Глава 10

Было 2:21 утра; я только бросил взгляд на свои часы и увидел, что через девять минут должен будить Джека на его смену. Я охранял дом, бесшумно расхаживая вдоль дверей второго этажа в одних носках; сейчас я остановился у двери в комнату Бекки. Я бесшумно приоткрыл ее, вошел и снова, уже в третий раз за свою смену, ощупал каждый сантиметр комнаты лучом фонарика, также, как все остальные помещения. Нагнувшись, я посветил под кровать, потом открыл шкаф и осмотрел его внутри.

Когда бело-голубой круг остановился на стене над головой Бекки, я присмотрелся к ее лицу. Губы ее слегка разомкнулись, она дышала спокойно и ровно, и приятно было видеть, как ее длинные ресницы отдыхают на румяных щеках. Охваченная сном, она была чрезвычайно привлекательной, и я поймал себя на мысли о том, как хорошо было бы прилечь рядом с ней на минутку, увидеть, как она сонно пошевелится, и ощутить совсем близко ее тепло. Вон из этой ловушки, сказал я себе и направился на чердак.

Наверху не было ничего необычного. В луче фонарика я увидел связку старых платьев моей матери, которые выстроились, укрытые от пыли, вдоль железной трубы; рядом на полу стоял пустой комод. Я рассмотрел старый отцовский секретер, на котором все еще были свалены его грамоты и дипломы – их принесли из его кабинета. В этом секретере хранились записи о насморках, порезанных пальцах, переломах, инфарктах, скарлатинах, дифтеритах, о рождениях и смертях большей части жителей Санта-Миры на протяжении двух с лишним поколений. Половина записанных тут пациентов уже умерла, и все, что лечил и выхаживал мой отец, стало тленом.

Я подошел к окошку, у которого мальчишкой любил сидеть с книгой, и посмотрел на Санта-Миру, лежавшую передо мной во тьме. Там, в этой темноте, спали жители города, многие из которых отец помог появиться на свет. Дул прохладный ночной ветерок, и на тротуаре под уличным фонарем беззвучно раскачивалась туда-сюда расплывчатая тень от телеграфных проводов. Отсюда я видел веранду Макнили и темную громаду их дома. Видно мне было и веранду Грисонов; там мы играли с Дотом Грисоном, когда мне было семь лет. Перила веранды немного скособочились, и их стоило бы подкрасить. Удивительно, почему они этого не делают, думал я, ведь они всегда старательно ухаживали за домом. Дальше виднелся белый забор Блейна Смита; весь этот город был полон соседей и знакомых. Я знал их всех, по крайней мере в лицо, со многими здоровался или заговаривал на улице. Я тут вырос, с детства я знал каждую улицу, дом, каждую тропинку, большую часть дворов, все холмы, поля и дороги на много миль кругом.

Но сейчас город был незнакомым. С виду неизменное, все, что я сейчас видел – глазами и умом, – было каким-то чужим. Светлый круг на мостовой внизу, знакомые веранды, темные дома и сам город позади них – все вызывало страх. Сейчас они были враждебны – все эти знакомые вещи и лица; город изменился, превратился во что-то ужасное и обернулся против меня. Он и на меня охотился – это я знал наверняка.

Заскрипели ступеньки, послышались чьи-то мягкие шаги, и я повернулся во тьме, пригнувшись, выставив фонарик, как оружие.

– Это я, – тихо произнес Джек, и, включив фонарик, я увидел его лицо, усталое и заспанное. Когда он остановился рядом, я выключил фонарик, и некоторое время мы молча всматривались в Санта-Миру. Снаружи и в доме стояла мертвая тишина: для человеческой плоти и духа то был час отлива.

Вскоре Джек пробормотал:

– Был внизу?

– Конечно, – сказал я, потом добавил в ответ на его непроизнесенный вопрос, – не беспокойся, каждое из них получило по сто кубиков воздуха внутривенно.

– Мертвые?

Я пожал плечами.

– Если так можно сказать о чем-то, что никогда не было живым. Во всяком случае, они возвращаются в первозданное состояние.

– Снова в серое вещество?

Я кивнул и заметил в свете звезд, лившемся через окно, как Джек вздрогнул.

– Что ж, – проговорил он деланно спокойным тоном, – это не было манией.

Заготовки действительно существуют. Они дублируют живых людей. Мэнни ошибался.

– Да уж.

– Майлз, что происходит с… оригиналом, когда заготовка дублирует человека? Их что, становится двое?

– Очевидно, нет, – сказал я, – иначе мы бы увидели. Не знаю, что происходит потом.

– Так для чего нужно было всем твоим пациентам обращаться к тебе, уверять, будто все в порядке? Они же все лгали, Майлз.

Я только пожал плечами; я слишком устал, перенервничал и, наверное, разругался бы с Джеком, если бы попробовал ответить.

– Итак, – сказал он, тяжело вздыхая, – что бы там ни происходило, следует допустить, что это все ограничивается только Санта-Мирой и ближайшими окрестностями, потому что если это не так…

Он не договорил. После непродолжительного молчания Джек сказал:

– Значит, нужно обыскать каждый дом, каждое закрытое помещение во всем городе. И немедленно, Майлз, – тихо добавил он. – Каждого мужчину, каждую женщину и ребенка необходимо обследовать – не знаю, как и на что. Но следует выработать какой-то план, обдумать его и действовать как можно скорее. Хочешь сигарету?

Я взял сигарету из пачки, протянутой Джеком, и он дал мне зажигалку.

– Городская полиция и даже полиция штата не в состоянии это сделать, продолжал он. – У них нет власти; кроме того, представь себе, как ты им все это объяснишь. Майлз, это вопрос национальной безопасности. – Он обернулся ко мне. – Самая реальная угроза. Может, даже более того угроза, небывалая во всей истории человечества. – Кончик его сигареты засветился в темноте, потом он продолжил спокойно, вдумчиво, очень серьезно. – Значит, кто-то – армия, флот, ФБР – не знаю, кто или что, но кто-то должен занять наш город как можно скорее. И им придется вводить комендантский час, или осадное положение, или что-то еще, что угодно! И делать все, что может потребоваться. – Он понизил голос. – Вырвать это с корнем, раздавить, разбить, уничтожить.

Мы еще некоторое время стояли неподвижно. Я думал о том, что может лежать вокруг, под этими крышами, скрытое в потайных местах; размышление было не из приятных.

– Внизу есть кофе, – сказал я наконец, и мы направились к лестнице.

В кухне я разлил кофе, и Джек присел к столу. Я остался у плиты.

– Хорошо, Джек, – сказал я, – но как? Что мы должны делать? Позвонить Эйзенхауэру, что ли? Вот так запросто вызвать Белый дом, а когда президент подойдет к телефону, рассказать ему, что здесь, в Санта-Мире, которая на последних выборах голосовала за республиканцев, мы нашли несколько тел, вернее не тел, а что-то, чему мы не знаем названия, но что нас пугает, так что, пожалуйста, немедленно высылайте морскую пехоту?

Джек нетерпеливо пожал плечами:

– Я не знаю! Но мы должны что-то сделать, мы обязаны найти способ связаться с людьми, которые могут действовать! Перестань валять дурака и придумай что-нибудь.

Я кивнул:

– Ладно. Пойдем по инстанциям.

– Что?

Прищурившись, я впился взглядом в Джека, внезапно пораженный, потому что это и был ответ.

– Слушай, ты знаком в Вашингтоне с кем-нибудь, кто знает, что ты не сумасшедший и твой рассказ можно принять на веру? Кто сможет протолкнуть это дело до уровня, на котором кто-нибудь в состоянии что-то сделать?

Помедлив, Джек покачал головой.

– Нет. Я не знаю ни одного человека в Вашингтоне. А ты?

– Нет. – Я прислонился к плите. – Даже ни одного демократа. «Пишите своему конгрессмену!» – И тут я вспомнил. Я все-таки знаю одного парня.

Единственный мой знакомый в Вашингтоне, который занимает официальный пост.

Бен Эйхлер – он был в старших классах, когда я пошел в школу. Он сейчас в армии, служит в Пентагоне. Но он всего лишь подполковник, а больше я никого не знаю.

– Подходит, – сказал Джек, – армия способна с этим справиться, а он в ней служит. В самом Пентагоне, да еще и в немалом звании; он, по крайней мере, может обратиться к генералу и не пойдет за это под трибунал.

– Хорошо, – кивнул я. – Во всяком случае, это не повредит. Я позвоню ему. – Я поднес чашку ко рту и отхлебнул кофе.

Джек наблюдал за мной мрачно, с растущим нетерпением, пока наконец не вспыхнул:

– Сейчас же! Черт побери, Майлз, сейчас же! Чего ты ждешь? – потом добавил:

– Извини, Майлз, но мы должны действовать!

– О'кей. – Я оставил чашку на плите и направился в гостиную. Джек последовал за мной. В гостиной я снял трубку и позвонил на станцию.

– Пожалуйста, – начал я, когда телефонистка отозвалась; теперь я говорил медленно и четко, – я хочу позвонить в Вашингтон, округ Колумбия, личный разговор, к подполковнику Бенджамину Эйхлеру. Номера я не знаю, но он есть в справочнике.

Я обратился к Джеку:

– В моей спальне стоит параллельный аппарат. Иди тоже послушай.

В трубке слышались короткие высокие гудки, потом телефонистка сказала кому-то:

– Один-семнадцать вызывает Вашингтон, округ Колумбия.

После паузы другой девичий голос произнес целый ряд цифр и букв.

Некоторое время я прислушивался к еле слышным трескам, отдаленному жужжанию, случайной перекличке телефонисток в других городах, к обрывкам чьих-то далеких разговоров. Потом телефонистка в Вашингтоне запросила бюро информации, и ей дали номер подполковника Эйхлера. Наша телефонистка вежливо попросила меня записать его на будущее, и я пообещал это сделать.

Через полминуты в маленькой коробочке возле уха зазвучали сигналы вызова.

После третьего гудка трубку подняли, и я услышал четкий голос Бена:

– Алло?

– Бен? – я немного повысил голос, как это всегда делается при междугородном разговоре. – Это Майлз Беннелл, из Калифорнии.

– Привет, Майлз! – В голосе появились нотки радостного удивления. – Как ты там?

– Замечательно, Бен, просто роскошно. Я тебя не разбудил?

– Да чего там, Майлз, нет, черт побери. Здесь уже половина шестого. С чего бы это мне спать?

Я слегка усмехнулся.

– Извини, Бен, но тебе уже пора просыпаться. Мы, налогоплательщики, не для того даем вам такое жалованье, чтобы вы дрыхли целый день. Слушай, Бен, – я стал серьезным, – у тебя есть время? Примерно с полчаса, чтобы выслушать то, что я тебе расскажу? Это страшно важно, Бен, и я хочу разъяснить толком, сколько бы это ни заняло времени. Ты можешь меня внимательно выслушать?

– Конечно, подожди минутку. – Через некоторое время он добавил:

– Взял сигареты. Валяй, Майлз, я готов.

Я начал:

– Бен, ты меня знаешь, знаешь достаточно хорошо. Сразу говорю тебе, что я не выпил; тебе известно, что я не сумасшедший и не разыгрываю идиотских шуток с друзьями среди ночи, да и в другое время. Я должен рассказать тебе такое, во что трудно поверить, но это правда, и я хочу, чтобы ты это понял, пока будешь слушать. Ладно?

– Да, Майлз. – Тон был спокойный, ожидающий.

– Примерно неделю назад, – начал я, – в четверг… – и затем, вдумчиво и неторопливо, я попытался рассказать ему все, начиная с первого визита Бекки, и закончил рассказ событиями этой ночи.

Это не простое дело – рассказывать по телефону долгую, запутанную историю, не видя лица собеседника. К тому же связь была плохой. Поначалу мы с Беном слышали друг друга так, будто находились в соседних комнатах.

Но когда я стал рассказывать о том, что произошло, связь ухудшилась, и Бену приходилось чуть ли не каждый раз переспрашивать меня; я должен был чуть ли не орать, чтобы он меня понял. Когда ты вынужден повторять почти каждую фразу, невозможно толком ни разговаривать, ни думать. Я постучал рычажком и попросил телефонистку отрегулировать связь. На некоторое время слышимость улучшилась, но едва я начал говорить, как в трубке что-то пронзительно завизжало, и мне пришлось снова повысить голос. Дважды связь прерывалась совсем, и у меня в ухе раздавался непрерывный сигнал. Под конец я разозлился и накричал на телефонистку. Разговор был крайне неудачным, и когда я в конце концов закончил рассказ, я понятия не имел, понял ли что-то Бен где-то там, на другом конце континента.

Он отозвался, когда я закончил.

– Понятно, – задумчиво проговорил он, затем на минуту замолчал, размышляя. – Чего же ты от меня хочешь? – медленно добавил он.

– Не знаю, Бен. – Слышимость теперь была едва ли не чудесной. – Но ты понимаешь, что надо что-то делать. Бен, раскрути это дело. Сейчас же.

Сделай что-нибудь у себя в Вашингтоне, и пусть это дойдет до кого-то, кто может действовать.

Он деланно рассмеялся:

– Майлз, ты забыл, кто я такой? Я подполковник – в Пентагоне это все равно, что капрал в полку. Почему я, Майлз? Разве ты не знаешь тут кого-нибудь другого, кто действительно может…

– Нет, черт возьми! Я бы тогда к ним и обратился! Бен, это должен быть кто-то, кто знает меня, знает, что я не сумасшедший. Я, кроме тебя, никого не знаю; это должен быть ты, Бен, ты должен…

– Хорошо, хорошо, – успокаивая произнесен. – Я сделаю все, все, что смогу. Если только ты этого хочешь, я через час передам весь твой рассказ своему полковнику. Я пойду и разбужу его, он живет тут, в Джорджтауне. Я расскажу ему все, что услышал от тебя, как я это понял. От себя я доложу, что хорошо тебя знаю как нормального, разумного и лояльного гражданина и что я лично уверен, что ты говоришь правду, что я верю тебе. Но больше я ничего не смогу сделать, Майлз, даже если в полдень наступит конец света.

Бен замолчал на минуту, и мне были слышны электрические трески в проводах, протянувшихся между нами. Потом он тихо добавил:

– Но, Майлз, из этого ничего не выйдет. Как ты думаешь, что он будет делать, выслушав меня? Мягко говоря, у него не очень богатая фантазия. Он не из тех, кто любит высовываться – ты понимаешь, что я имею в виду. Он хочет получить еще одну звезду перед отставкой. Он очень чувствителен к своему послужному списку. С самого училища у него репутация человека серьезного, разумного, практичного. Звезд с неба не хватает, но уравновешен – такой уж у него характер; ты таких знаешь. – Бен вздохнул. Майлз, я не представляю себе, чтобы мой полковник пошел к генералу с таким докладом. Да он не доверит мне даже наливать ему чернила в чернильницу после этого рассказа.

– Понятно, – произнес я уныло.

– Майлз, я сделаю это, если ты хочешь! Но даже если невероятное произойдет, если полковник пойдет к бригадному генералу, а тот – дальше, к генерал-майору, который пойдет еще выше, к трем или четырем звездам, что они, черт возьми, будут делать? К тому времени это уже будет запутанный рассказ из четвертых или пятых уст, который принес какой-то дурак подполковник, о котором они никогда и не слышали. А тот, в свою очередь, услышал его по телефону от какого-то прибитого приятеля – штатского! откуда-то из Калифорнии. Ты видишь? Сам ты можешь представить, чтобы это дошло до уровня, на котором действительно можно было бы что-то сделать, а потом чтобы кто-то и впрямь это сделал? Господи, ты же знаешь, что такое армия!

Усталым и побежденным голосом я сказал:

– Да. – Потом я вздохнул и добавил:

– Да, я вижу, Бен. Ты прав.

– Я сделаю это, к чертям мой послужной список – это не так важно – если ты видишь хоть крохотный шанс! Потому что я верю тебе. Я не исключаю возможности, что тебя обманывают с какой-то целью, но скорее всего происходит что-то такое, чем надо бы заняться. Так что если ты считаешь, что я должен…

– Нет, – сказал я, на сей раз твердо и решительно. – Нет, забудь об этом. Я и сам должен был бы это понять, если бы немного подумал. Ты абсолютно прав – все будет напрасно. Нет смысла портить твой послужной список, если это не принесет никакой пользы.

Мы еще немного поговорили. Бен пытался что-то придумать и предложил обратиться в прессу. Однако я ответил, что газеты из всей этой истории сделают очередную сенсацию насчет летающих тарелок, остроумную и никчемную. Тогда он предложил ФБР. Я сказал, что подумаю, пообещал держать его а курсе, и мы распрощались.

Через минуту Джек поднялся по лестнице.

– Ну, что? – спросил он. Я только пожал плечами, говорить было нечего.

Тогда Джек добавил:

– Может, попробуем ФБР?

Мне было все равно, и я только кивнул на телефон:

– Вот, попробуй, если хочешь.

Джек взял телефонный справочник Сан-Франциско и через минуту набрал номер. Я наблюдал: КЛ2-2155. Джек держал трубку на некотором расстоянии от уха, чтобы я тоже мог слушать. Когда гудки прекратились, мужской голос произнес: «Ал…», и связь оборвалась, пошел непрерывный сигнал. Джек снова очень старательно набрал номер. Не успел он это сделать, как подключилась телефонистка:

– Простите, какой номер вы набираете?

Джек ответил, и она добавила:

– Подождите, пожалуйста.

В трубке зазвучал сигнал вызова – гудок, пауза, снова гудок – раз шесть подряд.

– Абонент не отвечает, – произнесла она наконец механическим служебным голосом.

Джек некоторое время молча смотрел на телефон, потом поднес трубку ко рту.

– О'кей, – мягко сказал он. – Извините. – Он взглянул на меня и тихо добавил:

– Они не позволят нам связаться ни с кем, Майлз. Там кто-то был, мы слышали его ответ, но они больше не дадут нам туда позвонить. Майлз, они уже на телефонной станции и Бог знает где еще.

Я кивнул.

– Похоже на то, – произнес я. И вдруг половодье ужаса охватило нас обоих.

Загрузка...