XIX

Рене тоже думал о своих делах.

«Мне не меньше королевы Екатерины хотелось бы, чтобы наваррская королева поскорее надела светло-желтую пару перчаток! — рассуждал он сам с собой. — Но мне кажется, что беспокоиться нечего: наверное, завтра она наденет их на придворный бал, чтобы показаться королю в его подарке. Поэтому я могу спокойно идти спать и позаботиться о своей ране, о которой я совершенно забыл».

Действительно, рана Рене была так легка и так хорошо перевязана, что все время, пока парфюмер королевы занимался своим злодейским делом, она не давала ему знать о себе. Теперь же она напомнила Флорентийцу о вчерашнем происшествии.

Рене обнажил кинжал и подумал: «Если вчерашняя фурия опять кинется на меня, то она уже не застанет меня врасплох!»

Но Рене опасался нападения совершенно напрасно: вплоть до дверей лавочки он не встретил ровно никого.

Тем не менее он подошел к лавочке далеко не спокойный: его взволновало то, что из окон дома не виднелось ни малейшего света, а ведь он предупредил дочь, что будет ночевать дома.

«Неужели и Паола, и Годольфин преспокойно улеглись спать?» — подумал он.

Флорентинец постучал в дверь, но никто не поспешил открыть ему.

— Годольфин! Паола! — крикнул Рене.

В ответ ему раздался слабый, еле слышный стон.

Рене с ужасом схватился за ручку двери: та, к его изумлению, сразу подалась: дверь магазина была не заперта, и теперь из глубины стоны неслись еще явственнее.

Флорентинец бросился по направлению к этим стонам, но чуть не упал, запнувшись за какой-то металлический предмет. Он поднял его и увидал, что это был подсвечник со свечой, фитиль которой еще не совсем остыл. Тогда Рене понял, что тут случилось какое-то несчастье. Он поспешил достать из кармана огниво, высек огонь и зажег свечку.

В магазине все было поставлено вверх дном, на пороге комнаты Паолы лежал какой-то человек, скрученный, словно колбаса.

Это был Годольфин.

Рене поспешил развязать его, освободил ему рот от засунутого туда кляпа и лихорадочно спросил:

— Где Паола?

— Похитили! — прохрипел Годольфин.

— Ноэ?

— Нет.

— Значит, принц Генрих?

— Нет. Ворвалась женщина с тремя оборванцами. Они связали меня, схватили Паолу и унесли прочь. Я слышал только, как один из оборванцев назвал женщину Фаринеттой. Больше я ничего не знаю.

Рене понял, что предположение королевы было верно: напавшая на него женщина была вдовой Гаскариля и, видя, что ее покушение не удалось, решила прибегнуть к иному способу мести.

Дрожь охватила Флорентийца при мысли, что его Паола находится теперь во власти мстителей.

— Ну хорошо же! — крикнул он. — Я сейчас побегу к королеве, она даст мне солдат, и я переверну вверх дном весь Двор Чудес, но найду Паолу!

Рене с ужасом оглянулся и увидал того, кого он и вообще-то не любил встречать слишком часто и кого в данный момент совершенно не ожидал встретить в своей лавочке.

— Герцог Крильон! — испуганно вскрикнул он.

— Ну да, это я, — ответил герцог. — Что у вас здесь случилось? Почему здесь такой беспорядок и чего это вы галдите здесь?

— У меня похитили дочь Паолу, герцог! — простонал Флорентинец.

— Кому она понадобилась? — недоверчиво спросил Крильон.

— Судя по всему — той женщине, которая вчера бросилась на меня с кинжалом. Это вдова Гаскариля.

— А, того самого, которого повесили для того, чтобы избавить вас от колесования? Так-с… Ну, и вы собирались поднять ее величество с кровати из-за этого? Сомневаюсь, чтобы королева даже для вас нарушила свой сон. Впрочем, разве королева действительно так уж нужна вам? Я пригожусь вам более, чем она. Ведь я — главнокомандующий войсками королевской охраны и непосредственно распоряжаюсь швейцарцами и ландскнехтами.

— О, ваша светлость! — взмолился Рене, падая на колени перед герцогом. — Если бы вы только захотели…

— А почему бы мне и не захотеть? — надменно ответил Крильон. — Конечно, если бы это ты сам попал в лапы приятелей Гаскариля, я и не подумал бы выручать тебя; но дочь не виновата в грехах отца, и долг всякого дворянина спешить на помощь женщине, попавшей в затруднительное положение. Кроме того, твоя дочь вообще очень мила: я как-то заходил в твою лавчонку, и она очень мило улыбалась мне, когда я покупал какое-то снадобье. Ввиду всего этого почему бы мне и не выручить ее?

— Вы смеетесь надо мной!.. — простонал Рене, который не мог верить в такое великодушие своего врага.

— Иди за мной! — ответил герцог. — Даю тебе слово, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы спасти твою дочь! Ну, а слово Крильона… ты знаешь!

— О, я знаю, знаю! Только поспешим! Как знать… вдруг эти негодяи…

— Пойдем! — коротко приказал Крильон.

Рене покорно последовал за ним в полной уверенности, что Крильон сведет его до Лувра.

Однако вскоре он заметил, что они идут совсем другой дорогой.

— Но… куда же мы идем? — робко спросил он.

— Туда, куда надо! — отрезал в ответ Крильон. Так дошли они молча до старого, неприглядного на вид дома, все окна которого были заставлены массивными железными решетками.

Крильон остановился перед покосившейся дверью и с силой ударил три раза рукояткой шпаги.

Сейчас же открылось одно из окон, и чей-то голос с явным южным акцентом спросил:

— Кто тут?

— Я! — ответил Крильон.

Окно запахнулось, через несколько секунд открылась дверь, и на пороге появился небольшого роста широкоплечий человек. Это был Фангас, конюший герцога Крильона.

— Входите, господин Рене! — сказал Крильон. Парфюмер вошел в мрачную прихожую. Тогда Крильон сказал Фангасу:

— Я привел к тебе узника, за которого ты мне отвечаешь своей головой!

Услыхав это, Рене вскрикнул и хотел броситься назад, но в дверях стоял страшный герцог Крильон.

Последний сказал Флорентийцу:

— Будьте спокойны, я и один отыщу вашу дочь! Что же касается вас самих, то вам уж придется отказаться от мысли увидать в скором времени королеву Екатерину.

Взгляд Крильона явно свидетельствовал о том, что страшный герцог не шутил.

Рене понял, что находится во власти Крильона, и безумный страх объял его.

Загрузка...