Правило 5: Когда крутой папочка-миллионер приходит на роллердром, чтобы предложить вам более высокооплачиваемую работу, соглашайтесь

Чарли

Тревожность и возбуждение, с которыми я проснулась этим утром, остаются со мной весь день. Даже контрастный душ не способен подавить чувства, которые разворошил во мне этот сон. На работе он раз за разом крутится в голове, отчего я становлюсь рассеянной и слегка раздражительной.

Ставлю на полку коробку с новыми коньками, как вдруг низкий, странно знакомый голос по другую сторону прилавка заставляет меня застыть на месте. Я даже задаюсь вопросом, не ослышалась ли после бессонной ночи.

– Одиннадцать с половиной, пожалуйста.

Оборачиваюсь назад, смотрю на клиента, сделавшего запрос, и почти вскрикиваю, узнав высокого темноволосого мужчину. Он стоит на ярком ковре, положив руку на высокую лакированную стойку. Пытаясь нырнуть за стену, я молюсь, чтобы он не заметил меня.

Что он вообще здесь делает?

– Привет, Шарлотта, – говорит мужчина.

У меня едва не падает челюсть.

Я нервно запихиваю коньки на полку, даже не проверив, правильно ли их поставила, и собираю клочки уверенности, чтобы поздороваться с ним.

– Привет, – лепечу я и оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что в пределах слышимости никого нет.

Сегодня среда, а мы открылись всего пятнадцать минут назад. Не считая нескольких детей, обучающихся на дому, и горстки постоянных посетителей, до сегодняшнего вечера здесь не будет клиентов.

– Пожалуйста, зовите меня Чарли.

– Я пошутил насчет коньков, – добавляет мистер Грант с намеком на улыбку. – Я не буду кататься.

Натужный, неловкий смех срывается с губ, когда я подхожу к прилавку. Прощай, любая надежда на попытку вести себя естественно.

Его лицо пробуждает воспоминания о моем сне, о том, как я цеплялась за его член, словно помешанная на сексе нимфоманка. Я прикрываю щеки в надежде скрыть румянец.

– Как вы меня нашли?

Он поднимает свой телефон и показывает мою фотографию в группе фигуристов, на которой я танцую в ярком наряде во время нашего мероприятия «Неоновые ночи».

– В Инстаграме [4].

– Понятно.

Может ли быть что-то более унизительное?

Должно быть, он здесь, потому что понял свою ошибку и теперь приехал, чтобы забрать чек, который дал мне вчера. Но я его уже обналичила и внесла дополнительный платеж по образовательному кредиту, так что это будет неловкий разговор.

– Послушайте…

– У вас есть минутка поговорить? – перебивает он меня.

– Конечно, – бормочу я в ответ.

Оборачиваюсь и ищу глазами Шелли, хозяйку роллердрома и старую мамину подругу, но она, должно быть, в своем кабинете или курит на заднем дворе. Поэтому вместо того, чтобы пойти на перерыв, я указываю на одну из старых пластиковых кабинок у стены. Мистер Грант кивает и садится, и мне с трудом удается не рассмеяться.

Отец Бо огромен, он выше и крупнее, чем я разглядела вчера. Высокий, широкоплечий, с крепким телом. Этакий… качок. Если можно так выразиться.

А еще он выглядит нелепо в этой кабинке, потому что точно миллиардер, который за всю свою жизнь ни разу не ступал ногой на роллердром. Я уверена, если он и ходит с женщинами на свидания, то катает их на яхте или возит в Черногорию, а не на дешевый роллердром поесть пиццы и выпить пива. Последнее скорее моя реальность, и это нормально. Я имею в виду… Поездки в Черногорию вовсе не так ужасны, это просто не моя лига.

– Чем я могу вам помочь? – спрашиваю я, садясь напротив него.

Мистер Грант молчит, и до меня доходит, что он собирается поговорить о чем-то, что может быть слегка неловким. Боюсь, что речь пойдет о том, что произошло вчера. Особенно после всего того, что я видела на его сайте.

Я быстро избавляю его от неловкости.

– Если это о вчерашнем дне, то все в порядке. Вам не нужно ничего говорить. Я не обиделась.

– Нет, не об этом, – отвечает он. – По крайней мере, не совсем.

– Тогда о Бо?

Он тут же навостряет уши, и, кажется, наш разговор резко уходит влево, как только речь заходит о его сыне.

– Вы общались с ним?

Мои плечи опускаются, я сжимаю губы.

– Мистер Грант, я говорила вам. Мы расстались. Я больше не желаю иметь дела с Бо…

Наверно, это слишком резкое заявление с моей стороны, но он должен понять, что Бо ушел из моей жизни навсегда. Я больше не могу быть спасательным кругом для его сына.

В нем как будто что-то сдувается. Мистер Грант хмурит брови и откидывается на спинку кресла. А затем говорит так, словно срывает лейкопластырь.

– Мисс Андервуд, я хотел бы предложить вам работу.

На долю секунды меня переполняет волнение. Работа? Настоящая высокооплачиваемая серьезная работа? Что-то, что я могла бы включить в резюме? Больше никаких корн-догов или антибактериального спрея для обуви?

Затем я вспоминаю, что обнаружила прошлой ночью, что, по мнению мистера Гранта, я делала в его кабинете, и мои щеки заливает жар.

– Ой…

Он откашливается.

– Это работа секретаря, мисс Андервуд. Обычная секретарская работа.

– Понятно, – стараюсь не смотреть ему в глаза. – Значит…

Воцаряется долгое неловкое молчание.

– Есть вопросы?

– На этой работе не придется… стоять на коленях?

В уголках его рта играет намек на улыбку.

– Никакого стояния на коленях. В основном бумажная работа.

Я прочищаю горло и продолжаю смотреть на стены, на роллердром, на катающихся… буквально на что угодно, только не на красивого, импозантного мужчину по другую сторону стола. Он скрещивает руки, нахмурив брови.

– Есть еще что-то, о чем вы хотите меня спросить, Шарлотта?

Он произносит мое имя так, что по моему позвоночнику пробегают мурашки. Это единственная причина, почему я не поправляю его. Никто не называет меня Шарлоттой. Я – Чарли, и всегда ею была с тех пор, как мне исполнилось восемь лет.

И это также единственная причина, почему я наконец поднимаю на него глаза, позволяя нашим взглядам встретиться. Мистер Грант такой красивый, что на него почти невозможно смотреть. Он не отводит глаз. Более того, смотрит на меня дольше, чем принято считать приличным.

– Вы думали, что я… проститутка? – спрашиваю, нависая над прилавком. Я шепчу последнее слово, как будто кто-то может меня услышать, пока под вспышки стробоскопа над роллердромом грохочет песня «Groove is in the Heart».

Мистер Грант тоже наклоняется вперед, копируя мою позу. Его часы ударяются о покрытый линолеумом прилавок.

– Нет. Я не думал, что вы проститутка.

Мы пару секунд просто смотрим друг на друга. Наши лица так близко, что со стороны, наверное, кажется, что мы или делимся непристойными секретами, или собираемся поцеловаться.

– Вы к этому еще что-то добавите? Или я должна подключить воображение? – спрашиваю я, когда мужчина не дает мне никакой дополнительной информации.

В его глазах мелькает озорство. Он облизывает нижнюю губу и отклоняется от меня.

– Задействуйте свое воображение. Что именно вы себе представляете?

Вопрос звучит кокетливо, но я не собираюсь подыгрывать мистеру Гранту. Вместо этого я просто собираюсь ответить на его вопрос.

Вот только я понятия не имею, что я себе представляю. И не уверена, насколько комфортно себя при этом чувствую. Этот разговор носит слишком интимный характер. Чтобы бороться с внезапным напряжением между нами, я заставляю себя говорить как можно более непринужденно. Я могла бы заявить, что уже все узнала о его компании, но хочу, чтобы он объяснил мне все сам.

– Как я понимаю… у вас куча разных женщин, которые просто появляются в вашем офисе, готовые к тому, что вы будете орать на них, а они встанут перед вами на колени?

– Иногда, – спокойно отвечает мистер Грант, как будто это не самое безумное, в чем он когда-либо признавался. Серьезно, кто этот парень?

У меня пересыхает во рту.

– И вы им платите…

– Да.

– Мне очень не хочется вам это говорить, но это сильно смахивает на проституцию.

– Проституция предполагает секс, мисс Андервуд. Я не занимаюсь с женщинами сексом за деньги.

Мои глаза лезут на лоб. Он сказал «секс» – дважды, – и это вызвало в моем животе одновременно возбуждение и тревогу. Я сжимаю ноги вместе.

– Но что тогда вы с ними делаете?

– Это довольно личный вопрос. – Он снова играет со мной. – Я велел вам задействовать воображение, так что давайте. Если я не занимаюсь с ними сексом, как думаете, для чего я их нанимаю?

Понятия не имею. Я еще не до конца изучила его сайт. Так что я кусаю нижнюю губу и перебираю в памяти то, что мне известно на данный момент.

– Вы не можете просто платить женщинам за то, чтобы они вставали перед вами на колени в вашем кабинете.

– Почему бы и нет?

– Потому что это глупо. В чем смысл?

– В том, что мне это нравится, и они готовы это сделать.

У меня нет слов. Это не может быть правдой. Растерянность на моем лице сменяется улыбкой. Это должно быть унизительно для него, но он нисколько не смущен. Что заставляет меня задуматься о чем-то очень нехорошем.

– И…

Но я заставлю себя замолчать. Я не могу закончить фразу. Это слишком близко к флирту, слишком… интимно.

Черт.

– Что и? – эхом повторяет он, нетерпеливо ожидая, когда я закончу.

– И как я справилась?

Мне отчаянно хочется закрыть лицо руками или спрятаться под стол, а может, даже включить пожарную сигнализацию. Но если он так легкомысленно и небрежно говорит об этом, то и я возьму такой же тон. Потому что сейчас я умираю от желания узнать. Если он живет этой скрытной извращенной жизнью, то я хочу заглянуть за занавес. Это так заманчиво – просто окунуться в запретную, но захватывающую жизнь, которую он ведет.

Итак, вместо того чтобы прятаться, я заставляю свое тело не выдать меня: держу спину прямо, на лице сохраняю спокойное выражение. Как будто я только что спросила его, что такое супчик дня, а не то, насколько хорошо я справилась с ролью извращенной секретарши-рабыни.

После затянувшегося молчания и глубокого выдоха он говорит:

– Вы справились превосходно, Шарлотта.

Что? Я не ослышалась?

– Мне показалось, вы были недовольны мной. Но я все сделала правильно.

– Скажу в вашу защиту, вы даже не знали, что делаете.

Из моей груди вырывается смех.

– Тогда почему вы говорите, что я справилась превосходно?

Он снова замолкает. Мистер Грант сейчас явно воюет с самим собой, взвешивая разные варианты и, вероятно, думая, что, как более взрослый из нас двоих, он должен первым положить конец этому неуместному обсуждению.

– Я действительно не должен говорить…

– Да ладно. Вы первый это начали.

Это требует некоторых усилий с моей стороны, но мне удается сохранять непринужденный и слегка незаинтересованный тон.

Как вдруг колебаний нет. Слова легко перелетают через прилавок прямо с его губ в мои уши.

– Мисс Андервуд, вы изысканно смотрелись на коленях.

Даже не потеряй я дар речи, все равно бы не знала, что сказать. Сижу напротив него, как рыба, разевая рот. Удивительно, как я перешла от ссоры с Бо на лужайке перед его домом всего пару дней назад вот к этому: его отец говорит мне, что я хорошо смотрелась, стоя на коленях.

Нет, не просто хорошо. Изысканно.

Уверена, в моей долгой жизни не будет ни дня, чтобы я, услышав эти четыре слога, не подумала о мужчине, который был на двадцать лет старше меня и использовал именно это слово для описания того, как я выглядела, стоя перед ним на коленях.

Это нелепо. Смехотворно. Это нарциссизм и сексизм. Это унизительно, чувственно, лестно и… так много других слов, которые я не могу подобрать в данный момент. Почему-то в ответ мне удается произнести только:

– Я?

– Да, – отвечает мистер Грант, и в его голосе слышится голод. Будто у льва, рычащего перед тем, как растерзать свою жертву.

Умоляю мозг выдать наружу связную мысль… Наконец у меня получается сформулировать вопрос.

– И эта работа на коленях… Ваша компания нанимает девушек?

– Да.

– А вы решили, что я одна из тех девушек.

– Именно.

– И эту работу вы мне сейчас предлагаете?

– Это было бы крайне неуместно, учитывая ваши отношения с моим сыном.

– Прошлые отношения, – уточняю я, потому что все это звучит безумно. Но я не уверена, что хочу, чтобы он исключил меня из всего этого. Любопытство берет надо мной верх.

– И все же.

– Вы не возьмете меня в качестве одной из этих коленопреклоненных цыпочек из-за Бо…

– Нет, Шарлотта. Я не нанимаю вас в качестве одной из этих, как вы выразились, коленопреклоненных цыпочек, потому что мне нужна секретарша, а вам, похоже, нужны деньги.

– Это было похоже на оскорбление, – отвечаю я, и он снова смеется.

– Значит, вам не нужны деньги?

– Нужны. Вы это знаете, и я это знаю. Но почему вы нанимаете меня своей секретаршей? Вы ведь ничего обо мне не знаете.

– Я знаю, что вы жили с моим сыном, а теперь нет. Он не желает со мной общаться. Работа легкая. Помогать в моем офисе, приносить мне кофе и обед. Что-то в этом роде. – Он оглядывает мое место работы. – И предполагаю, что оплата будет лучше. С бонусами.

Здесь действительно не о чем думать, верно? Он предлагает мне реальную работу с явно более высокой оплатой. Не буду кривить душой: его компания меня заинтриговала. Звучит гораздо интереснее, чем быть секретаршей у банкира или риелтора.

– Вы можете не спешить и какое-то время подумать, – добавляет мистер Грант.

Я наклоняю голову и поджимаю губы, словно говоря: не смешите меня. Если он думает, будто мне действительно нужно подумать об этом, то он псих или просто ведет себя снисходительно. Он уже собирается встать, когда мне в голову приходит важный вопрос. Его немного неудобно задавать, но я должна.

– Ну что ж, в таком случае, – я встаю и протягиваю руку, слишком поздно понимая, что это выглядит неловко и даже неуместно. На лице мистера Гранта появляется кривая улыбка, но он, следуя моему примеру, встает и берет мою ладонь в свою. В его огромной медвежьей лапище моя рука, когда он трясет ее, кажется совсем крошечной. Его ладонь теплая, а рукопожатие достаточно крепкое, и от этого по моей спине бегут мурашки.

– Как я понимаю, это означает, что вы беретесь за работу, – говорит мистер Грант.

Мы стоим с ним, пожимая друг другу руки на роллердроме, и меня мучает вопрос: кто из нас ввязался в большую авантюру. Знает ли Эмерсон Грант, во что он вляпался, взяв меня на работу? Наверняка к этому моменту до него уже дошло: я не какая-то там пай-девочка, тихая и знающая свое место, и не собираюсь вести себя как обычная секретарша в стиле «Безумцев».

Но в то же время я соглашаюсь на работу в компании, которая занимается разными извращениями и прочим дерьмом. Почти уверена: ни мистер Грант, ни я не созданы для нормальной жизни.

Загрузка...