Пыль. Он сидел в пыли у грязной дороги.
Кэкстон обвел вокруг глазами, узнав наконец Пиффер-Роуд в серости двадцатого века. Где-то слева от него — он мельком заметил — был белый дом малыша Джимми. Вдали какая-то мужская фигура быстро двигалась по направлению к железной дороге дальше на восток…
«Так это я?» — с удивлением подумал Кэкстон. Желания проверить у него не было. Напротив того места, где он сидел, был забор, а сзади — дикость редконаселенной местности.
Повернувшись, он уставился на дорогу. Там невдалеке он увидел деревья и наполовину скрытый в листве и ветвях большой ржавого цвета трейлер.
Это подняло его на ноги. Должно быть это тот самый трейлер.
Он побежал мимо другого дома, мимо каких-то старых консервных банок, зарослей ив в канаве, отблеска застойной воды, затем, свернув на открытую площадку, усаженную деревьями, где стоял трейлер, он замедлил бег и, задыхаясь, быстро подошел к двери трейлера.
Как раз тогда, когда входил, он вспомнил, что Джимми потом расскажет про это, а это значило, что Джимми прятался где-то поблизости. Кэкстон не дал этому задержать себя. Потому что, как он тоже вспомнил по рассказу Джимми, едва он успел войти и спрятаться, как пришли хозяева.
Потому-то он и прошел в трейлер, веря, что все это правда. Спотыкаясь, он прошел крошечный коридор в заднюю кладовую, и как мог пригнулся, скрываясь из вида в углу.
Вдруг голоса. Мужской и женский.
Прячась здесь, Кэкстон думал, что могло бы произойти даже сейчас, если бы его поймали за руку прежде, чем он успеет что-то сделать. Он слышал, как мужчина сказал:
— Отправимся в четырнадцатый век.
Мужской голос мрачно продолжал:
— Ты заметишь, что иметь дело нам придется только с одним человеком. Так вот, ему пришлось выйти и провести тридцать или сорок лет, чтобы постареть, потому что у стариков значительно меньше влияния на окружающих, чем у молодых. Не хотел воздействовать на двадцатый век больше, чем он это уже сделал. Однако теперь ступай в кабину и заводи.
Вот этого момента и ждал Кэкстон. Он бесшумно вышел, разминая свою правую руку в перчатке. Он увидел мужчину, смотревшего в направлении двери, которая вела в переднюю комнату и в кабину. Сзади мужчина казался плотным, лет сорока пяти. В руках он сжимал два прозрачных конусообразных предмета, мерцающих тусклым светом.
— Хорошо, — сказал он резко, когда Кэкстон подошел сзади. — Отправляемся. А на будущее, Селани, не бойся, каким бы этот человек не казался ужасным. Что мне удалось сделать, так это обеспечить, что бы никто из той толпы никогда не мог подобраться к нам…
Голос его сорвался, когда Кэкстон схватил его за плечо и крепко сдавил над ключицей.
Крепыш стоял совершенно без движения, подобно человеку, пораженному невыносимым ударом. И затем, когда Кэкстон отпустил его плечо, он медленно повернулся, и его взгляд остановился не на лице Кэкстона, а на его перчатке.
— Перчатки Разрушителя! — прошептал он. — Но как? Ведь репеллеры включены, мое специальное изобретение, которое предохраняет меня от приближения любого Обладателя! — здесь он впервые взглянул Кэкстону в лицо. — Как вы это сделали? Я…
— Отец! — это был голос девушки, чистый, испуганный, из кабины. Голос стал ближе. — Отец, мы остановились где-то около 1650 года нашей эры. Что произошло? Я подумала…
Она остановилась в дверях, словно испуганная птица, высокая, стройная девушка девятнадцати лет, вдруг показавшись старше, серее, когда она увидела Кэкстона. Взгляд ее метнулся в сторону отца. Она задохнулась.
— Папа, он не…
Крепыш безнадежно кивнул.
— Где бы мы ни были, в каком пространстве и времени, мы там. Но не это имеет значение. Дело в том, что мы потерпели неудачу. Бастман выиграл.
Девушка снова повернулась к Кэкстону.
— Как, вы же тот человек, — она замолчала, потом. — Разве не вас я видела в поезде сегодня? — она снова замолчала, качая головой. — Там было так много людей, но вы кажетесь знакомым.
Кэкстону было самому трудно сориентироваться и понять, что для этих людей он был незнакомец. Он узнал саму Селани, но нечетко. В самом деле, было очень трудно мысленно вернуться к этой поездке в поезде, к тому, что ему рассказал торговец Келли. Кроме инцидента в поезде и краткой личной встречи с гораздо более старшей Селани во Дворце Бессмертия, это было все, что он помнил о девушке.
Неожиданная мысль встревожила Кэкстона. «Я сделал это, — подумал он, — с двумя людьми, которых я не знаю и которые не знают меня».
Он вспомнил сейчас, откуда возникло его ощущение ложного знакомства: утверждение о том, что в какой-то вероятности взрослая Селани была его женой, отпечатало ее личность у него в голове. Все остальное ему говорили другие, и он не помнил об этом, если говорить о его личном опыте.
Эти разнообразные мысли вспышкой пронеслись в его голове, когда он стоял здесь, внутри трейлера, и пристально смотрел на девушку и ее отца. Наконец, он ответил на ее вопрос.
— Да, — сказал он, — я следовал за вами, ибо это мой путь во Дворец Бессмертия.
Девушка смотрела на него.
— Ох, глупец, — прошептала она. — Вас обманули. Вы обречены вместе с нами.
Взглянув на нее в ответ, Кэкстон почувствовал внутри внезапную слабость. Он вспоминал, что Бастман не сказал о том, как он будет спасен. Другие уверения старика вдруг показались менее значительными, потому что Кэкстон некоторым образом предполагал, что этот трейлер использовал Дворец для своего путешествия во времени. А это было явно не так.
Прежде чем он смог открыть рот, чтобы что-нибудь сказать, девушка сказала:
— Он не может вызволить вас раньше 1977 года, потому что никто кроме моего отца не знает, как попасть в этот период, а вы только что уничтожили его способность передвигаться во времени. Мы находимся где-то в середине семнадцатого века, а в этом периоде нет ничего, что могло бы пригодиться для путешествия во времени.
С каждым сказанным ею словом сердце Кэкстона обрывалось все ниже. И, когда она наконец закончила, он был на самом дне отчаяния.
1650 год нашей эры — примерно в центре Америки. Кажется тогда — он не мог вспомнить точное время — ни один белый не забирался так далеко вглубь материка. С этой мыслью память у него провалилась.