Погрешность

Глава 4

– Проснулась? – спрашивает Олеся Георгиевна и ставит на стол вазу с ромашками. – Приведи себя в порядок, у нас будут гости.

Ульяна достает из холодильника минералку, скручивает крышку, делает пару глотков, сама же направленно заглядывает в огромное зеркало прихожей. Крутится вокруг своей оси, отнимает горлышко от губ, пожимает плечами.

– Разве я плохо выгляжу? – в упор смотрит в материнские глаза.

– Отвратительно, ровно так же, как себя ведешь.

– Ну прости нахалку, – ставит бутылку на столешницу, стараясь не провоцировать скандал. Мама заведется с пол-оборота, а успокаивать ее придется всем семейством.

– Она еще и издевается, – летит Никольской вдогонку, пока она взбегает по лестнице на второй этаж.

Олеся Георгиевна вновь причитает о том, насколько бесполезна и неблагодарна ее дочь. Ульяна же поднимается в комнату, решив выбрать платье к предстоящему ужину. Пока внизу кипит жизнь, она перебирает свой гардероб, останавливаясь на простом, достаточно свободном платье выше колена цвета марсалы. Этот оттенок прекрасно подчеркивает глаза, делая их синий более глубоким.

В семь дом наполняется запахами. Мать вытаскивает из духовки индейку, отец приносит ребрышки из коптильни и ставит на стол пару бутылок с алкоголем. Ульяна подкрашивает ресницы тушью и неторопливо спускается в гостиную. Хотя, может, лучше будет уйти до начала? По крайней мере после мама не обвинит ее в том, что она испортила им вечер.

Винтовая лестница скрывает половину гостиной, и Никольская почти не видит пришедших, но, судя по голосам, ужин уже давно перестал быть семейным, возможно, приехали какие-то коллеги отца.

Сбежав вниз, девушка широко улыбается и задорно спрыгивает на паркет с последней ступеньки.

– Всем доб…

Делает неуклюжий шаг назад. Кровь в момент превращается в чистый байкальский лед. Пальцы впиваются в поручень лестницы.На лице все еще пластиковая маска, широкая улыбка, приветливость, но невероятно испуганные этой неожиданностью глаза. Кажется, ее сердце начинает биться медленней.

Громов. Он стоит напротив, так близко, всего лишь на расстоянии пары шагов. Холодный взгляд, от которого по коже разбегаются мурашки. Он точно не рад этой встрече, это видно. Напряжение в комнате нарастает, или же Ульяне так только кажется.

Он бесстрастно улыбается, что-то говорит, ставит на стол бутылку вина и, слегка протянув руку, сжимает в ней изящную женскую ладонь.

А ведь Никольская ее даже не заметила. Немного растерявшись, она переводит взгляд к стоящей рядом с Громовым девушке. Высокая, кареглазая, темноволосая с длинными ногами. На ней узкая офисная юбка и удлиненный пиджак в серую клетку. На глазах очки в черной оправе, а волосы убраны в высокий хвост. Света. С ним рядом все так же Света.

– …добрый вечер, – Уля выжимает из себя остаток приветствия с невероятным трудом и быстро прижимает пятую точку к стулу.

Неловкость зашкаливает. Теперь брошенные Лизке слова не кажутся легкими. Теперь она не смеется, не строит коварных планов. Здесь и сейчас перед ней стоит одна-единственная задача – пережить этот вечер. Поджав губы и сгруппировавшись, Ульяна старается отстраниться от происходящего, спрятаться за высокой стеной, которую она по кирпичику выстраивает в своей голове.

Олеся Георгиевна мастерски переводит внимание на себя. Хлопочет вокруг гостей, которыми оказались семья Громовых и эта выскочка Света, приглашает всех к столу, отец усаживается во главе, быстренько разливая алкоголь по бокалам. Касается руки жены и, притянув ее к своему рту, целует тыльную сторону ладони.

Ульяна сидит неподвижно, гипнотизируя тарелку. Решает, что делать дальше.

– Ульяночка, ты же помнишь Степу? – вклинивается мама и заботливо кладет в тарелку салат. – Ребята, вы накладывайте, накладывайте, – подгоняет всех в привычной ей манере. – Дочка, ты меня слышишь?

– Помню, – натянуто улыбается, стискивая пальцами высокий фужер с вином.

За столом начинаются разговоры, в основном о медицине, каких-то достижениях, деньгах. Мама рассказывает про их с отцом последний отпуск в Исландии. Ничего интересного и стоящего. Пока все они заняты болтовней, Ульяна несколько раз тайком посматривает на Степу, нервно барабаня пальцами по столу. Ужасный вечер, почти самый мерзкий вечер в ее жизни.

– Ульяна, ты тоже будешь врачом?

– Что? – сосредотачивает внимание на Свете.

– Пойдешь по стопам Артура Павловича?

Ей правда это интересно? Никольской так и хочется закатить глаза, но маменька смотрит на ее физиономию слишком пристально, не хотелось бы ее расстраивать.

– Нет, я профессионально занимаюсь балетом, с трех лет.

– Серьезно?

– Нет, вру, – все же закатывает глаза, замечая Громовский интерес к своей скромной персоне.

– Я что-то не так сказала? – Светочка подбирается, часто хлопает глазками и нервно улыбается.

– Света, не обращайте внимания, наша Ульяна часто поднимается не с той ноги.

В прихожей открывается дверь, и Ульяна незамедлительно вскакивает из-за стола.

– Дёма! – чувствует брата на каком-то сверхчеловеческом уровне. Он еще не зашел и даже не подал голос, но она уже знает, что это Демьян.

Выбегает из гостиной, бросаясь на шею к брату.

– Дёма, как хорошо, что ты приехал.

Никольский крепче обнимает сестру за талию правой рукой и, приподняв над полом, шагает в гостиную.

– Всем добрый вечер, – отпускает Ульяну, – мама, очаровательно выглядишь.

Женщина горделиво выпрямляет спину, улыбается. Демьян вручает ей букет цветов, пожимает руки присутствующим мужчинам и садится рядом с сестрой.

Разговоры становятся громче, льются непрекращающейся рекой.

– …он же даже не сказал, что вернулся, – в какой-то момент до Ульяны долетает голос Оксаны Олеговны, матери Громова, – мы в Германию улетаем, а они возвращаются. Так вот еще на четыре месяца разминулись.

– Оксана, и как ты только пережила, – начинает старшая Никольская в привычной ей манере, – я бы с ума сошла. У нас Демьян пока на сборах, я места себе не нахожу. А теперь еще вот и в Москву собрался переезжать. Этот его новый клуб.

– Олеся, это же прекрасно. У мальчика талант. Я как узнала, что Дёмочка в сборной, так впервые в жизни чемпионат мира смотрела.

– Да уж, эти талантливые детки. Ульянке вот главную партию дали. Саму Одетту, а она по клубам ночами шляется. И как тут реагировать, Оксан, вот как? – сетует старшая Никольская, начиная разглагольствовать о безответственности дочери и вспоминать свое прошлое, неосознанно повышая голос.

Громов в который раз поднимает стопку, чокаясь с отцом, Дёмой и Артуром Павловичем, вливает в себя ее содержимое залпом.

Все подобие хоть какого-то настроения пропало сразу, как только Ульяна спустилась в гостиную.

В клубе он заметил ее случайно. Вникал в Аркашин рассказ и, невзначай обернувшись, пригляделся к столпившимся внизу людям, не сразу сообразив, что там вообще происходит.

Когда спустился, еще долго не признавал, что это она. Но сомнения развеялись позже, в кабинете. Это была Ульяна. Красивая, изящная, но совершенно другая. Эти три года очень сильно ее изменили.

Так некстати разлитый бокал вина и огромное красное пятно на белой рубашке дали им шанс уединиться. Он и правда ее не узнал, сначала не узнал. Все те же глаза девочки-мечтательницы разнились с внешним видом из его воспоминаний.

Когда вернулся из Америки, думал, что все, что он чувствовал тогда, было лишь иллюзией. Переизбытком тестостерона, но, столкнувшись с ней в этом чертовом клубе, дотронувшись, мог твердо заявить, что его теория рушилась на глазах. А сегодня, когда Ульяна спустилась в гостиную, он не слышал абсолютно ничего, лишь жадно вглядывался в ее лицо, ощущал зарождающуюся внутри злобу.

Ульяна вновь ловит его взгляд, неосознанно касается лица, убирает за ухо прядь, немного ерзает на стуле, улыбается, делает вид, что слушает рассуждения родительниц.

– Покурю, – сообщает Громов и поднимается со стула.

Никольская подается вперед, понимая, что выглядит подозрительно, но ее до сих пор мучает вопрос: он узнал ее вчера? А сегодня? Он понял, что она – это та девушка из клуба?

– Простите, – поднимается следом, – мне нужно подышать свежим воздухом, плохо себя чувствую.

Перешагнув порог, она неуклюже хлопает дверью, привлекая к себе внимание того, кто нарезает круги вокруг гамака с сигаретой в зубах. Переступив с одной ноги на другую, девушка обнимает себя руками и, немного подобравшись, вытягивает шею, растирая предплечья ладонями.

Громов не церемонясь подходит к ней вплотную, прищуривается, выдыхая дым в сторону.

– Что за цирк? – давит взглядом.

– Не поняла?!

– Что за представление ты устроила в клубе?

– Значит, ты меня узнал?

– Видимо, ты очень этого хотела? – подается вперед и немного грубо хватает ее за руку.

– Все, чего я хотела, это хорошо провести вечер, – Ульяна пожимает плечами, стараясь не оставаться в долгу.

– Надеюсь, что приключений ты себе нашла.

– Конечно нашла, – утвердительно кивает, наблюдая за Степиной реакцией.

Никольская больше не отводит взгляд, смотрит прямо в его глаза. Кладет раскрытую ладонь на мужскую грудь, замечая, как расширяются его зрачки, а сама немного приподымается на носки. Рука скользит выше, к его плечам, касается шеи. Трепет, окутывающий тело, завораживает, она не может отстраниться, втягивает воздух, и легкие заполоняет запах терпкого аромата мужского парфюма.

– Помнишь, – облизывает губы, делает это медленно, – ты сказал, что между нами ничего не может быть? Помнишь? – прижимается к нему всем телом. – Скажи мне это сейчас, – шепчет в губы, – скажи.

Громов не отстраняется, продолжает на нее смотреть. Подмечать незамеченные до этого детали, понимать, что она выросла, что она красива. Ему хочется до нее дотронуться, но он не позволяет себе этого, крепче сжимает сигарету, дым которой обволакивает пальцы. Смотрит в синие глаза, горящие желанием и внутренним обожанием, на подрагивающие пушистые ресницы. Вскользь касается ее запястья, невзначай вырисовывая на нем ведомый лишь ему узор.

Ульяна легонько прислоняется своими губами к его. Закрывает глаза, крепче сжимая руки в кулаки. Чувства обостряются. Громов запускает пальцы в ее светлые волосы, дотрагивается до щеки, глубже проникая языком в девичий рот. Контроль летит к чертям.

Ульяна улыбается, продолжая целовать его в губы, прижиматься теснее, наслаждаясь моментом, ее самоконтроль трещит по швам. Распахнув глаза , она отчетливо видит, как входная дверь, оставшаяся позади, приоткрывается и в этом небольшом проеме появляется мамино лицо.

Столкнувшись с дочерью глазами, женщина мгновенно закрывает дверь.

Громов слышит хлопок, прекращая поцелуй. Его руки все еще крепко стискивают Ульянину талию.

– Скажи, – Никольская говорит настойчиво, потому что терять ей уже нечего, мама непременно снимет ей скальп, – скажи, что тебе все равно, – нервно улыбается, ждет ответа и громко кричит глубоко внутри. Бьется в стены, окрашенные его молчанием.

Степа отпускает ее взгляд, отдергивает пальцы от тонкой светлой кожи. Отстранившись, кривит губы в нервной усмешке, тушит окурок и, выбросив его в урну, возвращается в дом, так ничего ей и не ответив.

Ульяна остается одна, ее взгляд бегает по сочному зеленому газону, тело подрагивает от прохладного летнего ветра, а может, от бушующих внутри эмоций.

Вернувшись в дом, первое, что она слышит, счастливое щебетание Светы:

– … я хочу, чтобы наша свадьба получилась грандиозной.

Громкие удары сердца в груди поглощают остальные звуки, Ульяна замирает на пороге гостиной, впиваясь ногтями в деревянный косяк, сама не понимая, что с ней происходит. Губы растягиваются в истеричной улыбке, а глаза наполняются слезами. Отвернувшись, она хватает джинсовку и выскальзывает за дверь.

– Значит, женишься? – бормочет себе под нос, крепко стискивая зубы. – Хорошо, вот и посмотрим, насколько крепок ваш союз!

***

– До свидания, – Света целует Олесю Георгиевну в щеку, чуть дольше задерживает взгляд на Демьяне, чувствуя прилив какого-то возмущения, которое смешано с трепетом.

Высокий, широкоплечий, с беспорядочной темной укладкой на голове, в ярких, кислотно-желтых штанах и белой майке-алкоголичке. Руки и виднеющаяся из-под выреза майки грудь покрыты татуировками. У него бархатистый голос, приятное лицо, он приковывает к себе внимание, сам того не желая.

Света вздрагивает от громких голосов вокруг и отводит взгляд от младшего Никольского, чувствует себя более чем просто неловко. Подхватив сумочку, перекидывает тонкий ремешок через плечо.

– До свидания, заглядывайте почаще, – радушно сообщает Артур Павлович.

Олеся Георгиевна же с каким-то хорошо скрытым отвращением смотрит на Степана. Выдавливает из себя улыбки, хлопает по плечу Оксану Олеговну, что-то щебечет, невзначай касаясь Степы все тем же колючим взглядом.

Света перешагивает порог первая, прощается с родителями Степана, ждет его самого, но, стоит им дойти до машины, оборачивается, внимательно всматриваясь в наглые серые глаза.

– У вас с ней что-то было? – преграждает путь.

– С кем?

– С дочкой Никольского.

– Нет.

– Тогда почему она на тебя так смотрела? Я знаю этот взгляд! Ей было неловко в твоем присутствии.

– Тебе показалось.

– Нет, Громов, такие вещи не кажутся. – Света пристегнула ремень безопасности, поудобнее устраиваясь в кресле.

– Все твои претензии звучат смешно. Не находишь?

– Не нахожу. Мне не нравится эта девчонка, никогда не нравилась.

– Твое право.

– И ты ничего мне не скажешь? Я помню, какую она закатила истерику в твоей квартире накануне вылета. Прекрасно это помню. Она была помешана на тебе.

– Возможно. А что ты хочешь услышать?

– Аргументы.

Громов снисходительно смотрит на свою так называемую невесту , а водитель такси выкручивает руль, выезжая из поселка.

– Что ты молчишь? – раздражается Светка.

– У меня нет желания обсуждать твой бред. Если так хочется, истери в одиночку, я пас.