Пока она не передумала

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Со странным чувством Вероника покинула стены гостеприимного особняка Ганноверов. Воздух снаружи холодил кожу, пробираясь под одежду. Светлая грусть навевала неторопливые мысли. Да ей и некуда было спешить. Пустая квартира в гавани вряд ли когда-нибудь станет для нее домом. Настоящим домом, каким был дом Ганноверов.

Вероника оглянулась на особняк и приостановилась. Сердце защемило. Теннисный корт в парадном контуре лампионов, бассейн, формой своей напоминающий лагуну, покровительственный круг пальм...

— Никогда не думала, что застану себя в месте, подобном этому, — пояснила Митчу свою неожиданную задержку Вероника. — Чувствую себя наново подстриженным престарелым пуделем.

— Прошу прощения? — настороженно проговорил спутник.

Вероника рассмеялась собственному замечанию, но промолчала.

— В каком это смысле? — настаивал Митч, требуя растолковать последнюю фразу.

— В том смысле, что шансов никаких, а надежд хоть отбавляй.

Митч удивился такому объяснению.

Вероника озорно улыбнулась ему и, свернув на узкую тропку, устремилась к бассейну, в котором покачивалась вода, отражая светящиеся прямоугольники окон.

У бортика бассейна девушка присела и окунула в воду кончики пальцев. Удивленно посмотрела на Митча.

— Вода подогревается, — пояснил он.

— Понятно.

— Только не говори опять, что замерзла.

— Не замерзла, но... свежо, — ответила Вероника.

— Так это очень хорошо, — заключил Митч, присев возле нее. Он зажал в своей руке ее намоченные в воде бассейна пальцы и спросил: — Кажется, ты поменяла свое отношение ко мне? Чем обязан?

— Когда в Сиднее я работала в магазине комиксов... — начала Вероника.

— В твоей биографии было и такое? — удивленно вскинул брови Митч.

Вероника кивнула и продолжила:

— Так вот, в то время у меня появилось два поклонника. Одного звали Лари, другого — Ангус. Они преследовали меня, как фанаты, но все наши разговоры сводились к одному-единственному предмету: какой эпизод комиксов про Супермена производит на меня наибольшее впечатление? Когда я в Брисбене работала аукционистом подержанных автомобилей, меня окружали парни с татуировками и пирсингом. Они взапуски старались натаскать меня на знание устройства автомобиля. Так что, благодаря этим фанатикам, я" теперь знаю устройство карбюратора. Что было приятно во всех них — они оказывались настолько поглощенными своими увлечениями, что даже интересная им девушка не могла рассчитывать на значительное место в их сердце, если не разделяла их страсти, поэтому долго они меня не донимали. Исполняли свою просветительскую миссию и легко отступали. Они, настоящие романтики, искали свой идеал, девушку, которая буквально стала бы их второй половиной... В вашем мире все иначе.

— В нашем мире? — переспросил Митч.

— В мире практиков, в мире успешных людей. Вы, так же как и они, тащитесь от своего предмета, но вам никто не нужен.

— Что заставляет тебя так думать? — спросил Митч.

— Когда я общаюсь с фанатиками комиксов, я чувствую их горячее желание показать этот многокрасочный мир героев, злодеев и подвигов, в котором они живут. Ни один, даже самый успешный и одержимый предприниматель не в состоянии так же заразить своих сотрудников и единомышленников иначе как посулом больших доходов. И это скучно, Митч.

— Согласен. Но может быть, это проблема темперамента? — предположил он.

— Нет, Митч, проблема в том, что свой образ жизни вы считаете единственно верным, а всех несогласных заведомо называете неудачниками, не способными адаптироваться в вашем мире. И методы достижения цели у вас соответствующие.

— Странно слышать это от человека, который во время собеседования объявил о своем желании ободрать всех постоянных клиентов «Ганновер-Хауса» как липку. В тот момент ты по-настоящему напугала меня, — улыбнулся Митч.

— Ты все еще не можешь забыть?

— Это незабываемо, дорогая, — рассмеялся он. — Что ты за штучка вообще такая, не могу понять.

— Ждешь веселый анекдот? Его не будет. Самое смешное о своей жизни я тебе уже поведала...

— Может быть, когда-нибудь потом ты расскажешь и все остальное? — предположил он, на что Вероника лишь пожала плечами и спросила:

— Ты согласен услышать об этом в далекой перспективе, лишь бы только не сейчас?

— Вовсе нет. Я готов, — твердо произнес Митч.

— Моего отца не стало, когда я училась в старших классах. Мою маму это сильно надломило. Я была поздним ребенком. Долгие годы у них была только любовь друг к другу и вера, что судьба подарит им дитя. Когда я только начала учиться в университете, выяснилось, что у мамы болезнь Альцгеймера. Я оставила учебу. Единственное место, где я могла найти работу, чтобы совмещать ее с уходом за мамой, была Австралийская ассоциация по борьбе с болезнью Альцгеймера. Собственно, оттуда мой опыт аукционных продаж, поскольку проведение благотворительных аукционов приносило значительное облегчение для тех, кого действительно заботило решение проблем ассоциации. В двадцать лет я осталась одна. Совершенно одна. Без денег, без образования, без серьезного профессионального опыта, без помощи, без поддержки. Мне ничего другого не оставалось, кроме как продолжить сотрудничество с ассоциацией. Я не стала упоминать об этом опыте на собеседовании просто потому, что это сопряжено с тяжелыми личными переживаниями. И даже уйдя с постоянного поста в ассоциации, где бы и кем бы я ни работала, в ноябре всегда еду в Сидней, где принимаю участие в организации благотворительного бала по сбору средств в пользу больных болезнью Альцгеймера, а также на финансирование научных программ для решения этой проблемы. Это мой вклад, я делала и буду продолжать делать это в память о маме... Митч, я не пытаюсь заручиться твоим сочувствием...

— Так, прекрати, — резко остановил ее Митч. — Не указывай мне, что думать и что чувствовать. И не смей отказывать мне в праве на сочувствие. Я надеялся, что ты расскажешь все как есть. Хотел понять, что пережил человек, который так отчаянно заявляет о своем праве на самобытность. Я считаю, что чужой опыт не менее важен, чем свой собственный.

Вероника понимающе покивала в ответ.

Митч крепче сжал ее ладонь в своей руке и тихо проговорил:

— Я очень признателен тебе за то, что ты мне рассказала. У меня нет желания казаться своим сотрудникам тираном, лишенным каких-либо чувств.

Вероника благодарно, но скупо улыбнулась в ответ. Одним высказыванием Митч отнес ее к числу прочих сотрудников «Ганновер-Хауса», к числу своих подчиненных. Он был очень великодушен, очень добр. Но между ними лежала пропасть. Рассказать о своей беде он и не подумал. Просто удовлетворил свое любопытство в отношении новой сотрудницы. Не более того.

Она отняла свою руку и выпрямилась.

— Ну, вот, собственно, и все. Спасибо за внимание. Пора и честь знать, — иронически заключила Вероника. — Кристин скажу, что прием был потрясающий, душевный, незабываемый.

— Невероятная вы парочка, — отозвался Митч. — Кристин и без тебя казалась мне непостижимой, а вдвоем с тобой — тем более.

— Другие просто говорят, что я вывалилась из фургончика странствующего цирка шапито, — сухо проговорила Вероника. — «Посмотри, как ты одета! Как ты себя ведешь! Что за фантазии!..» Так и хочется спросить: а чем же вы лучше? Боитесь оступиться, дышать опасаетесь без чужого одобрения, — не скрывая негодования, бросила она и стремительно направилась к ограде поместья Ганноверов.

Митч нагнал ее и, обхватив за талию, приподнял над землей. Вероника встретила это легким возгласом изумления, рассмешив мужчину.

— Митч, — проговорила она, положив руки ему на плечи.

— Да?

— Не обнадеживай меня понапрасну, — тихо попросила девушка.

— Поцеловать-то можно?

— Тогда я подумаю, что ты пытаешься соблазнить меня.

— И правильно подумаешь, — утвердительно кивнул Митч.

— Ты для этого нанял меня?

— Нет, Вероника, мне уже известна твоя принципиальная позиция на этот счет, — возразил шеф.

— Значит, ты решил разбавить череду безголовых блондинок вкраплением сумасбродной брюнетки?

— Опять не угадала, — покачал головой Митч Ганновер.

— Но все равно ты считаешь себя хозяином положения. Сегодня я твоя фаворитка, а завтра ты попросишь Кристин избавиться от меня, подарив букет от твоего имени.

— Вероника, я не плейбой, — серьезным тоном заверил ее мужчина.

— Нет? А как же тогда это называется? — поинтересовалась она, глядя ему прямо в глаза.

— Уверен, моя мать все тебе уже рассказала.

— Это ты о Клер?

— Ну вот видишь, я прав, — удовлетворенно отозвался Митч.

— В таком случае и я должна тебе кое в чем признаться, — проговорила Вероника. — Причиной, по которой я была вынуждена спешно покинуть Золотое побережье, послужили отношения с боссом... Никаких скандалов. У нас было всего два невинных свидания. Но и этого оказалось слишком много. Мне и Джеффри просто не следовало начинать встречаться. Когда я это поняла, было уже поздно. Джеффри настаивал на сближении, а я не знала, как этого избежать. И каждый день нам приходилось видеться, работать вместе, делать вид, будто все в полном порядке. А слухи уже поползли, и недовольство босса стало накапливаться. Я почувствовала, что ситуация грозит взрывом и я нахожусь в самом его эпицентре, — красочно расписывала девушка, вспоминая те дни.

— Он притеснял тебя из-за того, что ты ему отказала? — спросил Митч.

— Не то чтобы он делал это злонамеренно. Нет, — покачала головой Вероника. — Я не могу его винить. Просто Джеффри вел себя как любой мужчина, самолюбие которого было задето.

— Наверняка этот Джеффри был закомплексованным занудой, — убежденно проговорил Митч.

— Даже если и так, я разделяю с ним вину за сложившуюся ситуацию.

— Я, по-твоему, такой же зануда? Уверен, Кристин полностью разделяет это мнение. Да что там Кристин, даже мои родители его разделяют!

— Если такова твоя точка зрения, то ты несправедлив ко всем троим, — заверила его Вероника. — А что ты сам на этот счет думаешь?

— Насчет себя — ничего. А в тебе я вижу образец истинного жизнелюба. У меня нет иллюзии, будто верность этому качеству дается тебе легко. Догадываюсь, что все пережитое стало тяжелой проверкой на стойкость. Твое бесстрашие же меня просто восхищает!

— Бесстрашие?! — рассмеялась Вероника. — О каком бесстрашии ты говоришь?

— Я никогда не встречал более отчаянного существа. Тот момент, когда я тебя впервые увидел, то, как ты припарковалась возле галереи, как решительно вошла, так, что у меня сердце в пятки ушло, какой непобедимой ты выглядела, — этого мне никогда не забыть!

— Боже! Знал бы ты только, какие чувства я в себе каждый раз перебарываю, чтобы казаться такой отчаянно непобедимой, — искренне призналась девушка.

— Мне это неизвестно. Я могу судить только о том, какое впечатление ты производишь на окружающих. Лишь несколько позже, внимательно присматриваясь к тебе, я начал понимать, что твоя мнимая уверенность в себе — это попытка бороться со своими страхами. И ничего постыдного в этом нет. У всех нас есть страхи, но далеко не все способны результативно с ними бороться, — заключил Митч Ганновер.

— О какой результативности ты толкуешь?! Как бы я ни пыталась преодолеть свое смущение, да даже прямо сейчас, в эту самую минуту, когда ты так великодушно награждаешь меня комплиментами, я цепенею, — взволнованно произнесла Вероника.

— Из-за чего это?

— Из-за тебя, Митч. Одно то, что ты близко, ты обнимаешь меня, я под твоим пристальным взглядом, моя судьба в твоих руках, заставляет меня млеть и скукоживаться от страха в один и тот же миг, — прошептала она, крепко обхватив его за шею.

— Вероника... — попытался остановить поток ее признаний Митч.

— Подожди, я еще не закончила. Дай договорить, — мучительно попросила она его, отважившись на все, какие только возможно, признания. — Я трушу и жажду одновременно. Мечтаю о твоем поцелуе и готова бежать от него на край света. А с тех пор как мне стало известно о твоей умершей возлюбленной, я потеряла всякую надежду. Я хочу жить простой полной жизнью. Хочу любить и быть любимой. Но боюсь, что общение с тобой ограничится периодом моего контракта.

— Постараемся не допустить этого, — предложил Митч.

— Звучит так, как будто бы это легко.

— Нелегко, но достижимо, — заверил ее мужчина.

Митч обхватил лицо Вероники ладонями и поцеловал, рассчитывая развеять сомнения девушки в реалистичности ее желаний.

И в этот момент он почувствовал прерывистое придыхание и всю тяжесть напряжения взволнованной женщины. Скованное лицо, пухлые губы, сначала такие неподатливые, постепенно оттаивали; ее руки, сомкнутые у него на затылке, опали на плечи, высокая грудь приникла к его груди. И только тогда поцелуй стал упоительным и сладостным для обоих.

С победной улыбкой Митч Ганновер отпустил девушку.

— И что это доказывает? — упрямо спросила она его.

— Тебе не понравилось? И совсем-совсем не хочется повторить, укрепить и развить это маленькое достижение? — иронически поинтересовался он.

— Приятное завершение сумасшедшего дня, — скупо подытожила Вероника, — или же просто логичное окончание нашего разговора. Вероятно, оба мы делаем успехи в желании доказать самим себе, что все возможно. Но насколько разумно повторять этот опыт, Митч?

— А ты хочешь забыть, что был такой день и что подобное может повториться?

— Я боюсь вновь ошибиться, Митч. Боюсь лишить себя будущего в Мельбурне. Я устала менять города, окружение, работу. Мне нравится мое нынешнее занятие и то, что здесь я могу быть среди друзей.

— Не волнуйся... Со мной у тебя сложностей не возникнет, — заверил ее Митч Ганновер и в подтверждение своих слов разжал объятья.