Похлебка для бедных детей

Ярослав Гашек
Похлебка для бедных детей

Князь Роберт был очень гуманный человек. Однажды ему вздумалось учредить «Тарелку супа» для бедных детей соседней деревушки. Не считаясь с расходами, князь велел выстроить специальный павильон и выписал из Вены походную кухню.

Когда кухня прибыла, княгиня чуть не на коленях упрашивала мужа бросить эту затею. Но князь был непоколебим.

— Молчите, княгиня! — заявил он. — Я сам сварю картофельную похлебку для этих оборвышей.

Брат княгини граф Манхард тоже пытался отговорить шурина, доказывая, сколь мало подобает стряпня такой сиятельной особе, но князь раскричался и заявил, что сам займется этим делом, а с тем, кто станет ему перечить, расправится по-свойски. Из чего следует, что князь Роберт был не только весьма гуманный, но и весьма вспыльчивый человек.

И вот в один прекрасный день павильон и кухня были разукрашены гирляндами из хвои, флажками и двухцветными ленточками, а на дверях повешена надпись: «Возблагодарим всевышнего!». Дворецкий, облаченный во фрак и цилиндр, стоял у котла и подкладывал дрова, ибо так хотел князь Роберт.

Сам князь с нетерпением поглядывал в окно. Когда дворецкий снимет свой цилиндр, это будет означать, что вода закипела и его сиятельству пора идти чистить картошку. Это тоже было предусмотрено программой князя.

И вот наконец он вышел из замка и, исполненный величия, направился к павильону с походной кухней. Детишки от нечего делать ковыряли в носу, и староста заработал кулаками, чтобы внушить им должное уважение к князю.

Староста знал толк в церемониях. Он дал знак школьникам, чтобы они кричали «ура» князю, удостоверился беглым взглядом, все ли они умыты, и мигнул деревенскому стражнику Пазуреку. Пазурек запалил фитиль у одной мортиры и опрометью бросился к другой. Грянули два выстрела, и князь поспешил выбраться из густых облаков дыма. Дети оглушительно орали. Князь милостиво махнул им рукой и уселся перед походной кухней. Два лакея подали ему картофелину. Князь взял ее руками в белых перчатках, очистил и бросил в кипящую воду. Радостный рев ребят потряс воздух. (Впрочем, они уже слегка охрипли.) Его сиятельство начал чистить другую картофелину. Вот и она полетела в котел. Снова радостный детский рев. Князь Роберт встал и заговорил:

— Это, деточки… вам есть большой радость. Вы кушайте супик и радоваться, что я вас сам варить… Не забывайте, что я для вас как родной мать… что я вас… сам варить…

Дружный вопль ребят приветствовал столь изысканное красноречие.

— Это есть сегодня исторический событий, что я сам варить, — величественно продолжал князь, — кушайте, детки, делайте ам-ам… из этой ошень вкусный похлебка. Я, ваш повар, сам чистиль картошка. Молите же меня за бога…

Затем каждый из двадцати трех школьников получил от его сиятельства по кроне, а старосте князь пожаловал испачканные перчатки, сняв их с рук со словами:

— Вот и вам, почтенный, на память о моя первая похлебка. Молите же и вы меня за бога.

Тут дородный форейтор подвел князю коня, и его сиятельство отправился на прогулку в свой охотничий заповедник, а лакеи и камергер с важным видом удалились в замок.

Староста сунул перчатки в карман, поглядел на своих оборванных питомцев, потом на деревенского стражника Пазурека, снова извлек из кармана перчатки и опять с недоумением уставился на них и наконец обратился к деревенскому старшине Вержине:

— Ну, хорошо, а кто доварит похлебку для этих голодранцев?

— Пазурек и дети дочистят картошку, — изрек тот.

— Пазурек, поручаю вам доварить похлебку. А вы, девочки, чистите картошку.

И они ушли, оставив ребят на попечении стражника. Жара была немыслимая, и стражник, сердито выпучив глаза, накинулся на ребят:

— Я вам задам, голодранцы, ходить на даровые обеды.

Однако делать было нечего, и он, закурив трубку, со сноровкой старого солдата стал готовить заправку для похлебки. Тем временем девочки начистили картошки, и Пазурек стал помешивать в котле, утирая рукавом пот со лба.

Вдруг его осенила замечательная мысль. Он остановился, поглядел на мальчиков, которые возились на лужайке перед павильоном, и крикнул:

— Карел Малина, поди-ка сюда!

Не чуя близкой беды, Карел предстал перед Пазуреком.

— Ты, распроклятый мальчишка! — закричал на него Пазурек. — Что ты вчера делал в орешнике? Не знаешь, что ли, что за это полагается штраф? Давай-ка мне твою крону да позови сюда своего брата Пепика. Пепик, распроклятый мальчишка, твоему брату Карелу грозит кутузка за кражу орехов. Ты получил крону от князя. Давай-ка ее сюда! И благодарите бога, поганцы, что он послал вам доброго князя. Кто бы стал платить за вас штраф, шантрапа? Две кроны — это как раз то, что нужно. А если другой раз попадетесь мне в орешнике, — запру в сарай, спущу штанишки да всыплю горячих. Воровать, дети, грешно! Ну, на этот раз я вас, так и быть, прощаю. Пусть Пепик сбегает мне за водкой, а Карел будет мешать похлебку.

Пазурек удобно расположился на траве. Вскоре Пепик прибежал с водкой. Пазурек основательно приложился к ней, собрал вокруг себя детей и произнес проникновенную речь об уважении к начальству.

— Ибо оно от самого господа бога, слышите, мелюзга?

И послал за второй бутылкой водки.

Солнце пекло вовсю, и Пазурек, сняв высокие сапоги, завалился спать и скоро захрапел. Ребята, в ожидании сиятельной похлебки, принялись играть в разбойники. Вскоре они умчались в лес, и голоса их замерли вдали.

В полдень князь возвратился с прогулки. Взгляд его упал на брошенную кухню и опустевший павильон. Из котла валил густой пар, и слышалось аппетитное бульканье похлебки. Впрочем, подойдя ближе, князь увидел, что в котле варились… сапоги стражника Пазурека. Князь разбудил его увесистым пинком, ибо его сиятельство был не только весьма гуманный, но и весьма вспыльчивый человек.

А с косогора, спрятавшись за кустами, братья Малина, хихикая, созерцали забавное зрелище. Они чувствовали себя, как художники, чье произведение удостоено первой премии. Это зрелище вознаградило их за потерю двух крон.

Его сиятельство сразу охладел к «Тарелке супа» и приказал разобрать красивый павильон. Его шурин граф Манхард (тоже весьма гуманный человек) встретил как-то в лесу стражника Пазурека и стал расспрашивать, как они варили свою первую и последнюю похлебку.

— Ах, ваше сиятельство, — простодушно признался Пазурек. — Это было ужасно. Такая вонища стояла, — хоть святых выноси…