Боцман

Уже на просторах Анихеи я отчётливо понял, что фрукты у наших южных соседей нажористее, а вот дома почти как у нас – тоже в основном серые, только украшены ярче и богаче. Но зелёные холмы – тут уж режьте меня семеро – зеленее у нас и девки краше! Эльза не даст соврать.

На пороге необъятного дома, крытого красной черепицей (а значит, она была сварганена ещё до утраты секрета прочных красок) нас ждала бабища необъятных размеров, а именно – Клара Ивановна Чегеварова собственной персоной.

– Здравствуй, доча, здравствуй, любимый зятек, а исхудал-то как! – всплеск руками, на которых нет ни складки жира, а есть лишь внушительные мышцы. – Эта шалопутная девка, наверное, тебя плохо кормит, Эльза, так нельзя! – два всплеска руками, ну а дальше понеслась старая песня о вечном…

Тёща думает, что если она к моему приезду напекла блины (со сметаной, с вареньем, с фаршем и с икрой – с настоящей чёрной и красной икрой, добытой браконьерами прямо сегодня и сегодня же скушанной, а не с той икрой, что разные шаромыжники продают в своих лабазах и дерут за неё втридорога), сделала: пирожки с мясом, с картошкой, с мясом и картошкой, с луком и яйцами, с рыбой разных сортов, с грибами; приготовила: пельмени (с мясом и отдельно с капустой), артишоки, кабачки, салаты (всех их и не упомнишь, но очень вкусные), стейк с кровью, манты, тосты, бутерброды, торты (один большой и несколько малых), пудинг и ватрушки; достала: варенья, соленья, икру, вяленое мясо и сыр; порезала: свежие овощи, фрукты, зелень; извлекла: только что собранный с пасеки мед, шоколад; поставила на стол: чай (чёрный, зеленый, красный), кофе, какао, водку, наливку, коньяк, вино, пиво, портвейн, самогон чистый как слеза бездомного ребенка, джин, бальзам и что-то в глиняной бутылки (это я никогда не успеваю попробовать), то она этим всем показушным хлебосольством произведёт на меня впечатление. Шалишь! Меня таким обжорным рядом не удивить! И вот тут я безбожно вру. Путь к сердцу зятя лежит через желудок.

Через н-цать минут из верхнего окна дома тёщи раздался её зычный бас (никаких контральто, умники, это был бас – я сказал):

– Мой любимый боцман (это типа я) уходит завтра в море!..

– И никогда он больше не вернется в край родной… – это уже я подпевал.

– А всё-таки вернётся, он к тёще на блины! – получи Боцман не в рифму, а в глаз.

Идиллия была прервана самым кошмарным образом: из нашего саквояжа (свиная кожа отменной выделки – практически единственная путевая вещь в нашей коллекции чемоданов-сумок) вылетели два ползунка, один – белый, другой – чёрный. Я узнал их – это были два самых бесшабашных обитателя нашей квартиры, они часто дрались под потолком, в то время как мы с Эльзой…

– Это что такое?! – оборвала поток моих мыслей Клара Ивановна.

– Это ползунки… – промямлил я. Как потом сказала Эльза: у меня был совершенно идиотский вид, хотя я думаю, что вид может быть или идиотский или не идиотский, но никаких градаций типа совершенно, или абсолютно или наиболее идиотский – быть не может, но это, конечно, лишь мое личное мнение.

– Да вы знаете, что бывает за их контрабанду?!! – голос Чегеваровой добрался до потолка верхнего этажа и отразился по всем многочисленным комнатам эхом.

– Смертная казнь… – я икнул и…

Позже Эльза утверждала: "Упал ты, Боцман, лицом в салат оливье", а я же, протестировав память, безапелляционно заявил: "Достойно прилег на свою правую руку". Правда, какие-то подлые кусочки овощей и колбасы хорошо вываленные в майонезе почему-то оказались у меня за левым ухом и между волосами (а волосы, интересно делятся на левые и правые?) Но это случайность – однозначно!

Загрузка...