделительными рубежами. И этот Вавилон тоже падёт. Однако, каждый его житель имеет свободу выбора, и каждый в силах сделать правильный.

Порыв гулявшего в здании ветра ударил в спину, свеча в моей руке потухла. Я сказала:

— Мне пора идти.

— Идите, — ответил он. — Это лучшее, что можно сделать, когда не на что опереться…

Возле церкви было пусто. Не было полицейского фургона, в кустах меня не поджидали бойцы спецназа, поэтому я выбралась под свет фонарей и отправилась дальше по проспекту.

Миновав широкую кольцевую дорогу, я вышла к старым заброшенным рельсам. Две неровные ржавые колеи уходили вдаль, потрескавшиеся бетонные шпалы были подсвечены тусклыми фонарями тянувшейся параллельно улицы. Тело гудело от усталости, я считала шпалы, шагая по полотну, и в конце концов, миновав полдюжины стрелочных переводов, упёрлась в тупик, обрамлённый забором территории института. Цель находилась в одном шаге от меня.

Забор был высоким, но местами вплотную к нему росли деревья, поэтому перебраться через него не составило труда, и я оказалась внутри периметра за старым кирпичным гаражом. Вокруг валялись какие-то ржавые железяки, общий пейзаж говорил о том, что это техническое строение давно не используется. Пробравшись по сугробам до неожиданной проталины, я обнаружила пару тёплых труб со старой ободранной изоляцией, выходящих из-под земли и скрывавшихся где-то за забором покосившихся бетонных плит. Порадовавшись столь удачному стечению обстоятельств, я решила отогреться и переждать здесь остаток ночи.

Я сидела, прислонившись спиной к трубе, и глядела в небо. Здесь, на глухой окраине города, можно было легко различить пульсирующие огоньки звёзд. Где-то там наверняка подмигивал мне мой Луман, неразличимый на фоне гораздо более ярких и массивных светил, а вокруг него вращался мёртвый ледяной шар моей погибшей родины. В этой тишине разум мой, словно нож, резала мысль о людях, погребённых под развалинами жилого дома, которые до сих пор разбирают спасатели. О маленьком мальчике Саше…

В особенно серьёзных случаях к поискам людей под завалами привлекают специально обученных поисковых собак. Говорят, что собаки, пытаясь отыскать людей и натыкаясь раз за разом на погибших, впадают в депрессию. Тогда сами спасатели разыгрывают небольшой спектакль и прячутся где-нибудь среди завалов, притворяясь жертвами, а когда собака находит их — вскакивают, всячески радуются и делают вид, что их и правда спасли. Говорят, собакам это и вправду помогает…

Так я и просидела в полудрёме до самого утра, а когда приближающийся рассвет принялся робко выхватывать из темноты окружающие деревья и сооружения, я кое-как обтёрла грязную одежду снегом, придав ей более-менее сносный вид, и направилась к торчащему из-за голых ветвей красноватому зданию, высота и монументальность которого выдавали в нём один из корпусов института. Вокруг не было ни души.

Я обошла корпус, поднялась по широкой лестнице и толкнула незапертую дверь. В фойе меня встретил сонный пожилой вахтёр, и я с порога поинтересовалась:

— Скажите, пожалуйста, где будет давать лекцию профессор Агапов?

Сторож на секунду задумался и ответил:

— Астрофизик, что ли? В главном корпусе, вроде бы. Как выйдешь, прямо по тропинке вперёд, и увидишь огромное здание из стекла и бетона. Вот тебе и туда.

Поблагодарив вахтёра, я вышла на улицу и через несколько минут без труда обнаружила искомое здание, которое не зря именовалось главным корпусом. Высотой в семь этажей, оно имело выдающийся вперёд высокий фасад, крыша которого была оборудована под посадочную площадку. Ломаные линии самого́ продолговатого корпуса сверкали зеркальным покрытием. Фасад был виден насквозь, и внутри я заметила пропускной пункт с охраной.

Нужно было пробраться внутрь незамеченной, поэтому я решила обойти здание. Обнаружив лестницу в подвал, огляделась — редкие фигурки людей мелькали в отдалении меж деревьев, — и спустилась по ступеням. Вырезать плазменным резаком замок на железной двери не составило труда, и я оказалась внутри. Блуждания в потёмках подвала привели меня к металлической лестнице, ведущей наверх, и через минуту я уже была в каком-то закутке, выходящем в коридор. Отсюда был слышен многоголосый гомон — похоже, студенты постепенно собирались на лекцию, которая должна была состояться в девять часов.

Подождав немного в глухом углу, я услышала хорошо поставленный женский голос:

— Так, ребята, аудитория открыта, можете пока занимать места!

Я вышла в коридор и направилась к галдящим подросткам, разбившимся на небольшие кучки. Возле лестницы учащиеся собирались в тонкий ручеёк и поднимались наверх. Слившись с толпой, я последовала за ними, чувствуя на себе любопытные взгляды подростков вокруг — в грубой грязной одежде, с пыльными волосами, кое-как собранными в хвост, без учебных принадлежностей, я чёрной овцой выделялась в этом модном опрятном стаде.

Заведение жило своей жизнью, студенты сновали туда-сюда, спеша занять свои места; широкие светлые коридоры с высокими потолками будто приглашали остановиться и оглядеться, однако я следовала за потоком, и вскоре мы оказались в большой полукруглой аудитории, напоминавшей амфитеатр. В несколько рядов, поднимаясь вверх со стороны сцены, стояли скамьи со столами. Я забралась повыше и устроилась почти в самом углу, а студенты тем временем, шумно галдя словно стая галок, рассаживались по помещению. Кого-то дёрнули за косу, кто-то толкался в борьбе за место, мимо летали бумажные шарики — казалось, я снова попала в свой школьный класс, только дети здесь были покрупнее, ничем остальным, впрочем, не отличаясь от учеников средней школы.

Через некоторое время кавардак прекратился. Профессор несколько запаздывал, поэтому кое-какие слушатели, пользуясь моментом, достали тетради и учебники и принялись сосредоточенно изучать их содержимое, то ли повторяя домашнее задание, то ли самообразовываясь. Наконец, минут через десять открылась дверь, и в помещение, стуча каблуками, вошла миловидная женщина средних лет, а следом за ней — одетый в светло-коричневый костюм невысокий старичок с проплешиной на голове и огромными очками на носу.

Женщина подошла к трибуне.

— Уважаемые студенты, здравствуйте! Прошу прощения за задержку! Сегодня я рада представить вам профессора астрофизики и звёздной механики, доктора физических и математических наук Владимира Алексеевича Агапова! Прошу приветствовать!

Зажурчали нестройные аплодисменты. Дама поставила на трибуну бутылку с водой и сделала приглашающий жест, доктор физических и математических наук, улыбаясь, взобрался на сцену и, раскланявшись с женщиной, подошёл к трибуне. Прокашлявшись, он начал вещать слегка хрипловатым голосом:

— Уважаемые учащиеся, спасибо за тёплый приём! Честно говоря, я не рассчитывал, что мне в ближайшее время удастся вернуться на Землю… В свете последних событий в воздухе царит некоторая нервозность, что, конечно, накладывает свой отпечаток на всё вокруг, в том числе — и на мою деятельность. Но звёзды сложились, и вот я стою перед вами…

Он вытянул руку ладонью кверху, поднял брови и спросил:

— Что вы видите в моей руке?

Ответом ему было молчание, студенты робко перешёптывались, и лишь кто-то в противоположном конце аудитории пискнул:

— Ничего!

Агапов улыбнулся.

— Почти ничего, но нет. На моей руке миллионы бактерий и микроорганизмов. Они настолько малы, что человечеству понадобились века для того, чтобы узнать об их существовании. Но они живут рядом с нами всегда и останутся жить даже тогда, когда мы, люди, исчезнем…

Профессор опустил руку, повернулся и сделал несколько шагов в сторону.

— Скажите, ребята, а где теперь эти микробы?

— Они на вас!

— Точно! И вместе со мной они преодолели расстояние, в несколько миллионов раз превышающее их размеры, буквально за считанные секунды! Впечатляющий результат, верно? — Он вернулся обратно и облокотился на деревянную трибуну. — Но по мере того, как увеличивается и усложняется объект, его относительная скорость становится всё меньше, и он всё более испытывает на себе физические законы нашего мира. Есть принцип, который гласит: относительная мышечная сила у живого существа тем выше, чем меньше размер его тела. То же самое можно сказать и о скорости передвижения. Однако, эти принципы работают только в определённых пределах, но что случится, если выйти за них? Убрать из схемы трение воздуха, который тормозит движение, гравитацию, которая влияет на него тем или иным образом — то есть убрать влияние среды. Это уже кое-что, но мы всё равно останемся внутри системы законов-принципов до тех пор, пока не примем за данность, что вакуум — пространство, свободное от вещества — это тоже среда.

Аудитория молчала. Профессор отхлебнул из бутылки и продолжил:

— Выбраться из этой, последней среды нам позволила энергия. Научившись вырабатывать гигантское — а самое главное, контролируемое — количество энергии, мы поняли, что единственный наш предел в скорости передвижения — технологический. Подобно тому, как отправной точкой измерения температуры является абсолютный ноль… Кто помнит точное число?

— Минус двести семьдесят три! — донёсся голос из зала.

— И пятнадцать сотых в придачу! Так вот, абсолютный ноль существует, но абсолютного предела температуры нет! Температура в ядре нашего с вами Солнца — порядка пятнадцати миллионов градусов, но что это такое по сравнению со значением в десять триллионов градусов, полученным при столкновении ионов свинца в ускорителе частиц? Так где же известный нам предел? Нет, не Хейгдорн и даже не Планк… Говорят, предел находится где-то на отметке десять в тридцать второй степени градусов, что примерно в тысячу раз больше температуры, которая вызовет новый Большой Взрыв, а вслед за этим — повторную инфляцию нашей Вселенной. А если точнее — новой Вселенной поверх нашей с вами…

Он хитро прищурился.

— Точно то же самое относится и к скорости — есть скорость нулевая, состояние покоя, но предела нет. Конечно, только в том случае, если вы сможете выйти за границы наших с вами любимых законов классической физики. И тут нам на помощь приходит квантовая запутанность… Дело в том, что сверхвысокие энергии позволяют создать два взаимозависимых объекта, а именно — имеющих полярное значение спиральности спи͐на. С помощью генератора экзотической материи с отрицательной плотностью энергии… Я не буду забивать вам головы своими любимыми техническими подробностями, этим займутся профильные педагоги… Мы создаём пространственно-временной пузырь по принципу Алькубьерре и выстреливаем его в заданном направлении, одновременно отправляя точно такой же, только со знаком минус, в противоположную сторону. В одном из этих пузырей, внутри относительно статичного пространства, и находится наш объект — например, корабль с экипажем внутри. Самая сложная задача тут — рассчитать необходимую мощность и спрогнозировать место, где пузырь потеряет свою связанную противоположность и исчезнет, распавшись обратно в чистую энергию…

Профессор снова отпил из бутылки, и один из студентов, воспользовавшись паузой, спросил:

— Это ведь вы про «Голиафы», Владимир Алексеич?

— Да, такой принцип передвижения впервые реализован землянами именно на корабле класса «Голиаф», и прототип такого двигателя сейчас проходит калибровку. Это наш первый шаг на пути к межзвёздным перемещениям за обозримо короткие промежутки времени. Мы привыкли называть это гиперпрыжком, но технически это не так. Человечеству — я имею в виду ту его часть, к которой относимся мы с вами — ещё только предстоит освоить полноценные гиперпространственные технологии.

Рядом со мной кудрявая девушка подняла руку:

— А как же Врата, которыми мы давно пользуемся?

Профессор усмехнулся и принялся расхаживать по аудитории.

— Эти врата — подарок отшельников с Росса-154. Мы до сих пор до конца не понимаем ни принцип их работы, ни схему конструкции. Разобрать их и посмотреть, что внутри — тоже нельзя, ведь они работают без перерыва… Если грубо, то пространство-время складывается вдвое, и мы всего лишь проходим через создаваемые отверстия на этих сопряжённых плоскостях, после чего пространство-время разворачивается в свои обычные четыре измерения, и мы оказываемся уже на другой стороне плоскости. Но такой способ передвижения должен быть двусторонним и требует наличия приёмника и передатчика. Нельзя взять и по желанию отправиться в любую точку Вселенной. Так мы, во всяком случае, думали до того момента, пока планета Росс-154 не пропала с карты Сектора… Да, возвращаясь к энергии… Мы с вами медленно, но верно движемся к состоянию цивилизации первого типа по шкале Кардашёва. Наверняка, все присутствующие уже знают, но на всякий случай напомню: цивилизации первого типа используют все доступные энергетические ресурсы своей родной планеты. Второго — всю энергию своей звезды. Третьего — своей галактики.

Из зала раздался ломающийся голос:

— Но мы не сможем понять более развитые цивилизации, ведь они существуют по иным принципам! Может, они вообще не используют энергию! Поэтому мы не сможем предсказать их поведение! Шкала уже давно устарела!

— Возможно, вы правы, — задумчиво кивнул Агапов. — В свете последних событий мы все задаёмся разными вопросами. Тот факт, что мы принципиально не можем понять другие цивилизации, мы можем констатировать уже сейчас, когда нечто… И я не побоюсь этого слова — некто — уничтожает наши планеты одну за другой…

Зал возбуждённо загомонил, а черноволосый парень впереди меня подал голос:

— Так значит, мы все обречены?

— Я не знаю. Возможно, мы сможем дать адекватный ответ этому вызову. Но я точно знаю, что явление, повторившееся дважды, становится системным, и кто знает, через сколько лет оно повторится снова? Или месяцев, дней? За то, что я сейчас скажу, мне бы сделали выговор, но, к счастью, я не вхожу в штат вашего славного учебного заведения… Я склонен полагать, что у какой-то разумной силы есть план по ликвидации людей как вида. О причинах можно только гадать, но они совершенно точно есть.

Повисла гробовая тишина. Профессор поправил очки на носу и устремил взгляд в аудиторию.

— Так что, возможно, именно вам, уважаемые — пока ещё — студенты, предстоит ответить на брошенный человечеству вызов. И я не сомневаюсь — вы преуспеете… С момента выхода человека в открытый космос прошло каких-то сто восемьдесят лет, и столько же — с создания первого произведения искусства на орбите. Алексей Леонов запечатлел восход Солнца цветными карандашами… Мне кажется, в этом есть некий символизм, ведь существуют всего три вещи, имеющие начало, но не имеющие конца — это Вселенная, технический прогресс и творчество. Сумев объединить второе с третьим, человек нащупал дорогу к познанию первого и начал свой путь. Кто-то скажет — мы, люди, уже нашли и заселили полдюжины планет, а я отвечу — не обольщайтесь. Эти планеты мы нашли неспроста. Их наверняка кто-то оставил для нас, словно подарки под ёлкой, которые лежали в ожидании, пока мы доберёмся до них и распечатаем упаковку. Мы ещё почти ничего не знаем и не умеем, разведанный нами сектор не покрывает и миллиардной доли объёма нашей галактики среди миллиардов и миллиардов галактик в гигантской многомерной мультивселенной…

В воображении разворачивались эпические картины, я клевала носом, силы оставляли меня, и в какой-то момент я не выдержала и положила голову на руки. Глаза сами собой закрылись, равномерный гул в черепе постепенно замещал все звуки. Отдаляясь, успокаивающий голос Агапова вещал:

… — Компактный малозатратный варп-двигатель высокой мощности — это следующий этап развития, к которому мы почти вплотную приблизились. Ограничения общей теории относительности остались в прошлом, потому что на траектории движения «пузыря» мы просто увеличиваем скорость света, но при этом не преодолеваем световой барьер…