Глава 8. Чёрная дыра

Мы все жертвы тех, кто сам в своё время оказался жертвой.

Вероятно, родители не могли научить нас тому, чего не знали сами.

Если ваши мать или отец не умели любить себя, то, конечно, не смогли научить этому и вас. Они старались как могли и поступали так, как их самих учили в детстве.

Луиза Хей

Прежде чем продолжить погружаться вместе со мной в пучину детских травм и страхов, предлагаю тебе, дорогой читатель, подумать вот о чём: кто и как воспитывал наших родителей?

Возьмём мой пример: мамин отец, сын бедного казака с Поволжья, чьё детство прошло в крайней нужде, в восемнадцать лет попал на фронт. Я даже представить не могу, что произошло бы с моей психикой, если бы в восемнадцать лет я увидел, как горят города, как гибнут мои товарищи. Не могу представить, что бы чувствовал, если мне, как и деду, пришлось в одиночку преследовать взвод немцев, чтобы, догнав, убить их всех1. Или папин отец, которого в восьмилетнем возрасте советская власть лишила семьи. Или мамина мать, которая научилась с малых лет скрывать своё еврейское происхождение и наглухо прятать эмоции, понимая, что, раскрывшись, можно лишиться жизни и поставить под угрозу жизнь самых близких людей.

Одно я знаю наверняка: все они хотели лучшего своим детям. Именно страх за их будущее и неуверенность в себе заставляли применять насилие в воспитании – лишь бы дети не повторили их ошибок и не сбились с «истинного пути».

Сейчас, в свои сорок четыре года, я убеждён, что мы сами выбираем себе родителей, когда решаем воплотиться в человеческом теле для земной жизни. А раз так, то это значит, что всё происходившее со мной – это мой собственный выбор. И думаю о том, что выбрал своих родителей потому, что увидел – мы сможем помочь друг другу стать лучше.

Есть такая теория, в которую я верю: до трёх лет все мы помним, кто мы и зачем пришли в этот мир. После трёх лет забываем. И весь наш дальнейший путь – это результат выбора, который мы совершаем ежедневно по несколько раз. Мелкие решения складываются в устойчивые правила, правила формируют наши принципы, принципы перерастают в убеждения. И вот так, шаг за шагом, мы либо остаёмся собой, либо всё больше от себя отдаляемся. Путь от себя – это дорога в ад. Путь к себе – дорога в рай. Рай и ад – они здесь, на земле. Место, где мы живем – в раю или в аду, – есть не что иное, как результат нашего выбора.

В первые десять лет жизни моей безусловной любви не хватило, чтобы помочь родителям справиться с неверным восприятием самих себя. И случилось то, что должно было случиться.

Я проснулся ночью от шума в коридоре. Отец поздно вернулся, маме это не понравилось, и она устроила скандал. Слово за слово началась потасовка. Отец, безусловно, был физически сильнее мамы. Накопленные взаимные обиды ждали своего момента для выхода, и вот он настал. Отец в ярости стал бить маму.

– Дима, помоги! Дима! – звала меня мама.

Страх, ужас, боль, чувство бессилия – всё смешалось внутри меня в этот момент.

Я не мог пошевелиться. Спрятавшись с головой под одеялом, я слушал мамины крики о помощи и, вцепившись зубами в подушку, беззвучно рыдал, ненавидя себя за трусость.

Через какое-то время крики в коридоре стихли. И я обессиленный уснул, обмочившись в ту ночь. Проснувшись рано утром, быстро оделся и побежал в сарай. Почистил стойло у коровы, накормил всю живность. Вернувшись в дом, застал маму на кухне. С красными от слёз глазами и кровоподтёком на лице она готовила завтрак.

– Дима, я тебя ночью звала. Почему ты не вышел?

– Звала? Я не слышал, мам. А что случилось? – произнёс я неестественным голосом. Чувствуя, как от этого вранья чёрная, мерзкая муть забурлила внутри меня.

– Да так, ничего, с отцом поругались. Видишь? – показывая мне своё лицо, сказала мама.

Я быстро переоделся и, не завтракая, чтобы не столкнуться с отцом, побежал в школу.

Всю дорогу к школе я проревел, пытаясь найти себе оправдание и облегчить боль, но облегчение не приходило. «Как я мог оказаться таким трусом?! Не защитил маму – самого близкого человека! Маму, которая всегда заботится обо мне, когда я болею, жалеет, когда мне плохо. Укрывает меня перед сном своими заботливыми руками. Встаёт между мной и отцом в моменты, когда он бывает особенно жесток. А когда помощь понадобилась ей, я струсил. Я ничтожество! Ненавижу себя! Мама, мамочка! Любимая, прости меня!» – рыдал я.

Весь день в школе я не находил себе покоя. Пытаясь отыскать хоть какую-то зацепку для своего оправдания, я рассказал об этой истории нескольким друзьям из неблагополучных семей. У каждого такого друга случались похожие истории – когда папа, обычно пьяный, пытался бить маму. И все мои друзья, такие же десятилетние пацаны, бросались на защиту своих матерей. Кто вцеплялся зубами, кто пытался бить кочергой, кто просто вставал между разъярённым отцом и матерью. И только один я трусливо дрожал и ревел под одеялом.

К концу дня я окончательно убедился в том, что я – конченый человек.

Это осознание раздавило меня. Яд презрения к самому себе стал медленно проникать в каждую клетку организма и разъедать огромную чёрную дыру внутри.

Загрузка...