Покров-17

Глава третья

Из книги Андрея Тихонова «На Калужский большак»

21 декабря 1941 года, деревня Пожарки

– Командиры взводов, построить личный состав! – раздалось откуда-то из глубины деревни, там, где стоял штаб.

– Первый взвод, ста-а-ановись! – крикнул лейтенант Старцев, вставая от костра и оправляя шинель.

– Второй взвод, ста-а-ановись! – подхватил командир у дальнего костра.

– Третий взвод… – прокричали издалека.

Бойцы поднимались, отряхивали снег с коленей, оправляли ремни, затягивали вещмешки.

Они построились рядом – Селиванов, Пантелеев, Игнатюк, Максимов и остальные. Сержант Громов осмотрел их, тревожно огляделся, тоже встал.

Из темноты к ним выходили две фигуры, обе невысокие, в серых шинелях. Лейтенант Старцев еще раз оправился, набрал воздуха, выкатил грудь колесом, рявкнул:

– Смир-р-рно! Равнение напра-во!

Все три роты, весь стрелковый батальон 837-го полка строился на окраине деревни. С другого края Пожарок уже стягивались на построение бойцы второго батальона.

Было ощущение чего-то важного.

– Наступать будем, – перешептывались бойцы. – Вон, всех строят…

– В ночи, да по морозу! Немец будет драпать, только яйца звенели!

– Смотри, сам себе личный предмет не отморозь!

– Уж это обижаете, братцы…

Шли в темноте, полями, по кромке леса, обходя большие дороги, проваливаясь по колено в сугробы. Шли тяжело и медленно, все время останавливаясь, чтобы обождать остальных и не растягиваться слишком; но настроение у бойцов было приподнятое. Казалось, что бой будет легким, и все к этому вело, несмотря на всю серьезность дела.

После построения стало ясно, что дело и впрямь серьезное. Полку поставлена боевая задача этой ночью занять Недельное.

830-й полк еще не подошел, было решено атаковать главными силами дивизии – бойцами 837-го и 843-го полков. Комдив Груданов поставил задачу действовать решительно и без промедления. Скрытно выдвинуться к селу, обойдя стороной деревни Алешково, Григорьевское и Кожухово. Затем 837-й полк должен обойти Недельное слева, а 843-й полк развернется для атаки с южного направления.

Войти в Недельное, пока гитлеровцы располагаются на ночлег, создать панику и уничтожить врага.

Ударную группу усилили лыжниками с автоматами: глядя, как лихо они скользят по снегу, Селиванов пожалел, что он не с ними, да и каждый, наверное, жалел. Ноги в валенках быстро уставали месить сугробы, немели, промокали – но силы надо было беречь, силы им сегодня понадобятся.

– Скорей бы уже к деревне выйти, – вздохнул Пантелеев.

– Что уж поделаешь, такое наше дело, пехоты, мы ногами воюем, – попытался подбодрить его Игнатюк. – Слышь, Селиванов, а ты в своих тетрадках про нас напишешь, как мы тут по этому снегу пехом мучались?

– Напишу, – улыбнулся Селиванов.

– А напиши, что Игнатюк себе бубенцы отморозил! – сказал Пантелеев, хихикнув.

– Иди ты! – прикрикнул Игнатюк. – Не устали бы ноги, пенделя б отвесил…

– Потише, бойцы, – послышался сзади голос сержанта Громова. – Немцам будем сейчас пенделей давать. Вон там уже огоньки появились…

Действительно, вдалеке, за темным силуэтом леса, еле заметно мерцали огоньки.

– Минут сорок ходу до Недельного, – сказал Громов.

Их нагнал, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, лейтенант Старцев. Полы его шинели волочились по снегу.

– Близко уже, – сказал он. – Громов, твоим бойцам задача ясна?

– Так точно, трищ лейтенант.

Старцев хмуро кивнул, огляделся назад: бойцы растянулись длинной колонной вдоль леса, и не было видно им конца. Потом посмотрел вперед.

– В авангарде остановились. Давайте тоже передохнем, остальных подождем – опять растянулись.

Бойцы уселись в снег, выдыхая, снимая шапки и утирая вспотевшие лбы.

– Повоюем сейчас, – улыбнулся Игнатюк.

Повоюем, подумал Селиванов, повоюем. Он поймал себя на мысли, что ему даже ни капельки не страшно. Ему вообще было не особо-то страшно, а сейчас – совсем.

Он понимал, что сегодня немцы будут бояться. Что это они – Селиванов, Игнатюк, Пантелеев, и все отделение, и весь полк – будут сегодня их ночным кошмаром. Сегодня они сами станут страхом.

Ему нравилось думать об этом.

Он вспомнил свой первый бой. В сентябре, под Калугой. Вот тогда было по-настоящему страшно. Во второй тоже, и в третий, и четвертый – да что говорить, на войне всегда страшно, но со временем это притупляется, и в какой-то момент страх становится не помехой, не преградой неодолимой, а помощником. Чем-то вроде часов на руке, или столбика термометра, или компаса. Страх показывает, где опасность и как уберечь себя. Главное – не дать ему сожрать себя целиком, потому что если ты перестанешь контролировать страх, из помощника он превратится в твоего убийцу.