- А так, - Фрол Захарьевич выкатил глаза и выпятил губу. Нечаянно он выдул вялый слюнявый пузырь, который лопнул и слегка забрызгал лейтенанта.
- Подумать только, в чьих руках побывала Вселенная! - Дудин утерся и решительно встал. - В общем, так, гражданин хороший. В вашей квартире будет находиться наш сотрудник - для вашего же блага. И ради жизни и здоровья вашего сына, даю вам в этом честное офицерское слово. Нет, два сотрудника, передумал лейтенант. - Два. Вас я прошу об одном: как только вы получите хоть какое-то известие о Захарии Фролыче, немедленно сообщите нам. А если он свяжется с вами сам, постарайтесь привести его сюда. Это очень важно. Обещаю, что ему не сделают ничего плохого.
- А как же, - Будтов-старший согласился с подозрительной легкостью. Дудин пристально посмотрел на него, не будучи уверен, что старичок отвечает именно ему, а не каким-нибудь невидимым существам из близкого окружения.
- Оставляй, оставляй ребят, - закивал старичок, тем самым выказывая адекватное понимание действительности. - Появится, так я его к тебе направлю.
Дудин, уже направлявшийся к двери, на ходу развернулся.
- Не надо никуда направлять! - крикнул он напряженно. - Пусть сидит здесь! Пусть носа на улицу не высовывает!
- Не высунет, - заверил его Фрол Захарьевич и повторил: - Ребяток-то веди, где они там прячутся.
Лейтенант вышел. Через минуту в комнате Будтова возникли два робота, одетые с иголочки, в темных очках и с резиной во рту. Один из роботов вынул рацию и коротко доложил, что заступил на пост. Потом он сел на кровать, а второй, беглым взором оценив спящего посланца Аль-Кахаля, сел на табурет, который только что занимал Дудин.
- Сотрудники - это дело, - бормотал Фрол Захарьевич, роясь в карманах. - Сейчас, пареньки, сейчас... Мы с вами поладим...
Он выставил пузырек, затем достал откуда-то из-под стола, с пола, еще один подсвечник и маленькую акварель в дешевой стеклянной рамке, изображавшую безутешную иву.
- Капитал! - улыбнулся Будтов-старший и начал укладывать вещи в узелок.
* * *
Поручение, которое дал Де-Двоенко перепуганный дедуля, могло свести с ума любого матерого сыщика. Ему вменялось в обязанность разобраться в сексуальных контактах субъекта - как в состоявшихся, так и в гипотетических.
Конечно, это было существенной частью работы, которую так или иначе нужно было проделать. Кроме того, искать приходилось лишь ублюдков мужского пола, поскольку Сон наследовался в сцеплении с полом - другими словами, с Y-хромосомой. С передачей хромосомы и рождением младенца мужского пола Спящий постепенно переставал быть Спящим и сам включался в Сон. Однако этот плюс был мнимым - да, он сужал сферу поисков, но поисков среди уже найденных, достоверно установленных потомков. А значит, все равно придется искать всех.
Дело осложнялось бодрыми рапортами, которые Де-Двоенко, дедуля и покойный Плюс Девятый Андонов слали наверх, руководству и лично Главному. В этих отчетах уверенно заявлялось, что Спящим на сегодняшний день является Будтов, Захария Фролыч. Проверка, которую провели, прикрываясь милицейскими погонами, майор и полковник, была поверхностной. Находясь под действием вредной атмосферы государства, в котором проводились мероприятия, оба они положились на счастливый случай. Ликвидируем - и поглядим. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Сами накликали беду, сами загнали себя в угол. Нет наследников? Отлично. Тогда мочить! И вот они мочили. И, потерпев очередную неудачу, не знали, радоваться или сокрушаться. С одной стороны чувство облегчения: возможная халтура не раскрылась, субъект жив. С другой печальная судьба полковника... Ясно понимая расклад, Де-Двоенко испытывал неловкость перед коллегами. Спекся, разложился! Вот Аль-Кахаль не поддался, не надышался ядовитыми испарениями. Он обстоятельно и толково проделал свою часть скучной и скрупулезной работы, выяснив, что у субъекта нет братьев то еще расследование! Но в выводе можно не сомневаться: Будтов Захария Фролыч есть единственный и неповторимый сын Будтова Фрола Захарьевича, пенсионера по возрасту и общей склонности, который, зачав наследника под портвешок, в тамбуре электрички, тем самым передал наследнику свои полномочия и представлял теперь сугубо генеалогический интерес.
"Конечно, Аль-Кахалю легче, - с неприязнью подумал Де-Двоенко. Выслужил себе права. Товарищей жжет, стерва... И в "конторе" у него на крючке целый генерал, вот тебе и показатели, вот тебе и заслуги".
Предчувствуя неизбежное фиаско, он мрачно рассматривал наглое существо с фиксами, вольготно разместившееся на стуле и шарившее во рту грязным пальцем. Палец был украшен татуировкой в виде перстня.
Де-Двоенко разгладил лист бумаги и приготовился писать.
- Говори всех, кого знаешь, - приказал он строго.
Осведомитель задумчиво чмокнул:
- Ну... пиши Антонину Антоновну.
- Хорошо. Фамилия? Где живет?
Существо гыкнуло:
- Где ж ей жить. Нигде не живет. И фамилии нет.
- Почему же тогда "Антонина Антоновна"? - закипая, спросил Де-Двоенко.
- Потому что она так велит себя называть. А дальше никто не знает.
- Так, - Де-Двоенко сжал под столом кулак. - И что же такое с Антониной Антоновной?
- Будтов водил ее в рощу.
- И?..
- Что - "и"? Фролыч потом ничего не вспомнил, коротнул. Но народ все равно уссыкался.
- С чего бы это?
- Так она - трансвестит, Антонина-то Антоновна, - осведомитель радостно подался вперед, дохнул. - В смысле мужик. А Фролыч ни хрена не помнит. Блевал потом.
Де-Двоенко прикрыл лицо ладонью.
- Забудем Антонину Антоновну, - сказал он после паузы. - Давай следующую.
Собеседник с готовностью кивнул:
- Ковырялка.
- Ко... вы... рял... ка... , - вывел Де-Двоенко, зачеркнув Антонину Антоновну. - Кто такая?
- Ой, страшная! - осведомитель надул щеки и завращал глазами. - Как таких земля родит!
- Это мне ясно, - процедил майор. - Как ее звать?
- У нее надо спрашивать, - пожал плечами агент. - Никто не знает. Кому такое интересно? Это у вас в милиции паспорта...
- Ладно. Что же Будтов?
- Ходил с ней как-то.
- Куда?
- В рощу.
- Удачно?
- Как посмотреть. Хвастал, что удачно.
Де-Двоенко нехотя записал про рощу.
- Когда это было?
- Да недели две как.
Майор хватил ладонью по столу и вскочил:
- Что ты мне, сволочь, голову дуришь? Зачем мне "две недели как"?
Осведомитель обиделся.
- Велели же всех назвать...
- Черт! Надо же думать! Я его ублюдков ищу, а ты мне - две недели!
- Откуда ж мне знать, что вы ублюдков ищете...
- Так знай!
- Тогда не там копаете, - знаток окрестного репродуктивного потенциала вздохнул. - Из здешних никто не родит. Давеча одна рассказывала, как в диспансер таскали... Изучали флору, а обнаружили фауну.
- Проклятый Сон! - пробормотал Де-Двоенко, постукивая ручкой по столу. Не развернешься! Даже Аль-Кахалю приходится бегать, несмотря на все его молнии в пальцах. И дедуле зверюга в рукаве тоже не поможет. От сыскной собаки больше проку.
Сон мешал, отчаянно мешал, путал мысли, сковывал движения, пресекал порывы свободной воли. Приходится, проклятье, подлаживаться - иначе откуда бы столько накладок? Общая гниль, гнет болезненных обстоятельств. Будтова хранило его собственное проспиртованное подсознание, расставляя преследователям капканы и ловушки, распуская перед ними коварную трясину. Отсюда, черт подери, все неудачи!
Впрочем, еще неизвестно, какой ум хуже - одурманенный или ясный. Если Консерваторам удастся его протрезвить и развернуть в угодном направлении...
Де-Двоенко скомкал бумажный лист, швырнул в корзину, положил перед собой новый.
- Вспоминай, - потребовал он, сдерживая себя. - Плевать на фауну. В жизни бывает всякое.
"А в сказке - тем более", - подумал он уныло.
- Ряба, - с готовностью отозвался осведомитель. - Крутилась тут такая с год назад.
- Замечательно. Ряба. Что дальше?
- Дальше, стало быть, в рощу...
Глава 10
Дверь подсобки распахнулась. Будтов успел привыкнуть к темноте и сощурился, когда в тесную конурку хлынул дневной свет. Зажмурилась и Даша, которая вздремнула и теперь не могла отличить реальности от сна.
- Выходите, - губы Минус Первого были поджаты. Всем своим видом он выказывал сомнение в безопасности, которую сам только что и наладил.
- Всех обыскали, всем заглянули в глаза, - подхватил Минус Второй, словно отчитываясь перед Захарией Фролычем. - Похоже, что доктор действовал в одиночку. Но еще денек-другой, и здесь бы расплодилось настоящее осиное гнездо.
- Фролыч - что им надо, козлам этим, а? - снова заскулила Даша. Минусы переглянулись. Дашины выходки им надоели.
- Милочка, - вкрадчиво спросил Минус Первый, - что это у вас с лицом?
- Тебе какое дело? - огрызнулась та и непроизвольно погладила родимое пятно.
- Хочешь, мы уберем тебе это безобразие? - осведомился Консерватор еще более проникновенным тоном.
Даша вжалась в угол.
- Бритвой порежешь?
- Тьфу, дура, - неожиданно сплюнул Минус Второй. - Тебе, жабе, косметическую операцию предлагают - бесплатную, если заткнешься.
- Помолчи, Дашка, - согласился с ним и Захария Фролыч. - Не видишь разве - люди серьезные.
Даша Капюшонова видела. Она с усилием встала и, не отряхнувшись, вышла из подсобки. Трупа лысого доктора уже не было, охранники стояли с видом, будто ничего не произошло. За окном печально шуршали деревья, где-то наливали пивко, торговали недорогой парфюмерией. Только теперь Даша ощутила знакомый, некогда привычный запах лекарств и антисептиков; она вспомнила о собственных бдениях ночи напролет, когда клевала носом в пустынном коридоре, при свете настольной лампы, а девичьи слезы капали на роман Абдуллаева...
Будтов осторожно выбрался следом. Догадываясь, что из его затеи ничего не выйдет, он все-таки попросил глоточек и вздохнул, получив деликатный отказ.
- Пройдемте наверх, - пригласил Минус Первый. - Пора приводить вас в порядок. Успехи современной медицины позволяют надеяться, что о глоточках вы больше не вспомните.
Даша никак не хотела понять, куда попала:
- А разрешение у вас есть? Не имеете права насильно лечить!
- Это верно, не имеем, - кинул Минус Второй, беря ее под локоть. - Но будем. Думаете сопротивляться?
Даша не думала, это был дежурный понт - для порядку.
Процессия стала подниматься по ковровым ступеням. Впереди шел Минус Первый, а его напарник замыкал шествие. Будтов и Даша казались персонажами из детского мультфильма, которых - жалких и беспомощных зверушек - ужасные разбойники ведут в свое логово, собираясь привязать к дереву, а дальше будет видно. Дальше вмешаются добрые силы, спасатели Чип и Дейл.
Однако сценарий, по которому разворачивались события, писал кто-то другой, и этот другой не любил ни зверушек, ни деток. Будтова с Дашей привели прямиком в процедурный кабинет с двумя перевязочными столами. Инструментов и аппаратуры было столько, что кабинет в любую минуту можно было превратить в операционную. Пленники среди всей этой роскоши смотрелись так, что их оставалось только убить и побыстрее вынести вон, на свалку, куда выбрасывают недоеденную больничную кашу и ампутированные больничные ноги.
Вдруг по стенке прополз таракан, и Будтов немного утешился.
- Раздевайтесь, - приказал Минус Второй, надевая халат прямо поверх пиджака.
Минус Первый позвонил в звонок.
Сестры явились строем, в количестве пяти человек. Лица у них были абсолютно бесстрастными, хотя они только что лишились старшего медицинского персонала в виде лысого доктора.
"Застращали", - уважительно подумал Захария Фролыч и послушно скинул ботинки. Минусы повели носами. Общей гармонии был нанесен чувствительный удар.
- Не смотрите, - буркнула Даша, берясь за пуговицы.
- Рады бы, - возразил Минус Второй, - только за вами глаз, да глаз нужен.
- А что вы с нами будете делать? - поинтересовался Будтов, вылезая из брюк. - Капельницы ставить?
- Это само собой разумеется, - ответил тот. - Капельницы - только начало. Мы вытравим из ваших организмов всю дрянь, до капли. Потом применим гипнотические суггестии в сочетании с внутривенным наркозом. Думаю, что эти меры отвратят вас от вашего пагубного пристрастия - на первое время. Потом мы постараемся изменить вашу внешность - как медицинскими способами, так и не вполне медицинскими... - Минус Второй замялся, подбирая слова. - В общем, кое-каким полезным фокусам обучен не только Аль-Кахаль. Конечно, это не решит проблемы, настоящие Радикалы рано или поздно выйдут на ваш след, но что касается их приспешников из простых смертных - этих можно обвести вокруг пальца. Так что, - он повернулся к Даше, которая прикрыла рукой продолговатую грудь, - ваша блямба будет убрана не из какого-то там милосердия... мы благотворительностью не занимаемся. Просто вы - важный свидетель, у которого не должно быть особых примет.
Даша Капюшонова плохо понимала происходящее; инстинктивно она обратилась к исконно русской медитации. Душа расползлась по просторам, привечая травинки с былинками; что до носителя, то с ним можно было делать, что угодно. Враждебная сила гвоздала пустоту, не находя себе точки приложения. В пустых глазах шумел невидимым морским прибоем денатурат. Пот, проступивший на лбу, издавал острый запах лаков и красок. Захария Фролыч, услышав фамилию "Аль-Кахаль", безразлично насторожился. Об Аль-Кахале говорил Топорище. Ах, да, это тот самый отмороженный хмырь с фотографии.
Что-то стукнуло, Будтов скосил глаза. Содержимое карманов высыпалось на пол, в том числе и пистолет. Снимки разлетелись по кафельному полу; один из них - как раз Аль-Кахаля - Минус Первый поймал ногой и сладострастно припечатал к плиткам. В кулаке его товарища, Минус Второго, запищало: труба. Минус Второй послушал и обратился к напарнику:
- Ребята нашли Будтова-старшего. Стоят возле дома, спрашивают, что делать дальше.
Минус Первый подумал и решил:
- Пусть зайдут, пусть никуда его не выпускают. Мало ли что. Пусть охраняют.
Тот кивнул и приказал в трубку:
- Оставляйте засаду. Старика беречь, как зеницу ока. Незнакомых, если будут вмешиваться, гасить. А если не будут - задерживать.
Труба бипнула, отключилась.
Покуда Консерваторы распоряжались и подбирали с пола всякое добро, сестры заканчивали пеленание. Захария Фролыч и Даша оказались намертво прикрученными к столам. Руки у них были неестественно вывернуты венами наружу. К головам прикрепили резиновые обручи с пазами, в которые теперь вставляли разноцветные электроды. От груди тянулись провода, по экранам бежали изумрудные волны.
Минус Первый рассеянно подошел к раковине, наклонил над ней бутылку с остатками "смирновской" и сосредоточенно выпятил губы. Послышалось убийственное бульканье; на мониторах каждый бульк сопровождался внеочередным сердечным сокращением: экстрасистолой.
Минус Второй остановился между столами, скрестил на груди руки и сочувственно посмотрел на обездвиженные тела.
- Потерпите еще немного, - он улыбнулся. - Скоро все пройдет. И вам тогда расскажут вещи, воспринять которые будет сложно даже трезвым, очищенным сознанием - не говоря уже о вашем нынешнем, поврежденном. Вы все поймете и осознаете, какая колоссальная ответственность возложена на вас от века. И мы искренне надеемся, что в наших персонах вы обретете своих верных и преданных слуг. Давайте! - скомандовал он сестрам.
Иглы впились в Дашу и Захарию Фролыча одновременно.
- Покедова, Фролыч! - крикнула Даша. - Полетели в космос!
Будтов хотел ей ответить, но не смог. Его парализовало. Вернее, не полностью: он мог при желании напрячь голосовые связки, однако именно желания и не было, поскольку Захария Фролыч был занят созерцанием куда более интересных и важных картин. Перед его глазами развернулись лепестки калейдоскопа, слагаясь в замысловатую мозаику. Секундой позже средневековый витраж осыпался, и Будтов увидел бесконечную витую лестницу Иакова, уходящую в небо. Не касаясь перил и ступеней, оставляя далеко позади опешившего и посрамленного Иакова, который все плелся, он полетел вверх и очутился в просторном туннеле, стены которого были выстланы малахитовой чешуей.
- Захария Фролыч! - проревел далекий голос, и он простонал в ответ что-то среднее между "да" и "нет".
- Захария Фролыч!! - констатировал голос с удовлетворением гориллы, нащупавшей вошь. - Вы больше не будете пить! Вы больше не станете отравлять свое тело и душу! Ваш мозг очищается от яда, ваши нервные клетки становятся чистыми и прозрачными!
Тут же последовал сильный удар в грудь, от которого Будтов немного задохнулся. По стенам туннеля поползли зеленые потеки; малахитовый цвет сменился салатным, но и этот постепенно смывался, высвобождая чистейший перламутр.
- Два! Три! - крикнул далекий голос, и белый рукав вторично опустился на слабые ребра Будтова. Захария Фролыч сумел заметить, что ударили его не кулаком, а всем предплечьем; туннель пронзился электрическими лучами.
- Захария Фролыч! - продолжал выкрикивать голос. - Вы станете нормальным человеком, полноценной личностью! Вы сможете рожать!..
Последнего Будтов сначала не понял, но тут же, хоть был под наркозом, смекнул, что слышит речи, обращенные не только к нему, но и к Даше, которой отпускалась аналогичная процедура.
- Захария Фролыч! - над ним склонилось лицо грозного чудовища.
- Я, - слабо ответил Будтов, и вышло: "э".
- Вы будете хорошо Спать! У вас будет нормальный Сон! Сон! Сон! Сон! Сон! Сон!
Захария Фролыч послушно заснул. Ему стало сниться, как он отбирает северокорейскую баллистическую ракету у лидера баскских сепаратистов и, обливаясь потом, заталкивает ее обратно в шахту. В последний момент скользкая бандура вывернулась из рук и полетела вниз, гулко ударяясь о стенки.
Глава 11
Сидя в номере-люкс гостиницы с не запомнившимся названием, Аль-Кахаль перевернул страницу и затянулся. Мундштук у него был длиннющий, на три сигареты сразу. Три и горели: "давидофф", "памир" и редкостная "севен хиллз" - маленькая, зато ядреная. Толстый, современного вида том в мягкой обложке назывался "Специфика Сна". Выходные данные не указывались, том публиковался по мере надобности, которая возникала нечасто, а типография находилась в таком месте, что гриф "ДСП" терял свой смысл. Попадание тома в руки несведущей особы было абсолютно исключено.
Аль-Кахаль, сколько мог, вытянул язык и сконцентрировал в фокусе разреза мощную дымовую струю. Раздвоенный кончик загибался кверху и еле заметно дрожал; а весь язык был похож на ржавый гвоздодер.
"Ограничения, накладываемые волевым фоном Спящего, - читал Аль-Кахаль, - требуют от Сторонних пятой ступени Движения. Сложность ситуации очевидна при учете того, что до сегодняшнего дня Сторонним группам не удавалось продвинуться дальше второй ступени..."
Аль-Кахаль хмыкнул: он всегда хмыкал, когда добирался до этого места. Издание устарело, лично Аль-Кахаль владел знаниями четвертого уровня. Однако трудности, связанные с переходом со ступени на ступень, возрастали в геометрической прогрессии. Перепрыгнуть с четвертой на пятую было много сложнее, чем с первой попасть на четвертую.
"Воображаемое разделение желтка и белка в Космическом Яйце Айн Соф предполагает знание адептом основ как минимум третьего уровня. Традиционная феноменология не в состоянии предложить средства для воздействия на волю Спящего. Явленность Откровения, равно как события, способные разрушить объекты воли Спящего, не в силах повлиять на волеизъявление как таковое. Физическое воздействие, направленное непосредственно на субъекта, то есть на самого Видящего Сон, способно прервать последний, однако специфика Сна охраняет Спящего от возможных эксцессов. За всю историю Спящих не было ни одного случая, когда бы Сторонним сопутствовал успех в открытом вмешательстве в Сон - констатация очевидного факта, не будь которого - весь настоящий труд рассыпался бы в прах и испарился из мира..."
Пренебрежительно кивая и стыдя автора за пораженчество, Аль-Кахаль отложил дымящийся мундштук и сделал глоток из высокого стакана. В стакан был налит чистейший березовый сок, на поверхности которого плавал бежевый шарик крем-брюле.
"Единственным путем к внутренней сепарации Айн Соф с последующим выходом за пределы оболочки является систематическая практика удвоения... Отдельные объекты воли Спящих - в частности, племена из Центральной и Южной Америки, достигли известных высот в искусстве создания двойников. Двойник, обладающий полным сознанием, способен покинуть Сон и отправиться дальше... С другой стороны, эти достижения до сих пор не привели к сколько-то заметным результатам глобального характера. Вероятно, этот факт объясняется тем, что даже самый опытный маг остается объектом воли Спящего, причем познания в магии самого Спящего пребывают, как правило, в зачаточном состоянии или отсутствуют вовсе. Обратная задача стоит перед Сторонними агентами, их целью является не выход из Сна, но полноценное проникновение в него со Стороны. Поскольку цели и задачи Консервативной группировки в принципе совпадают с жизненными потребностями Спящего, не удивительно, что она достигла большего, принимая условия Сна, приветствуя их и всячески стараясь продлить их действие. Задача, стоящая перед Радикалами, неизмеримо труднее..."
- Да! Труднее! И что с того? - процедил Аль-Кахаль, обращаясь неизвестно, к кому. Еще никогда, ни разу к субъекту не подбирались так близко. Отчасти причиной тому была своеобразная реальность, которую генерировал нынешний Спящий. Аль-Кахаль отложил книгу, которую и так знал наизусть, снял ноги со спинки кресла, скинул халат. Обнажившись полностью, он вытянулся на ковре, привычно сложил на груди руки и закрыл глаза. Когда у него выдавалась свободная минута, Аль-Кахаль предавался Сторонней медитации. Когда не выдавалась - предавался тоже. Если пересчитывать на время, которого Аль-Кахаль не терпел, то вот уж несколько столетий подряд он делал отчаянные усилия, стремясь породить непобедимого и неуязвимого дубля, умеющего жить во Сне и могущего сразиться со Спящим. Если получится - побоку бомбы и пистолеты. Одной левой, мизинцем, зазубренным ногтем... Конечно, магам из Америки было проще: они бежали из Сонной химеры в Реальность, что всегда легче, поскольку соответствует общей логике мира. Всецело же уйти в Химеру из подлинной жизни... солипсизм высочайшего класса, которым даже Аль-Кахалю пока еще не удалось овладеть. А он не зря считался лучшим из лучших. Молнии, языки, утробные засосы - в сравнении с истинными способностями Аль-Кахаля такие фокусы приравнивались к счету до десяти в стенах какой-нибудь Академии Точных Наук.
Аль-Кахаль расслабил гладкую мускулатуру внутренних органов, обычно не поддающуюся контролю, и одновременно напряг скелетные мышцы. Затвердев снаружи, внутри он был мягок и тягуч, тем самым символически отождествляясь с яйцом в скорлупе. Затем Аль-Кахаль выделил силы, руководящие тварными объектами воли, и отделил ветер от огня, а землю - от воды. Легочный металл висел над воображаемым крестом элементов подобно занесенному мечу. Глаза лежащего широко раскрылись: невидящие, обесцвеченные настолько, что зрачки почти полностью сливались с белками. Грудь вздымалась все медленнее и медленнее; вскоре Аль-Кахаль перестал дышать совсем. К нему начали слетаться пылинки, привлеченные электростатическим полем, за ними потянулись мелкие насекомые - последние были буквально вытянуты из тайных нор и щелей; администрация гостиницы никак не могла бы предположить, что в чистеньком, вылизанном здании скрывается такая пропасть домашних муравьев, плебейской моли, сочных мух и пикантных, волнующих воображение кровавых клопиков.
Но даже в состоянии полной отрешенности от земного, находясь в местах, которые будто и рядом, но куда не долететь не то что за световой год - за световую эпоху, Аль-Кахаль не прекращал нащупывать Спящего. Аромат разложения, сопутствовавший нынешнему - последнему, как рассчитывал Аль-Кахаль, Сновидцу, таял с каждой секундой. Он чувствовал, что снова опаздывает. Вязкие нити проклятого Сна опутывали по рукам и ногам, мешали развернуться. С самого начала Аль-Кахалю отчаянно не везло. Сперва пустырь, когда вмешался и все испортил Старый Светоч со своими подручными громилами. Потом засада у престарелого родителя Спящего: от нее до сих пор не поступило никаких известий. Наконец, очарованный доктор тоже молчал. Молчал и его телефон: все шло к тому, что, если учесть тающий привкус безумия, субъект определенно находился в клинике, захваченный противной стороной. Мысль Аль-Кахаля, несмотря на глубокую медитацию, не прекращала работы ни на миг. Людей у него маловато. Пойти самому? Или сделать дело руками раболепного генерала, который ни в чем не мог возразить Аль-Кахалю после того, как скоротал с ним приятный вечер в одном из отделений пригородной бани? Конечно, самому - и Аль-Кахаль скривился, переспорив себя в очевидно неравном споре. Но еще чуть-чуть. Начатое должно доводиться до конца дисциплина. Аль-Кахаль, облепленный мухами и пылью, перекатился, все так же не дыша, на живот, расслабил скелетную мускулатуру, а гладкую, внутреннюю, довел до спазма. Скорлупа треснула, содержимое яйца поползло наружу. В комнате полыхнуло синим, и все насекомые мгновенно сгорели в волшебном пламени.
Освободившись от оболочки, Аль-Кахаль легко вскочил, решив отложить на вечер дублирующее упражнение. Этим он ни в чем не нарушал режим, поскольку практика ментальной двойственности могла осуществляться не чаще двух раз в трое суток. Сутки шли вторые, и один эпизод уже был записан в актив.
Машинально, повинуясь привычке, Аль-Кахаль попытался установить с подчиненными бесконтактную связь. Конечно, ничего не получилось; то, что местные привыкли величать телепатией, работало во Сне чрезвычайно плохо. Телефон - другое дело, Аль-Кахаль вынул трубу и набрал номер засады, сидевшей в квартире Будтова-старшего. Ему ответило старческое дребезжание, говоривший был до того пьян, что даже посылая звонившего на хер, перепутал порядок слов и выстроил фразу в обратном порядке.
Потемнев лицом, Аль-Кахаль позвонил Старому Светочу.
- Говорите, - велел он, не представляясь.
- Ищут, - торопливо ответили в трубке. - Детушек ищут. Де-Двоенко.
- Это все? - подозрительно спросил Аль-Кахаль, так как почувствовал, что дедуля не договаривает.
- Господин Аль-Кахаль, - прошептал дедуля после короткой заминки. - Мне было знамение - от человечка моего, агентурного. Ну, крота, кротика. Он утверждает, что среди нас находится Ревизор.
- Что? - Аль-Кахаль стиснул трубу.
- Да, да, - лопотал дедуля. - Приехал Ревизор. Давно. Все время был тут. Видать, мы близко подобрались. Пока ничего не делает, не вмешивается. Приехал инкогнито и наблюдает.
- Кто же он?
- Никто не знает. Кто угодно. Кротик нашуршал, что известно лишь, что это один из участников. Господин Аль-Кахаль! - голос дедули задрожал. - Вы только не подумайте на меня! Я вам верой и правдой...
- Что вы трясетесь, - пробормотал Аль-Кахаль. - Даже если и вы, так тем более, чего вам бояться. Бояться нужно другого - двурушничества...
- Клянусь! Клянусь! - плакал дедуля.
Аль-Кахаль, не слушая дальше, отключился. Впервые за долгое время он был всерьез озабочен.
Часть вторая
Но служат ли объекты, известные индивидууму лишь в качестве представлений (...) явлениями воли (...) - вот в чем (...) истинный смысл вопроса о реальности внешнего мира. Отрицательный ответ на этот вопрос составляет сущность теоретического эгоизма (...) Как серьезное убеждение его можно найти только в доме сумасшедших (...) Мы будем рассматривать [ его ] как маленькую пограничную крепость, которую, правда, никогда нельзя взять, но и гарнизон которой никогда зато не может выйти наружу и которую поэтому можно смело обойти и без всякого опасения оставить в тылу.
Артур Шопенгауэр. "Мир как воля и представление"
Глава 1
Лагерь, в который доставили Будтова и Дашу Капюшонову, находился в секретном лесу, в полутора часах езды от города. Там было все, что положено тайной учебной базе: колючая проволока, пулеметная вышка, казарма, столовая, стрельбище, клуб, плац для гимнастических упражнений, зимний спортивный зал, административное здание и замаскированный склад. Правда, имелась одна особенность: все это было рассчитано на одного человека. В казарме стояла одинокая железная кровать, в столовой - столь же одинокие стул со столом; единственная винтовка торчала из того, что, при наличии у нее подружек, можно было бы назвать пирамидой. Одно очко в сортире, одна мишень на стрельбище, один турник, одна беговая дорожка. Казалось, что лагерь построен для подготовки диверсанта такой высокой пробы, что нет никакой нужды в каких-либо других диверсантах. Миру, чтобы взорваться, достаточно одного. А тому и одного мира мало.
Пришлось срочно устанавливать вторую кровать, для Даши, и прочие предметы тоже потребовалось удвоить - после неприятной, но неизбежной церемонии. Когда знакомый газик вкатил в гостеприимные ворота лагеря, Минус Первый приставил к Дашиной голове пистолет и предложил выбирать: либо в переработку, либо она останется с Захарией Фролычем и разделит с ним все тяготы суровой муштры. И даст присягу с подпиской о верности и неразглашении, плюс торжественное обещание. Коль скоро, волею обстоятельств, она втянулась в цепочку судьбоносных событий, отступать ей некуда. Слишком многое ей известно, слишком велика ставка в игре. Даша, не спрашивая о сущности переработки, выбрала тяготы. Она не могла поверить, что еще утром пряталась в подворотнях, пугая редких прохожих свекольным рылом и мечтая о разных сомнительных жидкостях. Она недовольно косилась на грязные тряпки, в которые была одета, и чувствовала, что в скором времени сменит наряд пусть не на шелк и вельвет, но хотя бы на добрые драп и ситчик. Свекольность исчезла: новое лицо Даши было гладким и чистым. Но изменения не ограничивались пропажей клейма, изменилось все: форма носа, линия рта, высота лба и рисунок ушных раковин. В глазах появилась краска, которой там не было отродясь. Изумленный язык то и дело прикасался к новым зубам жемчужным-сахарным, без единого дупла и пятнышка. Цвет лица менять не стали, посчитав это вопросом времени и общего оздоровления организма.
- Это, конечно, не радикальное решение, но для профанов сойдет, застенчиво сказал Минус Первый, довольный собой и раздутый от гордости. Теперь вас никто не узнает.
В самом деле: Дашу никто не узнал - во всяком случае, госбезопасность. Не узнали и Будтова. Когда их выводили из клиники, дотошный Дудин уже стоял на ступенях и препирался с охранником. Лейтенант внимательно взглянул на выходящих, но никого не признал. Будтов и Даша так и не поняли, какая беда прошла стороной, поскольку Захария Фролыч, занятый давеча мыслями о сетке, не запомнил въедливого гостя, а Даша вообще не знала его ни в лицо, ни за глаза. Будтов вел себя довольно натурально. В отличие от Даши, он прозевал богатое зеркало, что было в холле, и не увидел, в кого превратился.
Зато внутренне Захария Фролыч преобразился так, что не заметить этого было невозможно. Он сразу понял, что дело не обошлось без колдовства, ибо знал по многочисленным рассказам о принципиальном бессилии медицины перед глумливым ликом вожделения. Но на сей раз вожделение отправили в нокаут нет, не убили, как можно, однако пригасили с пониманием, толково. Принужденный к химическому вытрезвлению, Захария Фролыч в глубине души посмеивался над Минусами - столько, сколько вообще мог смеяться в сложившихся обстоятельствах. Шприцы да капельницы могли оздоровить его с тем же успехом, что "алка-зельцер". "В меня пускали пять торпед, - бывало, хвастался Будтов, поучая младую фиолетовую поросль. - Там есть момент, когда одна уже растворилась совсем, а вторая еще не начала, его надо сечь". Что конкретно пустили в него на сей раз, Захария Фролыч не помнил: космос есть космос.
Когда он очнулся, то сперва увидел Минус Второго, трудившегося над Дашей, а Минус Первый сидел на круглом белом стульчике и внимательно слушал крошечное радио.
- Ну вот, - сказал Минус Первый с неподдельным облегчением. - Уже что-то. Рауль Кастро решил повременить с переездом в Овальный кабинет. Ему вчиняют какой-то иск... предстоит судебное разбирательство в колумбийском суде.
- Так, глядишь, и все остальное на лад пойдет, - пробормотал Минус Второй, не отрываясь от Даши.
Будтов прислушивался к себе, но словно оглох. Рот был полон слюны, однако в нем каким-то непонятным образом ощущалась колючая, пресная сухость. Фантазии притихли: перед глазами по-прежнему маячили шеренги бутылок и пузырьков, но как бы в перспективе, в них не было первостепенной актуальности, они лишь вяло напоминали о всем прекрасном, что только существует в мире - тоже, как известно, прекрасном и яростном. Душа Захарии Фролыча была раскатана в блин горячим паровым катком. От нее шел мертвящий запах свежего асфальта, но она уже остывала. Абсолютное спокойствие наполняло каждую клеточку тела, и Будтов вплотную приблизился к ясному пониманию призрачности бытия. Он мог пошевелить руками и ногами, но между мозговой командой и реальным действием зияла пустота; это выглядело, как если пытаться подтолкнуть веревкой какой-нибудь предмет. Предмет немного сдвинется, но веревка неизбежно изогнется, толкаемая с конца; действие свершится - худо-бедно, но будто и не делалось ничего, столь слабым толчком отзовется в руке прикосновение к предмету. В какой-то миг Будтову почудилось, что за него шевелится кто-то другой. Он бесстрастно подумал, что, может быть, всесильные пленители сумели выделить из него, словно спирт из картошки, сознание и поместили в стеклянную банку в чистом, дистиллированном виде.
Одновременно Захария Фролыч наполнился равнодушной отвагой.
- Я требую объяснений, - сказал он ровно, предполагая, что каркнет, но вовсе не каркнул - напротив, очень хорошо сказал. Будтову было трудно оценить свой собственный голос, но даже он почувствовал, что изменилось все - тембр, интонации, глубина, высота и ширина. И даже слова, которые этим голосом говорились.
Минус Второй распрямился, посмотрел на пациента.
- Потерпите еще немного, - улыбнулся он. - Завтра с утра начнутся занятия.
- Гипноз? - уточнил Будтов, помолчав.
- Нет, с гипнозом все. Вы пройдете полный курс выживания в экстремальных и терминальных условиях, научитесь многим полезным вещам. Но важнее всего то, что будет, наконец, восстановлена связь времен.
- Сначала я должен заехать домой, - заупрямился Захария Фролыч. - Там кот, один. Вы, часом, котов не вытрезвляете?
- Мы уладим с котом, - пообещал Минус Первый. - Вам нельзя приближаться к дому - во всяком случае, пока. Вам надо освоиться в вашем новом качестве, многому научиться, многое пересмотреть. Мы расстреляем стекло, и кот выбежит сам.
- Зачем же по стеклам стрелять? - возмутился Будтов.
- Надо и о себе подумать, - пожал плечами тот. - Или вы считаете, что нам ничто не угрожает?
- У меня вещи, обстановка, - проворчал Будтов, прекрасно сознавая глупость сказанного.
- Вещи вы все сдали в магазин, расставили по ящикам, - обидно возразил Минус Второй и снова повернулся к Даше. Он взмахнул рукой, и Захарию Фролычу померещилось, будто в ней полыхнул огонь, но вспышка была секундной, дыма не было - а стало быть, и огонь померещился. "Игра теней и света", - подумал Будтов.
- У меня за квартиру не плачено, - привел он последний, убийственный довод.
- Ничего страшного, - Минус Первый помог ему слезть со стола. - Не так уж долго вас не будет, расплатитесь.
Врал, конечно - и даже не слишком скрывал вранье.
Очутившись на полу, Будтов открыл, что и шагу ступить не может странно, в остальном он чувствовал себя великолепно.
- Что, водит? - засмеялся Минус Первый. - Это сейчас пройдет. Вообще, Спящий, вы станете совсем другим человеком. Вас подкормят, подколют, подтянут. А уж когда вы осознаете всю степень своей значительности...
Покуда он говорил, его товарищ помогал подняться Даше. Захария Фролыч, взглянув на подругу, ахнул. В его голове зашевелились озорные мысли - словно детки, ослабленные мрачным подземельем и выпущенные погулять на солнышко.
- Можно мне зеркало? - с опаской спросила Даша. Медсестра вопросительно взглянула на Минус Второго.
- Потом, все потом, - Минус Второй шагнул к двери, осторожно выглянул в коридор. Захария Фролыч зачем-то отметил, что Минус работал без хирургических перчаток.
- Да, поспешим, - согласился напарник. - Не будем испытывать судьбу, нам и так сказочно повезло.
- Обопритесь на меня, - приказал Минус Второй Даше. Та едва не упала, но была вовремя подхвачена. - Ничего, ничего. Пока будем спускаться по лестнице, все и кончится.
Сестры принялись складывать инструменты, зашумела вода. Трехглазые лампы погасли, запахло табачным дымом. На пороге Минус Первый обернулся и отдал старшей сестре последний приказ:
- Объект законсервировать. Персонал и охрану сменить. Снять вывеску, отозвать рекламу. Минимум контактов с внешним миром.
- Вообще не будет работы? - почтительно осведомилась старшая сестра.
- Вообще. И, - Минус Первый возвел очи горе, - надеюсь, что никогда.
* * *
В казарме было пусто и гулко. Две кровати с железными сетками наводили на мысли об авангардных фильмах, снятых в бурых тонах. Повсюду в этих фильмах ржавчина, капает вода, тусклое освещение, депрессивные герои...
Казарма сопровождает человека всю жизнь, с детского сада, начинаясь запахом горелой манной каши и странного кофе, сдобренного молоком; потом их аромат сменяется благоуханием сапог, машинного масла и псины, а после мир, прощаясь навсегда, пахнет капустой и гречневой кашей с пищеблока дурдома.
Даша присела на одну из кроватей, попрыгала.
- В профилактории бывало лучше, - заметила она недовольно.
Будтов посмотрел в окно, поразмыслил над краснозвездными воротцами.
- Это какая-то воинская часть. Или маскировка под нее. Часового видала?
- Видала. А ты себя-то видал?
- Мать честная! - Будтов хлопнул себя по лбу. - Где тут у них можно посмотреться?
- В умывальнике, наверно, - подсказала Даша. - Пойдем, разведаем.
Они вышли в коридор, где Будтов невольно поискал глазами боевое знамя части, хотя и знал уже, что никаких знамен в этой казарме нет. Справа журчало; в полутемном холодном помещении - больше сортире, чем умывальной, действительно висело зеркало. Захария Фролыч взглянул на себя и почувствовал, что у него подгибаются колени. Взглядом ему отвечал совершенно незнакомый человек. Будтов был худ лицом, на щеках и мясистом носу цвел вечный вишневый румянец, а шалые глаза перепрыгивали с пятое на десятое независимо от общего выражения. Череп покрывали густые, седеющие волосы, местами они завивались в сальные кольца, местами - спадали прямо, тускло отсвечивая, как потемневшее серебро. Таким, во всяком случае, он был вчера наверное. Захария Фролыч точно не помнил, когда в последний разглядывал свою физиономию. Тем не менее, он был уверен, что изо дня в день он видел совсем не то, что сейчас: редкие черные пряди, тщательно зачесанные назад и открывающие задумчивые залысины. Тонкий подвижный нос с широкими ноздрями, испуганные зеленые глазки. Из глубоких морщин куда-то исчезли многолетние грязевые наслоения, которые давно сделались своеобразным придатком кожи неустранимым и сообщавшим ей особенный цвет. Из-за этого цвета Будтова не раз забирали в милицию, даже когда он был трезвый. Губы брезгливо поджаты. Захария Фролыч раскрыл рот и потрясенно застонал: тот, как у Даши, был полон зубов, кусачих и острых. Такие зубы регулярно скалятся с телеэкрана, и Будтову невольно почудился привкус мяты.
- А у меня видал? Ы-ы! - Даша оскалилась.
Захария Фролыч покачал головой:
- Ну, попали мы с тобой, Дашка. Чую, что высосут они нас до донышка спящий я, не спящий... Одним словом, свое возьмут.
- Да, - мрачно согласилась Даша. - Тут халява не проканает, это точно.
Будтов легонько толкнул ее в плечо.
- Сама-то! Прямо царица! Поди, и не дашь теперь?
Та вдруг порозовела, и Захария Фролыч понял: начинаются настоящие чудеса.
- Посмотрим, - сказала она неопределенно. - Такому, конечно, можно. Может, у тебя не только лицо изменилось.
Будтов с трудом оторвался от зеркала и поднес к глазам ладони, рассматривая их. Вроде бы, все то же самое. Почище, что ли, стали?
- А это что? - Даша склонилась над раковиной и поскребла пальцем. Посмотри, какое клеймо.
Захария Фролыч присмотрелся. В правом верхнем углу горбился выпуклый значок величиной с монетку среднего достоинства. Вместо клейма отечественного завода-изготовителя там присутствовала шестиконечная звезда и что-то внутри нее - что именно, ни Даша, ни Будтов разобрать не смогли, уж слишком мелко.
- Жидовская мойка, - хмыкнула Даша. - Импортная.
- Может быть, - Захария Фролыч присел на корточки в поисках других знаков, но ничего не нашел.
- А вдруг это шпионы? Израильские? - Дашины глаза зажглись от смелой догадки. Потом она вдруг спросила: - Фролыч, а тебе выпить хочется?
- Терпимо, - буркнул Будтов, распрямляясь. - А у тебя что, есть?
- Нет, откуда мне взять.
- Ну и помалкивай.
Прояснившийся разум Захарии Фролыча напоминал ему, что дело здесь не в импорте израильской сантехники. Но разговор в милицейском газике запомнился ему плохо. Шопенгауэра Будтов отродясь не читал, равно как и Беркли с Кантом, и потому дикие откровения Минусов произвели на него не слишком яркое впечатление. Скажи ему тогда, до капельниц, что он - сам сатана или Господь Бог, то Будтов, даже если бы ему представили убедительные доказательства, отнесся бы к этой новости с простительным безразличием. Правда, была еще родословная. Длинный перечень незнакомых предков заставлял верить, что все не так просто, как хотелось бы. Ошибка, сделанная кем-то и зачем-то, может корениться гораздо глубже. Что-то было, существовала какая-то реальная отправная точка.
- Пошли пройдемся, - сказал он решительно, видя, что в умывальной больше нет ничего интересного. - Пошукаем.
- Сбежим? - шепнула Даша.
- Да куда бежать-то, - отмахнулся Будтов с раздражением. Он уставился на инструкцию в рамочке, где приводился текст, заимствованный почему-то из флотской жизни. "... Уборные рассчитываются по норме один унитаз на 15-16 человек и один погонный метр писсуарного лотка на 30 человек. В качестве приемников для фекалиев чаще всего используются чаши "Генуя". Число очков в гальюнах рассчитывается в зависимости от количества личного состава - по одному очку на 25 человек, а число писсуаров - по одному индивидуальному писсуару на 50 человек команды или 550 мм корыта (лотка) при групповых писсуарах на такое же число личного состава..."
Захария Фролыч проявил сознательность и правильно понял инструкцию: положено. Не иначе, как для воинской достоверности.
- Покамест придется делать, что скажут, - он провел языком по диковинным зубам . Только бы опытов не ставили.
- Я знаю, спинной мозг возьмут, - Дашин голос дрогнул. - У Дойки в больнице брали, так она совсем дура стала.
Захария Фролыч не ответил. Он подозревал, что забор мозгов, тем более спинных, навряд ли мог сделать Дойку дурее, чем она была.
- Идем вниз.
Они спустились на первый этаж, и бравый автоматчик, охранявший вход, почтительно вытянулся. Он отдал Будтову честь, как если бы тот был минимум полковник, дальше трех звезд на погонах воображение Будтова не шло. Однако, когда они попытались переступить порог, часовой заступил им дорогу.
- Мы что, в тюрьме? - скривился Захария Фролыч.
- Никак нет, господин Спящий, - отчеканил автоматчик. - Но ради вашей же безопасности мне приказано никуда вас не выпускать.
Тот потоптался на месте, и вдруг его осенило.
- Смирно! - гаркнул Будтов.
Часовой подпрыгнул и выпятил грудь колесом.
- Приказ отменяется. Приказываю немедленно нас пропустить.
Не тут-то было.
- Виноват! - задыхаясь, прокричал солдат. - Не имею права.
- Два наряда вне очереди, - пробормотал Будтов на всякий случай.
- Есть два наряда вне очереди!
Захария Фролыч беспомощно посмотрел на Дашу. Та, подумав, обложила автоматчика матом, но тот лишь набрал в легкие еще воздуха, раздулся и ни слова не проронил в ответ.
Глава 2
Снов они не запомнили. Заснули сразу, едва поняли, что никаких других занятий не предвидится. В таких случаях частенько утверждают, что человек провалился в черную якобы яму, а здесь и ямы не случилось, ни черной, ни белой. Щелкнули выключателем - и небытие. Щелкнули еще - снова приятная действительность. Однако у Будтова и Даши сохранилось воспоминание о многих часах, пролегших между явью и пустотой.
В окна казармы лился добрый солнечный свет. Захария Фролыч приподнялся на локте, готовясь привычно заперхать, и нахмурился: дышалось легко, воздух был чистый, проходил свободно и не тревожил буро-зеленого лиха, завязшего в бронхах и трахее. В носу было сухо, а во рту - влажно: необычное дело для раннего утра. Даша, укрывшись с головой тонким серым одеяльцем, умилительно сопела. Будтов сел и почувствовал сильнейший голод. Много ему с непривычки было не съесть, но пончик-другой со сладеньким чаем пришлись бы очень кстати.
Пончик не несли. Захария Фролыч внезапно разозлился: вот отродья! Нет, пусть как хотят, а он отсюда смоется. И тут же вспомнил, что смыться ему некуда. Рожа-то вон какая стала! Он - никто. Ни тебе пенсии по общей инвалидности, ни прописки, ни даже милицейского протокола. Врали и не краснели, про квартиру-то! Скоро выпустим. И куда?
Дверь осторожно приоткрылась, в щель просунулась голова Минус Второго бодрая и важная. Консерватор был счастлив счастьем алкоголика, который две недели, как завязал. Запахло одеколоном; набежала слюна, привлеченная вкусным.
- Вы уже встали, Будтов? Отлично. Приводите себя в порядок - и в столовую. Потом приступаем к занятиям.
- Стар уж я учиться-то, - буркнул Будтов, натягивая брюки. - Какой из меня ученик?
- Поживем - увидим, - Минус Второй не разделял его пессимизма. Растолкайте соседку. Будтов! - Консерватор поднял палец. - Вы, часом, ее не того? Не надо! Мы найдем вам покрепче, поздоровее... кровь с молоком. Это вопрос стратегический!
- Сразу отрубились, - Будтов говорил сварливо, но не смел проявить свое недовольство в чем-то большем. - Какое "того" после ваших номеров? Небось, вообще уж не встанет...
- Бросьте! - засмеялся Минус Второй. - Встанет так, что ахнете! Еще упрашивать будете: ляг, полежи! Ну, я жду вас внизу.
Голова исчезла. Захария Фролыч провел ладонью по чужим волосам, сухо плюнул и толкнул одеяльце:
- Дашка! Подъем. Кормить будут.
Одеяло съехало. Даша не шелохнулась, не потянулась и даже ни разочка не зевнула. Она лежала, положив ладошки под дряблую, но чистую щеку, и глядела перед собой незрячими, остановившимися глазами.
- Помяни мое слово, Фролыч, - сказала она наконец. - Понаделают из нас "чаппи", порубят не за что.
- Да подымайся! - Будтов сдернул одеяло. - Так оно и выйдет, если будешь лежать и скулить.
Даша угрюмо села, потянулась за грязным телесным кружевом. Поморщилась:
- Постираться бы...
- Вот! Человеком становишься! А говоришь, порубят...
Через десять минут, умывшись и одевшись в тряпье, нравившееся им все меньше и меньше, Будтов и Даша спустились на первый этаж. Минус Второй перекуривал с часовым. Видимо, только что он рассказал тому что-то очень смешное, анекдот, и оба просто покатывались со смеху. При виде Будтова солдат мгновенно замолчал и вытянулся по струнке. Рот его приоткрылся, готовясь пожелать здравия, и Захария Фролыч насупился.
- Вольно, - небрежно бросил он.
- Вникаете, Спящий? Почет и любовь, почет и любовь, - прокомментировал Минус Второй и посторонился, пропуская важных особ вперед. - Вон домик с красной крышей, видите? Там состоится прием пищи... тьфу! - скривился он. Кондиционализм... он же строевая олигофрения. Влияние условий, не обращайте внимания.
...В столовой все оказалось намного уютнее, чем в казарме. Маленький столик был аккуратно накрыт на двоих. Оба едока получили ложку, вилку, ножик и салфеточку. С каждым предметом по отдельности Будтов обращаться умел, но, будучи снабжен всеми сразу, почувствовал себя пилотом трансатлантического лайнера. Кушать подали мудреную еду: жареную картошку, филе судака, джем, тосты и слабенький кофе со сливками.
- Фролыч, - прошептала Даша, ковыряясь в судаке вилкой. - А пивка у них нет?
- Дура совсем? - огрызнулся Будтов. - Ты еще закажи...
Он брезгливо понюхал джем, отодвинул.
- Вы савсэм нэ лубите варенья? - послышался густой голос над ухом.
Захария Фролыч обернулся и увидел огромного повара, вроде бы и белого, потому что в белом, но от природы - черного, волосатого.
- Надо хорошо кушать, - великан выпятил губы, и Будтов ощутил себя мальчиком-с-пальчик в гостях у людоеда.
- Какой мужчина! - восхищенно выдохнула Даша.
- Вах, - довольно сказал повар и пошел обратно на кухню.
- Ну, вижу, тебе здесь по вкусу, - ядовито заметил Будтов. Он быстро съел, что было на тарелке, и влил себе в изумленное горло кофе.
- А чего придираться? Ты теперь большой человек... бодун залечили, фотку поправили.
Захария Фролыч открыл было рот, чтобы ответить, но тут раздался низкий звук гонга.
- Давай быстренько! - крикнул невидимый повар. - Сэчас начнется палитинформация.
Будтов шепотом выматерился и осторожно встал.
- Ну, пойдем, - потянул он Дашу за рукав. - Посмотрим на небо в алмазах.
Та воровато оглянулась и быстро сунула в карман намазанную булочку. В формальном смысле Ксения Блаженная была далеко, но Даша знала, что святая всегда караулит где-то рядом.
* * *
Занятия были назначены в маленькой комнате, похожей на красный уголок. Правда, в ней не было ни государственной, ни партийной символики. Наглядная агитация ограничивалась рисунками из жизни гражданской обороны. Вот человек с выражением сдержанного счастья на лице готовит ватно-марлевую повязку. Вот кукольный гриб с расходящимися кругами, и слабые разрушения во внешнем из них внушают здоровый оптимизм. А по соседству - коварный враг: увеличенный бактериологический жук-рогач. И капля таинственной влаги на тщательно прорисованном липовом листе.
Вступительный урок проводил Минус Первый. Он вошел в парике и маске; на вопрос Будтова, который сразу его узнал, оскорбленно ответил, что так нужно для дела.
- Итак, господа, - Консерватор оседлал длинную указку, - сейчас я сообщу вам некоторые важные сведения как из древней, так и из новейшей истории. Приготовьтесь отнестись к ним с пониманием. Вам, по причине отсутствия иного выхода, придется поверить услышанному, каким бы невероятным оно ни казалось. Вы хотите о чем-то спросить? - он склонился к Будтову.
- Да нет пока, - отозвался Захария Фролыч, колупая ногтем краску на старой школьной парте. - Записывать надо? У меня ручки нет.
- Не надо. Вам специально не дали ручки. Вся информация является строго секретной, - и Минус Первый выразительно посмотрел на Дашу. Та состроила возмущенную рожу, отвергая малейшие подозрения в болтливости. - Кое-что вы уже знаете. В частности, вы видели Книгу Линии, но самое главное то, что вы слышали слово: Спящий.
- Мне ничего не кажется и не снится, - заранее предупредил его Будтов. - Если вы снова об этом, то имейте в виду.
- Вынужден вас разочаровать, - лектор просунул палец под маску и что-то там почесал. - Во-первых, снится, и во-вторых - кажется. И это свойственно исключительно вам, как последнему в роду Спящих, первым из которых был ваш прародитель Адам. Я подчеркиваю местоимение "ваш", поскольку, собственно, никто другой из живущих в настоящее время не вправе считать себя его полноценным потомком. Кроме, конечно, вашего почтенного и непутевого батюшки, который уже утратил наследственную силу, передав ее вам. Все началось, как правильно считает традиция, с первого грехопадения. Адам был Спящим. Подобно своему Создателю, он обладал способностью мыслить мир, тем самым формируя его по собственному вкусу. Именно поэтому он имел власть над всяческой тварью и нарекал ее, как ему вздумается. Именно поэтому подруга была взята для него не откуда-нибудь, а из собственного ребра. Сам же он был создан по образу и подобию Господа нашего Вседержителя, - тут Минус Первый сотворил в воздухе некую фигуру, отдаленно напомнившую слушателям традиционный крест. - Но тут вмешался лукавый, и все пошло прахом. Вкусив запретный плод, Адам утратил понимание иллюзорности бытия. Зыбкое покрывало, Майя, обернулось твердым веществом и осязаемой вселенной. Способность видеть Великий Сон и тем творить реальность укрылась в крохотном участке ДНК, в мужской хромосоме Y. Адам, низвергнутый в физический мир, родил, как известно, двух сыновей, Каина и Авеля, и творческое начало передалось им обоим. Алчный Каин, не желавший делить мир с кем бы то ни было, уничтожил соперника и остался единственным Спящим, ответственным за видимую вселенную. Что касается Адама, то он, произведя на свет потомство, естественным образом утратил это судьбоносное качество и отошел, если можно так выразиться, от дел. Господь, видя содеянное Каином, рассудил по-своему: хорошо. Пусть семя Каина спит, пусть служит начатком мира. Пусть все, чему надлежит сделаться, окажется творческим сном Каина и его потомков. Создатель всемогущ: свобода, которой Он наделил человека, весьма иллюзорна. Человек заведомо поставлен в условия, когда грехом становится даже самый благородный его выбор - и все потому, что он все-таки человек, а не Создатель. Но Творец пошел дальше: он предсказал, что Его детище останется верным Богу даже в еще более прискорбном положении. Даже будучи чьим-то сном, человек сумеет извернуться и выйти на правильную стезю, ведущую к Свету и Абсолютному Благу. И Бог изрек: добро, да будет так! Пусть сыны Каина спят и видят сны, а линия восхождения человека к своему Отцу протянется сквозь это сновидение красной нитью. С тех пор о сновидческой линии Каина не было никаких упоминаний. Ее засекретили. Потомки Каина всегда оставались за кадром, за кулисами, в то время как дети третьего сына прародителя Адама, Сифа, усиленно размножались и творили мировую историю. Мало кто подозревал, что в действительности все они - только фантомы, призраки, а тот единственный, кому они снятся, ходит меж ними не узнанный и не признанный. Но кое-кто догадался. Правда, толку от этого было чуть, благо каждый из прозорливцев полагал пупом земли себя одного. Соответствующую гипотезу назвали даже "пограничной крепостью", которую можно объехать и незачем брать, но нельзя уничтожить. И если перебраться в эту крепость и выглянуть из бойницы... - Минус Первый сделал многозначительную паузу. - Если, повторяю, сделать это, то окажется, что так называемая Библия, к примеру, есть от начала и до конца пересказ сновидений длинной череды Спящих. Истинное же Писание немногословно, оно состоит из простого перечисления субъектов, отцов и детей, перенимавших друг от друга вселенную, словно эстафетную палочку. Это понятно?
Будтов скептически барабанил пальцами по парте.
- А Сифу, значит, не снилось? - спросил он недоверчиво.
- Нет, не снилось, - покачал головой Минус Первый. - Сновидческий локус содержится только в одной-единственной хромосоме, все остальные - даже мужские - его не имеют.
- Но как же Авель? Он ведь тоже видел Сон?
Консерватор вздохнул:
- Богу возможно все. Вероятно, он хотел паритетных отношений. И по сей день отголоски этого намерения слышны в манихейских рассуждениях. Может быть, в самом начале локус был в двух хромосомах. Или даже во всех. Но после злодеяния Каина Господь переменил Свои планы. Можно сказать, что Он дал фору злому началу. Хромосома осталась в одиночестве, и каждый Спящий, имей он хоть сорок потомков мужского пола, мог передать свой дар лишь одному из них.
- И я?... .
- И вы.
- Нормально, - Будтов криво улыбнулся.
- Что он такое говорит, Фролыч? - спросила Даша, которая помнила кое-что о хромосомах из курса медучилища. Слова Минус Первого не были для нее пустым звуком.
- Что тебя нет, ты мне снишься.
- А, ну давай-давай, говори дальше, - Даша язвительно хмыкнула. - Ты, профессор! - обратилась она к Минус Первому. - Не хочешь со мной погулять? Враз заведутся такие... захочешь проснуться, а они тут.
Минус Первый оставался невозмутим.
- Охотно верю, но это тоже сон. Вашему товарищу снится то, что там у вас... водится.
- И ваша контора тоже снится? Фролыч, ну-ка проснись!
- Контора снится. А вот мы с Минус Вторым - не совсем. Попробую выразиться так: если мир данного сновидения исчезнет, мы останемся. Правда, будем несколько иначе выглядеть.
Захария Фролыч сделал естественный жест: ущипнул сначала себя, потом Дашу.
- Это не поможет, - Минус Первый со вздохом предвосхитил его торжество. - Засыпать и просыпаться - не в вашей воле, Будтов. Хотите вы этого, или нет, но все вокруг будет казаться вам абсолютно реальным.
- Да я тебе не верю ни хрена, - успокоил его Захария Фролыч, сбиваясь на фамильярность.
- А это уж на ваш вкус. Я, конечно, могу представить косвенные доказательства, - Консерватор развел руки в стороны. - Показать мелкие чудеса, - от кисти к кисти протянулся мостик сверкающей радуги. - Всего лишь фокусы, - предупредил Минус Первый, отращивая себе лосиные рога. - Они лишь показывают, что за привычной реальностью скрывается другая, чудесная. Увы, в условиях вашего сновидения нам доступно немногое. Мы словно рыбы, выброшенные на прибрежный песок.
- Круто, - выдохнула Даша. - Фролыч, ты теперь тоже так можешь, с рогами?
- Иди ты, - отмахнулся Будтов, мрачнея с каждой секундой.
- Не исключено, что может, - неожиданно ответил Минус Первый. Рога побледнели, тая на глазах. - По врожденному смиренному скудомыслию нам неизвестны глубинные способности Спящих. До сих пор они ни разу не баловали мир сверхъестественными деяниями. Не считая, конечно, самого мира. Однако нынешняя ситуация уникальна, потому что никогда еще враг не был так близок к победе, как теперь. Вполне возможно, что Спящий, поставленный в безвыходное положение, сумеет изменить картину Сна одним движением мизинца...
Будтов что-то соображал.
- А если я повешусь? - спросил он хитро.
- Браво! - Консерватор зааплодировал. - Вы начинаете мыслить, как подобает Спящему! Правильное, естественное желание! Ничего не получится. Спящие не способны на самоубийство.
- Это почему же?
- Не знаю, - развел руками Минус Первый. - Спросите, если будет случай, у Создателя. Он предусмотрительно лишил вас такой возможности. Вы не посмеете спустить курок. Вы намылите петлю, но не сможете просунуть в нее голову. Вы прыгнете с моста, но зацепитесь штанами за ограду. Другое дело, что убить вас можно. Именно этим и намерен заняться наш общий противник.
- Диавол, - понимающе кивнула Даша.
Консерватор запнулся.
- Ну, пусть будет так. При комплексном подходе это не важно. Итак, диавол и его присные стремятся разрушить Творение и оборвать Сон. Они утверждают, что подошли последние времена, и миру должно быть разрушенным.
- Я, конечно, в академиях не учился, - сказал Будтов не без гордости за себя. - Только и ежу видно, что больно уж мелок ваш дьявол. Стреляет, взрывает, гоняется - прямо обычный человек. В кино он не такой...
- На то оно и кино, - вздохнул Минус Первый. - Это же Сон. Все, что приходит в него из реального мира, теряет силу. На радугу и рога, конечно, хватает, но этого мало. Ангелы тоже, знаете, не в лучшем положении. Иначе уж давно вознесли бы вас... куда-нибудь в тихое место.
- Это вы, как я понимаю, ангелы?
- Что-то вроде, - небрежно кивнул Консерватор. - Да, называйте нас так, проще будет.
- А почему вы Минусы? - вмешалась Даша.
- Потому что минус на минус дает плюс, - загадочно объяснил тот. Даша не поняла, но сделала вид, что считает вопрос исчерпанным.
Минус Первый рассеянно постучал указкой по атомному грибу и мягко положил ладонь на стол.
- Мы забежали вперед, - заметил он. - Я как раз собирался рассказать вам о Консерваторах и Радикалах. Консерваторы - в высшей степени тайное общество, члены которого с незапамятных времен охраняли Спящих. Они вели летопись, а также определяли, кто из многочисленного порой мужского потомства очередного Сновидца несет в себе созидательный ген. У Консерваторов развито особое чутье, они безошибочно узнают нужного человека. В этом, между прочим, их преимущество перед Радикалами, которым нередко приходилось прошерстить целую ораву, прежде чем они нападали на след. Но Спящий к тому времени бывал уже в полной безопасности - нашими стараниями. Консерваторы, когда Спящие достигали зрелого возраста, открывали им тайну Сна и создавали условия для сравнительно безмятежного существования. Так продолжалось в течение тысячелетий. Минус Второй, если угодно, помнит еще Ламеха... - Консерватор мечтательно завел глаза. - А Минус Третий знавал самого Адама.
- Топорище?
- Топорище.
- Он как-то говорил про одного Адама, - вспомнила Даша. - Это еврей был, из скупки.
- Что ты больную-то из себя корчишь, - рассердился Будтов.
- Да я специально, Фролыч. Уж больно жутко мне, - пожаловалась та.
Минус Первый постучал указкой об пол.
- Успокойтесь, господа. Осталось рассказать немногое: кое-что из новейшей, как я уже обещал, истории. Она неразрывно связана с противоречивой личностью Захарии Игнатьевича Будтова, вашего непутевого дедушки, - и Консерватор ответил Спящему легкий поклон. - Ваш предок, уважаемый, держал небольшой спиртовой завод...
Будтов облизнулся и невольно навострил уши. Гипнотические капельницы не всесильны, потому что душу живую, как хорошо известно из школьного курса литературы, не убьешь.
- Кто-то нашептал ему всякие вредные вещи, - посетовал Минус Первый. Конечно, мы догадываемся, кто. Радикалы, как ни старались, не могли добраться до Захарии Игнатьевича, потому что его, как-никак, охраняла наша спецслужба. А противник, перемещенный в условия Сна, вынужден, как и мы, играть по навязанным правилам и жить более или менее человеческой жизнью. То есть состоять из мяса и костей: почти. Никто из живущих во плоти не был в силах прорвать наш кордон. Поэтому никто не сомневается, что в дело вмешались бесплотные, тайные силы, невидимые глазу и неслышные уху. Короче говоря, коварный соблазнитель склонил вашего дедушку лично воспользоваться готовой продукцией. Захария Игнатьевич, доверчивый и беспечный человек, спустился в погреба... не могу говорить, - Минус Первый прикрыл глаза рукой. - Через год разразилась русско-японская война. Положение можно было выправить, но Захария Игнатьевич, раз начав, остановиться уже не мог.
Будтов недоверчиво хмыкнул:
- Что ж, по-вашему - мир на соплях, что ли, держится? Ну, загулял человек...
Консерватор укоризненно посмотрел на него:
- Сопли - это, конечно, слишком сильно сказано. Сон, как и Спящий творение Великого Господа, его не так-то просто поломать. Спящие не могут умышленно влиять на ход мировых событий. Если вам, допустим, захочется прямо сейчас сместить какого-нибудь африканского или южнославянского царька, у вас ничего не выйдет. Однако состояние Спящего влияет на характер и окраску Сна посредством подсознания. Жизнь, которую повел несчастный Захария Игнатьевич, полностью расплавила его мозги, и это не могло не иметь самых неприятных последствий. Консерваторы, хотя и не снимали охраны, махнули на него рукой и с нетерпением ждали потомства, надеясь, что следующий Сон окажется лучше. "Следующий" - это, конечно, условное понятие, - объяснил Минус Первый. - Сон всегда один и продолжается из поколения в поколение, обусловленный одним и тем же геном, меняется лишь его качество. Передача сновидческих функций происходит не сразу. Когда на свет рождается новый Спящий, он еще не способен к полноценной созидательной деятельности, и вся его работа находится до поры под опекой родителя. В течение десяти-двенадцати лет Спящих двое. Но стоит отроку достигнуть половой зрелости, как его отец совершенно лишается своего дара, и Сон вновь становится достоянием одного-единственного лица. Тут подключаются наши люди... и так далее. Итак, ваша бабушка уже носила в чреве долгожданного наследника, а Служба Консервации потирала руки в радостном предвкушении перемен. Но тут стряслась беда: Захария Игнатьевич трахнул какого-то полуфабриката и произвел социалистическую революцию.
При этих словах лицо Минус Первого приобрело зверское выражение.
- Кавардак, который за этим последовал, был Консерваторам внове. Какие-то казаки неясной политической принадлежности разгромили конспиративную квартиру, Минус Пятого поставили к стенке, Минус Шестого зарубили шашками. Минус Седьмого подложили на рельсы, под паровоз, и его-таки переехало, хотя никаких паровозов уже давно не ходило. Родных и близких разметало по стране, а брат пошел на брата; разлучился с новорожденным Фролом и его незадачливый батюшка, Захария Игнатьевич. Служба Консервации, потеряв своего подопечного, пришла в полное уныние. Обнадеживало лишь то, что и Радикалам приходилось несладко. Их вдохновитель, соблазнив Захарию Игнатьевича, оказал им медвежью услугу - ситуация стара, как мир, который, если забыть о Сне, только на этом и стоит. Но мы еще могли рассчитывать на волшебное чутье, тогда как те со дня переворота и вовсе искали иголку в стогу сена. Мир тем временем едва держался на плаву, и Служба знала, что где-то, голодный и холодный, обитает его Творец, который ни сном (каламбур), ни духом не ведает о своих функциях. Один из наших даже поступил в ЧК-ГПУ, где вызвался отлавливать беспризорников... Впрочем, высоко он не поднялся, поскольку Радикалы не дремали. Им на роду написано держать нос по ветру, они незамедлительно пробились в дамки и тоже приступили к поискам. Правда, искали они не столько самого Фрола Захарьевича, сколько нас. Имя Спящего было им неизвестно, потому что полный вариант Книги Линии попал в их руки лишь две недели тому назад. Вы можете косвенно оценить верность и надежность наших людей, которые берегли ее, как зеницу ока, на протяжении многих тысячелетий. Только сопоставьте: тысячелетия - и две недели! - Минус Первый, разволновавшись, глубоко дышал. - Ничего, у вас будет другая фамилия, другое имя. Вернемся к истории. Помните все эти громкие процессы, сеть лагерей, повальную шпиономанию? Они имели целью только нашу организацию - единственную, которая их интересовала. Искали - и не находили, нашли лишь беднягу Захария Игнатьевича, коего и шлепнули в двадцать девятом году от отчаяния. Но мир устоял, Фрол Захарьевич, скрывавшийся неизвестно, где, уже включился в работу. События дальнейшей истории показали, что пил он не меньше, если не больше, чем его пропащий папаша. Прошли десятилетия, и вот госбезопасности, кишевшей агентами Радикалов, наконец повезло. Под видом диссидентов - а непосвященному наблюдателю они, естественно, такими и казались - нескольких наших арестовали и поместили в лагерь, что в Потьме. Там из них правдами и неправдами выколотили некоторые важные сведения, и к розыскам подключились уже полноправные персонажи Сновидения. Мираж вознамерился прибрать к рукам всю полноту власти. Оставшиеся на свободе Консерваторы, пользуясь относительной, хотя и беспробудно похмельной стабилизацией мирового порядка, активизировали свои поиски. И в результате мы вышли на вас. Минус Третий втерся в ваше близкое окружение и постепенно сужал круги, одновременно выясняя, нет ли у вас детей мужского пола.
- Нет? - встрепенулся Будтов.
- Нет, - ответил Минус Первый.
- А вот я в роще был...
- Достойно порицания, - перебил его Консерватор. - Больше вы туда не пойдете!
Захария Фролыч задумчиво грыз ноготь.
- Неужели так трудно было нас разыскать? - спросил он с сомнением. Хорошо, у радикалов нет чутья, они не знали имени... Но у вас-то чутье было! И имя вы знали!
- Консерваторы попали в бедственное положение, - напомнил Минус Первый. - Мы столько вытерпели! Скитались, нищенствовали, побирались... Нас раскидало по стране. Мы мерзли в лагерях, строили таежную магистраль... . И не смели действовать официально... даже через адресный стол. Не забывайте о КГБ - ФСБ, засевшие там Радикалы только и ждали, когда мы высунем нос. В конечном счете противник завладел всем, у них оказалась Книга, сведения о Спящем, личный состав, техника, государственные органы. А у нас не было ничего, но мы успели! Минус Третий внедрился вовремя, хотя и он едва не опоздал...
Даша, все это время завороженно слушавшая лекцию, откашлялась и спросила:
- Раз вы ангелы, то получается, что эти Радикалы - бесы?
- Да, это слуги Тьмы, - строго отрезал Минус Первый. - Они стремятся уничтожить Божий мир и построить свой, лучший. Хотят истребить вас, Будтов, - и он ткнул пальцем в съежившегося Захарию Фролыча. - Бесы не хотят такого мира, хотят вас убить! Они говорят, что вы умрете, и в новом мире не будет Спящего! Тогда вы проснетесь и, вероятно, увидите - если сможете видеть - что ничего нет! Это и будет пробуждение!
- Но если я сплю, бесы тоже кажутся, - засомневался Будтов.
- Вот им и не нравится. А вам уже кажутся бесы, да?
Захария Фролыч промолчал. Те бесы, что ему казались, ничего конкретного не говорили.
- Я пошутил, - подмигнул ему Минус Первый. - Все не так просто. Повторяю вам снова: Консерваторов и Радикалов порождает внешняя реальность, они не из Сна, хотя Сон ощутимо сказывается на их существовании.
- И батю прибьют, сволочи, - прошептал вконец опечаленный Спящий.
- Батю охраняют, - успокоил его тот. - Там засада. На случай, если вас там будут поджидать. Сейчас вам лучше подумать о себе, многострадальный Захария Фролыч. Достаточно вы от нас набегались, пора приниматься за ум! Но не волнуйтесь - в этом лагере вас научат постоять за себя! Вы пройдете полный курс боевой подготовки с элементами магии, доступной в условиях Сновидения. А вашу подругу будем готовить по сокращенной программе, потому что она напоминает женщину. Вы хоть понимаете, как вам повезло? осведомился он у Даши. - Проще было бы стереть вас в порошок...
- Погоди, начальник, - поспешно сказала Даша Капюшонова. - Я понятливая. Тебе мое спасибо нужно? Вот я тебе его говорю: спасибо, свечку поставлю.
- Не надо свечку, - поморщился Минус Первый, забираясь рукой под парик и утирая выступившую испарину.
...Будтов и Даша покинули аудиторию в подавленном настроении. Как ни далек был Захария Фролыч от медицины, все услышанное показалось ему тщательно продуманным бредом. Его мало убедили вещественные доказательства вроде священной генеалогической книги. Но он догадывался, что его вера или неверие мало на что влияют.
Глава 3
Подготовка, обещанная Спящему, была рассчитана на крепких и выносливых мужчин. Даже сокращенная.
Даша попыталась отказаться, но ей сделали строгое внушение.
- Не надо было пить, - сказал в ответ на жалобу Минус Первый. - Не надо было пускать в квартиру случайных собутыльников. А раз пустили и пили извольте слушаться. Иначе...
И Консерватор сделал многозначительную паузу, где в каждом значении скрывалась угроза.
Не слыша возражений, он смягчился.
- Вы нам еще спасибо скажете, - добавил Минус Первый добродушно. - Вы станете суперженщиной, как в кино. Смотрели? Такая вся из себя киборг.
Даша не смотрела и не жалела о своем упущении.
Физическую и боевую подготовку проводил Минус Второй. Чтобы эффективно противостоять реальному и мнимому врагу (госбезопасность, например, была для Будтова, являясь частью Сна, мнимым врагом, но от того не менее опасным), Спящий должен был уметь следующее: в полном боевом снаряжении и облачении бегать на пятьдесят километров. Двести раз отжиматься и сорок четыре подтягиваться. Крутить солнце: сперва на турнике, потом - настоящее. Знать и уметь исполнять воинственные песни. Метать гранаты, ядра, диски, молнии и бисер. Стрелять с бедра, плеча и локтя из пистолета, револьвера, автомата, карабина, гранатомета, арбалета и реактивной базуки. Пользоваться отравленными зарядами, скрывая их в кулаке, за щекой, во швах одежды, каблуках и фальшивых зубах. Выживать в условиях пустыни, добывая там воду со стометровой глубины, питаясь змеями и зарываясь на ночь в барханы. Выживать в условиях вечной мерзлоты, поедая ягель и черпая внутреннюю энергию из мороженой мамонтятины. Водить все виды автомобильного и авиационного транспорта. Взрывать и тушить атомные реакторы. Владеть гипнозом и техникой НЛП. Знать шифры, пароли и коды всех времен и народов, включая азбуку Морзе. Не задумываясь, применять приемы самбо, карате, айкидо, джиу-джитсу, тайквондо, кун-фу, баритсу и русского кулачного боя. Плавать с аквалангом и без акваланга. Грамотно читать и писать. Ликвидировать последствия аварий и стихийных бедствий, сохранять оптимизм в условиях техногенных катастроф. Удовлетворять женщин в неограниченных количествах, в оперативных целях. Ворожить, левитировать, предсказывать, заклинать, накликать и околдовывать. Разбираться в кубизме, структурализме и спортивной медицине. Задерживать дыхание на сорок минут. Обходиться без пищи. В совершенстве владеть десятью наиболее употребимыми языками, а также греческим, латинским, санскритом и эсперанто. Быть в курсе основных событий мировой и отечественной истории. Довольствоваться двумя часами неглубокого сна (речь, конечно, шла не о "Главном" Сне, а о простом). Выучить названия лекарственных трав и животных. Ходить с лозой. Произвольно изменять свою и чужую внешность с учетом факторов обстановки. Ориентироваться на местности, задействуя звезды, компас, древесные годичные кольца, мхи, лишайники, направление ветра и стояние солнца.
На все про все отводилось две недели, после чего планировалось свернуть лагерь и вернуть обоих курсантов в обычную жизнь, где начнется очередной этап операции: воспроизводство. Поблескивая глазками, Минус Первый намекнул Будтову, что покажет ему целый альбом с красавицами на любой вкус, откуда Спящий выберет себе "мисс Сон".
Забегая вперед, скажем, что с кубизмом у Захарии Фролыча не заладилось.
Кроме того, он путался, поскольку в процессе обучения Минус Второй постоянно величал себя то Бешеным, то Лютым, то Слепым, то Волком, то Комбатом, а то и просто числительными без минусов и плюсов: Тридцатым, Сороковым, Сотым и Тысячным. Маловерный Захария Фролыч позволил себе усомниться в выполнении намеченного за положенный срок, на что Консерватор пренебрежительно махнул рукой, заявив, что на то она и магия, чтобы успеть, -и вообще: все, что было запланировано Службой, так или иначе уже содержится в мозгу Захарии Фролыча, и ему лишь нужно кое-что освежить и развить.
Исключительных успехов добился Будтов, общаясь с Минус Первым, который преподавал идеологию и общую стратегию. После этих занятий у Будтова особенно разыгрывалась фантазия. В немногие свободные минуты, которые у него выдавались, Захария Фролыч воображал различных существ и героев, обращавшихся к нему с просьбой представить ту или иную действительность. Минус Второй предупреждал, что эта практика никоим образом не повлияет на объективную реальность, однако выгодно обогатит сознание Спящего, переместив границы мышления и воображения за пределы хозяйственного магазина.
Перед сном, стараясь не слушать стонов измученной Даши, у которой болели все мышцы, Будтов упражнялся в насильственном бодрствовании. Его фантазия, влачившая до недавнего времени жалкое существование, расправляла крылья и начинала поставлять всевозможных сказочных героев. Первым всегда приходил благообразный патриарх в рубахе до пят и клюкой: отшельник. Клюку украшал огромный магический сапфир, распространявший волшебное сияние и являвшийся символом духовных достижений старца. Мудрец рокотал, приглашая Спящего принять участие в поисках чудотворного камня, в котором заключен смысл мироздания. По мнению отшельника, поиски не должны были вызвать особых затруднений. Камень носил сложное и длинное название, об которое можно было сломать язык, и тоже волшебное. На вопрос Будтова, какие конкретные преимущества даст ему обладание камнем, отшельник отвечал торжественным молчанием. Это, конечно, вызывалось неспособностью самого Захарии Фролыча облечь в слова свои смутные грезы о классическом прекрасном. Старец понемногу таял, а перед глазами Спящего мелькали хрустальные башни, воздушные дороги, прекрасные дамы, равноправные граждане и прочие атрибуты города Солнца.
Затем появлялся раненый герой, некий рыцарь на мощной ломовой лошади. Рыцарь, позвякивая доспехами, падал в дорожную грязь, приподнимался на локте и, с мольбой в глазах, протягивал Будтову сломанный меч. Захария Фролыч прикасался к клинку, и тот мгновенно восстанавливался, обещая разить и рубить. Раны рыцаря затягивались; герой благодарно кивал плюмажем, подавал Спящему руку, закованную в железную перчатку, и явно собирался куда-то отвести - то ли сразиться с неприятельской ордой, то ли управлять совместно с рыцарем каким-нибудь счастливым королевством. Но, поскольку в своих лекциях Минус Первый пока не касался вопросов управления, декорации быстро осыпались, а Будтова встречал третий проситель.
Им неизменно оказывался сам диавол (мысленно Захария Фролыч оперировал этим словом в орфографии Даши). Скаля клыки, искуситель взмывал в поднебесье, увлекая Будтова за собой. При этом он держал Спящего за шиворот и там, под облаками, широким жестом обводил равнины и горы. "Хочешь, поставлю тебя надо всем этим?" - сурово вопрошал диавол, а Будтов кротко мотал головой и отвечал, что нет, он не хочет. "Да почему?" - удивлялся враг. Этого Захария Фролыч и сам не знал, но чувствовал, что отказывается правильно. Сатана потел, являя Спящему горы злата и серебра, проводя перед ним миллиардные армии, наделяя властью над планетами, галактиками и всем видимым космосом; Будтов оставался непоколебим. Рыча от бессильного бешенства, диавол разжимал когти, и Захария Фролыч начинал падать. И тут же, в награду за стойкость, его подхватывали воздушные потоки, постепенно становившиеся чисто эфирными, и относили к стопам Божества.
"Чего тебе надобно? - спрашивал Бог, пряча милосердную улыбку. - Проси, ты камень во главе угла, альфа и омега". Будтов, стараясь не отвлекаться на Дашин скулеж, просил: "Не забижал бы Ты никого, Всесильный Боже. Сделай так, чтобы там, где Ты обитаешь, оказалась всякая тварь, грешная и безгрешная. Что Тебе наши грехи? Пустяк ведь, честное слово". "Да это уже сделано, ответствовал Создатель. - Ведь Я могу все, а раз могу - то и должен. Могу Я сотворить мир, в котором спасу и помилую всякую грешную тварь? Могу, и уже сотворил. А кроме того, мир, в котором не спасется лишь один, а все остальные спасутся. Вдобавок есть и третий мир, как две капли похожий на первые два - с той лишь разницей, что в ад там отправятся трое. Имеется четвертый..." И Бог начинал разрастаться, подавляя величием Захарию Фролыча. "Все это задумано и сотворено от века, - гремел Бог. - Миров триллион! В одном тебе пряник, в десятом тебе кнут! Дерзай же, покуда Меня видишь, проси чего-нибудь другого!"
"Тогда... тогда... - начинал запинаться Будтов. Тут ему на память приходила спасительная сказка про кота в сапогах, в которой хитрый кот побуждает людоеда превратиться в мышку. - Тогда - попробуй не быть! Ты ведь можешь все! А не быть ты можешь?"
"Могу ли? Могу ли?" - Создатель, гневаясь, быстро раздувался. "Могу! Могу! Могу и буду!"
И - пропадал, лопаясь первопричиной и порождая ошметки созвездий. Звенел звонок, играл невидимый горн, и Будтов, одеваясь с солдатским проворством, выбегал на плац, где занималось утро нового дня.
А после полуночи все повторялось.
К шестой перемене суток Захарию Фролычу надоели герои и боги. Он все больше стремился в обычный, будничный мир, и перед сном рисовал себе картины осеннего дня, а он, Спящий его производитель, идет себе по серому проспекту, глазея на афиши и вывески, где булочная, почта, казино, где группа выступает во дворце спортивных состязаний - Манн, который Манфред, а не Томас, и не Генрих, и не Клаус, и не личность, а гитара, барабан, вокал и клавишник, где соловьи-бомбардировщики, сопля в ведре, ну, что же к ней прицепится еще... Постепенно Захария Фролыч засыпал. С четвертой ночи начиная, в его обычные сны стала все более уверенно встраиваться странная конструкция, похожая на маленькую бомбу. Наблюдая этот предмет, он точно знал, что это бомба и есть, очень мощная, способная взорвать всю Солнечную систему сразу, а заодно и все, что покоится за ее границами. Будтов ворочался, недовольный явившимся образом; бомба нехотя бледнела и растворялась. Утром же Минус Второй начинал занятия с обзора свежих газет, с удовольствием констатируя разрядку международной напряженности.
- Там договорились, тут встретились, - тыкал он пальцем в строчки. Капля камень точит. Вот что значит ваше, Спящий, здоровое и трезвое сознание! А иначе что это такое - "Будтов улыбнулся!"
Минус Первый намекал на недавнее сообщение о взрыве первого индийского ядерного заряда - событии недопустимом. "Будда улыбнулся" - так прокомментировали это достижение военные. Консерватор между тем подозревал, что журналисты могли ошибиться в своем понимании субъекта улыбки, а проницательные индусы, всегда знавшие о мире много чего интересного, назвали совсем другое имя.
Однако Будтову было по-прежнему трудно связать изменения в большой геополитике с собственным воздержанием от денатурата и лаков.
Тем более, что это воздержание вскоре сделалось не таким уж абсолютным.
Когда закончилась их первая неделя жизни в лагере, Даша решила, что с нее довольно, и перешла к активным действиям. В час, когда Минус Первый накачивал Захарию Фролыча идеологией и теорией, у его подруги образовывалось "окно", личное свободное время. Хитросплетения Сна мало волновали Дашу, и вскоре она остановила свой выбор на том самом ладном солдатике, который несколькими днями раньше препятствовал их с Будтовым выходу из казармы. Эффект вытрезвления оказался в данном случае более наглядным, чем события мировой политики. После получасового разговора, построенного по всем правилам женского коварства и вероломства, солдат стал всецело принадлежать Даше и согласился доставлять ей - только ей! - жидкое топливо из ближайшего магазинчика. За свой, разумеется счет; "Сочтемся!" - вдохнула ему Даша в классическое веснушчатое ухо.
И тот продался за понюшку спешной, суетливой любви, которой они, поминутно оглядываясь, предавались на заднем дворе.
Солдатик смущался.
- Мне надо снять напряжение, - лепетал он.
- Нет, тебе надо снять штаны, - бормотала Даша. - Пихай, пихай... В карман, дурак, сначала! Успеешь...
Солдат приносил две плоские полулитровые фляжки, которые отлично помещались в накладные карманы брючного камуфляжа, что были на голенях справа и слева.
Уже наступил вторник - шел первый час ночи, и Будтов уже распрощался со старцем, трясшим головой и помававшим посохом, уже различал знакомые очертания межпланетной бомбы, когда Даша Капюшонова соскользнула с кровати и потрясла его за плечо.
- Фролыч! - прошептала она, пугливо озираясь. - Фролыч! Гостинец приехал!
Спросонья Будтов никак не мог взять в толк, о чем ему говорят, а когда понял, то расплылся в хитрющей улыбке.
- Вот тебе и гипноз! - сказал он торжествующе. - Молодец, Дашка! Нам их гипноз - тьфу, мы люди тертые... .
И он, немало не тревожась о гибельных кодах и антиалкогольных шифрах, приложился к фляжке. Как он и думал, ужасного ничего не случилось, только хорошее. На следующий день Минус Второй, развернув газету, озадаченно шмыгнул носом: ни с того, ни с сего обострились трения в Юго-Восточной Азии. Он подозрительно взглянул на Захарию Фролыча, перевел взгляд на Дашу, но оба выглядели невинными и безмятежными. Консерватор пожал плечами и перешел к разбору современных охранных систем.
Будтов украдкой подмигнул Даше.
Та кокетливо улыбнулась, посмотрела на свое слабое отражение в оконном стекле.
- Красота спасет мир, - сказала она тихо.
Глава 4
Минус Первый, памятуя о пожелании Захарии Фролыча, съездил в город и вернулся мрачный.
- Меня опередили, - сообщил он встревоженно. - Кто-то уже разбил ваше окно, и кот убежал.
Будтов, которому только что за десять минут закачали с сидерома в голову всю мировую литературу, ахнул и всплеснул руками, сожалея о верном товарище - все, бывало, терпевшем, все прощавшем.
Но кот не пропал. Он был голоден, верен хозяину и твердо намеревался разыскать последнего, тем самым органично вплетаясь в планы Аль-Кахаля. Аль-Кахаль и разбил окно, надеясь выманить кота и выследить с его помощью Захарию Фролыча.
Известно, что кошки, лишившись хозяина, способны проделать путь во многие и многие сотни километров. Не раз сообщалось, как они, израненные, ободранные и отощавшие, внезапно возникали на пороге нового жилья, где их встречали растроганные владельцы. Тем паче это касалось кота Будтова, которого гнала в путь не только тоска по собеседнику, но и жесточайший абстинентный синдром. С ним творился подлинный Котарсис.
Аль-Кахаль обратил внимание на кота сразу, как только занял позицию напротив осиротевшего окна (встал в тени за телефонной будкой). Зачем он это сделал, Радикал не знал и сам. Вообще, у него было скверное настроение: Ревизор, о присутствии которого доложил пронырливый стукач, был фигурой совершенно лишней. И, наверно, единственной, которой Аль-Кахаль побаивался. Особенно мерзким было то, что Ревизор мог скрываться под личиной любого, кто так или иначе оказался замешан в происходящее. Дедуля. Майор. Генерал-гебист. Сам Спящий, наконец, вот будет номер...
И Аль-Кахаль доверился интуиции. Вскоре он был вознагражден: заметил за пыльным стеклом кота, стоявшего на задних лапах и усиленно пытавшегося достать до форточки. Аль-Кахаль улыбнулся, мысленно хваля Будтова за присутствие в его снах милых и преданных четвероногих друзей. Он вышел из тени, воровато оглянулся, подобрал кирпич и быстро пересек улицу. Стараясь не задеть кота, разбил стекло, но тот перепугался и спрыгнул с подоконника в комнату. Аль-Кахаль нахмурился, однако через пять минут просиял: кот осторожно выглядывал из-за парадной двери. Радикал обругал себя стареющим уродом: зачем было устраивать погром? Дверь! Дверь в квартиру Будтова оставалась незапертой, и кот мог выйти, когда ему вздумается. Аль-Кахаль утешился тем, что выступил в роли катализатора, стимула к этому нелегкому кошачьему решению. Кот, который, вероятно, привык в своих путешествиях пользоваться окном, скоблил его лапой, не помня с похмелья об альтернативных возможностях.
- Кс-ссссс! - просвистел Аль-Кахаль.
Кот не обратил на него никакого внимания. Он деловито огляделся и быстро засеменил к помойке. Аль-Кахаль бросился за ним и настиг возле баков. Из одного торчал возбужденный, ободранный хвост; радикал на цыпочках приблизился, заглянул и увидел, что зверь облизывает битый пузырек из-под какого-то лака.
- Ага, - пробормотал Аль-Кахаль. Первым его желанием было приманить кота, купив ему спиртного, однако он тут же смекнул, что не следует портить коту аппетит. Не нужно сбивать со следа умное животное.
Кот неизбежно приведет его, куда надо. Сердобольные старушки не помеха: никто из тех, кто вздумает подкормить несчастного кашкой или рыбкой, не сможет завоевать его сердца. Догадаться же о тайном пороке кота способен не каждый - разве что тому уж слишком повезет, и он сойдется с кем-то, похожим на пропавшего хозяина. Но этого Аль-Кахаль не допустит.
Когда кот вяло нажрался каких-то обрезков, Аль-Кахаль отступил на два шага, боясь, что близость его способна возбудить чувство ужаса даже в коте. Он зря боялся: ужас, который испытывал кот, был гораздо, гораздо сильнее. Пронзительно мяукая, зверь опрометью бросился в подворотню. Аль-Кахаль выскочил за ним и побежал, поминутно останавливаясь: когда кот замирал с приподнятой лапой, выбирая направление. В первый день они продвинулись не слишком: кот устал и залег в одном из подвалов. У бомжей, обитавших по тому же адресу, возникли виды на кошатину, но Аль-Кахаль успел вовремя, после чего жители подвала уже никогда не испытывали никаких влечений естественного свойства. Там, где они очутились, хотеть было нечего и нечем. И некому; лишь голые потерянные сознания беззвучно вопили в кромешном Ничто.
Аль-Кахаль укрылся за трубами и бочками, на подстилочке. Кот, вынюхивая след, привел его в тот самый подвал, где недавно скрывались Спящий и Минус Третий. Радикал, догадываясь о такой возможности, тщательно обыскал помещение, но не нашел ничего, одну лишь пробочку с какого-то пузырька. Пробочка - она пробочка и есть, из нее много не выжмешь. Он дал коту понюхать находку, и тот сладострастно лизнул замечательный предмет. Аль-Кахаль вздохнул и начал готовиться к очередной медитации. Но ему помешали снова: злая судьба принесла в подвал то ли дезинсекторов, то ли дератизаторов. Мясные молодцы, одетые в фартуки, респираторы и сапоги при виде Аль-Кахаля на секунду опешили: уж больно прилично был одет клиент может быть, пьян? Аль-Кахаль молчал, углубляясь в тайны Космического Яйца. Часть его сознания бодрствовала: из-под полуприкрытых век он следил за котом, готовый в любое мгновение прийти ему на помощь. Однако этого не потребовалось, ибо из двух объектов - Аль-Кахаля и кота - главный дератизатор первым выбрал Аль-Кахаля. Он пнул Радикала сапогом, каковым поступком и завершилась его дежурная смена.
Аль-Кахаль послушно встал на ноги, оправил одежду и легким движением распорол верзилу от горла до паха, не пощадив ни респиратора, ни новенького комбинезона. Двое других бросились к выходу, но не добежали. Стальные отточенные шестерни, свистнув в воздухе, снесли им головы. Запахло кровавым железом, Аль-Кахаль покосился на кота. Кот продемонстрировал полное равнодушие к убоине, он спал.
- Да пребудет с вами Гнев Господень, - напутствовал Аль-Кахаль распростертых люмпенов.
Сожалея, что вынужден расходовать драгоценную метафизику на уборку, он более или менее сносно прибрал помещение. Остался только запах, с которым Аль-Кахаль не сумел справиться, как ни старался. Впрочем, это было не обязательно.
Радикал вернулся на подстилку, расслабил члены, отрешенно уставился в потолок. Капли падали, трубы ворчали, кот беспокойно метался во сне. Аль-Кахаль чуть слышно пробормотал какие-то слова, достал мундштук. Аромат бойни смешался с причудливой смесью несовместимых сортов табака. Сторонняя медитация была на подходе. Но только на подходе: она, если перевести ее при известной фантазии в зримый образ, топталась на крыльце, так и не отваживаясь взяться за дверную ручку. Проклятый Ревизор путал мысли.
Конечно, ничего особо страшного не произойдет. Состоялась некоторая самодеятельность - ну и что? Да, виноват. Во Сне возможно всякое. Полапал служанку - грешен, готов искупить. Плюс Девятый был бездарен и имел невыносимый характер. Кстати сказать, еще неизвестно, кто больше перегнул с ним палку. Когда б не он, то Старый Светоч дошел бы до алхимических опытов... Вот с кем надо решать! Окружил себя нездешними тварями, брызжет ядом, и только старческая немощь не позволяет ему осуществить планы, которых наверняка переизбыток... Сам ни к чему не способен, но следит за другими, возбуждается, пускает слюни. Ходики себе завел... Агентура доносила, что хрыч приводит на квартиру беспризорников. Отлавливает чумазых пасынков какого-нибудь Приднестровья, платит из общественной кассы, а потом...
Хорошо. Со Светочем вопрос рано или поздно решится. Что еще? Билетерша в трамвае? У нее уже развивался лейкоз, Аль-Кахаль всего-то и сделал, что ускорил процесс. Там вообще обошлось без магии, ей хватило бы обычного стресса, трамвайного хама. Короче говоря, сплошные пустяки - если брать по отдельности. Но если взять в совокупности...
Размышляя об этих тревожных вещах, Аль-Кахаль гнал от себя главное обстоятельство, сводившее на нет любые смягчающие моменты. Никто не уполномочивал их решать со Спящим. Вот в чем суть, вот чего надо бояться. Ему позволялось многое, но власть его не простиралась беспредельно. Он не то что не прислушался - он даже слушать не стал Ведущую Волю, а действовал на свой страх и риск, по своему усмотрению, из личных эстетических побуждений.
- Нет! - взревел Аль-Кахаль, поднимаясь и тут же снова падая - на колени. - Нет, Господин! Все - для Тебя! Для Тебя одного! Зачем Ты терпишь?
Взывая к трубам и кранам, Аль-Кахаль знал, что ответом ему будет недоброе молчание. Он жаждал Звездного Статуса, и сделать с этим ничего было нельзя. Он будет - непременно будет - Утренней Звездой, надеждой мира. Желание шло из сокровеннейших глубин его сложного, противоречивого существа - во всяком случае, таким он себе казался.
Но Звезды падают. Прецеденты известны.
Кто же шпион? Светоч? Это невозможно, они так давно вместе, что ошибка исключается. Носатый лягаш? Шкура, которую Спящий таскает за собой? Ах, знал бы он тогда, на пустыре... Сам виноват! Аль-Кахаль в ярости укусил себя в руку. Выяснил - и распорядился, не мог сам... Вот теперь сопровождай собак и кошек.
Он поглядел на кота, прикидывая, как с ним поступить, когда поиск будет завершен.
Перегнать на спирт. И - напоить Спящего: во исполнение последнего желания перед казнью.
- Котик! - позвал Аль-Кахаль голосом, дрожащим от ненависти. - Ты выспался, котик? Может быть, побежим дальше?
Ему пришла в голову ужасная мысль: вдруг это кот? В смысле - инкогнито? Ревизор? А что, и не такое бывало. Принципиально - вполне, и даже очень...
Или вообще неодушевленный предмет?
Аль-Кахаль, понимая, что близок к безумию, переломил мундштук - на всякий случай, спокойствия ради. Суетно, эфемерно, смешно и простительно: он во Сне. Все равно, как если бы он сплюнул через плечо или перекрестился.
Глава 5
Непосредственное начальство как будто и не уходило. Оно сидело, как приросшее, на прежнем месте и пристально разглядывало зеленое сукно стола.
- Нами перехвачен очередной разговор крота, - сказало оно просто, без предисловий. - Налицо какая-то активность.
- Генерал? - Дудин позволил себе почтительно усмехнуться.
- Он самый, - серьезно кивнул патрон. - Что узнали вы, товарищ старший лейтенант? - осведомился он, делая ударение на "вы".
- К сожалению, ничего, - виновато ответил тот. - Мы пока не можем найти Будтова. К отцу он не приходил. Правда, там такой отец... - Дудин невольно сделал глубокий вдох при воспоминании о запахах, царивших в каморке Фрола Захарьевича. - Я оставил в квартире наших людей, - добавил он неуверенно. Полторы недели назад, - уточнил он.
- Хорошо, - ровным голосом сказал человек за столом. - От них уже поступили какие-нибудь известия?
- Ничего конкретного, - уклончиво сказал Дудин. Когда он в очередной раз попытался связаться с засадой, ответом ему был скорбный рык и мык. Людей не хватает, - пожаловался он, набравшись смелости и намекая, что сидевших в засаде пора сменить.
- Мы ограничены в средствах, - мгновенно ответило непосредственное начальство. Жалоба давным-давно сделалась рутинной, рутинной была и реакция. - Люди пригодятся нам для более важной работы. Я хочу доверить вам, товарищ старший лейтенант, выполнение чрезвычайно ответственного поручения.
Вот в этом уже не было рутины.
Дудин щелкнул каблуками и поклонился.
Руководитель проекта проворно вынырнул из-за стола и подошел поближе. Встав на цыпочки, он ласково прошелестел:
- Крот.
Дудин непроизвольно улыбнулся. В его душе проснулось ликование.
- Вы поручаете мне... крота?
- Да, - непосредственное начальство потрепало Дудина по плечу. Именно. Пора. Я думаю, что "красным" известно гораздо больше, чем нам кажется.
- Прикажете допросить? - осведомился старший лейтенант.
- Да, пожалуй.
Дудин мечтательно прикрыл глаза, вспоминая разнос, который устроил ему генерал.
* * *
После последней беседы с Аль-Кахалем дедулин гонор резко пошел на убыль. С него слетела обычная спесь, и Де-Двоенко, вынужденный заменить дедуле Андонова, увидел вовсе не то, чего ждал и боялся. Дедуля, выглядевший совсем старым, приобнял майора за талию и провел в гостиную. Общая беда объединяет, подумал Де-Двоенко, нисколько не обманываясь в причине необычной задушевности. Соседство таинственного Ревизора - вот что вынуждало дедулю вести себя заботливо и кротко.
Впрочем, хозяин ничего и не скрывал.
- Не ты ли, майор, явился по мою душу? - хихикнул он подобострастно.
- О нет, - отказался майор, высоким "о" подчеркивая величие обстановки и отрекаясь от бренного мира, шумевшего за окном.
Но дедулю это не успокоило.
- Дай-ка понюхаю, - попросил он и, не дожидаясь разрешения, быстро опустился на колени. Он начал с шумом втягивать в себя воздух, определяя нечто такое, что было понятно ему одному. Де-Двоенко испуганно отступил; вышла горничная и тоже опешила при виде грозного хозяина, который ползал, разметав полы халата, по полу и чуть ли не носом возивший по пыльным ботинкам майора.
- Тучи над городом встали, - негромко мычал дедуля, раздувая ноздри. В воздухе пахнет грозой... Нет, - решил он без особой уверенности. - По всему выходит, что это не ты. Или ты? А кто? - Он тяжело поднялся и заглянул Де-Двоенко в глаза. - Подумай, Плюс-Двенадцать. У вас там, в ментовке, никто чужой не крутился?
Де-Двоенко, автоматически набираясь наглости, снисходительно смахнул с патрона пылинку.
- Чужих всегда хватает, - сказал он веско и стал похож на очередную птицу, хищную совершенно. - За день столько перебывает... Может, и приходил.
Тут он вспомнил, что оснований опасаться Ревизора у него немногим меньше, чем у дедули, и счел за лучшее взять нормальный тон.
- Да, понимаю, - вздохнул старик и жестом пригласил Де-Двоенко в кресле. - Ну что ж поделать, жизнь продолжается. Показывай, с чем пришел.
- Прошу, - майор протянул ему тощую папку с двумя листами, исписанными от руки.
- И это все? - хозяин разочарованно выпятил губу и потянулся за очками. Он опустился в кресло напротив, начал читать. - Тут про какую-то рощу все, дедуля вскинул на гостя глаза.
- Это специфика, - объяснил Де-Двоенко.
- Да-да, конечно, - закивал тот. Через полминуты, по прочтении первой страницы, его прорвало: - Это черт знает что! Подумать только, чем заниматься приходится! - в сердцах патрон ударил кулаком по какой-то книге.
Потревоженная ударом, из рукава выползла понурая каракатица. Де-Двоенко, чей ранг не позволял ему владеть фантастическими существами, не без злорадства оценил ее угнетенное состояние. Он дотронулся до уха и подумал, как это справедливо и правильно, когда настроение владельца передается домашнему животному.
Дедуля, яростно шевеля губами и не отрываясь от страницы, потянул бестию за хвост, и та покорно вернулась на место. Закончив чтение, он скомкал бумагу и с отвращением забросил в дальний угол, где за комок немедленно взялся подоспевший Мясыч.
- Аль-Кахаль фактически отстранил нас от дела, - молвил дедуля, показывая, что мыслит себя выше комментариев к прочитанному. - Он снимет пенки, а на нас навесят всех собак.
Де-Двоенко кашлянул.
- Мне кажется, что мой помощник заслуживает самого пристального внимания. Он что-то знает. Мы не вправе следить за Аль-Кахалем, но никто не запрещает нам усилить наблюдение за Дудиным.
- На чем основываются твои подозрения? - спросил хозяин безнадежным голосом.
- Я вам докладывал. Он поддерживает странные контакты, скрывает информацию. Но самое важное то, что я выяснил насчет его появления в милиции. Мы получили посты практически одновременно. Я попытался разобраться в обстоятельствах, и натолкнулся на сплошную секретность. Было сделано какое-то высокое распоряжение, причем мне так и не удалось установить, от кого оно исходило.
Дедуля ожил:
- Так может, он и есть...
Устрашившись, он показал пальцем на потолок.
- Это не исключено, однако недоказуемо. В то же время мы ничем не рискуем, если попробуем расшифровать его связи.
Из рукава донесся вопросительный писк. Тварь уловила надежду.
- На безрыбье и рак рыба, - сосредоточенно изрек патрон. - Все равно нам больше нечем заняться. Я, конечно, могу послать тебя на розыски всех этих русалок... - он указал на бумажный комок, с которым развлекался кот. Но в твоих словах есть нечто дельное. А потому наплюй на все и возьми своего лейтенанта в оборот. Проверь, куда он ходит, с кем встречается. И ежечасно докладывай.
- По обстановке, - возразил непочтительный Де-Двоенко, захватывая в горсть кончик носа и глядя на дедулю нахальными круглыми глазами.
Тот ответил ему долгим взглядом, но ничего не сказал.
* * *
Аль-Кахаль открыл глаза. В них не было сна, никто вообще не мог бы поручиться, что он спал. Кот сидел к нему спиной и напряженно смотрел на дверь. Маленькое оконце, через которое он проскользнул в подвал, Аль-Кахаль предусмотрительно притворил.
- Ксссс!.. - в очередной раз просвистел Радикал.
Кот оглянулся и смерил его мутным взором. Тот проворно вскочил и отряхнул одежду. Распахивая дверь, Аль-Кахаль издевательски поклонился. Кот воспринял поклон равнодушно, как должное. Не глядя на гнусного - утром все гнусно - типа, он бросился вверх по ступенькам. Аль-Кахаль, не отставая, сделал два гигантских прыжка и очутился на улице. Кот замер, принюхиваясь к воздуху.
- След, след, - негромко поощрили его сзади.
В какой-то миг Аль-Кахалю померещилось, что кот сейчас ответит ему : знаю без тебя. Нечто подобное тот действительно сказал, но не вербально, а воспользовавшись, как модно выражаться, языком телодвижений. И даже кое-что добавил, нечто вроде: держись, коли так!
И припустил по улице.
Со стороны могло показаться, что целеустремленный владелец гонится за сбежавшим домашним животным. Аль-Кахаль бежал легко, перелетая через лужи и кучки собачьего дерьма. Прыткий кот несся по тротуару, не соблазняясь ни битой алкогольной тарой, ни гнилыми обрезками. Стая голубей взорвалась нежным взрывом, а такса, прогуливавшаяся невдалеке, даже не успела гавкнуть. Она опомнилась лишь при виде Аль-Кахаля, которым сменился кот, но Радикал на бегу замкнул ей уста.
На перекрестке разогнавшийся кот присел, прижимая уши и пропуская литой мерседес. Боковое стекло было приспущено; из салона виртуозно выщелкнули окурок, попавший в Аль-Кахаля. Тот задержался на миг: стекло аж свистнуло, взвиваясь. Начисто отхваченная рука глухо стукнулась об асфальт, и Аль-Кахаль возобновил преследование.
К полудню они выбрались на городскую окраину. Кот спешил на юго-запад, Радикал удовлетворенно кивнул. Он давно подозревал, что на юго-западе нечисто.
Кот вырулил на шоссе и затрусил по разделительной полосе. Аль-Кахаль нахмурился: бесшабашность объекта угрожала исходу дела. Он прибавил скорости, и зверь, увидев, что его догоняют, свернул на обочину.
- Так-то лучше, - похвалил его преследователь.
Вокруг простирались грязные, топкие поля, и Аль-Кахаль от души надеялся, что кот не двинет через них напрямую. Однако он просчитался, зверь помчался точнехонько в поле. Радикал заскрежетал зубами, проклиная Сон, в котором существуют вязкие пространства и прочие неудобные вещи. Он лишний раз повторил про себя, что нет, сердцу Создателя никак не могут быть милы подобные несовершенства. Затхлые пространства материков, удушливые океаны, колючие льды. Знойные радости экватора, холостое бесплодие бессмысленного космоса, дурочки-звездочки, пресные кварки. А главное - главное, на чем все это держится! На кошачьем хвосте! Рано или поздно этим хвостом махнут, и балагану для слабоумных выйдет сокрушительный шиш.
...Очередной день завершился в чахлом отравленном лесу. Вдали преступно курился комбинат. Аль-Кахаль привалился к сосенке и начал вылизывать одежду; попутно язык-гвоздодер, встречая многочисленные репьи, выхватывал их и отшвыривал прочь. К плащу и брюкам прилипли ломти глины, обувь утратила форму, веревочный галстук сбился на сторону. Кот, уставший от бега, свернулся в клубок под скорбной березой. Время от времени он приоткрывал один глаз и следил за Аль-Кахалем, пытаясь разгадать причины назойливого соседства.
- Я надеюсь, что завтра все выяснится, - в голосе Аль-Кахаля звучало осуждение. - Я очень не люблю котов. Ты знаешь об этом?
Глава 6
С первого взгляда на Минус Первого Захария Фролыч понял, что случилось нечто непредвиденное. Внешность у обоих Консерваторов была такая, что описать ее удавалось лишь в самых общих словах: моложавые, аккуратные, подтянутые, серьезные, похожие, непреклонные - и так далее. В их облике отсутствовали хоть сколько-то запоминающиеся черточки, так что курсанты, грешным делом, путали своих преподавателей, когда встречались с ними вне четкого расписания. Тем более, что те расхаживали в масках. Однажды Минус Второй разоткровенничался и, печально вздыхая, показал Будтову портрет Минус Третьего. Лицо, взиравшее со снимка, в правом углу перечеркнутое траурной ленточкой, не имело со знакомым Топорищем ничего общего. Оно отличалось от своих коллег одним лишь порядковым номером - то есть не больше, чем тройка отличается от двойки и единицы: цифра. Но сегодня дела обстояли иначе. Щеки Минус Первого набрякли, рот провалился, глаза беспокойно шныряли, не находя себе точки фиксации. Руки, перебиравшие бумаги, дрожали мелким бесом.
- К нам едет Ревизор, - вымученно улыбнулся Консерватор. - Занятия сворачиваются. Мы постараемся все закончить сегодня.
Даше и Будтову передалась его паника.
- Повяжут? - испуганно спросила Даша.
Минус Первый горько усмехнулся, любуясь делом своих рук. Даша расцвела; что до мелких вечерних провинностей, о которых консерваторы не знали, то и ей, и Будтову они пошли только на пользу, благо сохраняли в целости тонкую пуповину, связывавшую их с безмятежным прошлым. За две без малого недели стал совершенно неузнаваемым и Будтов. Если кот в свое время много чего набрался от Захарии Фролыча, то теперь и в последнем проявились странные кошачьи повадки. Он двигался плавно, глаза его посверкивали хищными огоньками, реакции многократно ускорились, и весь он сделался каким-то обтекаемым, гладким, наводя на мысли о тугих мышечных пластах, скрывающихся под лоснящейся кожей. А если обратиться к сознанию - о, сознание Захарии Фролыча тоже обогатилось. Теперь он знал вещи, о которых раньше не то что не подозревал, но в существование которых, расскажи ему кто на пустыре или в роще, не поверил бы ни на секунду. И странная бомба с неизвестным содержанием прочно укрепилась в подсознании - где-то в стволе, на границе головного и спинного мозга.
- Да вас-то не повяжут, - в голосе Минус Первого впервые прорвалась неприязнь. - Ревизор - он, знаете... К нам поступил сигнал из Канцелярии... В общем, это вас не касается. Это наша головная боль, - и он посмотрел на Дашу неожиданно пронзительным взглядом.
- Что это вы так на меня уставились? - нахмурилась та.
- Так... мысли возникли, - отозвался Консерватор, не отводя глаз. Если начать разбираться, то мы, в сущности, ничего о вас не знаем.
- Приехали, - протянула Даша. - Куда ж вы смотрели? И что вам надо знать? У меня никаких секретов нет, я человек честный.
Минус Первый сделал жест, который вчера еще был невозможен: поковырялся в зубах. Будтов выпучил глаза, смутилась и Даша.
- Оставим это, - пробормотал наставник. - Какой теперь смысл!
Он вышел из-за стола, взялся за виски и некоторое время покачивался на носках.
- Вечером вас выпустят в большую жизнь, - сказал он наконец. - Вы получите новые документы, новое жилье и будете находиться под нашим неусыпным наблюдением.
- А билет на самолет в любую точку мира? - оживилась Даша.
- Нет, звездный - в любую точку вселенной, - поправил ее Захария Фролыч.
Минус Первый, к которому от этой реплики на секунду вернулось самообладание, погрозил ей пальцем.
- Теперь, друзья мои, дудки! Больше вы от нас не сбежите. История не простит.
- А женский вопрос? - напомнил, к раздражению Даши, Будтов.
- Это все будет. Потом. Это дело стратегическое.
- М-да, - Захария Фролыч почесал в затылке. - Можно идти?
- Да, до обеда вы свободны. Но за территорию пока не шагу!
Будтов, помедлив, сделал движение, словно поймал на лету муху. Это был новый, приобретенный фортель, которым Спящий показывал, что уловил суть происходящего и вся она у него вот где, и мировой порядок с видимой вселенной - там же. Так оно, как он в конце концов уверовал сам, и было в действительности.
Консерватор вернулся за стол и придвинул к себе стопку бумаг.
Курсанты вышли во двор. Захария Фролыч вдруг понял, что, несмотря на кратковременность их обучения в лагере, он странным образом успел сродниться с пулеметными вышками, беговыми дорожками и ресторанными обедами. Ему казалось, что он провел здесь минимум полжизни. Будтов расчувствовался, на память ему пришли школьные выпускные песни. Сам он никогда их не пел, поскольку со школой дела обстояли не слишком здорово - вообще никак, если говорить честно, но песни он знал, так как часто слушал их по радио.
- Здесь прожито и понято немало, - промурлыкал Захария Фролыч, щурясь на солнце. - Пройдись по тихим школьным этажам.
- На волю, Фролыч! - Даша шутливо ударила его кулаком. - Что ты расклеился?
- Дура ты, - вздохнул Будтов, разнеженно озирая казенность.
И увидел кота.
* * *
Аль-Кахаль - мокрый и грязный, но полный энтузиазма - лежал в осиннике, что рос от ближайшей вышки шагах в сорока. Позиция была очень удобная: хорошо просматривались здания, двор, и можно было, запасшись терпением, в известном приближении оценить воинское поголовье. Радикал извлек из-за пазухи мощный бинокль, навел на вылизанную дорожку. Вдалеке закуковала кукушка, но Аль-Кахаль не обратил на нее внимания. Это было простительно, куковали недолго.
- Раз... - пробормотал он заинтересованно. - Два... Три...
Память упорно пыталась подсказать ему некую ситуацию, в которой тоже пересчитывали вражеских солдат под аккомпанемент кукушки, вот только делала это вроде как женщина... Аль-Кахаль отогнал бесполезное воспоминание, не найдя в нем ничего ценного. К чужим ошибкам он относился с неизменным высокомерием.
- Пять... восемь... двенадцать...
На четырнадцатом солдате Аль-Кахаль прекратил счет и вынул уже знакомый сотовый телефон, бибипнул кнопкой. Ответили сразу.
- Генерал, мне нужны ваши люди, - сказал он, не здороваясь. - Мне нужны лучшие из лучших, человек десять... можно больше.
В телефоне что-то захрипело.
- Генерал, - Аль-Кахаль прикрыл глаза и снова начал считать: до пяти. Теперь он пересчитывал внутренних, невидимых солдат, которых знал только он и которые рвались на волю при малейшем неповиновении обычной челяди и черни. - Генерал, я ничего не буду повторять. Слушайте координаты... не вздумайте записывать, идиот!
Ведя этот яростный разговор, Аль-Кахаль ни на миг не отрывал своего взора от кота. Кот томился посреди двора, предвкушая спасительное воссоединение. Он сильно исхудал, хотя до того казалось, что худеть ему некуда. Физические симптомы похмелья давно прошли, и глаза кота полыхали голой страстью, беспримесным наркотическим идеализмом.
* * *
- Вот и все, - Дудин лучезарно улыбнулся, наблюдая за генералом, который тупо взирал на умолкнувший телефон.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги