Покажи мне Бостонское небо

Мальчик сделал небольшую паузу.

– Знаете, от чего мне становится страшно, по-настоящему жутко, мисс Лоутон?

– От чего, Лали?

– Не от того, что в любой момент могут накрыть федералы. Нет. Эти ребята действуют. По каким-то странным причинам, известным исключительно им, но они взялись за дело. И учитель понимает это лучше меня. А значит, он их немного, но уважает. Понимаете, чем все это обернется? Теперь мистер Эйс подключит все возможные резервы, чтобы выстоять. И тогда нас ждет что-то воистину устрашающее, мисс Лоутон.

Насвистывая отрывок из оркестровой сюиты номер три Иоганна Себастьяна Баха, Эван поднял ведро с холодной водой и облил полицейских, связанных при помощи бельевой веревки, которую Эйс обнаружил в доме Алленов.

- Подъем, мученики.

Мужчины, приходя в себя, начали осматриваться по сторонам, не понимая, что происходит.

– Я знаю, ваши ноги болят, господа, но поверьте, это не самое страшное, что могло с вами случиться за сегодня. Всего лишь два пулевых ранения на двоих. Думаю, из вас сделают героев. Эдаких Пекоса Билла и Теодора Рузвельта. Да, я понимаю ваше удивление, Рузвельт – и ковбой.

– Какого… Вы не понимаете, что делаете!

– Тише, солдат. Или мне придется заставить тебя молчать. А уж в этом деле я кое-каким опытом располагаю.

– Это нападение на сотрудников…

Но Эван не стал дожидаться окончания фразы мужчины. Подойдя к нему, Эйс наступил ногой на раненое бедро, чем спровоцировал крик стража порядка.

– Прекратите эту комедию. Современный кинематограф превратил вас в жалкое подобие смельчаков, сражающихся за эфемерные ценности. И да, это было последнее предупреждение. Назовите мне ваши имена.

Тот, который молчал, ответил сразу:

– Пауэлл.

– Офицер Пауэлл, думаю, ваш товарищ, учитывая, что он сейчас плачет от боли, не в состоянии ответить на мой элементарный вопрос. Выручите его.

– Джон. Его зовут Джон.

– Замечательно. Итак, Пауэлл, скажите мне, что для вас смерть?

Мужчина испуганно посмотрел на Эвана. Но ему не хотелось, чтобы с ним произошло то же, что и с Джоном.

– Это конец, наверное. Ничего.

– Какая утонченная философия, Пауэлл. Что ж, если для вас это не является какой-то крупной проблемой, драмой или же трагедией, пожалуй, мы приступим к осуществлению задуманного мной.

Эйс подключил телефон, принесенный из гостиной, к розетке и поставил его рядом с Пауэллом. После чего достал из кармана листок, на котором был написан текст.

– Знаете, я ведь не шутил, когда говорил о том, что вам просто не повезло, господа. Вы только представьте, сколько всего должно было произойти, чтобы вы оказались в таком неприятном положении: мое рождение, трансформация сознания, прослушивание телефонных разговоров, предательство Кристофера Аллена, спонтанный вызов на место преступления. И это лишь несколько пунктов из миллиона, блуждающих на задворках моего разума. Так вот, Федеральное бюро расследований задалось целью уничтожить вашего покорного слугу, – Эван указал рукой на себя, – но они до сих пор не располагают точной информацией о моих деяниях, да и доказательств в их распоряжении нет как таковых. И тут мне приходит в голову блестящая идея – дать им улики. На самого себя. Не гениально ли, друзья?

– А…простите, что перебиваю, какой в этом смысл?

– Я понимаю, вы думаете, что я проникнусь к вам состраданием, как к милому собеседнику. O sancta simplicitas. Это уже не имеет принципиального значения для вас, Пауэлл. Я продолжу. Некий специальный агент Уэлдон Кеннеди приложил немало усилий, чтобы потревожить меня и вывести из равновесия. Но это сравнимо с легким бризом, который мнит себя разрушителем миров, присоединяясь к деструктивному торнадо. Мистер Кеннеди, что весьма и весьма неосмотрительно для сотрудника бюро, оставил в паре мест номер своего телефона. Во-первых, обладатели данной информации уже мертвы. Во-вторых, этой информацией теперь располагаю и я, джентльмены. Это, – Эван продемонстрировал листок с текстом Пауэллу, – то, что нужно будет сказать, когда я соединю вас со специальным агентом. Думаю, репетиции нам не понадобятся. Я позабочусь об интонациях.

Эйс взял скотч и примотал им телефонную трубку к голове полицейского. После чего взял в руки излюбленный нож и набрал номер агента Кеннеди.

– Федеральное бюро расследований, с кем вас соединить?

– Какой у вас приятный голос, мадемуазель. Я хотел бы поговорить со специальным агентом Уэлдоном Кеннеди, он оставил свою визитку на случай, если мне что-нибудь станет известно о местоположении ‘номера один’.

– Секунду.

– Агент Кеннеди на связи.

В трубке послышался лишь какой-то шорох.

– Агент Кеннеди. Я вас слушаю.

Еще мгновение – и динамик разорвался ужасными воплями, доносящимися с того конца провода:

– Агент…специальный агент…о, господи, Уэлдон Кеннеди. Я обращаюсь к вам…к вам…голосом офицера Пауэлла, номер жетона – один-семь-четыре-один… Доблестного рыцаря, оказывающего услугу вашему покорнейшему ‘номеру один’…боже… С незапамятных времен мне известно об операции по моей ликвидации…и…и…вынужден признать – я обеспокоен тем, что наши защитники – могущественное Федеральное бюро….бюро расследований исполняет свой долг спустя рукава… как можно выходить на охоту…без ружья, агент? Господи, господи! Я намекаю на вашу некомпетентность. Вы…вы, прежде чем заняться мной, не удосужились вооружиться доказ….доказательствами моей вины, или причастности…к тому или иному….противоправному, незаконному….деянию. Я…обескуражен…и даже…отчасти разгневан. Пожалуйста……. Я, находясь в состоянии, близком….близком к абсолютному благоденствию…заявляю…если хотите….даю слово, что лично предоставлю вам…улики….на самого себя…боже… ибо считаю священным долгом….оказание всевозможной помощи….людям, не обладающим выдающимися…. способностями ….но… призванных…исполнять не менее важный долг… – защита невинных и униженных… я говорю…о вас…агент. Но…за услугу…господи… нужно платить. Или хотя бы…хотя бы…идти на компромисс. Мое условие – тет-а-тет… десятое января…Льюистон…двадцать-три-ноль-ноль…кампус колледжа Бейтс. Если…вы…будете в сопровождении…своих приятелей…закат покраснеет в мгновение ока…считайте, агент….агент Кеннеди…это предупреждением. Искренне ваш, всегда инициативный….. ‘номер один’.

В горле Уэлдона пересохло. Последняя фраза офицера Пауэлла сменилась непроницаемой тишиной. Звонок был отслежен.

Когда сотрудники федерального бюро вошли в дом Алленов, они наткнулись на рыдающую женщину, склонившуюся над окровавленным телом мужа. Рядом сидела маленькая девочка, которую звали Кристина. Кристина Аллен. Несчастное дитя, ставшее свидетелем страшной бойни. Глория, с трудом удерживая руку на весу, указывала в сторону подвала.

– Мэм, скажите, он здесь?

– Нет….нет….нет….

– Что в подвале?

Но больше женщина ничего не сказала.

Группа захвата во главе с Уэлдоном медленно двинулась на цокольный этаж. Открыв дверь подвала, они наткнулись на мрак. Проведя рукой по стене, агент Кеннеди нащупал выключатель.

Вспышка.

То, что сотрудники бюро увидели в следующую секунду, вряд ли когда-нибудь забудется.

На полу, усаженные друг рядом с другом и перемотанные скотчем, покоились окровавленные тела двух полицейский. Над их головами на стене красным была сделана надпись:

«01000011 01100001 01110100 01100011 01101000 00100000 01101101 01100101»

Подойдя ближе, агент увидел, что мужчины лишены глаз.

Пустые глазницы служили нулями в линейке кода, дополненного единицами, сделанными фломастером на лицах покойных.

В руке офицера Пауэлла лежала бумажка с надписью: «Один – свидетели».

9 января, 1974 год. Льюистон, штат Мэн

– И что теперь, Эван?

Наступила ночь. Форд «Гэлэкси» медленно, но уверенно двигался в сторону Льюистона, в котором у Эйса были назначены сразу две встречи. Первая – со специальным агентом Уэлдоном Кеннеди, обнаружившим тела полицейских. Эван знал, что теперь тот напуган нешуточно. А чей-то страх – самый простой и доступный из всех инструментов манипуляции. Количество ошибок в том или ином розыгрыше прямо пропорционально степени ужаса, охватившего визави.

О второй встрече Эван договорился, заехав по пути из Провиденса домой. Ему пришлось изрядно покружить по всему Савин-Хилл, чтобы убедиться, что подозрительных фургонов, незнакомых автомобилей и праздно шатающихся зевак нет в радиусе даже шестидесяти метров от особняка. Пусть Эйс и рисковал, но он был вынужден забрать с собой бухгалтерскую книгу и часть сбережений, дабы не появляться в отделениях банков еще как минимум неделю.

Единственный звонок в Бостонской черте Эван сделал из телефонной будки на Гринхейс-стрит, неподалеку от парка Сейлона. Адресатом оказался Роберт Гендельман – друг Джонатана Озерански, один из самых влиятельнейших людей востока страны, владелец «Аэтна Инкорпорэйшн», компании, специализирующейся на медицинском страховании.

– Здравствуйте, Роберт. – На другом конце провода повисла тишина.

– Эв…Эван?

– Именно, мистер Гендельман. Я звоню, чтобы попросить вас об одолжении.

– Какого черта, Эван?! Со мной связался Картер, он рассказал мне такое…

– Картер – это ваш человек в Федеральном бюро, полагаю?

– Да, но…

– Nemo omnia potest scire, Роберт, никто не может знать всего. Сомневаюсь, что кто-то поверил бы вашему покорному слуге, если бы тот показал записи в бухгалтерской книге, если бы кто-то узнал, какие суммы обходят стороной налоговую казну. Поэтому не стоит верить всему, что говорят.

– Я понимаю, Эван!

– И не надо никаких «но», мистер Гендельман. Думаю, годы нашего с вами безукоризненного сотрудничества стоят гораздо больше, нежели звонок вашего приятеля из бюро, помощь которого мне и потребуется. Но помощь заочная – через вас. Поэтому я спрошу прямо – окажете ли вы мне услугу?

Роберт ненадолго замолчал. Эван всегда являлся надежной опорой в том или ином деле, ни единого сбоя за весь период сотрудничества, его бухгалтерский талант порой вызывал искреннее восхищение. И даже если этот человек в чем-то и замешан, то касаться их отношений это не должно.

– Я помогу тебе, Эван.

– Замечательно, мистер Гендельман. Я сразу перейду к сути. В данный момент у меня на руках «Беретта 1951М», предположительно, принадлежит одному из сотрудников Федерального бюро. Мне нужно, чтобы Картер назвал имя обладателя данного пистолета и по возможности, если сохранились какие-либо отпечатки, провел дактилоскопический анализ.

– Когда тебе нужны результаты?

– Утром, десятого января.

– Как можно будет с тобой связаться?

– Мы встретимся с вами завтра на кладбище Сейнт Джозефс в Льюистоне в одинадцать ноль-ноль. Я передам вам оружие и оставлю свои контакты.

– Храни тебя Господь, Эван.

– Спасибо, мистер Гендельман.

Из окна стремящегося в Льюистон «Гэлэкси» можно было разглядеть изумительный пейзаж. В перспективе красовались леса (которыми так славится штат Мэн) укутанные в снежное махровое покрывало. По правую руку от Аннет распростерлась бесконечная скалистая береговая линия, омываемая холодным атлантическим океаном, выбрасывающим на заледенелую каменную сушу короткие волны.

Автомобиль постепенно уходил ввысь, тонул в объятиях могущественных Аппалачей – приютом реликтовых тюльпанных деревьев. Эван понимал, что эту зиму они не переживут.

– Мир осиротел, потеряв еще одного из своих немногочисленных прекрасных детей.

Чем выше Форд «Гэлэкси» поднимался по ровной дороге, тем восхитительнее казались озера, разбросанные по всей территории штата. Теплилось ощущение, будто все трое – Аннет, Эйс и Эулалио – едут навстречу переменам, спокойствию, которое когда-то должно было сменить этот затянувшийся «даунсвинг».

- О чем ты?

– Я полагаюсь на тонкий расчет, моя дорогая. То, что случилось в доме Кристофера Аллена, совершенно не случайно. Скорее, это обыденная закономерность. Живое подтверждение тому, что длинный язык и импульсивность приводят к катастрофам, личным трагедиям. Все произошедшее – драма для маленькой Кристины. Травма для ее матери. И просто ненужная смерть бывшего товарища, оказавшегося тем самым Буридановым ослом, вставшим пред двумя кучами сена – бюро и мной соответственно.

– Что нас ждет в Льюистоне? Опять кто-то умрет? – Аннет пришла в ужас, когда поняла, что улыбается, произнося эту фразу.

– Я не исключаю возможности непредвиденных обстоятельств, но в моей голове рисуется весьма безоблачная картина, Аннет. И это хорошо. Для всех.

– Для всех…

Дорога отняла много времени и сил, так как мотору автомобиля приходилось тянуть своих пассажиров в гору. Но когда Эван притормозил у придорожного мотеля, никто не чувствовал себя уставшим. Все трое заселились в номер и занялись своими делами. Аннет отправилась в душ, Эулалио включил черно-белый телевизор, а Эйс приготовил небольшую сумку, в которую положил пистолет, нож и бухгалтерскую книгу. После чего снял перчатки и присел на кровать.

– Мистер Эйс?

- Да, мой юный друг?

– Послушайте…

«…размах антивоенного движения объясняется неравенством сил противников – самая мощная держава в мире обрушивает миллионы тонн бомб и снарядов на одну из самых слабых стран мира. Немногие американцы имеют представление о последствиях налетов американских самолетов в Южном Вьетнаме, где обширные районы объявлены «зонами свободного огня». Актом жестокости, получившим наиболее широкую известность, является массовое истребление шестнадцатого марта тысяча девятьсот шестьдесят девятого года жителей небольшого селения Май Лай. Сотни вьетнамцев, включая стариков и женщин с младенцами на руках, были окружены, загнаны в ров и расстреляны американскими солдатами. Многие американцы испытывают чувство стыда за то, что их страна до сих пор совершает массовые убийства с целью сохранения у власти в Сайгоне генеральской элиты и богатых землевладельцев. Другая причина появления мощного антивоенного движения заключается в том, что граждане Соединенных Штатов просто устали от этой войны, в которой на данный момент убито более тридцати тысяч американских солдат и еще двести тысяч человек ранено, и которой не видно конца…»

– Казус Белли, Эулалио. Это кредо нашего правительства. Им всегда нужен формальный повод, пусть даже самый незначительный, чтобы открыть огонь.

- Но эти люди…в Май Лай… почему они гибнут, мистер Эйс? Разве кто-то должен умирать лишь потому, что был приказ – стрелять на поражение? Как вообще их пальцы спускают крючки, когда никто не сопротивляется, я не понимаю…

– Мне знакомо это недоумение, Лали. Пройдет некоторое время, и ты поймешь, что не все имеет причину или логику, если речь идет о чем-то человеческом. Не всем нужна подоплека, равно как и не всем нужен мир. Желание системы избежать равновесия очевидно. Но скоро все это прекратится. И тебя испугает нечто большее – ухмылка, с которой все будут вспоминать о тысячах погибших. Улыбка, сопровождающая разговоры о павших в бессмысленной бойне.

– Знаете, при всем стремлении понять окружающий мир, я порой отказываюсь находить оправдание подобным выходкам.

– Ты заблуждаешься, Эулалио. Чтобы понять мир, не нужно оправдывать его детища. Достаточно действовать настолько рационально, насколько велит растущее в тебе побуждение что-то изменить.

Эван видел, что на глаза мальчика, убившего человека, попадавшего в плен сотрудников Федерального бюро расследований, наворачиваются слезы. Только потому, что кто-то гибнет беспричинно. Спонтанно.

– Все эти…женщины…с детьми на руках….мистер Эйс…

– Все в порядке, Лали. Держи себя в руках. Ты не в силах что-либо изменить там, но ты способен повлиять на ход событий здесь. Помни об этом.

– Я запомню, обязательно.

Эван посмотрел на часы, взял в руки сумку и перед уходом сказал мальчику:

– Я вернусь через пару часов, будьте здесь, никуда не уходите, только если какие-то экстренные обстоятельства не вынудят вас скрыться. И передай мисс Лоутон, что я положил в ее сумку небольшой подарок.

– Хорошо, мистер Эйс.

Эван набрал в легкие воздуха и двинулся в сторону кладбища Сейнт Джозефс.

Тишина. Это все, что сопровождало Эйса в дороге. И этот парадокс немного удивлял. Народные движения чиканос и темнокожего населения существовали, казалось, только в телевизоре. В словах репортеров и ученых-социологов. Политиков и их приближенных. Складывалось впечатление, что только им нужна эта война. Гетто полнились расовой ненавистью и огнем. Парки превратились в безлюдные памятники величию природы восточного побережья.

А радиоприемники полыхали истериками.

Паника в головах. И только там.

Высокие мраморные ворота встретили Эвана неприветливым молчанием, впуская мужчину в обитель усопших. Сквозь снежный заслон Эйс увидел высокого рыжеволосого джентльмена, одетого в коричневый плащ, темные брюки и туфли, блеск которых можно было различить даже под снегом, в котором утопали ноги Роберта Гендельмана. В руках он держал черный кожаный портфель, а неподалеку бродил широкоплечий сателлит – личный охранник бизнесмена – Валерио Пасьоретти.

Эван подошел к Роберту и поприветствовал того:

– Здравствуйте, мистер Гендельман.

– Привет, Эван.

– Я думаю, вы хотели бы услышать комментарии, касающиеся данной ситуации, не так ли?

– Было бы неплохо, друг мой, – мужчина оказался очень приветливым, несмотря на всю запутанность истории, приведшей его на кладбище.

– С недавнего времени наше глубокоуважаемое Федеральное бюро расследований открыло на меня охоту. Причины, по которым они прослушивают мой телефон, пытаются отследить все перемещения и найти какие-либо улики, известны им одним. Но если завязалась такая игра, я вынужден присоединиться к ней, отказывать достопочтенным господам из силовых структур – вне юрисдикции моей воли, поверьте.

– Эван, бюро – это не какие-то оборванцы с улиц, с ними шутки могут оказаться очень и очень опасными, ты же понимаешь.

– Безусловно, Роберт. Но и вы должны понимать, что ваш покорный слуга не просто бухгалтер с калькулятором в голове.

– Ох, Эван…

– Я продолжу, мистер Гендельман, – Эван сделал небольшую паузу, чтобы оценить реакцию Роберта на его рассказ, – буквально вчера я убил двух полицейских, можно сказать, из этого пистолета, – Эйс достал из сумки «Беретту», предварительно надев перчатки.

Охранник моментально метнулся в сторону беседующих мужчин, на что Эван отреагировал выпадом и одним движением сбил с ног Валерио. Мистер Гендельман поспешил урезонить телохранителя:

– Спокойно. Как будто ты не знаешь Эвана.

Эйс протянул руку охраннику:

– Не нужно нервничать, Валерио. Но ты – молодец. Поднимайся.

– Ловко… – вставая, мужчина изумленно глядел на Эвана.

– Я просто смотрю в оба, как и ты, Валерио, – все трое продолжили движение по заснеженным тропинкам кладбища.

– Это тот самый пистолет?

– Да.

– Почему ты убил их, Эван? Полицейских?

– Обстоятельства не позволяли мне действовать иначе, Роберт, да и мне просто захотелось произвести впечатление на моих визави.

– Секунду, они знают, что полицейских убил ты?!

– Знают, но уликами, к сожалению, не располагают. Свидетелями тройного убийства могли стать двое – Кристина и Глория Аллен, но прелесть сего расклада в том, что они не видели, как я стрелял в служителей закона, вне поля их зрения осталось даже убийство главы их семейства. И что еще восхитительнее – на этом пистолете можно найти отпечатки Кристофера Аллена и владельца «Беретты», а пули, выпущенные из этого орудия – в телах полицейских. Так, располагают ли уликами люди из Федерального бюро, и зачем мне понадобилось имя обладателя «Беретты 1951М», мистер Гендельман?

На этот раз Роберт просто промолчал, так как он не предполагал, что его бухгалтер окажется настолько хладнокровным убийцей.

– Я вижу ваше замешательство, но никогда не поверю в то, что вы и не догадывались, насколько холоден и расчетлив ваш сотрудник, Роберт.

– Безусловно….безусловно, Эван, как только ты зашел в наш офис, когда ты проходил проверку по совету Персиваля, я разглядел в тебе что-то очень мрачное. жесткое, неприступное. Но все, что ты рассказываешь, может шокировать кого угодно, уж поверь, – мужчина улыбнулся.

- В конечном счете, мистер Гендельман, у нас у всех есть темная сторона и то, чего стоило бы стыдиться или что стоило бы скрывать.

– Верно подмечено, друг, верно.

– Меня интересует, сможет ли Картер доставить вам результаты к завтрашнему утру?

– Я с ним уже связывался, он сказал, что сделает все возможное и назвал дату – десятое января. Время обеда – крайний срок.

– Это благие вести, Роберт.

– Да уж, Эван. Теперь, когда я знаю, что ты за человек, скажи – то, в чем тебя обвиняют – сфабриковано?

– Нет улик – нет обвинений, мистер Гендельман. А искать можно и счастье, не только Бостонских бухгалтеров.

– Я рад, что на меня работает такой человек, как ты, Эван. Я постараюсь помочь тебе всем, чем смогу. Ты можешь на меня рассчитывать.

– Благодарю, Роберт. Надеюсь, эта ситуация никак вас не коснется в будущем. Рад встрече и всего доброго.

Эйс передал оружие, завернутое в белую ткань, Валерио и направился в сторону выхода с кладбища.

Аннет вышла из душевой, надев на голову полотенце. Эулалио тут же подбежал и сказал, что мистер Эйс оставил какой-то подарок в ее сумке.

– А где сам Эван?

– Он отправился на встречу с мистером Гендельманом.

– Ах, да. Голова идет кругом.

Девушка подошла тумбочке, возле которой лежала ее сумка. Она запустила руку в открытый кармашек и вынула кассету с пометкой «прослушка-42», к которой была прикреплена записка:

«Это одна из вероятных причин того, почему люди из бюро с недавних пор напали на мой след. Прежде, чем продолжить чтение, я советую прослушать запись, магнитофон я оставил в верхнем отделении прикроватной тумбочки».

Аннет достала устройство и вставила в него аудиокассету.

Несколько минут спустя, Лали спросил:

– Федералы знают, что мистер Эйс – убийца?

– Это они знают наверняка после случившегося в доме Алленов.

Девушка отложила магнитофон и вновь взяла в руки записку:

«Возможно, вас не удивляет то, что вы услышали, Аннет. Ведь причина не так уж и важна. Вы часто видите сны? Я объясню вам: когда вы попадаете в объятия Морфея, мозг переключается на работу в тета-ритме. Это состояние, когда в поле визуализации попадают психические блоки или обрывки воспоминаний – то, о чем вы могли забыть или похоронили в завихрениях памяти сознательно. Я вижу на просторах тета-мира нечто ужасное, моя дорогая. События, которые не могли произойти со мной. В этих видениях растворяются цифры – единицы и нули. Если сложить их воедино – я получаю одиозное сообщение, посылу которого поверить, к счастью, не могу. Но этот звонок, записанный на аудио-носитель, спровоцировал целую серию догадок относительно нашего Попутчика. Пока я не готов их озвучить, но я опасаюсь, что угроза для вас и Эулалио – гораздо ближе, чем могло показаться. Я оставляю вам шанс. Выбирайте – вы можете бежать, пока это еще возможно, или же остаться в компании вашего покорного слуги до самого финала представления, который станет тем, чем станет. Думаю, вы понимаете, что отныне это загадка и для меня. Борьба с бюро – не самое страшное, что могло случиться с тремя заблудшими душами. Я предлагаю вам спасение – бегите. Чтобы вам было проще меня понять, вот – я не помню ничего о том звонке, что записан на пленке «прослушка-42». Части головоломки сложились воедино, моя дорогая? В красной сумке за кроватью находится крупная сумма денег, которая позволит вам с Эулалио скрыться в неизвестном направлении прямо из Аэропорта Льюистона. Там также хватит средств, чтобы убедить сотрудников аэропорта в том, что им не следует видеть ваши документы. Поверьте, составить и распространить ваши фотороботы по всей территории штатов еще не успели. Да и за неимением улик у бюро, вы не находитесь в федеральном розыске. Единственное, чего вам нужно опасаться – полиции. Тот инцидент в региональном медицинском центре святой Марии накануне нового года еще теплится в памяти местных блюстителей закона. Есть шанс, Аннет, а потому постарайтесь вспомнить все, чему я вас учил».

Аннет растерянно смотрела на Эулалио, который оторвал взгляд от бумаги чуть позже девушки.

– Что….все это значит, мисс Лоутон?

– Я не знаю, Лали.

Если бы Эван открыл дверь своего дома неделю назад и предложил бежать, Аннет так и поступила бы, несмотря на розыск. Но сейчас где-то внутри сработал запорный механизм. Сердце сжалось в один маленький комок при мысли, что Эйс так легко отказывается от нее.

Или спасает.

– Нам нужно дождаться возвращения Эвана…

Эйс не спеша бродил по кампусу колледжа Бейтс. Несколько студентов, решивших остаться здесь на время новогодних каникул, сидели на скамье возле общежития. Эван подошел к ним и обратился:

– Молодые люди, я вас не отвлекаю?

– Если вы преподаватель, то всегда рады помочь! – Компания нетрезвых студентов рассмеялась.

– Нет, что вы. Я обычный прохожий. Меня интересует один вопрос: здесь всегда так пустынно? День в самом разгаре, да и температура воздуха не та, чтобы сидеть в комнате.

– Мужик, да тут всегда тишина! – Самый веселый подошел к Эйсу и, держа в свободной руке банку пива, по-приятельски обнял того. – Я в новогоднюю ночь набрел на одну комнатку, так там сидели три гуталина и читали книги! Вот уроды! – Молодые люди вновь дружно рассмеялись.

Эван тоже улыбнулся. И схватил одной рукой парня за горло, а второй, сжимая в ней нож, указал в сторону его друзей.

– Цвет кожи – это не повод шутить, ребята. То, что они круглые сутки учатся – не повод их осуждать. И лезвие ножа – не повод переставать улыбаться. Но вы же все делаете наоборот. Не заставляйте меня убивать вашего друга, постарайтесь исправиться. Улыбнитесь.

Все четверо студентов наблюдали за происходящим с ужасом.

Я повторяю в последний раз – улыбайтесь, – глаза Эвана полыхнули ненавистью.

И молодые люди повиновались. Сквозь гримасу страха они выдавливали из себя ухмылки, похожие на отвращение, смешавшееся с благоговением.

- Лучше не появляйтесь здесь завтра вечером.

Эван сдавил горло разговорчивого студента с такой силой, что тот потерял сознание. После чего отправился в мотель, узнав и сделав все, что хотел, попутно преподав небольшой, но запоминающийся урок местным студентам.

День грядущий готовил множество сюрпризов.

9-10 января, 1974 года. Льюистон, штат Мэн

Подойдя к мотелю, Эйс на секунду задумался. Его тревожили две мысли: если Аннет уехала, станет ли ему проще? Он не мог быть уверенным на сто процентов в том, что в дальнейшем ее жизнь будет спокойной и размеренной, но Эван прекрасно понимал, что рядом с ним девушка находится в еще большей опасности, нежели в разлуке с учителем. Хотя даже такое умозаключение не являлось истинным.

Все должно подвергаться проверке, прежде чем быть озвученным в форме утверждения.

И второе – почему ему не хочется, учитывая всю правильность принятого решения, отпускать девушку?

Аннет Лоутон. Девочка из детства, первая муза, которой удалось превзойти страсть Эвана к убийствам. Вероятно, именно она стала небольшим предохранителем, спасшим его как человека. Она не дала ему возможности стать чудовищем, методично расправлявшимся со всеми, кто, по его мнению, причинял некоторые неудобства окружению, или же был в состоянии создать угрозу в будущем.

Стена, отгородившая всю его боль, копившуюся в материнском доме.

Цель, которая сделала его лучше. Еще сильнее и терпеливее.

И она либо за дверью, либо в аэропорту.

Эйс повернул ручку и вошел.

Аннет сидела на кровати, обнимая Эулалио и смотря в телевизор. Как только они заметили Эвана, оба перевели взгляд на мужчину.

– Мы знали, что вы вернетесь, мистер Эйс.

– Я и не говорил, мой юный друг, что покину вас. Я лишь давал вам шанс.

– Мы хотим знать, Эван, – Аннет показала записку, – что все это значит?

– Если я не указал причину, Аннет, значит, ваш покорный слуга в чем-то сомневается. И то, к чему я вас подталкивал – и есть правильное решение, каким бы условие задачи ни оказалось. Поверьте. Но вы же предпочли остаться. Мое естество разрывает две эмоции-антагониста: воодушевление и ощущение краха. Словно я сражаюсь как никогда, понимая, что финал запрограммирован, и конечный код представляет собой одно слово – «фиаско». И это касается нас троих.

– Ты по-прежнему говоришь загадками, – девушка опустила глаза, – но знаешь, я последнее время от тебя ничего другого и не жду. Если тебе нужна будет наша поддержка, мы рядом, Эван.

– Да, мистер Эйс, если нужно – в любую секунду, – Эулалио подхватил мысль девушки.

– А мне нужно, чтобы вы остались живы.

Но Попутчик внутри говорил об обратном…

Для Джорджа Карпентера, студента колледжа Бейтс, этот день не являлся чем-то особенным. Его привычное расписание – завтрак на скорую руку, поцелуй для любимой девушки Ким и посещение местной библиотеки, в которой постоянно обитала почти треть всех студентов кампуса. Он, как и те, кто предпочел поездке домой пребывание на территории колледжа, решил основательно подготовиться к грядущим экзаменам, ведь сессия обещала бать непростой.

К самому закрытию библиотеки, Джордж решил снять копии нескольких страниц из учебника по органической химии, чтобы продолжить изучение материалов в комнате своего общежития, расположенного в нескольких минутах ходьбы от его нынешнего места пребывания.

Совсем недавно на территории кампуса появились новые советские (сам производитель удивлял не меньше технологии, так как слово «союз» у всех прочно ассоциировалось со словом «враг») копировальные аппараты под названием «Ксерокс». Стоимость услуги, конечно, выходила за все дозволенные рамки, но полезность агрегата переоценить было невозможно. Нацелившись на необходимый материал по «карбоновым кислотам и их химическим свойствам», Джордж подошел к мужчине, сидящему за стойкой выдачи библиотечных материалов, и попросил сделать копии пяти нужных страниц. Но тот не отреагировал на просьбу студента. Тогда Джордж постучал по стойке, напугав сотрудника «Бейтс Лайбрари».

– Чего тебе?

– Я, кажется, уже попросил вас снять копии с этих страниц, мистер Колдвэлл.

– А, секунду.

Мужчина поднял свое тучное тело и побрел в сторону аппарата. Как и любой молодой человек, Джордж поддался собственному любопытству и взял листок, который так внимательно изучал мистер Колдвэлл. Эта бумажка тоже оказалась копией, на которой красовался педантичный почерк человека, подписавшегося «Эйс».

«Коинтелпро» (контрразведывательная программа Федерального бюро расследований) — наглядный пример империалистической стратегии и тактики подавления свободомыслия, сочетание аморальности, коварства, полного пренебрежения к праву со стороны тех, кто по долгу службы должен охранять его ценности.

Конкретно «контрразведывательные операции» — это использование самых различных незаконных, преступных методов для дискредитации, нанесения морального, материального ущерба, а порой — и физического уничтожения честных, свободомыслящих американцев. В число таких методов входит клевета, распространение провокационных слухов, фальсифицированных фотографий, подложных документов, провоцирование конфликтов между единомышленниками, членами различных организаций, наконец, замаскированные убийства.

Санкционируя применение незаконных репрессий к инакомыслящим, противникам антинародной политики, финансовая олигархия демонстрирует свою слабость, неуверенность перед лицом усиливающегося кризиса капитализма. Внесудебные репрессии в форме уголовных преступлений, которыми являются «Коинтелпро», в отношении людей, невиновных ни в чем с точки зрения буржуазного права, лишь подтверждают объективность выводов об эрозии в Соединенных Штатах буржуазной законности. Важно и другое. Нарушая законы и расправляясь без суда с невинными людьми, политическая полиция демонстрирует слабость позиций правящей верхушки и тем, что трусливо прячется за декорации, созданные путем манипулирования «свободой печати» и другими конституционными свободами. Термин «Коинтелпро», несмотря на то, что он известен лишь узкому кругу посвященных и рассчитан на «внутреннее употребление», все-таки был и является методом маскировки, сокрытия подлинных целей тех, кто «заказывал музыку». Все, что вам нужно – это обратить внимание».

Ace

Когда послышался скрип пола, продавливаемого огромным, потеющим сотрудником библиотеки, Джордж поспешил положить листок обратно.

– Парень, я забыл, у нас закончилась бумага. Представляешь? Какой-то тип зашел несколько часов назад, попросил сделать три сотни копий вот этого листка, – он повертел знакомой бумажкой перед носом Джорджа, – заплатил и просто ушел, оставив мне один экземпляр. Странный мужик…

– Что ж, если нет бумаги, химию придется отложить. Спасибо, мистер Колдвэлл. Увидимся завтра.

– Беги, если найдешь где-нибудь на территории такое послание – прочти обязательно.

– Хорошо. Всего доброго.

Джордж покинул здание библиотеки и побежал в общежитие. Ведь если кто-то распространяет эту информацию, значит, кому-то нужно, чтобы она дошла до адресатов. Да и на шутку это не походило. Написать подобный манифест мог кто угодно, но ни один студент не рискнул бы местом в престижном колледже, только чтобы так пошутить. Да и назвать каламбуром информацию на листке было тяжело, скорее, прочитанное напугало Джорджа.

Суть. Почерк. Подпись.

Человек, написавший это, явно не подвержен влиянию тщеславия.

Около входа в общежитие стояли трое одногруппников парня.

– Эй, Карпентер, иди сюда! Тут кое-что интересное!

Безусловно. Когда секреты становятся достоянием общественности, жизнь превращается в одни большие дебаты.

Эйс лег рядом с Аннет и закрыл глаза. Ближе к ночи боль вернулась, но к счастью несколько таблеток аспирина помогли ему миновать пик разбушевавшейся мигрени.

– Эван?

– Я вас слушаю, Аннет, очень и очень внимательно.

– Ты и впрямь хотел, чтобы мы с Эулалио улетели?

Эйс понял, что девушка пыталась поставить акцент на слове «хотел», но волнение в голосе сковывало речь Аннет.

– Признаюсь, моя дорогая, я не желал вашего отбытия, по крайней мере сейчас, когда ваше присутствие не доставляет никаких неудобств вашему покорному слуге. Я пытаюсь сказать, что есть разница между тем, чего мы хотим и тем, что необходимо делать. Я буду с вами более откровенен – на подходе к мотелю я испытал нечто нетривиальное – мизерное замешательство при мысли, что отправляю вас в свободное плавание. И не потому, что это неправильно, а потому, что я не смог захотеть этого по-настоящему, зная – такой выход будет единственно верным из сложившейся ситуации. Ваше дыхание в ночи постепенно становится колыбельной для моего уставшего сознания, Аннет, ваше поведение, ставшее чем-то несомненно человеческим, сбросившим оковы инстинктов, в определенные моменты помогает мыслить трезво и мне.

– Тогда скажи мне, Эван, в чем проблема? Ты не мог просто взять и избавиться от нас с Лали. Я в этом уверена.

Эйс протянул руку к губам Аннет, приложил к ним указательный палец и сказал:

– Наступит время, и я все вам расскажу, моя дорогая. Поверьте мне на слово.

Когда мужчина закрыл глаза, Аннет приблизилась к нему, обняла и поцеловала в щеку.

А нутро загорелось желанием остановить время.

Даже у Эвана.

Привязанность – вот, что разрушает наши жизни. Мы всецело утопаем в мирах других людей, которым присваиваем значение «близкий».

01001011 01101001 01101100 01101100 00100000 01101000 01100101 01110010 00101110

Мартин Лютер Кинг постоянно повторял одну фразу: "У меня есть мечта".

Я вижу проблему в нас. Нет. Не так. Я вижу в нас неразумное семя. Которое бросили в наши головы родители, учителя, телевидение.

Они заставили нас полагать, что есть несколько доминирующих ценностей, имеющих априорное, фундаментальное значение для любого человека. Подобно тому, как нас кормили идеями о боге, в нас взращивали твердую уверенность в том, что хорошо – это быть семьянином. Что на рождении ребенка кончается мечта, утопающая в быте и снедающих мини-задачах по воспитанию.

Что вторая половинка – это что-то вроде эшафота фантазии.

Нашу жизнь заранее поделили на равные составляющие: детство, школа, высшее образование, работа, семья, пенсия, смерть.

Как будто нас рисовали черно-белыми акварельными красками.

Нам не оставили возможности полагать, что есть нечто большее, нежели бог и любовь. Но каждое поколение забывает о том, что сознание течет и меняется.

Пространство трансформируется и претерпевает метаморфозы. Мы никогда не будем жить в той эпохе, в которой расцветали наши предшественники. Равно как мы и не станем моложе, чем сейчас. Есть общие физиологические закономерности. Это старение – увечья и инфаркты. Что угодно. И социальная жизнь, наша ментальная прошивка ни за что не окажется похожей на устаревшую модель мировоззрения.

01001001 01110100 00100111 01110011 00100000 01110100 01101001 01101101 01100101

Поиск виновных не вложит в руку спасительную лучину.

Но осознание оставляет надежду на мечту.

Время примет и приласкает КАЖДОГО ВТОРОГО своего Покойника.

ОСТАЛЬНЫЕ же…останутся гнить в памяти слепых поколений.

Когда Эван открыл глаза, слова, увиденные во сне, стучались в оживающий разум.

Ему показалось, что его разбудил какой-то шорох. Так и было – Эулалио проснулся вместе с учителем и шепотом, дабы не потревожить Аннет, произнес:

– Доброе утро, мистер Эйс. Выгляните в окно.

Эван поприветствовал Лали и выполнил просьбу мальчика. Должно быть, природа окончательно задалась целью уничтожить земли востока Соединенных Штатов. Снег накрывал асфальт с небывалым усердием, образовавшиеся сугробы достигали уровня окна мотеля.

– Глупец.

– Что, простите?

– Я говорю не о тебе, Эулалио. Посмотри на того несчастного, – Эйс указал рукой в сторону работника мотеля – мужчины с лопатой, пытавшегося расчистить снежные завалы, – он, скорее всего, понимает, что эту схватку ему не выиграть, но все равно бьется со стихией. Один из тех случаев, когда человек вызывает противоположные по «знаку» эмоции – сострадание скудному уму бедолаги и восхищение его стойкостью.

– Интересно, а что тогда нужно делать в таких ситуациях?

– Знать, Лали. Хочешь ли ты прослыть трусом, или же глупцом.

Мальчик только почесал в затылке.

– Есть такое понятие, мой юный друг, как бритва Оккама. Оно используется в науке по принципу: если какое-то явление ты можешь объяснить двумя способами, и при этом первый способ заключается в привлечении трех факторов, а второй – четырех, то тебе рекомендуется выбрать первый способ. Не следует множить сущее без необходимости.

– Занятно…

– А теперь скажи мне, стоит ли продолжить этому мужчине уборку снега, или же ты посоветовал бы ему прекратить это бессмысленное занятие?

Эулалио задумался, но через несколько секунд выдал ответ:

– Мне кажется, ему стоит прекратить.

– Почему ты так считаешь, Лали?

- Потому что в таком случае он не окажется хотя бы глупцом. Полезность его работы исчисляется сотыми долями процента. А значит, его сила духа не имеет никакого значения, ведь любой смелый поступок должен быть просчитан, так как в противном случае, это – глупость. Я говорю об импульсивном героизме, который зачастую заканчивается смертью. А ведь речь идет о какой-то уборке снега…

– Ты порадовал меня, Эулалио.

– Спасибо, мистер Эйс.

– Но в следующий раз постарайся сам прийти к подобному умозаключению, ведь понятие бритвы Оккама по сути ничего не привнесло в твои рассуждения. Ты нашел решение непростой задачи, основываясь на том, что тебе известно из опыта.

Эван по-отечески хлопнул мальчика по плечу и отправился в уборную. Лали же посмотрел в потолок, понял, что его в очередной раз интеллектуально переиграли и, улыбнувшись самому себе, занялся зарядкой. Такие поражения – лучшие уроки.

Когда Эйс покинул мотель, Аннет еще спала, а Эулалио, выставив минимальную громкость на телевизоре, принялся слушать ведущих утренних новостей.

Каждый шаг – неимоверное усилие, снег в условиях резкого понижения температуры стал рыхлым, сцепление обуви с поверхностью земли оказалось практически нулевым. Но времени на то, чтобы пережидать непогоду не было, да и кто знает, сколько еще будет длиться этот апокалипсис.

Первая попавшаяся телефонная будка располагалась неподалеку от временного убежища Эвана, Аннет и Лали. Когда Эйс связался с Робертом Гендельманом, он услышал лишь одну фразу:

– Хорошие новости, Эван. Чертовски хорошие. Сегодня, то же место, в четырнадцать ноль-ноль.

– Договорились, мистер Гендельман, но прежде мне необходимо навестить одного человека в кампусе Бейтса. Я не задержусь.

До встречи с Робертом оставался приблизительно час, что давало Эйсу возможность еще раз заглянуть в окрестности кампуса. Во-первых – посмотреть на все убогие попытки бюро спрятать снайперов, во-вторых – убедиться, что листовки пошли по рукам студентов колледжа Бейтс.

Эван попытался разглядеть окна верхних этажей домов, расположенных на прилегающей к кампусу территории. Но видимость из-за снежной преграды не превышала и двадцати метров. «Увы, агент Кеннеди, придется обойтись без огневой поддержки».

Все казалось нетронутым.

За исключением нескольких сугробов.

Вряд ли предостережение Эйса сыграло в этом какую-то роль, ведь для людей, отправляющих умирать тысячи человек за пределы Штатов, гибель нескольких, пусть даже и десятков, студентов – не представляет особой проблемы.

Возможно, вся кампания по ликвидации ‘номера один’ ограничится группой захвата и подслушивающим устройством на теле Уэлдона Кеннеди. Но такой ход был бы весьма опрометчивым со стороны бюро.

Эвану казались неуместными вопросы: «Зачем на задержание убийцы выезжает сразу несколько полицейских автомобилей?»

Люди даже не стараются понять простейшую, самую элементарную истину: в случае провала блюстителей закона ждет выволочка, лишение премии и понижение в звании. А потому провал единственной операции – конец любых надежд и мечтаний охранников правопорядка, долгая дорога в подвал социального пространства.

Зайдя в помещение библиотеки, на Эйса набросился мужчина, сделавший три сотни копий того манифеста, что Эван написал двумя днями ранее:

– Мистер Эйс! Мистер Эйс! Простите, что вот так обращаюсь к вам, но вы подписались…

– Все в порядке, мистер…

– Оу, Колдвэлл, Себастьян Колдвелл. Вы не поверите, но вчера вечером все только и говорили о вашем послании!

– Замечательно, мистер Колдвелл. Но откуда такое воодушевление? – Эван уже практически его не слушал.

– А вы не понимаете? – Экзальтированный вид полного мужчины казался несколько нелепым.

– Так просветите меня, Себастьян. – Мысленно Эйс находился уже вдали от этой библиотеки.

– Ваши слова дошли до управления колледжа. Понимаете? Все друг другу рассказывают о том, что вокруг творится что-то неладное. Теория заговора, грязные дела политиков. Что…что может быть интереснее? Знали бы вы, сколько ответов получили студенты, когда прочли это! – На возбужденного мужчину оглянулись несколько ребят из читального зала.

– Каких ответов?

– Ну, знаете же, студенты народ такой – когда выпьют, обсуждают все на свете! Да и время такое – хиппи, черные пантеры, чиканос – всем надоело, что кто-то указывает на их цвет кожи! Даже если то, что вы написали – выдумка, поверьте, это огромный повод в очередной раз воззвать к благоразумию всех, кто стоит за беспорядками на улице. Точно вам говорю… Вы только представьте, что начнется, когда они увезут эти листовки домой, покажут своим друзьям. Безусловно, кто-то отмахнется, скажет, что все это выдумка. Скептицизм ведь никто не отменял. Но гарантирую, все эти разговоры об убийстве доктора Кинга, Кеннеди, о противостоянии сената и бюро* – вновь взбудоражат американцев. Но фоне-то войны во Вьетнаме…

– Достаточно, Себастьян. – С этими словами он направился к дверям. Но не чтобы уйти.

Дайте самым обиженным, униженным и обездоленным повод зацепиться за врага – они сделают все так, будто живут последний день. Их не надо убеждать в чем-то, нет необходимости доказывать им свою правоту.

И Эйс знал это.

А у самого выхода, над которым красовалась надпись «здесь мертвые живут, здесь немые говорят», он услышал: «Эван Патрик Спилнер, это ФБР. Немедленно покиньте здание библиотеки с поднятыми руками».

Эван повернулся к Себастьяну и улыбнулся:

– Пятьдесят два, мистер Колдвелл.

Лали внимательно вслушивался в речь какого-то журналиста:

«Возможно, мы никогда не узнаем, действительно ли Гувер опустился до того, что стал фабриковать улики против невиновного человека. Однако документально подтверждено, что в тысяча девятьсот шестидесятом году он рассматривал возможность использования лживых слухов для нейтрализации члена компартии, "разоблачив" его перед коллегами как осведомителя Федерального бюро. При этом он, правда, предостерег своих сотрудников от излишнего риска, сказав, что данную операцию можно проводить лишь в том случае, если она "обещает полный успех и не скомпрометирует ФБР".

Когда ему сказали, что план операции предусматривает подделку машинописи, Гувер выдвинул возражение, однако не против самой идеи.

Вне зависимости от того, прибегало ФБР к фальсификации в деле Хисса или нет, ясно одно, для Гувера было важнее извлечь из этого дела как можно больше политической выгоды, а не справедливое отправление правосудия. Эти слухи он начал тайно распространять еще с тысяча девятьсот сорок пятого года, задолго до сенсационного заявления Чамберса. Сначала этим занялся Уильям Салливан, который в ту пору ходил у Гувера в любимчиках…»

После этих слов Эулалио выключил порядком поднадоевший телевизор и подошел к Аннет, которая до сих пор не проснулась, не смотря на то, что время подбиралось ко второму часу дня после полудня.

Мальчик аккуратно потеребил плечо девушки и сказал:

– Мисс Лоутон, просыпайтесь.

Но она никак не отреагировала.

– Мисс Лоутон…

Лали склонился над Аннет. Дыхание девушки было слишком слабым, губы приобрели голубоватый оттенок.

– Мисс Лоутон!

Эулалио ударил ее по щеке, чтобы привести в чувства, но никакого результата это не принесло.

Мальчик заметался по комнате, стараясь не впасть в панику и размышляя над тем, что ему делать дальше. Отвезти Аннет в больницу он не мог.

Забыв про обувь, Лали побежал к администратору мотеля, попутно убеждая себя в правильности принятого решения.

Выглянув в библиотечное окно, Эван обнаружил два грузовика, на кузовах которых крупными буквами было набито «Ф.Б.Р.»

Он обратился к Себастьяну и студентам, попавшим в ловушку, оставленную здесь им же днем ранее:

– Видите ли, мистер Колдвэлл, все, что происходит с нами в определенный отрезок времени, не случайно. Неужели вы и впрямь подумали, что я – обыкновенный доброжелатель, пожелавший остаться в тени манифеста, якобы раскрывающего глаза юных бунтарей на деятельность силовых и разведывательных структур страны? Отчасти это правда. Но лишь отчасти. Сейчас я продемонстрирую вам то, как можно управлять могущественными людьми, прибегнув к помощи средств массовой информации. Наберите номер, который я вам продиктую, Себастьян, и скажите, что в самом центре кампуса Бейтс творится что-то невероятное, и что вы слышали выстрелы.

Мужчина, нырнув за стойку, вытащил телефон, насколько позволяла это сделать длина провода, и выполнил все требования.

– Поверьте, информационному отделу CBS понравится этот звонок.

Эван надел перчатку и разбил одно из окон, миновав кулаком прутья решетки.

– Специальный агент Уэлдон Кеннеди!

Эйс держался чуть в стороне от окна, чтобы случайная пуля не завершила столь блестящий план.

– Эван Патрик Спилнер, мы не намерены вести какие бы то ни было переговоры. Если через минуту вы не окажетесь на улице с поднятыми руками, мы возьмем здание штурмом.

– И это не смотря на то, что вокруг сотни глаз, агент Кеннеди? Не смотря на то, что у меня несколько заложников? – Эйс подошел к одному из студентов, взял его за руку и подтянул к окну, приставив к горлу бедняги нож. – Он в чем-то виноват, агент Кеннеди?

Все замолчали.

– Вы же понимаете, агент, что я в состоянии расправиться с этими ребятами в мгновение ока, если увижу, что кто-то сделает хоть шаг по направлению к библиотеке? Ах, да, чуть не забыл, более половины кампуса осведомлены о деятельности «КОИНТЕЛПРО», а с минуты на минуты сюда прибудут корреспонденты CBS, Уэлдон. Напрягите каждую из своих краевых извилин, агент Кеннеди. Думаю, мне не стоит вам объяснять, что произойдет, когда телевизионные камеры заснимут все происходящее на фоне несчастных студентов с манифестами о второсортной деятельности вашей программы под эгидой Федерального бюро?

Рука, в которой специальный агент Кеннеди сжимал мегафон, то опускалась, то вновь поднималась ко рту. Провал казался просто оглушительным. Растерянность мужчины Эван определил моментально.

– Вы несколько ошиблись в формулировке, агент, – Эйс кричал все громче, замечая движение возле соседствующих с библиотекой общежитий, – вы не «не намерены вести переговоры», а «вынуждены вести переговоры», но я понимаю. Это ответственный момент. С каждым может случиться подобное.

Чувствуя, что время неумолимо тает, Уэлдон спросил:

– Чего вы хотите?

– Чтобы все ваши люди немедленно покинули территорию кампуса. За исключением вас, агент. Сдайте оружие приятелям. Немедленно.

Уэлдону пришлось повиноваться.

Ведь вариантов осталось немного: позволить преступнику уйти, лелея возможность его поимки в будущем, или же рискнуть и предать деятельность «КОИНТЕЛПРО» огласке.

Бойцы подразделения специального назначения загрузились в автомобили и покинули территорию студенческого городка.

– Агент Кеннеди!

Тот просто поднял глаза.

– Вы забыли о любимой «Беретте 1951М», припрятанной за спиной.

Сотрудник бюро вытащил оружие и бросил его в снег.

– Вы – умница, агент, – студенты, оставшиеся в библиотеке, не могли решить для себя – боятся ли они человека, удерживающего рядом с собой их одногруппника Джорджа, или же восхищаются им.

Пока Уэлдон заходил в здание, Эйс тихо сказал молодым людям:

– Сидите смирно. То, что вы оказались в библиотеке в такой момент – спасло вас. Просто наблюдайте.

Сотрудник бюро стоял в нескольких метрах от Эйса.

– Что теперь, Эван?

– Подойдите ко мне, агент Кеннеди.

Высокий худощавый мужчина медленно направился в сторону Эвана. Сблизившись по максимуму, он резким движением попытался вынуть нож, но его постигла та же участь, что и остальных противников Эйса. Перехватив руку агента, Эван резким движением нанес колющий удар в бедренную мышцу, после чего толкнул визави. Одним движением разрезав текстильные доспехи агента, Эйс изъял записывающее устройство и разбил его о стену.

– Попытка не стоила того, Уэлдон.

Мужчина лишь хрипел от боли, лежа на холодном покрытии библиотечного пола.

- Ах, да, забыл сказать, агент. Ближайшее отделение CBS в сорока километрах отсюда.

Машина скорой помощи прибыла приблизительно через десять минут после вызова.

В номер постучался доктор.

– Открыто!

Когда престарелый мужчина в белом халате подошел к девушке, Лали объяснил, что произошло.

– Ясно.

Врач быстро привел Аннет в чувства.

– Что…что случилось?

– Это называется гипотония. Думаю, нет смысла объяснять более подробно, но я советую вам обратиться в госпиталь, чтобы проверить работу сердечнососудистой системы, – мужчина достал бланк, – так…

Эулалио, не дожидаясь, пока доктор начнет уточнять данные пациента, заглянул за кровать, достал приличную пачку денег и передал врачу.

- Возьмите. И обойдемся без заполнения данных. Спасибо за помощь.

Поначалу мужчину растерялся, но потом посмотрел на мальчика, перевел взгляд на деньги, поблагодарил и удалился.

– Я думал, что будет сложнее разобраться с этим.

– Спасибо, Лали, – Аннет улыбнулась мальчику, потом огляделась по сторонам и спросила, – а где Эван?

– Не знаю, мисс Лоутон, – он просто отмахнулся от ее вопроса, – лежите. Об остальном – чуть позже.

– Выбор места. Эффектный звонок. Листовки. Телевидение. И не у дел остался целый взвод ваших ребят, агент Кеннеди. Внутри я смеюсь, не смотря на обезумевшее выражение моего лица, испещренного многочисленными шрамами. Эван. Патрик. Спилнер. Вы назвали вслух мое имя. Браво, это все, что вы можете доказать. И скажите, агент, вы правда думали, что я не догадаюсь о прослушке телефона безмерно уважаемого мной мистера Гендельмана? Я ведь специально выманил его на кладбище, чтобы дать вам возможность полностью подготовиться «к слежке техническим путем», кажется, именно так вы называете между собой подобные приемы. Вам известно о том, что Картер, сотрудник бюро, – приближенный мистера Гендельмана. Бедолага всеми правдами и неправдами пытался предупредить Роберта о том, что я – безжалостный убийца. Пистолет, который я попросил пробить по базе данных, был лишь отвлекающим маневром, Уэлдон. Конечно, вы не знали, куда отправляется Роберт, и просто позаботились о «жучке» в отсутствие хозяина и сегодняшний звонок, которой я сделал около часа назад, просто сомкнул свои огромные челюсти на вашем плане-перехвате. Должен признать, ваше появление в черте студенческого городка оказалось весьма и весьма оперативным. Вы считаете, что попались на нескольких элементарных движениях? Вы провалились на собственной предсказуемости, Уэлдон. Ваши приятели, устремившиеся прочь отсюда подобно жрицам любви, завидевшим патрульную машину, скорее всего, скажут, что ничего не могли сделать. Что вы уже мертвы. Потом придут на ваши похороны, похлопают по спине несчастную, растоптанную горем миссис Кеннеди. Кто-нибудь из них, вероятно, станет отличной заменой героически погибшему, но так скоропостижно забытому, агенту подразделения «КОИНТЕЛПРО» Уэлдону Кеннеди. Вы умираете внутри, чувствуете это? Чувствуете, как последние секунды чахнут в безмерной глупости и грядущем беспрецедентном разочаровании, агент? Каждое ваше действие нашло окончание в противодействии Эвана Патрика Спилнера. Я позабочусь, чтобы на вашем надгробии красовалась именно эта мемориальная надпись.

Закончив свою речь, Эйс расправился со специальным агентом. После чего, подождав несколько минут, чтобы кровь окончательно остановила бег по телу усопшего, вырезал послание прямо на груди Уэлдона: «Друзьям из SBC. Агент «КОИНТЕЛПРО».

Напоследок Эван лишь обратился к студентам:

– Теперь решать вам. Можете рассказать обо всем, что здесь произошло, в мельчайших подробностях и нарисовать чудовище, убившее на ваших глазах доблестного сотрудника Федерального бюро. Или же просто выйти за эти двери, – Эван указал на выход, – вместе со мной и раствориться в расспросах своих приятелей о том, кто такие агенты «КОИНТЕЛПРО», дав мне возможность незаметно исчезнуть.

Все свидетели «страшного суда» просто потянулись к выходу. То ли от страха, то ли от восхищения. Они до сих пор не решили.

Противостояние сената и бюро* – имеется в виду расследование, организованное сенатом, после просочившейся информации о «КОИНТЕЛПРО» в 1971 году. Этому предшествовал рейд в офис ФБР в Медии. Конечно же, железных доказательств существования «КОИНТЕЛПРО» на тот момент не нашлось.

10 января, 1974 год. Льюистон, штат Мэн

– Прямой эфир через пятнадцать секунд!

В студии CBS, расположенной на окраине Льюистона, давно не царило подобное воодушевление: все камеры были приведены в рабочее положение, ведущие вечерних новостей выглядели сногсшибательно, ведь им предстояло вести один из самых интригующих и волнительных выпусков за всю их долгую карьеру. Редакторы рассекали пространство помещения с небывалой скоростью, сверяясь с мобильной бригадой канала о готовности к выходу в эфир.

– Прямой эфир через пять, четыре…

Никто так и не понял толком, что же произошло в библиотеке кампуса Бейтс, но корреспондент Линдсей О’Донован, впопыхах пересказав увиденное, заверила редактора Джексона – эфир будет шокирующим.

– Три, две…

История, в которую вовлечены сотрудники Федерального бюро расследований. История, начинающаяся с убийства некоего специального агента Кеннеди. История, родившаяся на территории студенческого городка, который мгновением ранее взорвался возгласами недовольства молодых людей, требовавших наказания неизвестного никому подразделения «КОИНТЕЛПРО».

– Одну. Мы в эфире!

«В тысяча девятьсот шестьдесят втором году США потрясла волна беспорядков, связанных с попытками чернокожего гражданина Джеймса Мередита зарегистрироваться в Университете Миссисипи в качестве студента. Это был беспрецедентный случай, поскольку никто из афроамериканцев ранее не смел пойти на такой шаг. На сторону Мередита встали Верховный Суд и Министерство Юстиции США. Президент США Джон Кеннеди издал особый указ, который фактически разрешал Мередиту вход в университет. Однако местные власти впускать Мередита наотрез отказались. Тридцатого сентября тысяча девятьсот шестьдесят второго года Джеймс Мередит в сопровождении нескольких сот представителей властей, полицейской и военной охраны направился в университет с намерением войти в него. Данная попытка спровоцировала массовое возмущение белых, начавших избиение черных. Кеннеди был вынужден ввести тридцатитысячную армию для наведения порядка, причем предварительно около пяти тысяч чернокожих солдат были отделены от остальной части войск, которую предполагалось послать в Миссисипи.

И вот, двенадцать лет спустя, на территории кампуса колледжа Бейтс, произошло то, что, по мнению собравшихся здесь студентов, станет «вторым Миссисипи». В библиотеке «Бейтс Лайбрари» работает группа полицейских и коронеров, во главе с лейтенантом Саутбриджем. По словам очевидцев, некто «Эйс», ни пол которого, ни цвет кожи студенты не называют, жестоко расправился с агентом Федерального бюро расследований Уэлдоном Кеннеди. По словам молодых людей, мужчина причастен к работе секретного подразделения бюро «КОИНТЕЛПРО», о чем свидетельствуют увечья погибшего – на груди агента вырезана надпись «Для друзей из CBS. Агент «КОИНТЕЛПРО».

Буквально вчера в студенческом городке были обнаружены листовки, приоткрывающие завесу тайны работы секретного подразделения. В данный момент информация уточняется, проводится дактилоскопическая экспертиза и опрос свидетелей трагедии, случившейся вчера в колледже Бейтс.

Мы хотели бы напомнить вам, что в тысяча девятьсот семьдесят первом году уже поднимался вопрос о приостановлении деятельности вышеупомянутого подразделения, но за неимением доказательств сенат был вынужден отступить, а бюро назвало подобные выпады «клеветой и стиркой грязного белья на глазах всей страны».

Роберт Гендельман лишь изредка поглядывал на часы. Эван задерживался на пятнадцать минут, что для такого человека, как он, – феномен, из ряда вон выходящее происшествие. И бизнесмен прекрасно понимал, что у Эйса должна быть веская причина не являться на встречу в назначенное время. Валерио Пасьоретти подошел к Роберту:

– Как думаете, что-то случилось?

– Не знаю, Валерио. Но у меня очень странное предчувствие…

Не успел мужчина закончить фразу, как снежное полотно явило силуэт Эвана.

– Прошу меня простить, мистер Гендельман за такое чудовищное опоздание. Вы не замерзли?

– Нет, Эван! Что ты. Я рад, что ты пришел, так как в определенный момент я подумал, что с тобой могло что-то стрястись. Но ты здесь, и это главное.

– Мне симпатизируют люди, которые не суют нос в каждое дело, не касающееся их непосредственно, но сейчас я сам вынужден дать некоторые разъяснения относительно грубой задержки, Роберт.

Недоумение искривило лицо мистера Гендельмана.

- Я сказал вам, что надеюсь на удачное завершение всей этой истории, Роберт, и что в будущем мои проблемы вас не коснутся. Но вышло так, что отчасти вы уже замешаны в моем противостоянии с бюро. Первый звонок из Бостона я сделал намеренно, чтобы дать возможность федералам установить подслушивающее устройство у вас дома, ведь мы договорились встретиться с ними в Льюистоне, неудивительно, что за вашим особняком моментально была установлена слежка, организованная с целью взять под контроль все ваши телефонные переговоры. Не волнуйтесь, теперь, когда вы осведомлены, мы в состоянии превратить это в мощнейшую улику. Но не это главное. Второй звонок, раздавшийся в вашем доме сегодня, преследовал одну цель – раскрыть свое местоположение для агентов бюро, которые на тот момент уже отслеживали ваши звонки, входящие и исходящие. Мой план сработал. Назойливая муха в лице Уэлдона Кеннеди больше не причинит никаких неудобств. Даже так – отныне мы контролируем ситуацию. Сомневаюсь, что прямо сейчас бюро занимается демонтажем «жучка». Поэтому первое, что вы должны сделать, Роберт, когда окажетесь в своем особняке – поручить электрику изучение телефонных кабелей и сам аппарат, дабы заиметь один из главнейших аргументов.

- Подожди, Эван. У меня голова закружилась…

Он сделал небольшую паузу.

– Ты говоришь, что Уэлдон Кеннеди больше нас не потревожит… он мертв?

– Безусловно, Роберт. И в данную секунду, скорее всего, над его телом колдует целая армия коронеров, которые никогда не установят истинную причину смерти. Думаю, вечерние новости более полно опишут случившееся в библиотеке кампуса Бейтс.

«А сейчас мы побеседуем с непосредственным участником кровавых событий, развернувшихся в помещении «Бейтс лайбрари». Как вас зовут?

– Джордж Карпентер.

Что здесь случилось часом ранее?

– Я сидел в библиотеке, готовился к экзамену по органической химии. В здание вошел человек, который известен по своему манифесту в черте студенческого городка как «Эйс». Приехали сотрудники Федерального бюро и потребовали этого человека сдаться. При том, что «Эйс» ни в чем не виновен.

Но откуда вам это известно?

– Я точно это знаю. Такие люди никогда не борются за идею, имея за плечами черный послужной список.

Что произошло, когда он вошел?

– Ничего.

Но как же тело…

– Произошло наше правительство, мисс О’донован. Спросите у него, откуда в этой библиотеке, в гетто, да и во Вьетнаме появилось столько покойников. Уверяю, ответ будет простым: «Мы боремся за свободу». Первый раз слышу, чтобы смерть кого-то делала свободным.

Спасибо, Джордж.

А я напоминаю, что через несколько минут мы продолжим наш репортаж, возможно, лейтенант Саутбридж даст какие-то комментарии по делу «КОИНТЕЛПРО».

Эулалио и Аннет следили за прямым эфиром, попивая кофе, за которым сбегал мальчик. Они сразу поняли, что этот юноша, Джордж Карпентер, что-то не договаривает. У него был такой вид, будто он только что пообщался с Эваном, и тот либо пригрозил ему чем-то ужасным, либо восхитил настолько, что парень просто не мог говорить правду. Аннет знакома такая реакция: то, что по своей сути должно пугать и отталкивать, начинает вызывать неподдельный интерес, который ты не в силах контролировать.

– Я…не верю…своим…глазам…

Лали пытался понять, что за игру затеял учитель. Но пока ему удавалось получать лишь обрывки информации из уст корреспондента. Эйс и раньше удивлял его смелыми решениями и находками, но чтобы вот так плюнуть в лицо могущественнейшей организации, должно было произойти нечто эпичное. Во всем читался почерк учителя. В ажиотаже, в молодых людях, окруживших Линдсей О’Донован, чтобы продемонстрировать листовки, на которых в телевизоре явно проступало лишь одно слово – «КОИНТЕЛПРО». В имени погибшего агента. Но самое страшное, по мнению Эулалио, – реакция бюро. Никто не мог знать наверняка, как те отреагируют на такой наглый поступок ‘номера один’.

– Эван еще не закончил, Лали. Это что-то вроде интерлюдии, подготавливающей зрителей к феноменальному окончанию всей постановки. Он ни за что не сделает паузу. И меня это пугает.

– Судя по тому, что мы видим, мисс Лоутон, бояться должны федералы.

– Я не могу это объяснить, Лали. Но опасаюсь я не за себя…

– За мистера Эйса?

– Да. Я не представляю, что будет, если с ним что-то случится.

Заставка CBS отвлекла мальчика от сокрушений девушки. Он сделал чуть громче.

«Мы вновь в прямом эфире и с вами я, Линдсей О’Донован. Сейчас рядом со мной находится лейтенант полиции Уильям Саутбридж. Скажите, лейтенант, что удалось установить по прибытии на место преступления?

– Мы обнаружили белого мужчину, возраст – около сорока, скончался в результате двух ножевых ранений. По предварительным данным его имя – Уэлдон Эвандер Кеннеди, но сейчас мы это уточняем.

Что вам известно о «КОИНТЕЛПРО»?

– Абсолютно ничего.

Есть ли какие-нибудь теории насчет загадочного «Эйса»?

– Нет. Но в ближайшие часы, надеюсь, нам удастся установить личность подонка и место, в котором он находится, так как у нас есть как минимум восемь свидетелей случившегося.

Кажется, они не настроены говорить о том, что случилось в стенах «Бейтс лайбрари».

– Никого не волнует, на что они там настроены. Будут молчать – отправятся за решетку. Простите, мне нужно идти.

С нами был лейтенант полиции, Уильям Саутбридж.

А я напомню, что в тысяча девятьсот семьдесят первом году мы впервые услышали о «КОИНТЕЛПРО», но когда сенат закрыл дело, все посчитали это обычной неразберихой, приведшей к вялой реакции активистов и общественных деятелей. Что дальше? Подтвердятся ли слухи о том, что секретная программа бюро и впрямь существует и действует вне каких-либо рамок гражданских прав? Никуда не переключайтесь».

– И что ты планируешь теперь?

– Это не имеет значения, мистер Гендельман. Уверен я лишь в одном – это не конец, и чем дольше окажется промедление, тем больше шансов у бюро найти меня, прежде чем я закрою занавес.

Буря не утихала. Шляпу приходилось постоянно придерживать, чтобы ледяной ветер не сорвал ее и не унес в белоснежное безумие. Даже если бы кто-то поднял глаза к небу, ничего бы не увидел, настолько плотными слоями снежинки накрывали все живое. Пока еще живое.

– Секунду… получается, тот пистолет, который ты вручил мне вчера, был обыкновенным отвлекающим маневром?

– Вы все верно поняли, мистер Гендельман.

Роберт улыбнулся. Эйс не мог понять, что так развеселило его товарища.

– Как выяснилось, друг мой, твой незамысловатый маневр на поверку оказался очень важным ходом.

– Пардон?

– Картер не только узнал, кому принадлежит оружие и нашел отпечатки пальцев, он еще и рассказал кое-что интересное об обладателе «Беретты».

– Я весь внимание, Роберт.

– Пистолет принадлежит Уильяму Салливану – главному организатору акций «КОИНТЕЛПРО». Картер также рассказал мне многое и в самых детальнейших подробностях об их деятельности.

– Это и впрямь хорошие новости, мистер Гедельман.

- Если у тебя получится сегодня прийти ко мне на ужин, желательно, чтобы на тебе не было «хвоста», я передам тебе все, что поведал Картер.

Эван задумался. Отныне каждое перемещение должно быть строго продумано.

– Я буду у вас ровно в восемь, Роберт. До встречи.

Бизнесмен никак не мог привыкнуть к манере Эвана прекращать диалоги внезапно. Ставить точку на месте тире. Наверное, это было к лучшему…

10 января, 1974 года. Льюистон, штат Мэн

Эван поспешил завершить беседу не только потому, что вернувшаяся мигрень сводила его с ума. В поведении Роберта появился страх. В каждом поднятии руки, жесте. Даже в настороженности Валерио читалась нервозность. Болезненное недоверие. И в этом предложении Роберта – посетить его особняк сегодня вечером – угадывалась ловушка. Как и спасение.

Эйс часто задавался вопросом, почему люди не замечают очевидного? Плоский взгляд на вещи не сможет придать объема объекту изучения. Если впереди капкан, иногда лучше попасться в него. Зачем? Просто чтобы удивить. Совершить такой поступок, которого от тебя не ждут, пока ты будешь привязывать груз к ногам новых утопленников. Продуманный риск всегда оправдан. Пожизненно.

Температура стремительно опускалась.

Крупицы снега из вальсирующих перьев превратились в острые иглы, впивающиеся в лицо Эвана, покрытое множеством шрамов.

Но холод не мог сравниться с теми неудобствами, что доставляла головная боль. Она никогда не покидала Эйса. Не делала его уязвимым. Не рушила его планы. Она провоцировала ярость, из-за которой Эван убивал. Убивал. Но не тех, кого должен был.

Он знал, что теперь вариантов совсем не остается. Аннет и Лали должны скрыться. Им нужно бежать, но не от агентов Бюро. А от него – Эвана. Иначе все его старания окажутся напрасными.

Уже когда Эйс шел по стоянке, принадлежащей мотелю, его колени подломились. Казалось, что вся кровь организма врывается в головной мозг через сонную артерию. В ушах шумело так, что Эйс слышал каждый удар сердца. Пятьдесят три.

Поднявшись, Эван посмотрел по сторонам. Ничего, кроме снежного урагана, фонарей, периодически подмигивающих Эйсу, и собаки, бродившей возле мотеля в поисках укрытия. Беззвучный апокалипсис, который вскоре обернется чем-то ужасным. Эван достал нож, ключ от номера и на секунду замер. Но это его слова: «Ничто не горит дважды, Аннет. Сохранить вашу жизнь – вот, что представляет истинную ценность».

Эхо прошлого накрыло их невозможностью совместного будущего.

Всё так просто.

Эйс вставил ключ в замочную скважину, повернул его и вошел в номер. Лали хотел что-то сказать, но Эван наотмашь ударил мальчика по лицу. Эулалио упал на пол, потеряв сознание. Аннет вжалась спиной в подушку и закричала:

– Эван! Что ты де…

Но Эйс схватил девушку за голубой сарафан и грубым движением прижал к стене. От удара у Аннет перехватило дыхание. Даже если она и хотела что-то сказать, сделать это не представлялось возможным. Девушка не могла понять, что происходит. Она лишь раз заглянула в глаза Эвана, но ей хватило этой мимолетной встречи, дабы понять – гнев возлюбленного мужчины не пугает ее. Она не боится его. Но переживает. За Эйса, Лали, который до сих пор не пришел в сознание.

– Пожалуйста, Эван…

– Закрой свой рот!

Аннет растерялась. Глаза заискрили слезами.

– Ты до сих пор не поняла. Я намекну тебе.

Эйс одним движением разорвал сарафан и занес нож над грудью девушки. Дыхание Аннет становилось едва различимым, сознание вскипало от недоумения. Схватив девушку одной рукой за шею, другой, в которой находился нож, Эван сделал небольшой надрез над левой грудью. Аккуратно. Но Аннет чувствовала, как кровь стекает по коже.

– Ты помнишь? Помнишь?! «На плече моей матери было вырезано изображение бубнового туза. То же изображение красовалось на животе профессора Коллинса. Все было исполнено на высшем уровне. Так распорядиться скальпелем мог либо хирург, либо художник». Либо я, Аннет.

Девушка почувствовала, как лезвие ножа пошло вниз. Значит, остались еще два штриха.

– Почему ты не кричишь, Аннет?! Я знаю, тебе больно. А еще я знаю, что тебе следовало бы убраться как можно дальше отсюда. Я предупреждал. Намекал. Подсказывал, давая возможность прослушать запись, но все тщетно. Я просил тебя не терять самообладания. А ты все сделала наоборот!

Аннет напрягла каждый мускул, чтобы противостоять ужасной боли. Чтобы отвести от себя мысль, моментально испепелившую последнюю надежду.

Эван – Попутчик.

– Любовь, Аннет, обладает разрушительной мощью. Нет такого медикамента, который мог бы справиться с недугом вроде привязанности. Зависимость не оставляет нам выбора, она делает нас безумными, но мы мним себя героями. И каждый – мессия в ничтожном стакане своей симпатии. Нас разрывает от ощущения принадлежности. Мы оправдываем наше влечение неким предназначением, будто человек должен любить, чтобы спастись. Чтобы не предаться грехопадению, не увязнуть в суете и безразличии, плюнувшего на нас Бога. Все это якобы имеет значение. Вес в чьих-то глазах. Но это не так. Посмотри на меня!

Аннет с трудом перевела взгляд на Эйса. Его глаза пылали ненавистью. Он резал не глядя.

– Искусный шрам в форме ромба. Вот, что останется от этой великой любви. Прямо над несчастным, разбитым сердцем Аннет Лоутон, которая получит очередной повод пожалеть себя в компании сопляка-эмигранта где-то в предместьях Лондона, – Эван почти замкнул контур ромба на коже девушки, – а я уйду. Надеюсь, мне больше не придется объяснять, почему люди вроде меня поступают так или иначе в определенных ситуациях.

Ноги уже давно перестали держать Аннет. Упасть на пол не давали цепкие пальцы Эйса, впившиеся в шею. Кислорода почти не оставалось, слова учителя распадались на составляющие, Аннет казалось, что она видит каждый звук, а свет лампы, проходя преграду в виде горьких слез разочарования, ложился пятнами на забвение Аннет. Частицами боли. Лоскутами шока. Все вокруг утратило форму. Обесцвеченная паника. Удушье. И дождь внутри.

Эван сидел на кровати в своем номере. В полном одиночестве. Рядом с прикроватной тумбочкой – застывшая лужа крови. И невнятное бормотание телевизора, едва пробивающееся сквозь шум крови, разрывающей голову Эйса.

«Молодые радикалы представляют первое поколение людей, которым абсолютно не во что верить и которые располагают для этого массой времени. Сочетание материальной безопасности, свободного времени, малого числа обязанностей (или их полного отсутствия), стимулирование самовыражения (со стороны родителей и образовательной системы) и порядок жизни в пригородах и студенческих кампусах привело к возникновению устойчивого комплекса обстоятельств, которые породили бунтарскую активность. Возможно, решающим фактором оказалась скука, от которой страдает подавляющее большинство студентов. Не имея выраженных амбиций и интересов, которые были бы хоть как-то связаны с университетом, обычные студенты, подобно всем обычным людям, оказываются полностью зависимыми от внешних стимулов.

Студенты кампуса Бейтс, невзирая на холод, по-прежнему наблюдают за ходом расследования убийства специального агента Уэлдона Кеннеди. Они держат в руках листовки, оставленные на кампусе днем ранее, и просят, чтобы кто-то в этом разобрался, иначе, цитирую, они сами сделают все от них зависящее».

Прошло уже несколько часов. Все, что Эван взял с собой, поместилось в карманах пальто. Нож, несколько монет, спички, бухгалтерская книга и маленькое красное полотенце для рук. До встречи с Робертом оставался час. Шестьдесят минут, отведенные Эйсом себе же для сожжения нескольких мостов, которые оставить за спиной он просто не мог.

Мост первый – мотель. Эван смотрел на полыхающее здание и думал о том, какая прекрасная картина могла бы получиться, окажись у него хотя бы карандаш и листок. Огненный купол, неподвластный снежной стихии.

Белый плен казался преодолимым.

Мост второй – Цюрих.

Всего один звонок может перевернуть несколько жизней. Эйс достал сразу несколько монет и бросил их в телефонный автомат. Международные разговоры стоят немало, но эта беседа будет короткой.

– Это Эван Патрик Спилнер…да… «мистификация»… все пятьдесят четыре счета…8440275070117632…6423179855479321…после зачисления распределите средства в равных долях по счетам, указанным в синей папке. Комиссионные – девять процентов. Не за что. Через две недели к вам обратятся. Доверенность выписана на мое имя. Всех благ.

Второй звонок оказался еще короче.

– Телефонная будка на пересечении Саннидэйл Драйв и Миллер Роуд, в непосредственной близости от аэропорта Ниагара Фолс. Улика на ‘номера один’. Ваш аноним.

Эван положил бухгалтерскую книгу прямо на аппарат. После чего проводил взглядом последний самолет, мигающий проблесковыми маяками на фоне нескончаемого снегопада. Внутри что-то щелкнуло. Быть может, то было облегчение.

Аннет и Эулалио сидели в эконом-классе. Они могли бы позволить себе не только бизнес-класс или аренду самолета, но и покупку «Боинга». Должно быть, Эван отдал им все свои сбережения.

Девушка смотрела в иллюминатор и пыталась собраться с мыслями. Перед глазами мелькали картинки из мотеля: Эйс, уничтожающий все на своем пути, кровь, застывшая на разорванном голубом сарафане, приходящий в сознание Лали и ненависть, концентрированная ярость учителя, спасающего Аннет от самого себя.

Поврежденный участок кожи почти не болел, так как девушка приняла обезболивающие препараты перед взлетом.

Дух Эвана сопровождал их даже в аэропорту. Все вышло так, как Эйс и планировал. И планировал, судя по всему, давно. Никто не потребовал документы, когда Аннет осторожно передала крупную сумму денег сотруднице авиакассы. «Нет предела человеческой жадности, моя дорогая. Все можно купить, выгодно продать или обменять за ненадобностью. Будь то антиквариат, или же чьи-то эмоции».

Эулалио взял Аннет за руку, от чего девушка вздрогнула.

– Миссис Лоутон…что произошло?

В голосе мальчика звучало разочарование. Обида.

– Я…я не знаю…

– Вы знаете, но утаиваете это от меня…

Аннет захотелось разрыдаться, заснуть, выпрыгнуть с самолета – все, что угодно, лишь бы не отвечать Лали на его вопрос. Эван был всем для мальчика, кумиром, предметом обожания. Идеалом, за которым хочется следовать, примером, которому необходимо подражать. Что сделал Эйс? Вырвал ее и Эулалио из привычных миров, поставив себя в центр их вселенных. В определенный момент стало ясно – маньяк, преступник и маргинал в лице Эвана – лучшее, что могло случиться с кем бы то ни было. Зависимость, на которую обрек учитель вдову и юного эмигранта, расцветала все пышнее и ярче с каждым днем, проведенным в компании Эйса. Каждый его урок – шедевр, достойный отдельного методического пособия по воспитанию личности. Мужчина, слова и поступки которого никогда не расходились. Человечность убийцы. Трепет безжалостного сердца. Интеллект, выходящий за рамки любой шкалы измерения умственных способностей. Черты, которые не присущи людям. Уникальность Эвана – в его невозможности бытия.

– Это он…

– Что?

– Это Эван убил свою мать и профессора Коллинса. А то, что произошло в мотеле – лишнее доказательство того, что он нас любит, Лали.

Дверь открыла служанка мистера Гендельмана – Лоретта. Эйс давно обратил внимание, что Роберт предпочитает работать с выходцами из других стран. И это правильно. Нет человека преданнее, чем алчущее богатства создание. Американская мечта превратила своих граждан в инвалидов. Слепых и глухих щенков, полагающих, что однажды они проснутся богатыми и знаменитыми. Потому что так говорят в телевизоре.

Так говорят им на улице.

Вера никогда не принесет с собой счастье, если все усилия сведутся к смиренному ожиданию чуда, благословления.

И только не воспитанные в черте Штатов люди знают – нужно прилагать множество усилий, чтобы добиться чего-то несущественного, а значит, следует почти погибнуть, дабы обрести что-либо стоящее.

Служанка, акцент которой практически полностью замещал внятную речь, пригласила Эвана в кабинет мистера Гендельмана. Когда Эйс вошел, Роберт поспешил убрать руку от лица.

– Вы волнуетесь?

– Нет, Эван, с чего вдруг? – Нервная улыбка. Первый симптом страшной паники, бушующей внутри банкира.

Эйс не стал дожидаться предложения Роберта присесть и подошел к окну, расположенному в дальней части кабинета, заставленного книгами и скульптурами. Из-за бури лунный свет едва пробивался к земле.

– Не хочешь присесть? Выпить чего-нибудь?

– Вы говорите, чего-нибудь выпить? В спектре действия некоторых транквилизаторов выделяют вегетостабилизирующий эффект – нормализация функциональной активности автономной нервной системы. Не боитесь, что вместо ожидаемого снотворного эффекта, разбудите то чудовище, которого так боитесь, Роберт?

– Я не понимаю…

– Я часто слышу эту фразу, мистер Гендельман. Вот в чем проблема таких людей: как только вы понимаете, что игра не стоила свеч, и противник просчитал каждый ваш ход, вы закрываетесь в этой шкатулке непонимания. Бьете до последнего, пока оппонент окончательно не разрушит ваши надежды на спасение.

Роберт, еле дыша, смотрел на Эвана, который не умолкал и продолжал спокойно гнуть свою линию.

– Когда я отправил вас домой проверять телефонные линии, произошло пренеприятное событие. Вы, как настоящий пример олигополистической твари, вступили в сговор с Бюро. Я расстроен, Роберт! – Эйс буквально прокричал последние слова и разбил кулаком окно.

– Не надо нервничать, Эван, – в кабинет вошел Валерио, держа в руках пистолет, направленный на гостя.

Эйс без раздумий уверенным шагом направился в сторону охранника.

– Стой! Я выстрелю!

– Нет, дружок, ты не выстрелишь.

Схватив руку Пасьоретти, в которой тот держал оружие, Эван потянул мужчину на себя, вложив в этот рывок практически всю свою силу, после чего свободной левой рукой воткнул нож аккурат между ребер телохранителя.

Сделав вид, будто ничего и не произошло, Эйс вытащил обойму из пистолета и бросил орудие на пол.

– Мистер Гендельман.

Роберт молчал, вжавшись в кресло.

Эван посмотрел прямо в глаза мужчины:

– Когда к вам обращаются, нужно хотя бы делать вид, что ваше внимание обращено на собеседника.

– Я…я слушаю, Эван.

– Ответьте, откуда я знал, что Валерио не выстрелит в меня?

Роберт лишь растерянно потряс головой.

– Номер один, то есть ваш покорный слуга, нужен федералам живым. Я хочу, чтобы вы поняли, мистер Гендельман: я считаю не на шаг вперед, а на несколько световых лет. И я до сих пор не могу прийти к соглашению с самим собой: вы сдали меня потому, что трусливы, или потому, что глупы? Я никогда не считал вас идиотом, Роберт.

– У меня…

– Не было выбора. И это я слышал сотни раз. Выбор есть всегда, мистер Гендельман. У вас есть все: разум, возможности, связи. Но вы пошли на поводу у людей, которые пообещали вам экономическое убежище. И ради этого вы предали друга, напарника. Убийцу. Стынет ли ваша кровь?

– Я…мне…не по себе…

– Вы не можете связать и пары слов. Паника похоронила последнее благоразумие. Аннет, девушка, которую я отпустил, которую я, быть может, полюбил, молча принимала наказание. Она смотрела в мои глаза и терпела, пока я резал ее без анестезии. Но в ее взоре я увидел больше мужества, нежели в ваших убогих потугах отвечать на мои вопросы.

Эван сел напротив Роберта.

– Знаете, у меня, наверное, осталось не так много времени, ведь совсем скоро вы уйдете в кухню и дадите отмашку ребятам из Бюро. И тогда начнется штурм. Я мог бы остановить вас, но какой в этом смысл? Наверняка, мое прибытие было засечено, и армия федеральных агентов, крепких ребят из группы захвата уже сидит под вашей дверью и ждет, когда же вы позовете их на помощь. Вы очень хотите, чтобы вас спасли. Жалкий, трясущийся банкир, отчаявшийся и беспомощный. Пройдет месяц, и вы убьете себя сами, мистер Гендельман. Это я вам гарантирую. Моя уверенность стоит на трех китах золотых правил умелого престидижитатора. Первое – бухгалтерской книгой уже занимаются люди лейтенанта Саутбриджа. Второе – деньги, которые вы держали на собственных счетах, и которые так боялись потерять, увы, утекли в оффшоры. Но третий аргумент – самый тяжелый. Совесть – тысяча свидетелей, Роберт.

Пустота разрывала изнутри мистера Гендельмана. Он надеялся, что деньги еще можно спасти. Но страх перед Эйсом…

- Эван…

– Я вас внимательно слушаю, Роберт.

– Если…если ты знал, что это ловушка…почему ты согласился?

Эван улыбнулся.

– Понимаете, мистер Гендельман, иногда в жизни любого человека появляются обстоятельства, которые он не в силах преодолеть. Каждый убитый мною человек лишался жизни в момент, когда мое сознание пребывало в состоянии абсолютного, высшего созидания. Я знал, что делаю, моя рука никогда бы не дрогнула. Но теперь я знаю, что совершил нечто такое, о чем не могу жалеть, но виню свое естество за то, что оно меня подвело. Моя мать погибла от моей руки. Ваш друг, по сей день уважаемый мною человек, профессор Персиваль Коллинс также был убит Эваном Патриком Спилнером. Это происходило не по воле вашего покорного слуги. Моя сущность бунтовала. И я промахнулся, отведя головным болям второстепенную роль. Да, и я что-то упускаю из вида, Роберт. И это та часть меня, с которой невозможно справиться. Темная энергия восполняет мой разум одиозными мотивами. Альтер-эго, как бы это странно ни звучало в контексте моей личности, оказалось еще страшнее. Оно склонно к отторжению того, что я ценю. Хотя по большому счету, это наш мир в миниатюре. Мы ставим на честь, доброту, любовь и бескорыстие. И что мы делаем в итоге? Уничтожаем наше счастье всевозможными изощренными методами. Человек обязан быть одиноким. Просто чтобы не топить скованных той же цепью близких людей. Своим ментальным уродством мы заражаем окружающих нас родственников. Folie a deux – безумие на двоих. И безумие, мистер Гендельман, заразно. Пытаясь спасти Аннет Лоутон от эфемерного попутчика, я заставил девушку убивать, скрываться от полиции, подкупать и лгать. Я растоптал самолюбие Аннет колкими замечаниями об ее бесплодии. Отправил по почте руку покойного мужа. А еще был мальчик. Эулалио. Он пытался выжить любой ценой в стране, которая выплевывает таких, как он. Я убил мать Лали, чтобы взяться за его воспитание. И теперь он – сырая копия меня. Мальчишка-мексиканец уже познал вкус убийства, богоподобное состояние вседозволенности. Понимаете, Роберт? Безумие. Заразно. Взгляните на студентов кампуса Бейтс. Они устали от бездействия, каждодневных попоек и беспробудного веселья. В них таится такой потенциал, для взрыва которого достаточно ткнуть пальцем во врага. В систему. Но система сама вышла на меня. Через прослушку, незаконную прослушку телефона. Зачем же им это понадобилось, мистер Гендельман? Все верно, ваши деньги и средства Джонатана Озерански вызвали подозрения. Кто является первой мишенью? Бухгалтер. Но все это – догадки. И если бы не один звонок Кристоферу, все закончилось бы элементарным судебным разбирательством. В игру вступили сотни агентов, погибло больше двадцати человек с момента начала охоты на «номера один». Вот оно. Настоящая пандемия. Безумие на поток, Роберт. Так почему же я не бегу? Смерть меняет все, мистер Гендельман. Она делает нас обыкновенными, безвредными телами, покоящимися на глубине двух метров. Если бы Аннет знала латынь, она непременно сказала бы вам: «Его смерть – наша жизнь». И оказалась бы права. Все, что происходит сейчас – пик. Точка кипения. Я – и есть смерть, которой заслуживаю. И ни один агент, ни один присяжный не в праве судить меня. Мое наказание – юрисдикция Господа Бога. А теперь вставайте.

- Зачем?

– Пора дать отмашку друзьям. И если вас не затруднит, включите музыку.

Роберт Гендельман жалел о своем поступке. Уже сейчас хромая совесть прожигала сердце мужчины, слова Эвана острыми иглами впились в сознание банкира. Кошмарный сон должен закончиться. Когда-нибудь он закончится. Обязательно.

Прошло тридцать секунд. Обескураженный мистер Гендельман вернулся в кабинет и медленно подошел к Эвану. Роберт плакал. Он протянул руку Эйсу, который ответил на рукопожатие.

– Прости меня…

– Я знаю, что теперь вы плачете не от страха. Я вас прощаю.

Мистер Гендельман обнял Эвана и зарыдал еще громче. Безумие, о котором говорил бывший товарищ Роберта, окутало восточное побережье, омываемое кровью.

Разбитое окно впускало в дом неистовый гул беспощадного зимнего ветра. Снежная стена разделяла на одиночества сотни обителей Льюистона, срывая атмосферу единения с умиротворенных крыш.

Входная дверь распахнулась от удара.

На полусогнутых ногах в сторону кабинета направилась группа захвата.

Эван вытащил нож и занес его над спиной Роберта.

Агенты кричали, приказывали бросить оружие, их голоса растворялись в «Лакримозе» Вольфганга Амадея Моцарта. Но Эйс аккуратно провел лезвием в области ключицы мистера Гендельмана, вынудив группу захвата открыть огонь…

Выстрел. И Эван почувствовал, каково это – быть уязвимым.

Выстрел. И сердце взвинтило обороты.

Выстрел. И ничего не стало.

Сумерки приняли в свои объятия уставшего гения. Что бы вокруг ни происходило, какое бы несчастье ни приносило с собой время, Эйс поднимал глаза к небу и радовался сиянию первой звезды. Далекого маяка. Вечного источника света, который, казалось, никогда не иссякнет…

25 января, 1974 год. Лондон

Неприветливое лондонское утро, окутавшее тяжелым туманом педантичные улицы столицы, казалось сущим пустяком в сравнении с бостонским погодным коллапсом.

Аннет не могла привыкнуть к тому, что ее окружает. Другие люди, иная атмосфера.

Лали каждое утро уходил из дома на пробежку, а по ночам он плакал. Девушка пыталась успокоить мальчика, говорила, что Эван вряд ли одобрил бы такое поведение. Но: «Миссис Лоутон, учителя больше нет. Даже если он жив, нет никаких гарантий, что он связался бы с нами. Просто потому что все это затевалось ради нашего спасения».

Аннет и сама без особого желания заводила эти разговоры. Воспоминания об Эване нередко заканчивались упаковкой антидепрессантов или вызовом скорой.

Может быть, Аннет не хватало материнских навыков. С тех пор, как они перебрались в Лондон, общение с Эулалио потеряло былое тепло, пропал трепет в отношении друг друга – людей, которых объединял Эйс.

Но каждый из них понимал – нужно жить дальше. Тем более Эван сделал все возможное, чтобы их существование оказалось простым и беззаботным. «Предсказуемое бытие. Скоро люди будут даже умирать по расписанию». Так он говорил во время одной из многочисленных бесед.

В тот злополучный день, десятого января, в Льюистоне, Эйс положил кое-что в карман девушки. Конечно, Аннет не сразу заметила листок, оставленный учителем. Но когда она прочла послание, которое больше напоминало инструкцию, сомнения отступили – Эван любил ее. Иначе он просто не сделал бы то, что сделал.

На листке, все тем же изумительным почерком, было написано:

1) Лондон. Уорфилд Стрит 12.

2) Ключи и документы в доме No.11. Спросить мистера Симэна.

3) 24 января тебе нужно явиться в отделение банка Suisse. Назовешь мое имя и передашь документы.

И не забывай: «Electa una via, non datur recursus ad alteram – избравшему один путь, не разрешается пойти по другому».

Аннет хранила это послание в ящичке прикроватной тумбы. Девушка чувствовала аромат Эвана, когда ложилась в постель.

Он снился ей, но во снах Эйс был спокоен, учтив. Обнимал ее так, как он сделал это впервые в особняке на Савин Хилл Авеню. Аннет казалось, что проще будет не спать, нежели каждую ночь переживать встречи с Эваном.

Время приближалось к полудню. Девушка направилась в кухню, чтобы приготовить обед, Лали по-прежнему не вернулся с пробежки. Чтобы разбавить тишину, Аннет включила телевизор.

«Волна протестов захлестнула Соединенные Штаты Америки. Десятки тысяч студентов отказываются посещать занятия и добиваются суда над сотрудниками Федерального Бюро Расследований, причастных к деятельности контрразведывательной программы «КОИНТЕЛПРО».

Бурная реакция последовала сразу после сообщения о том, что Бюро удалось ликвидировать так называемого «номера один» – Эвана «Эйса» Спилнера. Но никакой конкретной информации об этом случае еще не поступало. Известно лишь, что «Эйс» являлся инициатором распространения сведений о секретной программе Бюро, которая, напомним, «направлена на использование самых различных незаконных, преступных методов для дискредитации, нанесения морального, материального ущерба, а порой — и физического уничтожения честных, свободомыслящих американцев».

Массовые беспорядки вынудили правительство отправить на улицы тысячи солдат и сотни единиц бронетехники во избежание, по словам директора ФБР Кларенса Келли, гражданской войны.

Мирные жители оказываются вовлеченным в антиправительственное движение. Каждый день демонстративно сжигаются флаги Соединенных Штатов, столкновения патрульных с разъяренными студентами заканчиваются массовыми арестами. Страна погрузилась в затяжную депрессию, выхода из которой пока не предвидится».

Бюро. Удалось. Ликвидировать. Эвана. «Эйса». Спилнера. Каждое слово жалило в самое сердце. Аннет села, чтобы не потерять равновесие, голова кружилась, внутри набухал огромный ком, которой в любой момент мог подтолкнуть девушку к пропасти.

Она знала, какими методами добиваются поставленных целей в Бюро, их умение лгать не вызывало сомнений. И знала, что Эван не мог сдаться без боя. Но мысль, которую Аннет постоянно убивала таблетками, вернулась. Эйс мог решить все проблемы самым логичным путем. Умереть.

Чтобы ей и Эулалио больше ничего не угрожало.

Чтобы подтолкнуть этих студентов к сопротивлению.

Чтобы вернуть миру здравомыслие.

Возможно, его решение противоречило желаниям девушки. Но тот перфекционизм, о котором неустанно твердил Эван, требовал жертв. Пусть даже жертвой должен был стать сам учитель.

Ниспадающие горькие слезы говорили о том, что Аннет сломалась.

Никакие оправдания не могли заставить ее думать о будущем, когда даже надежда на встречу с Эваном растворилась в завихрениях безудержной печали.

Девушка подошла к окну и посмотрела на небо.

«Где бы вы ни были, Аннет, вы всегда сможете поднять глаза и увидеть небо. И вы везде будете чувствовать себя, как дома…»

Но что есть дом без любви?

25 января, 1974 год. Сидней

«В потоке дней и лет, чаруя, пусть он бодрит мечты мои, и в смертный час отдам ему я последний, нежный взор любви . Нет смысла, моя дорогая, уточнять, что эти строки принадлежат Лорду Байрону, горячо обожаемому вашим покорным слугой.

Я знаю вас, и рискну предположить, что вы либо тонете в своем снедающем унынии, либо, выбиваясь из сил, превозмогая всепоглощающую боль, стараетесь не думать о моей кончине, которую приписали мне глупцы из СиБиЭс, пошедшие на поводу очередной низкой лжи Федерального Бюро.

Я был мертв. Но теперь это не имеет значения.

Вы будете удивлены, узнав, что в этом мире еще остался свет. Явление прекрасного не утратило былой актуальности, потому к письму прилагаю пейзаж, исполненный мною буквально вчера.

И я хочу, чтобы вы знали: эстетическая нота одиночества не менее интересна и загадочна, чем, скажем, любое из полотен Босха. Вы должны научиться извлекать пользу из уединения, которым полнится отныне ваше существование. Не стремитесь вклиниться в поток вскипающий жизненной энергии. Отстройте каждую струну вашей эмоциональной составляющей так, чтобы она играла прекраснее симфоний, которые вам довелось услышать в стенах особняка вашего покорного слуги. Только тогда вы поймете, насколько близки к просветлению. Шум города, ханжеские речи – все это отдаляет нас от понимания истины. От спасения, притаившегося за каскадом горестей, пытавшихся надломить нас.

С невозможной любовью, Эван…»