Пограничник. Том 2: Смертельный дозор

Глава 6

— Странное дело, — пробурчал Таран, внимательно глядя в бинокль на сопредельную территорию.

Как только я увидел подозрительную активность в кишлаке «Каджи», сразу доложил на заставу. Буквально через минуту на вышку взобрался начзаставы, чтобы посмотреть лично, что же там твориться.

— Вот и я думаю, что странное, товарищ старший лейтенант, — сказал я, поправляя ворот бушлата, чтобы защититься от колкого ветра.

— Вот, опять погнали, — задумчиво проговорил шеф, — уже в другую сторону. Чего они его гоняют по всему кишлаку?

— Не могу знать, товарищ старший лейтенант.

Таран поднялся от бинокля. Задумчиво похмурился.

— Продолжать вести наблюдение. Если кто из них попытается перейти Границу — доложить.

— Есть, — сказал я, и Таран стал спускаться с вышки.

Я же снова припал к биноклю. Сначала я потерял из поля зрения подозрительную группу афганцев, но быстро ее отыскал.

Толпа местных выскочила из-за небольшого домика с плоской крышей и дырявым дувалом из грубого камня. Они преследовали какого-то оборвыша. Худой как палка мужчина, одетый в лохмотья с ног до головы, спасался от них, стараясь спрятаться в переулках.

Местные гнали его палками, кидались камнями. В чем была причина их ненависти, я решительно не понимал.

На миг вся свора исчезла за продолговатым сараем. Потом, с другой стороны, показался оборванец. Он торопливо перелез через низкорослый заборчик пустого загона для овец, побежал под низенький навесик, чтобы спрятаться там.

Толпа, казалось, промчалась мимо, но какой-то ребенок, бежавший следом, вдруг остановился, указал на сарай. Тогда местные гурьбой помчались туда. Оборванец пустился бежать, пока его не настигли, но упал посреди загона, стал отползать. Тогда разъяренная толпа его настигла.

К моему удивлению, местные не кинулись бить его ногами. Они сторонились мужчину и только и пытались, что достать его палками. Кидались камнями.

Мужчина сначала просто полз, но когда оказался у ограды, прижался к ней спиной. Закрыл лицо руками. Когда его стали дубасить палками, тот внезапно собрался с силами и бросился на толпу. Она мгновенно отпрянула, разбежалась в стороны, а мужчина с трудом перелез через ограду, снова бросился бежать, неуклюже прихрамывая при этом. Толпа, казало, прибывала несколько мгновений в смятении, но потом опять собралась и пустилась в погоню за мужчиной.

Продолжалось это не так долго. Еще минут сорок я наблюдал за этой беготней, а потом оборванец просто исчез. Местные искали его, но найти так и не смогли. В нашу, советскую сторону никто тоже двигаться, кажется, не собирался. На этом и кончилась «эпопея» с оборванцем и толпой.

Когда до конца дежурства осталось минут тридцать, а я только закончил очередной сеанс связи, вышел обратно к биноклю. Стал наблюдать за небольшим лесистым участком на границе. Именно за тем, где живет Муська, которую подкармливают наши ребята.

Отсюда, с вышки, лесок казался совсем маленьким. Не больше городского парка. Но тогда, когда я сам пробирался по нему, он ощущался мне настоящим лесом. В бинокль я даже увидел тот самый орех, под которым жила наша заставская лисица.

Когда я принялся осматривать опушку леса, случилось кое-что странное. Как по команде, на том берегу Пянджа, в кишлаках, залаяли собаки. Кто-то из наших псов тоже было присоединился к этому хору, на Нарыв, видимо, быстро его осадил. Над Пянджем повис далекий собачий лай.

Очень скоро я увидел, почему возбудились почти все местные псы в округе. По равнинной местности к лесу шел… волк. Он торопливо двигался рысью, иногда оглядывался, прислушивался, навостря уши.

Не было бы в этом ничего особенного, если бы ни один момент. Увидев волчицу, а то, что была это волчица, у меня не осталось сомнения, я тут же заметил бегущего немного сзади… Булата.

Да, именно так. Они шли парой и двигались к лесу.

— Вот сучек, — прошептал я с ухмылкой. — Невесту себе нашел.

Если б кто другой увидел такую картину, какая сейчас возникла передо мной, наверное, даже удивился бы. Как так? Крупная волчица подпустила к себе немца. Пусь Булат тоже отличался могучим телом, но рядом с самкой все равно выглядел не так внушительно, как вблизи.

Обычно волки воспринимают почти любых, даже самых крупных собак как добычу. Могут напасть стаей. Задрать.

А я сразу понял, в чем дело: у волчицы течка. Время как раз подходящее — конец зимы. Да и стаи у нее, очевидно, нет. Одинокая волчица в такое время, вполне может и пса принять. Вот и нашел ее Булат, пока бегал на свободе. Ты гляди, проходимец какой. Даже ошейника для приличия не снял.

Улыбнувшись этим своим шутливым мыслям, я отпрянул от бинокля и тут же пошел доложить на заставу. Нашелся Булат. Надо высылать группу. Может, поймают.

Погоня была долгой, но Булат совсем не собирался возвращаться на заставу. По крайней мере пока. Ведь у него была Волчица.

Всю вторую половину дня и часть ночи, когда неприятный ветер накликал по-настоящему шквальный дождь, вместе они уходили от погони.

Булат знал, что люди — очень настойчивые существа. Они не подвели и в этот раз. Преследовали их долго. Однако знал он также и то, что слабый нюх этих существ — их главный недостаток. Куда молодому Радару, которого они пустили по следу, угнаться за Булатом, изнюховшим тут, еще на службе, едва не каждую тропу.

Булат увел Волчицу от погони. Он понимал, что раз уж Волчица одна, пришла она издалека. И теперь, здесь, в этих местах у нее нет никого, кроме Булата. Сейчас они были лишь вдвоем.

Знал он также, что когда-нибудь это закончится. Что Волчица станет враждебной и раздражительной. Что сладкий запах, исходящий от нее, иссякнет. Тогда Булат, без сомнений уйдет. Но сейчас они были вдвоем.

Погоня отстала, когда ночь уже перешагнула свой зенит. Когда усилился дождь и смыл их запах с волчьих троп.

Булат понимал, что люди не смогут и дальше преследовать их в таких условиях. Они не смогли.

Когда люди отстали, Булат с Волчицей нашли себе укрытие. Они переночевали под низким козырьком скалы, росшей над рекой и утопавшей в ней своим хвостом. Вместе слушали они шум реки и ветра. Стихающий гул дождя.

Булат не знал, о чем думала Волчица. Но сам он вспоминал о своем человеке, что погиб, пытаясь догнать и схватить врага. Этот человек, чье имя слышалось Булату лишь набором непонятных, но знакомых звуков, был дорог псу.

Еще когда Булат был щенком, тепло, забота, а еще суровое воспитание этого человека создали у них с Булатом крепкую связь. Булат был готов умереть за этого человека.

Сейчас эта связь оборвалась, и пес чувствовал странную пустоту, которую не мог описать, если бы даже у него была такая возможность.

Когда появилась Волчица, она заполнила эту пустоту собой. Пусть пустота исчезла только временно, но сейчас Булату этого было достаточно.

Утром Волчица ушла на охоту. Булат не двинулся за ней. Он понимал, что в этом сложном деле ей нет равных, и тут Булат уж точно не угонится за Волчицей.

Вместо этого он занялся другим, не менее важным делом — очертил границу их убежища своим запахом, чтобы отогнать врагов. Потом стал сторожить их новый, хоть и временный, но все же «дом».

Когда яркий шар поднялся высоко, Булат почувствовал, что что-то не так. Волчица и раньше уходила надолго, чтобы принести им добычу, но сейчас она задерживалась больше чем обычно.

Тогда Булат отправился на ее поиски. Он быстро отыскал сладкий запах Волчицы. А потом и ее саму.

Истерзанное тело лежало на берегу реки. Булат подбежал, чтобы понюхать, она ли это. Это оказалась она. Пес кратко заскулил, чувствуя, что на ней нет больше сладкого запаха. Теперь она пахнет только кровью и смертью.

Зато там был еще один запах. Нет, это была вонь. Чужая вонь. Вонь существа, многих существ, решившихся напасть на Волчицу.

Булат почуял этот запах и тут же запомнил. Чутье немедленно дало ему понять, что источник запаха находится поблизости. Он взял след и сразу же нашел его источник.

За большим камнем лежал шакал. Кажется, так называли этих уродливых собак люди. Шакал был еще жив, однако сучил одними только передними лапами. Задние бессильно лежали на песке. Булат понял, что перед смертью Волчица перекусила ему хребет. Далеко же он уполз.

Булат подскочил, и, вцепившись шакалу в горло, добил уродливого пса. А потом взял новый след. След тех, кто убил его Волчицу.

— М-да… Ушел, зараза немецкая, — пробурчал недовольно Стасик, шедший впереди меня старшим наряда, — хитрый этот Булат как черт.

— Любовные дела у него, — ухмыльнулся я. — Думаю, нагуляется, вернется.

— Ага. Плохо ты его знаешь, — скептически заметил Стас.

Следующим утром я был в дозоре. Наш наряд должен был пройти дальний от заставы шестнадцатый участок. Шли в усиленном, вчетвером: я, Алим, Стас и Миша Глушко.

Погода, на удивление, стояла чудесная. Вчерашние тяжелые тучи ушли куда-то на север. Небо прояснилось, и яркое солнце все выше и выше поднималось к своему зениту.

Граница казалась мне сегодня спокойной: безмятежно шумел узкий в этих местах Пяндж, приятно дышалось влажным после ночи воздухом, солнце пригревало лицо.

— Вон, целую волчицу подцепил, — продолжал Стас, — во кобелина.

— И умудрились уйти от группы. Да еще и с собаками. — Запричитал Глушко.

— Дождь пошел. След смыло, — заметил Алим понуро. — Куда там его, этого Булата было найти? Он людей за версту чувствует. А его волчица и подавно. Неопытному Радару за ними было никак не поспеть.

Забавно, что Канджиев шел какой-то настороженный. Какой-то хмурый. Не сказать, что он в принципе был улыбчивым человеком. Скорее, всегда оставался «себе на уме», да только лицо его сегодня казалось темнее, чем обычно. Почему? Сказать мне было сложно. Граница казалась спокойной и безмятежной. Потому и забавно, что он и сейчас хмурился.

Конечно, нарушителям бывает плевать на погоду, но все же. На первый взгляд не было у Алима причин хмуриться. По крайней мере, видимых.

— А ты чего такой смурной? — Спросил я у Канджиева.

Тот повременил отвечать. Глянул почему-то на далекие горы, вздохнул.

— Неспокойно на Границе. Слишком тихо. Как перед бурей.

— Хе, — хмыкнул Глушко. — Неспокойно. Тоже мне. Тебе всегда неспокойно. А тут безмятежно, как после бури. Буря вчера была. Я до нитки вымок в поиске. Полночи по лесу за этой упрямой псиной лазить. А сегодня ничего. Если б каждый наряд был такой, я, может быть, даже и на сверхсрочную остался бы.

Внезапно Алим застыл на месте, прислушался. Все, кто глядел на него, остановились. Только Стас, прошедший чуть вперед, обернулся и недоуменно спросил:

— Народ, чего стали?

— Тш-ш-ш-ш… — Протянул Алим раздраженно и снова затих.

Я тоже прислушался. Пяндж все также мерно шумел. Где-то вдали завыл одинокий шакал.

Послушав Границу, Алим медленно пошел дальше. Следовавший за ним Глушко недоуменно зашагал следом.

— Ну и че тебе сказала Граница? — с хитрой усмешкой спросил Стас. — Чего нашептала?

— Граница тихая, — сказал Алим, казалось бы, вполне серьезно. — А это значит, ее надо слушать.

— Мы всегда границу слушаем, — заметил Мишка.

— Надо слушать! — С нажимом повторил Алим, — иначе прослушаем мы ее подсказку.

До конца участка дошли молча. Потом повернули в обратный путь. Примерно на середине услышали мы тревожное «К-у-у-у-у-у-у-к!» из колокола проводной связи. Стас торопливо побежал к столбу, чтобы связаться с дежурным по связи и сигнализации.

— На тринадцатом сработка, — переговорив, вернулся он.

— Тогда перекрываем, — сказал я.

— Да! Приказали перекрыть! Погнали назад, парни!

Все вчетвером мы пошли в марш-бросок, чтобы скорее добраться до места, где сработала система. Бежали мы быстро. Когда пересекали четырнадцатый, я вдруг услышал отчетливый всплеск на берегу Пянджа. Стас с Мишкой побежали вперед. Мы с Алимом, как вкопанные стали на месте.

Я прислушался. А потом увидел, как на берег поднялся неизвестный афганец.

— Вы чего⁈ — обернулся Мишка, когда заметил, что топот наших шагов прекратился.

— Нарушитель! Стой! — Я и передернул затвор автомата.

— А, сука! — Остановился Стас, — и у нас⁈

Оба пограничника торопливо побежали к нам с Алимом, когда тот тоже взял неизвестного на мушку.

А я тем временем смекнул, что неизвестный был не такой уж и неизвестный. Худой как палка мужик носил мокрые лохмотья. Голову он тоже обмотал какой-то тряпкой, да так, что на виду остались лишь глаза. Это был именно тот бедолага, которого гонял весь кишлак вчера днем.

Мужчина, видя, что на него наставили оружие, сам вскинул руки. А потом заговорил на афганском. Заговорил громко, так, чтобы мы услышали. Да только ни слова понятно не было.

— Задержать, обыскать! — Приказал Стасик, подбегая к нам. — Я свяжусь с заставой!

Когда Стас помчался к столбу связи, мы втроем медленно направились к неизвестному. Еще издали, я понял, что что-то с ним не так. У мужчины на оголившихся от лохмотьев руках не было нескольких пальцев.

Не успели мы подойти и натри шага, как Алим тотчас же попятился, глядя на бугристую кожу его рук.

— Проказа! — Закричал Канджиев, — это прокаженный!

В этот момент. Приграничная территория

— А это хорошо, что тебя с нами послали, — сказал Дениска — молодой разнорабочий в геологоразведовательной группе.

Парень, приехавший после школы работать в группе, тяжело шагал. За плечами у него висел тяжелый, нагруженный образцами рюкзак. Дениска вспотел, а шапку-петушок надел на уши. Из-под нее торчали слипшиеся в сосульки темные волосы. Тем не менее парень старался бодриться, не показывать своей слабости. Наташу это веселило.

— И чего ж хорошего? — Спросила она, наблюдая, как Григорий Петрович, высокий геолог с окладистой рыжей бородой, ушедший вперед, присел у какого-то камня, стал его рассматривать.

— Ну как же? Ты ж хочешь с отцом работать, так? — Спросил Дениска, стараясь натянуть на раскрасневшееся лицо кисленькую улыбочку. — Вот, отличный шанс опыту набраться.

— Я еще не определилась, — пожала плечами Наташа, — собственно говоря, я тут как раз за этим. Посмотреть, как геологи «на земле» работают. Стоит ли по папиным стопам идти.

— Стучать молоточком по камешкам? — Хмыкнул Дениска, когда они догнали Григория Петровича. — По-моему, не такая уж и сложная работа. Я б даже сказал, приятная. Не то что эти самые камни таскать. Хоть бы кто помог!

С этими словами Дениска покосился на Григория Петровича.

— Не помогу, — совершенно будничным тоном ответил геолог. — Ты на тридцать рублей больше меня получаешь, вот и таскай.

Дениска недовольно пробурчал что-то себе под нос, подпрыгнул, поправляя лямки на плечах. Наташа звонко рассмеялась.

— Ладно, — встал Григорий Петрович и сдвинул на затылок пеструю шапку на курчавых рыжих волосах, пошел, глядя на поотставшего Дениса, — идем дальше. Маршрут длинный. Надо к вечеру успеть к лагерю. Шипче, Дениска, Шипче!

— Изверг, — буркнул Денис, когда геолог снова ушел чуть-чуть вперед. Потом глянул на Наташу: — Слушай, Наташ, а ты что делаешь в выходной?

— А что? — Глянула на него девушка.

— Да там, в Дастиджуме показывать кино будут. Что-то новое привезут. Может, съездим?

— На выходных я буду занята, — отрезала Наташа.

— Это чем же?

— Подружку пойду проведать.

— Подружку? Какую такую подружку? — Удивился парень.

— Та… Рыжую одну. Ты ее не знаешь.

Внезапно, где-то вдали завыл шакал. Григорий Петрович поднял голову от большого красноватого валуна. Прислушался. Потом торопливо принялся откалывать кусочек камня, вооружившись зубилом и молотком.

— Денис, ты патроны взял? — Спросил он, поправляя ружье на плечах, — у меня только два.

— Да… — вдруг замялся и почему-то побледнел Денис. — Взял-взял. В рюкзаке лежат. А что?

— Да то, — Геолог встал, поправил ружье и пошел к Денису с отколотым камнем в руках, сунул его в рюкзак парня, — маршрут длинный. Мало ли что тут может случиться.

— Прокаженный? — Занервничал Миша Глушко и отступил на шаг, сглотнул.

Я нахмурил брови, глянул сначала на Алима, потом на Мишу. В глазах обоих стоял страх.

Мужчина же, что-то опять закричал. Потом открыл такое же бугристое лицо, снова сказал что-то, но очень жалобно.

— Он говорит, — начал Алим, — что хочет в Союз. Он слышал, что от его недуга тут лечат. А на родине ему будет конец.

Мы с Мишей переглянулись.

— Он же заразный, — скривился Миша. — Как его задерживать? Как обыскивать?

— Доложил, — подбежал Стас, — а чего вы его еще не повязали? Части наряда приказано связать и охранять. Остальным — приказ прежний.

— Он прокаженный, — шепнул Миша.

— Чего⁈

— Прокаженный…

— Да это я и в первый раз расслышал! Сука… Как его брать-то?

Я поджал губы, видя, что остальные не рискуют прикасаться к больному мужчине.

— Ладно. — сказал я холодно, доставая из подсумка концы шнура. — Я возьму его сам.