Похищенная принцем

Глава 4

– Знаешь, папа, я тут подумала… – начала Беатрис за ужином, ковыряя вилкой в горке зеленого горошка на тарелке. – Всего через несколько недель у меня первый бал. Самый важный вечер в жизни! Но боюсь, как бы мой первый выход в свет не оказался несколько… тривиальным.

Лорд Пеннингтон поднял глаза от бифштекса. Одутловатое багровое лицо, обрамленное седеющими рыжими волосами, раскраснелось еще сильнее, заметно выступили вены на висках. Дядюшка, грузный и неповоротливый, всегда напоминал Элоизе портрет Генриха Восьмого, который она как-то видела в музее.

– Тривиальным, говоришь? – переспросил граф. – Уверяю тебя, дочь моя, счета за это мероприятие всех нас загонят в работный дом!

– О, папа, не сердись! Я просто имею в виду, что в нашем балу не будет ничего особенного. Ну, знаешь, такого, что отличало бы наш прием от всех остальных.

Внешность Беатрис – молочно-белая кожа, нежное личико и огромные голубые глаза – напоминала ангела, однако голос звучал сейчас совсем не по-ангельски. Прочие члены семьи, сидевшие за столом, с интересом прислушивались к разговору.

Напротив Беатрис развалился в кресле старший кузен Элли, Уолт, виконт Гривз: светло-карие глаза его блестели от выпитого за ужином. Напротив Элли сидела леди Анна, тихая и робкая сестра покойной графини. Место на другом конце стола, покрытого белоснежной льняной скатертью, занимала необъятная фигура графини-матери, бабушки Элли и ее кузенов.

– Милая моя Беатрис, ну что ты такое говоришь! – укоризненно прогудела старая графиня. – Не могу вообразить, чего бы тебе недоставало? Твой отец ничего для тебя не жалеет. У тебя будут и розы из теплиц, и французский повар, и лучшее шампанское…

Беатрис в притворной скромности опустила глаза.

– Знаю, бабушка. Я вам так благодарна! Но шампанское и розы бывают у всех дебютанток. Как вы не понимаете? У меня не будет ничего особенного! Чем же я привлеку внимание, если не буду выделяться из толпы?

Уолт поднял бокал вина, насмешливо салютуя сестре.

– Ладно, Беа, договорились: внесем тебя в бальный зал на позолоченном троне. Вот о таком точно все заговорят!

– Не говори глупостей! – сморщила носик Беатрис. – Ты просто завидуешь, потому что в твою честь папа никогда не устраивал приемов.

– А джентльменам не нужно, чтобы их выставляли напоказ, словно лошадей на ярмарке в Таттерсолзе. Это мы выбираем, на какой кобыле ехать, а не наоборот.

– Как ты смеешь сравнивать меня с лошадью?! Папа, скажи Уолту, чтобы не грубил!

Лорд Пеннингтон, с наполненным бифштексом ртом, промычал в сторону старшего сына что-то неодобрительное.

Графиня постучала вилкой по тарелке.

– Хватит! Прекратите оба! Препираетесь, как дети! А ты, Уолтер, сядь прямо. – Уолт неохотно повиновался, а бабушка сурово обратилась к Беатрис: – Будь так любезна, скажи прямо, чего ты от нас хочешь для своего бала.

– Бабушка, я подумала об оформлении в каком-нибудь экзотическом стиле! Вот, например… что бы ты сказала о египетской тематике?

– Египетской? – вырвалось у Элли.

Вспомнив герцога-отшельника и его занятия Древним Египтом, она заподозрила, что за очередным капризом Беатрис стоит расчет.

Беатрис бросила на нее быстрый косой взгляд.

– Ну да, знаете, пальмовые ветви, пирамиды и все такое. Я изучу эту тему и решу, как именно украсить зал.

– Ты – и изучишь тему? – Уолт махнул лакею, чтобы тот подлил ему еще бургундского. – Сестренка, неужели ты еще помнишь, где у нас библиотека?

– На самом деле я предпочла бы найти специалиста, человека, который разбирается в древнеегипетском искусстве, и поговорить с ним, – скромно опустив глазки, сообщила Беатрис. – Может быть, в Британском музее найдется какой-нибудь ученый, который будет рад дать мне совет. Уверена, Элли не откажется меня сопровождать.

Элли сильно подозревала, что ее кузина собирается вовсе не в музей. Скорее всего, Беатрис надеется тем же манером, каким уже напросилась к леди Милфорд, попасть в дом герцога Эйлуина.

– Приставать с расспросами к незнакомым мужчинам неприемлемо для леди, – твердо ответила Элли. – Я куплю или возьму в библиотеке книгу о Древнем Египте, и ты сможешь черпать вдохновение оттуда.

– Нет, нет! – быстро возразила Беатрис. – Разговор с живым человеком даст мне гораздо больше, чем копание в пыльных страницах!

– Дорогая, здесь я вынуждена тебе отказать, – проговорила бабушка. – На этот раз Элоиза права. Юная леди не должна общаться с незнакомцами. Бэзил, скажи ей, что хватит с нее и книги.

Граф шумно заворочался в своем кресле.

– Гхм… вы совершенно правы, матушка, и уверен, Беатрис не станет с вами спорить. – Беатрис надула губы, и багровая физиономия его немедленно смягчилась: – Ну-ну, душенька моя, не дуйся! Для меня главное, чтобы ты была счастлива, а бальный зал мы обставим, как пожелаешь! Хотя бы и этой египетской ерундой.

– Спасибо, папа! – солнечно улыбнулась Беатрис, однако украдкой метнула на Элли злобный взгляд. Затем аккуратно промокнула губы льняной салфеткой и добавила: – Кстати, об общении с незнакомцами: сегодня мы с Элли были у леди Милфорд!

Это известие произвело за столом небольшую сенсацию. Граф уронил вилку, Уолт вздернул рыжеватую бровь, леди Анна громко ахнула. Наступила тишина, прерываемая лишь позвякиванием фарфора: лакеи убирали со стола, готовясь подавать десерт.

– Леди Милфорд? – повторила старая графиня, нахмурившись, от чего на лице ее обозначились новые морщины. – Но, дорогая моя, ты ведь ей не представлена! Для юной девицы, еще не окончившей школу, являться к столь высокопоставленной особе без знакомства и без приглашения – непростительная дерзость!

– Правда? А Элли сказала, что это будет разумно. Ведь леди Милфорд пользуется в обществе большим влиянием. Ее одобрение очень поспособствует успеху моего дебюта.

Все взгляды обратились на Элли, и она ощутила, как шею и щеки заливает краска. Лицо ее пылало. Ясно было, что спорить и доказывать свою невиновность бесполезно: разумеется, родные поверят кузине, а не ей.

Какая же бессовестная маленькая лгунья эта Беатрис!

– Надеюсь, у тебя найдется объяснение этому безответственному поступку, – заговорила графиня. – Поощрять Беатрис навязываться такой влиятельной даме! Молю Бога, чтобы это не нанесло нам непоправимого вреда.

– Уверяю вас, ничего страшного не произошло, – поспешила заверить Элли. – На самом деле ее милость была чрезвычайно добра и любезна…

– Да, она даже сделала Элли подарок! – вставила Беатрис. – Отдала пару своих старых, поношенных туфель. Дорогая кузина с такой радостью их приняла!

Под столом Элли судорожно вцепилась в свою серую саржевую юбку. Как хотелось ей ударить Беатрис, стереть с ее губ эту невинную улыбочку! А еще больше – забиться под стол или провалиться сквозь землю. Только бы не видеть ни возмущения на лицах дяди и бабушки, ни насмешливой улыбки Уолта.

Графиня запыхтела от негодования.

– Ты приняла подачку от леди Милфорд? Боже правый! Что она теперь о нас подумает?!

– Возмутительно, просто возмутительно! – поддержал граф, красный, как помидор. Наклонившись вперед, он взглядом пригвоздил Элли к месту. – Стратемы – не нищие! Ты даже не подумала, как это отразится на твоей семье? И это после того, как я расплатился с огромными долгами твоего отца, принял тебя под свой кров и позволил жить за мой счет!

Элли стиснула зубы. Не время сейчас напоминать, что своим трудом на благо семейства Стратемов она с лихвой оплачивает и кров, и стол.

– Прошу прощения, дядюшка. Больше это не повторится.

– Я уверена, Элли не хотела ничего дурного! – послышался с другой стороны стола дрожащий голос леди Анны. – Отказаться от подарка было бы грубо с ее стороны.

Элли послала ей быструю благодарную улыбку. Леди Анна не была ей кровной родственницей, однако иногда эта хрупкая женщина казалась единственной ее союзницей в этом доме. Она одна дарила Элли немного денег на день рождения, она одна благодарила за услуги. Единственная не относилась к ней, как к ничтожеству.

При этих словах граф обратил свой гнев на невестку.

– Анна, это не пустяк! Моя племянница должна принимать помощь только от меня! Иначе, чего доброго, пойдут слухи, что я скупец и держу ее в черном теле!

Леди Анна покраснела и поспешно опустила взгляд на пирожное с малиной, которое поставил перед ней лакей.

Забавно, подумала Элли, как боится дядюшка, что кто-нибудь скажет о нем правду!

– Леди Милфорд не станет сплетничать, – возразила она, стремясь отвести грозу от леди Анны. – Уверяю вас, она подарила мне туфли только для того, чтобы я могла сопровождать Беатрис на различных светских мероприятиях.

Тут Беатрис, которая явно наслаждалась этой перебранкой, вставила:

– Кстати, совсем забыла! Нельзя позволять нашей дорогой Элли выходить в свет в этих ужасных обносках! Я бы подарила ей какое-нибудь из своих платьев, но, боюсь, для женщины ее возраста они уже слишком легкомысленны. Бабушка, может быть, у тебя найдется что-нибудь подходящее?

– Какая же ты у меня добрая девочка – не забываешь о кузине! – Графиня одарила Беатрис ласковой улыбкой, а затем, уже без всякой ласки, обратилась к Элли: – Элоиза, ты недурно шьешь. Можешь перешить для себя какое-нибудь из моих старых платьев.

Сейчас массивная фигура старой графини была облачена в бесформенный мешок ядовито-оранжевого цвета. Элли знала, что в гардеробе у нее хранится еще множество таких же, расцветками один другого страшнее. Невозможно было и подумать о том, чтобы надеть это бесформенное кричащее уродство на себя!

– Это не обязательно, – быстро ответила она. – Уверена, я смогу купить себе отрез-другой и сшить пару платьев.

– Вот еще! На хорошую материю тебе не хватит денег. Мало того, что ты принимаешь подачки от леди Милфорд, так и еще и собираешься позорить нас своим видом, выходя в свет в каком-то тряпье?

«Если вы с дядюшкой не хотите, чтобы я позорила вас своим видом, почему просто не купите мне пару платьев?» – думала Элли.

Но понимала: вслух об этом лучше не спрашивать. Это установлено раз и навсегда, много лет назад: покойный отец Элли залез в такие долги и так разорил своего брата, что ей ни на какие дополнительные расходы со стороны дядюшки рассчитывать не стоит. Ничего. Скоро, совсем скоро она уберется из этого дома! А пока, если нужно, будет ходить хоть в мешке из-под муки!

– Спасибо вам, бабушка. Вы так добры ко мне.

Старая графиня вздернула бровь, от чего все морщины и складки у нее на лице пришли в движение.

– Надеюсь, Элоиза, это искренняя благодарность. Не хотелось бы, чтобы ты оказалась паршивой овцой, как твой отец.

Элли почувствовала, что ее трясет от гнева. В свой собственный адрес она готова была терпеть любые упреки и унижения – но не выносила, когда задевали отца.

– Быть может, у папы были свои грехи, но он очень любил меня. Я не пожелала бы себе лучшего отца!

– Нечего воображать его святым! – проворчала графиня. – Тео был порочен до мозга костей. Бросал тебя одну и уходил играть в карты, иной раз на целые дни! Разве хорошие отцы так поступают?

– Я никогда не оставалась одна, – возразила Элли. – Со мной всегда был кто-то из слуг. И без папы я не скучала.

Мать Элли умерла, когда ей было всего шесть лет, так что с детства она приучилась занимать себя самостоятельно. А занятий было множество: книги, альбомы для рисования, воображаемые миры, куда можно уноситься фантазией на целый день…

– Знаете, – протянул Уолт, – может быть, не стоит нам нападать на иллюзии Элли. В конце концов, от них никому нет вреда.

Элли обернулась, чтобы взглянуть на кузена. Он, с недопитым бокалом в руке, смотрел на нее пристальным взглядом, от которого у Элли по коже поползли мурашки. Рядом с Уолтом она временами чувствовала себя очень неуютно, особенно когда он бывал пьян и как-то уж слишком дружелюбен. Не раз случалось, что он ловил ее где-нибудь в темном коридоре или на верхней лестничной площадке, заводил разговор ни о чем, а сам все старался взять ее за руку, погладить по плечу или приобнять за талию.

Почему сейчас он заступается за нее? По доброте душевной – или в надежде, что она не станет противиться его домогательствам? От этой мысли к горлу подступила тошнота.

– Нет вреда? – возмущенно повторил лорд Пеннингтон. – Мой брат промотал свое наследство за игорным столом! И нечего притворяться, что этого не было! Он – позор нашего семейства! Ни я, ни ты, Уолт, никогда не поступили бы так безответственно. Порядочные Стратемы не переступают порога игорных домов!

При этой тираде улыбка Уолта застыла. Он бросил на отца быстрый косой взгляд, а затем мрачно уткнулся в свой бокал. Такая реакция привлекла внимание Элли и заставила задуматься. Быть может, Уолт втайне от отца грешит игрой в карты или в кости?

Если так, то ничего удивительного. Как многие молодые джентльмены, которым решительно нечем заняться, почти все свое время Уолт проводил в клубах и различных увеселительных заведениях. А в таких местах всегда много соблазнов…

Но, кажется, кроме нее, никто этого не заметил. Беатрис перевела разговор на другую тему – засыпала отца вопросами о том, как сразу узнать игрока, чтобы ни в коем случае не поощрять его ухаживания. На время десерта общая беседа перешла на возможных женихов Беатрис и ее будущую семейную жизнь, и Элли вздохнула с облегчением.

К своему пирожному она почти не притронулась. Бывали дни – как сегодня, – когда Элли казалось, что она больше ни одного часа не выдержит под дядюшкиной крышей.

Осталось несколько месяцев, напомнила она себе. Всего несколько месяцев. А потом она станет свободна.

Часы в холле пробили десять, когда Элли наконец смогла скрыться у себя в «детской».

Двенадцать лет назад, когда она, убитая горем из-за безвременной смерти отца, появилась в Пеннингтон-Хаусе, дядюшка отвел ей крошечную спаленку по соседству со спальнями своих младших детей, чтобы по ночам Элли берегла их сон, а днем помогала им с учебой. В конечном счете она стала их гувернанткой. И осталась здесь, даже когда Седрик уехал в Итон, а Беатрис переехала вниз, в просторную спальню рядом с другими членами семьи.

Элли такой чести не предложили.

Теперь темная классная комната и соседние спальни были пусты. В «детском крыле» Элли осталась единственной обитательницей – и это ее вполне устраивало. Здесь она могла спокойно работать над своим замыслом, не опасаясь, что ей помешают.

Элли надела скромную ночную рубашку и устроилась на кровати, подложив под спину тощую подушку и прикрыв ноги одеялом. Устроив блокнот на согнутых коленях, словно на импровизированном столе, при колеблющемся свете свечи принялась рисовать двух новых персонажей для своих сказок.

Первая – кошка-волшебница: Элли решила, что звать ее будут Фея-Длиннохвостая. Высокая, гибкая и элегантная, на задних лапах, в струящемся сказочном наряде, в передних лапах она держала пару блестящих туфелек. Когда Элли сделает рисунок в цвете, туфельки станут винно-красными.

Интересно, заметит ли кто-нибудь, что женственные черты и мудрые глаза волшебной кошки принадлежат леди Милфорд?

Улыбнувшись, Элли несколькими решительными штрихами добавила кошачьей мордочке изящные усы. В холодной спальне, на комковатом матрасе, в тусклом свете свечи – сейчас она не замечала неудобств и была счастлива.

В воображении ее родилась новая сцена, которую Элли начала переносить на бумагу. Фея-Длиннохвостая направила свою волшебную палочку на крысу – огромную крысу в человеческий рост, пробравшуюся к принцессе в спальню. Гигантского грызуна Элли одела в широкий черный плащ, зловеще развевающийся за спиной, и черную шляпу с опущенными полями.

Создавая второго нового персонажа, Элли черпала вдохновение в образе странного незнакомца в фаэтоне, встреченного дважды за сегодняшний день. В этом человеке чувствовалось что-то неуловимо зловещее… хотя, быть может, это просто ее богатое воображение. Но, право, гораздо интереснее вообразить, что это какой-нибудь негодяй с недобрыми намерениями, чем признать скучную правду: скорее всего, самый обычный джентльмен услыхал где-нибудь о красоте леди Беатрис Стратем и решил полюбоваться на нее, не дожидаясь первого бала.

И все же Элли решила превратить его в крысака-злодея. «Как странно работает воображение!» – думала она. День был утомительный, ужин невыносимый. Поднимаясь к себе, Элли едва не падала от усталости – и, кажется, готова была рухнуть в постель и уснуть. Но, едва взяла в руки блокнот и карандаш, сна как не бывало. Новый поворот сюжета наполнил ее энергией и заставил мысль заработать с новой силой.

У изножья узкой кровати стоял сундук с одеждой Элли, а в нем скрывалась толстая пачка акварельных рисунков с подписями. Над этой рукописью Элли работала уже несколько лет, каждую свободную минуту, которую удавалось улучить в потоке бесконечных домашних обязанностей. Она твердо решила закончить свою книгу к осени – и работала каждый вечер до поздней ночи, пока не начинали слипаться глаза и карандаш не выпадал из рук.

Но дальше предстояла еще одна задача: найти для книги издателя.

При этой мысли, как всегда, тревога уколола в сердце. Элли плохо представляла, как работают издательства, но догадывалась, что убедить кого-то выпустить книгу – только полдела. Что, если издатель откажется платить, пока сам не получит прибыль? Что, если книгу не будут покупать и прибыли она не принесет?

Тогда – прощай, мечта об уютном деревенском домике, где можно жить спокойно и писать новые сказки. Придется до конца жизни остаться даровой служанкой в Пеннингтон-Хаусе. При этой мысли Элли вздрогнула.

Но тут же приказала себе отбросить сомнения. Незачем заранее настраиваться на поражение! Пока Седрик и Беатрис были маленькими, Элли прочла им множество сказок на ночь. Были среди них и детские стишки, и басни Эзопа, и истории с моралью. Но ни в одной из этих книг, изданных и напечатанных, Элли не находила ничего похожего на то, что будоражило ее собственное воображение: долгую и захватывающую историю о потерявшейся принцессе, что ищет дорогу домой, по пути заводя знакомства с говорящими зверями, сражаясь с драконами, людоедами и морскими чудовищами.

Или, как в этой главе, с гигантским грызуном.

Элли задумалась, постукивая по блокноту кончиком карандаша. Как бы его назвать? Мистер Крыс? Нет, слишком банально…

Внезапный стук в дверь заставил ее подскочить на месте.

Нахмурившись, Элли взглянула на дверь своей крошечной спаленки. С головой погрузившись в воображаемый мир, она не сразу вернулась к реальности.

В «детское крыло» редко кто-то заходил, тем более ночью. Может быть, это горничная графини с ворохом старых бальных платьев?

– Кто там? – крикнула Элли.

– Это я. Надо поговорить.

Элли замерла, стиснув блокнот. Этот приглушенный сипловатый голос был ей хорошо знаком. Уолт!

Она думала, что после ужина кузен по своему обыкновению отправился развлекаться. С какой стати он явился к ней, да еще и в такой поздний час? Уже почти полночь. Что, если у него недобрые намерения? А она сидит в постели в одной ночной рубашке!

И вокруг разбросаны ее драгоценные рисунки.

– Извини, Уолт, – повысив голос, ответила Элли. – Я уже спала. Давай поговорим утром.

– Чушь собачья! Ты не спишь. Вон, у тебя свеча горит, я вижу! – И он снова нетерпеливо забарабанил в дверь. – Давай открывай, а то войду без разрешения!

Будь он проклят! Элли понимала, что Уолт вполне на это способен. Тремя годами ее старше, любимый сын и наследник графа, он не привык к отказам – и не знал удержу, когда речь шла о его желаниях.

– Подожди секунду! – крикнула она.

Элли вскочила с постели и поморщилась, ступив босыми ногами на ледяной пол. Торопливо собрала листы бумаги и блокнот, подбежала к сундуку и спрятала свои труды под синим саржевым платьем. Поверх одежды лежали, сверкая в свете свечи, сегодняшние бальные туфельки. Элли захлопнула крышку, сдернула с крюка на стене потертый зеленый халат, торопливо сунула руки в рукава и крепко затянула пояс.

Огляделась вокруг, однако ничего, что могло бы служить оружием, не заметила. Разве что тяжелый подсвечник… Элли взяла свечу и слегка приоткрыла дверь.

Кузен, с масляной лампой в руках, стоял, прислонившись к двери коридора. Веснушки на носу и на щеках придавали ему невинный вид мальчика-переростка; но Элли знала, что эта мальчишеская внешность обманчива. Все остальное ясно говорило, что перед ней взрослый мужчина – мужчина, не отказывающий себе ни в выпивке, ни, возможно, в еще более предосудительных удовольствиях. Он уже начинал полнеть, как его отец. Сейчас рубаха его была наполовину расстегнута, волосы взъерошены, шейный платок сбился на сторону, а светло-карие глаза остекленели еще сильнее, чем за ужином.

– Чего ты от меня хочешь? – холодно спросила Элли.

Неудачная формулировка: при этих словах взгляд его устремился к ее груди. Элли нахмурилась и поплотнее запахнула халат.

– Надо п-поговорить, – слегка заплетающимся языком сообщил он. – В-внутри.

Он шагнул вперед, и Элли подняла свечу, как преграду между им и собой.

– Нет, Уолт. Хочешь что-то сказать – говори здесь. Тебе вообще не следовало являться ко мне в такой час.

– Ох, Элли! Опять ты со своими нотациями! Иногда мне хочется проверить… – Он протянул руку, словно желая погладить ее по голове – но ее ледяной взгляд, должно быть, отрезвил его, и вместо этого Уолт отдернул руку и пригладил собственные волосы. – Нечего так на меня смотреть! Бога ради, я п-просто хочу сказать тебе кое-что!

– Тогда говори и уходи. Мне завтра вставать на рассвете, я должна помочь горничной Беатрис с починкой белья.

Уолт сдвинул брови, словно припоминая, что хотел сказать – и вдруг заговорил быстро и как будто испуганно:

– Вот что: пообещай мне глаз не спускать с Беа! Поняла? Все время будь с ней рядом! Не выпускай ее из дома и всюду следуй за ней… по крайней мере, пока я не скажу, что можно прекратить.

Такого Элли совершенно не ожидала. Что может значить такое предупреждение? Может быть, просто пьяный бред? Вон как от него несет спиртным… Однако Уолт выглядел необычно серьезным.

– Я не понимаю… Это из-за того, что мы сегодня были у леди Милфорд? Тебе граф приказал со мной поговорить?

– Нет… то есть да. Да! Отец сказал, что Беа наказана… за плохое поведение… вот. За то, что напросилась в гости к незнакомому человеку.

Уолт лгал – это Элли видела ясно. Сперва он отрицательно замотал головой, но в следующую секунду, что-то сообразив, ухватился на объяснение, которое Элли сама ему подсказала. Но ради чего Уолту запирать Беатрис дома?

Может быть, вино пробудило в нем рыцарские инстинкты, и он решил защищать сестру и следить, чтобы она не наделала глупостей?

А может быть, это только удобный предлог, чтобы явиться к Элли среди ночи?

– Что ж, – спокойно ответила она, – твоя сестра, конечно, такому распоряжению рада не будет. Но если таково желание графа, то ей придется подчиниться. Спокойной ночи.

Уолт молчал и сверлил ее взглядом, от которого у Элли мурашки побежали по коже. Но она ответила ему самым суровым взором, на какой была способна – и наконец он пробормотал: «Доброй ночи». Элли смотрела, как он, пошатываясь и придерживаясь за стену, идет по коридору прочь и исчезает за поворотом.

Только после этого она захлопнула дверь спальни и повернула ключ в замке. Но этого ей показалось недостаточно: в эту ночь Элли не смогла уснуть, пока не придвинула к двери тяжелый комод.