Большакову было около пятидесяти пяти. Его жене – примерно лет сорок. Подробностей их семейной жизни я не знал. Может, это была его вторая или третья жена, но едва ли дочери было больше тридцати пяти.
Вероятнее всего – меньше. О пропавшем кандидате я тоже имел не очень много сведений. Но если Большаков владел бизнесом приличных масштабов, то, вероятнее всего, сперва он строил его, а потом уже строгал детей.
Поэтому я уверенно направил автомобиль к его загородному дому. Знакомый забор вдоль изогнутой улицы. Никаких машин, никаких людей. Полнейшая тишина. Все пропали, даже Костик. Хотя он вообще не принимал участия ни в каких разборках.
Я проехал мимо коттеджа и оставил автомобиль дальше, через несколько участков, чтобы пройтись пешком, осмотреться и прикинуть, как действовать теперь. Здесь в принципе все выглядело тихо и мирно.
Хороший район, крупные, отличные друг от друга коттеджи – никакой типовой застройки. А еще здесь по-настоящему пахло осенью – первыми превшими листьями.
Где-то залаяла собака, высокие липы качнулись под несильным ветром, а по соседней улице проехал автомобиль. И снова все стихло. Мирный район вернулся к прежней жизни.
Очень вероятно, что район как раз совсем не мирный. Где-нибудь, замаскированные под старого садовника или куст бузины, прячутся суккубы и… я быстро прогнал эти мысли прочь и дернул пиджак, завернутый порывом ветра.
Добравшись до забора, который огораживал дом Большакова, я долго всматривался в окна – мало ли, кто будет внутри. Но занавески задернуты, и ни одной тени не промелькнуло в комнатах.
Решив, что никого нет, я приблизился к воротам. Странно, что нет даже Костика. С другой стороны, кого ему охранять, если пропал сам Валерий Анатольевич. Но ведь есть еще и дочь.
Я взялся за прутья и ворота подались внутрь. Не заперто, надо же. Будет удивительно, если еще и дом открыт.
И, убедившись, что за мной никто не наблюдает, я преспокойно вошел на территорию дома. Большаков не держал собак, что сильно облегчило мой путь – удирать от бультерьеров или овчарок мне не хотелось.
Но зато, как я и предполагал, дверь в дом была заперта. Как и черный ход. И, когда я уже собирался двигать на выход, несолоно хлебавши, мне в глаза бросилась маленькая щелочка не до конца опущенного окна. Ох уж эти американские системы. Патриотизм, мать его, где?
Без труда и шума приподняв деревянную раму, я забрался внутрь дома чувствуя себя не сыщиком и не суккубом, а обыкновенным взломщиком. Сейчас стырю телек и повезу его сдавать.
И фыркнул, на миг забывшись. Ведь здесь тоже кто-то мог прятаться. А камеры? Хотя снаружи я ничего не заметил. Вероятно, Большаков очень не любил, когда за его личной жизнью кто-то наблюдает.
Неспешно я прошелся по первому этажу. Заглянул в кухню, где происходило основное действие. Все чистое. Наверняка целая бригада поработала, чтобы отдраить шкафы и стены от крови.
Потом подошел к пустому пространству, где идеально бы вместилась тумба, которую я сломал. Обломки тоже вывезли. И тела. Но если три десятка бойцов спецотдела погибли, как и Людмила, супруга Большакова, был ли жив он сам?
Тони сказал, что, когда суккуб лишает человека своей поддержки, тот может умереть даже имея полностью здоровое тело. И если безымянная тварь сбежала, то кандидата больше нет в живых.
На всякий случай я прошелся по всему дому от подвала до чердака, суммарно обойдя четыре этажа. Чисто настолько, что даже под ультрафиолетом следы не найдешь. Очевидно, кто-то очень хорошо все вычистил, чтобы не вызывать подозрений у соседей.
А пустой дом, кажется, подозрений не должен был вызывать, как же – то-то все газеты трубят о том, что есть еще и главный кандидат, который наверняка убрал втихую конкурента с пути.
Где-то наша бригада прокололась в очередной раз. Или попросту впервые наткнулась на такую известную личность, которую нельзя убрать без шума и пыли.
Я мог думать все, что угодно, но ситуацию это не меняло. Большаков растворился. И если это сделали наши, Тони мне все равно ничего не скажет – он либо не знает сам и не будет спрашивать, чтобы не вызывать подозрений, либо попросту не скажет, чтобы я не ввязался снова в эти дела.
В замке повернулся ключ – единственный звук, который я услышал. А ведь тот, кто его поворачивал, должен был еще и подойти, а то и подъехать к дому!
Самое время свалить отсюда, пока я не попался кому-нибудь на глаза. Приоткрыв окно пошире, я выпрыгнул из кухни на газон, а потом быстро двинул прочь от дома. Но что-то меня остановило.
Небольшой красный хэтч у ворот бросался в глаза. Женская машина. Значит, только один человек мог сейчас оказаться в доме.
Развернувшись на полдороге к забору, я вернулся назад и громко постучал. Затем принялся нетерпеливо барабанить, одновременно с этим чувствуя себя настырным журналюгой. Что мне никак не нравилось.
– Да хватит уже… – стук прекратился, потому что дверь открыли и несколько ударов по пустоте заставили меня спохватиться и поднять голову:
– Здрасьте, – поприветствовал я симпатичную брюнетку, которая хмурилась, глядя мне прямо в лицо – а стояла на пару ступеней выше. – Мне надо в Валерию Анатольевичу.
Включать дурака я умел и любил. А с учетом того, что сама моя сущность уже располагала людей к себе, то и лицо и у девушки быстро просветлело, что не помешало ей задать вопрос:
– Из газет?
– Нет, что вы, – я изобразил робкую улыбку и еще раз одернул пиджак. – Я – его помощник. Ездил по его поручению в Москву на неделю, а вот теперь вернулся и нигде не могу его найти.
– Я тоже не могу ничем вам помочь, – девушка погрустнела. – Он пропал.
– Как пропал? – снова пришлось актерствовать и теперь старательно выдавливать из себя удивление.
Позади меня раздался лай: пес с улицы забежал на придомовую территорию.
– Ой, – девушка прикрыла дверь, оставив лишь маленькую щелку.
Я же вместо того, чтобы проситься внутрь, развернулся к ней спиной. Передо мной стояла обычная дворняга, разве что довольно крупная. Не скалилась, не проявляла агрессию, но ее нужно было прогнать.
– А ну стой, – негромко, но уверенно произнес я и шагнул навстречу псине.
Можно было прогнать ее классическим способом – согнать невидимым усилием или как-то еще, но я не был сторонником жесткого обращения с животными. Поэтому постарался сделать так, чтобы от меня исходило лишь спокойствие.
Вероятно, исходило от меня что-то другое, потому что собака даже заскулила, когда я подошел ближе. Но не отшатнулась, а лишь слабо вильнула хвостом, в чем читалось что-то вроде «пощади».
– Да ладно тебе, – ошеломленно пробурчал я. – Нечего девушек пугать. Иди отсюда.
Псина еще раз вильнула хвостом, а я протянул руку погладить ее по голове. Живность мелко подрагивала, и все же я выпроводил ее за ворота, а потом поплотнее закрыл их. Не хватало, чтобы собака еще раз вернулась на участок.
Потом дошел дома, где девушка уже широко раскрыла входную дверь:
– Блин… – было первым, что я услышал, – я так испугалась!
– Да обычная собака, что вы, – отмахнулся я.
– Но она большая! И вы ее так… запросто выпроводили…
– Можно, я зайду? – спросил я прямо, решив не тратить время попусту.
– Оу… – она ушла чуть вглубь дома. – Ну, заходите.
Я поднялся и закрыл за собой дверь, а потом покрутился в поисках выключателя. На клавишу мы нажали одновременно с девушкой.
В ярком свете диодных ламп с высокого потолка был отчетливо заметен ее румянец. Ее пальцы накрыли мою ладонь, только вот убирать их она совсем не спешила.