5

2001 год

Среда, 19 декабря, 10:30

Инспектор решил не провожать посетителей до самого выхода: изображать радушного хозяина было некогда. Если они заблудятся, кто-нибудь подскажет им, как выбраться из этого лабиринта коридоров, покрытых безвкусным, мерзко пахнущим ковролином. Однако стоило сеньоре Эчегарай подняться с места, как все трое мужчин тоже вскочили на ноги. Эстратико устремился было следом за супругами, но Альсада остановил его жестом, однако парень так и не сел, пока те не ушли.

– Что ж, – проговорил инспектор, когда они остались наедине. – Предположим – пускай и пока чисто теоретически, – что девушка и впрямь… – Альсада прочистил горло, – пропала. Где она может быть?

– Сеньора Эчегарай упомянула, что ее сестра прервала телефонный разговор, чтобы кого-то впустить. Это было накануне вечером, примерно в девять. – Эстратико пробежал взглядом записи. – А сегодня утром, когда старшая сестра пришла проведать младшую, той дома не оказалось. Получается, у младшей было порядка… пятнадцати часов форы. Отвечая на ваш вопрос, сеньор: она может быть где угодно. Хоть в Париже.

– А еще можно с уверенностью предположить, что сеньора Эчегарай тщательно обыскала квартиру.

Она наверняка вторглась на территорию сестры без малейших колебаний, хотя на такое решаются немногие: большинству не хватает духа ступить на место преступления. И дело вовсе не в страхе обнаружить что-то ужасное – об этом редко кто задумывается. В основном люди боятся наследить, а потом оказаться в числе подозреваемых. Американские телесериалы стали здорово мешать его работе.

– Если бы она что-нибудь обнаружила, наверняка упомянула бы. Итак, мы знаем, что в какой-то момент между вчерашним вечером и сегодняшним утром, по своей воле или нет, она покинула квартиру. Адрес у нас есть?

– Кастекс 2640.

Очаровательный, но неброский квартал. Отличный вариант для обеспеченной одинокой женщины, живущей в городе, где ты мгновенно превращаешься в жертву, стоит тебе только хоть как-то продемонстрировать свое богатство.

– А сестра где живет?

– Там же.

– Они что, весь дом купили? – сострил Альсада.

– Если точнее, то квартал, сеньор. Но сейчас, видимо, квартиры пустуют, – заметил Эстратико. – Все, у кого есть деньжата, наверняка отдыхают где-нибудь в Пунте.

В Пунте? Да ладно. Эстратико наверняка и сам пару раз бывал в Пунте в летние месяцы, а может, даже играл в регби с мальчишками Эчегарай. Теперь это звучит невероятно. Вот уже три недели, как начали действовать ограничения банковских счетов – отныне с них нельзя снять больше 250 песо в неделю, причем с каждым днем на эти песо можно купить все меньше и меньше. Тем не менее некоторым счастливчикам удалось не только основательно затовариться под Рождество, но и сбежать из столичной духоты на райские пляжи. Перед глазами Альсады замелькали врезавшиеся в память кадры из новостей: репортера буквально сметает группа домохозяек, прорвавшихся в местный супермаркет, чтобы раздобыть рис, муку и фасоль. «¡Queremos comer!» – воинственно кричат они. Мы хотим есть! Преступление, порожденное отчаянием.

– Нужно выяснить, сколько у этого здания входов. И не видел ли ее кто-нибудь. Насчет сезона отпусков вы правы, но, может, кто-нибудь из соседей еще не успел уехать? К тому же в этом районе в домах должны быть камеры. И консьерж. Мне надо с ним переговорить.

– Устроим, сеньор. – Эстратико направился было к двери. – А как быть с девушкой, тело которой мы осматривали утром…

– С этим спешки нет, – перебил его Альсада.

Эстратико замер.

– У тебя удивленный вид.

– Что, прямо ничего с этим не делать?

Осторожнее, Эстратико.

– Ты хотел сказать «с ней», я прав? – Альсада глубоко вздохнул. Ему не хотелось ввязываться в перепалку – за это можно было схлопотать от комиссара. – Это довольно распространенная ошибка, особенно если опыта маловато. Я понимаю, к чему ты клонишь, и ты никогда от меня не услышишь, что одни дела важны, а другие – нет. Но нужно помнить: есть такие семьи, которые будут ежечасно названивать и спрашивать о подвижках – как правило, эти же семьи могут похвастаться друзьями в высоких кругах. А есть семьи, которые и звонить не станут, потому что даже не знают, что стряслось. Я хотел бы обойтись без всей этой нервотрепки и оправдываться за это не намерен.

– Думаете, тут и впрямь дело нечисто?

Ничего себе поворот! Вот же геморрой этот Эстратико! Единственное, что его оправдывало в глазах Альсады, – это искренняя увлеченность профессией.

– Надеюсь, нет. Такие женщины…

Паула его бы убила. Стереотипы, Хоакин, плохи не тем, что они неправильны. А тем, что правильны не до конца. Но что такое истина в его профессии? Лотерея, не больше.

– Такие женщины любят бурные вечеринки, и, возможно, гулянка потревожила кого-то из соседей или девушку задержали с запрещенными веществами, но позже отпустят под залог, а всю вину на себя возьмет парнишка, с которым она крутила шуры-муры на этой неделе. Возможно – возможно! – она долго была в завязке и сорвалась или легла делать аборт. Может, ни с того ни с сего уехала отдохнуть, никого не предупредив. Впрочем, не сообщить сестре, которая точно будет волноваться, – не знаю, как тебе, а мне такой сценарий кажется неправдоподобным. У тебя есть братья или сестры, Эстратико?

– Нет, сеньор. – Помощник комиссара поспешно сменил тему: – А когда нам показали фотографию, у вас не возникло ощущения, что где-то вы эту девушку уже видели?

Видимо, у кого-то не самые лучшие отношения с родней.

– Эстратико.

– Да, сеньор!

– Не стоит думать, будто я не понимаю, к чему ты ведешь.

– Что, сеньор?

– Сколько людей живет в Буэнос-Айресе?

– Три миллиона? – предположил Эстратико.

– Два миллиона восемьсот тысяч. Но можно и до трех округлить. Как по-твоему, сколько среди них женщин в возрасте двадцати пяти – тридцати пяти лет?

– Тысяч двести?

– Великолепно. Весьма точное предположение. Итак, двести тысяч. Сколько среди них темноволосых и, скажем так, симпатичных?

– Я вас понял, инспектор.

– Что-то сомневаюсь.

– Просто хотелось узнать…

– Само собой, твое замечание было абсолютно невинным. Как и вопрос об особых приметах, помнишь? Включи голову, – Альсада выразительно постучал себя по виску указательным пальцем, – пока в ней не зародились какие-нибудь безумные теории. И пока их никто не услышал. Наследница Эчегарай в мусорном баке. Только этого нам не хватало. Нет уж. Во всяком случае, пока мы не найдем что-то, хотя бы напоминающее факт. – Он вдруг поймал себя на том, что изъясняется совсем как комиссар Галанте: – Я рассчитываю на твою осмотрительность. Мы поняли друг друга?

– Да, сеньор. Я просто подумал: вот было бы здорово, если бы женщина, которую мы видели утром, и оказалась той самой пропавшей сестрой.

– Здорово? Здорово?! – Альсада задохнулся от возмущения. – Здорово было бы, если бы утро не началось с трупа в мусорном баке! На помойке! «Здорово», ну ты и сказанул!

Эстратико испуганно замер.

– Отправляйся в Кастекс, – рявкнул Альсада. – Видеть тебя не желаю, пока не разыщешь консьержа. А между делом поглядишь на квартиру. С соседями пообщайся и все такое.

– Один? – переспросил помощник комиссара со смесью ужаса и гордости в голосе.

– Да, Эстратико, один. Уверен: ты и без меня справишься – квартира ведь пуста. А когда вернешься, составь мне список всех висяков с неопознанными жертвами по городу – нет, лучше по всему Большому Буэнос-Айресу.

– Но, сеньор, их очень много…

Пора поставить мальчишку на место.

– Именно. И проверь каждый, чтобы убедиться, что жертвой не является Норма…

– Эчегарай? – не утерпел Эстратико.

– Что ты сказал?

– Есть, сеньор.

Так-то лучше.

– И с документами Долорес разберись, ладно? Ей уже давно пора домой. – Тут Альсаду посетила другая мысль: – А заодно попроси ее сегодня не выходить на, хм, работу.

Загрузка...